Текст книги "Твари в пути (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

– Так ты не виноват или виноват, но больше не будешь?! – негромко проговорил Джеймс и шагнул к двери. Положил на нее руку. Она была приоткрыта – нужно лишь толкнуть. – Маленький лжец… ты все заслужил…

– Нет! – Сухая старческая рука сжала его плечо так, словно это были не тонкие пальцы, а раскаленные кузнечные щипцы. Кожу обожгло даже через кафтан и рубаху, оставив на ней раскрасневшиеся пятна, а он словно не замечал этого. – Вы никуда не пойдете, Джеймс. Может, стòит напомнить вам не столь давно прозвучавшие здесь правила?

– Я буду послушным! – плакал ребенок из-за двери. – Я буду послушным! Умоляю, не надо!

– Ты всегда так говоришь! – Джеймс резким движением вырвал плечо из удерживавших его рук и взялся за головку ключа. – И всегда лжешь, маленький зловредный лжец. Тебе не убежать и больше не солгать…

– Что вы такое говорите…  – Прокард Норлингтон с искренним непониманием уставился в спину Джеймса, затем нашелся и резко двинул молодого рыцаря гардой меча по затылку. Неимоверно сложный удар (учитывая тяжесть оружия, возраст старозаветного паладина и скорость, с которой он был проведен) оказался рассчитан донельзя точно – сэр Доусон негромко охнул и в беспамятстве свалился прямо в раскрывшиеся объятия старозаветного паладина.

– Очаровала тебя малышка Мот, эх, очаровала, – недовольно прокряхтел сэр Норлингтон, оборачиваясь к двери, – за ней явно кто-то был. Его присутствие было столь вещественным, как будто гость приложил щеку и ухо к косяку.

– Тук-тук…  – раздался из коридора знакомый скрипучий голос. – Еще не спишь, старый друг?

– Нет, – облизнул враз пересохшие губы старик.

– Тогда открой! Разговор есть.

– Убирайся. – Все еще придерживая бессознательного Джеймса, Прокард Норлингтон медленно попятился.

– Гарн, ты слышишь, он опять не хочет впускать нас… Может, стòит напомнить ему кое о чем, а? Может, он просто забыл о том, кто он? Что ты там возомнил о себе, Прокард Норлингтон, убийца?…

Стараясь не обращать внимания на то, что продолжало доноситься из-за дверей, старик уложил своего незадачливого компаньона на одну из кроватей, после чего извлек из походной сумки свечной огарок, который с трудом из-за трясущихся пальцев зажег от масляного фонаря. Затем он соскреб пару кусочков мягкого горячего воска, скатал их меж пальцев и тщательно залепил сначала собственные уши, а потом и уши Джеймса. Отключив таким образом свой слух, старик на негнущихся ногах подошел к двери, вытащил ключ из замочной скважины, после чего вернулся к столу, тяжело опустился на стул и закрыл глаза. Он так и просидел до самого утра, не позволяя сну себя укутать, он не разомкнул своих век и больше ничего не услышал.

* * *

– Джеймс! Просыпайтесь, Джеймс! Уже утро.

Чьи-то сильные руки грубо трясли его, пытаясь заставить очнуться.

– Аааа…  – Едва придя в себя, молодой рыцарь поднялся на кровати и тут же схватился за голову, ощупывая пульсирующий отек на затылке. – Что это было, сэр? Как так получилось, что… И почему я не слышу свой голос?

Сэр Норлингтон отвернулся. Он опустился на стул и уставился в стену – при этом молча указал на свои ушные раковины. Только тут Джеймс почувствовал, что у него самого они чем-то плотно забиты – должно быть, понять это сразу ему помешала боль в затылке. Не без труда выковыряв из ушей сальную и липкую массу, паладин, наконец, вернул себе способность слышать.

– Сэр Норлингтон! – Джеймс огляделся. Они были в той же трактирной комнате, только в открытое окно уже робко заглядывал тусклый солнечный свет, с трудом пробивающийся сквозь волны тумана. – Мне ужасно стыдно, что я позволил себе уснуть. Я и не заметил, как провалился в сон. И как будто… как будто… упал?…  – молодой рыцарь осторожно пощупал затылок, тут же отозвавшийся гудящей болью.

– Так вы и в самом деле ничего не помните? – не поворачивая головы, спросил сэр Норлингтон. – Впрочем, это неважно, ведь…

«Тук-тук», – перебил его глухой металлический стук: как будто ударили ложкой о ложку. – «Тук-тук».

– Что это за шум? – вздрогнул Джеймс. Звук шел из глубины его походного мешка, а если точнее, из бархатного мешочка, где надежно укрытое покоилось…

– Можете сами полюбоваться, – безучастно ответил сэр Норлингтон.

Дрожащие пальцы нырнули в утробу мешка и нащупали нечто жуткое. Боязливо, будто там могло оказаться осиное гнездо, Джеймс вытащил на свет мешочек черного бархата. Под тканью происходило какое-то движение. Мешочек шевелился и подрагивал, словно кто-то засунул туда небольшое животное, отчаянно пытающееся выбраться.

– Смелее, мой юный друг, – негромко проговорил Прокард Норлингтон. – Это же ваша самая большая драгоценность, чего же вы ждете?

Старик заглядывал туда – в этом не могло быть сомнений! Страх и недоумение Джеймса сменились злостью. Его спутник позволил себе сунуть свой крючковатый нос в его тайну, осквернить его святыню прикосновениями и взглядами, будто обнаженную душу, которую никому никогда нельзя показывать, иначе с ней произойдет… что-то… Джеймс сжал зубы и побелевшими пальцами развязал тесемки, развернул края мешочка и тут же отдернул руку. Окованное двумя обручами, будто прутьями клетки, внутри металлической сферы дрожало и билось серебряное сердце леди Инельн де Ванкур. Оно напоминало заводную игрушку со сложным механизмом, но нигде не было щели для ключа завода.

– Удивлены? – спросил сэр Норлингтон, все так же глядя в стену перед собой – в голых досках он, должно быть, нашел для себя что-то весьма примечательное, так как не отводил от них взгляда ни на мгновение. – Гадаете, как эта безделушка смогла ожить? Что все это значит? Эти вопросы вы себе сейчас задаете?

– Нет. – Джеймс поспешно завернул серебряное сердце в бархат и крепко завязал тесемки. – Меня интересует, имеет ли ваша безнравственность свои границы, раз вы осмелились прикоснуться к сердцу обета.

– Вот она, разница, между мной и вами, сэр Джеймс Доусон, паладин Священного Пламени: мое рыцарство жило заветами, ваше – обетами. Что касается этого…  – старик поморщился, будто проглотил жабу, – то мне всего лишь показалось странным, что ваш мешок посреди ночи вдруг начал шевелиться. Я просто обязан был проверить, поскольку это вполне могло оказаться каким-нибудь очередным подарочком наших доброжелательных хозяев.

– Так, значит, нам удалось? – глухо поинтересовался Джеймс. – Мы провели здесь ночь и при этом остались живы, здоровы, и все еще являемся сами собой?

– Почти. – Старик, наконец, обернулся и протянул спутнику небольшое зеркальце в старинной серебряной оправе. – Вот, полюбуйтесь.

Вначале Джеймс даже удивился – что подобный «дамский» предмет может делать в походных вещах рыцаря? – но тут он вдруг увидел в отражении себя и не сразу узнал: в его некогда пепельно-серых волосах были будто высыпанные мелом пряди, на лицо легла болезненная тень, под глазами налились чернильные синяки, а на лбу проступили морщины, которых раньше не было. Джеймс поднял недоуменный взгляд на сэра Норлингтона:

– Вы тоже. Вы тоже поседели, сэр.

– Я? – весьма удивился старик. – Клянусь Хранном, последний волос покинул меня лет этак двести назад…

Сэр Норлингтон выхватил у Джеймса зеркало и принялся озадаченно ощупывать собственную голову. И действительно, короткая белоснежная поросль теперь покрывала всю некогда блестящую лысину старого рыцаря.

– Не может быть, – все еще не веря, прошептал старик. – Ах ты, мерзавец в глупой остроконечной шляпе… Так это тоже были твои штучки?! Значит, мало тебе было того, что хромым и немощным, так еще и лысым?! Старый пройдоха…

– Сэр, вы опять с кем-то беседуете вслух, – напомнил о себе Джеймс. – И мне все это не нравится. Вы пугаете меня не меньше, чем дрозды на холмах и наши хозяева-нелюди. Отчего вы кажетесь моложе, а я старше, или нет – старее?…  – Рыцарь вздрогнул от собственной жуткой догадки. По его правой руке прошла заметная судорога – так, будто он с величайшим трудом заставил себя не схватиться за меч.

– Не нравится мне эта ваша привычка, мой юный друг, – заметил старозаветный паладин. – Не всегда можно найти правду в куске металла. Я, как вы выразились, помолодел из-за того всего лишь, что кое-какое украденное у меня время начало постепенно возвращаться назад, и – тысяча проклятых магов! – я смею надеяться, что верну весь долг целиком! Что касается вас, то тот кошмар, который вы пережили, но которого не помните, состарил вас лет на десять за одну только ночь. Все дело в том, что происходившее здесь не предназначалось для ушей человека. И последнее, дорогой Джеймс, ежели бы я, как вы смело подумали… хм… способен был забирать чужую молодость, то вам не кажется, что при первой нашей встрече, вы нашли бы меня в несколько лучшем состоянии, чем я был?

Молодой рыцарь не стал спорить:

– Полагаю, самое время решить, что нам делать дальше, – сказал Джеймс. – Пора бы уже распрощаться с этим трактиром и вернуться на тракт, не так ли? Сейчас я как никогда твердо намерен исполнить свой долг перед сэром Ильдиаром де Нотом, отыскать его назло его врагам и вернуть домой, а вы, помнится, обещали помочь мне…

– Теперь это будет не так-то просто сделать, друг мой, – со странной горечью в голосе произнес старик. От того радостного удивления, какое он испытал, увидев свои волосы, не осталось и следа. – «А в шестой… окно» – помните слова нашей дражайшей Мот? Вы еще не смотрели в это окно, юный Джеймс? Выгляните. Это весьма… гм… любопытно.

Паладин подошел к окну и застыл, как вкопанный:

– Не может быть…  – потрясенно проговорил он. – Нет, этого просто не может быть…

* * *

– … Терновые Холмы? Так вы сказали?

Джеймс все еще смотрел в окно, не в силах поверить. Откуда было здесь взяться подобному пейзажу? Нет, он, конечно, слышал про всевозможные наваждения и мороки, и, как любой паладин, мог представить себе самые изощренные козни со стороны темных сил, но…

За окном царила осень, но отнюдь не та осень, которую они оставили за порогом трактира «Голодный Зверь». Джеймсу предстал будто бы совершенно иной мир. Свинцово-серые тучи набухли от влаги, словно налитые гнилью струпья у чумного, но им ни за что не суждено было прорваться, пролившись дождем, ведь все грозы до последней здесь давно отзвучали. Вдалеке в своем пугающем великолепии застыла кривая и изломанная молния. Она была невероятно странной – вовсе не ниспадала с неба, а вырастала из холма и, вспарывая низкие тучи, напоминала иглу, за которой тянется сапфировая нить, разделяющаяся у земли на несколько кривых корней. Время, казалось, здесь вообще не течет. Оно или просто застыло, или его выкрали, или его убили…

Нигде не было видно и следа дороги. До самого горизонта вдаль тянулись угрюмые пыльные холмы, поросшие колючим терновником и чертополохом. На вершинах холмов стояли ветхие могильные камни, затянутые пыльным плющом, и их здесь было столько, сколько, быть может, во всем мире не наберется живых. Кое-где тоскливо протягивали руки-ветви к небу немилосердно скрюченные деревья без листьев. Вдалеке, как гнилые и сточенные болезнью зубы, упирались в небо полуразрушенные, осыпающиеся каменной крошкой башни. Это была земля без яркого солнечного света, серые пустоши без радости и улыбок, тяжкий воздух здесь был способен задушить любую надежду.

Выражаясь образно, внутренний мир сэра Джеймса Доусона только что перевернулся с ног на голову. Или же подобный кувырок сотворил мир окружающий? Разницы никакой…

– Терновые Холмы, Чуждые Королевства, Земля-без-дождей, Вечная Осень… Всех названий и не перечислишь, – сказал Прокард Норлингтон.

Старик стоял чуть позади, сложив сухощавые ладони на крестовине упертого в пол меча. Взгляд его был устремлен вдаль и в то же время периодически соскальзывал на спутника, словно сэр Норлингтон пытался понять: «Не испугается ли? Достанет ли твердости?». Учитывая то, что старозаветный паладин знал об этом месте, ему самому впору было бы впасть в отчаяние; бессильно опустить руки не позволяло лишь так и не изжитое за долгие годы упрямство, да еще глупая гордость – как же, станет он жаловаться и роптать в присутствии юного сквайра, именующего себя рыцарем…

– Почему я раньше ничего не слышал о них? – отрешенно проговорил Джеймс; его взглядом безраздельно завладела иная Осень. – Как можно не знать о существовании целой страны? Страны, которая находится… в пределах Ронстрада?! Гаэнаны в ордене преподавали и землеописание, и даже чужеземную геральдику. Я могу по памяти назвать все династии заморских роуэнских королей-магов, описать орочьи племенные стяги и перечислить все пустынные города-государства, но ни про какие Терновые Холмы я ничего никогда не слышал.

– Это не от того, что вы плохо учились, Джеймс. Ваши наставники не могли ничего рассказать вам об этом месте, а может, просто не захотели – иногда старые знания предпочитают просто забыть, особенно если они опасны. На карте Ронстрада подобной страны нет и не было никогда. Ее вообще нет ни на каких картах. Это просто место, которое есть и куда порой можно попасть. Маги былого – не чета нынешним фиглярам – позаботились о том, чтобы все пути были закрыты, чтобы ни один Чужой к нам не проскользнул. Но Осень… хм… у нее свои правила. Осенью некоторые из тайных троп открываются, и многие из здешних жителей только того и ждут, чтобы пробраться в образовавшуюся щель. Большинство не может безнаказанно взломать замки, и их настигает ужаснейшее из того, что можно вытворить с разумным существом, – они теряют свое я. Вы помните тех дроздов, Джеймс? На пути к «Голодному Зверю»?

– Но откуда вы столько знаете обо всем этом? – Джеймс так и не обернулся – эта земля, каждая ее пылинка, каждый ком тумана, висящий над ней, – все это манило его. Он еще не знал, что серость и тоска этой земли каким-то образом уже похитили его сердце, и он не предполагал, что даже если он вернется домой, то никогда не сможет обрести покоя. Он был болен, опасно и самоубийственно болен внезапно охватившей его, но с тем тайной даже для него самого тягой к этим отвратительным просторам. – Вы уже бывали здесь, сэр?

– Да, ровно дюжину раз, но всегда оставался на приграничье – это земля, где человек не может доверять даже самому себе.

– Дюжину, вы сказали? – Лицо Джеймса будто нарочно отбелили. – То есть это ваше тринадцатое появление здесь? Бансротова дюжина?

– А вы еще говорили, что это я суеверен, – усмехнулся старый рыцарь.

– Я будто исчез…  – едва слышно проговорил Джеймс. Сэр Норлингтон за его спиной вздрогнул. – Будто нет меня… Джеймс заснул, но проснулся Никто. Джеймс вошел, но вышел Никто. Джеймс жил там, здесь живет… Никто.

Прокард Норлингтон бросился к молодому спутнику, схватил того за плечо и потянул на себя за миг до того, как Джеймс совершил шаг вперед, в окно перед собой. На самое короткое мгновение взгляд молодого рыцаря оторвался от окна и проникающего в него, будто чумное поветрие, вида. Он тряхнул головой, ничего не понимая. Только что он глядел на Терновые Холмы, но вот он стòит, отброшенный к стене, а старик держит его, уперев ему в грудь локоть, и глядит на него, почти не моргая.

– Что… что с вами, сэр? – Молодой рыцарь запинался, ему не хватало дыхания.

– Ты кто? – сквозь крепко сжатые зубы выдавил старик.

– Что?

– Кто ты такой? – глаза старика сузились. Давление усилилось.

– Вы ведь знаете. Сэр Джеймс Доусон, паладин ордена Священного Пламени, вассал его светлости…

– Достаточно. – Сэр Норлингтон отпустил товарища и отошел на несколько шагов. Вид его был все еще подозрительным, но злость вперемешку со страхом отступили. – Это ты. А то Никто в твоем теле только что едва не шагнул в окно.

– Я вас не понимаю, сэр.

– Нам пора. – Старик не собирался объяснять – он начал собирать вещи и готовиться к выдвижению. – День здесь недлинный, и он только начался. Хранн даст, не заблудимся… это я о том, что стороны света на Терновых Холмах совершенно другие. На розе здешних ветров значатся направления: Терненби, Фер-Нейн, Крамолл и Григ-Дарраган. Последнее местечко, к слову, и вовсе не советовал бы посещать. По сторонам света оно соответствует примерно нашему северо-западу, хотя если наложить наши карты на здешние, выйдет, что юго-востоку – вот такая вот путаница…

– Выйти наружу? Вы это предлагаете? – ужаснулся Джеймс. – Чтобы попасться какой-нибудь твари на глаза? Уж я и шагу не сделаю, пока мы снова не окажемся в Ронстраде. Пока… эта развалюха не… переместится? Проклятье! Как это все работает?!

Джеймс Доусон был действительно напуган. Он не понимал, что делать. У молодого рыцаря было чувство, что его усыпили на балу в одном из замков королевства, подсыпав сонного зелья в вино, после чего связали и в трюме корабля доставили за море, где он и очнулся в нехоженых краях. Он был один, а кругом неизвестность: чужое небо, чужая земля, даже ветра и направления, и те – чужие. А еще старик, который лишь подливает масла в огонь…

– Знаете, мой юный друг, оставаться в этой комнате, хоть мы в ней и пережили ночь перехода, не следует. Крыша над головой и стены, где можно укрыться от Лиственных бурь, великолепная приманка для некоторых. Да, наша комната в «Голодном Звере» помогла нам однажды, но второго раза нам не предоставят. И кажется, кое-кто уже приглядел ее себе.

– Кто? – не понял Джеймс.

– Не спрашивайте меня о нем, – сквозь зубы процедил сэр Норлингтон. – Я не знаю его. Он – Никто. Единственное, в чем я уверен, – это то, что нам с ним не ужиться…

Джеймс уже собирался что-то уточнить, когда услышал странный звук. Как будто по крыше волочили металлические крючья, постоянно цепляющиеся за выступы досок.

– Что это такое? – Молодой рыцарь поднял взгляд к потолку.

– А! – равнодушно махнул рукой сэр Норлингтон. – Всего лишь мухи – не обращайте на них внимания. Но давайте все же собираться. Поверьте, оставаться здесь нельзя ни при каких обстоятельствах. Уж лучше попытать удачи снаружи. Ведь остаться здесь будет как залезть после кораблекрушения в проплывающий мимо сундук. С первого взгляда, это лучше, чем просто плыть по течению, но если рядом рифы, а шторм погонит тебя в этом сундуке на них, ты разобьешься в любом случае.

– И что вы предлагаете? Выбраться из сундука, чтобы собственными костями встретить рифы?

– Да, но при этом набрать дыхания и нырнуть на глубину, где нет шторма.

– Ну, раз вы считаете, что труп утопленника симпатичнее изломанного трупа разбившегося о камни, то…

Старик кивнул и склонился над своим мешком.

– Да. И наденьте ваши доспехи, – сказал он. – Будет нелишним.

Пока Джеймс сперва доставал из походного мешка латы, а после долго звенел и гремел ими, самостоятельно облачаясь, старик занялся весьма странным и, по мнению его молодого спутника, совершенно бессмысленным делом. Присев на край кровати, он принялся одну за другой заплетать атласные алые ленты на своем фламберге, увязывая их между собой замысловатыми узлами – прямо, как на его рыцарском мече на перевязи. Сухощавые пальцы рыцаря умело перебирали тонкие полоски ткани, в то время как сэр Доусон с нескрываемым раздражением наблюдал за чудачествами старика – и в самом деле, вместо того, чтобы украшать еще один меч бантами, лучше бы помог ему затянуть ремни на кирасе! Латы у паладина ордена Священного Пламени хоть и были выкованы так, чтобы рыцарь мог при необходимости облачаться в них без посторонней помощи, но все же каждый раз это стоило упомянутому рыцарю немалых усилий.

– Я готов, сэр, – наконец доложил запыхавшийся Джеймс.

Пот стекал по его лбу, но зато теперь все его тело закрывали прочные стальные пластины, шлем с двумя белоснежными крыльями он держал на сгибе локтя, а грозный Тайран занял свое место в ножнах на поясе. На плечи лег бордовый плащ с капюшоном, походный мешок повис через плечо. Из него по-прежнему раздавался приглушенный вещами стук сердца.

– Я тоже. – Сэр Норлингтон поднялся – что бы он там ни делал со своими лентами, работа была закончена – всю крестовидную рукоять огромного оружия теперь покрывал замысловатый узор плетения.

Старик надел потрепанный синий плащ, его походная сумка была куда меньше мешка Джеймса и уместилась на поясе. После этого он поправил перевязь с рыцарским мечом, легко взвалил тяжелый фламберг на плечо, словно тот весил не больше пушинки, распахнул дверь и вышел в коридор. Его спутник загремел латными сапогами следом.

В коридоре никого не было, как не было и следа событий минувшей ночи. Лишь с тупиковой стены исчезло изображение двери. Из маленького слухового окошка под самым потолком лился неяркий свет, едва освещая запертые двери. Сэр Норлингтон задумчиво провел пальцем по одному из замков – толстый слой пыли ответил сам за себя. Сэр Доусон проверил еще один и бросился осматривать остальные, но старик жестом остановил его:

– Не утруждайтесь, Джеймс. Здесь никого нет. И не было.

– А как же наши хозяева? – удивился паладин. – А вся прошедшая ночь, будь она неладна? Я помню и стук, и удары в дверь после боя часов, что же, мне все причудилось?

– Что бы там ни было, оно осталось на той стороне, – не слишком понятно ответил старик.

– Стороне чего? – не понял Джеймс. – Двери?

– Осени. Идемте, я хочу кое-что показать вам.

Рыцари спустились в общую залу, столь же пустую и покинутую, как и второй этаж. Потухший камин, чьи-то обглоданные кости в углу, заплесневелый хлеб на столе, немытые тарелки и кружки, составленные кривобокими башнями… Отчего-то Джеймсу показалось, будто вчера здесь было гораздо уютней. Хотя, что он там мог успеть рассмотреть, когда все его внимание в тот миг похитила эта Мот?

– Должно быть, кто-то все-таки побывал тут утром. По-моему, тех кружек здесь не было.

– Как и того ключа. – Сэр Норлингтон указал на стену, где под цифрой «шесть» преспокойно висела изогнутая, кованная в металле звериная лапка. – Между прочим, он должен все еще быть у вас, мой юный друг. Глядите, не потеряйте.

Джеймс сунул руку за пояс, и с удивлением обнаружил там ключ. Тот самый, что висел перед ним на стене! Не ожидавший этого паладин даже не нашелся, что ответить.

– Начинаете соображать, юноша? – удовлетворенно кивнул старик. – Это похвально. Глядишь, ваш свежий взгляд и незамутненный ум помогут нам выбраться. На меня, признаться, надежды немного. Обвели вокруг пальца, как младенца, и, ох, боюсь, не в последний раз. Знают здешние твари, как себя вести с такими, как я. К сожалению.

Джеймс не верил собственным ушам: неужели его спутник только что признал, что кто-то его обыграл? А он-то уж думал, что упрямый старик мнит себя непогрешимым и всезнающим, словно он самолично отыскал ту самую Синюю Розу. И вот теперь старозаветный паладин вот так, походя, расписывается в собственном бессилии, да еще и утверждает, что рассчитывает на него, Джеймса. Отчего-то подобные мысли отнюдь не показались молодому рыцарю лестными, а напротив, заставили его зябко поежиться…

* * *

Джеймс и сэр Норлингтон затворили за собой двери «Голодного Зверя» и пошагали по пыльной земле к вершине ближайшего холма. Старик глядел себе под ноги, опасаясь запутаться в терновом ковре, затянувшем землю, а Джеймс озирался по сторонам, всякую секунду ожидая нападения.

Они не отошли от трактира даже на двадцать шагов, как молодой рыцарь ощутил какое-то движение за спиной. Он обернулся и ужаснулся увиденному. По дощатой крыше ползла муха размером с быка. Каждая из ее шести членистых лап была толщиной с ногу Джеймса, а уродливое тело было пыльно-серого цвета. Огромные фасеточные глаза изумрудно поблескивали, а уродливые усики постоянно шевелились, как будто муха что-то шептала. Полупрозрачные и покрытые ветвями вен и прожилок крылья насекомого подрагивали и шуршали. Время от времени муха издавала жужжание, сравнимое с гомоном, должно быть, тысячи привычных для Джеймса, запертых в глухой комнате мух. Она медленно ползла по крыше, цепляясь зазубренными лапами за скаты, и ей, судя по всему, не было никакого дела до человека, глядящего на нее снизу. «Всего лишь мухи – не обращайте на них внимания»! Легко сказать…

Джеймс развернулся и поспешил за сэром Норлингтоном, то и дело озираясь – не изменит ли чудовищное насекомое своего ползущего поведения – и все время оглядываясь по сторонам. Смотреть, правда, было почти не на что. Клочья тумана позастревали на колючках терновника и напоминали цветы – могильно-бледные лилии. Всеобщее уныние царило во всем, окружающем незваных гостей, словно тому художнику, что раскрашивал здешний пейзаж, не хватило красок. Нет, у него в достатке было грязно-коричневых, багровых, бледных и серых тонов. Приглядевшись, можно было заметить и другие оттенки: болотный, черный и даже желтовато-бежевый цвет старой кости. Не хватало лишь ярких, радующих глаз красок – ни капли синей воды, ни клочка голубого неба, ни единого зеленого листочка или желто-рыжего проблеска солнца…

Художник оказался скуп и на детали пейзажа. Ну что ему стоило изобразить хотя бы пару высоких деревьев с пышными кронами, прочертить петляющий вдаль серпантин дороги или возвести цепляющий облака горный хребет на горизонте? Почему повсюду, куда ни кинь взгляд, жмутся к земле лишь эти угрюмые холмы, заросшие колючим терном и пурпурным чертополохом, с громадами старых серых камней на вершинах?

– Эти надгробия там впереди! – Джеймс наконец нагнал сэра Норлингтона. – Мы на погосте?

– Так оно и есть, – отозвался старик.

Звенья его кольчуги слегка звенели при ходьбе, тяжелый меч по-прежнему лежал на плече. Прокард Норлингтон вовсе не выглядел усталым, несмотря на изматывающую бессонную ночь и не менее тяжелый вчерашний день. С каждым часом к нему возвращались силы – древние чары спадали, отваливаясь от тела, словно старая ссохшаяся шкура, возвращая былую молодость. Молодость, которую у этого человека отняли очень давно, не позволив ему самостоятельно дожить до преклонных лет. Теперь старик (да полно, старик ли?) вновь обретал то, чего был лишен не по своей воле. На его счастье, ростовщик оказался донельзя честным, возвращая взятое однажды в залог в целости и сохранности.

– Так оно и есть, – повторил сэр Норлингтон, обернувшись к Джеймсу.

Сэру Доусону отметил, что его спутник помолодел сильнее. Сейчас ему на вид было лет пятьдесят-шестьдесят, морщины больше не напоминали трещины на камне. Даже волосы старозаветного паладина заметно удлинились и кое-где налились цветом – среди седых прядей проглядывали каштановые, то же было и с его бородой. Тем не менее, хитроватый прищур в уголках глаз и не думал исчезать – как и извечно ехидная усмешка на тонких губах. Даже телосложение вчерашнего старика изменилось. Спина разогнулась, отчего он стал заметно выше, плечи и грудь налились силой – кольчуга больше не висела на сэре Норлингтоне как тряпка: оказалось, что она была сплетена точь-в-точь по его меркам. Меркам, которым мог бы позавидовать враз ощутивший себя худощавым, тщедушным и от того еще более незаметным Джеймс Доусон.

Превращение старика совсем сбило с толку его молодого спутника. Если бы подобное случилось внезапно и вдруг где-нибудь, скажем, в Ронстраде, Джеймс, не обделенный впечатлительностью, попытался бы что-либо предпринять. К примеру, он попытался бы пронзить околдованного (или расколдованного, это уж как смотреть) сэра Норлингтона мечом, намереваясь вернуть ему (ради его же блага) его истинное, в понимании Джеймса, обличье. Но сейчас, после всего того, что успело случиться, ему просто пришлось поверить на слово туманным объяснениям своего спутника о том, что тому «возвращают долг». Да и помимо этого, было весьма трудно не поверить своим глазам. Оттого его нынешняя реакция была всего лишь чем-то вроде апатичного принятия факта. Его больше озаботили слова сэра Норлингтона:

– Они все похоронены на этом погосте. Все, до последнего человека.

Джеймс непонимающе огляделся.

– Кто «они»?

Серые глыбы в сетях плюща уже обступали их со всех сторон, словно поникшая печальная толпа. Джеймсу вдруг показалось, будто это именно надгробия, незаметно подкрались и окружили путников.

– Здесь лежат коренные жители этой земли, – бросил мрачный взгляд по сторонам сэр Норлингтон. – Ее… гм… хозяева. Те, кто когда-то считал себя таковыми. Постойте пока в стороне, Джеймс, скоро вы сами все увидите. Оружия, к слову, лучше вообще не касаться, они этого не любят.

С этими словами старозаветный паладин размахнулся и воткнул обтянутый лентами фламберг прямо в сухую землю перед собой, погрузив в нее клинок наполовину. В тот же миг снизу, из-под ближайшего камня, донесся полный безысходности стон, или, скорее, то был предсмертный крик, приглушенный толщей земли.

– Все верно. – Сэр Норлингтон пристально посмотрел на своего застывшего в недоумении спутника; Джеймс отвел взгляд: если ранее о стариковские глаза можно было порезаться, то сейчас глядеть в них было вовсе невыносимо – должно быть, та эпоха, которую Прокард Норлингтон считал своей, вздохнула свободно, когда он отправился на покой. – Хозяева все дома. Сейчас и дверь входная отыщется.

Джеймс уже понял, что вопросы задавать бессмысленно – остается лишь ждать и смотреть. Тем временем старозаветный паладин распустил несколько лент на рукояти меча, и они вдруг стали развеваться, стелясь над землей, как при сильном ветре. И это при том, что никакого ветра здесь не было в помине.

Сэр Норлингтон проследил взглядом направление, в которое указали ленты, и отмерил несколько шагов в нужную сторону. На последнем шаге его правая нога провалилась в пустоту, и паладин, не удержавшись, вскрикнул и полетел вниз.

Увидев, что спутник в прямом смысле провалился под землю, Джеймс бросился на выручку. Надо отдать должное его храбрости – молодой рыцарь ни мгновения не колебался. Наскоро осмотрев провал, походящий на большую лисью нору, прорытую под одну из горизонтальных плит, и не сумев при этом толком ничего разглядеть во тьме, паладин просто спустил ноги в дыру и съехал вниз, благо открывшийся проход оказался слегка наклонным. Падать, к слову, было недолго.

Внизу его прибытие было встречено негостеприимной руганью Прокарда Норлингтона – приземлившись, Джеймс умудрился двинуть старозаветного паладина латной перчаткой в плечо, а железным коленом ткнуть в прикрытый кольчугой бок.

– Куда ж вы все торопитесь, молодые?! – недовольно проворчал не ожидавший от товарища подобной прыти сэр Норлингтон. – И в бой первые, и на погост. В особенности – на погост. Что, потерпеть, пока я свечу зажгу, трудно было?

– Прошу прощения, сэр, но я подумал, что с вами что-то случилось. – В полной темноте Джеймс принялся подниматься, цепляясь на ощупь за скользкие выступы в стене.

– Отрадно слышать, что «думать» у вас уже начинает входить в привычку, – продолжил язвительно бурчать старозаветный паладин, – но без вашей помощи свеча бы точно уже горела, а теперь я вряд ли отыщу ее здесь. В тот миг, как вы свалились мне на голову, я как раз держал ее в руках и…