Текст книги "Цицианов"

Автор книги: Владимир Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 43 страниц)

Второе пришествие русских в Закавказье продлилось неполных четыре года: поздней осенью 1783 года два пехотных батальона пришли в Тифлис, а летом 1787 года командовавший ими полковник Бурнашев получил приказ вернуться в Моздок. Этот шаг российское правительство объясняло следующим образом: во-первых, не было «предположений» воевать с турками в Закавказье; во-вторых, казалось, что Ираклию в отсутствие русских войск легче будет найти общий язык со своими соседями; в-третьих, войска, посылаемые в Грузию, терпели голод [233]233
  Бутков П.Г.Материалы… Ч. 2. С. 195-196.


[Закрыть]. Особого внимания заслуживает тот факт, что русские войска ушли в самом начале новой русско-турецкой войны, когда, казалось бы, наступало самое время заставить противника воевать на два фронта. Есть все основания полагать, что появление батальонов Бурнашева являлось со стороны России не столько выполнением договорных обязательств, сколько реакцией на забрезжившую возможность «бескровно» получить Эриванское, Карабахское и Нахичеванское ханства. Дело в том, что Али-Мурат-хан, тогдашний претендент на персидский престол, готов был пожертвовать этими провинциями в обмен на помощь России [234]234
  Авалов З.Присоединение Грузии к России. С. 149—150.


[Закрыть]. Потемкин, приказывая 29 августа 1787 года полковнику Бурнашеву вывести войска из Грузии, приписал следующее: «Под рукой же объявите его высочеству, чтоб он поладил с Ахалцыхским пашой» [235]235
  Бурнашев С.Н.Новые материалы для жизнеописания С.Д. Бурнашева, бывшего в Грузии с 1783 по 1787 год. СПб., 1901. С. 29.


[Закрыть].

По-видимому, в Петербурге с удовлетворением приняли мнение полковника Бурнашева, командовавшего русскими батальонами в Грузии, о том, что уход войск не приведет к катастрофическим последствиям. Бурнашев считал, что соседние с Грузией ханы не представляли серьезную угрозу из-за неспособности составить коалицию (по причине непреодолимой взаимной враждебности). По его мнению, не следовало опасаться и вторжения турецких войск, несмотря на явные признаки приближающегося разрыва между Стамбулом и Петербургом. Султан не был заинтересован в отвлечении своих войск с молдавского театра военных действий. Главным же гарантом спокойствия являлся ахалцыхский паша, которого в целом устраивало существовавшее положение вещей и который становился агрессивен только из-за появления в Грузии русских войск [236]236
  Картина Грузии… С. 20.


[Закрыть].

Судя по всему, российское правительство понимало щекотливость ситуации. Один из русских офицеров, прибывших из Закавказья, поделился впечатлениями о своей встрече с П.С. Потемкиным: «Между разговором спрашивал меня о Грузии только поверхностно, но и то весьма мало. Я, приметя неохоту к знанию, удержал себя далее уведомлять о том, чего не хотят ведать, а все верные имеют сведения обстоятельно о Грузии, но будто не знают, а короче сказать, что и не хотят знать. И так посудите, милостивый государь, чего впредь ожидать можно будет, нимало воззрений не имеют. А лучше сказать: ежели б можно было предать забвению, то б скоро исполнено было сие» [237]237
  Бурнашев С.Я.Новые материалы… С. 31.


[Закрыть].

Была еще одна причина, по которой Россия с большой осторожностью относилась к идее послать в Закавказье значительные силы. В 1785 году шейх Мансур сумел сплотить вокруг себя значительное число своих приверженцев и нанести чувствительные удары по русским войскам на Кавказской линии. Хотя в конечном итоге отряды шейха были разбиты, а сам он был вынужден укрываться, командование оценило возможную угрозу и противилось распылению сил. Русские войска были не только защитой Грузии от внешней опасности. Они служили опорой монарха и ограничивали феодальную вольницу, что многим князьям оказалось явно не по вкусу. Страну раздирала борьба двух враждующих группировок, царила анархия. П.С. Потемкин, побывавший в Тифлисе в сентябре 1784 года, вынес следующее впечатление: «Вообще неустройство царства Грузинского и тогда уже превосходило всякое понятие».

Исполнению Россией условий Георгиевского трактата мешали недостаточные и зачастую превратные представления о Кавказе. На медали, выбитой в честь присоединения Крыма к России, изображение новоприобретенных земель не ограничивалось самим полуостровом. Вместе с ним мы видим Тамань и надпись, поясняющую, что именно эта территория стала российской в 1783 году. С присоединением Крыма Россия сделала еще один важный шаг на Кавказ. Об этом ясно писал П.С. Потемкин: «Сии обстоятельства, по-видимому, развяжут, так сказать, руки на простертие оных в Закавказский край, и потому нужно, чтоб положение оных знать короче». В Петербурге также сделали выводы из похода Тотлебена: для того чтобы вести осмысленную политику в Закавказье, необходимо иметь больше информации об этом крае. Представитель России при Ираклии II Степан Данилович Бурнашев получил задание собрать как можно больше сведений о самой Грузии и о сопредельных с ней странах. В нашем распоряжении нет подробных инструкций, которые ему дали, но, произведя «обратный отсчет» от того, какие статистические, справочно-аналитические и картографические данные собирал и отправлял в Петербург Бурнашев, можно сделать вполне определенный вывод: в столице империи знали о Кавказе до удивления мало. Даже П.С. Потемкин, человек «ближайший» к этому региону, в поручении русскому резиденту среди прочего писал: «Я уповаю, что не упустите вы разведать о намерениях Ибрагим-хана Шушинского, о состоянии ханов Хойско-го, Инзюрюмского и Ериванского, все сии четыре владетеля Адрибеджанских окружают и составляют Армению, о коих двор наш попечение приемлет, и подробное сведение о их расположении, их силах…» [238]238
  Там же. С. 7.


[Закрыть]

Ираклию II посоветовали «обезопасить себя через возобновление прежних своих союзов, разрушившихся единственно пребыванием в стране его российских войск». Тут мы позволим себе воскликнуть вместе с грузинским историком З. Аваловым: «…Это зрелище сюзерена, взявшего на себя заботу о внешней безопасности вассала и предлагающего стране, находящейся под его протекторатом, выпутываться самостоятельной дипломатией из затруднений, к которым привел этот протекторат, – это зрелище разительное, чрезвычайное!» [239]239
  Авалов З.Присоединение Грузии к России. С. 148.


[Закрыть]Но, как это ни странно, в тот момент благодаря стечению обстоятельств и дипломатическому искусству Ираклия II катастрофы действительно удалось избежать. Самый опасный враг, ахалцыхский паша, на протяжении всей войны 1787– 1791 годов не проявлял никакой активности: прямой угрозы его владениям со стороны России теперь не было, а Грузия войны Турции не объявляла. Более того, пограничный паша лелеял надежду стать независимым правителем под покровительством России. Но положение становилось угрожающим по мере усиления Персии и повышения агрессивности Порты. Ираклий II писал по этому поводу Панину: «И соседи неверные радуются уходу русского войска и смеются: на кого мы имели упование, тех лишились вовсе».

В 1792 году Ираклий вновь обратился за помощью в Петербург, но вновь получил отказ. Грузинский посол князь Гарсеван Чавчавадзе использовал все возможности, чтобы склонить русское правительство снова направить войска в Закавказье. В конце концов такой приказ был отдан, но с трагическим опозданием. 4 сентября 1794 года Екатерина подписала распоряжение о марше в Тифлис двух батальонов, 1 октября пакет был доставлен командующему Кавказской линией генералу И.В. Гудовичу, а за три недели до того, 12 сентября, персы разорили Тифлис. Описание того, что творилось в городе, в его окрестностях и вообще повсюду, куда проникли отряды Ага-Магомет-хана, леденит кровь. Теперь уже ни у кого не мог повернуться язык, чтобы повторить слова о том, что без присутствия русских войск Грузии станет лучше.

Такое исполнение обязательств, вытекавших из протектората со стороны России, равнялось их неисполнению, и Грузия могла бы считать себя свободной от всех обязательств в отношении России. (Между прочим, на тех же основаниях Нидерланды дезавуировали договор с Германской империей, когда та не оказала им положенную помощь в войне с Испанией.) Нет ничего удивительного, что одним из первых шагов царя Георгия XII, вступившего на престол в январе 1798 года, стала отправка послов в Стамбул в поисках покровительства и в Тегеран – с признанием протектората. Посланный к персидскому правителю Баба-хану родственник Павла Дмитриевича Цицианова князь Михаил Цицианов проявил разумную инициативу: узнав, что дела Баба-хана обстоят неважно, он решил повременить с вручением «просительной» ноты. Посланного же в Турцию представителя вернули с полдороги, так как из Петербурга прибыл царевич Давид с известием о готовности императора Павла I оказать действенную помощь южному соседу.

При всем том принижать значение Георгиевского трактата было бы явной несправедливостью. Несмотря на его фактическое неисполнение, он не был дезавуирован и сохранял силу до 1801 года. Георгиевский трактат сразу повысил авторитет Ираклия II в Закавказье. Важным следствием его стало заключение договора о союзе всех христианских правителей этого региона («Иверских царей и самовладетельных князей союзный трактат», изданный в Тифлисе в 1790 году). В нем грузинские цари и владетельные князья обязались оказывать друг другу военную помощь: «Карталинии, Кахетии, Имеретин, Одиши или Мингрелии, Гурии и всея верхние и нижние Иверия обладатели, мы, будучи единородный народ, глаголящий единым языком и сыны единые Кафолитческой восточной церкви, благоумыслили водворить в отечестве нашем вожделенный мир, распространять исповедуемую в оном религию и восстановить любовь, к каковой приглашает нас христианский закон и тесный союз родства…» Царь Грузии и Кахетии обещал остальным правителям «…верховное попечение о вас и чадах ваших таковое, каковое прилично отцу попечительному»; правитель же Имеретии отвечал ему: «Обязываюсь иметь о благоденствии Вашего величества такое попечение, каковое приличествует мне, внуку Вашего величества и брату в рассуждении светлейших чад Ваших, и признаю верховную власть Вашего величества отцепопечительную». Князья Григорий Мингрельский и Симеон Гурийский также признавали верховную власть Ираклия II. [240]240
  Вешапели Г.Единство Грузии и русский протекторат. С. 31—33.


[Закрыть]Но реализации договора мешало очень многое. Между Тифлисом и Кутаисом имелось немало противоречий. Еще более сложными были отношения между Имеретией и Мингрелией. Невысокая цена этого соглашения проявилась в 1795 году во время вторжения Ага-Магомет-хана: на подмогу Ираклию II пришли только имеретинцы, которые, однако, отказались сражаться с персами и вдобавок ко всему на обратном пути разграбили грузинские села [241]241
  Дубровин Н.Георгий XII, последний царь Грузии, и присоединение ее к России. СПб., 1867. С. 17, 21—24.


[Закрыть].

Очень непростой была ситуация и в западной части Закавказья. Здесь межгосударственные столкновения также переплетались с междоусобицами и династическими конфликтами. В 1784 году имеретинский царь Давид «ополчился» против турок, а его родственник, князь Абашидзе, предложил туркам себя в качестве претендента на престол с обещанием платить хорошую дань. Давид дважды разбил мятежного князя, который бежал к горцам, откуда продолжал свои козни [242]242
  Бутков Я.Г.Материалы… Ч. 2. С. 160—161.


[Закрыть]. В Ахалцыхском пашалыке, образованном из княжества, отторгнутого от Грузии, должность правителя была наследственной, причем пашой становился один из грузинских ренегатов (князей, принявших ислам). Их давней мечтой было создание независимого государства, и во второй половине XVIII века они были уже недалеки от цели. Появление русских войск в Грузии ставило жирный крест на их чаяниях, поскольку Тифлис получал мощную поддержку в своих намерениях вернуть утраченные земли, а Стамбул, обеспокоенный таким развитием событий, усилил внимание к этой окраине со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому ахалцыхские паши стали самыми злейшими врагами Грузии. В 1784 году русским войскам совместно с грузинскими пришлось дважды сражаться с лезгинско-турецкими отрадами на границе с пашалыком [243]243
  Там же. С. 162-163.


[Закрыть].

При оценке ситуации, в которой оказался П.Д. Цицианов, следует учитывать и то обстоятельство, что к моменту его приезда в Тифлис в городе еще живы были воспоминания о погроме, учиненном Ага-Магомет-ханом. Генерал Тучков, прибывший в Тифлис спустя пять лет после разгрома города, нашел там только две проезжие улицы: остальные еще не были расчищены от развалин домов. От царского дворца остались только ворота [244]244
  Тучков С.А.Записки… С. 253.


[Закрыть]. Нашествие Ага-Магомет-хана было сильнейшим потрясением для всего Закавказья. Неслыханная жестокость этого владыки надолго деморализовала жителей края. Каждый слух о движении персидских войск порождал панику, гасить которую оказывалось крайне трудно. О психологической травме 1795 года красноречиво свидетельствует то, что пять лет спустя появление на границе Грузии ничтожного по местным меркам персидского отряда (6—10 тысяч человек без артиллерии) привело к такой панике в Тифлисе и его окрестностях, что потребовались чрезвычайные меры для успокоения обезумевшего от страха населения [245]245
  АКАК.Т. 1.С. 137-138.


[Закрыть]. В 1804 году ситуация повторилась. Даже русские чиновники, поддавшись общему порыву, принялись прятать документы из присутственных мест. Цицианов отнесся к такому поступку с пониманием, которого трудно было ждать от тех, кто не представлял изощренных зверств воинства под предводительством шаха-садиота.

Итог политики Екатерины II в отношении Грузии можно определить следующим образом: обещания защиты от внешней угрозы не выполнялись с трагическими последствиями для христиан Закавказья. Разумеется, это не было проявлением чьей-то злой воли. Империя переоценила свои возможности и явно недооценила трудности на пути претворения в жизнь грандиозных геополитических планов.

Павел I занял более решительную и последовательную позицию в отношении Грузии, хотя до самого начала 1798 года находившийся в Петербурге князь Чавчавадзе не мог получить внятного ответа на просьбу решить вопрос о дальнейших отношениях двух государств. 31 декабря 1797 года после нескольких месяцев ожиданий Чавчавадзе написал императору: «Угодно ли тебе, великий государь, сдержать оный трактат по прежнему в своей силе и угодно ли будет дать царю моему, приведенному обязательствами того трактата в теснейшие обстоятельства, обещанную оным помощь? Или до времени по каким ни есть причинам того сделать не можно? Удостой расторгнуть недоумение мое и ожидание всей Грузии, дабы царь мой и народ его, оставаясь в недоумении, обетами того священного трактата не были доведены до совершенной гибели».

В инструкции послам, отправленным в Петербург осенью 1799 года, Георгий XII соглашался на то, чтобы Грузия утратила статус самостоятельного государства: «Царство и владение мое отдайте непреложно и по христианской правде и поставьте его не под покровительство Императорского Всероссийского престола, но отдайте в полную его власть и на полное его попечение, так чтобы царство Грузинское было бы в Империи Российской на том же положении, каким пользуются прочие провинции России». Георгий просил, чтобы Павел I «обнадежил» его письменным обязательством, «что достоинство царское не будет отнято у дома моего, но что оно будет передаваться из рода в род, как при предках моих». Это положение можно трактовать как желание главы Грузии быть наследственным наместником в новом владении Романовых или как стремление гарантировать всему своему роду материальное обеспечение и подобающие почести. По некоторым сведениям, Павел I собирался сделать Грузию местом пребывания кавалеров Мальтийского ордена и назначить царевича Давида гроссмейстером ордена [246]246
  Тучков С.А.Записки… С. 254.


[Закрыть].

Русские войска в третий раз двинулись в Грузию по призыву ее правителей. В Тифлис в роли полномочного представителя русского двора (тогда говорили – министра) отправился действительный статский советник П.И. Коваленский. Главнокомандующим в Грузии назначили генерал-лейтенанта Карла Федоровича фон Кнорринга. Тучков в своих воспоминаниях писал о подготовке к этому походу. Получив приказ о походе в Грузию, он поехал к Кноррингу, «чтоб объяснить ему… что он лучший полк своего войска расстраивает походом через Кавказский хребет, сыпучими снегами покрытый, и притом в средине зимы, когда вовсе нет никакого сообщения… Генерал Кнорринг упредил мое намерение, сказав мне, что крайне сожалеет о том, что полк мой должен будет много претерпеть от столь трудного похода, что он, дабы отложить поход до весны, о том, все что мог, писал к императору Павлу I, и вот что получил в ответ. Тут показал он мне его рескрипт. Государь пишет к нему следующие слова: "Вы говорите мне о невозможностях, я их знаю; но измеряю оные усердием войск моих ко мне, а они должны измерять свои заслуги по мере моей признательности и щедрот. Генерал Растопчин объяснит вам о том подробнее". Отношение генерала Растопчина содержало именем государя обещание наград за этот трудный поход как для высших чинов, так и для нижних. Награды разделены были на степени и для высших чиновников состояли в недвижимом имении, чинах и орденах с указанием количества имения, степени чинов и орденов. Для генералов были определены все сии три награды, о которых по справедливости можно было сказать, что они были в полной мере достойны не только щедрого, но даже расточительного характера императора Павла I» [247]247
  Там же. С. 239-240.


[Закрыть].

Тем временем командир Тифлисского пехотного полка А.А. Леонтьев остановился во Владикавказе и согласился вести свою часть через горы только при условии, что на него не возложат «ответственность убытков и расстройства, каковые чрез такой поход вверенный ему полк претерпеть может» [248]248
  Там же. С. 243-244.


[Закрыть]. Полк Лазарева прошел в Грузию из Моздока за 36 дней. В некоторых местах, чтобы при спуске в ущелья не переломать конечности, солдаты сбрасывали в одну огромную кучу шинели, а потом прыгали на нее.

Русские войска с восторгом были встречены в Тифлисе. Коваленский сообщал об этом: «Квартиры отведены лучшие в городе, и, дабы подать пример вельможам здешним, царь предлагал каждому из штаб-офицеров собственное жилище. Лазарет – весьма изрядный, с каминами, вычищен и снабжен соломой, а теперь и кровати делаются, на что лес отпущен. Дрова и свечи полку отпускаются достаточно, хотя лес нелегко здесь достается. На построение в каждой кампании (роте. – В. Л.)печи царь приказал брать кирпич из прежнего своего дворца и снабдить каждую печь квашней. На другой день прихода пожаловано от него нижним чинам более 150 ведер вина виноградного и 800 рыб-балыков. Словом, усердие и готовность искренняя, доставляя всевозможное к выгоде войск, со стороны царя и народа неописанная, но способы их, к разорению бывшему, слабы» [249]249
  История 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. Ч. 3. СПб., 1892. С. 98.


[Закрыть]. Впрочем, российский посол приукрашивал ситуацию. Находившемуся в Грузии отряду ежедневно требовалось около тысячи килограммов печеного хлеба и около 700 килограммов крупы согласно нормам довольствия того времени. Оказалось, что государственный аппарат Грузии не в состоянии организовать регулярное снабжение этими незамысловатыми продуктами [250]250
  АКА К. Т. I. С. 98.


[Закрыть].

Появление русских войск в Грузии коренным образом изменило ситуацию в стране. Гарнизоны были поставлены в важнейших пунктах края – укреплениях Гори, Цхинвал, Сурам, Душет, Сигнах, Карагач, Мцхет. Они прикрывали страну от нападений извне и охлаждали пыл мятежных князей.

* * *

Процесс присоединения Грузии был крайне осложнен конфликтом в царской семье. Ираклий II оставил тяжелое династическое наследство. По обычаям его преемником должен был стать старший сын Георгий от первого брака. Однако вторая жена Ираклия II, царица Дарья, имевшая массу амбициозных родственников, заставила больного царя подписать акт о престолонаследии, согласно которому корона переходила к ее сыну Иулону (Юлону). Напряженность между членами царского дома была такова, что царевич Георгий, объявивший себя новым царем после кончины Ираклия II 11 января 1798 года, уклонился от участия в погребальной церемонии и только несколько минут присутствовал при отпевании отца. Его сводный брат царевич Александр, не без оснований опасаясь нападения, вообще тайно приезжал отдать последние почести усопшему родителю. Георгий XII был человеком слабохарактерным, ленивым, малообразованным и не очень умным. Он не любил военное дело, охоту, то есть именно те занятия, которые в феодальном обществе считались единственно достойными для мужчины. Много времени, подобно монаху, он проводил в молитвах и церковных церемониях, но в то же время любил вкусно поесть, понежиться в бане. Не сумел он завоевать и симпатии простого народа. Однако природная лень и склонность к комфорту выручили Георгия в критическую минуту. Царица Дарья, жена Ираклия II, рассчитывая на собственную популярность и популярность своего клана, намеревалась прибрать власть к рукам после кончины супруга, которую ждали со дня на день. Она уговорила своего политического соперника уехать из Телави в Тифлис, где ему не на кого было опереться. Царица не учла одного: Георгий выступил в путь и двигался, не торопясь, останавливаясь для молебнов, неторопливо и обильно кушая, отдыхая после трапез. В результате известие о смерти отца застало его не в Тифлисе, а на земле той «мусульманской дистанции», население которой считало его своим повелителем. Опираясь на верную ему мусульманскую конницу, Георгий сначала заставил присягнуть ему сановников, составлявших свиту, а затем и растерявшихся сторонников вдовствующей царицы Дарьи [251]251
  Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. 1. Тифлис, 1901. С. 2.


[Закрыть]. Георгию удалось привести к присяге колебавшихся подданных ценой компромисса: он становился царем, но после своей смерти передавал трон не сыну, а сводному брату Иулону, потомки которого в дальнейшем наследовали престол. Однако, взяв бразды правления страной в свои руки, Георгий XII стал притеснять родственников, плативших ему изменой и интригами. Царь редко покидал дворец. Судя по описаниям, он был чрезмерно тучен, имел целый «букет» заболеваний, связанных с ожирением. Все дела он поручал сановникам, нещадно злоупотреблявшим царским доверием. Сам он не мог ни приказать, ни отказать, проявлял подозрительность и непоследовательность. Мало того что отбирались имения у одних дворян и отдавались другим, Георгий распорядился огласить многие указы после своей смерти. В результате дела запутывались до крайности, а число его противников постоянно возрастало. Все члены правящей фамилии получали «в кормление» различные районы страны, где становились единоличными правителями и даже затевали междоусобицы. Так, например, хевсуры, подвластные царевичу Давиду, совершали набеги в долину Арагвы – вотчину враждовавшего с ним царевича Вахтанга.

Неурядицы в царской фамилии не могли оставить в спокойствии князей. Это объясняется тем, что «обделенные» дети Ираклия II состояли в родстве с влиятельными грузинскими родами. Иулон был женат на княжне Соломоне Амилахвари, Вахтанг – на княжне Марии Андрониковой, Парнаоз – на княжне Анне Эристовой, дочь Мария была замужем за Давидом Цициановым, Кетеван – за князем Багратионом-Мухранским, Анастасия – за князем Ревазом Эристовым, Екатерина – за князем Егором Челокаевым, Фекла – за князем Вахтангом Орбелиани, Елена – за князем Захарием Андрониковым. Дочь Ираклия II от его первого брака Тамара родила от князя Давида Орбелианова шесть дочерей, которые стали женами князей из родов Эристовых, Андрониковых, Тархановых, Амилахвари и Цициановых. Но и Георгий XII не подкачал, произведя на свет девять детей от первого брака и семь – от второго. Семеро его взрослых детей связали свою судьбу с родами Абамеликовых, Церетели, Челокаевых, Амилахвари, Андрониковых, Тархановых и Дадиани. Но даже при таком обилии лиц «царской крови» генерал Лазарев, которого трудно заподозрить в отсутствии адекватных представлений о внутриполитической ситуации, в специальной записке «Рассуждение всех современных обстоятельств в Грузии», признал невозможность найти в царской фамилии человека, который мог бы стать российским ставленником. Царевич Давид Георгиевич шокировал грузинских князей женитьбой на армянке. Отличался он и бесцеремонным отношением к чужой собственности. Когда по распоряжению Цицианова было проведено расследование его «художеств», выяснилось, что сын царя обобрал более полусотни дворян. В списке присвоенного – в основном крестьяне, доходные угодья; у помещика Чхеидзе Давид не постеснялся взять дорогую икону и крест [252]252
  АКА К. Т. 1.С. 301-304.


[Закрыть]. Без малейшего смущения он нарушал клятвы, отрекался от ранее сказанного и сделанного. Слишком много времени он проводил в пирах, вел себя «неподобающим образом». Гораздо солиднее в глазах местной элиты выглядел царевич Иоанн. Однако и этот сын Георгия XII всю свою энергию направил на приобретение имений, «коих старается елико возможно более присовокупить, хотя бы то и было с обидой для ближнего». Царевичи Баграт, Теймураз, Иулон и Вахтанг негативно относились ко всему русскому. Если у двух первых это, по мнению Лазарева, объяснялось юношеским максимализмом, то Иулон и Вахтанг уже «укрепились» в своих антирусских настроениях. Разница между ними заключалась только в том, что пылкий Иулон не скрывал своих чувств и мыслей, а Вахтанг действовал исподтишка, не стесняясь публично восхвалять действия Кнорринга и Коваленского. Подающим надежды выглядел царевич Михаил Георгиевич. Он собрал из малолеток роту егерей и обучал их на манер потешных, как в свое время делал Петр Великий. Однако этому отпрыску дома Багратионов было всего 16 лет, и он не мог действовать против своих старших братьев. Главной же «занозой» являлся царевич Александр Ираклиевич – самый умный, самый воинственный, самый уважаемый в Грузии и за ее пределами и одновременно наиболее враждебно настроенный против России [253]253
  Там же. С. 184-185.


[Закрыть]. При переделе собственности он оказался и наиболее обделенным. Александр мало-помалу стал знаменем всех, кто был недоволен политикой Георгия XII. В июне 1799 года он бежал за границу и был радостно принят и персами, и турками, прекрасно понимавшими, что в его лице они приобрели мощный инструмент воздействия на северного соседа.

Переписка российских начальствующих в Грузии лиц и царевичей показывает, что обе стороны совершенно обоснованно не доверяли друг другу. Одно из перехваченных писем царевича Давида почти целиком состояло из враждебных России и лично генералу Лазареву слухов, в нем прямо слышится клокочущая ярость царевича по поводу невозможности стать царем [254]254
  Там же. С. 276-294, 305-306.


[Закрыть]. В свою очередь, Лазарев так отзывался о родственниках Георгия XII: «…томясь неприличной жадностью к самоначалию, [они] собирали вокруг себя партию недовольных правительством, направляя их к мятежу, буйству и беспорядку…» [255]255
  Романовский В.Е.Очерки из истории Грузии. С. 287.


[Закрыть]

Внутриполитическая обстановка в Грузии резко обострилась, когда Павел I утвердил Давида, сына Георгия XII, наследником престола. Дарья, вдова Ираклия II, и до того активно интриговавшая против пасынка, развязала против него настоящую войну. Ее старший сын царевич Иулон, к которому по завещанию Ираклия должен был перейти трон, был слабохарактерным пьяницей и находился под сильным влиянием братьев Парнаоза и Александра. Оба последних чувствовали себя обделенными и оскорбленными, поскольку не получили полагавшихся им уделов. Парнаозу отдали земли, принадлежавшие другому царевичу – Мириану, чем поссорили их навек. В июле 1799 года в окрестности Тифлиса прибыли Вахтанг, Иулон и Парнаоз в сопровождении трехтысячной вооруженной свиты. Они готовили побег царицы Дарьи в Персию. Такое развитие событий никак не устраивало ни Георгия XII, ни представителей России. Лазарев писал Кноррингу по поводу царицы: «Если бы она ушла, то наделала бы каши: тогда бы Имеретия, Персия и внутренний бунт – всё восстало бы на бедную Грузию». Уговорами и угрозами удалось удержать царевичей и вдовствующую царицу от такого поступка. Дарья и ее сыновья соглашались «помириться» с Георгием и его сторонниками при условии гарантии «собрания знатнейших чинов государства» – то есть представителей самых влиятельных княжеских родов. Однако такого «съезда» не желали ни грузинский царь (который боялся разговора о престолонаследии), ни русский резидент Коваленский (который боялся встретить консолидированное мнение местной знати, занимавшей все более и более антироссийские позиции). Противостояние двух ветвей царской фамилии продолжалось, принимая время от времени крайне острые формы. Князь Отар Амилахвари, пожаловавшийся на грабеж со стороны вооруженных слуг царевича Парнаоза, получил такой ответ от царя: «Парнаозовых людей не щади никаким образом: имеешь право не жалеть для них ни палок, ни дубины, ни камня, ни оружия, ни ружья, ни шашки, ни пистолета, ничего против них не жалеть и не пускать их. Если их схватишь и арестованными пришлешь к нам, то это было бы лучше…» [256]256
  АКА К. Т. 1.С. 153-154.


[Закрыть]

Свою каплю масла в огонь грузинской междоусобицы подлили и русские власти. Игнорируя особенности политической культуры Закавказья (или не ведая о таковых), имперское правительство сделало несколько неловких шагов. Павел I лучшим вариантом устройства Грузии считал учреждение там генерал-губернаторства во главе с кем-нибудь из Багратионов, «поставленных под начало» командующего на Кавказской линии. Первой кандидатурой на этот пост оказался царевич Иоанн, уже отличившийся своими воинскими дарованиями и преданностью России. Однако удачным такой ход назвать трудно, поскольку обиженными оказывались оба главных соперничавших между собой претендента на престол – царевичи Иулон Ираклиевич и Давид Георгиевич. В результате вместо двух враждующих группировок образовалось бы три. В Петербурге одумались и решили во главе страны поставить генерал-майора князя Дмитрия Захаровича Орбелиани. При всем уважении к представителю этой древней фамилии, такое решение тоже трудно назвать административной удачей. Другие, не менее знатные роды сразу почувствовали себя обиженными со всеми вытекающими из этого последствиями. Неоднозначную реакцию вызвало и то, что Кнорринг включил в состав депутации, подтверждавшей готовность «всей Грузии» войти в состав России, сыновей Георгия XII – Георгия, Михаила, Иоанна и Баграта. В глазах генерала-эстляндца поездка в Петербург, прием у императора являлись высокой честью, фактическим признанием первенства «Георгиевичей» перед «Ираклиевичами». Но исторический опыт грузинской элиты формировался в основном на персидской «платформе». Пребывание при дворе шаха означало не только обретение милостей и высоких должностей, но и положение заложника, хотя и почетного. Можно было, вызвав неудовольствие правителя, оставаться на чужбине долгие годы и даже подвергнуться суровому наказанию. Кроме того, долгое отсутствие нарушало семейно-клановые связи, важные для поддержания статуса родов и других социальных структур. Поэтому долгое и дальнее путешествие царевичей породило в Грузии множество толков и никак не способствовало успокоению умов.

Тем временем ситуация накалялась. В январе 1801 года Иулон собрал сильный отряд и принялся разорять всех, кто сомневался в его праве занять престол. После некоторых колебаний к нему присоединился Парнаоз. Царевичи Вахтанг и Мириам, обосновавшиеся в Душете, сажали под арест всех грузин, ехавших из России в Грузию. Подвластные царевичу Вахтангу осетины разрушили пять мостов на Военно-Грузинской дороге и были готовы в любой момент отрезать Закавказье от России. К мятежу примкнули и многие князья. Тамаз Орбелиани укрепился в крепости Чапалы и агитировал народ за уход русских войск [257]257
  Там же. С. 317-319, 327, 331.


[Закрыть]. Кноррингу не оставалось ничего иного, как арестовать некоторых князей, в том числе и главу знатного рода князя Отара Амилахвари. 29 января 1801 года главнокомандующий дал секретное предписание Лазареву вести разъяснительную работу для прекращения беспорядков, подвергая аресту самых упорных «с наблюдением при том того уважения, которого кто по чину и достоинству заслуживает». Опыт показывал, что регулярные войска в тесноте города не могут продемонстрировать свои преимущества перед ополченцами. Поэтому исполнявший должность тифлисского полицмейстера Лазарев приказал вывести гарнизон из Тифлиса и расположить его в предместьях. Полк Тучкова, по его собственным словам, «не имел ни одной ночи покоя: тревоги, фальшивые атаки передовых постов, даже ружейные выстрелы с ближайших гор, производимые в самый лагерь неизвестными людьми, заставили нас не спать целые ночи и беспрестанно посылать партии в разные места для открытия неприятеля. Наконец пресечено нам было всякое сообщение с Россией и главнокомандующим» [258]258
  Там же. С. 255.


[Закрыть]. В июле 1802 года грузинские князья вновь «возмутились» под лозунгом возвращения престола Иулону, которому присягали на основании завещания царя Ираклия [259]259
  Там же. Т. 1. С. 369.


[Закрыть]. Кровопролития во многом удалось избежать благодаря хладнокровию генерала Лазарева и его способности не видеть в действиях местных жителей того криминала, какой усматривали чиновники, не знакомые с нравами края. В частности, он доложил Кноррингу в рапорте от 11 августа 1802 года, что почти все князья, участвовавшие в мятеже, были к тому подвигнуты слухами, будто их переселят в Россию, отобрав моуравства из-за конфликтов с исправниками. Лазарев провел следствие по рапорту подполковника Солениуса, сообщившего о том, что некоторые князья при встрече целились в него из ружей. Оказалось, что русский офицер говорит чистую правду, но никаких репрессий не последовало: Лазарев ограничился объяснением грузинским дворянам «новых правил игры», при которых такая «ветреность» (а именно так объяснили свой поступок обвиняемые) может привести их прямиком в Сибирь [260]260
  Там же. С. 379.


[Закрыть].