Текст книги "Оленька, или Будем посмотреть, Париж!"
Автор книги: Владимир Айтуганов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
В наклонном потолке с дубовыми балками (так и хочется сказать: моей мансарды) – окно-фонарь, выходящее на Триумфальную Арку, прямо напротив – черепичные крыши с каминными трубами, внизу – каштаны Авеню Марсо. Все вместе создает романтическое настроение и рождает мечты. Так и чувствую себя молодам писателем или поэтом, приехавшим в блистательную столицу изобразительных искусств и изящной словесности.
В комнатке-мансарде поместились кухонька, вернее, индукционная плитка, микроволновая печка, холодильник, раковина и супер-современный душ! Я похожие видел только на рекламных проспектах. Туалет, правда, в коридоре, (кулуаре, по-французски), но это даже лучше, а то представить, что ко мне пришли гости и кому-то из них захотелось по нужде… А если дамы? Конфуз да и только!
Откидной письменный столик – размер для меня вполне достаточный. Диван раскладывается и занимает почти всю комнату – просторный и удобный, я в первую ночь прекрасно выспался. Что-то этот парижский диван может рассказать… Хе-хе!
Что еще? Ах, да: полки с книгами по искусству, подвесные ящики для одежды и белья, еще один раскладной столик, который прячут за диван, когда не нужен, и пара раскладных стульев. Вот и все…
Где он, мифический хозяин мансарды, интересно, писал свои картины? Наверное, в другом месте – здесь можно заниматься только миниатюрой или графикой.
4.
Мой первый литературный вечер в Париже состоялся! Представляю, какой шум поднимется в родной Пензе! Сколько разговоров, сплетен, зависти вызовет это выступление у дорогих моему сердцу земляков: на расстоянии все выглядит более значительным и весомым.
Для Парижа такой вечер самое обычное явление: “Известная в кругах русской эмиграции Ассоциация “ГлаголЪ” устроила в зале при православной церкви очередной литературный вечер. На этот раз выступал мало кому известный писатель из росийской провинции…”
Подобные собрания ГлаголЪ проводит дважды в месяц, на них бывают московские знаменитости, выступают и местные звезды. Но в бинокль из Пензы все иначе: Эйфелева башня, Лувр, Триумфальная Арка, и на фоне такого великолепия наш пензяк читает свои статьи, стихи, прозу. Вот какие мы!
Интересно, что скажет Томашевсий? Но это теперь неважно…
Анна Сергеевна представила меня аудитории – милым и симпатичным любителям литературы. Я старался рассказать про свой журнал, показать общественно-политические, социально-нравственные проблемы российской провинции, но заметил, что публика начинает скучать.
Тогда я прочел пару забавных рассказов из жизни глубинки – это вызвало больший интерес. Прочел еще три-четыре короткие вещицы, которые обычно хорошо принимаются – даже “сорвал” благодарные аплодисменты.
Анна Сергеевна тихонько напомнила мне о времени – многие приехали на вечер после работы. Я сам видел, что зал вот-вот устанет: у меня многолетний опыт публичных выступлений, чтения лекций, докладов, участия в писательских конференциях.
Решил для снятия усталости с аудитории прочесть несколько стихотворений из моего последнего сборника – с юмором, сольцой, нашими нечерноземными специями. На удивление, стихи прошли лучше всего. Публика оживилась, глаза заблестели, молодежь и старшее поколение улыбались, громко и искренне хлопали в ладоши.
Думаю, вечер, в целом, удался и мое творчество запомнится на какое-то время.
После культурной программы все перешли в соседний зал, церковную трапезную, где женщины-глаголицы приготовили угощение: бутербродики, красная рыбка, селедочка, грибочки, колбаски – привлекательно и аппетитно! Со стороны мужчин-глагольцев – белое и красное вино, пиво для любителей и, конечно, водочка трех сортов – все-таки русские люди пришли на литературный вечер.
Я проголодался, но поесть толком не сумел – ко мне подходили, поздравляли, жали руку, интересовались Пензой, моей персоной. Не скрою, это было приятно.
Среди прочих, познакомился с довольно интересной женщиной, Ольгой Владимировной. Называю ее по имени-отчеству, хотя она моложе меня лет на шесть-семь, впрочем, возраст у женщины – всегда загадка. Ольга Владимировна задавала хорошие вопросы, лестно отозвалась о моих коротких рассказах. Впрочем, все это пустое, обычный салонный разговор.
5.
Несколько дней совсем ничего не писал, хотя дневник и называется “дневник”, то есть запись по дням. По правде говоря, было некогда – обустроивался на новом месте, покупал всякую всячину и много ходил, гулял по Парижу.
Удивительный город! Столько читал о нем, видел фотографии, фильмы, картины… Узнавал многие места, улицы, площади, дворцы и особняки. Здоровался с ними как с добрыми знакомыми по переписке или с дальними родственниками, с которыми, наконец, встретился. Поразительный пример узнавания! Сен-Жермен, Монмартр, Пер-Лашез, Монпарнас, улица Старой голубятни…
А сколько еще впереди открытий для литератора: уличных сценок, характеров, цветов и запахов – бесценных мелочей парижской жизни!
Надеюсь, мои наблюдения над французами переплавятся в достойное произведение. Может быть, не очень скоро, но обязательно (это я специально подчеркиваю!), обязательно появится что-то значительное из-под моего пера. И, конечно, закончу работу над романом.
За окном мансарды – ночное небо Парижа, города огней, света, влюбленных, художников, писателей, артистов.
6.
Утром (я еще умывался) позвонила Ольга Владимировна и предложила присоединиться к экскурсии по литературным местам Парижа. Оказывается, она водит по городу русских туристов. Сегодня у нее планировалась группа из трех человек (очевидно – состоятельных), и я – четвертый, что называется “до кучи”. С радостью согласился.
Экскурсия проходила по старой части Парижа – район Марэ, площадь Вогез, Рю Риволи… Места богатейшие по истории и ее отражению в литературных произведениях, по темам, навеянным узкими улочками. Видели дом, где жил Виктор Гюго, “отель”, так здесь принято называть, кардинала Ришелье, знаменитый особняк мадам де Савиньи, откуда начались литературные салоны как способ непринужденного обмена мнениями и знакомства с новым в литературе. Людовик XVI и Мария-Антуанетта, Генрих IV и королева Марго, мушкетеры короля и гвардейцы кардинала – сколько интриг, политики, любовных историй, приключений помнит крохотный по площади пятачок в центре современного города-мегаполиса!
Ольга Владимировна – прекрасный и подготовленный экскурсовод! Водила по улицам, сыпала названиями, датами и литературными анекдотами, держала нас, слушателей, в постоянном внимании и хорошем настроении.
Я мог бы с ней поспорить по некоторым именам, фактам, оценкам исторических личностей и ситуаций, но предпочел помалкивать и больше смотрел на нашу очаровательную рассказчицу.
Три часа хождения по булыжным мостовым я, честно говоря, любовался этой милой женщиной, которая с увлечением показывала город, ставший ей родным и близким (сама она из Москвы-первопрестольной). Чувствовалась ее искренняя любовь к истории и литературе. Жалко, что на моем вечере поговорил с ней наспех: было слишком много желающих со мной пообщаться.
Остальная группа – супружеская пара из “новых русских” со взрослой дочерью, также с интересом слушали, вертели головами, задавали вопросы, но к четвертому часу нашей пешей прогулки заметно устали. Я готов был слушать Ольгу Владимировну еще и еще, но время экскурсии подошло к концу и мы все направились обедать в ресторан на улице Турен на углу со знаменитой площадью Вогез.
Живо представил себе, как, может быть, в этом самом здании когда-то пировали мушкетеры, завязывали ссоры с гвардейцами и тут же со шпагами в руках выясняли, кто прав, кто виноват…
Удивительный город!
Обед оказался под стать литературным местам: жареный кабан, добытый хозяином ресторана, заядлым охотником, сдобренный по совету официанта бургундским вином, свежая зелень и изысканные французские сыры. По-правде, для меня любой французский сыр изысканен!
Ах, Пенза, Пенза…
“Новый русский” настаивал оплатить обед, но я категорически воспротивился. В итоге, я заплатил за себя и половину – за нашего прекрасного экскурсовода.
Сердечно попрощались с милой Ольгой Владимировной и договорились не терять друг друга из вида.
Прекрасный день! Не мог и представить, когда умывался утром в своей мансарде. Уже говорю “своей” – начинаю привыкать к житью-бытью в Париже.
7.
Долго не решался позвонить Ольге Владимировне. Мялся, сомневался, но позвонил, поблагодарил за экскурсию, похвалил ее эрудицию, память на имена и даты.
Она очень мягко посмеялась над моими комплиментами и призналась, что ей приходится много работать, чтобы в одиночку поднимать двоих детей.
О подробностях ее семейной жизни я, понятное дело, не спрашивал, но собрался с духом и отважился пригласить ее в театр на оперу или балет. Спектакли проблематичны из-за слабости моего французского: в нашей школе преподавали только немецкий!
Ольга Владимировна вежливо отнекивалась, говорила, что она позвала меня на экскурсию как русского писателя, приехавщего в Париж, что нет никакой необходимости ее благодарить таким дорогостоящим способом, но, после моих настойчивых уговоров, согласилась.
Теперь – срочно купить хорошие билеты! Нельзя же, право, вести даму куда-то на галерку. Из всех знаменитых парижских театров выбрал Оперу Гарнье – шедевр архитектуры Девятнадцатого века, исторический памятник, Призрак Оперы и прочее… Заодно, посмотрю на интерьеры – там, говорят, интересные росписи, мозаики, лепнина и позолота.
Ничего романтического или амурного – просто благодарность за уважение и любезность по отношению к автору из уездного города.
8.
Подъехал в Оперу, в кассу. На мою удачу, там работала русская кассирша. Объяснила, где приличные недорогие места, откуда хорошо видно и слышно. И вдруг, о, чудо! Ей позвонили, что назавтра свободна ложа. В пол-цены!
Я поколебался и оплатил из конверта “Премия “Золотое перо”.
Позвонил Ольге Владимировне поделиться своей удачей. Она разволновалась, сказала, что ложа – это очень серьезно, я даже не понимаю насколько, ей необходимо приготовиться, одеться подобающе: на ложи смотрит весь зал, а у нее нет ничего соответствуещего такому месту, но она позвонит подругам, займет что-нибудь на вечер!
Я был озадачен и на всякий случай проконсультировался с Анной Сергеевной: как одеваться, во сколько приезжать в оперу и т.д. Понимающая женщина! Дала несколько полезных советов и согласилась помочь провинциалу в столь деликатном вопросе.
Мы встретились на Pю Риволи и прошли через ряд магазинов с мужской одеждой. Что за мучения! В опере не стесняются появляться даже в свитерах и джинсах, но мне очень не хотелось оплошать или подвести милую Ольгу Владимировну.
Я предполагал отделаться строгим костюмом на все случаи жизни, новой белой рубашкой и галстуком. Не тут-то было! Попался в лапы светской львицы… Бесконечные примерки, сомнения, хождения из магазина в магазин, возвращения, откуда только что вышли, в итоге – нагруженный всевозможными коробками, сумками, пакетами с трудом забрался к себе на шестой этаж.
Сейчас пишу эти строки, смотрю на разноцветные упаковки и думаю: неужели все это нужно мужчине, чтобы сходить с женщиной в театр? Столько условностей для простого человеческого общения! Лучше бы я пригласил Ольгу Владимировну в хороший ресторан – спокойнее и, уж точно, намного дешевле. Но, назвался груздем…
9.
В голове шумит, соображаю плохо…
Давали Тоску. Театр полон, ложи блещут… Занавес, мозаичные полы, дорогое шампанское в буфете. Ольга Владимировна в темно-зеленом платье с дорогим изумрудным ожерельем и серьгами, с бриллиантовой диадемкой и кольцами на обеих руках. Легкий аромат незнакомых и очень хороших духов. Мы вдвоем в ложе, на нас, действительно, смотрят. Или мне кажется? Я смотрю только на нее… Незабываемый вечер! Как добрался до дома? Не помню. Сейчас – спать, думать – завтра!
10.
О, Господи! С утра пораньше позвонила Анна Сергеевна, разбудила словами: “Срочно купите Пари-Матч, отдел светской хроники…” – и повесила трубку. Кое-как оделся и по своей улочке спустился до авеню Георга Пятого – там ближайший газетный киоск. Купил, раскрыл и остолбенел: в пол-листа цветная фотография Ольги Владимировны и меня, спускающихся по главной лестнице и подпись: “Самая элегантная пара в Опере”.
Ольга Владимировна, действительно, очень хороша! С роскошной прической, в бархатном платье, с ювелирными украшениями. Где она их взяла? Наверное, одолжила у богатой подруги. Или подруг.
Я тоже неплох: черные брюки и лаковые ботинки безукоризненны, оригинальный пиджак черного тяжелого шелка. Алая подкладка и отвороты расшиты китайскими драконами, в петлице – огненная роза. Анна Сергеевна постаралась создать столь необычный и интересный костюм. У Ольги Владимировны в руке такая же роза. Все очень эффектно!
Я выгляжу более стройным, чем на самом деле. Впрочем, широкий пояс для смокинга и ежедневная беготня вверх-вниз на шестой этаж подтянули писательское брюшко. Волосы и борода аккуратно подстрижены – Анна Сергеевна настояла, чтобы я сходил в парикмахерскую и не пользовался машинкой для стрижки волос.
Фотография удачная, я купил десять экземпляров газеты на память и для архива, но что теперь будет? Как реагировать на подобную известность? Что скажут в Пензе? Все обрастет огромной мшистой бородой пересудов и сплетен! Смогу ли объяснить Лизавете? О шуточках Томашевского думать не хочется, так и вижу его “понимающую” ухмылку.
Вот и сказал: “Спасибо за экскурсию!”
Эээх…
11.
Вчера звонил Ольге Владимировне, хотел встретиться, чтобы обговорить ситуацию. Она работала, потом – дети, уроки, кухня, стирка…
Встретились сегодня днем в кафе. Она смеялась, сказала, что показала газету своим детям – пусть знают, какая мама красивая! Фотографию вырезала и повесила на стену: не каждый день Пари-Матч такое печатает! Погладила меня по руке, чтобы я успокоился и не нервничал. Какая удивительная женщина!
12.
Сегодня гуляли с Ольгой Владимировной по набережным Сены. Прошли от Шатле вдоль лавок букинистов (мне, грешному, хотелось порыться в их пыльном антиквариате с золотыми обрезами и потрепанными обложками), перешли по мосту Понт Неф к памятнику Генриху Четвертому, спустились в парк на самой стрелке острова. Парижане называют этот зеленый мыс Парком Влюбленных, что не удивительно – столько вокруг целующихся пар.
К пристани как раз причалил прогулочный катер, я предложил прокатиться – никогда не видел Париж с воды. Незабываемая прогулка! Сидели совсем рядом, я держал ее под руку (было немного холодно), когда проплывали под одним из мостов, капитан объявил, что это – Мост Влюбленных и надо загадывать желание.
Не буду писать, что я загадал, скрою даже от себя. Интересно, загадала что-нибудь Ольга Владимировна?
13.
Удивительно! Жить в Париже, спешить на свидание, чувствовать себя влюбленным. Да-да! Влюбленным! Невероятно, но факт. Думал, что такие чувства во мне давно угасли: две женитьбы, подрастающий сын, журнал, заботы, здоровьишко пошаливает и, нате вам, влюбился как мальчишка! Так быстро – увидел ее всего пару недель назад и уже не могу сидеть, стоять, ходить, спать, есть! Думаю только о ней – взрослой женщине, матери, тяжело зарабатывающей своим трудом на содержание и образование двоих детей.
А я-то хорош… Какая литература, публицистика, заметки о нравах, зарисовки с натуры и прочие глупости! Просыпаюсь – думаю о ней, засыпаю – думаю о ней, весь день жду встречи с ней, пишу ей письма, надеюсь. Звонить решаюсь крайне редко – она много работает, а я здесь вроде как турист, бездельничаю, веду образ жизни Чайльд-Гарольда.
Главное: как, чем она меня так примагнитила? Не красавица, но бесконечно мила, а значит, для меня – самая красивая из женщин! Бесспорно, что умна, начитана, эрудирована. Литературный и художественный вкус – особый, женский, но вполне имеет право на существование.
Мне, как литератору-профессионалу, недостойно свысока относиться к ее читательским пристрастиям. Всегда доброжелательна, приветлива, с чарующей улыбкой на прекрасных губах. Давным-давно я не встречал такой хорошей улыбки. “Улыбка – зеркало души”, – не помню, кто сказал, но исключительно верно.
Мои восторги, в конце концов, понятны и легко объяснимы. Мужчины на нее заглядываются, я часто замечал это в кафе, ресторанах, на улицах. Недавно ждал у моста Александра Третьего, издалека увидел ее, идущую ко мне на свидание, вдруг к ней наперерез бросился пожилой французик с явным желанием познакомиться! Петушок с шарфиком на тонкой шее! Она отмахнулась и заторопилась ко мне.
Какая женщина! Чем я ей понравился? Может быть звезды, наконец, правильно расположились на небе и мне повезло?
Моя первая женитьба – скоропалительная студенческая связь, вторая – от одиночества и отчаяния жить в одной квартире с мамой. Андрейка появился – вот она теперь, сложность…
Наша первая близость: она попросила зайти за книгами – я обещал подписать пару экземпляров для ее подруг. Адрес, сказала, ей знаком, на моей улице раньше часто бывала. Я волновался из-за крохотных размеров моего холостяцкого жилища. Поднялась ко мне…
Все произошло как-то быстро и естественно: без прелюдий обнялись и поцеловались. Дальше описывать не буду, это для памяти сердца, а не для бумаги.
Сегодня – второй день, в моей душе – катаклизмы, стоны океана, извержения вулканов, крики восторга! Не могу писать, выйду на свежий воздух, прогуляюсь по набережным вдоль Сены…
14.
Последние дни я словно в угаре – плохо помню, где был, с кем встречался, что делал. Все мысли, чувста, мечты о ней – Ольге Владимировне, Оле, Оленьке… Смотрю вглубь себя: откуда во мне взялось столько любви? Где она пряталась?
Вел размеренную жизнь занятого человека: работа, семья, друзья, баня каждую вторую среду, писательство – для души, на прокорм семьи этим не заработаешь. Все выглядело устойчивым, крепким, прогнозируемым: вот – очередной выпуск журнала, вот – Андрейка пойдет в школу, вот – поездка с женой в Грецию, вот – Новый год, потом – Восьмое марта, Пасха и Девятое мая. Пенсия виднелась не за горами.
И… Ба-бах!… Бомба, ураган, землятресение! Так любовь перевернула меня. В редкие моменты останавливаюсь, оглядываюсь вокруг – люди спешат по своим делам, дети играют в песочницах, солнце светит, жизнь идет своим чередом.
Никто не замечает, а у меня в душе рождается, гибнет и снова рождается Вселенная, вращаются галактики, Мировой Разум вскрикивает и замолкает, уступая место Великому Чувству…
Перечитал эти строки: бред сумашедшего или безумно влюбленного. Меджнун! В мои-то годы? Неспортивный увалень, склонный к полноте, с повышенным холестерином и сезонными мигренями, провинциальный интеллигент со скромными амбициями и куда более скромными перспективами.
Боже мой, Боже мой! Как жить дальше?
15.
Мансарда мне с каждым днем нравится все больше и больше. Приловчился писать на откидном столике или полу-лежа полу-сидя на раскладном же диване. Окно-фонарь у меня прямо над головой. С дивана смотрю в небо, на проплывающие облака, пролетающих птиц… Как молодой поэт из французских романов. Шум города доносится снизу, но не мешает, а наоборот, напоминает, что я – в Столице славных муз, значит, спеши жить, чувствовать, творить!
Пишу много сюжетов из парижской жизни, не беспокоюсь об их завершенности, шлифовке-полировке. Главное – успеть набросать на бумаге самые важные мысли, фразы, наблюдения.
Утром спускаюсь в булочную напротив (все никак не удосужусь выяснить, кто же такой был этот Марсо, в честь которого назван бульвар?), покупаю круассан к завтраку и багет “Традисьон” к обеду, возвращаюсь в мансарду.
Эти пробежки вверх-вниз сослужили хорошую службу: мой живот подтянулся, я похудел, лучше выгляжу. На завтрак – кофе, круассан, йогурт.
После завтрака пишу час-два-три или больше – как получится. Себя не мучаю: пишу, пока пишется. Мансарда полна света – ее окно-фонарь и скатная крыша дают ровное освещение, можно не включать лампу до позднего вечера.
Всегда жду звонка от Ольги Владимировны. Почему-то на бумаге мне удобнее называть ее по имени-отчеству. Она загружена работой, детьми, их воспитанием, школой, бассейном, уроками музыки, прочими родительскими обязанностями. Оба отца (дети – от разных мужчин) совсем не помогают финансово, негодяи! Ей приходится работать днем и вечером, в будни и праздники, но бодрости духа она не теряет, всегда весела, приветлива и доброжелательна.
Ольге Владимировне трудно найти два-три часа в ее перегруженном графике для встречи со мной, к тому же, ей приходиться скрываться от друзей и близких: сама не одобряет себя за связь с женатым мужчиной.
Обычно она звонит, чтобы сказать, в котором примерно часу мы можем увидеться, а потом звонит уже из метро. Я к этому времени давно сижу одетый и готовый к выходу. Услышав, что она близко, сбегаю вниз по лестнице и спешу к метро с алой розой или с букетом роз.
Неподалеку нашел цветочный магазин и теперь я – постоянный клиент. У меня даже не спрашивают, что хочу – сразу заворачивают букет или одну прекрасную розу по моей просьбе.
Встречаю Ольгу Владимировну возле метро, она укоризненно ахает, принимая букет, говорит, что я ее избалую, и она всегда будет ждать от меня цветов. Оба смеемся, я беру ее под руку и мы идем по Елисейским полям мимо магазинов и ресторанов в сторону Арки, в мою Мансарду из слоновой кости, как я теперь ее называю.
В Мансарде – белые стены и потолок, темные потолочные балки, хрустальное окно к солнцу и звездам, любимая женщина рядом…
Моя Мансарда. Мансарда-мечта, Мансарда-греза, Мансарда-убежище, гавань, кусочек Земли Обетованной. Здесь только мы вдвоем, весь бушующий мир – за ее стенами. Идеальный приют для влюбленных, где нет забот и серых будней, нет конфликтов и проблем, нет раздоров, склок, вражды, непонимания – есть только Любовь.
Любовь с самой большой и сияющей буквы!
Если Ольга Владимировна приходит уставшая после работы – экскурсии, сидения со стариками, репетиторства, я быстро готовлю скромный ужин: достаю из холодильника ее любимый зеленый салат с кус-кусом или пареной пшеницей (изыски французской кухни!), несколько кусочков копченой форели, потом завариваю ароматный чай, раскладываю на тарелке шоколадные конфеты, хитроумные пирожные из кондитерской, экзотические орехи в меду (она – сладкоежка).
Приятно наблюдать, как с каждым глотком чая выражение ее лица меняется, становится умиротворенным и мечтательным. Она забирается с ногами на диван, я подкладываю ей под спину две подушки, она пригревается и превращается в другую женщину.
Только я знаю эту женщину, только мне она улыбается поверх чашки с чаем!
16.
Она ушла час назад.
Золушка спешила с бала, чтобы дети, если проснутся, не испугались бы ее отсутствия в позднее время. Я, как всегда, провожал ее до стоянки такси на Елисейских полях, долго махал рукой вслед. Ольга Владимировна позвонила мне из дома, шепотом, опасаясь разбудить спящих детей, сказала, что все в порядке, добралась без приключений. Иногда она не звонит, значит дети еще не спят и она загоняет их по постелям. После звонка я положил голову на подушку, которая хранила ее запах, и чувствовал себя счастливым.
Нежность, которую она дарит, не сравнима ни с чем. Каждое ее прикосновение – небесный шелк, каждый поцелуй – поцелуй феи, будто в первый и последний раз в жизни. Наши ласки напоминают игры детей природы – нет ложного стыда или условностей, нет предрассудков и запретов. Мы едины в нашей страсти, понимаем, принимаем, доверяем друг другу.
Ольга Владимировна удивительно тонко чувствует мое тело, малейшее желание, умеет довести меня до состояния невероятного экстаза! Я растворяюсь в ней, в ее любви… Пальцы, губы, язык, соски ее небольших грудей, живот, мягкие ступни, нежные колени – все приносит мне непередаваемое, неописуемое наслаждение! Не подозревал в себе высокий накал телесных чувств, считал себя простым, незамысловатым, невзыскательным в этой области мужчиной, быстро засыпал, “добившись своего”.
Ольга Владимировна открыла для меня, что самое главное только начинается, когда я думал, что все сделано и цель достигнута. После “кульминации” (по моим прежним представлениям), когда я откидывался на подушки, готовый задремать, Ольга Владимировна начинала потрагивать, поглаживать, покусывать, поласкивать своими удивительными губами и языком, доводила меня (вернее, мое альтер эго, назовем его так) до состояния нирваны, экстаза, безумства! Я кричал, рычал, бился в конвульсиях, готов был умереть каждую минуту от наслаждения. И это после “извержения”, когда альтер эго принимало свои обычные размеры и плотность.
Никогда не испытывал, не слышал, не читал и не предполагал, что такое возможно!
Ольга Владимировна, моя нежная Оленька, открыла во мне новые, неизведанные способности. Ободренный ее пониманием и доверительностью, я, робея, начал пробовать, о чем смутно мечталось с юношеских лет и позже, когда немного узнал женщин. Она не стеснялась моих вопросов и предложений, ободряла, если я сомневался в чем-то, заверяла, что ей приятно со мной всё (подчеркнуто мной).
Я почувствовал в себе некий талант быть наедине с женщиной. И с какой женщиной! Ее мягкость, податливость, а подчас умное руководство помогли мне скинуть оковы патриархальных правил и нелепых “приличий”. У меня теперь получается приводить Ольгу Владимировну к состоянию, близкому моему. Я испытываю восторг и восхищение, когда вижу, как у нее закрываются глаза от возбуждения, как приходит первая волна, вторая, как на нее обрушивается небесный купол страсти, ее прекрасное тело содрогается в упоении, с губ срываются несвязные восклицания, она кусает подушку, бьется почти в истерике…
О-о-о-о-х! Трудно передать словами, что способна выразить только музыка. Пальцы не держат перо, руки опускаются, дыхание прерывается…
Как мне скорее увидеть ее? Где она? Не могу дождаться ее звонка!
17.
Сегодня она призналась, что давно чувствует любовь ко мне, но не решалась открыться: с детства ее приучили не говорить о сокровенных чувствах.
Боже, как я счастлив! Небо, услышь мой радостный клич: “Она любит меня!!!”
Оленька сказала, что нам надо серьезно поговорить о будущем. Что ж, я готов! Готов ко всему.
18.
Катастрофа! Нет, не с моей ненаглядной Ольгой Владимировной, Боже упаси, а с Мансардой.
Позвонила Анна Сергеевна (в последние недели я совсем забыл про нее, но любовь все извиняет), сообщила, что из Америки неожидано возвращается владелец Мансарды и просит ее освободить. Черт бы его побрал! Что ему не сидится в треклятом Нью-Йорке? Куда мне теперь деваться? Всего два дня на поиск нового жилья и переезд, а я успел обрасти хозяйством, вещами, книгами, мелочами кое-какими.
Предупредил по телефону мою дорогую Оленьку, Ольгу Владимировну. Она расстроилась, даже малость всплакнула от неожиданности. Я пообещал быстро все устроить, чтобы через пару дней мы могли бы чаевничать на новом месте…
19.
Все кончено. Пустота и беспросветность.
В спешке переезда я забыл на стене Мансарды православный календарь. Человек я не слишком религиозный, но приятно иметь в чужой стране что-то из дома. Не хотел также, чтобы незнакомый человек выкинул в мусор эту памятку о России.
Кое-как по телефону на своем убогом французском объяснил проблему и попросил разрешение забрать календарь. На мой долгий монолог человек, приехавший хозяин Мансарды, ответил только: “О’кей”, и повесил трубку.
Я мялся, сомневался, когда лучше зайти: утром, днем или вечером, наконец, решил идти прямо после звонка: он точно дома.
От меблированной комнаты, что я снял, до Мансарды – пятнадцать минут на метро. Я степенно поднялся по лестнице – российский писатель, не кто-нибудь, и постучал в хорошо знакомую дверь.
Мужской голос резко спросил в чем дело. Я начал объяснять, что мы разговаривали пол-часа назад, и что я пришел забрать мой календарь. Закончить фразу не успел – дверь приоткрылась и мужская рука протянула мне календарь.
Человека за дверью не разглядел, но сквозь узкую щель успел увидеть: на складном стуле сидела, закрыв лицо руками, Ольга Владимировна, сквозь ее пальцы струились слезы. Дверь захлопнулась, я стоял в оцепенении.
Не помню, как я вышел на улицу, где был, что делал.
Очнулся под утро у себя в номере со стаканом в руке и бутылкой водки на столе.
Пишу и пью, пью и пишу…
И плачу…
20.
В Париже объявился Томашевский. Говорит, Пари-Матч дошел до Пензы. Примчался выяснять, что за женщина сфотографирована рядом со мной.
Ольга Владимировна, Оля, Оленька… Где она? Что с ней? Помнит ли?
Мне теперь все равно…
21.
Томашевский пробует вытянуть меня из запоя, водит в сад Тюильри, Лувр, Венсенский парк. Прозит… Хожу кукла куклой с кукловодом.
Ах, Оля, Оленька…
22.
Пить перестал.
23.
Всё. Прозрел окончательно.
Вечером Томашевский потащил в “экстра-уникальное” место, где-то в узких улочках за Шатле-ле-Аль. Неприметный вход, подвал со сводчатым потолком, истертые каменные ступени, полумрак, свечи на столиках, коктейли, шампанское… В зале много мужчин, несколько женщин. Одно название подвала чего стоит: “СадоТеатр Мадам О!”
Представление началось далеко за полночь. Будоражащая музыка, полу-голые девушки в черной коже с хлыстами, бичами и прочими орудиями в руках. Стриптиз – не стриптиз, но меня впечатлило.
Некоторые мужчины разволновались, даже галстуки сняли. Потом выкатили инквизиторские пытошные станки, цепи, шипы, колеса с гвоздями… И все под музыку, с непонятными танцами-пантомимами.
Конферансье объявил: “Мадам О!” Зал буквально взорвался восторженными криками, аплодисментами, многие повскакали со своих мест, встали на стулья, чтобы лучше видеть.
В луче прожектора – женщина в очень седуктивном наряде из красной кожи, в сапогах на высоких каблуках и с хлыстом в руке. Пышные светлые волосы, лицо наполовину скрыто маской.
В танце-ритуле женщина вызвала из зала мужчину, поставила его на колени и начала стегать своим шелковым хлыстом – сперва легко, а потом сильнее. Мужчина благодарно сложил ладони и поклонился ей до земли. Женщина толкнула его носком сапога, мужчина повалился на пол. Аплодисменты.
Другой мужчина, третий… У женщины разные хлысты, кнуты, плетки, розги, даже шомпола! Мадам О хлестала, стегала, связывала, заковывала в цепи, била по щекам!… Ей благодарно кланялись, целовали руки в перчатках по локоть, стонали от восторга.
Накал страстей нарастал…
Мадам О с помощницами обходила столик за столиком. Мужчины и женщины снимали свои одежды, подставляли бока, спины, ягодицы под истязания. Звонкие удары, свист хлыстов и плеток, довольные возгласы и стоны… Крови не было, но синяков хватало.
Наш столик стоял в дальнем углу – самый дешевый и с плохим обзором. Мадам О со свитой подошла к нам последним. Поставила ногу на стул, хлопнула хлыстом по сапогу. Томашевский стушевался, втянул голову в плечи. Мадам О посмотрела на меня…
