Текст книги "Цицианов"

Автор книги: Владимир Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)

Даже через год после официального включения Грузии в состав империи в Петербурге еще явно не осознавали масштабность задач, которые необходимо решить, чтобы «обустроить» эту страну. Поэтому Цицианова не освободили от забот о Кавказской линии и Астраханской губернии. Правда, в рескрипте от 8 сентября 1802 года царь отметил, что две последние административные структуры находятся в относительном порядке, и потому главное внимание следует уделить Грузии, причем новый главнокомандующий наделялся теми же полномочиями и получал те же основные наставления, что и его предшественник Кнорринг. Царь акцентировал внимание на необходимости «…успокоить народ, мятежами внутренними и внешними обуреваемый, издавна России преданный и древнюю своею приверженностью особенное ее участие заслуживший». Александр I еще раз напомнил, что присоединение края «не было шагом к его завладению, но следствием того рассуждения, что удобнее для России защищать край благоустроенный и постоянно управляемый, нежели по внезапным только случаям и единственно на вопль усилившихся его бедствий временно приходить на помощь ему и с большими издержками доставлять ему внешним действием минутные меры поправления, всегда готовые разрушиться, как скоро сила, их поддерживающая, оставит их» [321]321
  Там же. С. 3.


[Закрыть].

Главные ориентиры на пути обустройства Грузии были выбраны правильно: упорядочение финансовой системы и прекращение внутренних раздоров. По поводу первого царь писал совершенно откровенно: «…хотя устроение этого народа сделалось предметом общего попечения правительства, но я никак не желал бы, чтобы тяжесть управления его пала единственно на Россию…» [322]322
  Там же. С. 4.


[Закрыть]В начале XIX века Россия уже начала ощущать «имперское бремя», тяготы финансового, административного и военного характера, порожденные расширением ее границ. В коллективном сознании благодаря усилиям либеральных историков и публицистов утвердилась следующая схема: европейские державы захватывали колонии, выкачивали оттуда ресурсы и на том богатели. При внимательном рассмотрении картина оказывается более сложной. Доходы от заморских владений действительно были немалыми, но и расходы на содержание «имперского хозяйства» тоже впечатляют. Следует помнить, что к тому времени богатейшие земли Причерноморья еще только начали осваиваться. Потоки таврической пшеницы еще не хлынули в южные порты. Территории, присоединенные во второй половине XVIII столетия, не приносили ожидаемых доходов. Наоборот, их развитие, административная адаптация к российским нормам требовали постоянных денежных вливаний. В этих условиях делать еще одну прореху в государственном бюджете было неразумно. Второй же пункт «программы стабилизации» предусматривал депортацию из Грузии царской фамилии, которая, по мнению Петербурга, являлась главным гнездом раздоров: «…внутренние крамолы паче, нежели внешние нападения, довели царство сие до такой слабости, в коей нашло его Российское правительство» [323]323
  Там же.


[Закрыть].

Если в стратегических установках особых изъянов не обнаруживается, то в области тактики правительство позволяло себе много несбыточных фантазий. Неадекватное восприятие кавказских реальностей в столице выливалось в две формы. Во-первых, правительство часто предлагало пути решения проблем, никак не вязавшиеся с реальными. Во-вторых, даже при разумном планировании допускались просчеты, выражавшиеся в многократной недооценке требующихся финансовых средств, военной силы и, главное, времени. А.Р. Воронцов и В.П. Кочубей в 1801 году намеревались обеспечить безопасность Грузии несколькими батальонами; А.П. Ермолов в 1820 году собирался за несколько месяцев сломить сопротивление горцев двумя дивизиями; И.Ф. Паскевич предложил покорить весь Северный Кавказ с помощью войск, «освободившихся» после заключения мира с Турцией и Персией в 1829 году. Вместо того чтобы идти из Армении прямо в Россию, предлагалось «по пути» за три-четыре месяца умиротворить Дагестан, Чечню и Адыгею. Николаю I в 1844 году показались абсурдными требования очередного кавказского главнокомандующего прислать дополнительные подкрепления, а еще через пару лет ему пришлось отправить в Дагестан почти вдвое больший корпус. Есть основания полагать, что злую шутку с имперским правительством и высшим военным руководством сыграли тогдашние «картографические» представления о пространстве. Протяженность Грузинского царства с запада на восток не превышала 130 верст, с севера на юг – 100 верст. Это было меньше, чем Санкт-Петербургская губерния! Да и весь непокорный Кавказ был просто пятнышком на огромной карте империи, раскинувшейся от Польши до Аляски! На бумаге маршрут от Баку до Тифлиса составлял чуть более 400 верст. Что это за даль такая для русского солдата, ходившего от Выборга до Кишинева или от Москвы до Берлина? Там-то было пять раз по столько! В Петербурге до середины XIX века никак не могли понять, что платить за кавказский «золотник» придется куда как большую цену, чем это представлялось в 1801 году.

Отсутствие в высших эшелонах российской власти идей обустройства Кавказа, которые можно было бы с успехом применить на практике, объясняется не скудоумием обитателей столичных канцелярий, а спецификой опыта управления национальными окраинами империи. К 1801 году столичные чиновники уже кое-что понимали в финляндских, прибалтийских и польских делах, но на западных рубежах ситуация была совершенно иной. Внешнеполитическая доктрина России к XVIII веку была ориентирована в основном на запад. Собирание русских земель в XVI—XVII веках выглядело как возвращение под сень двуглавого орла прежде всего территорий с православным населением, находившихся во владении польско-литовских государей, а также отвоевание новгородских уездов, уступленных Швеции в период Смуты. Включение России в число великих держав при Петре Великом только усилило европейскую ориентацию страны. Люди, принимавшие в Санкт-Петербурге важные политические решения, знали о западном мире гораздо больше, чем о мире восточном. Это понятно – и трон российский окружали многие выходцы из Европы, и на самом троне таковые сиживали. Для многих представителей российской политической элиты немецкий и французский языки были родными. А кто в Зимнем дворце говорил по-грузински? По-армянски? По-турецки? На запад Россия двигалась с открытыми глазами, на восток – на ощупь. Очень смутные представления о Кавказе были и у глав государства, и у глав ведомств. Немногим лучше обстояло дело с компетентностью лиц, назначаемых на руководящие должности в этом крае. Это было движение в неком тумане, который так и просится, чтобы его назвали «горным».

Поскольку в столице России не расставались с надеждой переориентировать восточную торговлю на трассу Волга—Нева, Александр I поручил Цицианову приложить все усилия к скорейшему закреплению за Россией Баку и устройству нового торгового пути, соединяющего Каспийское море с Черным. Однако свои предначертания самодержец не подкрепил отправкой дополнительных воинских контингентов, хотя Цицианов ясно указал, что для удержания под контролем Имеретии и Мингрелии необходимо как минимум два пехотных полка. Поскольку приоритетным для главнокомандующего был поход на Гянджу, прибывшие из России 15-й егерский и Севастопольский мушкетерский полки были посланы на восток.

* * *

Принятие принципиального решения о включении Грузии в состав Российской империи сопровождалось не менее принципиальным решением о том, что правящая династия отстраняется от управления государством. Любой другой вариант автоматически создавал предпосылки для кровавой междоусобицы, поскольку, как уже было сказано в предыдущей главе, и сыновья Ираклия II, и сыновья Георгия XII имели равные права на престол. Вскоре правительство убедилось, что требуется удаление всех членов царской семьи, поскольку они если даже не вели активной подрывной деятельности, то служили мятежникам живыми символами борьбы за восстановление независимости. И эта трудная работа легла на плечи Цицианова. При оценке его деятельности в 1802—1806 годах упускается из виду то важное обстоятельство, что этому человеку пришлось перестраивать управленческий аппарат суверенной монархии в бюрократический механизм территориально-административной структуры губернского типа. Прежде всего речь шла о том, чтобы без лишних потрясений пресечь притязания царской фамилии на властные функции. К моменту присоединения Грузии к России фамилия Багратионов-Грузинских разделилась на две ветви. К первой принадлежали вдова Ираклия II Дарья и ее сыновья Иулон, Александр, Вахтанг, Мириан и Парнаоз; ко второй – вдова Георгия XII Мария и ее сыновья Давид, Иоанн, Баграт, Теймураз, Михаил, Гавриил, Илья, Ираклий и Окропир. Еще в 1801 году для «удостоверения» в искренности желания грузин присоединиться к России в Петербург сначала уехали Баграт, Иоанн и Михаил Георгиевичи, а затем и Мириан Ираклиевич. Цицианов получил предписание «для успокоения народа употребить все меры убеждения, настояния и, наконец, самого принуждения к вывозу в Россию царевичей, а особливо царицы Дарьи, вдовы царя Ираклия» [324]324
  Записка об устройстве участи членов бывших царских домов: грузинского и имеретинского. Б. м.; б. г. С. 2.


[Закрыть].

26 августа 1802 года император в ответ на просьбу царевичей Баграта, Иоанна и Михаила о возвращении на родину отдал следующее распоряжение: «…Вновь полученные из Грузии известия, что некоторые члены Царского дома, продолжая прежние несогласия, подстреканиями и внушениями препятствуют успешному введению в страну сию предположенного порядка и благоустройства, решили Его императорское величество, в отвращение сих препятствий и для успокоения того края, не только находящихся здесь членов Царского дома оставить в России, но и прочих сюда же вызвать». Члены бывшей правящей династии могли выбрать себе любое место для проживания в России, «исключая С.-Петербург по дороговизне его и по несходствию климата». Содержание каждого члена фамилии Багратионов в России определялось по 10 тысяч рублей в год на каждого, тогда как в Грузии эта сумма не превышала трех тысяч рублей [325]325
  ПСЗ I. № 20386.


[Закрыть].

Довольно сложной задачей стала высылка царевича Вахтанга Ираклиевича, одного из главных действующих лиц «возмущения» 1801 года. Первая попытка его ареста сорвалась, поскольку для русских офицеров большой неожиданностью оказалась система тайных ходов в замках, принадлежавших царевичу, по которым он и ушел в безопасное место. Тучкову потребовалось немало потрудиться, чтобы угрозами и уговорами вернуть его в Тифлис. После этого в Грузии стало спокойнее [326]326
  Тучков С.А.Записки. С. 262—265.


[Закрыть]. Вскоре затем его и царевича Баграта вывезли в Россию под сильным конвоем [327]327
  Там же. С. 270.


[Закрыть]. В 1803 году удалось уговорить выехать в Россию Давида Георгиевича. Детей царицы Марии Илью и Гавриила отдали в 1-й кадетский корпус, установив им, так же как и малолетнему Окропиру, ежегодный пенсион в 3050 рублей.

Самым драматичным событием в истории удаления из Грузии бывшей царствующей фамилии стала депортация вдовы Георгия XII Марии с двумя дочерьми и малолетним сыном. В записках С.А. Тучкова это изображено следующим образом: «…Князь Цицианов посылал неоднократно генерала Лазарева, чтобы уговорить ее ехать в Россию. Она никак на то не соглашалась, отговариваясь слабостью здоровья, тем более, что приходилось ехать верхом до самой границы, что почти необходимо. Генерал Лазарев показал ей один раз небольшие русские дрожки, на которых можно было проехать по сей дороге. Но она отвечала, что никогда не ездила на таком экипаже и что никак не согласится сесть на оный. Тогда он велел сделать довольно спокойные и хорошо выбранные носилки, или портшез, по-грузински трахтереван называемые, – экипаж, употребляемый в Грузии пожилыми женщинами. Лазарев сам встал в оные и велел себя носить мимо ее окон, останавливаясь перед оными и хваля пред ней спокойность сего экипажа. Все предложения генерала Лазарева делаемы были царице с некоторого рода насмешкой и недовольным уважением. Она жаловалась на то князю Цицианову и не получила никакого удовлетворения; отговорка же ее ехать заставила их принудить ее к тому силой. Итак, генерал Лазарев, окружив ночью дом ее батальоном егерей, сказал ей, что до рассвета должна она будет непременно выехать, что он объявляет ей сие именем князя Цицианова, действующего по повелению императора Александра. На сие отвечала она ему: "Князь Цицианов был некогда мой подданный; а император российский, не знаю, какое право имеет со мной так поступать: я не пленница, не преступница, притом слабость здоровья моего, как вы то сами видите, не позволяет мне предпринять столь далекий путь"… С рассветом вместе со многими офицерами вошел он в ее комнату и нашел ее сидящей на прешироком и низком диване или софе, каковые употребительны в Азии… Генерал Лазарев начал принуждать ее к отъезду, а она представляла ему прежние отговорки. Тогда генерал Лазарев, выйдя на галерею, окружающую дом, сказал своим офицерам: "Берите ее и с тюфяками, на которых она сидит". Едва они коснулись дивана, как у царицы, ее дочери и у всех бывших тут женщин появились в руках кинжалы. Офицеры отступили, а двое из них выбежали на галерею: один кричал генералу Лазареву: "Дерутся кинжалами", а другой солдатам "Егери, сюда!" Генерал, услышав сие, сказал последнему: "На что егерей?" С сим словом вошел он в комнату, в которой по причине раннего утра недовольно было еще светло, да и занавесы у окна были опущены… Царица, увидев генерала Лазарева, сказала: "Как вы немилосердно со мной поступаете! Посмотрите, как я больна. Какой у меня жар?", и при этом она подала ему левую руку. Но лишь только взял он ее за руку, как правой ударила она его в бок кинжалом, повернула кинжал и в то же мгновение выдернула из тела. Говорят, якобы она за несколько дней перед тем брала уроки у одного известного лезгинского разбойника, оставившего свой промысел, как действовать сим оружием. Она пробила его насквозь… Генерал-майор Лазарев едва мог дойти до дверей, упал и кончил жизнь.

При сем смятении тотчас дали знать князю Цицианову, генералу князю Орбелианову, коменданту и полицмейстеру Князь Орбелианов начал говорить царице, чтоб бросила кинжал, но она ничего ему не отвечала и ничего не делала. Тогда полицмейстер армянин, бывший еще при последнем царе в сей должности, носивший грузинское платье, взяв в руки теплую свою шапку, ухватил ею кинжал царицы и, выдернув из руки, причинил ей тем еще несколько ран на ладони. После этого она упала без чувств; а вступившие егери обезоружили прочих женщин, с осторожностью оборотив ружья прикладами и прижимая их оными к стенам покоя. Тот же час начали они отправлять их в путь, причем приказали осмотреть, не имеют ли они спрятанного под одеждой оружия. Молодая царевна, сидя на дрожках и увидя сие, вынула из кармана маленький перочинный ножичек, бросила егерям и сказала с усмешкой: "Возьмите, может быть, и это для вас опасно"».

На месте Лазарева вполне мог оказаться сам Цицианов. Кинжал и яд были в большом ходу не только на востоке. К тому же на Кавказе оказалось много людей, как русских, так и не русских, не стеснявшихся в средствах, чтобы отправить на тот свет вслед за Лазаревым и самого главнокомандующего. Поэтому совет Ф.В. Ростопчина, высказанный в письме Цицианову от 21 мая 1803 года, выглядит вполне резонным: «…Ты должен взять меры для собственной своей предосторожности: они еще охотнее употребляют яд, чем железо, и хотя благородно-мыслящему человеку и трудно решиться оказывать подозрение, но надобно однако же себя уверить и в том, что мы редко живем с честными людьми, а всегда почти с дурными» [328]328
  Девятнадцатый век. Исторический сборник. Кн. 2. М., 1872. С. 11.


[Закрыть].

Под усиленным конвоем царицу и ее окружение повезли через Дарьяльское ущелье. Два гренадерских батальона и сотня терских казаков оказались не лишними – на всем протяжении пути отряду пришлось отбивать налеты горцев, которым царица Мария, по ее собственному признанию, заплатила за свое освобождение [329]329
  Тучков С.А.Записки. С. 276.


[Закрыть]. В рескрипте от 15 мая 1803 года Александр I сообщил, что «царица Мария и дочь ее, на жизнь Тифлисского полицмейстера посягнувшие, препровождены будут из Воронежа в один из монастырей южных губерний, где, имея приличное содержание, могут они покаянием церковным и укоризною совести наказаны быть за их преступление. Что касается до царевичей, сыновей ее, они останутся в Москве, где по удобности жилищ в праздных дворцах и по дешевизне содержания как они, так и все другие члены царского дома с пристойностью и выгодами водворены быть могут» [330]330
  АКАК. Т.2.С. 1113.


[Закрыть]. Царица Мария провела семь лет в Воронеже, в Белогородском женском монастыре, затем ей разрешили переехать в Москву, где она умерла в 1850 году восьмидесяти лет от роду. К тому времени в возможность восстановления независимой Грузии уже мало кто верил, и правительство не возражало против погребения покойной царицы на родине, не опасаясь того, что похороны станут демонстрацией сторонников независимости [331]331
  Потто В.А.Кавказская война в отдельных очерках… Т. 1. С. 329.


[Закрыть].

Отъезд большей части царской фамилии в Россию в 1803 году вызвал недовольство среди грузинских дворян. Царица Дарья, которую оставили временно в Тифлисе из-за болезни, перебралась под предлогом спасения от чумы в селение Мухран, где развернула «подрывную деятельность». Она распускала слухи, будоражившие народ (будто бы персидский шах послал к Тифлису огромное войско, царевичи Иулон и Парнаоз стоят на границе с многочисленными ратями, сильный отряд лезгин готов ее освободить и т. д.). Командиру Нарвского драгунского полка, расквартированного неподалеку от Мухрана, было поручено «присматривать» за беспокойной дамой. Вскоре были получены сведения, что она состоит в переписке с мятежными царевичами Иулоном и Парнаозом, что князья устраивают «съезды», на которых звучат неблагонамеренные речи. Когда Цицианов убедился, что никакие уговоры на Дарью не действуют, он приказал генерал-майору князю Орбелианову отправить ее в Россию, соблюдая все предосторожности, «…дабы не подвергнуть себя какому-нибудь несчастью, подобного тому, какое случилось с покойным Лазаревым» [332]332
  Дубровин Н.Закавказье… С. 209.


[Закрыть]. Предосторожности действительно были не лишними. В Мухране находилось много родственников и слуг царицы – было кому оказать сопротивление. Однако две роты егерей, окруживших резиденцию Дарьи 25 октября 1803 года, сразу сняли вопрос о каком-либо ослушании. Шесть унтеров под командой капитана убедились, что царица и ее окружение безоружны, после чего в ее покои явились офицеры с переводчиком и объявили ей «волю императора Александра I». Не мешкая под усиленным конвоем царицу отправили в Москву через Моздок, не считаясь с затратами на многочисленную свиту и капризы путешественницы поневоле. Избавление от этого «очага напряженности» обошлось казне недешево – в 10 тысяч рублей (напомним, что все таможенные сборы Грузии составляли тогда 45 тысяч рублей в год). Следует согласиться с мнением историка А.П. Берже о том, что удаление из Грузии всей царской фамилии было необходимо: «Из многочисленной семьи царевичей и их родственников не нашлось ни одного, кто бы стал за интересы народа; ни одного, кто показал бы что-нибудь кроме гнусного, мелкого своекорыстия и полного пренебрежения к бедствиям народа, пользуясь легкомыслием и невежеством которого каждый из высших лиц вербовал себе шайку почитателей и пособников для грабежа несчастного грузинского крестьянства» [333]333
  Берже А.П.Присоединение Грузии к России. С. 23.


[Закрыть].

Самым опасным противником России считался царевич Александр, который по своей природной храбрости и способностям полководца пользовался уважением как среди грузинского дворянства, так и со стороны персидского шаха. Цицианов хорошо понимал необходимость его нейтрализации. В том же 1803 году он пригласил царевича вернуться на родину и обещал принять его с должным уважением. Одновременно всем дворянам-эмигрантам была обещана полная амнистия, но только в том случае, если они возвратятся из-за границы немедленно. Но тогда Александр отказался от предложения. Позднее, после нескольких лет участия в войне на стороне Персии, царевич увидел бесперспективность сопротивления и дал знать русским властям о своей готовности вернуться, но при условии проживания в Грузии. Ответ ему был передан через генерал-майора Несветаева: император решительно отказывал царевичу в возвращении на родину. 9 сентября 1806 года Несветаев получил письмо из Персии от знатного изгнанника: «Казахский моурав князь Иосиф Бебутов отправил ко мне письмо вашего высокошествия, и я его получил. В нем вы объявляете, что я нашел весьма хорошую мысль и что от всемилостивейшего государя получу великую милость и покровительство. Будьте уверены, что если я буду на моей родной земле, то это составит мое успокоение, благоденствие и великую государеву милость; а если не буду в моей отчизне, то не успокоюсь. Если вы меня оставите на моей родине – куда как хорошо; ежели вызовете в Россию, то сколько бы сокровищ вы мне ни посулили – зачем они мне? Не то, чтоб милостей Иранского государя не доставало как мне, так и находящимся со мной князьям; но если нас не будет в родной стране – каким бы богатством я ни обладал – не хочу. Вторая ваша мысль состоит в том, что если-де возвращусь, всемилостивый государь предаст забвению всё, что мы сделали и все вины наши простит как мне, так и состоящим при нас князьям, дворянам и прочим. Я против всемилостивейшего государя ни в чем не провинился и не имею никакой вины, да и не возьму ее на свою шею, потому что и я, и все находящиеся при мне князья дворяне и другие желаем жить в нашей родной отчизне. Теперь мое последнее слово таково: какой государь позволит мне жить в моей родной стране, тому я и буду обязанным рабом и служителем даже до последней капли крови. Прошу вас исходатайствовать мне одно повеление всемилостивейшего государя, дабы я пребывал в Грузии и тем успокоил бы свое сердце; а если вам так будет не угодно, то напишите мне одно верное письмо, чтоб я удостоверился, что мой человек получит доступ к высокому Двору, тогда бы я подал всемилостивейшему государю прошение через моего человека, и если государь обратит свой слух на мою просьбу, то это будет великою милостью. Из того, что я написал, если хоть одно исполнится и мой человек доставит мне от всемилостивейшего государя ответ на мое прошение по моему желанию, тогда я и в Грузию прибуду и всемилостивейшему государю служить буду так, как святые мученики служили Христу, проливая за него кровь, подобно сему и я долг имею за государя пролить кровь и служить. Это есть мое полное и истинное слово, а там – воля ваша» [334]334
  АКАК. т. 3 с.68.


[Закрыть]. Судя по заключительным словам, царевич Александр добивался личной встречи с императором, поскольку сомневался, что «посредники» адекватно рисуют главе России картину происходящего. Кроме того, такая встреча или связь через собственного представителя значительно поднимали статус самого царевича. Однако правительство России ни под каким видом не соглашалось на проживание Александра в Грузии. Этот незаурядный человек так и умер за пределами своей родины.

Такова же была судьба и других его братьев. По делу сторонников царевича Парнаоза во время осады Эривани было арестовано 73 человека. Следственная комиссия, составленная из трех человек, начала работать 2 апреля 1805 года. Поскольку в целях сохранения секретности для оформления протоколов не использовались канцелярские служители, дела рассматривались очень медленно. Процесс носил откровенно политический характер, контроль над ним осуществлял сам Цицианов, который постоянно был в походах. Фактически следствие зашло в тупик, так как оказалось, что для допроса надо арестовать чуть ли не всех грузинских князей. Чтобы как-то разрядить ситуацию, всех подозреваемых разделили на три категории: 1) явные мятежники, находившиеся на службе и «старавшиеся» изменить; 2) захваченные с оружием в руках вместе с царевичами, но покинувшие их и арестованные уже в своих домах; 3) те, которые не приносили присяги и потому свободны от обвинений в ее нарушении. В конце концов дело пришлось, как говорится, спустить на тормозах, после того как «в политических видах» получили прощение царевичи Иулон, Парнаоз и один из самых активных заговорщиков князь Чавчавадзе. После этого вести следствие против рядовых участников возмущения было уже нелепо [335]335
  Там же. С. 10, 103-105.


[Закрыть].

Лишив представителей грузинской царской фамилии права проживания в Грузии, Александр I и его наследники озаботились тем, чтобы Багратиды были материально обеспечены и «обласканы» чинами, высокими должностями и наградами. Губернаторам Тулы и Воронежа было предписано строго следить за сосланными туда царевичами Иулоном и Парнаозом: не стеснять их свободы, но не разрешать отлучаться из города, каждые две недели докладывать о поведении. На содержание «эмигрантов по принуждению» на первых порах выделялось по 300 рублей в месяц [336]336
  Там же. Т. 2. С. 1029.


[Закрыть]. На эти деньги в российской провинции можно было жить если не по-царски, то уж точно по-барски. Затем царевичи могли проживать где угодно, кроме Грузии. В 1800 году царская семья насчитывала 66 человек, причем грузинский двор отнюдь не блистал роскошью [337]337
  Берже А.П.Присоединение Грузии к России. С. 366.


[Закрыть]. До 1803 года члены царской фамилии получали доходы от своих уделов; после переезда в Россию эти доходы были заменены пенсионами. Сделано это было не столько для «удобства» царевичей, сколько для того, чтобы разорвать связь между ними и поместьями, в которых они являлись не только полновластными хозяевами, но и правителями. Материальная выгода царевичам была налицо: суммарный доход от недвижимости составлял около 35 тысяч рублей в год, а сумма пенсий – 91 тысячу рублей. Но оборотной стороной этой императорской щедрости стала жизнь вдали от родины. Чтобы «укоренить» царевичей и их потомков в России, по указу от 22 августа 1804 года Давиду Георгиевичу «как ближайшему к праву бывшего Грузинского наследства и опытами верности его к России известному» были выделены средства для приобретения двух тысяч крепостных. Его братья Вахтанг, Мириан, Иоанн, Баграт получали возможность купить по тысяче крепостных; Гавриил, Илья, Окропир, Ираклий – по 600 крепостных. Яростная противница России царица Дарья получала пенсион в 27 375 рублей, а убийца генерала Лазарева царица Мария – 13 790 рублей. По 10 тысяч рублей «подъемных» и средства на имение в тысячу душ получили даже укрывавшиеся до 1805 года в Персии Иулон, Теймураз и Парнаоз. В 1834 году в Россию приехала с сыном Ираклием Мария Исаакиевна – жена самого беспокойного царевича, Александра Ираклиевича, оставшегося в Персии. Несмотря на это, ей был устроен достойный прием. Мальчика определили в Александровский кадетский корпус, дали пенсион три тысячи рублей и 75 тысяч рублей на приобретение недвижимости. Солидные пенсии стали получать и подросшие внуки Ираклия II – Луарсаб и Дмитрий Иулонович. Чтобы царевичей не обманули продавцы имений, саму процедуру доверили специальным опытным комиссионерам и, несмотря на выдачу средств, продлили выплату пенсий на пять лет. Не были обижены и представители имеретинского царствующего дома – Анна Матвеевна (вдова царевича Дмитрия Георгиевича), царевич Константин Давидович. Обеспечили приличным содержанием даже супругу Соломона II Марию Кациевну, яростную противницу России. Ее, правда, сначала посадили под домашний арест в Воронеже, но вскоре освободили и купили ей дом в Москве, выплачивая пожизненно 24 тысячи рублей пенсии в год. Впрочем, несмотря на щедрые выплаты и патронаж, грузинские царевичи не преуспели в «водворении», выделенные им средства использовали нерационально, докучая при этом властям прошениями о дополнительных выплатах и льготах. Дело дошло до учреждения особой должности Главного грузинского пристава, которому поручалось вести дела потомков Ираклия II и Георгия XII. Специальная комиссия Министерства внутренних дел в 1837 году предложила отказаться от идеи сделать из царевичей успешных помещиков и установить им фиксированные пожизненные пенсии по 6 тысяч рублей в год. Следующее поколение (царские внуки) могло рассчитывать на половину этой суммы. При изучении вопроса комиссия суммировала все выплаты Багратионам с начала XIX столетия. Сумма получилась впечатляющая. Государственный совет счел мнение комиссии обоснованным и постановил «положить конец домогательствам и просьбам, которыми они (царевичи. – В.Л.)обременяли высшее правительство». И впоследствии, при упразднении владетельных домов Гурии (1829 год), Сванетии (1853 год), Мингрелии (1867 год), правительство не давало повода обвинить себя в скаредности. Ликвидация уделов Багратидов позволила восстановить справедливость в отношении ряда грузинских князей, лишенных по царскому произволу значительных населенных имений. Так, роду Эристовых была возвращена отобранная у них еще в 1777 году Ксанская волость. Несмотря на всю откровенную грузинофилию российского правительства и знаки внимания к членам фамилии Багратидов, в 1826 году сформировалось тайное общество, ставившее своей целью восстановление независимости Грузии и восстановление династии. В 1832 году заговор, у истоков которого стояли царевичи Окропир и Дмитрий, был раскрыт, причем наказание всем его родовитым участникам назначили очень мягкое, особенно на фоне того, что страна жила под впечатлением расправы над участниками восстания декабристов.

* * *

После удаления фамилии Багратионов из Грузии на плечи российского имперского правительства легла вся тяжесть управления этой страной и теми закавказскими «провинциями», которые включались в состав империи после 1801 года. Прежде всего требовалось выработать основные административные принципы.

Цицианов был сторонником жесткого стиля. В докладе на высочайшее имя от 13 февраля 1804 года он писал: «Природа, определившая азиатские народы к неограниченной единоначальной власти, оставила на них неизгладимую печать свою. Против необузданности и упорства нужны способы сильные и решительные. Кротость российского правления почитают они слабостью и разными пронырствами укрываются от гонения законов, хвастают ненаказанностью порока… Слово закон не имеет для них никакого смысла и что они стыдятся повиноваться капитан-исправнику родом и чином не знатному. Для них все ново, для нас все странно; недостаток переводчиков усугубляет затруднение; судья и проситель не понимают друг друга, и оба остаются недовольными» [338]338
  Дубровин Н.Закавказье… С. 460.


[Закрыть]. Он предложил занять пост губернатора Тучкову, а когда тот отказался под предлогом несклонности к гражданской службе, объяснил: «…Грузины – народ военный, и обстоятельства и положение сей земли требуют, чтоб управляющий оной был человек военный…» [339]339
  Тучков С.А.Записки. С. 277.


[Закрыть]В то же время Цицианов вовсе не полагался на одну грубую силу. Он осознавал важность символов. Так, например, в 1805 году он лично составил церемониал представления императорской грамоты о принятии в подданство Шекинского ханства. Возглавлять шествия должен был «один почетный бек, и за ним 50 человек татар и армян по 2 в ряд». Далее шел взвод солдат, потом – четыре офицера и за ними – главный русский воинский начальник в ханстве – майор Тифлисского мушкетерского полка Ребиндер. Саму грамоту нес батальонный адъютант, а замыкал кортеж взвод пехоты. На пути движения кортежа устанавливались «боковые патрули из егерей от средины на 20 шагов и друг за другом в 8 шагах». «Когда сей кортеж будет подходить за 50 сажен к Нухе, тогда из крепости холостыми картузами из всякого орудия сделать по 10 выстрелов для салютации весьма редко; на воротах города играть городской музыке на трубах и в литавры бить до тех пор, как войдет в диван-ханэ майор Ребиндер с грамотой». Грамота и рескрипт императора должны были публично зачитываться на русском и арабском языках, после чего документы торжественно вручались Селим-хану. Во всех мечетях города должны были совершиться пять молитв «за здравие Его императорского величества всемилостивейшего Государя Императора Александра Павловича и всего Императорского дома». После окончания церемонии кортеж в обратном порядке возвращался к месту расквартирования войск [340]340
  АКА К. Т. 2. С. 656.


[Закрыть].