Текст книги "Цицианов"

Автор книги: Владимир Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)

Выражение «закладка фундамента» считается банальным, но оттого не менее выразительным. В нашем случае от него просто невозможно отказаться, характеризуя усилия Цицианова в области государственного строительства в Закавказье. В канцелярских битвах, как и на поле брани, под его начальством было очень мало «штыков и сабель». И если в боях и походах вокруг него сплотились опытные и надежные соратники, то в гражданских учреждениях края главнокомандующий не ощущал нужной поддержки и опоры. Тем не менее за сорок месяцев пребывания на Кавказе он успел сделать столько, сколько многие его преемники не смогли за гораздо более длительный срок.

Слово «главнокомандующий» в современном его значении рисует образ человека, занимающего высший пост в военной иерархии, которому выпала доля принимать окончательные решения на театре боевых действий. Но пост, доставшийся Павлу Дмитриевичу Цицианову, хотя и был напрямую связан с его военным опытом, образованием и воспитанием, предполагал гораздо более широкую сферу деятельности. Поскольку главнокомандующий становился глазами Петербурга на Кавказе, на основе его рапортов в столице формировалось более или менее адекватное представление о происходящем на этой имперской окраине. Он по-новому организовывал административное пространство Закавказья, прокладывал дороги, решал вопросы экономические, занимался развитием земледелия, животноводства, промышленности и ремесел, считал своей прямой обязанностью содействовать улучшению продуктивности и урожайности, внедрять новые приемы земледелия. Чувство превосходства, свойственное носителю европейских ценностей, позволяло ему считать своей миссией и воспитание местных жителей, привитие им «правильных понятий», постепенное преобразование их в «европейцев», «правильных» подданных Российской империи. С петровских времен модернизация по западным образцам, или, как еще ее называют, вестернизация, проводилась при сильном нажиме государства, использовавшего весь свой административный потенциал для преодоления активного и пассивного сопротивления нововведениям со стороны общества, неохотно менявшего привычные жизненные стандарты. Поэтому для России было характерно именно «командование» – внедрение новшеств директивными методами, с широким использованием различных механизмов принуждения (от экономического и социального стимулирования до откровенно репрессивных мер по отношению к ослушникам). К началу XIX столетия в менталитете россиян прочно закрепилось положение о том, что государству буквально до всего есть дело. Поэтому сегодняшнего читателя Полного собрания законов Российской империи не должно смущать то, что царская подпись стоит под документами, мелочно регламентирующими самые разные сферы деятельности. Особое поле для командования раскрывалось там, где очень многое казалось «особенно неправильным», то есть на национальных окраинах.

Как уже говорилось, Петербург был крайне озабочен тем, чтобы расширение границ империи не сопровождалось увеличением нагрузки на казну. Достигнуть же этого можно было только с помощью повышения благосостояния населения, способного платить налоги и выполнять повинности, а также при условии развития торговли, пополняющей доходы государства за счет таможенных сборов. Именно поэтому с первых дней своего пребывания в Грузии Цицианов уделял большое внимание экономическому развитию Закавказья, развитию образования, здравоохранения и транспорта.

Цицианов играл двойную роль в экономическом развитии Кавказа. Прежде всего наведением порядка в налогообложении, пресечением произвола дворян и царских чиновников, защитой населения от грабежей и насилий он создал условия для спокойной жизни крестьян и ремесленников. Теперь они могли реализовать свой производственный потенциал, не опасаясь того, что всё, ими созданное, отберет горский наездник или собственный князь. Кроме того, если даже в самой Великороссии единственным европейцем являлось правительство (по выражению А.С. Пушкина), то что же говорить о Грузии, которую в те времена безоговорочно считали Азией? Здесь высший представитель коронной власти просто обязан был «проливать свет» буквально во всех областях, в том числе, разумеется, и в сфере материального производства. Образцами служили европейские правила, стандарты, приемы и т. д. При этом забывалось, что особенности туземной технологии (смоленской, нижегородской, эстонской, грузинской, узбекской и т. д.), воспринимаемые как «отсталость» или даже «дикость», в подавляющем большинстве случаев отражали местные социокультурные реальности, тесно связанные с природно-климатическими условиями. Пример: начиная с петровских времен, посулами премий и угрозой каторги волжских корабелов заставляли строить барки на стапелях по европейским лекалам, с прочным корпусом и заостренным килем. Но русские речные суда изготовлялись «топорно» и «плоскодонно», часто в расчете на один рейс, не из-за скудоумия их создателей, а потому, что их устройство в наибольшей степени соответствовало гидрологическому режиму местных водоемов. Степнякиконеводы не торопились обзаводиться статными скакунами с испанской или английской кровью не потому, что не признавали их резвость и красоту, а потому, что сами эти красавцы и их потомство с трудом выживали в первую же суровую «резкоконтинентальную» зиму. Кавказские и среднеазиатские селяне также жили и трудились, применяясь к требованиям тамошнего климата и почвы. Разумеется, Европа обогатила практически все сферы производства, но нельзя отрицать того, что в оценке неевропейского быта европейские авторы часто бывали пристрастны и несправедливы. Между прочим, голландские гидростроители оконфузились при устройстве в 1708 году Вышневолоцкой водной системы, сделав всё по тогдашнему последнему слову техники. Валдайская возвышенность – не Фламандская низменность, и то, что годится для последней, зачастую плохо функционирует в первой.

* * *

Игнорирование местных особенностей стало важной причиной затруднений на пути развития горнодобывающей и металлургической промышленности Закавказья. Ее состояние на рубеже XVIII—XIX веков достаточно объективно представлено в докладе Аполлоса Аполлосовича Мусина-Пушкина – тайного советника и первого члена Бергколлегии. Опытный чиновник и предприниматель писал: «Рудный промысел в Грузии находился доселе в руках партикулярных (частных. – В. Л.),как потому, что Цари Грузинские не в состоянии были употребить достаточных капиталов на первые заведения по обширному рудному производству нужных, так и потому, что не имели знающих горное дело людей, которые могли бы управлять избыточным промыслом сим на правилах, горными науками преподаваемых; встречающиеся в горах малой Армении благородные металлы, толь избыточно повсюду показывающиеся, привлекли, однако же, вскоре соседственных греков, тем же промыслом в Анатолии питавшихся, испытать счастье свое в Грузии, к чему и были особенно поощряемы царем Ираклием, который с ними положил условия, выгодные для себя, дозволяющие однако же сим промышленникам получать некоторую долю от проплавляемых ими металлов; от сего при заводах Ахтальском в Дамбулате и в Алвертском медеплавильном заводе поселились многие семьи греческих выходцев из Анатолии, из коих на весьма несовершенных правилах каждая особенно и занималась добычей и проплавкой руд, платя за употребление печей положенные цены и получая напротив за привозимые в Тифлис металлы, за исключением золота, условленную плату; таковым распоряжением заводчиков определялось количество семейств, на заводах живущих, от чего многие хозяйственные выгоды при общем горном производстве терялись уже из виду; наконец неверность и медленность в платежах со стороны Царя за привозимые греками металлы отохотила большую часть их от продолжения промысла своего; разорение Ахтальского завода Омар-ханом Аварским довершило упадок в Грузии серебряного рудопроизводства, так что при весьма избыточных рудах едва видел я в бытность мою на сих заводах небольшую проплавку в Ахтале серебряных руд, да и то, как думаю, сделана была с намерением, чтобы удостоверить меня, что выплавка металла сего в Грузии еще существует или, по крайней мере, возобновляется; из восьмисот греческих семей, во времена царя Ираклия при Ахтальском и Домбувском заводах поселившихся, едва при первом остаются еще 50, да и те в самом беднейшем и расстроенном состоянии». Более успешно действовал Алвертский медеплавильный завод, также отданный на откуп, но уже не грекам, а армянским купцам, которые платили царю 12 тысяч рублей, а получали около 60 тысяч, при таком же невысоком техническом уровне производства.

В целом картина выглядела правдивой, хотя Мусин-Пушкин был более чем заинтересован в том, чтобы очернить своих конкурентов-греков. Он жаждал монополии на закавказские недра. Еще в 1799 году купцы из города Кизляра Демьянов и Попов подали прошение на откуп грузинских рудников на восемь лет за взнос 600 тысяч рублей. Но Мусин-Пушкин, полагая, что «ожидаемые прибыли для казны далеко превосходят эту сумму», упросил Павла I послать его самого в Грузию. Как проводилась геологическая разведка, остается тайной, но доклад по ее результатам был самый что ни есть радужный. Главный вывод: горное дело находится в упадке, но это следствие нерационального производства. При правильной постановке дела и незначительных инвестициях богатейшие руды позволят выплавлять много серебра, свинца и меди [460]460
  Эсадзе С.С.Очерк истории горного дела на Кавказе. Деятельность графа Мусина-Пушкина и князя Цицианова при введении горного производства в Грузии. Тифлис, 1903. С. 20—21, 26—27.


[Закрыть]. Поскольку события 1799—1800 годов показали, что не следует ожидать от грузинских ополчений защиты заводов от набегов горцев, Мусин-Пушкин испрашивал разрешение на создание подвижного горного корпуса, «одетого и вооруженного подобно горским здешним народам, т. е. гребенским казакам; таковой корпус мог бы в мирные времена усугубить работы горные, в военные же – и к собственной обороне обезопасить как грузинские заводы, так и те, которые могли бы в прочих краях Кавказских гор учредиться» [461]461
  Там же. С. 27.


[Закрыть].

Впоследствии граф заинтриговал правительство известием о возможности наладить в Грузии производство золота. Дело в том, что в «дороссийский» период при плавке руды, содержавшей благородные металлы, все полученное золото принадлежало казне, и потому промышленники не стремились использовать руды с его высоким содержанием. Да и сами месторождения были редки и недостаточны для промышленной разработки. Чтобы как-то избежать конфуза, Мусин-Пушкин послал экспедицию во главе с обер-пробирером Карпинским в долину реки Акстафы и сообщил о найденных там золотых россыпях. Однако более основательные исследования показали, что и это – выдача желаемого за действительное [462]462
  Там же. С. 38, 72.


[Закрыть]. Автор первого труда по истории горного дела на Кавказе писал по этому поводу: «Граф Мусин-Пушкин, известный своим просвещенным патриотизмом, увлекся пылким воображением и, будучи под влиянием сильной охоты завести и укоренить здесь горное дело, долженствующее доставить такую славу и пользу России, при самом начале впал в обман и чистосердечно увидал в здешнем крае новое Эльдорадо; донесения его были баснословны в самом опасном отношении – в отношении цифр… Он верил в то, что писал, и ходил верою, а не ведением» [463]463
  Там же. С. 71.


[Закрыть].

Энтузиазм Мусина-Пушкина заразил Цицианова. Генерал полностью доверял предпринимателю, поддержал все его начинания и просьбы. Например, с помощью главнокомандующего Мусин-Пушкин выхлопотал повышение жалованья горному мастеру Адаму, чтобы тот мог продолжать свои геологические изыскания в Закавказье. На интересе русских властей к полезным ископаемым многие поспешили погреть руки, сообщая о наличии таковых в разных точках края и пытаясь при этом получить «вспомоществование» от казны, привилегии и т. п. Правда, Цицианова поймать на эту удочку было нельзя, как мы видим из его письма тифлисскому купцу Мананову от 16 октября 1805 года: «Донесение твое касательно открытия руд на землях Хевсурских и Пшавских я получил и одобряю предприятие твое, но только не могу дать уверениям твоим о изяществе руд полной веры, поелику ты науке сей не учился… а статься может, что такова она по одним армянским изворотам и сведениям, сообщенным тебе от такого же армянина, каков сам. Впрочем, если твердо на себя надеешься и знаешь распознавать свойства руд, то предписываю туда немедленно отправиться и сколь возможно быть при произведении дела сего скромным; когда же выполнишь все сие с успехом для казны, т. е. обещанное тобою привезешь довольное количество руды для испытаний, а от того произойдет польза для казны, то не останешься без награждения» [464]464
  АКА К. Т. 2. С. 216.


[Закрыть]. Мананов доставил руду, которая оказалась хорошего качества, но у главнокомандующего возникли сомнения: не является ли это трюкачеством. Поэтому он отложил выплату награды до того времени, когда правдивость купца проверит специальная экспедиция.

При этом главнокомандующий предупредил, что в случае обмана купец познакомится со шпицрутенами [465]465
  Там же. С. 217.


[Закрыть]. Для развития местного металлургического производства Цицианов предложил самое простое и надежное средство российских чиновников – запрещение ввозить конкурирующую иностранную продукцию, в данном случае – турецкую медь. Резон был простой: потребители никуда не денутся – будут покупать отечественную, пусть даже некачественную и дорогую [466]466
  Эсадзе С.С.Очерк истории горного дела на Кавказе. С. 111.


[Закрыть].

Восстановление заводов и налаживание производства шло с большим скрипом. Греки тормозили внедрение более передовых средств переработки руды, придерживаясь традиционных приемов. Большое значение имело и то, что горное начальство пыталось обращаться со свободными мастерами так же, как с крепостными на уральских или сибирских заводах. Не решаясь на активное сопротивление, греки выбрали саботаж как средство борьбы [467]467
  Там же. С. 116-118, 130-131.


[Закрыть]. Без них обойтись было трудно – других знатоков геологии в распоряжении местного начальства не имелось. Цицианов настойчиво писал в столицу о присылке иностранных специалистов. Первый из них, англичанин Уокер, умер сразу по приезде в Тифлис, а инженеры Максвин и Паульсон прибыли в Закавказье только весной 1805 года. Они отправились в Мингрелию, правительница которой Нина Дадиани по просьбе Цицианова обещала обеспечить безопасность исследователей. Главнокомандующий счел необходимым также уверить княгиню и местную знать, что в их интересах содействовать поиску полезных ископаемых, поскольку десятую часть дохода от горного дела получал владелец земли, на которой они добывались. Рапорт английского инженера Макс вина от 13 августа 1805 года вполне можно назвать ушатом холодной воды на головы тех, кто грезил найти в Западной Грузии некое минеральное Эльдорадо. Геологи отыскали три месторождения меди, но низкое содержание ее в породе и множество примесей исключали промышленное производство. В горах Сванетии обнаружились богатейшие залежи свинца, но возможность их разработки фактически исключалась тем, что сам рудник был отрезан от внешнего мира на девять месяцев (!) глубокими снегами, передвигаться можно было только по пешеходным тропам, подвергаясь опасности схода лавин. Все это дополнялось отсутствием леса и угрозой нападения со стороны местных жителей, крайне недружелюбно встретивших пришельцев [468]468
  АКАК. Т.2.С.214-215.


[Закрыть]. Представить же гордого свана чернорабочим на шахте нельзя было даже в бреду.

Вообще дефицит леса и нехватка рабочей силы являлись главной проблемой грузинских горных заводов. Основным топливом в металлургической промышленности и в металлообработке до середины XIX века были древесина и древесный уголь. Для производства 1 килограмма чистой меди в зависимости от сорта руды требовалось от 20 до 120 килограммов угля, для выплавки 1 килограмма чугуна полагалось 4 килограмма угля, для выковки 1 килограмма железа – еще 4—6 килограммов. Для получения 1 килограмма угля требовалось пережечь примерно 3 кубометра дров в зависимости от породы дерева. Таким образом, изготовление одной пушки самого распространенного в начале XIX века 12-фунтового калибра требовало 27 тысяч кубических метров дров. Кроме того, значительное количество древесины расходовалось для устройства шахтных креплений, для отопления производственных и жилых помещений, для промышленного строительства. Учитывая неизбежные потери при заготовке и транспортировке топлива, можно с уверенностью говорить, что даже не очень крупный завод стремительно опустошал окрестности и через 20—30 лет работы радикально изменял ландшафт, причем происходили замена пород деревьев и соответствующие изменения в остальной флоре и фауне, изменения в гидрологическом режиме местных водоемов [469]469
  Любомиров П.Г.Очерки по истории русской промышленности. XVII, XVIII и начало XIX в. М., 1947. С. 306-309.


[Закрыть]. Во многих же районах Закавказья леса не хватало даже для бытовых нужд, ибо огромное количество древесины ежедневно сжигалось для приготовления пищи. Тифлис испытывал хронический дефицит дров, в связи с чем 17 декабря 1802 года Цицианов обратился к графу Мусину-Пушкину с просьбой прислать «рудознатцев» для поиска каменноугольных копей в окрестностях города.

В «доцициановский» период металлургические заводы получали древесный уголь от крестьян ближайших округов, обязанных специальными указами царей Ираклия II и Георгия XII поставлять 50 лошадиных вьюков топлива. Поскольку крестьяне под различными предлогами уклонялись от выполнения этой разорительной повинности, было принято решение о разделении труда: одни селяне заготовляли лес, другие выжигали из него уголь, а третьи везли уголь на завод. Но и эта схема не принесла успеха. Власти пришли к выводу, что единственным выходом из положения является введение «приписки» рабочей силы к каждому горному заводу, как это уже в течение века практиковалось в России. На медеплавильных заводах в Дорийском округе металлурги-греки занимались собственно плавильным производством. По своей малочисленности и профессиональным традициям они не могли и не желали заниматься черной работой (заготовкой топлива, уборкой шлака, строительством и т. д.). Заставить выполнять эту работу местных крестьян также не удалось. Собственно говоря, пугать и заманивать было некого: население разбежалось после горских набегов. 2 октября Александр I согласился с предложением заселить Дорийский уезд греками и армянами, эмигрировавшими из Персии и Турции, при условии выполнения ими вспомогательных работ на заводах. В совместном всеподданнейшем докладе в 1804 году Цицианов и Мусин-Пушкин сообщили о введении системы поголовной приписки к заводам жителей Дорийского округа, вся власть в котором фактически передавалась в руки заводского управления. Крестьяне, приписанные к заводу, освобождались от всех прочих повинностей, включая воинскую. Их могли призвать в ополчение только в том случае, если враг угрожал непосредственно Лори и его окрестностям. Разрешалось также приписывать к заводу отставных солдат по их желанию. Главный расчет был на армян, выходцев из Персии. Офицеры, ведавшие приграничными территориями, получили предписание содействовать переходу на российскую сторону полутора тысячам армянских семейств [470]470
  АКА К. Т. 2. С. 203, 205.


[Закрыть].

В России одним из источников рабочей силы для горных заводов являлись каторжники. По представлению Цицианова 1 мая 1803 года царь повелел преступников, приговоренных к битью кнутом и ссылке в Сибирь, наказывать шпицрутенами и отправлять на местные предприятия [471]471
  ПСЗ I. № 20742.


[Закрыть]. Но кроме чернорабочих для производства металла требовались специалисты. Поэтому еще 19 ноября 1801 года Александр I издал указ «Об учреждении горного производства в Грузии», предусматривавший набор нужного числа мастеровых на сибирских заводах для предприятий, находившихся в ведении Мусина-Пушкина. Кроме того, на Кавказ направлялись шесть «мастеров-кузнецов для научения местных жителей изготовлению железа в кричных горнах». Устройство канцелярии поручалось командированным пяти чиновникам из Бергколлегии. На неотложные нужды кавказских горняков выделялось 12 тысяч рублей [472]472
  Там же. № 20055.


[Закрыть].

Одной из причин, толкавших главнокомандующих на Кавказе к развитию в этом крае горного дела, являлась потребность в боеприпасах, доставка которых из России обходилась казне очень дорого. Цицианов постоянно следил за ходом работ по этой части. В ноябре 1805 года в письме чиновнику горного ведомства Борзунову он торопил того с производством опытов по литью ядер, бомб и гранат, чтобы получить точные данные как о качестве изделий, так и о себестоимости производства боеприпасов [473]473
  АКАК. Т.2.С.211,217.


[Закрыть]. Цицианов писал Борзунову: «Обрабатывание чугуна в Елисаветполе столько меня занимает, что я вам изобразить не могу, и для того желал бы, чтобы снова возможно скорее сделать пробу, именно о свойстве и полезности руды сей уведомить… По испытании же выработанного чугуна и по получении как ядер, бомб и гранат с исчислением издержек, считая на один пуд, узнаете от меня о степени пользы для казны произойти могущей, которая, как надеюсь, будет наизнатнейшего и достойного уважения от начальства» [474]474
  Эсадзе С.С.Очерк истории горного дела на Кавказе. С. 148.


[Закрыть]. Борзунов послал в Елисаветпольский округ мастера Вяткина, который исследовал тамошние рудники и пришел к неутешительному выводу: для промышленного металлургического производства нет никаких условий. Руды оказались бедные, леса для выжига угля мало, найти работников крайне трудно. Кроме того, местное железо содержало много примесей меди, что снижало его качество. Вяткин все это откровенно изложил в своих рапортах, добавив, что только острейший дефицит металла и чудовищная дороговизна доставки ядер, бомб и картечи из России заставили его согласиться на устройство экспериментальной домны. Мастер указал, что изготовление елисаветпольскими ремесленниками высококачественных ружейных стволов из местного железа – не аргумент, поскольку для этого производились операции, практически неприменимые в заводских условиях [475]475
  Там же. С. 143.


[Закрыть].

Мусин-Пушкин умер в апреле 1805 года. Вслед за ним окончил свой земной путь и горный инженер Копылов, образованный и разумный соратник Цицианова во всех начинаниях, требовавших технических знаний. Из людей с европейским горным образованием остался только горный инженер Борзунов, человек, по отзывам современников, «жестокий и малоспособный». От непривычного климата и дармового вина умерло больше половины русских мастеровых, приехавших с Урала для развития производства. Как писал историк С.С. Эсадзе, «несчастие подчиненных и неуспехи действия заводов удвоились бы бессомненно, если бы… Цицианов не взял экспедицию сию в непосредственное свое ведение» [476]476
  Там же. С. 132.


[Закрыть]. Однако сам главнокомандующий, чрезвычайно занятый войной с персами, трезво оценивал свою роль в разрешении такого сложного вопроса. Это видно из его письма князю Безбородко: «…Необходимо прислать сюда старшего и беспристрастного человека, для личного и местного обозрения и рассмотрения, как способности выделки здешних руд, так и пользы государственной, от того быть имеющей, ибо я в деле сем не знающ, знаю только то, что много десятков тысяч из астраханской казенной палаты отпущено и отпустить должно, а не продано и на десять тысяч. Слышал также от горного начальства офицеров, что чинаровый уголь не способен к большой печи и к большой расплавке столько, сколько дубовый, а потому удостоверительно и долгу звания моего и присяги сделать заключение осмеливаюсь, что покойный граф Мусин-Пушкин при первом обозрении рудников не видал лесов, а после закрывал стыд своего невежества. Впрочем, прозорливость вашего сиятельства и присланный чиновник, знающий и беспристрастный, откроют всю истину» [477]477
  Там же. С. 140.


[Закрыть].

После смерти графа Мусина-Пушкина, которому в области горного дела Цицианов, по всей видимости, безгранично доверял, перед главнокомандующим открылась следующая картина: заводы рабочей силой и топливом не обеспечены, металлурги-греки и администрация предприятий соревнуются в сочинении жалоб друг на друга, огромные деньги потрачены, а полученная медь – столь низкого качества (не ковкая), что ее никто не покупает. В связи с этим князь 10 июля 1805 года обратился к министру финансов Васильеву, в ведении которого находились медные и серебряные рудники, с просьбой прислать компетентного и «доверенного» чиновника для того, чтобы разобраться во всей этой запутанной истории.

Финансовые итоги просто обескураживали: расходы казны только в звонкой монете Цицианов оценил в 48 484 рубля. За продажу выплавленной меди получили 3065 рублей, начеканено медной же монеты на 1182 рубля. Убыток составил 43 237 рублей [478]478
  Там же. С. 137-139.


[Закрыть]. Горный инженер А.Б. Иваницкий, хорошо знавший ситуацию в Закавказье, писал о причинах неуспеха Мусина-Пушкина и Цицианова: «Горный промысел водворяется там, где порядок гражданский уже достаточно устроен, где население мирно, война окончена и, наконец, где есть избыток капиталов, нуждающихся в выгодном помещении… Были тогда капиталисты на Кавказе, но капитал находил лишь одно выгодное помещение – казенные поставки для армии вина, хлеба и комиссариатских запасов (обмундирования. – В.Л.).Все вращалось на этом, и ни одна промышленность не принималась и не приносила ничего кроме разорения, кроме разве духанов, т. е. мелочной продажи водки и вина… Таким образом, вмешательство правительства в развитие здешнего горного промысла было вмешательство искусственное и не принесло никаких полезных результатов…» [479]479
  Цит.: Там же. С. 134.


[Закрыть]

Скромные результаты в развитии металлургии в Грузии никоим образом не бросают тень на деятельность Цицианова в области экономики. Историческое повествование по ряду причин строится таким образом, что неудачи затушевываются, если, конечно, автор исследования не старается специально представить своего героя в мрачных тонах. В коллективном историческом сознании, например, деятельность Петра Великого представляется вереницей достижений в разных областях. На самом же деле в первой четверти XVIII столетия в обстановке радикальных перемен было сделано множество ошибок, начато строительство множества объектов, потрачено на них немало людских жизней и денег, а потом – брошено на много-много лет или даже навсегда.

В нашем распоряжении нет документов, которые могли бы с большей подробностью осветить попытки главнокомандующего реанимировать горное дело в Грузии, поставить его на более высокий организационный и технологический уровень. Судя по всему, пришлось временно вернуться «на круги своя». 14 февраля 1806 года Александр I наложил резолюцию «быть по сему» на докладе министра финансов графа Васильева, согласно которому в соответствии с предложениями Цицианова медный завод в Лори передавался на выгодных для казны условиях грекам на 10—15 лет. Казенные же мастеровые «обращались» на выплавку чугуна и производство боеприпасов. Также по «настоянию» главнокомандующего на Кавказ был командирован опытный специалист берг-гауптман 6-го класса Логинов, зарекомендовавший себя на Пермских заводах как опытный руководитель и специалист в области металлургии [480]480
  АКАК. Т 2. С. 219-220.


[Закрыть].

Вся история горной промышленности Кавказа первой половины XIX столетия наполнена конфликтами между частными предпринимателями и офицерами горного ведомства, в котором царили военные порядки. Эта ситуация дает еще один повод говорить о незаурядности личности Цицианова. Будучи всю свою жизнь человеком служащим, он сохранил непредвзятый взгляд на вещи. Присяга не стала для него шорами, загораживающими реальность. Это видно в истории с греками-металлургами, затеявшими борьбу с чиновниками горного ведомства. Главнокомандующий прекрасно понимал все уловки заводчиков, но видел и рациональные зерна в их суждениях, не вставая безоговорочно на сторону Бергколлегии [481]481
  Эсадзе С.С.Очерк истории горного дела на Кавказе. С. 151—152.


[Закрыть].

* * *

Если металлургическая промышленность на Кавказе была в «детском» состоянии, то текстильная вообще отсутствовала. Все потребности местного населения удовлетворялись ремесленниками и купцами, привозившими шелковые и хлопчатобумажные материи с «востока». В сочетании с трудностями доставки грузов из России это привело к тому, что солдаты и офицеры русских полков обносились до крайности. Полковник Ф.Ф. Бартоломей, инспектировавший войска Кавказского корпуса в 1826 году, написал в своем отчете: «…Люди не выправлены, не обучены, и только мундиры, изредка надеваемые (ходят здесь большей частью в разорванных шинелях, бурках, архалуках, в черкесских шапках и проч.), заставляют иногда догадываться, что это должны быть солдаты» [482]482
  Секретная инструкция, данная императором Николаем I полковнику Бартоломею перед отправлением в Персию с резолюцией императора Николая I относительно Грибоедова, и донесение полковника Бартоломея // Русская старина. 1910. Т. 142.


[Закрыть]. Обращаем внимание читателя, что минула уже четверть века с момента присоединения Грузии, но интендантство не могло обеспечить служащих там исправной одеждой. В самом же начале XIX века солдаты и офицеры на этой имперской окраине ходили в отрепьях, что, по мнению князя Цицианова, не только снижало боеспособность, но и роняло достоинство власти. Генерал Лазарев конфиденциально сообщал начальству 11 марта 1802 года: «…Как бы полк ни был выучен и выправлен, но, имея мундиры все в заплатках, как цирюльничьи кисы, а некоторые пощеголеватее егери, хотя и сделали для себя по достатку мундиры, другие же половину оных, а третьи одни рукава, отчего и выходит, что дыр нет, но весьма на них скверно смотреть. Шляпы похожи на блины, а не на тот вид, который должны иметь; половина в сумах и с ружьями, другая же со штуцерами и подсумками – пестрота довольно обезображивающая фрунт» [483]483
  АКАК. Т. 1.С.352.


[Закрыть].

Решить проблему можно было двумя путями: устройством надежной связи с Россией или организацией производства мундирных вещей на месте. Первое оказывалось решительно не по силам: выдержать проезд по Военно-Грузинской дороге из Владикавказа в Тифлис колесный экипаж в то время не мог. Оставалось второе. К тому же развитие промышленности с петровских времен считалось одной из первейших задач правительства. Цицианов предложил устроить в Тифлисе суконную и кожевенную фабрики. Эти предприятия должны были изготавливать из местного сырья сукно для мундиров и шинелей, материал для шитья сапог, портупей, седел и упряжи. Мастеров и образцы машин предполагалось «выписать» из России. Нательное белье солдаты шили из льняного полотна, которого на Кавказе не было. Поэтому провели эксперимент: раздали нижним чинам рубашки из хлопчатобумажной ткани. «…Но князь Цицианов сомневался в том, чтобы этот холст мог быть введен в употребление, потому что солдат, не привычный к бумажному холсту, должен был чувствовать в нем большую разницу с льняным, и особенно потому, что при употреблении этого холста испарение тела бывает гораздо сильнее».

Однако создать в Закавказье некий обособленный и самодостаточный остров было невозможно. Наряду с организацией местной промышленности следовало улучшать связь с «внутренними губерниями». Главный Кавказский хребет представлял собой барьер, воздвигнутый природой между Грузией и Россией. Его можно было обойти с востока или преодолеть по ущельям и перевалам, труднопроходимым летом и практически недоступным зимой. Восточный путь протяженностью около тысячи километров лежал от Кизляра вдоль берега Каспийского моря или по его водам до Баку и оттуда по долине Куры к Тифлису. Дороги вдоль черноморского побережья до второй половины XIX века вообще не существовало. Можно было доплыть на корабле от Керчи до Поти (около 500 километров), а затем до столицы Грузии проехать через Кутаис еще 300 километров. Восточный путь предполагал полный контроль над Азербайджаном и равнинной частью Дагестана, западный – над Имеретией, Гурией и Мингрелией. Кроме того, плавание по Черному морю с октября по май было затруднено из-за штормов и отсутствия безопасных бухт на всем черноморском побережье от Новороссийска до турецкой границы. Третий путь, протяженностью чуть более 200 километров, лежал по ущелью, которое пробил в горах Терек, а затем через перевал Крестовый шел по долине Арагвы – притока Куры. Он и стал, несмотря на все свои трудности, главной трассой, связывавшей Закавказье с Россией, получив впоследствии название Военно-Грузинской дороги. Одну из главных опасностей представляли обвалы. В 1808 и 1817 годах огромные массы снега, льда и камней надолго перекрывали движение по этой дороге. В 1832 году у подножия Казбека ущелье было завалено льдом на протяжении двух верст. Перед этой плотиной стометровой высоты образовалось озеро. Два года путники вынуждены были двигаться по такому временному леднику.