Текст книги "Оленька, или Будем посмотреть, Париж!"
Автор книги: Владимир Айтуганов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Я узнал глаза! Экстравагантный костюм изменил фигуру, маска скрыла лицо, но глаза невозможно не узнать.
Это была Ольга Владимировна!
Она закусила губу, развернулась и ушла за кулисы.
С туманом в голове я добрался до своей комнаты. Не помню, куда пропал Томашевский, кажется, мы ехали на метро…
Опять водка, стакан, водка…
Ольга Владимировна, моя Оленька, любимая, нежная, ласковая, добрая, милая, отдыхающая на диване с чашкой чая в руке и – Мадам О с хлыстом, в лайковой коже, с открытой грудью и в сапогах-ботфортах?!
Не верю! Нет! Не может быть!!!
24.
Еду в поезде Москва-Пенза.
Пусто на душе, Оленька. Пустынная пустынь и библейская тьма… И духа нет, носящегося над бездной…
Жизнь моя, Любовь моя, неужели я совершил ошибку?
28. Аллё-Оллё!
Эй! Кто-нибудь на площадке! Передайте мой мобильник, он уже раскалился от звонков!
Кто это? Аллё-аллё! Оленька!… Рад тебя слышать. Что случилось? У меня пока все в порядке, заканчиваем съемки. Нет… Вчера все старательно объяснил…
Олюсенька, я не могу таки сделать, что ты требуешь, не кипятись и не бурли. Ну, что ты, цветОльчек, не обижайся: я такой, какой есть. Нет-нет-нет, дорогая, ты поняла неправильно. До тебя всегда хорошо отношусь, лилия Кедронской долины!
Куда вы тащите эти софиты?! В трайлер! Все собираем и пакуемся! Извини, котеночек, производство…
Оллё! Я отношусь до тебя гранд плюс как хорошо, но не порти наше корректное расставание. Мы же договорились в первую ночку нашей страстной любви о пОльной независимости взрослых интеллигентских людей: каждый делает, что и как привычно, необходимо, приятно или профитабельно, без мизерненьких обид, недоверий и посягательств на личную свободу…
Пупсик, послушай… Ну, хорошо, не пупсик – золотко. Семьдесят пять кг… Извини, извини, семьдесят один. Да что ты так кричишь? Я, право, хорошо слышу каждое словечко твоего чЮдненького гОльосочка!
Нет, Барух, не тебе, это я в телефон немного разговариваю.
Аллё-Оллё! Все в жизни, Олюшечка, приходит неожиданно и уходит, однако, такой же странной походкой, как говорил пророк Исайя, вернее, Экклезиаст… Жизнь, смерть, любовь с самой большой и капитальной буквы. Олюпончик, это… Нет, конечно, не пончик, не цепляйся к словам, особенно к суффиксам и окончаниям великого и могучего русского языка. Газель! Джейран! Импала и антилопа-гну! Опять обиделась? Не гну? Ну ладно, ладно, не буду шутить…
Да куда вы, арабские террористы, тащите софиты? Как в трайлер не влезают? Сюда ехали – все влезало!
Правда ведь, Олюнька, у нас все влезало? Еще как влезало! По самые уши, по самый си-бемоль! Буду, буду серьезным: очень важный разговор…
Аллё-Оллё! Карамелька сосательная, не живи по лицемерным законам, которые придумала ненасытная частная собственность! Подчинять и владеть себе подобным сознательным существом – крайне порочное желание! Болезнетворное самолюбие, моя красатОлюшка, слепая ревность и злостные обиды проистекают из этого дремучего пещерного мышленьица…
Оллё! Ты любишь, мурлыкающая кисочка, придушить мышку за горлышко… МОльчу-мОльчу-мОльчу и затыкаюсь, только зачем ты мне позвонила? У меня, право, кучка работки и всего пять часов до нашего самолетика. Взял бы я тебя-а-а-а…
Ольгунчик, про какое доверие ты говоришь, если возмутилась, когда я секретаршу Софочку случайно, поверь: случайно(!) по животику погладил? …Опять кричишь, как две одесситки, столкнувшись машинами на перекрестке в Тель-Авиве! Даже тихим голоском все-равно кричишь…
Аллё-Оллё! Куда ты пропала? Ольгушатик, немного не могу так разговаривать: дестабилизация коммуникаций очень нервирует!
Барух! Скажи этим поцам на их тарабарском языке, чтобы не валяли дурочек и укладывали аппаратуру осторожно – камеры по сорок тысяч евро каждая!
Аллё-Оллё! Где ты, бельчОнчик? Почему тебя не слышно? Сделай усилие над своим привлекательным организмом, выйди из метро на улицу, все же с любимым в недавнем прошлом мужчиной разговариваешь, а не с каким-нибудь гоем!… Уже лучше… Вот теперь тебя хвалю я! Вот теперь тебя…
“Олга, Олга, Мутер Волга!” – как пела моя бабушка… Песня строить и жить помогает! Ведь улыбка – это флаг корабля! Улыбнись, пумпОлечка, и она сама к тебе вернется! Что ты так расстроилась? Ну, ушел от тебя мужичок – другой появится! Не горюй, не грусти, не теряйся, будь сердцем молода!
Аллё-Оллё! Я обещал жениться? Сколько раз? Многовато… На меня не похоже… Сладкогубая моя, мало ли что я наболтал в состоянии аффекта! Но, дорогая, (конечно, не в монетарном смысле, хотя и это было чувствительно), ты же не принимала всерьез слова киношника, когда держала его, то есть, мой такой обрезанный членчик в своем таком изящном ротике…
Правильно! Никогда-никогда не верь мужчинам – у них на уме только пожрать, водки выпить да потрахаться! Примитивнейшие создания, скажу я тебе! Инфузории-туфельки! Точнее, сапоги, галоши и валенки! И лапти!
Барух! Проходите мимо всей бригадой и не дышите в мой в подседевший затылок!
СОсюлечка, мне воспитательно неудобно: обширная съемочная группа замерла от нашего горячего разговора и переживает за своего несчастного режиссера. Что мне им сказать? Нет… Подобные слова произвести не могу: они хорошие люди и я им должен зарплату за два месяца.
Оллё! Златокудрая и несравненная моя шифрачка… Ничего оскорбительного, клянусь мамой! Шифра – красавица на иврите…
Аллё-Оллё! Не пойму: о каком-растаком Демоне Разрушения говоришь столь трогательно-воодушевленно? Мы не на сцене студенческого театра в Хайфе! Никогда не бывала в Хайфе? Непременно съезди! Все покажу и все устрою! Замечательный богемный городок с видом на море, тебе обязательно понравится!
Оллё! ЗОлюшка! …Почему не справляюсь с саморазрушением? Наоборот, очень успешно над этим работаю… Ах, ты не про кокаин… И это тоже…
Аллё-Оллё! Опять по новому и конкретно пропала, чреславОльнительная… Нет, не “чтоб пропала”, а просто “опять пропала” в прямом телефонном, а не в литературно-иносказательном смысле. Стой спокойно на одном месте, никуда не переходи! В твоем Париже сплошные магнитные бури, радио-теле-видеопомехи и психозавихрения. Хрения, хрения, ТихоХрения…
Да что же это такое?! Барух! Сколько можно?! Эти чертовы софиты снова тащут в чертов трайлер? Придумайте что-нибудь! Барух, возьми, наконец, Софу… Не за руку, не за талию, и не за бюст, а для совета, чтобы вдвоем руководить погрузкой! Мне некогда взять ее самому – я решаю важные профессиАнальные вопросы!
Извини, пампушечка… Нет!!! Худюшечка!!! С детства люблю плюшки и галушки, а фаршмак, гефелте-фиш и селедку под шубой не люблю… На гефелте-фиш ты совсем не похожа!
Аллё-Оллё! Что за чушь!? Никогда тебя не подозревал и не обвинял! “Если жена тебе изменила, радуйся, что изменила тебе, а не Отечеству!” – прав Антон Палыч. Мы с тобой не женаты, значит, нечего подозревать в “коварной измене”.
У нас – взаимовыгодный обмен простым и честным сексом, как в идеальном Городе Солнца у равноправных граждан освобожденного труда! Не простым, О'кей – изысканным и утонченным соответственно нашим комплекциям!
Оллё!… СОльнышко, какое родство душ? Добавь: “Трепетание бессмертных чувств, слияние в эйфорическом парении и воссоединение в онтологическом тождестве!”
Олетопия, нашу бойкую рифмопереПиську (пардон за каламбур) нельзя воспринимать серьезно. Какие лирические стихи и любовная лирика? О чем ты? Стишонки, стишишки, стишатки, стишутки – ничего более! Никаких поэтических или сердечных откровений. А твои отважные рифмы, спеллинг (пардон, – орфография) и пунктация оставляют желать много-много лучшего, даже с моего низменного ивритского уровня. Нет-нет-нет, ни в коем случае! Не критикую и не вышучиваю, хоть я – насмешник тОльстопузый. Восхищаюсь всей душой твоим стихОральным творчеством!
Оллё! ЭратОленька, не надо искать глубины мыслей и чувств, где их нет! Что у нас с тобой было за восемь с половиной восхитительных недель? Потерлись передками… И кое-что еще, и кое-что иное, о чем не говорят, чему не учат в школе… Извини, извини за обычную мужскую пошлость и пивную вульгарность!
Аллё-Оллё! Олечка-Лукойечка, ты очень нежная и ранимая, тебе нельзя выходить одной в холодный и враждебный мир за окном: там много голодных волков, тигров, львов, шакалов, гиен, койотов, упырей, оборотней и прочих сабле-зубо-многочленных хищников. Тебе нужен большой и добрый медведь, который согреет маленькую девочку на своей широкой мохнатой груди. Лысый исраэлит ростом метр с кепкой не годится на такую заглавную роль в реалити-шоу “Оленька Above and Beyond”: надорвется, грыжа или геморрой откроются, а если и то и другое одновременно? Ужас просто подумать! Еще всегда на сторону смотрит…
Аллё! Олепумпочка, ты опять про свое… Свежей травки пощипать хотелось, ничего плохого в этом сквозь свои минус восемь не вижу. Олюсюнчик, пора понимать и принимать физиологические потребности мужчины в соку и в самом расцвете сил! …Ну, да, как у Карлсона… В шестьдесят три… Или четыре. Хорошо – пять! Пусть шесть! Даже семь!
Пойми: мужчина в моем среднем возрасте – горячий пирожок для грудастых и попастых с ногами от подмышек и пионэрским задором в трусиках. У меня – серьезность, авторитет, кошелек, пусть даже небольшой! К тому же, я снимаю КИНО! Этим не шутят. Увы, вокруг слишком много искушений, а человек (я) слаб…
Софочка, принеси мне, голубушка, чего-нибудь попить, лучше всего зельтерской или Перье, в горле от такого монОльога пересохло.
Аллё, Ольгелица, подожди, дай воды глотну… Вот, теперь лучше…
Аллё-Оллё! На чем бишь мы остановились? Почему не удовлетворяешь? У тебя хорошо получается и спереди, и сзади, и сверху, и снизу, и так и эдак… А вот это – неправда!… Никогда не переоценивай собственные возможности и выходные данные, пусть даже аппетитные и завлекательные…
Аллё-Оллё, СескОленька, “…ты помнишь, как все начиналось? Все было впервые и вновь!”… Ты была чемпионка и в постеле, и в машине, и на лавочке, и на лужайке… Вначале… Сейчас – увы!
Оллё! Румяное эдемское яблочко Олепопочка, в последние тусклые недели, похожие по грусти на песчаную пыль над Иерусалимом, наши недавние ласки, полные огня, криков восторга и восхитительного эротизма, упали до уровня, близкого к самому асолютному нулю по шкале Кельвина, а не Реомюра. В этом нуле нет моей вины, неудержимая ВОлькирица! Сравнивая даты рождения в наших паспортах, оправданы были бы претензии ко мне, а не к тебе, юной Олеринке.
МифОлогема нежнОльанусная, матроские ночи с тобой, которые так пленили меня своими оверкилями и сменой галсов, превратились в скучный доклад на профсоюзном собрании! Где интересные мысли, оригинальные темы, увлекательные сюжеты? Одна и все та же ортодоксальная точка зрения, то бишь, позиция. Суета и томление духа…
Что ты все кричишь таким тихим голосом? Драматический шепот незабвенного Станиславского, долетавший до галерки…
Аллё-Оллё! История, Оля-ханум, стара как Ветхозаветный мир: женщина обещает мужчине сказочный секс до конца жизни, если он возьмет ее в жены. Наивный мужчина в Ольслеплении ведет ее к алтарю в синагоге. Потом женщина ходит, косОляпя, по квартире в халате и бигудях, почесываясь и позевывая, говорит, что ужасно устала, у нее бОльит голова и на всякие глупости нет сил и желания. Несравненная ОлечкаЧК, я это уже проходил в более молодые годы и не один раз!
Аллё-Оллё! Слушай мой новый анекдот: “У жены – климакс, у любовницы – климакс: куда податься бедному еврею? Ученый экономист Карл Маркс в Библиотеке Британского музея конспектировал с революционерками-эмансипе; доктор Фрёйд пользовал психопациенток в смотровом кабинете, а одноглазый генерал Мошэ Даян ходил вдоль строя женских коммандос, выбирал фигуристую парашютистку для инструктажа… Вопрос: “ Как ходил Мошэ Даян – слева направо или справа налево?”
Оллё! Не ругайся как марроканская сифардка! Ты – московская INTELлигенция! Гордость страны и сОль земли! Он же одноглазый – вот тебе и под-сказочка! Ха-ха! Не знаешь за что и какой глаз выбили Мошэ Даяну? Посмотри Википедичку!
Аллё-Оллё! Сладкоперсная птичка Сирин с нежнейшими сосочками! Нельзя так безжалостно тратить слабые женские силы и пошатнувшееся здоровье на мелочные споры и обиды! Бессоница, забывчивость в большом и малом, путаница в делах и личной жизни – все от нервов, драгоценная и несравненная Олепиписочка с рыжеватенькими волосиками!
Оллё! Моя тетя Хася, добрейшей души женщина, волновалась точь-в-точь как ты и так же громко ругалась на своего никудышного мужа дядю Шмулю, который не пропускал ни одной женщинки в обтягивающей попку юбке, но однажды многотерпеливая тетя Хася схватилась от переживаний за сердце, упала в коридоре возле коммунальной кухни и надолго загородила своей монументальной фигурой подход к газовой плите, отчего селедка на сковороде у соседки Розы Иосифовны сгорела дотла! И случилось это, заметь, не в Бердичеве, откуда она родом, а в Мариуполе, в самом центре города у моря, в котором, как в Одессе, тоже были свои каштаны и куплетисты!
Аллё-Оллё! Ты стучишь телефоном мне по голове, по своему изящному колену или по каштану на Елисейских полях? Я бессовестно издеваюсь над тобой? Помилуй… Никто не может так издеваться над человеком, извини, – женщиной, как она сама… Что ты себе булавки под ноготки втыкаешь: свадебку бы сыграли, домик бы в горах купили, варенье бы наварили, внучат с ложечки кормили бы… Нет, я не создан для блажеенстваааа…
Оллё! МетропОлечка, у тебя окончательно испортился характер! Женщина без юмора не может быть достойной подругой и соратницей директора самого главного из всех искусств. Кто сказал? Ленин! Владимир Ильич! За мое документальное кино, тоже Оскара дают! Какого?… Не Рабина – золотого!!!
Аллё-Оллё! Послушай меня, умная женщина! Я, критический к себе взрослый мужчина со сверкающим взглядом и пристальной лысиной… нет, наоборот – пристальным взглядом и сверкающей лысиной, надеялся на чудо, думал, что ты воспримешь меня без глупых выдумок из дневника наивной гимназистки.
Оллё! Ольга-воительница! Сними очки, вставь контактные линзы, посмотри на себя в чисто вымытое зеркало в ванной! Кого ты там видишь? Пожилую женщину с морщинками на щеках и шее, с нежно-розовой проплешиной на затылке, прикрытой кокетливым шиньоном из искусственных волос, с натруженными пролетарскими руками и крестьянскими (мильон пардонов!) лодыжками.
На плечах этой достойной во всех смыслах женщины сидят двое упитанных младенцев с ай-буками, ай-фонами, ай-пэдами, ай-хрен-знает-чем-еще и капризная старушка-мать в инвалидном кресле и с тяжелым альцгеймером на всю голову, дай Б_г ей всяческого здоровья, процветания и долгих лет счастливой жизни!
Аллё-Оллё! Мне очень странно такое слышать… Совершенно несправедливое обвинение в мой адрес! Ни в коем случае не хотел обидеть или сказать что-то плохое о твоих замечательных крошках!
…Я виноват, что ты мало проводишь с ними времени? Раз в неделю откажись от бесплатных билетов на концерты или выставки – проведи вечер с детками! Ради твоих святых материнских чувств, наступлю на горло собственной песне, не буду приглашать тебя на премьеры, бенефисы и презентации…
Оллё! Пожалуйста, не говори столь жалобно, как ты тоскуешь по своим дорогим деткам: на фешенЕбальном Санторини выдержала с ними всего несколько дней и отправила безутешных малышей домой с бабушкой, а сама потом вволю куролесила с весёлой подругой, оттягивалась в полный рост и развлекалась по полной программе!
…Ну, зачем же так? Мы с тобой неплохо попутешествовали целых четыре раза… Что?… Два?… Неправда: по крайней мере, три! Зато какие это были поездки! Ах, кружится голова от воспоминаний, голова кружится!
Олюля, не будь такой серьезной и не благодари так часто за наши круизы: в тебе может развиться комплекс благодарности, который хуже, чем комплекс вины, по словам моего дальнего роственника профессора Фрёйда. Да-с… Родственника! У меня есть нотариальные доказательства!
Не бери в свою красивую голову и помни (твои любимые интернет-психи меня поддержат): за все путешествия ты расплатилась со мной в полную меру своих замечательных способностей, как и со всеми счастливцами-мужчинами до меня – в этом нет ничего предосудительного! – сосала мой уставший членчик днем и ночью, давала старому греховоднику потерзать розовую дырочку попки и рыжую мочалочку с большими и малыми губками и аппетитным клиторком-пуговком!…
Ох, не буду углубляться в вагинания…
Аллё-Оллё! Пожалуйста, не скромничай, ты замечательно гладила своим нежным пальчиком простату через мой мужественный задний проход. Может, мне следует приплатить тебе за несравненную радость бытия?… Well… Ты часто ленилась, а то бы приплатил – не как на Пигаль, конечно, но все-таки подкинул бы сотню-другую евро… Право, не сердись! Я не сказал ничего плохого! Олица-ПигОлица: каждый труд должен быть оплачен по твердому тарифу в надежной валюте! Основа отношений!
Виноват, виноват, бОльше не буду, тОлько послушай совет испытанного работника зрелищных искусств и мастера кинообъектива: не носи бесформеных брюк, шириной с Черное море – они делают твои прОлестные ножки короче, а изящную фигюрку похожей на бочоночек с моим любимым пивом Чешский Праздрой!
Аллё-Оллё! И лошадиные пластиковые украшения не носи: что хорошо для африканской деревни, пляжа или школьниц-нимфеток с их длиннющими шеями, то неуместно и смешно для подвядшей бизнес-лэйди дождливой осенью в сказочном Парижске!
…Ой-ой-ой! Не вали с больной головы на здоровую: подруги могут выбрать подарок на День рождения Анечки без твоего деятельного участия! И поужинать в тесной девичей компании без тебя… Лучше свари детям молочную кашку и почитай им книжку перед сном… Это ничего, что они выросли– полезно и воспитательно!
Оллё! Не внушай мне, что тебе необходимы домашнее тепло и уют! С утра до ночи в твоем железобетонном гнездышке крики, скандалы, промывание мозгов, поджатые губки, недовольные вздохи, взгляды, полные укоризны, и бесконечные звонки от везде-сующих-свой-нос подруг!
Аллё-Оллё! Кого ты ждешь? Принца на белой кобыле, который спасет тебя из этого сумасшедшего дома? Миллионера, чтобы оплатил все твои долги и увез в блистательный Лос-Анджелес? Уезжать никуда не хочешь: квартира – твоя крепость, ты в ней – комендант! Правильно… В Доме престарелых маме будет некомфортно и за детками нужен глаз да глаз… В первую очередь за дочкой! Какая попка растет! И грудки поднимаются! Пардон-пардон…
Олёлечка, надо радоваться, что выпало слабое звено из твоей цепи сателитов по жизни. …Ну, какая я надежда и опора? Смех один! Кто бы меня поддержал и подставил округлое плечико или упругое бедрышко. Не отчаивайся: вперед и только вперед! В Москву, на ярмарку невест! Опять не самая удачная шутка… Кому нужны балы Тани Лариной? На интернет! На сайты знакомств и создания счастливых семей! Твои подружки с удовольствием помогут в этом увлекательном деле: сводничество всегда похоже на забавное приключение.
Аллё-Оллё! Почему ты так возмущашься моими чистыми и сердечными пожеланиями? Я хочу для тебя успехов в труде и самой личной жизни! Кирдык… Снимаю мои добрые планы с доски объявлений.
Оллё! ПОльководница! Кто прельстится на жизнь в откидном кресле у тебя в клишистой квартирке? Только полный идиот или мазохист! Пистончик и минетик – на это свободных стрелков найдется предостаточное количество, только раздвигай пухлые ножки и подставляй красивые губки. Опять виноват – я не так сказал! Стройные ножки!!!
Аллё-Оллё! Желающих провести ночь с аппетитной дамочкой всегда хватает, но заводить с тобой очень серьезные и торжественные отношения?… Через неделю от твоих скандалов убежит самый изголодавшийся в Синайской пустыне саксаульный… нет, не так… сексуальный маньяк! Я прожил два месяца на порОльховой бочке: мне полагаются две медали За храбрость и орден Пурпурное сердце за спасение однопОльчан от тебя!
Товарыщ Ольга! С Вами невозможно разговаривать: у Вас постоянно звонят еще два телефона! …Замучила своей болезнью Вика? Бессмысленно успокаивать припадочную подругу, ее место в клинике доктора Гаше, а не в квартире-люкс с видом на Эйфелеву башню из ампирного окна. Ты перестала с ней говорить по пять часов в день? Правильно! Надо жить жизнь полной красивой грудью и работать, работать, работать! Первым дело – самолеты! Ну, а девушки?… Как и юноши – могут подождать.
Правда, Барух? Девушки – потом? “Нет, – говорит, – давай девушек прямо сейчас!” Еврей похОльтливый…
Аллё-Оллё! Когда ты последний раз у врача была, упрямая бОльдательница? Нет, не дантиста, у обыкновенного участкового Ольболита? Твой климакс бушует как вулкан Везувий, вернее, Этна: Везувий был горячий, но достойный мужчина…
Оллё! Доктор ГОльдман, с которым я вчера обедал, сказал по-секрету, что тебе давен-давном, давном-давны… Упс!… Давным-давно! Пора принимать успокоительные таблетки от бешенства, а не жениха искать… Нееет, несравненная глагОльтательница… Выспаться и поговорить по душам с подругами не поможет: время этого маневрового паровоза радикально ушло. Пора лечить неврозы-психозы лекарствами по рецепту не любителя-шарлатана с интернета, а законного психолога или врача-психОльатра…
Оллё! БрунгОльда, верным способом любого воздыхателя ты превращаешь в беглеца на длинную дистанцию! Даже со своими детьми разговаривешь, будто мужчину за горло трясешь!
Аллё-Оллё! Из многосторонне сексапильно образованой женщины ты превратилась в скучную бытовую зануду! Мне, однако, надОльели ежедневные, вернее, еженощные промывания мозгов. Секс ты заменила регулярными психОльогическими экзекуциями в постеле!
“В постелЕ…!” Е!– онегинская строфа!!!
Барух!!! Закончите вы, наконец, надо мной издеваться и мы улетим в Землю Обетованную или сорок лет меня будет терзать московская шикса по ту сторону провода? Откуда опять взялись эти треклятые софиты? Почему никто не может решить элементарный вопрос?
Аллё-Оллё!… Это-то я-то кричу!? Я-то разоряюсь!? Я работаю! Р-а-б-о-т-а-ю!!! Руковожу творческим процессом! В поте лица зарабатываю кусок хлеба насущного! Я не шринк и мне некогда вести гипнотические беседы с безнадежной слепо-глухо-вопящей пациенткой палаты О-ЛЬ-666.
Софа, дай скорее стакан большой воды! Тьфу!… Большой стакан воды! И большой валидол! Два валидола! Три валидола! Много валидолов!!! ДокАнал меня этот Театр Ольбсурда с Бульвара Жёнераля Леклерка…
Аллё! Мутер ВОльга, слушайте меня очень внимательно и следуйте, хотите Вы того или, может быть, нет, совету человека, умудренного жизненным опытом и некоторым знанием людей и женщин: свой модный Оль-фон опустите, плиииз, в стакан с чистой дистиллированой водой, чтобы его замкнуло и навсегда уничтожило мой номер. Оценочную стоимость Вашего аппарата обещаю компенсировать с ближайшего гонорара.
Аллё-Оллё! Настоятельно Вам рекомендую: красивой походкой, покачивая бедрами как Мерлин Монро (какая была женщина!), устойчиво и размеренно уходите от меня к другому мужчине. Любому! Мужчине, старику, юноше, мальчику! Или к женщине… Или к барану, быку, а еще лучше – козлу!!!
Аллё-Оллё! Мадам Ольга, идите, совсем не оглядываясь, твердым и широким шагом, идите уверенно и быстро, идите налево или направо, вперед или назад, идите, куда глаза глядят, идите далеко и надолго, идите навсегда,
ИДИТЕ НА ХУЙ!!!
2 9. Похороны в августе
Мама умерла в августе. Последнюю неделю в госпитале ей не давали никаких лекарств, только обезболивающие, чтобы не мучилась. Под действием наркотиков мама все время дремала или спала, почти не разговаривала. Оленька каждый раз плакала, когда приходила ее навестить.
С мамой она никогда не была так близка как с папой, но в последние дни чувствовала к ней бесконечную жалость и любовь. Мама, конечно, ее любила, хотя всю жизнь с ней ссорилась и ругалась. Оленька догадывалась, что это было из-за ревности к папе: мама не хотела делиться его любовью, даже с собственной дочерью.
Когда папа умер, мама была еще не старой женщиной – всего шестьдесят лет, но она поставила на себе крест в смысле поисков иного мужчины. Здоровье ухудшилось, и она уже была не в состоянии справляться в одиночку с реалиями жизни в бандитских Люберцах. Старший сын, брат Оленьки, пребывал в многолетней депрессии после ухода жены, пропивал хорошую библиотеку раритетов и антикварную мебель, собранную им в лучшие годы.
Оленька напряглась и экспортировала маму по туристической визе – якобы навестить дочь и внуков. Мама осталась нелегально, пополнив ряды таких же, как она, пожилых родителей в чужой стране. Осталась навсегда: выехать из страны можно, но въехать обратно нет.
С помощью друзей Оленьке удалось выбить из государства медицинскую страховку для мамы. Бесплатное медицинское обслуживание и лекарства – уже очень много для нелегальной иммигрантки-пенсионерки!
Со временем можно было бы получить и другие бенефиты, только у Оленьки его, времени, всегда не хватает. Работает-работает, вкалывает как лошадь, помогает всем друзьям и подругам, а на себя и свою семью времени не остается! После развода могла бы оформить льготную квартплату как мать-одиночка, но даже на эту несложную операцию времени не нашлось – так и отдает каждый месяц три четверти зарплаты…
Мама заняла в их квартире гостинную – больше ее устроить было негде. Со своего дивана она видела, кто приходит, кто уходит, во сколько внук, внучка или Оленька вернулись домой, что принес почтальон, стоит мешок с мусором у двери или его вынесли и так далее. Маме подобная стратегическая позиция нравилась, она и не думала занимать комнату внука после его отъезда на учебу в Марсель.
В Люберцах у мамы оставалась большая двухкомнатная квартира и Оленька сумела провернуть сложную операцию по ее продаже. Еще одна хитроумная задача была по переводу денег во Францию так, чтобы брат не отхватил себе кусок – все равно бы пропил.
Эти небольшие деньги на какое-то время спасли Оленьку: она расплатилась с вопиющей задолженностью за квартиру и суд отменил приказ о ее выселении, заплатила институту сына за два семестра вперед, вернула бедным друзьям мелкие, поэтому самые горящие долги, отдала символическую долю больших долгов – на этом мамины деньги закончились. По крайней мере, сын продолжает учебу и их не выселяют из квартиры!
Оленька с сыном клятвенно обещали вернуть деньги, когда сын начнет зарабатывать, а у Оленьки дела поправятся. Мама не переживала по поводу растаявших денег: помогла дочке и внукам – и слава Богу!
Первые годы во Франции мама ходила в театры и на концерты, когда Оленька доставала билеты, на бесплатные выставки, обросла “своими” друзьями, но потом что-то в ней “перегорело” и она выбиралась из дома все реже, говорила, что быстро устает, даже русское телевидение не смотрела.
Оленька все-таки устроила маму в комнате сына – не простаивать, в конце концов, жилпощади. Мама почти перестала выходить на улицу, немного “гуляла” на лоджии и все. Оленька водила маму к врачам, но они только пожимали плечами: возраст, мадам!
Когда маме стало плохо, ее на Скорой помощи отвезли в госпиталь Божон – в соседнем блоке от дома. Мама пролежала там две недели. Вначале ей давали какие-то лекарства, но затем, во время утреннего обхода, когда Оленька с дочкой и сыном были у постели мамы, заведующий отделением, осведомившись, сколько лет детям, объявил, что маму снимают со всех видов лечения: это бесполезная трата денег налогоплательщиков, и предложил поместить маму в приют, хоспис, чтобы она там умирала, а койку в палате освободить для следующей безнадежнобольной. Оленька раскричалась, что маму нельзя трогать и что она умрет по дороге. От нее отстали, как от скандальной бабы, и оставили маму умирать в палате.
– Ничего, доченька, – не открывая глаз, тихо сказала мама.
Оленька разрыдалась.
Мама умерла на следующий день. Оленька с раннего утра была рядом, но зазвонил телефон, на который необходимо был ответить. Оленька вышла на минутку в коридор, а когда вернулась через пол-часа, мама уже скончалась.
Ее перевезли в госпитальный морг и потребовали забрать тело не позднее, чем через трое суток, иначе грозились сжечь в крематории и выдать урну с прахом.
Денег на похороны не было. Зарплата последние две недели не поступала: Оленька отпросилась с работы и дни и ночи проводила в госпитале. Занять не у кого: стояла середина августа и вся Франция, включая Оленькиных состоятельных друзей и подруг, разъехалась в отпуска.
В банке на вопрос о займе от Оленьки отмахнулись: у нее и так счет был заморожен из-за негативного баланса, и кредит испорчен до конца жизни. Удалось перехватить всего три с половиной сотни у бедняков, как она сама.
Пятьсот евро одолжила Олёк. Когда передавала деньги, не удержалась от шпильки:
– Ловко ты успела мамашкину квартиру продать, деньги перекинуть и затырить. Молодец! После ее смерти надо пол-года вступать во владение, потом еще судиться-делиться с братом – фиг бы ты что получила!
Оленька промолчала, утерлась, взяла деньги…
Набрала всего восемьсот пятьдесят евро, а на самые скромные похороны требовалось минимум четыре тысячи.
Прошло два с половиной дня в беготне и в унизительных просьбах. Самая главная палочка-выручалочка – московская подруга Катя, уехала на Валаам, куда не пробивались телефонные звонки.
Оленьку охватило отчаяние…
Пересматривая старые записные книжки, она наткнулась на имя Жирного Вадика, который когда-то вытащил ее из тюрьмы. Глубоко задумалась…
Жирный Вадик сидел с партнером из России и его женой на террасе в ресторане Фуке на Елисейских полях. Вадик растолстел еще больше – еле поместился один на угловом диване, российский партнер и его жена сидели на стульях.
Круглый стол был заставлен многярусными блюдами с устрицами, омарами, морскими ежами, креветками и прочими дарами моря. Оленьке принесли стул и прибор, но от угощения она вежливо отказалась и попросила для себя минеральную воду.
Вадик с партнером ели вовсю, запивая самым дорогим вином из меню. Жена партнера, по виду – дорогая проститутка, потягивала розовое шампанское и лениво смотрела на прохожих за окнами.
Мужчины обсуждали свои дела и во весь голос матерились, жена партнера тоже вставляла время от времени матерные реплики.
Оленька сидела притихшая и смущенная: в зале хватало русских, но Вадика это совершенно не беспокоило.
Допив вино, Вадик и партнер, не дожидаясь счет, бросили на стол по несколько пятисотевровых бумажек и направились к выходу. Вадик сказал пару слов по телефону и через минуту к ним подкатил черный Мэйбах. Вадик качнул головой: садись. Проехали до Рю Мабёф – там у Вадика был офис, – всего метров триста, но ходить пешком было ниже его достоинства.
Офис занимал целый этаж старого прекрасно отреставрированого здания. В комнатах – ампирная мебель, зеркала, хрустальные люстры, ковры, портьеры, компьютеры, мониторы – все дорого и солидно.
