Текст книги "Цицианов"

Автор книги: Владимир Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 43 страниц)

Первым под удар персов попало Карабахское ханство. Цицианов так характеризовал обстановку в рапорте от 1 июля 1805 года: «В продолжение всеподданнейшего донесения моего Вашему императорскому величеству от 17 июня о движениях Баба-хана сердаря, и что он с передовыми своими войсками отправил сына своего Аббас-Мирзу на Карабагское владение, имею счастье донести… что майор Лисаневич с 300 егерей 17-го егерского полка, находящийся в Карабаге для защищения в силе трактата сего владения, хотя с отрядом своим и выступил к Худа-Аферинскому мосту для воспрепятствования неприятелю к переправе через Араке, но так как в июне месяце на всех здешних реках уже открываются броды, то он, не могши малый свой отряд раздробить на части, не мог также и удержать персидскую конницу в разных местах переправиться на сю сторону. Тогда же при столь малом числе пехоты, имея у себя не более 200 человек карабагской конницы и убеждаемый настоятельными просьбами Ибрагим-хана Карабагского возвратиться в Шушу, избрал лучшим средством занять оную гарнизоном, тем паче, что карабагские жители оной, обольщенные Баба-хановыми обещаниями, держат его сторону, но, имея в крепости гарнизон, теперь остаются в молчании. Между тем персидские войска вступили во внутрь карабагских границ, опустошая карабагские поля, почему убедительные просьбы Ибрагим-хана усилить войска для защищения его народа от крайнего разорения, а еще более известие от майора Лисаневича, что и Баба-ханов сын уже выступил, заставили меня послать туда полковника Карягина с 4-мя ротами егерей и 100 человеками Тифлисского мушкетерского полка, с тем, чтобы он, усиля себя частью из тушинского гарнизона, остановил движение неприятеля, легко могшего ворваться в самую Елисаветпольскую округу, прилежавшую к Карабагу, и нанести здешним жителям большой вред. Но он, не поспев одним только маршем до Шушинской крепости, был окружен персидскими войсками, умноженными потом приходом самого Баба-ханова сына, и отрезанный от Шушинской крепости, так что ему невозможно оттоль подать никакой помощи, с 24-го числа доселе остается в атаке от неприятеля. Я же, при отправлении его, считая, что 2 батальона Тифлисского мушкетерского полка, весьма малосильные числом людей, укомплектовав требованные мною с линии рекрутами и, по рапорту генерал-лейтенанта Глазенапа, взятыми им из полков прошлогоднего набору, коих полагал уже обученными, вслед за ним и сам туда выступлю, нашел большое затруднение в том, что пришедшие по отбытии полковника Карягина рекруты многие не только не умеют еще стрелять, но и не совсем одеты. А потому я принужден теперь ожидать прихода 6 рот 9-го егерского полка из Карталинии, по предписанию моему сюда следующих, и одного батальона Севастопольского мушкетерского полка, в Тифлисе расположенного, который предписал я заменить батальоном Кавказского гренадерского полка, стоявшего на случай подкрепления Памбакского поста выше Са-дахлу, так как пункт тот, по рапорту мне Саратовского мушкетерского полка шефа генерал-майора Несветаева, не требует большого усиления, ибо теперь открылось, что вся персидская сила обращена на Карабаг. И с сими-то войсками, коль скоро оные прибудут в Елисаветполь, тотчас пойду сам на выручку Карягина; в нем же я уверен, что он, поседев под ружьем и не раз оказав опыты отличной храбрости, устоит против персидской силы и не отдастся, лишь бы провианту у него достало» [764]764
  АКА К. Т. 2. С. 835.


[Закрыть].

Итак, инициатива оказалась в руках противника, а отдельные русские отряды не всегда успешно взаимодействовали. 26 июня в предписании Лисаневичу Цицианов выразил свое возмущение тем, что тот не пришел на помощь Карягину, принявшему неравный бой у Аскарана [765]765
  Там же. С. 833-834.


[Закрыть]. На ситуацию заметное влияние оказало то, что ряд правителей отказался от выполнения своих союзнических обязанностей. Конница Ибрагим-хана Карабахского не пришла на помощь русским войскам, оказавшимся в сложном положении возле крепости Шуша. Мустафа-хан Ширванский не желал прямо участвовать в войне с Россией, но боялся персов и рассчитывал на то, что последние оценят любую помощь в борьбе с сильным северным соседом. В то же время он старался руками шаха отодвинуть русские войска подальше от своих владений. Этим и объясняется то, что он обманул Баба-хана, известив о прибытии в Баку торговых русских судов, тогда как это был отряд военных кораблей с десантом, направлявшийся к южному побережью Каспия для «диверсии». Расчет был прост: не опасаясь за свои владения, шах отправит войска за Араке. Обман же легко выдавался за ошибку: хан во флоте не служил и мог принять военный фрегат за купеческий бриг. Кроме того, Мустафа-хан ложно извещал персидское командование об отсутствии в Тифлисе сильного гарнизона и вообще каких-то серьезных резервов.

Русские не смогли удержать персов на обмелевшем Араксе. 11 июня передовые части Аббас-Мирзы атаковали отряд Лисаневича. Как говорилось в рапорте, «атака персиян была столь стремительна, что в запальчивости они выдержали наш артиллерийский огонь, но, подойдя на ружейный выстрел, смешались и начали отступать». После нескольких неудачных, хотя и смелых попыток смять русскую пехоту персы утратили боевой пыл и стали беспорядочно отступать, преследуемые казаками и сотней карабахской конницы, которой командовал сын Ибрагим-хана [766]766
  История 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. Ч. 3. С. 223.


[Закрыть]. Однако разгрому подвергся только неприятельский авангард, главные же силы Аббас-Мирзы надвигались как туча, и Лисаневич благоразумно решил укрыться в крепости Шуша. В результате полковник Карягин 21 июня 1805 года остался один на один со всем персидским войском. Четыреста человек против тридцати тысяч, один против семидесяти пяти. Опытный командир знал, что самым страшным врагом летом является жажда, и потому, построившись в каре, проложил себе дорогу к речке Оскорань, на берегу которой расположился в укрепленном лагере. Поначалу настроение у солдат было неплохое – подавляющее численное превосходство персов их не пугало. Они видели, как лихо действует на поле боя карабахская конница, и с часу на час ждали помощи союзников. Они также были уверены, что при первом известии о их нелегком положении явится Лисаневич со своими егерями. Однако минуло три дня, а никакой подмоги не приходило. Оказалось, что сын Ибрагим-хана Абдул-Фет-ага уже изменил своему отцу, и его конница стоит в одном строю с персами. Сам Лисаневич тоже оказался в фактической осаде: не только подавляющее большинство мусульманского населения Шуши заняло враждебную русским позицию, но и почти все многочисленное ханское семейство убеждало своего главу поднять мятеж. Фактически один Магомет-хан сохранил верность данной присяге. Разделить свой и без того небольшой отряд на две части Лисаневич опасался, отправить все силы на выручку Карягина было еще более рискованно, поскольку в таком случае переход карабахцев на сторону противника становился делом решенным. В результате в тылу у русских войск оказывалась практически неприступная вражеская крепость, а сами они в чистом поле встречались с огромным персидским войском с минимальными шансами уцелеть. Цицианов пытался приободрить Лисаневича и побудить его к большей активности: «Не удивляюсь я тому, что Ибрагим-хан Карабагский не дает содействия своей конницей, но весьма странно мне, что вы остаетесь прикованный к крепости, в то время как полковник Карягин находится в опасности» [767]767
  Там же. С. 225.


[Закрыть]. Но все без результата.

Будь под командой Аббас-Мирзы более боеспособные войска, он вполне мог бы вписать свое имя в военную историю. Но в его распоряжении имелись только недисциплинированные, плохо обученные и нестойкие в случае неудач отряды. Он решил отрезать русских от ручья – единственного в том месте источника воды, и для этого на ближайших высотах приказал устроить фальконетные батареи. Если бы их заняли солдаты, имевшие хоть какое-то понятие о порядке караульной службы, положение Карягина могло стать безнадежным: в знойные дни без воды самый храбрый солдат терял способность не то что сражаться, но даже двигаться. Однако с наступлением темноты персы не удосужились выставить пикеты. Отряд под командованием поручика Клюкина и подпоручика князя Туманова сделал смелую вылазку, в ходе которой сумел не только набрать воды во все имевшиеся фляги, бочки и бурдюки, но также разогнать гарнизон укреплений и утопить в болоте фальконеты из-за невозможности взять их с собой. Но повторить такой рейд уже не представлялось возможным – персы вновь устроили батареи и усилили их охрану.

Покинуть вагенбург Карягин также не решался, опасаясь неприятельской кавалерии. Главная же проблема состояла в большом количестве раненых, для перевозки которых не хватало лошадей. Почти все они были перебиты ядрами, градом сыпавшимися на русские позиции. 27 июня персы применили нехитрый, но действенный прием: сменяя одну часть другой, они атаковали непрерывно в течение всего светового дня, рассчитывая на то, что егеря упадут от изнеможения. Физические силы защитников лагеря не иссякли, но 16-часовой штурм надломил волю поручика Лисенко, и он сдался с 36 нижними чинами. Еще 20 человек, не надеясь устоять при следующем приступе, перебежали к противнику после боя. Это было настолько позорное событие в истории русской армии, что отечественные военные историки впоследствии отказывали поручику Лисенко в русском происхождении и считали его «французским шпионом» [768]768
  Потто В.А.Кавказская война в отдельных очерках… Т. 1. С. 393.


[Закрыть]. Но этот «шпион» с молодых лет служил в армейской пехоте и отличился при штурме Гянджи. В представлении Лисенко к ордену Святой Анны 3-й степени говорилось: «Находясь при колонне, генералу Портнягину вверенной, и, найдя удобный проход, препровождая оную, и при сем случае при штурме Ганжинской крепости кидался во все опасности и повергал сопротивляющихся неприятелей, чему был означенный генерал-майор свидетель». Дальнейшая судьба Лисенко неизвестна, но можно предполагать, что он оказался в составе особого батальона персидской армии, состоявшего из дезертиров и пленных. Около половины этой части (около тысячи штыков к 1828 году) состояло из поляков, а вторая половина – из этнических русских, принявших ислам [769]769
  Гржегоржевский И.А.Генерал-лейтенант Клюки-фон-Клюгенау // Русская старина. 1874. Т. 11. С. 143.


[Закрыть]. Батальон сформировал беглый вахмистр Нижегородского драгунского полка Семен Яковлевич Маклинцев, дослужившийся у шаха до чина генерал-лейтенанта и известный как Самсон-хан. Дезертиры, принявшие ислам, безжалостно подавляли мятежи, «составляли надежду военачальников на штурмах и делах решительных». В декабре 1838 года по настоянию Николая I большая часть их получила прощение и вернулась на родину. Наибы Наумов, Лютенко, Матвеев и Монгольский, султан Степанов, бек-заде Лисецкий, Кондратьев и Сурменко, векиль-баши Иконников привели в Россию 597 бывших российских солдат вместе с их 206 женами и 281 ребенком. Около ста человек отказались идти в Россию [770]770
  ОР РН Б.Ф. F. IV. Д. 910. Записка о выводе дезертиров наших из Персии. Л. 49 об. – 50; Новоселов С.Генерал-майор Лев Львович Альбрант // Описание замечательных подвигов, совершенных на Кавказе. СПб., 1858. С. 8-35.


[Закрыть]. Одного кавказского беглого фейерверкера судьба занесла в Среднюю Азию. Не рассчитывая на помилование за убийство офицера, он перебрался в Персию, а затем в Хиву. Там он нашел пушки отряда князя Бековича-Черкасского, уничтоженного хивинцами в 1717 году. Артиллерия позволила хану Алла-Кулу взять верх в войне с Бухарой, вследствие чего Сергей-Ага стал одним из самых влиятельных людей в этом среднеазиатском государстве [771]771
  Захарьин И.Н.Посольство в Хиву // Исторический вестник. 1894. № 11. С. 436-437.


[Закрыть]. Есть все основания предполагать, что именно русские дезертиры, воевавшие в рядах персидской армии, сумели убедить ослабевших духом солдат изменить присяге. По другим данным, Лисенко служил инструктором персидских войск в Нахичевани.

О сложности ситуации свидетельствует рапорт Карягина Цицианову от 27 июня 1805 года. «Дабы не подвергнуть совершенной и очевидной гибели остаток отряда и спасти людей и пушки», полковник «предпринял твердое решение пробиться с отважностью сквозь многочисленного неприятеля, окружавшего со всех сторон; исполняю сие, – доносил Карягин, – в намерении занять на Шах-Булаке крепость, и как в отряде остается весьма мало патронов и артиллерийских зарядов, а также невозможно взять более трехдневного провианта, потому что все оставшиеся неубитыми казенные артельные и офицерские лошади употреблены под своз артиллерии и раненых людей, то смею убедительнейше просить о скорой присылке всего, а особенно провианта, а также и лекаря с медикаментами, в коем я и все раненые имеют великую нужду Что же случится при отступлении и занятии Шах-Булакской крепости, донести не замедлю вместе с подробным рапортом о сражении с Аббас-Мирзою» [772]772
  АКА К. Т. 2. С. 834.


[Закрыть]. Цицианов писал своему подчиненному 1 июля 1805 года: «…Сколь ни тревожно и ужасно мне известие, от вас в рапортах ваших 26-го и 27-го июня и письме сегодня только полученное, но в отчаянии неслыханном прошу вас подкрепить солдат уговорами. Я бы, конечно, по первым известиям о вашей опасности полетел бы на выручку вас, но не дождавшись из Тифлиса, с кем выйти – вы знаете, а потому подвергнусь тому же жребию, как ваш отряд, как и вы подвержены от торопливого майора Лисаневича, который в угодность Ибрагим-хану требовал помощи. Ожидаемые же войска из Тифлиса опять бы подверглись равной участи и так раздельно бы все пострадали. Лекарство посылаю; провианту без войска могу ли послать – сами знаете. И так остается вам терпеть и послать к мерзкому Ибрагим-хану, чтоб выслал провианту, а в крепости Аскаранской стоять можете и дожидаться меня. Прошу Бога подкрепить вас и от ран послать излечение. Присланный сказывал, что всех пленных отдают за мертвые тела; неужто вы того не сделаете? Если чудесами Божьими как-нибудь вы получите облегчение от участи вашей, для меня страшной, постарайтесь меня успокоить, для того, что мое прискорбие превышает всякое воображение. Жаль, что вы с собой не могли взять от прежнего вашего вагенбурга больше хлеба; он-то меня страшит, а с ним теперь по местоположению вашему 100 Баба-ханов ничего бы не сделали. Видно, моя судьба такая, чтоб от своих страдать, т. е. что ваш поход точно по тревожным Лисаневича и торопливым донесениям» [773]773
  Там же. С. 836.


[Закрыть]. Пока Карягин пробивался из окружения, Цицианов пытался двинуть к нему на помощь подкрепления из ближайших крепостей. Он писал Лисаневичу: «Доколе ваше высокоблагородие будете сидеть там, ничего не делая и не помышляя о выполнении повелений. Не в угодность ли Ибрагим-хану вы не доносите о его вероломстве и сношениях с Абу-Фетхом (мятежным сыном карабахского хана. – В.Л.).Хотите, чтобы и будущим летом они наделали мерзостей, половина ханства отложилась бы, я жертвовал бы людьми, а вы писали реляции, что Абу-Фетх ушел. Объявите хану, чтобы он перестал покровительствовать, хотя бы то были и его родные братья Ваше высокоблагородие упущаете свою должность и не знаете, в чем она состоит, вовсе не следите за партией, враждебной России, не доставляете полных сведений о событиях в Карабаге. Что Ибрагим трус и слаб, я то знаю, то, что ваше высокоблагородие не ведаете своей должности, то и я знаю, вы сидите там и политикуете…» [774]774
  История 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. Ч. 3. С. 241.


[Закрыть]

После предательства Лисенко под командой Карягина и его помощника майора П.С. Котляревского, ставшего впоследствии знаменитым на всю Россию, оставалось всего 100 здоровых солдат и 170 солдат раненых. Патроны и пушечные заряды кончились. Было принято решение пробиваться к своим, и началась военная операция, достойная стать сюжетом для приключенческого романа. Зная нравы персов, Котляревский предложил уйти ночью, пользуясь беспечностью неприятеля. Он посоветовал не уничтожать оставляемое имущество, а нарочно бросить его на виду для привлечения внимания врага. Расчет оказался верным: охраны персы не выставили, а когда обнаружили отсутствие противника, почти все бросились грабить лагерь, так что преследование оказалось запоздалым и слабым. Отступающий русский отряд дошел до небольшой крепости Шах-Булах, занятой к тому времени персидским гарнизоном. Все решил единственный пушечный выстрел: удачно пущенное ядро выбило ворота, куда кинулись егеря, которым было нечего терять. Персы, потрясенные их боевым порывом, предпочли спастись бегством. Шах-Булах представлял собой практически неприступный замок, в нем имелись колодец с хорошей водой, большие запасы пороха и свинца, но в нем не оказалось никакого продовольствия. Поскольку русский отряд испытывал нехватку провианта еще в период «сидения» в лагере у реки Оскорань, голодные солдаты вконец обессилели и едва передвигали ноги. Ни о каком новом броске по горам не могло быть и речи. Персы, рассчитывая взять Шах-Булах измором и опасаясь вылазки, расставили свои караулы на значительном удалении от его стен. Этим воспользовались армяне, сочувствовавшие своим единоверцам. Под покровом темноты они доставили осажденным хлеб. Вот как рассказывал об этом армянин Иоганес: «Бедственное положение гарнизона возбудило во мне решимость идти в селение Ксанеты, отстоящее от Шах-Булаха верстах в 20-ти, где находился мой дом и где я надеялся найти хлеба. Ночью, вышедши из Шах-Булаха, я благополучно дошел до своего села. В селении жителей не было, кроме отца и брата. Сего последнего я послал в Елисаветполь дать знать князю Цицианову о положении нашего отряда, а сам принялся с отцом молотить пшеницу и к ночи напек 40 больших хлебов, набрал чесноку и других овощей и к рассвету все это принес в Шах-Булах. Карягин и Котляревский разделили этот скудный запас между солдатами, взяв себе порцию, равную с ними. Удачный опыт в доставке мною провианта побудил начальника послать со мною в следующую ночь одного офицера и 50 человек солдат с двумя лошадьми, дабы запастись большим количеством провианта. Мы вышли из крепости ночью, прокрались мимо осаждающих, не быв ими примеченными, но уже в некотором отдалении от лагеря персидского встретили неприятельский объезд, который весь истребили, а к рассвету достигли благополучно села Ксанеты, где отец мой мелик Арутян уже смолол остальную муку, из которой напекли хлеб, накормили солдат, а остальное количество, положив в мешки, отправили в крепость Джирмуню, в которой находились ханские армяне. В Джирмуне я купил у армян за 60 червонцев 12 штук рогатого скота и в окрестностях селения отыскал несколько вина, фруктов, кислого молока, овощей и два котла, все это, навьючив на быков, привел в крепость. Персияне не прежде нас заметили, как тогда, когда мы были уже у ворот Шах-Булаха» [775]775
  Там же. С. 231.


[Закрыть].

После двух недель бесплодной осады Аббас-Мирза предложил Котляревскому и Карягину перейти к нему на службу, дав четыре дня на размышление. На очередной призыв сдаться Карягин ответил согласием при условии получения соответствующего разрешения от вышестоящего командования. Так удалось в очередной раз усыпить бдительность противника и выиграть еще три дня. 5 июля армянин-лазутчик доставил Цицианову письмо Карягина, написанное латинскими буквами: «Смею доложить вашему сиятельству – поспешайте сюда. Баба-хан непременно будет в Аскарань в понедельник и намерен, оставя для атаки Лисаневича и моего отряда войско, с тридцатью тысячами идти к Елисаветполю, что верно известно из фирмана его к сыну. Мой отряд от провианта в крайности совершенной; четыре дня употребляли траву, а теперь, когда у села, в лесу и везде пикеты персидские, едят лошадей. Аббас-Мирза с войсками расположен недалеко от крепости и почитает мой отряд своим, надеясь и полагая, что скоро сдадимся. Я же стараюсь не допустить его до формальной осады тем только, что тогда смогу ему на все отвечать, когда получу от вас повеление. И если ваше сиятельство не поспешите, то отряд может погибнуть не от сдачи, к коей не приступлю до последней капли крови, но от крайности в провианте, о котором сколько ни писал Лисаневичу и к Ибрагим-хану, но ничего не получил. Еще доношу, что ганжинцы каждый день пишут к Аббас-Мирзе, что у вас войск не более 600 человек и что вы с ними выступить никуда не смеете. Аббас-Мирза выделил 3 тысячи персиян к Елизаветполю. Мне отсюда шагу сделать нельзя, потому что несколько лошадей раненых издохло, а некоторые уже употреблены в пищу; люди же все ослабевши, и, словом, я неподвижен» [776]776
  Там же. С. 232.


[Закрыть].

Но русские не стали ждать конца назначенного срока, когда их будут сторожить особенно строго. В ночь на 8 июля они вышли из Шах-Булаха и двинулись в направлении другой маленькой крепости, Мухрат. Чтобы ввести противника в заблуждение, несколько солдат осталось в крепости, продолжая обычную перекличку караульных, и только когда отряд отошел на безопасное расстояние, присоединились к своим товарищам. Во время этого ночного марша разыгралась драматическая сцена: на пути оказалась глубокая промоина, через которую невозможно было перевезти пушки. Бросить орудия солдаты не могли по двум причинам: во-первых, оставление врагу такого трофея всегда считалось делом, порочащим воинскую честь. Во-вторых, что в данном случае было важнее, только картечными залпами горстка измученных солдат могла отбивать налеты многочисленной вражеской конницы. Изготовить переправу было не из чего: путь пролегал по безлесной каменистой пустыне. Тогда четыре солдата добровольно согласились составить мост из собственных тел: двое из них в ходе этой операции погибли, а двое остались в живых. Рядовой Эриванского полка Гаврила Сидоров, которому сорвавшееся с камня колесо раздробило висок, был навсегда занесен в списки воинской части. Этот подвиг стал одним из символов жертвенности русского солдата. Картина «Живой мост», посвященная солдатам-героям, украсила Зимний дворец, а ее копии – Военный музей в Тифлисе и офицерское собрание Эриванского полка [777]777
  Путеводитель по Кавказскому военно-историческому музею. 4-е изд. Тифлис, 1913. С. 10-12. (Паг. 2-я).


[Закрыть]. 21 октября 1902 года в городе Манглисе перед полковой церковью Эриванского полка был открыт памятник, посвященный героям этого похода. Солидный обелиск окружала ограда из вкопанных в землю чугунных пушек, соединенных цепью. Дополнительным украшением служили четыре пирамиды из ядер. На передней грани постамента были высечены несколько надписей и помещен краткий рассказ о памятном событии; на оборотной – слова самого Сидорова: «Что, ребята, стоять и задумываться? Стоя города не возьмешь. Кто молодец – сюда, ко мне! Прощайте, братцы, не поминайте лихом и молитесь за меня грешного».

К вечеру стало ясно, что отряд, обремененный большим числом раненых, не может оторваться от преследователей, которые наступали, что называется, на пятки. От окружения и полного истребления русских спасали только обычная для противника неразбериха и гористая местность, затруднявшая действия конницы. Однако после селения Ксанеты начиналась равнина, где шансы Карягина прорваться к своим стремительно катились к нулю. Об оставлении раненых не могло быть и речи, их ждала мучительная смерть. Был сделан неожиданный маневр – всех раненых и больных отправили вперед под начальством Котляревского (у которого была прострелена нога), а все здоровые выставили заслон. Персы узнали об этом разделении только после попытки захватить Мухрат до подхода отряда Карягина. Они были так озадачены запертыми воротами и залпами со стен городка, что не сумели помешать храброму полковнику соединиться с товарищами. Теперь настроение у них было бодрое: высокие и прочные стены, запасы продовольствия и боеприпасов, родник внутри крепости позволяли держаться в ней до скончания века. Но ждать долго не пришлось. Уже 12 июля подошел корпус Цицианова. Отряду Карягина были отданы все возможные в полевых условиях воинские почести. Сам полковник получил в награду золотую шпагу, а армянин Иоганес – чин прапорщика, золотую медаль и 200 рублей пожизненной пенсии.

Героизм отряда Карягина спас тысячи жизней мирных жителей, поскольку огромная армия персов была скована в своих действиях и не могла, как она делала обычно, разорять дотла села и города. Главной же заслугой героев Шах-Булаха стало то, что Цицианов получил необходимое время для сбора войск и движения навстречу главным силам противника. Всего удалось набрать 2200 человек пехоты и 100 казаков при десяти орудиях. Им предстояло сразиться с сорокатысячной армией Баба-хана. Достигнув берега реки Тертеры в 60 верстах от Елисаветполя, русский корпус оказался фактически в окружении, поскольку большой отряд персов перерезал дорогу, ведущую в Грузию. Это грозило тем, что прекращался подвоз продовольствия, без которого активные действия были невозможны: фактическое отсутствие конницы лишало русских возможности обеспечивать себя путем реквизиций у местного населения.

14 июля 1805 года русская конница, несмотря на свою малочисленность, преподала хороший урок противнику. Согласно «Дневной записке похода» отряда Цицианова, картина складывалась следующим образом: «…По приходе к большой реке Тертере замечена была на противном берегу конная неприятельская партия, посланная для выжигания корму. Как же на сей стороне невыгодное местоположение и совершенное неимение корму для лошадей не позволяло остановиться тут лагерем, а на другой не так еще усилился пожар, то Донской казачий Сидорова полк и линейные казаки под командой Гребенского войска есаула Фролова 2-го, который по болезни полковника Сидорова всеми казаками командовал, посланы были для утушения пожара. По переправе их неприятель оставил возвышения. В то время пехота, артиллерия и тяжелый обоз начали переправляться через реку, а казаки занялись утушением пожара. Между тем есаул Фролов заметил 3 персиян, запускающих новый пожар, к которым для изловления бросаясь с 25 линейными казаками, вдруг встречен был большой, до 2000 неприятельской партией, показавшейся из-за дыму и которая по скрытой балке спешила пробраться к нашей переправе. При сем случае с нашей стороны убито Сидорова полка казаков 10, без вести пропало 4, да ранено 4; линейных же убито 2, а с неприятельской стороны 9 убитых. Потеря сия с нашей стороны при таком малолюдстве сколь не ощутительная, но взяв превосходство неприятельской конницы, тогда как пехота наша не могла действовать, и то, что при переправе через реку, простирающуюся на '/4 версты, быструю и разделенную на множество рукавов, неприятель мог бы нанести нам величайший вред, должен почесть сию немаловажную стычку весьма для нашего отряда счастливой и отдать справедливость неустрашимости есаула Фролова, донского Сидорова полка урядника Талалаева и Гребенского войска пятидесятника Киткина, которые под командой его подавали казакам пример храброму отражению неприятеля, тотчас по переправе пехоты совсем удалившегося» [778]778
  АКА К. Т. 2. С. 839.


[Закрыть]. Отважного есаула Цицианов представил к награждению золотой медалью на георгиевской ленте, а унтеров – к производству в обер-офицерский казачий чин хорунжего.

17 июля персидское войско блокировало Елисаветполь. Речь не шла о немедленном штурме или его подготовке, поскольку никаких «бреш-батарей» не строилось. Аббас-Мирза избрал тактику, более соответствующую его возможностям. Конные и пешие отряды заняли все дороги, ведущие к городу, препятствуя подвозу припасов и подходу подкреплений. Вылазки гарнизона тоже оказались проблемным делом из-за подавляющего численного превосходства противника. Ситуация усугублялась тем, что под воздействием слухов об отступлении русских (формально знаменитый марш Карягина именно таковым и являлся) вышли из повиновения жители «татарских дистанций», отрезавшие от Тифлиса войска, расположенные в Карабахском и Гянджинском ханствах. Из Дагестана приходили известия, что тамошние владетели решили не упускать благоприятной возможности для массированного набега на Кахетию, и в приграничных районах собрались уже многотысячные отряды. Большую угрозу представляли настроения карабахцев, на которых действовали слухи, распространявшиеся эмиссарами Баба-хана. Самым «удачным» оказался слух о том, что Цицианов не собирается оборонять их земли и намерен переселить всех в Грузию. В русских в один день стали видеть недругов. Однако настроение быстро переменилось, когда пришло известие, что Баба-хан, не принимая боя, стал поспешно отступать за Араке. Через три дня после начала осады Елисаветполя смелая вылазка гарнизона под командованием майора Кочнева «смутила» персов, и Аббас-Мирза отошел от города. Потерпев неудачу, его войско соединилось с отрадами Пир-Кули-хана и грузинских царевичей Александра и Теймураза. Цицианов с главными силами находился в сотнях верст на юго-востоке, преследуя Баба-хана, и путь на Тифлис был открыт. Положение спас обоз. 23 июля Аббас-Мирза обнаружил, что в 50 верстах от Елисаветполя движется большой транспорт с провиантом, который прикрывали всего 300 пехотинцев. Такую богатую и легкую добычу упускать было нельзя. Однако конвой оказал неожиданно упорное сопротивление и четверо суток отбивался, несмотря на жесточайший обстрел и нехватку питьевой воды. Единственной силой, которая могла прийти на помощь, был отряд полковника Карягина, вернее то, что от него осталось после беспримерной обороны Шах-Булаха. Несмотря на то что его еще мучили раны, офицер поставил под ружье всех, кого только смог, и бросился на выручку. Его атака была столь неожиданной и стремительной, что Аббас-Мирза не удержал свои войска, и те в панике бежали в направлении Эривани. Это поражение так поразило умы персиян, что они до зимы не предпринимали никаких активных действий. Победа русских привела к полной «смене декораций»: все мятежники как по команде объявили о своей покорности и обещали впредь вести себя разумно, выдали заложников и доставили необходимый провиант. Точно так же поступили и дагестанцы [779]779
  История 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. Ч. 3. С. 239.


[Закрыть].

В 1805 году была предпринята и «диверсия» силами Каспийской флотилии. Судя по предписанию Цицианова генерал-майору И.И. Завалишину от 17 июня, от этого предприятия ожидалось многое. Появление флота с большим десантом у южного берега Каспия должно было отвлечь значительные силы персов от похода на Грузию, вынудить вернуть пленных грузинских князей, выдать царевичей Александра, Теймураза и Левана, выплатить 1 миллион рублей контрибуции (расходы России на Эриванский поход), отдать 12 пушек, захваченных в Тифлисе Ага-Магомет-ханом в 1795 году. Кроме того, Завалишину предстояло взять Баку. 12 боевых и 11 транспортных судов, имевшие на борту 128 орудий и 1500 человек десанта, 23 июля появились возле персидского порта Зензили. Кроме ядер и пуль в качестве боевого снаряда эскадра везла специальное послание Цицианова Баба-хану. Князь указывал на намерение «восстановить древнюю Иверию в прежнем ее цветущем состоянии», что означало включение в состав Российской империи всех земель, которыми когда-то владели грузинские цари. Напоминал он и о победах русского оружия над персами, несмотря на их многократный численный перевес, и, наконец, перечислял требования, ради которых эта экспедиция и предназначалась. Главнокомандующий даже предложил себя в качестве ходатая перед императором Александром I, войска которого, «…как буйный вихрь, выворачивающий столетние дубы, не хотевшие преклониться перед ним, оставляют безвредно камыш, нагибающийся до лица земли при его приходе». В случае положительного ответа Завалишин должен был оставить в Реште русского консула и корабль для «покровительства русской торговле». После этого эскадра должна была идти к Баку, овладеть этим городом, разместить гарнизон и до начала осенних штормов вернуться в Астрахань. Если Баба-хан отвергал российские требования, то начальнику экспедиции предписывалось склонить Решт «отложиться» от шаха, поставить во главе этой провинции своего человека и обложить население данью.