Текст книги "Оленька, или Будем посмотреть, Париж!"
Автор книги: Владимир Айтуганов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
– У нас Любовь была. Родство душ… Единение…
– Так может с другой куда теснее будет! На Земле живет семь миллиардов человек, половина из них – женщины!
– А тянет к одной…
Толстый чокнулся своей стопкой о стопку Тонкого, залпом выпил:
– Ты стал более опытным, пережил много, значит, поумнел. Для секса это тоже важно. Надо отвыкнуть от той женщины, не ныть и не канючить. Дороги назад нет, только вперед! Ты должен быть счастлив!
– Кто бы говорил! – Тонкий тоже выпил. – Я сам утешал друзей в подобных ситуациях, говорил похожие слова, хлопал по плечу, наливал водку в стакан… Как сам-то?
– Другим советовать проще… Жена мне изменяла, потому что богатого искала. Я не плох, но всегда ищут лучшего, в идеале – американца! Говорят, что женщина уходит “от”, а мужчина “к”…
Ашот заметил на столике, за которым сидел Ульянов, блюдечко с несколькими евро за кофе. Жалко, не попрощались. Мастер – человек тактичный: ушел тихо, не хотел мешать работе.
– …Ребенок остался, но обойдется без папаши. Жена-стерва пусть одна крутится… Денег с меня шиш получит! – Толстый для убедительности погрозил мясистым кукишем куда-то в сторону. – Я теперь свободен, готов начать новую жизнь!
Ансамбль урезал на полную громкость “Бамболео” – беспроигрышный номер. Поевший и выпивший народ подхватил дам и бросился танцевать.
Ловелас Гарик прижал пышнотелую руководительницу группы и повел ее а-ля танго, русские туристы с посвистом отбивали чечетку в центре зала, платиновая проститутка томно прильнула к серьезному армянину, Зураб допил водку и вышел – не любил шум и грохот кабацкой музыки.
– …Когда в сортире сидела, кряхтенье на всю квартиру разносилось, – язык у Толстого заплетался.
– В десятку! Моя так громко пукала – через коридор слышно…
Оба невесело рассмеялись.
– Дорогие гости, извините, вам больше наливать не могу – распоряжение начальства. Вы сидите в баре с утра, устали, время позднее…
– Ладно, Ашот, понимаем… Ты думаешь, мы перепили… Заканчиваем… – мужиков явно “штормило”.
Оба “дожали” последние капли из графинчиков в стопки.
– Одно часто вспоминается, – вздохнул Тонкий, – родинка у нее на попе…
– Слева? Справа?
– Слева…
– И у моей жены слева…
Чокнулись, выпили и, пошатываясь, направились к выходу.
– Идиоты, – пробурчал Ашот себе под нос, – ничего не соображают…
20. Ночной таксист
Ночью удобно припарковывать машину на перекрестке Авеню Марсо, Рю Галилея и Рю Эйлера. Рядом – Елисейские поля, площадь Звезды, главные парижские авеню, которые лучами расходятся от Триумфальной арки. Далхан ставил свое такси в развилке, уткнувшись в тротуар, и засыпал в ожидании вызова.
По звонку из диспетчерской он срывался и ехал прямо на Елисейские поля, или налево по Рю Галилея в сторону Конкорда, или направо по Рю Эйлера к мосту Альма, Сене и на другой берег, или разворачивался и по Авеню Марсо ехал мимо Арки в сторону окружного шоссе Перефирик, модного района Дефанс, бедного Клиши или Аэропорта Шарля де Голля.
Пассажиров хватало, а выспаться никогда не удавалось. Такси Далхан водил по ночам, днем работал на стройке, от недосыпания голова часто болела и кружилась. Раньше помогали сигареты и кофе, но последние месяцы в горле саднило и жгло, поэтому Далхан бросил курить.
Сердце тоже сильно стучало после каждой чашки эспрессо, пришлось отказаться и от кофе, а чай не помогал справиться с сонливостью.
– Старею, – решил Далхан.
…В воздухе кружились снежинки и мягко опускались на тротуары, деревья, машины и тенты закрытых кафе. Фонари горели желтым уютным светом и создавали доброе настроение.
Далхан дремал, откинувшись на спинку кресла. Мотор он выключил, чтобы экономить бензин, холода в салоне не боялся: что такое ноль градусов в Париже по сравнению с зимой в Чеченских горах?
По радио раздался голос диспетчера: надо забрать пассажира с соседней улицы. Далхан был ближе других таксистов к указанному адресу – всего один дом, он откликнулся, что будет на месте через пять минут.
Из подъезда респектабельного дома вышли мужчина и женщина. Оба – светловолосые (“Не французы, – подумал Далхан, – Англичане? Американцы?”), мужчина в берете, женщина с непокрытой головой, симпатичная. Женщина держала в руке букет красных роз, которые на фоне черной накидки и падающего снега выглядели торжественно и немного трагично.
Мужчина открыл дверцу машины, поцеловал женщину, по-русски сказал: “Позвони”, помог ей устроиться и закрыл дверцу. Женщина назвала свой адрес в районе Клиши и послала мужчине на прощание воздушный поцелуй. Далхан ввел адрес в навигатор и тронулся. В зеркало заднего вида заметил, как мужчина что-то сфотографировал мобильным телефоном.
Чтобы выехать на Авеню Великой армии, пришлось сделать крюк по Рю Бассано и выехать опять на Авеню Марсо. Остановившись на красном сигнале светофора, он увидел мужчину, который только что провожал женщину. Мужчина опять что-то сфотографировал и помахал рукой женщине.
– Que fait-il? Что он делает? – удивился Далхан.
– Фотографирует номер Вашей машины и Вас.
– Зачем?
– На всякий случай… Беспокоится, чтобы со мной ничего не случилось.
Остальную дорогу ехали молча.
Так получилось, что за неделю Далхан еще дважды отвозил женщину с очередным букетом красных роз.
Мужчина, конечно, запомнил машину Далхана, но продолжал фотографировать. Женщина, наоборот, не узнавала такси и водителя, ехала как будто впервые. Взрослые люди, они выглядели счастливыми влюбленными, расставались в два, три или четыре часа ночи, мужчина по-прежнему выходил к светофору, чтобы помахать ей на дорогу.
Далхан говорил с женщиной редко, всего пара слов и то по-французски. Скрывал, что знает русский язык: непонятно, какое у нее отношение к чеченцам после двух войн и террористических актов в Москве и других городах.
Женщина ему нравилась: интеллигентная, улыбчивая, красивая. Он догадался, вернее, подслушал телефонный разговор, почему женщина должна уезжать от мужчины: дома у нее был ребенок и, кто знает, вероятно, муж.
Месяц или полтора вызовов на тот адрес не было, Далхан почти забыл про симпатичную пассажирку и ее мужчину-фотографа, вспоминал, если приходилось парковаться в том же месте на перекрестке Авеню Марсо.
Скоро на Далхана навалились непомерным грузом свои заботы: врачи обнаружили у него рак горла.
Денег на операцию собрать не смог: родственники и близкие друзья-чеченцы – люди небогатые, а к состоятельным землякам обращаться не хотел: “как чеченец чеченца” оберут потом до нитки или попадешь к ним в кабалу до конца жизни.
Далхан пробовал получить от государства медицинскую страховку для малоимущих. По совету знакомых нанял в помощь адвоката-лезгина, молодого и недорогого, получившего образование в Сорбонне, но французская бюрократия невыносимо затягивала решение вопроса.
Молодая жена (Далхан взял девушку из соседнего аула, когда ему было за сорок) плохо переживала эмиграцию и бедственное финансовое положение: из своих скромных заработков Далхан помогал престарелым родителям и младшей сестре с четырьмя детьми, вкалывал день и ночь, но денег все равно не хватало. Своих детей у него с женой не было, что-то не срабатывало…
Под невеселые мысли Далхан получил заказ от диспетчера.
Он сразу узнал женщину и мужчину. У женщины в руках опять пламенел букет роз. Мужчина как всегда сфотографировал номер машины телефоном и помахал рукой от светофора. Женщина была рассеяна, сказала: “Bonsoir!”, но задумалась и не назвала адрес. Далхан отвез ее, куда и раньше. Женщина ничего не заметила, расплатилась и вышла.
Медицинскую страховку с помощью адвоката удалось оформить, операцию назначили через три месяца. За это время здоровье окончательно пошатнулось: острая боль в горле, головокружение, высокое давление, повышенный холестерин…
Супружеские обязанности Далхан не мог выполнять уже давно. Болезнь, перегрузки на работе в такси и на стройке, постоянное недосыпание и нервные стрессы сказались самым подлым образом.
Для мужчины-кавказца такой позор невыносим. Далхан поговорил с женой, предложил развестись – она еще молодая женщина, может встретить другого мужчину и родить ребенка, о котором всегда мечтала, а Далхан будет доживать свои дни в одиночестве.
Жена поплакала, собрала вещи и уехала на автобусе к двоюродной сестре в Голландию, где многие чеченцы получили политическое убежище.
…Далхан откликнулся на вызов сонного диспетчера – знакомый адрес возле Авеню Марсо.
На глазах женщины блестели слезы, букет был без пластиковой обертки. Мужчина хмурился. Они не поцеловались, прощаясь, мужчина как всегда сфотографировал номер машины, у светофора стоял, подняв воротник и засунув руки в карманы черного пальто.
Всю дорогу женщина тихонько плакала, вытирая слезы платочком.
– Что случилось? Что он ей сделал? Хорошая женщина, красивая, вежливая… – думал Далхан. – На таких женщинах надо сразу жениться и не раздумывать. Эх, у меня проблемы…
Далхану сделали операцию – удалили раковую опухоль из горла, долго пичкали химией и рентгеном – Далхан чуть не умер. Он вернулся к жизни исхудавший и ослабевший, с замедленной речью и нетвердой походкой. О жене ничего не слышал, родителей социальные службы поместили в Дом престарелых.
Продолжать работу в такси не мог: опасно для жизни – своей и пассажиров. Далхан перешел работать на стройку, но и там возникли неразрешимые проблемы: врач запретил поднимать грузы свыше десяти киллограмм. А что такое десять кг? Ведро краски или шпаклевки больше весит.
В поисках хоть какого-то заработка Далхан вставлял дверные замки, менял водопроводные краны, устанавливал электрические розетки.
…Рано утром ему позвонила хорошая заказчица, которой он делал много всего, и предложила работу на два дня в квартире у подруги – требовался косметический ремонт, мелкая починка и благоустройство. Пятьдесят евро в день наличными – больше подруга платить не могла. Далхан, конечно, согласился, торговаться не приходилось.
Злата описала сложную ситуацию в доме, где предстояло работать: недавно у подруги был тяжелый нервный срыв, на его фоне обострились рецидивы давней африканской болезни, в результате интенсивных процедур и лекарств подруга потеряла зрение, от переживаний у нее случился припадок эпилепсии и законный муж сдал беднягу в сумасшедший дом. Друзья помогли женщине вернуться, вопреки попыткам мужа оставить ее там навечно, нашли сиделку-компаньонку в обмен на проживание и небольшую компенсацию. Задача Далхана – быстро привести квартиру в порядок и жилой вид.
Далхан прихватил основные инструменты, кисти, валики для краски, набор гвоздей и шурупов. Если понадобится что-то еще, а это наверняка произойдет, купит в магазине или подвезет на следующий день.
Злата постучала в дверь, сказала: “Это – мы!” и открыла дверь своим ключом. В пыльной гостинной с посеревшими обоями и грязным полом сидела на стуле, положив руки на колени, женщина. “Женщина с розами”, которую Далхан отвозил по ночам. Похудевшая, неухоженная, с усталым измученным лицом и темными кругами вокруг невидящих глаз.
Злата представила Далхана и занялась женщиной, Оленькой, а Далхан начал осмотр “фронта работ”. Квартира была в запущенном состоянии: в ней давно никто не жил, не убирался, многие выключатели не работали, оконные рамы плохо закрывались, краска на потолке и по углам шелушилась, водопроводные краны подтекали, дверной звонок болтался на одном проводке, половина лампочек перегорела. “За два дня не управиться, – объявил он Злате, – нужно пять дней, не меньше”.
Злата поговорила с женщиной, объяснила ситуацию и та согласилась.
Далхан приезжал рано утром, уезжал поздно вечером, когда появлялась Злата с продуктами для ужина. Днем Оленька пыталась что-то делать, помогать Далхану, но толку от нее было мало. Ей часто звонили друзья, подруги, старались поддержать и ободрить.
Оленькиного сына муж забрал к себе, использовал для давления на жену. Она страдала от разлуки с ребенком, плакала, но вернуть его пока не было никакой возможности.
Выяснилось, что муж вывез почти все ее носильные вещи, украшения, посуду, кухонные приборы, постельное белье, даже пылесос, швабру и мусорное ведро.
Злата вырывалась с работы, возила Оленьку по магазинам, покупала самое необходимое, готовила еду на три дня, мыла ее в ванне, причесывала, отвлекала разговорами от грустных мыслей и переживаний.
Далхана Оленька не узнала: видеть не могла, а после операции голос у него изменился. По-русски они никогда прежде не разговаривали, в такси обменивались короткими фразами из двух-трех слов на французском.
С ремонтом Далхан старался: делал больше, чем договаривались, дополнительной оплаты не просил. Оленька ему очень нравилась, вызывала сочувствие и жалость своей несчастной судьбой.
Злате позвонила женщина, которая обещала сидеть с Оленькой, сказала, что нашла другую, более выгодную работу. Злата расстроилась до отчаяния: быстро найти замену, надежную и честную, с хорошими рекомендациями, крайне трудно, почти нереально.
Далхан, смущаясь, предложил свои услуги: ему давно хотелось убежать из квартиры, где он жил с земляками (восемнадцать человек в трех комнатах с одной ванной и туалетом). На Злату он работал больше года, дорожил репутацией честного и скромного человека, был готов защитить Оленьку, если понадобится.
Злата с Оленькой посовещались и решили попробовать. Обговорили с Далханом детали ухода за Оленькой, питания, порядок проживания, что можно и что нельзя. В тот же день Далхан собрал свои нехитрые пожитки и перебрался из “Общежития имени Джохара Дудаева” в Оленькину трехкомнатную квартиру.
Прошла неделя испытательного срока. Оленька была искренне довольна: Далхан починил все поломки, покрасил и подновил потолки и стены, купил кафель, чтобы переложить плитку в ванной, ходил в магазины и на рынок, готовил кавказские блюда со специями и свежей зеленью, был тактичен и вежлив, не мешал Оленьке мыться и умываться, стирал белье в прачечной, убирался в доме. “Не мужчина, а Облако в штанах”, – шутили между собой подруги.
Быт Оленьки налаживался, и Злата вернулась к себе на юг – надо работать на вилле, готовиться к летнему сезону.
Не успела Злата распаковать после приезда чемодан, как ей в панике позвонила Оленька: Далхан приставал, она его оттолкнула, он ушел неизвестно куда, она боится, что Далхан ее зарежет, как необузданный кавказец, которому отказала женщина в его похотливых домогательствах.
Злата тут же перезвонила Далхану. Он сидел на скамейке в парке, клял себя, не мог понять, что на него нашло, признался, что с женой у него давно ничего не получалось, что он ценит новую работу, уважает Оленьку, сочувствует ей и жалеет.
Злата убедила его позвонить Оленьке и пойти извиниться лично. С нетерпением ждала звонка час, два, наконец, встревоженная, позвонила сама. Оленька и Далхан мирно ужинали, разговаривали, шутили и смеялись. У Златы отлегло от сердца: все же это она привела темпераментного чеченца к слепой подруге.
Далхан не тяготился своим положением сиделки, брата милосердия и компаньона, не видел ничего унизительного для мужского достоинства ухаживать за больной женщиной. Скоро он профессионально управлялся на кухне, ловко орудовал шваброй и пылесосом, читал вслух русские книги, выводил Оленьку в парк на свежий воздух.
На прогулке Оленька опиралась на его руку, и Далхан чувствовал себя гордым и значительным: серьезный мужчина ведет под руку красивую женщину.
Для выходов с Оленькой он долго и тщательно брился, надевал костюм и белую рубашку, повязывал галстук: а вдруг их случайно увидит кто-то из знакомых – надо выглядеть достойно, не как простой маляр или штукатур.
Прошел месяц, Оленька успокоилась, привыкла к присутствию Далхана, его размеренной походке на прогулках, забавному кавказскому акценту при чтении, и однажды после вечернего чая с баранками и пряниками задержала его руку в своей…
Мужская сила вернулась к Далхану от одного легкого прикосновения. Удивляться было некогда, он отнес Оленьку на руках в спальню, забыв про наставления врачей. Уснули они, обнявшись, под утро…
Далхан полюбил слепую, беззащитную и беспомощную Оленьку. Полюбил страстно, восторженно, благоговейно, как любят только раз в жизни. Называл ее “нежным цветком”, “белой лилией”, а себя – “диким горцем”.
Иногда вспоминал мужчину в берете, Авеню Марсо, гнал от себя эти мучительные картины, Оленьке ничего не рассказывал, ни о чем не спрашивал.
Оленька живо интересовалась Чечней, нравами и обычаями этой крохотной республики. Далхан с юмором описывал свой забытый Аллахом аул, родственников и односельчан, их упрямство и несгибаемый характер.
Однажды на прогулке в парке Оленька разоткровенничалась. Раньше ей приходилось много подрабатывать гидом-экскурсоводом, водить туристов из бывшего Союза по Парижу и окрестностям. Самые выгодные – индивидуальные туристы или семьи: с ними меньше вопросов и проблем, а деньги хорошие.
На заре экскурсоводческой карьеры туристическое агенство предложило ей провести экскурсию по Версалю для трех человек: на машине туда и обратно. Туристы выбрали Оленьку по фотографии со стенда “Наши гиды” в приемной.
Оленька охотно согласилась: наработанная тема, ехать всего полчаса в один конец, если не будет пробок на обратной дороге, то можно успеть вечером на концерт к подруге в Мэрии Восьмого района, надо только заскочить домой переодеться.
…К агенству подъехал большой мерседес с тремя кавказцами в черных кожанных куртках, джинсах, с золотыми цепями и браслетами. Аварцы из Махачкалы, приехавшие по бизнесу, как Оленька выяснила, устроившись рядом с водителем на переднем сиденьи.
О богатой истории Парижа, его знаменитых площадях и дворцах туристы слушали невнимательно, переговаривались на своем цокающем языке.
Выехали из города, Оленька начала красочную историю закладки и строительства Версальского дворца, когда машина почему-то свернула с шоссе на местную дорогу, а потом на грунтовый проселок. Оленька забеспокоилась, спросила, в чем дело. Сказали, что водителю надо по нужде, не может терпеть: почки больные.
Машина остановилась в глухом перелеске.
– Выхады, мы тыбя насыловать!
Оленькино сердце сжалось от щемящего страха.
– Лучшэ нэ сапратывляйся, тогда быт нэ будэм и обыратно в Парыж прывызом!
Водитель расстегнул ширинку и достал оттуда напрягшийся член, татуированный тиграми и драконами. Двое других вышли из машины, ухмыляясь, открыли дверцу с Оленькиной стороны.
Лоб и ладони Оленьки покрылись капельками противного холодного пота: опять наваливается мучительный кошмар с избиением, болью и унижением, кошмар, который надолго продлится венерическими заболеваниями, психозами и истериками…
– Тронете меня хоть пальцем – мой мужчина-чеченец найдет вас и убьет, затем отыщет ваши семьи и всех вырежет!
Оленька отчаянно врала, но распаленные кавказцы замерли. Если бы она сказала: “Корсиканец” или “Сицилиец”, они бы не поверили, жестоко избили за вранье и изнасиловали, но мужчина-чеченец произвел сильное впечатление. Злобно жестикулируя, аварцы перекинулись между собой парой гортанных слов, выкинули Оленьку из машины и уехали.
– Так чеченец однажды спас меня, – Оленька нежно погладила Далхана по волосам.
…Они спали вместе неделю, когда ночью, посреди объятий, переплетений тел, рук и ног, Далхан предложил Оленьке выйти за него замуж.
Оленька вскрикнула и неожиданно включила лампу на прикроватной тумбочке. На Далхана смотрели широко открытые видящие глаза!
– Далхан… Такси?…
Он кивнул.
Оленька молчала, смотрела вокруг, словно заново родившись, накинула халат, прошлась по квартире, вернулась в спальню, поплотнее запахнулась, присела на угол кровати. Далхан скрестил руки на груди, ждал, откинувшись на подушки и прикрывшись одеялом по пояс.
– Я люблю другого…
Далхан собрал вещи и вернулся в чеченское общежитие.
21. Жучка
Оленька ее не сразу узнала: копна рыжих волос, обтягивающая кофточка с супер-глубоким декольте, короткая до неприличия мини-юбка:
– Олёк?…
Олёк немного смутилась, но быстро овладела собой:
– Привет, привет!
– Как тебя занесло в нашу глухомань?
Действительно, салон, где Оленька обычно делала маникюр перед ответственной встречей или совещанием, располагался возле кольцевой дороги Перифирик, на границе с дешевым арабским кварталом и муниципальным жилым комплексом для малоимущих.
В этом салоне Оленька наводила себе красоту по бедности: маникюр стоил всего пять евро плюс евро чаевые.
После рождения дочки Оленька три месяца провела дома, ночами работала как могла по интернету, чтобы ее не выгнали из агентства. С большим трудом удалось выцарапать маму из Москвы – стало намного легче управляться с двумя детьми, но денег требовалось все больше и больше…
А где их взять?
Утром ей предстояло показывать заказчикам планы квартир, варианты отделки, финансовые документы, поэтому требовалось привести руки в порядок. Она заскочила в салон перед самым закрытием, надеясь, что, мадам Хуанг не откажет давней клиентке.
Какого же было ее удивление, когда в экзотической птичке она узнала давнюю подругу, одетую словно на бал-маскарад или как актриса Мулен Руж. Олёк обитала со своим Жоржем в роскошной квартире около Лувра и встретить ее в дешевой китайской парикмахерской – просто в голове не укладывалось!
Вокруг Олька суетились пять китаянок – весь личный состав салона: две делали маникюр, две педикюр, одна взбивала и поправляла огненно-рыжий парик.
Оленька присела в соседнее кресло:
– Олёк, какими судьбами в нашем захолустье?
Видно было как Олёк напряглась, а потом выпалила:
– Жоржик, скупердяй французский, урезал прожиточный минимум!
– С чего бы это?
– Не нравятся ему, видите ли, некоторые мои знакомства…
– И что теперь?
– Мне бабки нужны! Спешу на работу…
– Куда? В такой час?
– Ты что, совсем дура?
Оленька недоумевающе рассматривала подругу: в двенадцатом часу ночи так одеваются только…
– Да-да, на панель, вернее в кабак на Пигаль, если там не получится – пройдусь по бульвару Клиши…
– Олёк, как же так? – Оленька обескураженно хлопала глазами. – Ты же институт закончила, мы с тобой близкие подруги…
– Перестань слюни распускать и читать нотации! Я тебе ясно сказала: “Мне нужны бабки!” Сегодня! Сейчас! Где я их еще могу достать?
– Я займу тебе!
– Тебе двоих детей теперь кормить надо! Поздравляю, кстати, с рождением дочери! Извини, что не получалось раньше поздравить в более приличном месте и форме.
– Спасибо за поздравление! Моя мама приехала из Москвы сидеть с дочкой, а я уже вышла в агентство на полный рабочий день. Олёк, если у меня не хватит денег помочь тебе, я найду, спрошу у друзей, знакомых…
– Не суетись. Столько у тебя нет, никогда не было и не будет. Чтобы меня “спасти” попросишь у богатой московской подруги? Ты ей уже столько должна, что никогда не вернешь – в жизнь не заработать! Одним и тем же маршрутом ходишь: берешь деньги у одного знакомого, чтобы вернуть другому.
– Я сама хорошо зарабатываю! – возмутилась Оленька.
– Весь Париж в курсе твоих займов-перезаймов! Еще и врать научилась, что босс месяцами не платит, из квартиры тебя выселяют, мебель описывают, телефон отключают – тогда друзья разжалобятся и кошельки откроют. Откуда знаю про долги? Бухгалтер твоего босса – мой постоянный клиент, любит поболтать между минетами. Тоска и скука…
– Я найду деньги! Клянусь! Только не делай этого!
Олёк с искренним любопытством смотрела на Оленьку, в ее шальных чуть раскосых глазах светились насмешка и превосходство:
– Серьезно? Ты – настоящая тургеневская барышня! Непонятно, как такие ископаемые экземпляры дожили до наших дней. Первая любовь, ветка сирени, поцелуй украдкой, нежный лепет и паника от вида менструаций… Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Меджнун и Лейла – плоды мужской фантазии от избытка тестостерона! Сердца у них трепещут только в предвкушении залезть под юбку. Мужики хотят от нас только одного – секса, поэтому, пусть платят, самцы похотливые!
Оленька, ты – взрослая женщина, посмотри вокруг: это – подлый мужской мир! Женщина как была так и осталась бесправным существом второго сорта в обществе, семье, бизнесе, политике. Мой Жоржик скуп и жаден – тем хуже для него, раз не понимает, что молодую красивую женщину, которая рядом с ним, надо развлекать, баловать и не урезать средства “на булавки”, иначе, женщина найдет способ поправить свое финансовое положение.
– Олёк, это же… аморально!
– Что это такое: “Аморально?” Раздвинуть ноги или отсосать в машине и получить за два часа больше, чем ты зарабатываешь в неделю? Это тебя насилуют во все дырки с понедельника по пятницу в соответствии с нормами французского трудового законодательства, а ты кряхтишь и еще подставляешься под сверх-урочные…
Олёк в жаре спора приподнялась с кресла и пробовала жестикулировать рукой, но бдительные китаянки вовремя усадили ее обратно.
– Олёк, ты путаешь кислое с холодным, – от волнения на лбу Оленьки выступили капельки неприятного пота. – Я честно работаю, плачу налоги, а ты обманываешь мужчину, который тебя любит.
– Когда мужчина любит, он холит и лелеет женщину, а этот удавится из-за лишнего сантима!
– Ты знаешь, что все французы очень прижимисты…
– Еще как знаю! В ресторане, даже в дешевой кафешке заставляют женщину за себя платить!
– Это, конечно, не самая лучшая черта французского характера, но…
– Мужчина должен ради любимой женщины пускать деньги веером от пуза! Вон, как русские бандиты! За что люблю…
– Олёк, как ты потом смотришь в глаза Жоржу?
– С обожанием! Мурлычу: “Жоржик, киска, тигренок…” и прочую ерунду.
– Я думала, у вас действительно любовь, пусть он и значительно старше тебя…
Олёк, похоже, успокоилась, села поудобнее в кресле, расслабилась…
– Какая ты, Оленька, все-таки, наивная, ничему тебя жизнь не учит!
– Может быть я, действительно, наивная, но я верю в любовь, в открытость сердец, взаимопонимание, доброту и, самое главное, в доверие! Без доверия невозможно построить семью или простые человеческие отношения!
Олёк безнадежно вздохнула и прикрыла глаза:
– И чего ты, Оленька, добилась со своей любовью? Ни кола, ни двора, сплошные сердечные драмы а-ля “Санта Барбара”… Сколько жизней вокруг себя поломала, семей разбила… Ладно, мужикам-кобелям головы морочила: дескать, брось жену, освободись, “очистись”, чтобы можно было представить маме, тогда приму, а сама их просто “динамила”, оставляла на улице – ни семьи, ни дома, ни Оленьки… Тебе, оказывается, надо было разобраться в собственном внутреннем мире, когда мужчина уходил из семьи и стучался к тебе в дверь… Хрен с ними, с мужиками, но их жены и дети в чем перед тобой виноваты? За что ты их наказывашь? Твои собственные сын и дочь растут без отцов – других детей тебе не жалко? – Олёк тяжело вздохнула. – Бьешься за копейки двадцать четыре часа в сутки, от усталости с ног падаешь, сил и времени, чтобы найти правильного мужчину, не остается, связываешься с кем попало, а годы бегут…
Лицо Оленьки покрылось румянцем, щеки горели.
Китаянки чувствовали высокий накал страстей, бушующий под эстакадой Перифирика, но ни один мускул не дрогнул на лунообразных лицах дочерей Поднебесной, они продолжали чистить, полировать, укладывать…
Оленька нервно теребила ворот деловой блузки:
– Олёк, как мне быть с тобой и Жоржем? Встречать вас у общих знакомых, на концертах…
– Что, руку не протянешь падшей женщине? Отвернешься и пройдешь мимо?
– Мы с тобой давно знаем друг друга и – нате вам…
– Тогда придется тебе, Оленька, отвернуться от половины из своих многочисленных подруг.
– Ты шутишь?
– Ха-ха! Еще как! Больше половины! Не называю имен, чтобы тебя не расстраивать.
– Не может быть! Никогда не поверю!
– От тебя это не требуется. Только запомни: среди самых примерных и “честных” матерей семейств встречаются самые горячие и отчаянные “жрицы”: им необходим клапан выпуска пара, чтобы не сойти с ума от правильной мещанской жизни. А сколько мамаш-одиночек, вроде тебя, работают на бульварах, по вызову через агентства или снимают клиентов на вокзалах, в барах и дискотеках! Детей кормить-поить, одевать-обувать надо, а папашек след давно простыл!
– Но ведь этой очень опасно! Венерические заболевания, криминальная среда, поножовщина…
– Оленька, едешь на литературном багаже Девятнадцатого века…
– Олёк, ты моя близкая подруга, я теперь все время буду беспокоиться, думать о тебе и о всяких ужасах площади Пигаль и окрестностей. Сутенеры, клошары, извращенцы, бандиты… Если вдруг что-то, не дай Бог, случится, как тебя найти?
Олёк улыбнулась глазами из-под накладных ресниц:
– У девчонок на Пигали спроси, где Жучка…
22. Сорок семь дней и ночей
1. 24 сентября, среда – минет. Первый. На лестнице возле моста Pont au Change, набережная Корс возле цветочного рынка на Сене. Мы гуляли по набережной, целовались, спрятались туда, потому что меня распирало от желания. Ночь, грязная загаженная лестница, тяжкая вонь от мочи, дерьма и гнилых тряпок. Вспомнился “По ком звонит колокол”… Я стоял выше нее на две ступеньки, видел фонари, прохожих, машины и автобусы на мосту. Она сосала, закрыв глаза, чмокая и урча (от удовольствия?).
2. 25 сентября, четверг – один минет; один грудной. Минет – долго и с чувством в моей студии. У нее начались месячные, не хотела пачкать меня кровью. Я сидел на диване, она опустилась на колени. Ласкал, крутил ее высокие соски. Она зажала член между аккуратными, как у юной девушки, грудями, я кончил ей на шею.
3. 26 сентября, пятница – один вагинальный секс. Она сверху наездницей. У нее месячные, но она решила не обращать на них внимание. Красива – голая с кровью между ног. На меня натекло из нее… Окровавленный член выглядел драматично, но скользил внутри совсем по-другому. Захватывало дух, когда в нее кончал… Простынь, конечно, измазали, утром отнесу в прачечную.
4. 27 сентября, суббота – один вагинальный: я сверху, ее ноги у меня на плечах; один анальный на коленях сзади. Ее попа хороша, но немного коротковата и талия не модельная, а вполне женская. Анус узкий и сжимает член намного сильнее, чем вагина. Она не поклонница анального секса, но старалась расслабиться; я делал осторожно и ей не было больно, но удовольствие, я думаю, не получила. Пока…
5. 28 сентября, воскресенье – месячные не закончились. Оральный секс – долго, почти три часа. Сколько раз я кончил? Не помню… Кончал раз за разом, она на выпускала член изо рта. Я перевозбудился: изгрыз, испил, исцеловал ее груди.
6. 29 сентября, понедельник – один минет; быстро, не снимая плащ – она заскочила ко мне после работы, торопилась домой к детям.
7. 30 сентября, вторник – один долгий минет. Месячные все еще не кончились. Наслаждались, изощрялись, совершенствовались… Ее губы, язык, горло приносят уникальное наслаждение.
