Текст книги "Цицианов"
Автор книги: Владимир Лапин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)
В России в административной практике в большом ходу были разного рода «косвенные действия», по наличию которых понимающие люди безошибочно предсказывали приближающуюся отставку или назначение, царскую (министерскую) милость или немилость. В силу особенностей военного хозяйства наибольшие упущения по службе наблюдались в кавалерийских полках, в них же были самыми большими «ножницы» между уставными и неуставными схемами материального обеспечения. Любая проверка этих частей давала основания для кадровых решений: от почетной отставки начальников до суда с различными последствиями. Поэтому отправку генерала Ф.П. Уварова на Кавказскую линию для инспектирования тамошней конницы не без оснований расценили в обеих столицах как еще один верный знак подготовки к смещению главнокомандующего. Но противники Цицианова явно недооценили того, что августейшее недовольство было мимолетным «эмоциональным всплеском» нервного императора. Хотя Александр I и унаследовал многое от своего капризного батюшки, но все же не с такой расточительностью расшвыривался способными государственными деятелями. Кроме того, как уже говорилось, наш герой пользовался заслуженной поддержкой со стороны очень влиятельных фигур. Известно, что А.Р. Воронцов писал Ф.В. Ростопчину осенью 1803 года: «Друг ваш князь Цицианов совершает чудеса в Грузии, и здесь им очень довольны. Дела Грузинские, с тех пор как ему поручены, приняли совсем другой вид» [537]537
Там же.
[Закрыть]. Но противники не успокаивались, о чем Ростопчин писал Цицианову 20 января 1804 года: «Кнорринг с немцами и русские чрезвычайно завистливые порочат твое управление Грузией. Как завести чуму? Зачем идти на войну? Как на всех жаловаться?Но к твоему счастью, время стоит ветреное и слова разносит» [538]538
Там же. С. 34.
[Закрыть]. Ситуация коренным образом изменилась, когда пришло известие о взятии Гянджи (об этом речь пойдет ниже). Всем недругам и завистникам князя пришлось на время прикусить языки. Однако вскоре они опять получили пищу для сплетен. После разгрома отряда Гулякова лезгинами, по словам того же Ростопчина, по Москве поползли «всякие глупые разглашения на счет побитых полков в Грузии, молодого Воронцова, ограбленного горцами, раненого и потом умершего в пропасти среди гор» [539]539
Там же. С. 40.
[Закрыть]. Новая волна сплетен поднялась осенью 1804 года, что объяснялось прежде всего тем, что восставшие горцы блокировали Военно-Грузинскую дорогу, не пропуская почту и даже воинские части. В результате, по словам Ростопчина, о кавказских делах в России «ничего не было слышно кроме того, что о князе Цицианове известия нет, сообщения все перерваны, полк казачий в горах перерезан, он разбит шахом самим, Имеретия взбунтовала, полки, в Грузию идущие, не могут пройти и стоят в Кизляре… Москву ты знаешь. Все В[олконские] и вся их родня до 5-го колена завопили о своем уроде-заике, и сей мерзавец писал к отцу своему, соединяющему глупость русскую с иноземною, что о тебе нет никакого известия. Кнорринг в переписке с ослом Г. и бестией К., жертвуя мерзкой зависти, делался русским и сожалел о гибели христолюбивого воинства. Наконец, слава Богу, о тебе пекущемся! Завистливые прикусят языки, трусы станут хвалить, немцы курить, а друзья твои радоваться сердцем и душой. Даже и лошади тебе благодарны будут, что их мучить не так станут, развозя сплетни и печальные известия» [540]540
Там же. С. 64.
[Закрыть]. (Лошадей автор письма вспомнил не случайно, поскольку был большим знатоком коневодства. Почти в каждом послании Ростопчин извещает своего друга о делах на конюшне, просит прислать породистых жеребцов и кобыл и сообщает о том, какой результат получился.)
Примечательно, что Ростопчин называет Цицианова русским и противопоставляет немцам. Следует сразу сказать, что подобные схемы имели в основном спекулятивный характер. Одним из ближайших друзей главнокомандующего был служивший в Сенате тайный советник Федор Иванович Эн-гель – лютеранин и настоящий остзеец. Упоминаемый недруг Цицианова генерал Волконский проявил себя храбрым и распорядительным офицером. Однако, как это часто бывало, отличный капитан превращался в посредственного полковника, а затем – в никудышного генерала. С князем произошло именно это. Так что характеристика, данная ему Ф.В. Ростопчиным, выглядит справедливой: «Он – человек весьма умом ограниченный, самолюбивый и глупогордый, скучен и тяжел так, что всякая чугунная гиря пред ним – пух, при том довольно интриговат и затейлив» [541]541
Там же. С. 67.
[Закрыть].
Судя по переписке влиятельных и потому хорошо осведомленных людей, в 1804 году вопрос об отставке Цицианова действительно стоял на повестке дня. Министр народного просвещения П.Д. Завадовский интересовался состоянием здоровья генерала и даже сообщал о том, что тому подыскивают замену: «Мне сказывали, что при затруднении избрать преемника князю Цицианову предлагали графа И.В. Гудовича, токмо еще на то не решились. Не знаю, захотел ли бы он в нынешнем вещей положении свою свободную шею всунуть в ярем, но по опытности и своим способностям лучше его никто не утвердил бы тамошний пост; но, к несчастью, не можем освободиться от предубеждений, порожденных интригами. Посему начальство падает на бесталанных, обходя способных» [542]542
АК В.Т. 12. М., 1877. С. 207.
[Закрыть]. Однако на стороне Цицианова по-прежнему было благоволение Александра I. 29 августа 1804 года Кочубей сообщал С.Р. Воронцову о том, что император постоянно с одобрением отзывается о Цицианове: «Невозможно лучше исполнять его обязанности, и если задуматься о том, что он делает, то он делает очень много, принимая во внимание ничтожное число войск, находящихся в его распоряжении» [543]543
Там же. Т. 14. М., 1879. С. 188.
[Закрыть]. В начале 1805 года Завадовского опять занимал вопрос о судьбе Цицианова: «Князь очень болен, да кем же его заменить? Не станет хорошего начальника, волны в том краю поднимутся…» [544]544
Там же. Т. 12. С. 297.
[Закрыть]Сам Цицианов тоже понимал, что заменить его очень трудно, о чем свидетельствуют его слова в письме В.Н. Зиновьеву от 29 января 1805 года: «Как бы я ни болен был, мне должно остаться здесь на некоторое время, по тому уважению, которое Бог помог мне приобресть от соседей, и Баба-хан, по разнесшемуся слуху, что я умер, в Тегеране стрелял викторию, и 3 дня был иллюминирован город, и объявлено было народу о моей смерти. О сем известии и письменно и словесно уведомляют отовсюду..» [545]545
Русский архив. Т. 10. Стб. 2171.
[Закрыть]И в дальнейшем в «обществе» неоднократно отмечали особое благоволение Александра I к Цицианову и одновременно не прекращали говорить о возможности его перемещения на новую должность. Так, в письме от 12 января 1805 года Ростопчин рассуждал о последствиях приезда генерала в столицу: «…Я восхищаюсь мыслью, что ты будешь близок к престолу, и рад, что Государь в тебе покажет, что он призывает достоинство и любит истины язык. Но, как истинный твой друг, не скрою, что предвижу в новом ожидающем тебя положении тьму несносных огорчений. Ты состав придворной машины верно разумеешь, но не был сам в ней пружиной; и я боюсь, что, не успев сделать Отечеству пользы, наживешь непримиримых злодеев и делами и языком… Но верь моей опытности, что наука презирать людей тяжела для чувствительного человека» [546]546
Девятнадцатый век. Кн. 2. С. 80.
[Закрыть].
По мнению А.Р. Воронцова, царь желал видеть героя Кавказа среди генералов, командующих войсками на европейском театре военных действий. Это более чем вероятно. Вспомним, что Александр I в 1810 году отозвал из Грузии А.П. Тормасова, в 1811 году – Ф.О. Паулуччи, а в 1831 году Николай I не счел возможным обойтись без И.Ф. Паскевича при подавлении Польского восстания. В 1805 году наиболее вероятным было назначение в Тифлис знаменитого герцога Э.О. Ришелье, служившего тогда губернатором в Одессе. Однако тот отказался «от начальства в Грузии, отговариваясь незнанием того края, обычаев и войны» [547]547
Там же. С. 85.
[Закрыть]. Разговоры об отставке Цицианова упорно продолжались, несмотря на то, что ни для кого не было секретом, что генералу покровительствуют А.А. Чарторыйский и В.П. Кочубей [548]548
Там же. С. 86, 43.
[Закрыть]. Остаться на службе Цицианова уговаривали и братья Воронцовы. Летом 1805 года генерал просил их узнать о намерениях царя [549]549
АК В.Т. 32. С. 489, 474.
[Закрыть]. Он писал 17 июня 1805 года М.С. Воронцову: «Пожалуйста, поискреннее описывай, как меня полощут, и когда Козловский приедет, который, несмотря на хорошее наше расставание, говорят, на линии не оставлял блеять, как бешеный козел. Бог с ним! Я на него не сержусь. Это его пища, а мое презрение и сожаление о нем же самом. Пожалуйста, все новости пиши и узнай, коли можешь, отпустят ли меня домой. Ей-Богу пора! Виноват ли я, что меня некем сменить?» [550]550
АК В.Т. 36. С. 27.
[Закрыть]При этом имеются свидетельства, что Цицианов не поступался принципами, дабы удержаться на должности главнокомандующего. Так, он отказал весьма влиятельному М.М. Сперанскому пристроить на службу некую недостойную персону, им рекомендуемую [551]551
Русский архив. Т. 10. С. 1872.
[Закрыть].
Осенью 1805 года, судя по письмам Ростопчина, Цицианов еще более укрепился в намерении выйти в отставку. Его старый друг старался отговорить его от такого шага: «Скромность совсем не у места с твоей стороны. Пройди всех, употребленных в делах, и найдешь, исключая двух или трех, что они или неопытные молодые люди, или старые бестии, коих ни гнев государев, ни презрение людское, ни напасть Отечества из службы не выгонят по той причине, что от ней наживно». 15 декабря 1805 года, извещая о поражении при Аустерлице и повторяя свою просьбу не уходить в отставку, Ростопчин прибавил: «Подумай и, ради Бога, останься до времени: пора открыть глаза и употреблять русских душой и сердцем; а ты – из первых». В начале 1806 года Цицианов получил пожелание поскорее взять Баку: «Забыв случившееся с французами, подумаешь, что у нас всё по-старому и везде успех» [552]552
Девятнадцатый век. Кн. 2. С. 89, 104, 108.
[Закрыть]. Своеобразным противоядием враждебным слухам была активность князя Дмитрия Егоровича Цицианова, который со свойственной ему энергией, остроумием и знаниями московского общества распространял «контрверсии» происходящего на Кавказе [553]553
Там же. С. 96.
[Закрыть].
Прошение об увольнении главнокомандующий подал еще в марте 1804 года, объясняя его таким образом: «…человек, к концу своему сближающийся, не может иметь ни пылкости, ни той деятельности, которую требует польза службы при совершении столь обширного плана, высочайше мне порученного. Сия-то мысль о недостатках моих, соединенных с телесными изнеможениями, удручающими осень дней моих, заставляя меня опасаться, чтоб не сделать какого-либо упущения к пользе службы Его императорского величества относящегося, заставила меня просить об увольнении от оной…» [554]554
АКА К. Т. 2. С. 48.
[Закрыть]Сразу скажем, что с «пылкостью» у главнокомандующего все обстояло благополучно до последних часов его жизни; то же самое можно утверждать и относительно его «деятельности», то есть в данном случае «энергии». Во время службы на Кавказе Цицианов действительно несколько раз тяжело болел, но все же говорить о нем как о немощном старике никак нельзя. По нашему мнению, за всем этим кроется некая интрига, разгадать которую спустя два столетия на основе имеющихся документов практически невозможно. Поэтому позволительны только обоснованные предположения.
То, что рапорт Цицианова об отставке лежал на столе у императора, не вызывает сомнений, равно как и то, что главнокомандующий на Кавказе время от времени напоминал о том, что готов покинуть свой пост. Имеются достоверные сведения, что рассматривались кандидатуры преемника. Однако решительного шага император так и не сделал. Можно предположить, что рапорт был хорошо продуманным ходом, позволявшим в случае очередного недовольства Александра I уйти «по прошению». Нельзя исключать и того, что Цицианов своим чутким слухом улавливал грохот будущей великой войны в Европе и не желал оказаться вдали от сражений, которые неминуемо должны были войти в историю. Кроме того, мог Цицианов оценить и грандиозность предстоящих дел на Кавказе, сопоставить это со своими реальными административными и военными ресурсами и прийти к выводу о том, что его ждет неминуемая неудача, поскольку адекватной поддержки из Петербурга он в ближайшие годы не получит. Наконец, есть и самый простой вариант: генерал действительно измучился и физически, и морально. Рассматривая все указанные объяснения его рапорта об отставке, нельзя не увидеть, что они в принципе не противоречат друг другу и могут быть приняты как по отдельности, в различных комбинациях, так и все в совокупности.
Глава четвертая.
ЦИЦИАНОВ И ГОРЦЫ
…Усмирение горцев, освоение их с гражданственностью и обращение сих буйных народов из вечных врагов нашему отечеству в мирных и трудолюбивых подданных есть предмет, достойный внимания просвещенного и благодетельного правительства нашего…
Пл. Зубов
В ведении Павла Дмитриевича Цицианова были дела не только «закавказские», но и «северокавказские». Он ведал отношениями с Черкесией, Кабардой, Осетией, Чечней и Дагестаном; в его подчинении находилась и Кавказская линия – система укреплений, протянувшаяся от Азовского до Каспийского моря вдоль Кубани и Терека, обозначавшая рубеж владений Российской империи в этом регионе. В силу этих обстоятельств ему приходилось руководить боевыми действиями против горцев Северного Кавказа. Всякое продвижение на пути «обустройства» Грузии в умах государственных деятелей России было сопряжено с необходимостью покончить с нападениями на ее пограничные области. «…Набеги и буйство горцев были главнейшей причиной, не позволившей России приобрести обширные выгоды, какие могут ей доставить богатейшие страны Закавказских ее владений; а посему всякий согласится, что усмирение горцев, освоение их с гражданственностью и обращение сих буйных народов из вечных врагов нашему отечеству в мирных и трудолюбивых подданных есть предмет, достойный внимания просвещенного и благодетельного правительства нашего» [555]555
Картина Кавказского края… С. 71.
[Закрыть]. Под этими словами П. Зубова, автора «Картины Кавказского края», опубликованной в 1834 году, могли бы поставить свою подпись все, кто хоть что-то знал о регионе.
К началу XIX века Россия приобрела большой и неоднозначный опыт контактов с воинственным населением Северного Кавказа. В отечественной историографии закрепилось представление о том, что регулярные столкновения с жившими там народами начались при Алексее Петровиче Ермолове, то есть после 1817 года. В свою очередь, это дало повод считать его назначение началом Кавказской войны. Но хроника событий дает совсем иную картину. На Тереке казаки рубились с кумыками еще в XVI—XVII веках. Эти стычки, порой весьма кровавые, не выходят за рамки обычной жизни так называемого фронтира – зоны сосуществования двух различных культур. Однако погромы, учиненные в Дагестане войсками Петра Великого во время Персидского похода 1722—1723 годов, и другие военные операции на Северном Кавказе в XVIII столетии уже не имели принципиальных отличий от времен ермоловских. Так, например, в 1728 и 1729 годах войска в Дагестане дважды разоряли аулы в верховьях реки Самур в наказание за нападения тамошних жителей на территории, вошедшие в состав Российской империи после Персидского похода Петра Великого [556]556
Зиссерман А.Л.История 80-го пехотного Кабардинского полка. Т. 1. С. 5, 23-25.
[Закрыть]. В 1775 году в плену у горцев умер известный ученый С.Г. Гмелин. За это по личному распоряжению Екатерины II были опустошены владения кайтагского уцмия в Дагестане. В отечественной историографии тезис о добровольном вхождении народов в состав России подкреплялся сведениями о договорах, которые заключались представителями различных племен с царскими чиновниками. При этом, разумеется, умалчивалось о том, что эти договоры часто по-разному понимались обеими сторонами и часто не выполнялись. Обычно горцы считали себя равноправными союзниками, а русские генералы видели в них новых подданных, обязанных безропотно выполнять их распоряжения.
В Бахчисарае и Стамбуле считали Западный Кавказ собственностью крымского хана и, соответственно, покровительствовавшего ему турецкого султана. Сами жители этого региона придерживались иного мнения. Итальянский путешественник К. Главани писал в конце XVII века: «Адыгея ни от кого не зависит и состоит под покровительством крымского хана, насколько сама признает это для себя удобным; в случае предъявления им каких-либо чрезвычайных требований отвергает их без стеснения» [557]557
Очерки истории Адыгеи. Т. 1. Майкоп, 1957. С. 127, 290.
[Закрыть]. На медали, выбитой в честь присоединения Крыма в 1783 году, изображена еще и Тамань, которую Россия приобретала как преемница прав бахчисарайских владык. Но самих-то жителей этого края такие юридические основания изменения их статуса не устраивали. Позднее, в 1829 году, один из русских военачальников объяснял черкесскому князю, что по Адрианопольскому договору султан уступал царю все Черноморское побережье Кавказа, и по этой причине князь становился российским подданным. Горец от души рассмеялся и заявил, что дарит генералу птицу, пролетавшую в тот момент над ними. Язвительный намек был ясен: адыги не считали никого вправе распоряжаться их судьбами. То, что в нескольких пунктах на побережье Черного и Азовского морей располагались турецкие гарнизоны, не означало контроля над внутренними районами, влияние комендантов турецких крепостей не распространялось далее крепостных стен.
Историю русско-северокавказских отношений нельзя рассматривать как череду конфликтов. До начала 1770-х годов кабардинцы являлись стратегическими союзниками русских, поскольку у них имелся общий враг – крымские татары. Однако недовольство развитием Кавказской линии (особенно основанием крепости Моздок в 1763 году) привело к целой серии выступлений местной знати, поддержанной значительной частью простых общинников (1774, 1778, 1779, 1785, 1794, 1795, 1804, 1810, 1822 и 1825 годы). Весной 1779 года кабардинцы совершили несколько набегов на русские поселения, а летом осадили Марьинскую и Павловскую крепости. 29 сентября того же года произошло сражение на реке Малке, в котором кабардинское ополчение было разбито [558]558
Грабовский Н.Ф.Присоединение к России Кабарды и борьба ее за независимость // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 9. Тифлис, 1876. С. 154, 156, 158-159.
[Закрыть].
К моменту прибытия Цицианова на Кавказ Кабарду никак нельзя было считать замиренной, хотя наметился явный перелом в отношениях с ней, поскольку имперские власти сумели заинтересовать в сотрудничестве влиятельные силы внутри самого кабардинского общества. В 1770 году был заключен договор с несколькими «обществами» Восточной Осетии на следующих условиях: русские оказывали осетинам военную помощь, оплачивали часть расходов по строительству мостов в долине Терека, а осетины содержали в исправности дорогу и помогали проходящим командам и курьерам преодолевать возникающие затруднения (снежные завалы, последствия наводнений и т. п.). Несмотря на достигнутые договоренности, «шалости» осетин на дороге продолжались, что вызывало ответные карательные операции. Так, в год подписания указанного соглашения в Дарьяльском ущелье осетины разоружили и ограбили русский отряд, шедший из Тифлиса в Моздок. Генералу Тотлебену для беспрепятственного прохода в Грузию пришлось пойти на беспрецедентный шаг: он арестовал в Моздоке всех осетинских старшин и освободил их только после того, как последний солдат миновал опасные теснины. На Кубани, или, как обычно указывали в официальных документах, на Правом фланге Кавказской линии, боевые действия фактически не затухали с 1711 года. «Закубанцы» (так называли горцев этого региона) совершали набеги на русские поселения, правительственные войска отвечали на это карательными экспедициями, в большинстве своем «безадресными», что только подливало масла в огонь. Сравнительное затишье сменялось вспышками боевой активности. В 1778 году коноводы гусарского эскадрона не предприняли должных мер предосторожности на пастбище, и кабардинцы стали угонять табун. Кавалеристы бросились в погоню, но попали в засаду и были безжалостно перебиты [559]559
Бутков П. Г.Материалы для новой истории Кавказа… Ч. 2. С. 45.
[Закрыть]. В 1783 году войска под командованием А.В. Суворова с особой даже по местным меркам жестокостью разорили ногайские кочевья на Кубани. В 1786 году в окрестностях городка Александрова черкесы захватили около 180 пленников и большое количество скота, затем разгромили пост Безопасный, убив пять и пленив 23 солдата. В ноябре того же года недалеко от Черкасска три казачьих полка на марше оказались застигнутыми врасплох и разбиты наголову. Командовавший ими полковник Греков попал в плен [560]560
Там же. С. 175.
[Закрыть]. В 1789 и 1791 годах корпуса генерала Ю.Б. Бибикова и генерала И.В. Гудовича при движении к турецкой крепости Анапа подвергались постоянным нападениям черкесов.
В течение всего XVIII века копились и взаимные счеты чеченцев с русскими. В 1732 году в засаду попал отряд полковника Коха, незадолго до того сжегший несколько аулов. В 1758 году Военная коллегия приказала для устрашения разорить приграничные чеченские аулы, однако набеги продолжались, равно как и карательные экспедиции. Особенно кровопролитными были кампании 1769 и 1783 годов. В 1781 году в Кизляре, а затем в ауле Чечен состоялись переговоры полковника А.М. Куроедова с представителями многих чеченских обществ, завершившиеся подписанием договора из одиннадцати пунктов, суть которых – предоставление чеченцам права селиться на равнине в обмен на прекращение набегов и принятие в качестве «управителей» кумыцких и кабардинских князей. Но уже в следующем году аул Атаги отказался сотрудничать с русскими властями, которые решили его «наказать», не принимая во внимание солидарность чеченцев перед лицом внешней угрозы. Отряд под командованием полковника Кека разорил «непокорные» аулы, что вызвало настоящий взрыв практически всей Чечни. Изгнаны были не только «навязанные» князья, но и те люди, которых пригласили сами чеченцы с целью обуздать анархию (представители аварской, кумыцкой и кабардинской знати) [561]561
Блиев М.М.Россия и горцы… С. 90—94.
[Закрыть]. Результатом карательной экспедиции П.С. Потемкина в Чечню стали разрушение нескольких аулов и большие жертвы среди населения [562]562
Там же. С. 98.
[Закрыть]. В 1785 году при попытке захватить шейха Мансура, который объявил русским священную войну, чеченцы истребили в лесном бою отряд полковника Ю. Пьери в составе четырех батальонов.
Повторяем, нет никакой возможности провести границу между вооруженными столкновениями горцев и русских в 1722—1817 годах и теми, которые происходили в более позднее время. Поэтому есть все основания считать Персидский поход Петра Великого началом того эпохального явления, которое назвали впоследствии «Кавказской войной». К началу XIX столетия, когда главнокомандующим стал Цицианов, все племена Северного Кавказа, имевшие опыт общения с русскими, рассматривали их как незваных гостей и накопили больший или меньший заряд неприязни к ним. Многие роды готовы были мстить за смерть родичей и другие обиды.
Несмотря на то что к 1802 году Россия уже почти столетие воевала с горцами, в Петербурге все еще не сложилось представление о политике по отношению к ним. Кроме того, ситуация радикально менялась при необходимости защиты Грузии и обеспечения бесперебойной связи между Закавказьем и Россией. 16 января 1800 года Кнорринг отрапортовал Павлу I об очередном «умиротворении» чеченцев. В ответ на угрозу разорить их земли жители нескольких аулов обещали прекратить набеги, возмещать ущерб от действий ослушников в двойном размере, а самих их выдавать российским властям. Они даже поклялись на Коране не пропускать через свои земли другие отряды. «Таким образом, все сии чеченские народы, простирающиеся до 10 000 человек, защищаться оружием могущие, введены в совершенное полезное для здешнего края обуздание и паче тем ощутительнейше, что ими не только преграждается путь многим тысячам горских народов, доселе партиями Кавказский кордон злодеяниями обеспокоивавшим, но сии последние по примеру чеченцев ищут уже через нарочно посланных своих ко мне помилований в прежних своих дерзостях и получения таковых те же кондиций, каковы даны чеченцам».
Здесь следует отметить одно важное обстоятельство, не утратившее значения и в дальнейшем. Горцы часто шли на переговоры и заключали «вечные» соглашения, не имея намерений эти соглашения выполнять. Зачем они это делали? Во-первых, такие переговоры и клятвы предоставляли важную передышку или даже прощение прежних «шалостей». Во-вторых, это могли быть ходы в политической жизни горского общества. Дело в том, что не только русские использовали национальные формирования в своих целях, но и горцы руками русских солдат сводили счеты со своими недругами: вольное общество или владетель, заключивший соглашение о подданстве, рассчитывал на покровительство своего могучего патрона. Наконец, переговоры и заключения договоров сопровождались угощениями и подарками. Это тоже нельзя сбрасывать со счетов.
Спустя два года тот же Кнорринг объяснял Александру I причины отсутствия мира на Кавказской линии: «Народ здешнего края, границе здешней противоположный, есть совершенно хищный, и что добрые им советы, ласки и наставления не в силах никак удержать его в добронравии и спокойствии, а тем более еще отвратить его от воровства и грабительств, да и внутри линии здешней жительствующие в большом количестве разных родов народы не меньше почти требуют за собой наблюдения, как и самые заграничные жители». Вывод: надо усиливать войска [563]563
АКАК Т. 1.С. 716, 741.
[Закрыть]. В Петербурге многие всерьез полагали: горцы «бунтуют» по причине того, что им никто не объяснял: грабить путников и убивать их – нехорошо. Князь А.А. Чарторыйский писал Цицианову 1 августа 1804 года: «…здесь думали мы отправить туда человека, который бы влиянием своим в сих горцах и связями, по родству и долговременному там пребыванию снисканными, мог бы все привести в устройство; для сего способнее не находили как отставного генерала Горича, который сам вызвался взять таковое трудное на себя поручение, однако к отправлению его не решились» [564]564
Там же. Т. 2. С. 231.
[Закрыть]. И правильно сделали! Судя по всему, речь идет об Иване Петровиче Гориче, происходившем, как было указано в официальных бумагах, «из кавказских горцев». Это был боевой генерал, накопивший большой опыт в ходе Русско-турецких войн 1768—1774 и 1787—1791 годов. Правительство неоднократно пыталось использовать местных уроженцев для проведения своей политики на Северном Кавказе. Знаток этого края, один из соратников А.П. Ермолова, начальник штаба Отдельного Кавказского корпуса (1816—1829) генерал А.А. Вельяминов писал по поводу этих попыток превратить Кавказско-горский эскадрон царского конвоя в своеобразный рассадник администраторов: «Всякий горец, как бы ни был он уважаем в своем народе, теряет это уважение и доверенность, как скоро начнет действовать согласно видам нашего правительства… Это, однако, не означает, что бесполезно было бы брать в конвой горцев, многие из них, по возвращении, могут, по крайней мере, быть употребляемы как тайные агенты» [565]565
Петин С.Собственный Его императорского величества конвой. Исторический очерк. СПб., 1899. С. 94-95.
[Закрыть].
Одним из важных источников сведений о горцах Северного Кавказа были записки полковника Бурнашева. По его собственному признанию, он своими глазами почти ничего не видел, а руководствовался «объяснениями наилучших людей». Эти-то анонимные информаторы (скорее всего, кабардинские князья) и объяснили представителю коронной администрации, что кабардинцы – «главнейшие между народами от Каспия до Черного моря… Кабардинцы между всеми горскими народами кроме дагестанцев имеют преимущество; все прочие рода, как то кумыки, чеченцы, карабулаки, аксанцы, андисцы, асетинцы, абазинцы и беслиненцы и прочие, не только подражают оным во нравах во всех обычаях, но отчасти от них зависели и платили им дань». Далее следуют евроцентричные пассажи о нравах этих народов: «…Нравы их совершенно испорчены, ибо междоусобное несогласие застарело и вкоренилось так далеко, что и звание правды им почти чуждо… Весь предмет их жизни состоит только в грабительстве; первое правило всякого владельца есть отнять или украсть все, что в глаза может представиться… Глас общего совета есть положение вместо законов служащее, но сохранение сих установлений никогда не бывает прочным… легкомыслие делает их клятвопреступниками» [566]566
Бурнашев К.Описание горских народов. С. 4, 6—7.
[Закрыть]. В полном соответствии с уже сложившейся традицией восхищения «благородными дикарями» Бурнашев сравнивает нравы кабардинцев с нравами древних спартанцев, с симпатией пишет о их воинской доблести. «Обязательным» элементом описания Северного Кавказа является упоминание о следах христианства, которое когда-то исповедовало местное население [567]567
Там же. С. 11-15.
[Закрыть].
Только в 1840-е годы правительство осознало, наконец, какой могучей силой сопротивления обладают горцы. В начале же XIX столетия этого, судя по всему, никто не понимал. В ноябре 1800 года граф Ф.В. Ростопчин сообщал генералу Кноррингу о намерении Павла I направить в Грузию три пехотных полка и один драгунский: «Тогда же уймутся и своевольство горцев, и беспокойство владельцев берегов Каспийского моря» [568]568
Дубровин Н.Георгий XII, последний царь Грузии… С. 167.
[Закрыть]. Еще ранее А.В. Суворов писал: «По собственному моему в бытность на Кубани и поныне испытанию, не примечено народов, явно против России вооружившихся, кроме некоторого весьма незначительного числа разбойников, коим по их промыслу все равно, ограбить российского ль, турка, татарина или кого из собственных своих сообывателей» [569]569
Суворов А.В.Письма. М., 1986. С. 56.
[Закрыть]. Опытнейший военачальник тоже ошибался. Действительно, в те времена среди народов Кавказа не было и быть не могло политического или идеологического национализма и питаемой им вражды. Отсутствие политических институтов в европейском понимании этого слова не позволяло сформироваться и сохраняться каким-то прочным политическим установкам, а сравнительная краткость и малая интенсивность контактов не позволяли закрепиться антирусским тезисам с помощью фольклорной традиции. Более того, русские, появившиеся на Кубани и Тереке, находились вне традиционных целей набеговой системы. Они были, образно говоря, новое блюдо, которое там не сразу распробовали. Но дальнейшие события показали, что на Северном Кавказе проявилось известное правило: «сила действия равна силе противодействия», – по мере возрастания военной активности России нарастало и сопротивление горцев.
Поручика А.С. Пишчевича, ехавшего в 1787 году из Владикавказа в Тифлис, поначалу позабавило пренебрежительное отношение горского князя Ахмета к грозным предписаниям генерала П.С. Потемкина, командовавшего тогда Кавказской линией. Но потом офицер понял, «что он точно мог смело игнорировать пышного начальника. Что бы ему сделал Потемкин со всей своей силой, у Кавказа стоящей, ежели б пошел против него: Ахмет, навьючив нищенское свое имущество на скотов, пошел бы далее в пропасти и, нашед новые норы, поселился бы. Такому подвижному имению никакая сила не страшна» [570]570
Жизнь Александра Пишчевича… С. 108.
[Закрыть]. Записки свои Пишчевич стал сочинять после перехода на гражданскую службу в 1796 году (умер он в 1820 году). В любом случае этот человек еще до начала масштабных боевых действий в Чечне и Дагестане понял чрезвычайно малую эффективность европейской стратегии «сокрушения» в условиях Кавказа. Один из ярых сторонников колонизации Кавказа в 1830-е годы, автор «Картины Кавказского края», также пришел к выводу о невозможности решить проблему набегов с помощью карательных экспедиций: «Несмотря на беспрестанные усилия и пожертвования к усмирению горцев и обеспечению Кавказской линии от их нападений, вооруженной рукой сего достигнуть невозможно» [571]571
Картина Кавказского края… С. 75.
[Закрыть]. Он полагал, что жители Чечни и Дагестана сопротивляются столь упорно потому, что «опасаются подвергнуться полной зависимости России… не имеют понятия о выгодах просвещенного и благодетельного правления; ибо в настоящем своем положении думают ошибочно, что пользуются независимостью, которую потерять пуще всего страшатся». Решить проблему можно только путем распространения христианства и разложения горского социума внедрением «роскоши», которая приведет к их умиротворению [572]572
Там же. С. 75-77.
[Закрыть].