355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Айтуганов » Оленька, или Будем посмотреть, Париж! » Текст книги (страница 20)
Оленька, или Будем посмотреть, Париж!
  • Текст добавлен: 19 августа 2018, 09:00

Текст книги "Оленька, или Будем посмотреть, Париж!"


Автор книги: Владимир Айтуганов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– Какой милый ангел, – Злата дотронулась до фигурки из серого камня размером с ладонь.

– Это мне священик подарил.

– Священник? – Злата сделала круглые глаза.

– Не думай! Ничего такого не было! В январе моя московская подруга Катя привезла группу верующих из России, я провела с ними неделю в одной христианской общине в Бретани. Туда приезжают группы из Европы, Америки, России по программе молчания.

– Молчания?

– Да, вроде обета молчания.

– Оленька, ты, что, действительно молчала целую неделю? Жила без телефона?

– Ну, это не было полное молчание. Нам с утра задавали тему для размышления и мы молча гуляли часа два, думали. После обеда обсуждали эту тему, высказывали свои мысли.

– Ну, тогда терпимо, иначе ты бы умерла без единого слова… А что за община: католическая, православная, протестантская?

– Точно не могу сказать,– Оленька наморщила лоб. – Наверное, экуменическая, но я не уверена.

– Бесплатно?

– Пятьсот евро в неделю с человека.

– Ого! – удивилась Злата. – Ничего себе цена за молчание! На такие деньги в Пуэрто-Рико можно вполне прилично отдохнуть!

– В стоимость включалось трехразовое питание и жилье в монастырской келье…

– На одного? – не унималась Злата.

– На двоих или троих.

– Не очень-то роскошно… На каком языке разбирались ваши размышления?

– К нашей группе был прикреплен священник-грек, говоривший по-русски. Он задавал темы, руководил обсуждением, молился с нами…

– Молился по-православному?

– Ой, необычно и хорошо – мне понравилось! Вечером мы вставали вкруг, брались за руки, читали молитвы, потом все обнимались и трижды целовались. Накануне отъезда священник объявил последнее испытание: омовение ног – как Христос своим ученикам. Мы стояли кругом, каждый омывал ноги соседу слева…

– Тебе – священник? – предположила Злата.

– Златка, как ты догадалась?

– Совсем нетрудно. Пригласил поужинать?

– Злата! Он – священник, и ни одного ресторана поблизости!

Злата улыбнулась:

– Как же он тебе ангела подарил?

– Мы с ним гуляли по парку, он мне помог разобраться в моих чувствах и приготовиться к окончательному разрыву с Индиго.

– Выходит, это он устроил?

– О чем ты говоришь, Злата! Он посоветовал мне заглянуть внутрь себя, определиться, найти правильные слова для расставания!

– За руку держал? Пассы делал?

– Говорю тебе: он – священник! Немолодой!

– Ну, священники тоже люди, мужчины, тем более греки – горячие, коварные и вероломные…

Злата театрально подняла глаза к потолку:

– А люстра откуда?

Роскошная венецианская люстра с изогнутыми голубыми, оранжевыми, желтыми, красными цветами переливалась радужными бликами, посверкивала разноцветными искорками. Такие люстры обычно вешаются в парадных гостинных, столовых, музыкальных салонах.

Оленька довольно улыбнулась:

– Не беспокойся! Сама купила, когда сорила деньгами после развода с Андрэ. На острове Мурано гуляла из лавки в лавку, набирала бусы, сережки из стекляруса и случайно наткнулась на распродажу в магазинчике, где умер хозяин. Там люстру и купила. Она у меня на лоджии в ящике хранилась, ждала своего часа. Украинцы разбили пару деталек, когда собирали и вешали, но мне все равно нравится.

– Присядем, – предложила Оленька.

Злата опустилась в большое удобное кресло с мягким замшевым сиденьем, подставкой для ног и высокой спинкой с подголовником. Оленька села возле подруги на низкую скамеечку с вышитым на сиденьи американским орлом, подлила обеим шампанского.

– Эту вышивку жена любимого мужчины подарила, когда я приехала к ним домой отобрать его у нее. Хорошая добрая женщина… Мы с ней чем-то похожи. Могли бы быть подругами, встречаться, перезваниваться, посылать открытки на праздники.

…Часто сижу в этой комнате, смотрю на небо за окном, слушаю музыку, перелистываю старые путеводители, туристические карты, альбомы с фотографиями. Я всегда любила путешествовать, рада что удалось повидать дальние страны, экзотические места. Были удивительные, незабываемые поездки: волшебное плавание на гондоле по каналам ночной Венеции с мужчиной, который любил меня, и я тогда любила его. Увы, такое никогда не повторится… Я с ним нехорошо поступила. Он никак не хотел смириться с моим решением расстаться, писал мне, звонил, слал цветы, а я, чтобы он поверил в бесповоротность моего ухода, сняла на Айфон видео, как делаю минет новому мужчине и отправила ему…

– Некрасиво…

– Да, не очень… Он предлагал мне все, что может дать мужчина, открыл сердце, душу, а я туду насрала, извини за выражение. И с недавним юбилеем его не поздравила…

– А если он это видео на интернет поставит?

– Вряд ли, у себя будет хранить. К тому же, там только мои губы видны – он их хорошо знает. …Все равно, думаю, что поступила правильно, разорвав с ним отношения! Златочка, поверь, я счастлива, в моем сердце нет боли или печали! Со мной были хорошие мужчины, старались меня баловать, помогали, звали замуж. Все куда-то растерялись…

– Оленька, – Злата посерьезнела, – мы знаем друг друга целую жизнь, можем говорить честно и прямо. У тебя было много мужчин… Почему ты разрывала все отношения?

– Не знаю… Я любила и меня любили, но в какой-то момент я чувствовала, что это не мое, что мне нужен кто-то другой – и тогда близкий, любимый мужчина вдруг становился для меня чужим. Понимаешь? Словно мы говорили на разных языках или жили на разных планетах. А может быть вот это?

Оленька достала из-за иконы Владимирской Богоматери, стоявшей на книжной полке, маленький, размером с визитную карточку, кусочек бумаги.

“Ты убила моего брата. Будь проклята!” – прочла Злата.

– О, Господи! Оленька, это очень плохо…

Оленька всхлипнула:

– Я не виновата – большой любви у нас не было. Я ему сочувствовала, помогала, но никогда не обещала связывать с ним свою судьбу. Неужели это проклятье навсегда? Можно его как-то снять?

– Тот человек сам решил уйти из жизни! – Злата старалась говорить как можно увереннее.

– У меня есть что-то еще. Никому никогда не рассказывала…

Злата обеспокоилась не на шутку.

– В детстве меня вместе с братом отправляли на летние каникулы к бабушке в деревню. …Мне было тогда лет семь… За околицей устраивалась по воскресеньям сельская ярмарка, я часто ходила туда с бабушкой. В тени под деревом всем желающим гадала по руке старая цыганка, настоящая “старуха Изергиль”. В очередь к ней стояли пять или шесть женщин и девушек. Мне было страшно интересно узнать про свое будущее. Я выпросила у бабушки двугривенный и пристроилась к ним.

Когда подошел мой черед, гадалка посмотрела на мою левую ладонь, на правую, покачала головой, что-то пробормотала себе под нос по-цыгански и отправила меня вымыть руки с мылом. Пока я бегала домой и обратно, желающих узнать свое счастье не осталось. Цыганка сидела, прислонившись спиной к дереву, и обмахивалась от жары подолом. Я протянула ей монету на чисто вымытой ладони. Она оттолкнула мою руку и сказала, что гадать мне не будет. Еще и раскричалась! Думаешь, это тоже плохо?

– Она отсылала тебя, чтобы ты не вернулась. Оленька, не зацикливайся на детских страхах и суевериях! Двадцать первый век на дворе!

– Надеюсь, я еще встречу свою половинку – человека как я… – убитым голосом закончила Оленька.

– Конечно встретишь достойного хорошего красавца-мужчину, богатого и образованного! Только… В мире даже двух капель одинаковых не бывает.

– Знаю… – Оленька вытерла слезы бумажной салфеткой. – Иногда мне хочется устроить большой праздник: собрать всех моих мужчин за одним столом. Пусть подружатся, ведь у них много общего – я! Я любила каждого – значит, и они могут быть добрыми между собой. Среди них есть культурные, образованные, творческие люди, настоящие личности! Сколько интересного они могли бы рассказать и обсудить! А я бы одела красивое платье, подходила бы к каждому, угощала, шутила, смеялась! Все бы веселились и радовались… – Оленька с трудом улыбнулась.

– Ты веришь, что такая сказка возможна? – Злата грустно смотрела на подругу.

– Нет, конечно, – вздохнула Оленька. – Двое-трое – еще куда ни шло, остальные – глотки перегрызут друг другу.

40. Артемий

– Что ты читаешь?

Артемий поднял глаза. Оленька стояла совсем близко. Короткая заячья шубка, теплые зимние сапоги с нарядными отворотами – она пришила полоски из яркого узбекского коврика: украсила обувное изделие братской Чехословакии; на голове – яркая самовязанная шапочка “Пиноккио” с длинным хвостом и кисточкой – Оленька обматывала этот хвост вокруг шеи вместо шарфа. Она была мастерица на все руки – шила, вязала, плела, готовила…

Вообще-то, полагалось оставлять верхнюю одежду в гардеробе, но в университетском читальном зале было холодно, из высоких стрельчатых окон дул жестокий сквозняк, батареи чуть теплились, поэтому многие сидели в пальто и зимних куртках. Даже директор библиотеки ходил, накинув дубленку, и поминутно кашлял.

– “Наполеон” Тарле…

– Пришла попрощаться, завтра улетаю во Францию…

– Насовсем?

– На неделю – мама достала туристическую путевку…

– Встретишь Новый год в Париже?

– Да… Ты мне хочешь что-то сказать?

– Хочу.

Артемий проснулся до будильника, отключил его, чтобы своим трезвоном он не разбудил Дашу. В коридоре коммунальной квартиры было тихо, все еще спали – 4:30 утра. Артемий по будням вставал раньше соседей: нет очереди в ванную и туалет.

Не торопясь, умылся, побрился, закипятил чайник, сделал завтрак для себя и жены, поел в одиночестве на пустой коммунальной кухне, убрал продукты в “свой” холодильник, тихо, чтобы не потревожить Дашу, надел пальто и вышел.

В темноте прошел от дома по заснеженной улице до проспекта Ленина, там сел на скрипучий автобус и доехал до конечной – железнодорожной станции Ступино.

Ступино – приличный город, со сталинским Дворцом культуры, авиастроительным заводом, на котором трудились тысячи человек из города и окрестных деревень, но и на работу в Москву, конечно, ездили многие.

Утром поезда ходили через каждые пол-часа. Народу хватало: рабочие, служащие, студенты спешили на столичные фабрики, заводы, в конторы и институты. Ожидая поезд, зябко притопывали ногами, кутались в шарфы, опускали уши у шапок. Ездить в столицу на работу и учебу – это значит, одеваться по-городскому. Зимой ледяной ветер продувает пальто и модные куртки насквозь. Пока дождешься на морозе электрички, пожалеешь, что не в тулупе и валенках.

Артемий постукивал ногой о ногу, портфель держал под мышкой, руки в кожаных перчатках засунул глубоко в карманы.

– Эх, рукавицы бы…

6:15. Наконец-то поезд!

Артемий устроился возле окна, подышал на замерзшее стекло – в морозных узорах оттаял прозрачный кружок. Монеткой расчистил пошире этот глазок “в Европу” – получился приличный окуляр, сквозь который можно смотреть на пробегающие мимо заснеженные поля.

Быстро проехали Ситенку с деревенской колокольней вдали.

…Жилево… Вселенский холод и белое безмолвие… Рассеяно думал, глядя на плоскую равнину с редкими голыми деревцами:

– Надо сегодня сдать план статьи в кафедральный сборник и оформить заявку на публикацию книги в университетском издательсте. Выход книги через три-четыре года, но с заявкой пора спешить, чтобы вставили в план. Книгу-то напишем…

…Промелькнул 85–й километр

– Почему философам не везет с женщинами? Происходит это от избытка образования и завышенных требований к женскому полу? Хотим видеть в женщине, которая рядом, ровню, близкую по духу и интеллекту?

Встречались в истории женщины, страстные в любви и развитые умственно: Франсуаза де Варан у Руссо, Эмили дю Шатле у Вольтера, Симона де Бовуар у Сартра, Ханна Арендт у Хайдеггера. Впрочем, были женщины, которые давали фору мужчинам: любвеобильная Екатерина Вторая – подруга по переписке Вольтера; ленинградка Алиса Зиновьевна Розенбаум, она же Айн Рэнд, создательница объективизма, справлявшаяся с мужем – киноактером Фрэнком О’Коннором и молодым любовником Натаниэлем Бранденом…

Шугарево… Летим сквозь ледяную мглу…

– Но это, скорее, исключения… Типичная любовная история философа: пробует добиться женщины, не добивается, остается наедине с собственными мыслями и химерами… Старый занудный пессимист Артур Шопенгауэр и цветущая семнадцатилетняя Флора Вайс, депрессивный экзистенциалист Сёрен Кьеркегор и его пятнадцатилетняя Регина Олсен. Тянуло же интеллектуалов на малолеток…

Фридрих Ницше – пример, когда мужчина не понимал собственных преимуществ и гонялся за фантомом: не использовал свою скандальную славу, безуспешно стремился к женщинам, которым был неинтересен. Все в голове…

Михнево… Народу в вагоне прибавилось, немного потеплело: надышали.

– А сколько философов, кто однажды переспал с женщиной и остался на всю жизнь под впечатлением этого события! Рене Декарт и горничная Хелен Янс: философ получил в награду ребенка на воспитание… “Калининградский гений” Иммануил Кант, засохший стручок, и безымянная служанка…

Привалово… Светает потихоньку…

– Просто, вслед за Сократом, отшутиться, что с хорошей женой – мужчина счастлив, с плохой – становится философом. Исторических анекдотов хватает. Жены философов… Большая часть столпов философии довольствовались простыми необразоваными женщинами, которые давали им секс, рожали детей, вели хозяйство, заботились о мыслителях: Аристотель и Пифиада, Кальвин и Иделетта де Бюр, Дидро и Антуанетта Шампион…

Идеалисты и духовные лидеры часто в постельной жизни оказывались плотоядными самцами: Мартин Лютер любил повторять, что половой акт необходим наравне с едой и питьем.

С другой стороны, встречались образованные и преданные жены: Гегель и Мария фон Тухер, Достоевский и Анна Сниткина, Карл Маркс и Женни фон Вестфален…

Вельяминово

– Как часто оригинальные умы, создавшие теории возникновения и развития Вселенной, открывшие законы мышления, разработавшие модели человеческого общества, оказывались совершенно беспомощными рядом с женщиной!

Барыбино… Какая тоска эти поселки из хрущевских пятиэтажек…

– Сколько блестящих умов создали параноидальные системы половых отношений, никогда в жизни не дотронувшись до реальной женщины! Извергавший проклятия женскому полу (“семя зла!”) непримиримый Джордано Бруно, монах Томмазо Кампанелла – двадцать семь лет в тюрьме. От такого воздержания рука дотянется до общности жен и спаривания соответствующих граждан Города Солнца для улучшения породы… Фома Аквинат с веревкой для кастрации баранов вокруг пояса. Девственник Сведенборг и его эротические сны как основа будущих теологических сочинений…

52–й километр… Белые столбы…

– …Канатчикова дача… Психиатрическая больница имени Кащенко. Какой бы мне там диагноз поставили? Сексуальный психоз? Чем бы лечили? Электрошоком? Лоботомией?

Востряково… Почему здесь живет много армян?…

– …Приятно философствовать на берегу Эгейского моря: мягкий климат, теплые волны, вино, маслины, козий сыр, полу-голые женщины… Все располагает к творчеству, легкой сексуальной жизни.

В северных странах вечного льда и калевальского холода такое невозможно.

NB Женщины, доступные культурально и сексуально = оптимистичная философия? Надо этот вопрос как следует обдумать…

Взлетная… Первым делом, первым делом самолеты… Ну, а девушки?…

Тезисы к обсуждению:

Насыщенная сексуальная жизнь и философия.

Удачливые и активные:

а) Древние эгейцы и италийцы (вопросов нет).

б) Французы: Дидро, Вольтер, Руссо, Сартр, Камю (с этими тоже все понятно).

в) Капиталист Энгельс – любитель парижских гризеток, противник брака как социального института.

г) Хайдеггер – партайгеноссе, ректор университета, активный пользователь студенток.

д) Бертран Рассел – английский джентельмен классического образца, неутомимый искатель женской любви и знаний.

…Домодедово… Много ли известно философов с активной сексуальной жизнью? Единицы. Любой гвардейский лейтенант даст сто очков вперед. С иллюстрациями…

Ленинская… Вот бы миновать этот период истории…

Платформу Калинина не заметил: задремал…

Артемий достал из портфеля блокнот и карандаш:

План книги “Философы и женщины”

1. Введение. Любовь к мудрости и Мудрость любви

2. Философы – счастливые с женщинами

3. Философы – несчастные с женщинами

4. Женатые философы

5. Философы–холостяки

6. Философы – моралисты и ханжи

7. Философы–дебоширы и либертины

8. Заключение. Философы – люди своего времени

Расторгуево… Издательский Совет не пропустит: где в книге роль партии, воспитание масс, цитаты классиков и последнего съезда? Скажут: “Порнография, а не книга по истории философии!”

Булатниково… Интересная тема, много материала надо перечитать… Философская позиция и позиция философа как мужчины/женщины… Любовь к философии и Философия Любви… Нельзя любить и быть мудрым одновременно… Любовь – форма сумасшествия, психическое заболевание, которое поражает центры логического мышления?

Бирюлево–Пассажирское… Хорошо бы добавить главу “Философы и ученики (студенты/студентки)”? С древности до наших дней…

Пьер Абеляр и Элоиза д’Аржентиль – самая романтическая и трагическая история любви преподавателя философии и его студентки. Тайная страсть, парижские свидания, поэзия, злой дядя, монастырь, кастрация… Впрочем, сам Абеляр был еще тот фрукт…

Бирюлево–Товарное… С нашими днями и отечеством проблем не оберешься. Айн Рэнд и Натаниэль Бранден. Лосев и Тах-Годи. Я и Оленька…

Чертаново… Не кастрируют, но люди по своей сути не изменились за всю историю человеческой мысли…

Коломенское… Глава “Полное слияние”? Философ и любимая женщина. Редко, но бывает: те же Абеляр и Элоиза, Сартр и Бовуар…

Нижние Котлы… Кипят котлы кипучие…

– Оленька… Как жить дальше? Философия не помогает.

Москва-Товарная – Павелецкая…Сухарь Шопенгауэр считал, что после рождения детей любовь исчезает, оставляет только ненависть между пожизненными компаньонами.…Старый маразматик и импотент…

Москва-Павелецкая – Пассажирская…Вокзал… Не опоздать бы на заседание кафедры… Могли бы устроить после обеда, все равно – сессия.

Они спустились вниз, вышли на библиотечное крыльцо. Слева – старый корпус факультета журналистики, впереди в сквере заснеженный “Боцман” – памятник помору Михайле Ломоносову, справа за оградой на другой стороне Моховой улицы – Манеж, раньше там ездили верхом, теперь устраивают художественные выставки.

Артемий достал пачку сигарет, закурил. Оленька не курила, пробовала в компаниях, но кашляла, удовольствия не получала.

Рано темнело. Зажглись старинные чугунные фонари. Оленька встала на ступеньку выше, чтобы быть глазами на одном уровне с Артемием:

– Что сказали врачи?

– Рак. Надо оперировать.

– Когда?

– Как можно скорее. В обычной больнице ее просто зарежут или она не выдержит послеоперационного периода.

– Что ты будешь делать?

– Искать вход в блатные клиники. Нужны деньги, много денег.

– Где ты их возьмешь?

– Не знаю. Друзья-философы бедны как церковные мыши. Продать нечего. Гонорар за учебник выплатят неизвестно когда. Зарплата – смех один и той больше нет.

– Не понимаю…

– Сегодня на заседании кафедры меня уволили.

– Как???

– За аморальное поведение со студентками.

– То есть?

– Зав. Кафедрой хотел переспать с тобой, я ему мешал. – Артемий ткнул окурок в урну, полную снега. – Разбирали “товарищеский” донос про наши с тобой встречи: всюду любопытные глаза и уши.

– На что ты будешь жить?

– Пойду вагоны разгружать или могилы копать: на Ваганькове однокурсник работает.

Оленька обняла Артемия, тесно прижалась к нему. Дверь в библиотеку поминутно открывалась-закрывалась, их тактично обходили.

– Артемушка, а что с нами будет?

Он поцеловал ее заплаканные глаза, розовые щеки, молодые прекрасные губы.

– Я люблю тебя, Оленька. Люблю сердцем, умом, всей душой. Буду любить всегда. Но я не могу оставить Дашу в таком положении. У нее, кроме меня, никого нет. Пойми… Если она поправится, уйду к тебе, если болезнь затянется – я должен быть рядом.

– А если болезнь будет тянуться долгие годы?

– Буду с ней…

– А как же я?

– Ты молода, вся жизнь впереди… Зачем тебе безработный преподаватель философии, с больной женой и детьми от прошлого брака?

– Я люблю тебя, какой ты есть!

– Ты не представляешь всех тягот подобного бытия. Не хочу приносить страдания! Поезжай во Францию, развейся в Париже от московских проблем. Вернешься – начнешь новую жизнь. Забудь про нашу любовь, про меня…

Артемий тихо поцеловал Оленьку в лоб, развернулся и закрыл за собой дверь в библиотеку.

Снежинки плавно кружились, опускались на Оленькину смешную шапочку, волосы, плечи…

* * *

Артемий вернулся с кладбища. Опустился в кресло у письменного стола. Тикали часы.

– Даша умерла, – сказал вслух, – отмучилась. Тридцать два года…

На столе – реферат докторской диссертации, стопка курсовых работ, гранки книги “Философы и женщины”.

На стене напротив – две фотографии. Слева – Даша и Артемий на лыжах в заснеженном еловом бору. На фотографии справа – молодой преподаватель Артемий ведет семинар со студентами. За вторым столом у окна – Оленька…

41. Мальчики

Черный гигант сидел, низко опустив голову и глядя в пол. Наручники на его широких запястьях выглядели тонкими блестящими украшениями. На ногах тоже были кандалы – охрана строго соблюдала все предписанные меры безопасности.

Дежурный надзиратель пропустил Оленьку в камеру, закрыл за ней решетчатую дверь на ключ и отошел в конец коридора, чтобы его не было видно, но в случае тревоги он с помощником в считанные секунды влетел бы вовнутрь.

Оленька присела на стул, привинченный к полу, поставила портфель рядом. Гигант молча смотрел на нее.

Джозеф, – Оленька внимательно ознакомилась с его досье накануне, – приговорен семь лет назад к высшей мере за убийство полицейского и ранение двух других в перестрелке, ждал исполнение приговора в одиночной камере смертников, посетителей, кроме адвоката, не принимал, сирота, воспитывался в детском доме, ранее трижды судим за кражи и разбой, освобождался досрочно за примерное поведение, приличной профессии не имел, на свободе подрабатывал помощником повара в дешевых кафе и ресторанах.

Джозеф, не мигая, из-под лобья смотрел Оленьке в глаза. Взгляд спокойный и открытый. Так смотрят садовники, пчеловоды, пастухи – кто много времени проводит на природе и наедине с собой. Ожидать от такого человека агрессии? Как-то не вязалось с его обликом доброго и большого черного медведя. Или слона.

…Полицейские приехали в банк через пару минут, когда сработала сигнализация, открыли огонь без предупреждения и уложили сообщника Джозефа. Джозеф отстреливался, убил одного полицейского, ранил второго и прорвался к машине. Во время погони зацепил еще в одного. Помощник шерифа из винтовки прострелил шину и открытый Шевроле Джозефа перевернулся на полной скорости. Чудом он остался жив. В тюремном госпитале его заштопали, подлечили, затем судили и вот теперь он сидел напротив Оленьки.

Оленька кашлянула:

– Я пришла помочь Вам…

– Помочь? – Джозеф говорил с сильным южным акцентом. – Мне нельзя помочь.

– Как женщина.

– Не понимаю…

– Приговоренному к смерти не отказывают в беседе со священником или в последней трапезе. Организации Международная амнистия, Врачи без границ и Лига защита прав заключенных добились заметных успехов для облегчения участи приговоренных перед казнью.

– Кто Вы, мэм?

– Прежде всего – сострадательная душа. Затем – специалист по социальным и психологическим вопросам. Общественный активист. Писатель. Женщина.

Джозеф недоуменно поднял брови.

Оленька накрыла ладонями стальные наручники…

– Злата, ты ничего не понимаешь! Приговоренные годами находятся в камерах смертников после решения суда. В среднем, проходит пятнадцать лет между приговором и его исполнением. Некоторые ждут казни десятилетиями: Джек Альдерман был казнен через тридцать три года ожидания. Четверть приговоренных умирает по естественным причинам: Гари Альворд умер от рака мозга, просидев тридцать девять лет, Лерой Нэш ждал казни двадцать семь лет и умер в тюрьме в возрасте девяноста четырех лет!

Многолетняя изоляция, одиночное заключение, постоянный стресс в ожидании казни часто приводят к тяжелым психическим заболеваниям. Нередко такие смертники кончают жизнь самоубийством! В психологии и психиатрии это называется “Феномен ожидания смертной казни”.

…Да, Златочка, я теперь большой специалист по этим вопросам… Почему не казнят сразу? Не Гражданская война и не период Революционного террора: апелляции, прошения, пересмотр дел занимают уйму времени, к тому же, всего несколько тюрем, где совершаются казни. Да, на них тоже очередь… Не вижу ничего смешного!

Подумай: бесчеловечность нынешних психологических пыток в ожидании казни сродни средневековой инквизиции и “испанскому сапожку”!

Да-да-да, они преступники, убийцы, маньяки… Но мы-то – нормальные, совестливые и милосердные люди! Насилие рождает только насилие. От нашей жестокости преступник мягче и лучше никогда не станет!

Во Франции последнюю голову (Хамида Джандуби) отрубили гильотиной в 1977-м, а смертную казнь отменили только в 1981-м, в России последним расстреляли серийного убийцу Сергея Головкина в 1996-м.

Это не значит, что мы можем сидеть сложа руки! Надо требовать отмены смертной казни в мировом масштабе, а в странах, где она существует – облегчать страдания тех, кто ее ожидает.

…Да, я состою в нескольких организациях в защиту прав заключенных, борюсь как умею, участвую в демонстрациях, пишу петиции, статьи, работаю над книгой.

Златочка, если бы люди жили по Закону Любви, а не по законам джунглей, не было бы тюрем и казней. Надо бескорыстно и искренне следовать по пути любви к ближнему, не иметь злых умыслов, жертвовать собой ради облегчения страданий другого.

…Я уверена, Бог позволяет и принимает такую благотворительность. Злата, послушай, наша чувственность – от Природы и от Бога, она естественна, притягательна, волнующа и физически необходима. Это чистое, совершенное духовное творение. Скрывать, подавлять его в себе или в других – противно человеческой и Божественной Природе.

…Добровольные отношения между совершеннолетними людьми – естественны, они допускаются обществом, разрешаются Писанием и другими священными книгами. Духовный экстаз и физический оргазм едины, они – высочайшее чувствование нашей жизни, две половинки одного целого – нашей души!

…Стараюсь в меру моих сил… Из цивилизованных стран наибольшее количество смертников, ждущих казни, в Соединенных Штатах, поэтому поехала туда. Конечно, непросто…

Ты с ума сошла! В одиночку такие вопросы не решить! Пока что добились разрешения только в одном штате, в Луизиане. …В виде эксперимента провели два сеанса в федеральной тюрьме для военных преступников в Канзасе. Да, по тюрьмам изучаю географию… Во Флориде тоже имеется, но пока шансов нет… Здесь каждый штат как отдельное государство, со своими законами, традициями, спецификой.

Женщины-смертницы, конечно, есть, содержатся в отдельных пенитенциарных учреждениях… Нет, меня на них не хватает: могу только то, что могу. Сочувствую безгранично, пишу, митингую, но мне приезжать к ним бессмысленно, будет пустая трата сил и денег: для них требуется своя специфика – ярко выраженная мужская или Людкина, а с этим, ох, как сложно! И со стороны тюремного начальства препон хватает… Больше, чем в мужских тюрьмах.

Извини, Злата, по городскому звонят… Наберу тебе чуть позже.

* * *

– Спасибо, мэм, что согласились со мной пообедать, – Джозеф говорил торжественно и грустно. – Моя последняя еда в этой жизни…

На металлическом столе без скатерти лежали два пластиковых прибора в упаковке, в круглой миске – салат Цезарь, к нему виноградный уксус и оливковое масло, в кастрюльке дымился суп из мидий, на спиртовке тушилось мясо с креольскими специями, на десерт – яблочный пирог со взбитыми сливками, в термосе – кофе, в ведерке со льдом – бутылка темного пива Гиннесс для Джозефа и минеральная вода Перье для Оленьки.

Начали с салата. Аппетит у Джозефа, несмотря на приближающуюся казнь, не пропал. Рыбацкая похлебка с кукурузным хлебом была, конечно, не марсельский буйабес, но вполне сносная, правда, Джозефу не понравилась, сказал, что он готовил намного лучше.

С мясом пришлось немного подождать, пока оно “отдыхало” после готовки, накрытое белым полотенцем.

Джозеф отхлебывал пиво из горлышка, Оленька налила себе Перье в бумажный стаканчик.

– Странно, что Вам разрешили отобедать со мной: не по правилам протокола…

– Кое-что изменилось в последнее время: международная общественность борется за более гуманные формы и методы содержания заключенных.

– Для меня Ваш визит, мэм, и эта трапеза – знак с небес.

Он аккуратно разложил по тарелкам мясо с подливой. Запах щекотал ноздри и вызывал прилив аппетита. С ново-орлеанским блюдом справились быстро, улыбнулись друг другу и, довольные, откинулись на спинки стульев. Под массивным Джозефом стул жалобно скрипнул.

– Эх, сигарету бы, – вздохнул Джозеф, – может перед казнью смогу покурить. Я слышал, в некоторых тюрьмах дают марихуану, чтобы человек не паниковал в последнюю минуту.

Тема предстоящей казни в разговоре не поднималась, но ее призрак стоял, вернее, сидел вместе с ними за столом.

– У Вас, мэм, был кто-то осужден или Вы… потеряли кого-то?

– Нет, но вопрос милосердия мне всегда был очень близок. Я много помогала знакомым и незнакомым людям, больным, несчастным, финансово поддерживала девочку в Танзании до ее поступления во французский университет, работала в благотворительных организациях, консультировала по телефону юных забеременевших девушек…

Джозеф разлил кофе, пододвинул Оленьке тарелку с яблочным пирогом, щедром выдавил на него взбитые сливки из баллончика:

– А… что Вас привело сюда?

– Стремление помочь таким как Вы перейти в иной мир с достоинством, без злобы и с добротой в душе…

– Вы помогаете убийцам, насильникам, государственным и военным преступникам?

– Да. Все они – люди, которые нуждаются в сострадании и утешении.

Джозеф задумался:

– Способ Вашей помощи, мэм, э-э-э… довольной своеобразный.

Оленьке приходилось отвечать на подобные вопросы:

– Я прихожу, когда приговоренные отказываются встретиться со священником, не хотят говорить с ним перед смертью. При этом им все равно требуется кто-то, кому они могут довериться. Помогаю по-своему…

Недавно Оленька встречалась с серийным убийцей, который похищал детей, прятал их в подвале своего дома в респектабельном тихом районе, долго пытал, насиловал, убивал, готовил себе еду из несчастных и поглощал ее на глазах других похищенных детей.

Попался он случайно: соседская собачка почувствовала подозрительный запах, которым тянуло из вентиляционной трубы подвала, протяжно и громко завыла. Убийца ударил ее щипцами для барбекью, чтобы прогнать, хозяева собачки вступились за свою любимицу, вспыхнул конфликт, приехала полиция – преступление раскрылось.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю