Текст книги "Оленька, или Будем посмотреть, Париж!"

Автор книги: Владимир Айтуганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

9. О милосердии

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!

Возлюбленные братья и сестры, сегодня моя проповедь будет о милосердии: “Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут!” – Отец Борис поправил на носу очки в роговой оправе и огладил пышную седую бороду.

Народу в церкви мало, плохо ходят христиане в храм Божий. В воскресенье и по большим праздникам церковь полна, а в остальные дни: ау, где вы, православные? Пара старушек да певчий на клиросе…

Ковровая дорожка делила церковь надвое: справа скамьи для мужчин, слева – для женщин. Отец Борис давно установил простые деревянные скамейки, а сторонникам суровых правил возражал, вслед за митрополитом Филаретом, что в храме надо думать о Боге, а не о ногах.

В первом ряду сидел церковный староста, солидный мужчина в пиджаке и при галстуке, рядом с ним главные жертвователи церкви – маленькие седенькие муж и жена, люди очень состоятельные, за ними – убогий Федор, следивший за свечами на подсвечниках. На “женской” половине – залетный турист-иностранец с двумя фотоаппаратами на шее, пара пожилых пенсионеров и молодые прихожане – раба Божия Ольга с мужем.

В приходском сестричестве ее называли Оленькой за добрый характер и милую улыбку. Имя мужа отец Борис никак не мог вспомнить, тот редко ходил в церковь, никогда не исповедовался и не причащался. С Оленькой они жили в гражданском браке, поэтому отец Борис ее исповедовал, а к причастию не пускал, требовал, чтобы они сначала обвенчались, только муж отказывался. Оленька без причастия страдала, но отец Борис был тверд.

На хорах пела матушка Ефросинья и двое певчих – бас и меццо-сопрано.

Позади всех возле двери стоял незнакомый мужчина, по одежде – иностранец, но не бизнесмен. Он вошел в начале службы, купил свечек, приложился к иконам, зажег свечки и замер как статуя. Отец Борис его раньше не видел.

– Возлюбленные мои братья и сестры, богобоязненные христиане, о необходимости делать благие дела вы знаете, не буду напоминать вам очевидные истины, – отец Борис посмотрел в карманную записную книжку, куда записывал основные мысли проповеди. – Вы слышали сегодня в нашей молитве слова Св. Иоанна Златоуста: “Господь, даждь ми терпение, великодушие и кротость”.

Отец Борис служил сорок с лишним лет, был опытный оратор, читал проповеди каждую неделю по воскресеньям и по праздникам.

– Терпение, Велико-Душие, Кротость! Эти качества необходимы православному христианину для исполнения добродетели милосердия, милости. Мило-Сердие – это наше Благо-Деяние, возлюбленные братья и сестры, то есть, Бого-Деяние! Мы все жертвуем на храм, на хор, на устроение и украшательство. Жертвуем на глазах у всего прихода, когда служки обходят с подносом для жертвований, – отец Борис поклонился чете главных благодетелей храма. – Жертвуем ли мы от души, от чистого сердца? Отказать, не положить малую лепту на поднос – стыдно, видно всему приходу.

Отец Борис сделал паузу и обвел взглядом церковь – все внимательно слушали, даже убогий Федор мелко покачивал головой, забыв про оплывающие свечи. Незнакомый мужчина стоял, немного расставив ноги, задумчиво смотрел на отца Бориса.

– Не о материальных милостях, возлюбленные братья и сестры, говорю я с вами сегодня. Духовные дела милости – это научить ближнего истине и добру, подать благовременный совет, утешить печального, простить обиды, помолиться за него Богу.

Отец Борис сделал многозначительную паузу, заметил, как покраснела Ольга, и пунцовый румянец залил ей лицо и шею.

– Просящий милостыню – не деньги, а помощь, милость – это человек, которому некуда податься, он, или она, испробовал все возможности, чтобы самостоятельно справиться с трудностями, и ничего не получилось! – отец Борис возвысил голос. – В отчаянии человек обращается к ближнему своему как к евангельскому самарянину: “Помоги, брат (или сестра), нет сил моих одолеть заботу!”

Отец Борис чуть перевел дыхание, забыв про носовой платок, смахнул ладонью капельки пота со лба и продолжил более грозно:

– Вспомните, возлюбленные братья и сестры, как часто вы обращались за помощью, за милостью, когда иссякали силы ваши телесные и душевные? Редко. Потому что не хотели обременять заботами ближних своих, не хотели смирять гордость свою пред сильными мира сего. Только отчаяние и надежда на чудо заставляет нас обращаться за помощью. Подобно путнику, израненному и ограбленному разбойниками, протягиваем мы руку в ожидании милости, смиряем гордыню и просим подаяния. “Господи, – просит Св. Иоанн Златоуст, – даждь ми слезы и память смертную и умиление”.

Прихожане, кто давно знал отца Бориса, насторожились: что-то сегодня старенький батюшка слишком эмоционален, даже слезу смахнул на последних словах.

Отец Борис высморкался в клетчатый платок, сложил его и убрал в карман рясы, посмотрел в записную книжку:

– Речь моя сегодня, возлюбленные братья и сестры, не о тех, кто нуждается в помощи, а о тех, кто оказывает милость, подает в протянутую руку.

Прояснившимися сухими глазами отец Борис смотрел на Оленьку.

– Как часто мы проявляем гордыню, когда к нам обращаются за помощью! Вспомните, как наполнялись наши сердца тщеславным чувством удовлетворения, что именно к нам, а не к соседу, обратился страждущий за помощью. Возлюбленные братья и сестры, быть милосердным – тяжкое испытание, потому как требует полного Чисто-Сердечия. Когда к вам обращались за помощью, как вы ее оказали, чтобы не обидеть, не унизить просящего? Не заставляли страждущего долго ждать вашего ответа? Не делали это на виду других людей? А может человек страдал и мучился, что обратился к вам с просьбой и оторвал вас от важных дел, от семьи или отдыха, сгорал от стыда за собственное бессилие?

Несложно, дорогие и возлюбленные братья и сестры, открыть кошелек или выписать чек, особенно, если на банковском счету имеются некоторые финансы. Сложнее дела милосердия творить незаметно, чтобы тот, кому оказана милость, не знал, кого благодарить, и другие люди не могли бы хвалить оказавшего милость.

Отец Борис откашлялся, обвел взглядом свою паству:

– На последнем Страшном Суде люди будут судиться по их делам милосердия или по отсутствию у них добрых дел. Через милосердие мы прозреваем в нуждающемся, несмотря на его недостатки. Страждущий – тот же человек, что и я, тот же образ Божий. Те, кто принял Христа как своего Спасителя будут спасены. “Возлюбите ближняго твоего яко сам себе!” Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!

Отец Борис широко перекрестил присутствующих и сделал знак подходить к нему под благословение.

В наступившей тишине на хорах всхлипнула меццо-сопрано. Оленька сидела бледная, опустив голову. Муж скрестил на груди руки и в упор смотрел на нее. Человек у двери не дождался благословения и вышел.

10. Девичьи разговоры

Корейская баня дышала легким приятным ароматом. Не было тяжелой сырости русских парных или запредельной температуры финских саун. Подогретый пол ондоль располагал к неге и дреме. Теплые стены, облицованные зеленоватым нефритом и красной яшмой, испускали невидимые целительные лучи.

Подруги свое уже взяли: напарились в разных парилках, наразминались массажем, натерлись пахучими травами и морской солью, намазались красной глиной, наплескались в джакузи с женьшенем, розовыми лепестками и чистотелом, сделали маникюр и педикюр и теперь отдыхали на белоснежных футонах.

Злата подливала себе гурманский бесцветный чай из глиняного чайника с соломенной ручкой, Люда заказала травяной коктейль с веточкой повилики на ободке хрустального стакана, Оленька заварила в кружке привычный желтый пакетик Липтона, Олёк, для которой это был первый совместный выход с подругами за многие годы, потягивала шампанское.

Баней чимчильбан угощала Злата: неделю назад она удачно продала свою крохотную двух-комнатную квартирку в Восьмом районе и купила на аукционе просторный дом в Ножане: банк отобрал его у предыдущих владельцев за невыплату займа и выставил на срочную продажу. С оставшихся после покупки средств, решила кутнуть – собрать близких подруг и, заодно, вернуть Олька, когда-то провинившуюся и пропавшую с горизонта.

Олёк недавно появилась в ресторане у Златы, призналась, что все годы переживала за Оленьку, стыдилась ей позвонить или встретиться, боялась полиции, но теперь у нее состоятельный и очень влиятельный друг, который не даст ее в обиду властям, поэтому она вернулась в Париж.

В бане Олёк слезно попросила у Оленьки прощение за давнишнее сумасбродство, поплакала у нее на груди и, конечно, прощение получила: Оленька никогда не могла носить в душе зло и обиду. Олёк облегченно вздохнула, обняла и по-сестрински к ней прижалась.

Несколько лет, что подруги ее не видели, мало изменили Олька: миниатюрная фигура актрисы-травести, гладкие пальцы, не знавшие тяжелой работы, короткая стрижка Гаврош, только лицо взрослой женщины, перенесшей много жизненных бурь и испытаний. На плече Олька красовалась татуировка яркой тропической бабочки – память о лихих временах, сумасбродствах и мотоциклах.

На широком диване в позе энгровской одалиски лежала разомлевшая Люда. Ее богатое тело живописно розовело на белых простынях в мягком свете приглушенных светильников. Люда знала и любила свою фактуру, и невольно принимала картинные позы даже среди подруг.

В Союзе она закончила психфак МГУ, долго работала в диспансере, а во Франции пересдала знакомые предметы, подтвердила диплом и получила лицензию семейного психолога. Теперь, защитив диссертацию, добившись высокой оплаты за консультации и профессорской зарплаты в университете, не ограничивала себя в удовольствиях французской кухни и сильно прибавила в весе.

В молодости Люда успешно побывала замужем за однокурсником, симпатичным и из хорошей профессорской семьи, но женщины всегда привлекали ее больше мужчин. Она несколько раз делала пассы в сторону Оленьки, но та упрямилась и не отвечала взаимностью. Дружба, несмотря на мягкие Людины домогательства, сохранилась.

Злата рассматривала свои длинные ноги с голубоватыми от многолетней работы в ресторанах венами, думала, что придется делать операцию по их коррекции, затем подтягивать живот и ягодицы, а лет через пять начать пресловутые уколы ботокс.

Невысокая Оленька с аккуратными грудками и высокими сосками смотрелась лесной нимфой по сравнению с роскошной Людой или высокой Златой. Материнство не сильно сказалось на ее фигуре. Диетами, упражнениями или массажами она не увлекалась, но всегда хорошо выглядела – без дополнительных усилий и капиталовложений.

– Злата, – поинтересовалась Люда, – где ты стрижку-бикини делаешь?

– В салоне возле Пляс Монж.

Оленька с самого начала бани исподтишка посматривала на интимные места подруг, вернее, на волосяной покров. Было что посмотреть!

У Златы снизу поднимались три язычка пламени: волосы подбриты для создания четкой формы, тщательно подстрижены, слегка высветлены, подкрашены оранжевым и акцентированы черным, чтобы создать больший драматический эффект. Для кого, интересно, Злата так старалась?

– А ты? – переспросила в свою очередь Злата.

– В Марэ, около музея Пикассо.

– Хорошая эпиляция…

– Там вообще стараются.

У Люды между ног красовалось настоящее творение – сложный узор с разводами, листьями, временными татуировками и даже блестками. Видно, что парикмахер ломал голову и старался сделать оригинальную и неповторимую прическу, если к таким шедеврам применим подобный термин.

Свободная от комплексов Люда раздвинула ноги и повернулась направо-налево, гордая своим украшением.

– Олёк, а ты где стрижешься?

У Олька вылетала бабочка, похожая по форме на бабочку на плече. Бабочка казалась простой в исполнении, но, приглядевшись внимательнее, подруги рассмотрели мелкие цветные детали на крыльях, ювелирные выщипы, разной длиной волосы, подстриженные, согласно дизайну, как на старинных гобеленах.

Олёк погладила свою бабочку, довольная произведенным впечатлением:

– Мастер с помощником приходят ко мне на дом.

– Это же кучу денег стоит!

– Мой друг – состоятельный человек.

Все повернули головы к Оленьке…

Она почувствовала себя очень неудобно под любопытными взглядами, засмущалась, и, как обычно, покраснела до корней волос, но прикрываться ладошкой, да еще в бане с близкими подругами, было бы смешно и невежливо.

– Оленька? – вопросила Люда, оценивающе ее рассматривая. – Не стесняйся: здесь все свои! Просто, но со вскусом… Что-то не узнаю почерк… Где такие прически делают?

– Это, знаешь ли… – замялась Оленька.

– Ты сама стриглась? – удивилась Люда. – Нет, невозможно машинкой и бритвой самой так убрать волосы с губ, промежности, – Люда бесцеремонно повернула Оленьку, – и из попы…

– Как вам сказать… видите ли…

– Тебя мужчина стриг? – улыбнулась Злата.

Оленька горела как маков цвет:

– Точно мужчина! – радостно подытожила Олёк.

Довольная Люда звонко шлепнула Оленьку по попе:

– Молодчина! Нечего замыкаться в затхлом семейном склепе! Не допускай, чтоб отрастало – стригись регулярно и почаще!

11. Сила кулака

Нелли Альфредовна, дорогая, здравствуйте! Как спалось, голубушка? Хорошо? Давление? Нормальное? Ну, слава Богу! А то третьего дня Вы немного напугали…

…И у меня самочувствие неплохое: сахар с утра в норме, желудок не беспокоит, колено не болит… Что нам еще надо в наши-то годы?

А как Ваши внуки? Давненько о них не рассказывали… Ну, конечно, Вы правы, когда все в порядке, то и говорить особо не о чем. Учатся, работают, живут молодой жизнью… Старший опять в Непал едет? В Катманду? Боже, даль-то какая! И что молодежи дома не сидится… Нашел бы хорошую девушку, женился бы, детишек завел…

Что?… Видели как внучка в подъезде целовалась? Не надо паниковать, Нелли Альфредовна, мы тоже были молоды и не терялись! Дело-то весеннее, гормоны играют…

Вы газеты сегодня читали? Правильно, я их тоже не читаю, чтобы не расстраиваться, а то как ни откроешь – войны, кризисы да правительственные перевороты… Или того хуже – разведенные отцы своих детей выкрадывают, убивают и с собой кончают! Ужас!

Вчера к Анечке Вы не смогли приехать… Ах, желудок пошаливал… Конечно, конечно… Вечер, скажу я Вам, был ЭКСТРАОРДИНАРНЫЙ! Про него сегодня в газетах написали, мне уже племянница звонила. Что Вы, что Вы… Сейчас расскажу, только присядьте, пожалуйста, не то у Вас опять давление повысится – придется таблетки принимать.

Помните, Анечка, пригласила поэта из Америки – устраивала литературный вечер. Да-да, она и Вам открытку прислала… Фамилию поэта я не очень хорошо запомнила. Нет, не Бродский, он, по-моему, уже умер. А этот – не то Фишрин, не то Рифшин. Не помню точно, я в поэзии не очень сильна. Он из Нью-Йорка, у нас в Париже первый раз выступал… Нет, ну что Вы! По-русски, конечно, пишет, по-русски, не по-английски или, тем паче, по-французски…

Анечка, она ведь у нас известный меценат, предоставила свои апартаменты для поддержания искусства – салон у нее огромный и прихожая просторная.

Фурше вскладчину приготовили: как же без этого? Я пирожки напекла, остальные женщины тарталетки нарезали, бутерброды – знаете, чтобы удобно без вилок с подноса брать. Мужчины разные вина принесли, Анечка кое-что из своего погребка достала. В общем, все очень культурно и красиво!

Вначале, пока все собирались, слегка закусили – многие ведь после работы ехали. Народу пришло вполне достаточно… Да, в основном, все знакомые. Ну, конечно, и Оболенские, и Прево, и Барбариго и Храмовы… Нет, Голицыных не было – они в Ниццу уехали на выходные. Складных стульев штук сорок поставили; Анечка их в подвале дома хранит – у нее там небольшой складик полезных вещей. …Гардьен поднимал и расставлял, кто же еще? Наверное, Анечка ему приплачивает: какой француз будет вверх-вниз со стульями за спасибо бегать?

Стол для поэта поставили напротив двери, чтобы опоздавшие не мешали. У него коробки с книгами были – сборники его стихов. Да, представляете, из Америки с собой на самолете привез, чтобы продавать и подписывать после выступления… Любителей изящной словесности набралось – полный салон!

А по стенам картины были развешаны, вернее рисунки. Очень даже интересные, Вам бы непременно понравились! Это – художник, друг поэта делал иллюстрации к книгам. И с поэтом к нам в Париж приехал… Черно-белые рисунки… Оказывается, простой шариковой ручкой, но очень оригинальные! Я и не предполагала, что этой ручкой можно так рисовать: тени глубокие, а полу-тона мягкие. В молодости, до замужества, я ведь тоже рисовала, даже в Академию ходила, так что понимаю немного…

Я слегка задержалась в дороге: ехала на такси, но пробки были ужасные – час пик, знаете, так что вышла из машины возле Шатле и дальше на метро добиралась.

Ну, вот, в салоне – стол с книгами перед камином, стулья рядами – напротив, а закуски – в другой комнате, чтобы не смешивать “божественный дар с яичницей”. Ха-ха… Я присела во втором ряду справа – и поэта хорошо видно, и картины, да и публику. А возле меня у прохода художник сидел, скромно так: вечер все-таки поэта, а не его.

Анечка поэта представила; он, оказывается раньше в Москве физиком был, при Брежневе уехал. По еврейской визе, конечно… А как тогда еще можно было уехать? Стихи он читал с выражением… Нет, не как артисты читают, а как поэты – с подвыванием… Это я образно, условно так называю. Целый час читал, иногда воды попить наливал из графина. Да, графин у Анечки красивый, с серебром… Стихи? Хорошие, символические, с аллегориями…

В конце аплодисменты были, потом вопросы задавали, самые разные: про жизнь в Америке, про других поэтов, про рифмы… Отвечал с юмором, неглупый человек, скажу я Вам, мне понравился. И мужчина видный – высокий, нос орлиный, лысина, правда, но глаза горят! …Нет, ну что Вы, голубушка, скажите тоже – годы не те…

Так вот, после вопросов-ответов он стал свои книжки подписывать тем, кто купил. Недорогие… Я тоже одну купила, с иллюстрациями. Он мне подписал: “Очаровательной Ирэн на добрую память о нашей незабываемой встрече!” Очень галантно! Затем я к художнику подошла; он мне тоже подписал и прелестный букетик нарисовал – потом Вам покажу. Я поблагодарила и встала рядом у стенки.Все со стульев поднялись, спешили к поэту, потом к столу с закусками – суета, одним словом. Стою, книгу листаю… Рисунки на стенах решила позже рассмотреть, когда свободнее будет.

И тут подходит к художнику этому Олег, не помню его фамилию. …Нет, не москвич, наоборот, откуда-то из глубинки… Он Вам еще рамку для картины склеивал и в нашей церкви когда-то по зданию работал… Да, верно… Мимо меня прошел, плечом задел и даже не извинился! Я холодно от него отвернулась и не поздоровалась – очень мне его вид не понравился: недобрый и опасный.

Он встал напротив художника, близко так, и говорит хриплым голосом:

– Вот, значит, кто адресат…

На него оборачиваться стали, а художник тихо ему ответил, только я слышала:

– Выйдем или здесь скандалить будете?

Вдруг Олег размахнулся, чтобы художника по лицу ударить. Художник только голову отклонил, и Олег со всей силы в стену попал, даже вскрикнул от боли. Один рисунок в рамке со стены сорвался, стекло разбилось, осколки – по анечкиному паркету!

Тут все, кто был в салоне, переполошились, а я-то совсем рядом стояла! Олег еще ударить пробовал, но всякий раз промахивался. Какой страх на меня напал!

Позже, когда я домой приехала, валерьянки с коньячком выпила и успокоилась, поняла: художник-то, оказывается, и обо мне заботился, чтобы не пострадала – то руку Олега отклонял, то поворачивался – вот Олег и молотил по воздуху. Даже ногой пытался пнуть, а художник ногу его остановил и толкнул несильно, Олег чуть не упал: за камин схватился.

Ой, голубушка Нелли Альфредовна, тут самое страшное началось! Олег достал револьвер – представляете, у него под мышкой в кобуре висел, и выстрелил в художника! Тот нагнулся и пуля в зеркало попала. Какой шум поднялся! Женщины заголосили, мужчины кричали, чтобы все на пол ложились… Крик, визг, люди на пол попадали… Паника невероятная!

…Нет-нет, не пистолет, а револьвер с барабаном… Не как у полицейских, а спортивный, одиночного действия. …Конечно, хорошо знаю: мой Александр Петрович, Царствие ему небесное, по субботам из похожего в тире стрелял.

У этого револьвера, Нелли Альфредовна, надо после каждого выстрела курок взводить – большим пальцем руки, что оружие держит, или ладонью другой руки. …Нет, это автоматические револьверы сами по себе стреляют, только спусковой крючок нажми и держи…

Так вот, Олег выстрелил, промахнулся и, торопясь, старался взвести курок левой рукой, а художник его за грудки схватил, поволок вдоль стены и с силой о дверь стукнул – хотел из салона вытащить. А дверь-то в другую сторону открывалась! У Олега рука сперва соскочила – не смог курок взвести, но дуло револьвера в грудь художнику упер и опять курок потянул… Я похолодела как лед, ну, думаю, сейчас убийство произойдет!

Дальше, Нелли Альфредовна, прямо американское кино: художник так ударил Олега кулаком в грудь, что тот выбил спиной дубовую дверь, вылетел на лестницу и на полу без чувств распластался. Ужас, до чего красиво было! Бокс на ринге мне доводилось видеть, но такой удар, скажу Вам, – никогда!

Все вокруг разом замолчали, а художник подошел, револьвер ногой оттолкнул, пульс у Олега пощупал, взял за воротник и стащил вниз по лестнице на улицу. Там и оставил на тротуаре. Кто-то в полицию позвонил, потом сирены завыли, огни замелькали – дальше уже не так интересно.

А она, бедняжка, все стояла, как вкопанная посреди салона, в лице – ни кровиночки, только губами своими красивыми чуть шевелила… Как кто?… Оленька, жена Олега…

12. Шёпоты

– Любимая, разрываюсь от страсти к тебе! Хочу тебя безумно!

– Любимый, обними меня, прижмись ко мне всем телом, ложись сверху, входи в меня…

– Любимая, покачиваться внутри, ощупывать все твои углубления, складочки и ложбинки…

– Любимый, глубже и сильнее…

– Любимая, подниму твою ногу повыше… Тебе удобно?

– Любимый, подними и второю, подтяни к плечам… Мне удобно.

– Любимая, вижу твою красавицу с моим перпендикуляром внутри… Какая поэзия!

– Любимый, насядь на меня сверху…

– Любимая, согну тебя немного круче…

– Любимый, я прижму свои ноги, мне не больно…

– Любимая, я привстану, чтобы мой входил по-другому, доставал твои дальние уголки…

– Любимый, мне хорошо, но левая нога чуть устала…

– Любимая, повернись боком. Я опущусь на колени… Вытяни подо мной правую ногу… Согни левую, положи мне сверху на бедро. Внутри удобно?

– Любимый, очень удобно и приятно… Не спеши, ходи вперед-назад… Так… Хорошо…

– Любимая, позволь засуну палец тебе в попу, в твою нежную дырочку… Чувствую через тонкую стенку, как мой член ходит в тебе… Сильней… Сильней, сильней…

– Любимый, мои груди… Как ты всегда делаешь…

– Любимая, люблю гладить твои высокие соски, крутить их пальцами, перекатывать как упругие шарики…

– Любимый, никогда не испытывала ничего подобного, даже когда кормила грудью…

– Любимая, сжимать, стискивать твои груди, притягивать тебя за них, навстречу моим толчкам…

– Любимый, сжимаешь немного больно, но мне это приятно. Я вся покрылась потом, щеки горят. Скорей, любимый, скорей! Хочу закончить вместе…

– Любимая, кончаю!…

– Любимый, кричи – нас никто не слышит!

– Любимая! Люблю тебя!!!

– Любимый! Заливай меня всю!… Внутри, снаружи, на живот, на грудь!… Люблю тебя!

– Любимая, целый фонтан!

– Любимый, дай скорее, хочу облизать его…

– Любимая, вот он – весь мокрый,…

– Любимый, люблю тебя, люблю его, люблю наш с тобой пот и сперму…

– Любимая, ты любишь целовать…

– Любимый, люблю его вкус и запах, люблю целовать, кусать, играть, сосать: как для тебя, так и для меня это тоже удовольствие. Хочу делать тебе всегда и везде!

– Любимая, он еще не готов…

– Любимый, смотри: я поглажу его руками, он начинает подниматься, я беру его в рот…

– Любимая, откину твои волосы с лица, чтобы не мешали на тебя смотреть. Ты такая красивая!

– Любимый, для меня первое движение самое интригующее: сдвигаю губами крайнюю плоть…

– Любимая, когда ты начинаешь сосать, дыхание перехватывает!

– Любимый, хочу полизать головку, мне нравится ее округлость…

– Любимая, губами вверх-вниз… Еще, еще…

– Любимый, меня смущает мое чмоканье…

– Любимая, жду – не дождусь этого звука…

– Любимый, твой теперь как палка, упирается мне в нёбо…

– Любимая, возьми его за щеку…

– Любимый, он слишком толстый и твердый, не помещается… Хочешь, полижу его с боков? Тебе приятно?

– Любимая, сделай язык мягче, води им снизу-вверх по всему стволу…

– Любимый, тебе не больно, когда языком залезаю в канал?

– Любимая, твой острый язычок причиняет боль, когда ругаешь меня…

– Любимый, так-так-так по уздечке. Широко и пла-а-а-авно по венчику, по его бороздке…

– Любимая, о-о-ох, покрути им во рту… По языку, по щекам, по небу… Да-да…

– Любимый, я очень проголодалась… У меня пробудился волчий аппетит…

– Любимая, покусай его …

– Любимый, я осторожно зубами головку…

– Любимая, грызи целиком… Как кость…

– Любимый, берегись: отгрызу!

– Любимая, поурчи… Не входи в сильный раж, опять прокусишь до крови!

– Любимый, какая вкусная косточка! А что в мешочке? Яички? Деликатес! Yummy!

– Любимая, не откуси!

– Любимый, извини! Покатаю в руке твои китайские шарики…

– Любимая, ложись, на спину и свесь голову с постели…

– Любимый, хочешь глубоко?

– Любимая, ты – настоящая мастерица!

– Любимый, не преувеличивай, я в прошлый раз закашлялась. Сам попробуй запихнуть себе в горло огурец такой длины!

– Любимая, я не буду торопиться, следую за тобой, делай как тебе удобнее…

– Любимый, давай смажем его кремом, чтобы лучше в горло входил и в гортань не упирался.

– Любимая, глубже… Глубже… Когда я чувствую сразу твои губы, зубы, язык, нёбо, горло – нет ничего равного такому наслаждению! Еще глубже… Еще… Да, любимая, бери… Яички тоже, за щеки… Все – в рот… Глубже, глубже…

– Любимый, дай вздохнуть… Воздуха не хватает… Всем подругам советую: хотите обладать мужчиной, делайте ему глубокий минет! Некоторые капризничают: “Фи! Невкусно!” Дурочки, это же не горчица! Ложись, любимый, я продолжу… Теперь могу заглатывать из любого положения, раньше не получалось…

– Любимая, глубоко и сильно…

– Любимый, я смажу тебе анус кремом, хочу поиграть…

– Любимая, тебе надо было родиться не женщиной, а мужчиной… Гомосексуалистом…

– Любимый, ты чувствуешь как я трогаю твою простату?

– Любимая, твой пальчик немного короток, но мне приятно, что ты внутри меня.

– Любимый, ты меня – в рот, я тебя – в попу!

– Любимая, губами и язычком… Быстрее… Быстрее… Сделай ладонями “Добывание огня”… Еще… Вверх и вниз, от корня до головки… Еще быстрее… Еще… А-а-а-а-а-а-а!!!…

– Любимый, целое ведро спермы было у меня во рту! Что за вкус! Как малосольная селедка! Глотала мелкими глоточками… Для полного удовольствия держала твой член во рту. Гурманствовала…

– Любимая, незабываемо… Каждый раз как-будто впервые… Отдохни у меня на груди…

– Любимый, продолжим? Хочу сегодня дать тебе максимум!

– Любимая, у тебя есть силы?

– Любимый, твой шалун притих, но я-то его знаю! Начнем с бороздки венчика…

– Любимая, язычком погладь уздечку… А теперь как дети сосут соску… Долго… Долго…

– Любимый, не беспокойся, не гладь меня, сосредоточься на себе, мной займемся позже.

– Любимая, после извержения он мягкий и ленивый, а чувствительность намного выше… Продолжай… Твои Прекрасные губы…

– Любимый, закрой глаза, отключись, я все сделаю сама.

– Любимая… Земля качается… Все плывет… Так, любимая… Да, так хорошо… Еще, еще, еще…

– Любимый, не вертись, кульминация еще не наступила!

– Любимая, не могу… Небо падает на землю… Реки текут вспять… Взрываются галактики… А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

– Любимый, тише!

– Любимая, еще, еще, еще, еще… А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

– Любимый, не отпущу! Хочу его…

– Любимая… Экстаз… Оргазм… Катарсис…

– Любимый, раньше я не знала, что эрекция не обязательна для получения оргазма!

– Любимая, множественный, безграничный оргазм… Когда ты любишь…

– Любимый, когда мы любим!

– Любимая, теперь займусь твоей “пуговкой”. Побольше крема… Отдохни.

– Любимый, я блаженно закрываю глаза в предвкушениии: мое самое приятное…

– Любимая, этот процесс неспешный и длительный…

– Любимый, мы никуда не торопимся и нам никто не мешает.

– Любимая, по кругу?…

– Любимый, по часовой стрелке и против, вдоль и поперек…

– Любимая, твоя “пуговка” увеличивается в размере: клитор поднимает свою головку… Она розовеет, становится более плотной… Теперь надавлю сильнее… Клитор очень верткий, норовит ускользнуть. Второй рукой стараюсь поймать его, удержать в правильном положении. Глажу самую сердцевину…

– Любимый, да, так, еще немного… Я вся дрожу…

– Любимая, здесь самое чувствительное? Не потерять бы на таком малом участке…

– Любимый, повтори последнее движение, оно мне так понравилось!

– Любимая, у тебя немного отступило… Ослабло… Ничего, догоним!

– Любимый, сколько твоих пальцев у меня в кошелечке?

– Любимая, три.

– Любимый, погуляй по нему. Так, хорошо…

– Любимая, добавлю крема. Еще палец… Вся рука…

– Любимый, как приятно ты трогаешь шейку матки… Помассируй ее… Другой рукой – клитор… А-а-ах!

– Любимая, чувствуешь как я глажу твой позвоночник изнутри? Не больно, что я верчу рукой?

– Любимый, когда мы встретились, мне было непривычно, а теперь парю в облаках… В моей маленькой писичке поместилась мужская рука! Мать-природа все предусмотрела!

– Любимая, мое тело в твоих руках – сплошная эрогенная зона. Получаю огромное удовольствие от прикосновений к тебе, от нашей близости, доверительности и открытости.

– Любимый, клитор, не забывай…

– Любимая, “пуговка” – центр твоих самых главных удовольствий… Вверх-вниз, вверх-вниз, по кругу, по кругу… Пальцами… Ладонью… Пальцами… Ладонью… По лобку… Во внутрь… По лобку… Во внутрь… Держать за уздечку… Быстро–быстро по головке!

– Любимый, да-да-да, так, здесь, так, еще немного… Еще… Еще… А-а-а-а-а-а-и-и-и-и-и-и! А-а-а-а-а-а-и-и-и-и-и-и! А-а-а-а-а-а!!!…

– Любимая, осторожно ногами… Твои конвульсии… Судороги… Не отпущу! Надо продолжать!

– Любимый… А-а-а-а-а-а!!!… Милый, любимый, хочу тебя, иди скорей в меня!

– Любимая, твоя печка полыхает!

– Любимый, сильнее! Жестче! Как будто меня насилуешь!

– Любимая! Вколачиваю! Вбиваю! Кончаю!!!

– Любимый, я с тобой!!! Люблю тебя!!! Я плачу… Никогда в жизни не испытывала такого наслаждения! Такого счастья!…

– Любимая, не будем дремать в блаженстве! Кладем тебя удобно на спину, раздвигаем ноги, смазываем, начинам второй раунд…

– Любимый, я без сил…

– Любимая, потом третий, потом четвертый… Мы доходили с тобой до шестого…

– Любимый, я была почти в обмороке… Сегодня мне столько не выдержать…