Текст книги "Твари в пути (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

Нужно лишь вытерпеть все. Однажды, когда пылающий священным пламенем кинжал будет приставлен к горлу этого, сейчас спящего в двух шагах негодяя, тогда ему не помогут бансротовы скорость и реакция, не спасет магический негатор, что не дает его пленнику воззвать к силе огня, не защитит нечестивая вера в торжество подлости. И тогда, умоляя о пощаде, мерзавец непременно расскажет ему все, все до последних мелочей, обязательно расскажет…

Порыв налетевшего ветра швырнул горсти песка на плотно натянутую ткань шатра. Казалось будто там, снаружи, буйствовал какой-то демон, пытающийся когтями проверить крепость их обители, затерянной посреди пустыни. Вскоре к первому исчадию ветра и пыльной метели присоединились еще несколько, а после вокруг хлипкого матерчатого укрытия все наполнилось голосами Бездны… Поднялась настоящая песчаная буря – они спрятались вовремя.

– Сахид!

– Не спится, паладин? Кошмары одолевают?

– Держи, там еще осталось…

Фляга с водой падает рядом с кошмой Сахида Альири. Жадные губы впиваются в горлышко.

– Спасибо, паладин…

«Не стòит благодарности, – подумал Ильдиар де Нот, – ты должен жить».

* * *

… К оазису они все-таки вышли, на второй день после бури. К этому времени Ильдиар уже окончательно уверился в том, что их скитания по пустыне подходят к совсем иному концу: не такому, который планировал он сам изначально, и не такому, который пророчил Сахид Альири. Пребывая последние несколько часов во все более одолевающей разум полутьме, лишь где-то на краю сознания паладин отметил где-то далеко вдали верхушки зеленых деревьев, на мгновение ему даже показалось, что с резким порывом ветра в иссушенную зноем грудь ворвался влажный до опьянения воздух.

Горизонт над бесконечными дюнами и барханами будто поплыл, тая, и в какой-то момент Ильдиар увидел блестящую, словно разлив серебра, водную гладь. Идущий рядом Сахид что-то прохрипел пересохшим горлом, его спекшиеся от жары губы зашевелились в беззвучной молитве, а ослабевшая рука показала на туманные, будто бы парящие над песком, очертания благословенной земли посреди мертвой пустыни. Встав на колени, он что-то быстро прошептал, обратившись лицом на восток, где должен был располагаться Айри-Аг, главный минарет Ан-Хара, но Ильдиар уже не слышал никаких звуков – ноги отказались держать его, и изнуренное тело без сил упало на горячий песок, в глазах помутнело. Солнце, наконец, взяло верх.

* * *

Ильдиар де Нот очнулся от того, что в рот его упало несколько капель воды, а еще от запаха жасмина. Открыв глаза, он увидел, что лежит в просторном темном шатре на жесткой овечьей кошме. Над ним склонилась незнакомая девушка. Она была молода и, несомненно, красива, хотя и совершенно не привычной для паладина красотой – в Ронстраде едва ли можно встретить женщину с такими глазами – большими и черными, чернее вороньего крыла, и при всем этом невероятно яркими, излучающими какой-то неведомый блеск. На один неповторимый миг рыцарь утонул в этих глазах, с головой окунувшись в их сверкающую черноту. Ильдиар даже попытался привстать на своем коврике, но незнакомка жестом остановила его порыв, и вместо этого еще ниже наклонилась к нему, чтобы влить в пересохший рот паладина очередной глоток живительной влаги из узкогорлого кувшина-кумгана.

Вода… Обыкновенная вода… Сейчас она была гораздо ценней и приятней на вкус, чем самое дорогое вино из королевских запасов. Говорят, что побывав на пороге смерти, человек начинает чувствовать и мыслить совсем по-другому, как будто рождается заново. Наверное, это всего лишь красивая метафора для бардов, хотя… что-то в этом есть. Еще пару глотков…

– Пей. Тебе сейчас нужно много пить. – Голос ее показался графу де Ноту немного резким и высоким, как птичья трель.

Девушка повернулась, чтобы поставить кувшин у изголовья, и Ильдиар невольно залюбовался ее красотой. В дополнение к так поразившим паладина глазам, незнакомка оказалась еще и обладательницей длинных черных волос, собранных вместе на затылке и перехваченных сзади алой тесьмой. Также у нее были тонкие, но в то же время чувственные, подчеркнуто-строгие губы и прямой нос. Было видно, что эта молодая красавица не асарских кровей: ее кожа не отличалась подобной прочим жителям пустыни смуглостью, а имела скорее мягкий оливковый оттенок. Под нижней губой слева у нее была маленькая черная родинка, которая придавала ей еще большую притягательность и неповторимость.

Фигурой девушка походила на стройную иву, на ней были шаровары, перетянутые шнурованными поясами, и свободная рубаха с широкими рукавами. Эта одежда показалось ронстрадскому паладину весьма странной. Еще бы, ведь он привык к броским неуклюжим нарядам гортенских модниц, задыхающихся в своих облегающих корсетах, спотыкающихся о подолы при каждом шаге, путающихся в длинном шлейфе и боящихся даже пошевелить головой, чтобы кого-нибудь случайно не заколоть остроконечным геннином.

– Кто ты? – Ильдиар снова заглянул в ее бездонные глаза. – Куда я попал?

– Это место называется Ангер-Сар, – негромко проговорила незнакомка. – Небольшой оазис посреди бескрайних песков, здесь протекают подземные воды, и множество колодцев возвращают жизнь и надежду путникам. Колодцы принадлежат Али-Ан-Хасану, а я его рабыня. Меня зовут Валери.

– Рабыня? Ты?

– Что тебя так удивляет? – вскинула бровь девушка. – Разве ты сам не раб?

– Пленник. Так будет вернее.

– Здесь нет никакой разницы, – строго заметила Валери. – Твой хозяин – Сахид Альири по прозвищу «Кариф», он часто ведет дела с моим господином.

– Меня зовут Ильдиар.

– Я знаю. Мне назвали твое имя, ронстрадский паладин. Сахид все рассказал моему хозяину о тебе. Он предложил Хасану купить тебя.

– Бесчестная скотина, – выругался Ильдиар, – когда-нибудь я обязательно поквитаюсь с ним за все.

– Не суди столь поспешно, – возразила Валери, – он назвал Али слишком большую цену, а значит, отчего-то не пожелал тебя продавать ему. Не предложить Хасану раба в его доме – верный способ лишиться головы. А так – и тигры сыты, и буйволы целы…

– У нас по-другому говорят. Что сыты – волки, а целы – овцы, – улыбнулся ей Ильдиар.

– У вас, на севере, даже небо другое, – девушка улыбнулась ему в ответ. От этой улыбки на душе у паладина сделалось как-то спокойно и тепло.

– Сахид здесь? – спросил Ильдиар. Мерзавец выжил, а значит, Хранну было угодно сохранить жизнь его врагу.

– Он в доме у Али, на правах гостя. Наши воины нашли вас посреди пустыни совершенно случайно. Еще пара часов – и все было бы кончено, по крайней мере, с тобой – точно все. Он нес тебя на руках, а впереди был только мираж, в песках можно увидеть многое, когда у тебя нет ни капли воды. Он погибал, но не бросил тебя, понимаешь?

– Негодяй не желал потерять свой доход, – со злостью в голосе ответил Ильдиар.

Девушка нахмурилась, неодобрительно взглянув на него:

– Ты обязан ему жизнью, паладин. Здесь, в пустыне, это считается священным долгом, вернуть который – дело исключительной чести.

– У раба не может быть чести, – возразил Ильдиар, и в его дрогнувшем голосе проскользнуло отчаяние, – это удел свободных.

– Но ты же не раб! – Валери возмущенно сверкнула глазами в ответ. – Ты ведь – пленник! Или нет?

Ничего больше не сказав, она вышла из шатра, а Ильдиар, оставшись один, опустил тяжелые веки. Он пытался заснуть, но сон превращался в вязкие и пустопорожние метания. Несколько раз паладин просыпался, тянулся к кумгану и пил, пил не в силах напиться. К середине ночи кувшин опустел, но вскоре оказался наполнен вновь – кто-то заботился о нем. Ильдиар даже не стал удивляться – мысли блуждали в воспаленном бреду полусна, одно за другим приходили различные видения, тревожные образы все сменялись в сознании, не давая сосредоточиться на чем-то одном. Но как только он пытался за что-то уцепиться, наваждения, будто тающие миражи, исчезали. Огромные паукообразные твари шевелили волосатыми лапами и что-то шептали, фиолетовое ночное небо пустыни изошло звездным дождем и опустело, а огромный верблюд с тысячей горбов поднялся с песка, и с ним поднялись тысячи барханов. Так прошла ночь.

* * *

Сахид лежал в своем шатре на кошме, укрывшись шитым покрывалом. Глаза его были закрыты, он не шевелился, но сознание, тем не менее, неслось прочь, словно его гнали кнутами. Его мысли все возвращались на проклятый всеми ветрами запад на пару седмиц назад, в тот самый день, о котором хотелось просто забыть и не вспоминать никогда…

Кариф покинул подземелье Асхиитара, королевского дворца в Гортене, через тот же потайной ход, по которому туда спустился. Он шел по коридору второго этажа, понурив голову. Все обернулось против него. Он рискнул и проиграл, он попытался перехитрить тех, кто обладает коварным разумом змей. И змеи укусили его, запустили в него свой яд, и теперь он отравлен. Эти змеи мудры – они не убили его за то, что он посмел играть с ними, их яд действует медленно, и теперь у него нет иного выхода, кроме как сделать то, что они велят. Карифу было дурно. Он шел, держась рукой за стены. С каждым шагом, что отдалял его от подземелья, он все сильнее корил себя: «Зачем я только связался с ними? Зачем?! Я бы нашел деньги и помощь в другом месте!».

– Нее… е… ет, – раздался вдруг голос. Жуткий зубовный скрежет складывался в слова: – Ничего ты не нашел бы…

Кариф дернулся и обернулся. За спиной никого не было. Во всем коридоре никого не было.

– Кто? Кто здесь?

Гербовые портьеры с лилиями и львами зашевелились. Кто-то коснулся их, будто пытался держаться поближе к стене. Кариф так никого не увидел. И вдруг взгляд его ненароком опустился на пол. Там, словно отброшенная высокой фигурой, лежала тень с невероятно длинными извивающимися конечностями, в кромешной ее черноте была прорезана кривая усмешка, собранная из клыков.

– Что ты… такое?…  – одними губами проговорил испуганный Кариф.

Тень не ответила. Ее улыбка удлинилась, словно разошедшийся на камзоле шов. Она медленно поползла к замершему пустыннику. Щупальца тени устремились к ногам Карифа.

– Прочь! Не подходи! – Пустынник выхватил из-за пояса кинжал и начал размахивать им перед собой. И вдруг он понял, что подле него никого не было. Тень исчезла.

Кариф обернулся вокруг себя, пристально оглядел стены, пол, портьеры. Никого. Он был совершенно один в этом пыльном коридоре, заставленном тяжелыми старинными доспехами.

– Ха-ха-ха. – Хохот ударил в спину.

Кариф рванул кинжалом вокруг себя – никого! Что здесь такое творится?!

– Прочь! – закричал пустынник в пустоту. – Что тебе нужно от меня?!

– Ты должен, – последовал скрежещущий ответ.

Голос шел откуда-то сверху. Кариф задрал голову и с ужасом различил под сводом коридора ту самую клыкастую тень в обрамлении извивающихся щупалец. Она дернулась так резко, словно решила спрыгнуть прямо на стоящего под ней человека. И Кариф не выдержал… он побежал.

Дворец короля Ронстрада будто вымер. Более того – создавалось ощущение, что здесь сотни лет никто не жил. Кариф бежал и не видел ни гвардейцев, ни вельмож, ни слуг. Было пусто, как в гробнице Амумали, – лишь нервные тени дергались в судорогах на стенах, у них, вроде бы, не было клыков, но Кариф был не уверен…

– Ты должен, – раздался голос, и звучал он именно оттуда, куда бежал пустынник.

Беглец остановился и выставил перед собой кинжал. Его глаза суматошно забегали по стенам, потолку и полу, но клыкастой тени нигде не было видно.

– Ветра уберегите меня…  – прохрипел Кариф. – Ветра, молю вас…

– Здесь нет ветров, – последовал ответ. – Я изловил их всех. Я разодрал каждому ветру брюхо и вырвал его кишки наружу. Можешь умыться их кровью…

И в тот же миг Кариф ощутил, как что-то мокрое проникло в его сапоги. Он опустил взгляд, и увидел, что весь пол залит вязкой серо-голубой жидкостью. И пусть ее цвет был весьма необычен, он сразу понял, на что глядит. Это и правда походило на кровь…

– Ты должен мне.

– Кто ты такой?! – закричал Кариф.

– Тень из теней.

– Что я тебе должен?!

– Погасить свечу.

– Что?

Лампы на стенах вдруг все как одна погасли – так, будто кто-то одновременно задул их. Дворец погрузился в непроглядную тьму.

– Ты должен погасить свечу, – раздался зубовный скрежет совсем рядом. – Тебе дадут свечу. И ты должен погасить ее. Задуй!

Кариф ощутил, как нечто коснулось его плеча. Он закричал и ринулся прочь. Под его ногами хлюпала кровь ветров, разбрызгиваясь фонтанами, но он не обращал на это внимания. В какой-то момент он споткнулся, измазавшись в вязкой жидкости, поднялся, вновь побежал. И повсюду был этот незатихающий голос, раз за разом отдающий свой жестокий и непонятный приказ. Повсеместно ему сопутствовал дикий демонический хохот.

– Спасите меня, ветра! – закричал в пустоту Кариф, его голос эхом отзывался из противоположного крыла дворца: «Ветра… ветра… ветра…».. – Помоги мне, пустыня!

– Ты далеко от своей пустыни, – прокаркал в ухо неизвестный мучитель.

– Зачем я тебе?! Оставь меня! Прошу, оставь! – В отчаянии Кариф упал на колени и начал бить кулаками по ковру – никакой крови ветров больше не было. А ковер истлел и был покрыт плесенью. Пустынник мог бы поклясться, что, когда он только пришел во дворец, ковер был ярко-алым, с нашитой по краям золотой окантовкой.

– Тебе дали свечу…  – прямо над головой прошипел голос. – Ты перережешь фитиль, раскрошишь воск…

– У меня нет никакой свечи!

– Есть…

Кариф вскочил на ноги и побежал. Он бежал, казалось, целую вечность. Развороченные стены сменялись пыльными разрушенными этажами, лестницы, заваленные осколками камня, пролетали под ногами одна за другой, везде были одинаковые разбитые статуи, на каждом шагу стояли такие же проржавевшие доспехи и висели изорванные гобелены.

Вдруг он увидел каменные фигуры гвардейцев. Неподвижные стражи дворца, вышколенные и статные, сейчас они были по-настоящему застывшими, вырезанные из черного мрамора. Приблизившись, Кариф дотронулся до одного и тут же отдернул руку – холодный камень – ничего более. Ни тепла тела, ни живого дыхания… За спинами статуй, еще совсем недавно бывших обычными людьми, со скрипом открылась дверь, ведущая на улицу.

Он выбежал из парадных дверей дворца. Сам Асхиитар, казалось, дико хохочет ему вслед, а Кариф бежал по аллее дворцового парка к внешней решетке, подгоняемый рассветом. Ночь шла на убыль, утро вступало в свои права, а он все бежал и бежал прочь от этого проклятого места что было сил. Не прошло и получаса, как он ворвался на свой постоялый двор и взлетел по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек.

– Грышган! – закричал пустынник, едва распахнув свою дверь, но в комнате никого не было.

Орк исчез. Его вещи и секира тоже.

Что ж, так даже лучше… Никто не будет мешать прийти в себя после всего этого кошмара. Нужно отойти… нужно трезво все обдумать и принять решение насчет дальнейших действий…

Кариф запер дверь, запер окно на засов и начал бродить по комнате. Кулаки он упер в лоб, совершил несколько глубоких вздохов, пытаясь выровнять дыхание. Мысли роем неуловимых мух кружили в голове, нестерпимо жужжа и заглушая друг друга. «Что это была за тварь? Что она сделала со мной? И была ли она на самом деле? Конечно, была! А как иначе? Что? – Кариф себя одернул. – «Как иначе?» И это спрашиваешь ты, тот, кто видел не раз в действии безжалостные миражи песков?»

Пустынник подошел к двери, замер, прислушался. Постоялый двор жил своей жизнью. Хозяйка ругалась с кем-то из постояльцев, кто-то спустился по лестнице, хлопнула дверь. Кариф метнулся к окну, застыл у него, вглядываясь в щелочку между ставнями. Мимо протопал, гремя башмаками и бряцая оружием, отряд городской стражи, проехали два рыцаря в сопровождении зевающих оруженосцев, куда-то торопился молодой маг, и в то время, как он застегивал камзол, гребешки, паря в воздухе вокруг него, сами его расчесывали, а щетки, словно живые, проходились по его бордовому плащу и сапогам. Все тихо, мирно… а ведь если дворец превратился ночью в тлен, все должно было быть иначе. Тревога, паника и тому подобное…

«Значит, все это был морок? – подумал Кариф. – Всего лишь наваждение, быть может, насланное каким-то могущественным колдуном, и только… обман…».

У пустынника совсем не осталось сил, сердце все еще бешено колотилось, а в ушах до сих пор стоял зубовный скрежет клыкастой тени… И при этому нужно было что-то решать.

Все планы пошли прахом, и сложилось так, что фактически он ушел ни с чем – зазря проделал такой долгий путь, и теперь не только его жизнь, но и душа в опасности. А самое печальное – то, что нет времени. Совсем не осталось… каждый день на счету… Сперва ему навязали спутника и…

Кариф замер и даже прекратил дышать. Он все понял. «Тебе дали свечу. Ты перережешь фитиль, раскрошишь воск…».

Кап… кап… раздалось вдруг откуда-то рядом со столом, и Кариф от неожиданности даже выхватил кинжал. И все же в комнате, кроме него, по-прежнему никого не было. А на столе, в серо-голубой лужице, лежал небольшой мешок из черной ссохшейся кожи. Что это? Кариф неуверенно подошел ближе. Вряд ли это собственность Грышгана… Он вспорол мешочек кинжалом. Руки предательски задрожали, а из прорехи посыпалось золото. В звоне демонского дара он различил смутное «Задуй… свечу…»..

… Этот кошмар преследовал его каждую ночь с тех самых пор, как они пересекли границу пустыни. Так демон напоминал ему о своем присутствии. Сахид открыл глаза.

* * *

Ильдиар проснулся со страшным чувством голода и тут же обнаружил рядом со своей кошмой еду. На расшитом разноцветными узорами коврике на глиняной тарелке призывно дымилась жареная баранина, подле приютилась грудка фиников, здесь же нашлось место и для ароматных лепешек. Паладин жадно принялся за еду, даже не задумываясь, быть может, он сейчас поглощает все тот же негатор, который сковывает его крепче кандалов.

Отправляя в рот очередной кусок мяса, Ильдиар услышал два громких голоса неподалеку. Кто-то отчаянно спорил. Осторожно прокравшись к входу в шатер, Ильдиар аккуратно отодвинул краешек полога и выглянул наружу. В десяти шагах от него стояли двое мужчин. Одним из них оказался Сахид Альири, а второй был незнакомцем. Этот высокий смуглый человек лет пятидесяти выглядел намного богаче своего собеседника: темно-синий, как ночное небо в пустыне, халат его изукрашивала тонкая вязь сложного белого орнамента, а ткань отличалась мягким шелковистым переливом. Широкий пояс, казалось, был соткан из нитей чистого золота и расшит драгоценными камнями. На голове асара высился громадный белоснежный тюрбан, и в лучах рассветного солнца он отливал легким металлическим блеском. Ильдиар предположил, что данное сооружение должно весить так много, что удерживать голову прямо очень непросто. Паладин присмотрелся и различил, что лицо важного асара было круглым, точно луна, и на нем застыло выражение утомленного и вальяжного недовольства. Он размеренно, но, было видно, раздраженно поглаживал окладистую белоснежную бороду и хмурил кустистые брови.

– … И сколько раз подобное будет повторяться, Али? – Сахид Альири же был явно разгневан и явно сдерживал себя с величайшим трудом. – Твоя цена походит на мираж. Стòит мне к ней подобраться, как она ускользает. А после и вовсе увеличивается!

– Цена растет ежедневно, как и стоимость воды, как и стоимость верблюдов, – размеренно ответил собеседник: судя по голосу, этот человек явно привык повелевать. Должно быть, это и был Али-Ан-Хасан, владелец оазиса. – Не я диктую законы пустыне, а она пишет их ветром на листе дюн. И уж, конечно, не моя вина в том, что ты, сын такого великого человека, каким был твой отец, тратишь время и силы на бесцельные странствия и самоубийственные авантюры, когда мог бы стать тем, кем Альири, да развеют Семь Ветров его прах над Небесным Градом, мог бы гордиться.

– Я уверен, мертвецам уже безразлично, кем гордиться.

– И не моя вина в том, что эти авантюры не приносят тебе нужную сумму…  – будто бы и не услышал язвительного замечания Сахида Хасан.

– Не приносят? – возмутился ловец удачи. – Да я угнал торговый ганьи из порта Эгины с двумя десятками рабов на борту и товаром на полторы тысячи динаров. Неужели целое судно и рабы могут стòить меньше моего драгоценного камня? – И уже тише, но с не меньшей яростью добавил: – Камня, который ты так подло украл у меня?

– Я прощаю тебе оскорбление, сын Альири, ведь ты еще несмышленый мальчишка, – задумчиво сказал Хасан; глаза его сверкнули алчным блеском. – Но ты прав: эгинский ганьи и два десятка рабов, ну и товар на полторы тысячи динаров в придачу стоят твоей вещи. Отдай их мне, а я верну тебе твою безделушку. Где же он, твой корабль?

Сахид опустил взгляд и в отчаянии сжал кулаки.

– В Шаймаркане, на речном порту, – еле слышно проговорил он.

– Бросил судно у орков? Это как положить кусок мяса в центре клетки с тиграми. Останется недолго ждать того, кто первым вцепится в него клыками. А рабы?

– Рабы на судне, – ответив, Сахид будто бы весь сжался.

– Пусть так. Но товар? Полторы тысячи динаров… Да за эти деньги можно открыть лавку в самом центре базара в Ан-Харе!

– Оставил, – совсем опустошенно проговорил Сахид. – Подарил старику Бен-Алибу из Харума. Он в то время появился в Гортене, а мне нужно было срочно избавиться от прикрытия. Караван ведь являлся всего лишь частью маски, чтобы пробраться в Гортен и встретиться с…

– О ветры! – возопил Хасан. – Каков глупец!

– Позволь мне самому распоряжаться своими имуществом и жизнью, друг моего отца. Что сделано, то сделано. Ибо, как говорит древняя пословица: «Если бы Амумали заранее знал о кознях джинна, придумал бы желания поумнее…»..

– Ты прав, Сахид. Ты прав. – Хасан задумчиво поглядел на собеседника. – Но давай вернемся к нашему вчерашнему разговору. Зачем тебе рисковать жизнью, чтобы оставить в живых этого чужака? «Продать в Ан-Харе», тоже мне… Ты так дорожишь этим никчемным камнем, вывезенным из чужого края, что пойдешь ради него на все? – в его голосе прозвучали подозрительность и недоверие, смешанные с тревогой. – Да стоят ли этого даже все сокровища султана, я уж не говорю о каком-то одном рубине?! Подумай, что ждет твою душу…

– А если на кону кое-что важнее жизни и души? Не заставляй меня сожалеть о том, что рассказал тебе все о своей сделке, Али.

– В Ан-Харе по-прежнему тебя ждут? – Хасан прищурился и поспешил сменить тему. – Вернее, твою голову? Не отвечай! Я все знаю. Ветер приносит вести об удвоении награды за голову опасного головореза Карифа. Мне жаль тебя, сын моего друга.

– Жаль? И поэтому ты все время увеличиваешь цену? – В глазах Сахида блеснула сталь. – Поэтому не отдаешь мне то, что и без того мое по праву? Да твоя жалость – просто платок, сплетенный из волос джиннии, обтирающий мою душу!

– Именно поэтому, мальчишка! – Али схватил Сахида за плечи. – Мне жаль тебя, поскольку ты мне как сын! Признаю, что рубин прекрасен, но и ты признай: не стòит он и капли пота с твоего чела, и капли крови с мизинца! Ты, будто одержимый ракшас, бросаешься в бой, рискуешь жизнью ради какой-то вещицы, но душа… Ты с коварными джиннами не заключал договоров, но сделал это с чужеземными мерзкими демонами!

– Эти дела не касаются тебя, Али. – Сахид высвободился из рук отцовского друга. – Я волен сам распоряжаться своей душой, или ты сомневаешься в моем праве?

– Каждый волен копать себе могилу сам, – с ложным смирением заключил Али. – Я не буду тебя отговаривать, и пусть мои глаза будут засыпаны жестоким песком, если я хоть на миг подумал подглядеть твою тайну… Что ж, довольно разговоров под палящим солнцем. Я хочу видеть твоего раба.

Ильдиар резко отскочил на середину шатра и сгорбился на ковре у тарелки, жадно отправляя в рот остатки еды. Пленник сделал вид, что поначалу даже не заметил, как полог шатра откинулся и внутрь вошли.

– Так вот он каков, великий магистр ордена Священного Пламени, – презрительно бросил Али-Ан-Хасан. – Ты ведь меня уверял, сын моего друга, что он крепок, как могучий карагач, но на деле он лишь грязный ничтожный червь, недостойный лизать пыль с туфель благородных асаров. Сдается мне, твои планы продать его столь же самонадеянны, как и попытки выручить десять динаров за старого ишака, расхваливая всем его молодые годы. Если бы я не знал тебя раньше, Сахид, то счел бы наивным глупцом…

– Я знаю, что делаю, Али, – отозвался ловец удачи, – есть место, где за него заплатят достойную цену.

– Вот что. Из уважения к памяти твоего отца и тех дней, когда мы с ним ходили под одним парусом… В общем, через два дня я снаряжаю караван рабов в столицу. Я позволяю тебе присоединиться к нему и даже пройти в город под моей защитой. Это большое доверие, Сахид Альири, надеюсь, ты понимаешь…

– … что ты потребуешь платы за это доверие?

– Ну, зачем же так сразу… Услуга за услугу, друг мой…

Сахид Альири смиренно склонил голову. Удовлетворенный этим, хозяин оазиса кивнул ему и вышел, легким движением руки откинув входной полог шатра. Тогда асар, наконец, обратил внимание на своего пленника:

– Рад видеть тебя в добром здравии, паладин. Выглядишь на тысячу динаров, не меньше.

– Твоими заботами, Сахид, – отозвался Ильдиар. – Так ты, оказывается, не только не купец, но еще и разыскиваешься за вознаграждение? Да уж, судьба определенно записала меня в свои любимцы…

– Хе-хе. И все-таки она благоволит нам, как считаешь? Через каких-то шесть дней мы уже будем в Ан-Харе, где и расстанемся к нашему взаимному удовольствию. Ты ведь рад?

– Отправляйся в бездну, – скривился Ильдиар.

– Не поверишь, я только что оттуда вернулся…

* * *

Оазис Ангер-Сар располагался на пересечении караванных троп, и поэтому был весьма процветающим местом. Своими размерами он не превышал ристалищной арены Гортена, если учитывать лагеря рыцарей-зачинщиков и рыцарей-ответчиков, а также трибуны для зрителей. Здесь было два больших пруда, вокруг которых разрослись финиковые пальмы. Глубоко в землю уходил колодец, а от него в стороны разбегались неглубокие канавы-арыки. Прибившись к островку жизни посреди мертвых песков, здесь укрылось от зноя небольшое поселение, состоящее из двух десятков лачуг, нескольких огромных клетей, обтянутых вощеной тканью, – места рабов – и еще дюжины больших шатров. Шатры принадлежали Али-Ан-Хасану, его женам и воинам. Как оказалось, владелец Ангер-Сара был не простым пустынным шейхом, что сравнимо либо с мелким бароном в Ронстраде, либо с предводителем довольно крупной банды разбойников, в зависимости от того, с какого угла смотреть, а являлся, ни много ни мало, одним из главных советников самого султана Ахмеда-Ан-Джаркина, а если точнее, военным министром, или визирем Мечей. Поэтому не стоило удивляться, что Хасан был сказочно богат, имел множество различных владений, сотни рабов и практически неограниченную власть. Ильдиар де Нот, граф Ронстрада, вскоре понял, что обещание провести в Ан-Хар разыскиваемого в столице султаната опасного головореза вполне выполнимо. И учитывая все несметное достояние визиря Мечей, его нежелание отдавать Сахиду какой-то его рубин можно было объяснить разве что особой злокозненностью и алчностью. На самом же деле, как раз в этом и выражался характер пустынных шейхов – ничего не отдавай за так, если можешь выручить свой бакшиш. Была в шейхах пустыни и другая черта, по мнению ронстрадского паладина, не менее нелицеприятная: если можешь отнять – бери, не заплатив ни динара.

Спустя два дня, как и обещал Али, караван готовился выйти из Ангер-Сара. За время, проведенное в оазисе, Ильдиар заметно окреп и уже перестал походить на ожившего покойника, каким он выглядел, когда сюда попал. Воды и еды давали вдоволь, и никто не ограничивал его в прогулках по поселению. Понятное дело, Сахид Альири не ждал от него побега – на трое суток пути вокруг была одна безжизненная пустыня, пересечь которую в одиночку мог разве что коренной житель песков, да и то, далеко не каждый. А уж для чужака-паладина это был бы лишь еще один экзотический способ совершить самоубийство. Уж лучше спрыгнуть на дно колодца – по крайней мере, тогда тюремщикам придется попотеть, чтобы достать его труп. А издохнуть в пустыне – это было слишком просто, чтобы хотя бы теоретически принимать такой вариант как выход из создавшегося положения.

Несмотря на теплящуюся глубоко в душе надежду, сила священного пламени так и не вернулась к Ильдиару. То ли негатор магии по-прежнему скрывался где-то рядом, то ли его действие было слишком продолжительным, чтобы исчезнуть за те двое суток, что паладин расхаживал по деревне, то ли его продолжали пичкать им вместе с едой или чаем, но отказываться от питья посреди пустыни было глупо. Он даже вышел на самый край оазиса, надеясь ощутить магию на как можно большем расстоянии от шатров, но все тщетно. Эфир не откликался на его усилия, как будто и не было в его жизни многолетних практик и множества сотворенных заклятий. Порой он задумывался, а что если эту способность в нем убили совсем? Ильдиар никогда не слышал о таких случаях: мага можно было уничтожить физически, свести с ума, духовно навредить ему, но вот лишить дара… Но, даже если он и не слышал об этом, это еще не означает, что такого способа нет, тем более, что он не совсем маг. В конце концов, действие негатора такой силы он впервые ощутил. Ощутил недавно, когда очнулся, связанный, а его якобы проводник и верный спутник Сахид Альири открыл свой истинный облик наиподколоднейшей из всех змей. И все хваленое священное пламя оказалось бессильным против коварства одного негодяя.

Сахид, Сахид… Странный человек из рода людей, зовущих себя асарами. Опытный воин, великолепно развитый физически, выносливый до невозможного, так, что даже бывший магистр рыцарского ордена не в силах совладать с ним в схватке один на один… Скрытный, лживый, ироничный, жестокий… и благородный. Слишком противоречивые качества как для одного человека, слишком напускные, чтобы в них верить. «Что тебе нужно от меня, Сахид Альири? – думал Ильдиар. – Только лишь деньги, которые ты так якобы любишь? Сколько же стòит этот твой драгоценный камень? И что имел в виду Хасан, когда говорил о твоей душе? Что ты там ответил ему по поводу жизни? Ты ведь солгал, разве нет? Зачем тебе этот поход? Что ты сам ищешь в пустынном городе Ан-Харе? Вопросы, одни вопросы…».

Что интересно, Ан-Хар был именно тем местом, которое назвал графу де Ноту его величество, местом, в котором должна находиться «вещь, способная изменить многое»… Совпадение? Или опять какая-то хитрость? Но тогда чья? Чьей пешкой ему столь «ненавязчиво» предлагают стать?

Паладин медленно брел по краю оазиса, оставляя за спиной высокие пальмы и всматриваясь вдаль. Там поднималось жестокое солнце, готовящееся безжалостно спалить всякого, кого безумная жадность, злая воля или глупый расчет, каждого по-своему, занесли в эти земли. Оно только расчехляло свои огненные серпы, чтобы в очередной раз пройтись ими по бескрайним морям барханов, где нет ничего живого – лишь кости прежних путников лежат глубоко, занесенные желтым песком. С некоторых пор Ильдиар ненавидел пустыню, ненавидел жару, кашель и проклятую жажду. Он попытался вспомнить приветливые зеленые равнины Ронстрада, и не смог. Попытался вернуться мыслями к дому, к Изабелле, и не получилось. Что-то сломалось в его душе, все внутри высушил бансротов ветер, не несущий в себе ни единой капли живительной влаги…