Текст книги "Твари в пути (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

Тоннель не был таким уж длинным. И как и в первый раз, каторжников остановил звук…

Шипение. Беглые рабы первым делом услышали шипение, издаваемое будто сотнями змей, а еще гул огня. Даже не покидая прохода, Ильдиар узнал этот гул – подобный звук могло издавать лишь плененное за печными заслонками пламя топок. Гном кивнул, словно соглашаясь с его мыслями.

Призвав спутников соблюдать осторожность, паладин двинулся дальше в тоннель. Не прошло и пяти минут, как в подземелье появился свет. Синий, болезненный и исключительно неприродный свет накатывался на пол и стены, будто приливные волны. Словно где-то там, в подземелье, кто-то либо разбивал чародейские фонари, либо раз за разом зажигал все новые.

Ильдиар собирался было снова отправиться на разведку, но прочие наотрез отказались оставаться в тоннеле, поэтому к выходу подошли все вместе.

Это был очередной подземный зал – на этот раз меньший по размерам, чем зал рудорубок, но от этого легче не становилось.

Будто червивые норы, зияли чернотой сотни проходов, этажами пробитые в стенах. К ним подобраться не представлялось возможным – только если ты не умеешь летать, или… ползать по отвесной стене.

В центре подземелья возвышались несколько печей, выстроенных из багрового кирпича. Они высились одна за другой и соединялись в некое единое целое, топорщащееся дымоходами и обвитое каменными желобами, по которым тек плавленый металл. Стеклянные трубы соединяли перегонные кубы. По ним перетекали жидкости, не имеющие ничего общего с жидкостями природными – они едва заметно болезненно мерцали. Но удивительнее всего были тонкие металлические нити, ведущие из-под сводов подземелья к этим конструкциям. Раз за разом по ним изламывающимися и трещащими жгутами проходили молнии. Они били в поддоны, наполненные серебристым песком, плавя и корежа его.

Все это одновременно походило и на кузни, и на ткацкие станки, и на колдовские лаборатории. «Как будто сплелись воздух, вода, земля и огонь», – тут же вспомнились северному графу слова джинна.

Даже исключительно невежественный, по меркам магических наук, Ильдиар сразу же понял, что ему открылось. Атаноры – алхимические печи. Механизмы Великого Делания. Ильдиар не понимал эту науку: алхимия для него была всего лишь тем, как кто-то упорно пытается превратить низший металл в благородный, либо изобрести эликсир бессмертия. Но даже он понял, что прямо на его глазах происходило нечто совсем иное.

Плавильные печи, облизывающиеся языками багрового пламени, на подвижном механизме выпускали из своих недр тигли, и в них был отнюдь не жидкий металл. Рядом с топками стояли чудные древовидные механизмы, и подобно паукам, своими суставчатыми лапами они подбирали из тиглей и наматывали на катушки плавленые вязкие нити.

– Стекло…  – только и прошептал Ражадрим Синх. Его всего трясло. Голос стал напоминать хруст льда в серебряном кубке.

– Что с тобой, Ражад? – взволнованно прошептал Ильдиар. – Что такое?

– Стекло… Я ненавижу стекло…

– Но почему? – недоуменно спросил гном.

– Он вам не скажет, – ответил за джинна Аэрха. – Все они боятся стекла. А могучие колдуны знают об этом, именно поэтому их сажают в стеклянные бутылки.

– Но ведь джинн Амумали был пленен в медной лампаде! Об этом все знают…

– Вероятно, со стеклянным напылением, – важно предположил Хвали.

– Сейчас не время для подобных разговоров, – призвал спутников к голосу разума Ильдиар. – Нам нужно выбираться отсюда.

– Что ж, – сказал гном. – Вероятно, нам может помешать только он.

У печей мельтешил один-единственный человек. Судя по всему, мертвым, в отличие от каторжников из зала рудорубок, он не был. Он кутался в длинные свободные одежды непроглядного черного цвета, на его голове высился такой же тюрбан.

– Я слышал о нем…  – пробасил Аэрха. – Все в Аберджи знают имя Усмар Марага, червя-алхимика.

– Червя?

– Говорят, что он – не человек, и Обезьяний Шейх заключил с ним какую-то гадостную сделку.

То, что Усмар Мараг делал, вызывало трепет. И еще омерзение. Используя нечто, походящее на грязь, он обмазывал мертвеца-герича – полностью, не оставляя пустых мест. Закончив, он вонзил в его рот полый металлический штырь – наподобие швейной иглы, и запустил через него плавленое стекло. Спустя какое-то время он выдернул штырь, замазал проплешину и закатил подготовленного покойника в печь. Затворив заслонку, алхимик какое-то время выждал, после чего передвинул рычаг, и на подвижном механизме внутри горна мертвец переехал в соседнюю печь. Здесь из различных алхимических сосудов в топку залились зелья различных оттенков зеленого, после чего мертвец отправился в третий горн, видимо, на дожарку.

Ильдиар глядел на все это не в силах сдержать отвращение – весь процесс походил на готовку какого-то блюда, в то время как огонь облизывал совсем недавно живого, дышащего и способного испытывать чувства человека.

Когда заслонка последней печи отворилась, а мертвец выкатился наружу, алхимик взял с одного из стоящих рядом с атанором столов инструменты и принялся осторожно отбивать и откалывать запеченную глиняную корку. Отломанные куски падали на землю один за другим, обнажая сверкающую в отсветах от багрового пламени и синих молний стеклянную плоть.

Ражадрим Синх-Аль-Малики издал тоненький писк, словно мышь, застрявшая в щели под дверью. На недоуменные взгляды спутников он лишь ткнул рукой в сторону боковой стены.

Там стояли десятки, сотни уже готовых стеклянных людей. Пока что они были все безжизненны: пламя горнов плясало на их опущенных долу головах, руки их безвольно висели по бокам. Видимо, Великое Деланье, сиречь, алхимия, еще не дошла до стадии их пробуждения.

– Где? Где выход? – взволнованно прошептал Ильдиар, и снова пораженный джинн не ответил словами – лишь ткнул в сторону одной из нор неподалеку от алхимической печи.

Лишь увидев это, каторжники возбужденно заголосили и рванули с места в указанном направлении. Судя по всему, они не боялись какого-то одного, с виду, жалкого и неказистого человека. К тому же, у них были захваченные в зале Дневной Нормы сабли и ятаганы. Словно псы, почуявшие запах кости, они ринулись, стоило слабому сквознячку донести до них запах свободы. Но вместо этого они бежали навстречу своей смерти.

– Стойте! – закричал, пытаясь их остановить, Ильдиар, но было поздно, алхимик обернулся на топот и крики.

Стремительно – Ильдиар даже не различил, как он это сделал – паладину показалось, что он переполз по-змеиному – Усмар Мараг оказался на пути беглецов. Вместо рук у него оказались длинные извивающиеся щупальца. Обхватив ими одного раба за горло, а другого за пояс, Усмар Мараг принялся шипеть. Прочие каторжники, счастливые, что алхимик занят их собратьями, обогнули печь и скрылись в проходе.

А те, кого Усмар Мараг изловил, визжали и бились в его удушливой хватке. Ильдиар решил было, что тот сейчас просто раздавит бедолаг, но алхимик-червь был слишком изворотливой гадиной для подобного «скучного» исхода.

На глазах у пораженных беглецов один несчастный каторжник, обвитый щупальцем, начал стремительно стареть, а другой, наоборот, молодеть. Первый за какие-то мгновения покрывался морщинами и будто съеживался, усыхал, в то время как кожа другого разглаживалась и светлела. Всего за полминуты в щупальцах Усмар Марага оказались дико орущие старик и младенец, но на этом пытка не прекратилась – старение и омоложение продолжились. Еще спустя несколько секунд старик обратился в прах, а младенец, сперва превратившись в плод, раньше времени извлеченный из чрева матери, уменьшился до размеров горошины, после чего и вовсе исчез, словно его никогда и не бывало.

Алхимик был слишком занят своими жертвами, чтобы обратить внимание на невысокую фигуру, подкравшуюся к нему с ятаганом. Но все же он оказался намного быстрее гнома. Извивающиеся щупальца рванулись вперед. Одно схватило ятаган и вырвало его из гномьей руки, другое обхватило за плечо самого Хвали.

Дор-Тегли закричал.

Ильдиар и Джан, не сговариваясь, ринулись было на помощь другу, но Хвали из последних сил вскинул руку.

– Не подходить! – заревел он. – Всем стоять!

Товарищи вынужденно встали на месте. Только сейчас Ильдиар увидел, что вместо лица у жуткого алхимика, словно поросшее травяным покровом, шевелятся короткие наросты. Его едва не вывернуло от подобного зрелища.

Ильдиар, не в силах просто глядеть на то, как друг дергается в щупальцах твари, поднял саблю и сделал шаг.

– Стой…  – выдохнул Хвали, и в его этом коротком слове просквозила такая непреломная воля, что на миг Ильдиару показалось, будто это стòит не безбородый и бездомный карлик-раб, а кто-то из великих воителей древности – тех, что в легендах и сказаниях в одиночку сражали гигантских драконов.

– Ражад! – Ильдиар повернулся к джинну. – Сделай что-то! Ражад!

Джинн сидел на каменном полу, обхватив плечи руками, и что-то бормотал себе под нос. Судя по всему, близость с таким количеством стекла, совсем вывела его из себя. Ильдиар проклял свою несчастливую судьбу: как же так вышло, что им довелось встретить в пустыне якобы сильномогучего волшебного духа, который на деле оказался беспомощнее котенка с перебитыми лапками.

А Усмар Мараг не тратил времени зря. Он вознамерился уничтожить гнома тем же образом, каким он расправился с несчастными рабами. По обоим его щупальцам прошли конвульсии, как будто внутри них двигалось что-то живое – словно проглоченная удавом крыса, ползла обратно в сторону пасти. И Дор-Тегли принялся стареть. Его и без того грубая кожа начала грубеть, трескаться морщинами, из подбородка и щек поползла борода, из темно-рыжей она постепенно становилась все более блеклой, пока не поседела и не налилась серебром, после чего волосы стали истончаться, выгорать, пока не стали напоминать воздушную паутину. Гном жутко дергался, но в один миг ни с того ни с сего вдруг рассмеялся, словно заразился неуместной веселостью у бергара.

– Ах-ха-ха! – смеялся глубокий Хвали-старик. – Ты ведь ничего не слышал про гномью алхимию? Сколько всего в нас подгорные мастера вливают с детства! Сколько чанов я осушил, в скольких из них был искупан! Что мне твоя жалкая притирка. Ты меня не сможешь состарить в прах! Ничтожный! Нич-тож-ный!!!

Алхимик-червь возмущенно взвизгнул, и по его щупальцам снова прошли конвульсии. И тогда гном стал медленно, но верно молодеть. Вскоре он стал походить на прежнего себя.

– Ах-ха-ха! – гортанно смеялся старый добрый Хвали. – Ты не был готов к такому, тварь?!

А морщины все разглаживались, а борода все уменьшалась…

– Ах-ха-ха! – смеялся розовощекий пухлый Хвали-мальчишка. – Может быть, еще раз попробуешь меня состарить, бездарь?!

Усмар Мараг в ярости зашевелил сонмом лицевых отростков, будто ветер всколыхнул траву, он крепче сжал щупальца, обвивающие гнома, отчего тот лишь снова засмеялся. Но сейчас в горделивом смехе ребенка Дор-Тегли, Ильдиар отчетливо уловил нестерпимую боль. Алхимик-червь старил гнома, но при этом больше не чурался грубой простоты, и, вероятно, решил его просто-напросто раздавить. С каждым вновь приобретенным гномом годом он сжимал щупальца, словно тиски. А Хвали словно чего-то ждал.

– Ну все! Хватит! – заревел гном и, широко раскрыв рот, резко прильнул к мерзкой морде твари и впился в нее зубами.

Алхимик-червь завизжал, будто летучая мышь, которую медленно растягивают клещами в стороны. Он высвободил щупальца и обвил ими голову гнома, потянул ее в попытках отодрать Дор-Тегли от своего лица. Но гном держал крепко. Тогда Усмар Мараг испустил из щупалец какую-то зловонную серо-зеленую жижу, и Хвали, плюясь и морщась, расцепил хватку.

По-прежнему визжа, алхимик-червь стремительно пополз прочь, вскарабкался по отвесной стене и скрылся в одной из черных нор.

Друзья бросились к гному. А тот пошатнулся и рухнул.

– Хвали!

– Да жив, я жив…

– Как ты смог? Что произошло?

Джан и Ильдиар помогли Хвали подняться на ноги. Его всего еще трясло, но он этого будто совсем не замечал.

– Она на месте? – спросил гном.

– Кто?

– Да! – Он испуганно коснулся собственной роскошной темно-рыжей бороды. – Она здесь! Хвала Дрикху!

Ильдиар был поражен.

– Но как… как ты вернул свою бороду?

– Нет! Ты не мог! – не веря воскликнул Джан. Он догадался.

– Еще как мог! – горделиво отозвался гном. – И сделал это!

– Что сделал?

Хвали усмехнулся и нежно погладил бороду.

– Позволил этому выродку состарить меня немножко больше, чем я был до этого. Ну, чтобы борода отросла…

– И сколько это «немножко?»

– Тридцать лет.

– Ты отдал тридцать лет, чтобы вернуть бороду?! – изумленно воскликнул Ильдиар.

– Это того стоило! Слава Дрикху! Слава Дрикху! Моя борода ко мне вернулась!

* * *

Наконец, ненавистные пещеры закончились, и жаркое пустынное солнце уже почти приняло беглецов в свои объятия… Глаза скитальцев по подземелья не сразу привыкли к яркому свету дня, но вскоре им открылось печальное зрелище. Выход из тоннелей охранял десяток воинов визиря, и каторжники, которые выбрались первыми, были все мертвы. Их иссеченные саблями тела как раз отволакивали в сторону.

Северный граф указал Джану на двоих стражников, занятых трупами, Хвали – на тех, что о чем-то препирались с командиром, а Аэрхе – на двоих высоченных асаров с двуручными ятаганами, вставшими по сторонам тоннеля, будто колонны. Себе он оставил троих, что щурились от солнца неподалеку и ничего не делали, ожидая приказа.

С криками и визгами, достойными оравы орков, небольшой отряд беглых рабов незамедлительно вступил в бой со стражей. Паладин сражался трофейной саблей, к которой приноровился довольно быстро. Ему удалось сразить лишь одного стражника, еще трех буквально смял великан Аэрха, остальные бежали прочь под презрительные крики гнома и чернокожего рыцаря.

В горячке схватки Ильдиар совсем забыл про джинна, а между тем на него определенно стоило посмотреть! Волшебный дух преобразился прямо на глазах. Отныне перед друзьями был уже не древний сухощавый старик, а статный мужчина лет сорока, с широкими плечами, окладистой черной бородой и слегка вытянутыми ушами. Его синий халат больше не был рваным и грязным – его словно только что купили на базаре в Ан-Харе. Лишь выражение глаз было все тем же, насмешливо-ворчливым, с ярким блеском лазурных зрачков. Пахло от джинна теперь, как из лавки пряностей: смешение запахов было терпким, едким и столь крепким, что от него кружилась голова.

– Я смотрю, солнце вернуло тебе силы, Ражад! – обрадовано констатировал Ильдиар.

– Так оно и есть, почтенный. – Джинн склонился в глубоком поклоне. – Песок и ветер наполняют меня жизнью, а солнце – силой.

Склонившись, Джинн зачерпнул пригоршню песка и сдул ее с руки в сторону Аэрхи. Тот лишь недоуменно пожал плечами и неуверенно ухмыльнулся, после чего разразился традиционным могучим смехом. Он поспешил развязать повязки – раны в боку, оставленной стеклянным человеком, как не бывало.

– Сможешь доставить нас к Алон-Ан-Салему? – спросил паладин, оценив поступок сильномогучего духа. – Надо бы выручить пару друзей…

– Слушаюсь, мой господин. – Ражадрим Синх еще раз поклонился, приложив руку ко лбу.

– Постой, постой! – удивился Ильдиар. – С каких это пор я вдруг стал «господин»?

На это последовало смущенное молчание и еще один глубокий поклон. За джинна ответил бергар:

– Ха! Да наш небесный друг, похоже, решил подчиниться своим, джинновым, законам, – Аэрха наморщил лоб, вспоминая, – если бы по его лбу могли ходить корабли, то сейчас они бы попали в суровейший шторм. – Дай-ка, припомню… Джинн ведь обязан служить тому, кто освободит его из заточения. К слову, в наше время джинны почему-то постоянно где-то заперты…

– Может, спрыгнешь с облака и разобьешься о бархан, черная уродливая обезьяна? – хмуро процедил Ражадрим Синх.

– Вот и ответ, – весело сказал Аэрха. – Характер, что скорпионье жало. То яд, то укол. И сколько ж ты будешь теперь служить, Ражад?

– Триста лет и три года. – Ражадрим Синх был серьезнее некуда.

Ильдиар не выдержал и расхохотался:

– Да я столько не проживу!

– Значит, мой долг не будет выплачен, и я буду жестоко страдать, – продолжал гнуть свое непоколебимый джинн.

– А еще говорят, что это гномы упрямые, – резонно заметил Хвали, почесывая новообретенную бороду. – Но мы-то спину не гнем… да и халатов не носим. Ндаа…

– Скажи, а есть способ освободить тебя от служения? – спросил паладин.

– Ты что, не знаешь сказок? – Джинн поглядел на спутников Ильдиара: – Он что, не знает сказок? Или не слышал стихов бахши?? Не читал ковровые книги? – с надеждой спросил Ражадрим Синх. – Нет? Все из-за проклятого закона Звездной и Лунной Справедливости, будь она неладна, что течет в моих жилах. И кто ее вообще изобрел?… И почему я должен тянуть арбу, как ишак, когда могу есть финики? Не хочу тянуть арбу! Хочу фиников! Эх, я бы уже плюнул на все и улетел бы восвояси. В гарем какого-нибудь султана, скажем, или в трюм ганьи, перевозящей вино в глиняных бутылках, – люблю, знаете ли, покачивание волн, когда пьянею. Что ж, мой невежественный господин, если повелевающий изволит попросить меня выполнить три его заветные желания, и я сумею помочь, мой долг будет выплачен ему полностью, – устало вздохнув после своей трагически-актерской речи, напоследок разъяснил джинн.

Гном и герич, стоявшие подле, мгновенно переменились в лице. Переглянувшись, они как один побледнели: дело пахло ни много ни мало чародейским договором с могучими силами, а ведь согласно все тем же сказкам, стихам бахши и ковровым книгам, такие договоры не приводят тех глупцов, что имеют неосторожность их заключить, ни к чему хорошему. Аэрху же, казалось, не могло смутить буквально ничто – он просто стоял и широко улыбался, выставив на обозрение полукруг своих черных, как и он сам, зубов.

– Что ж, это всяко лучше, чем триста лет и три года, – сказал Ильдиар, не обращая на одновременное осуждающее качание головами друзей никакого внимания.

Несмотря на любовь поворчать, Ражадрим Синх рассеивал вокруг себя недюжинное обаяние, и не утонуть в нем безвозвратно, как в море бархатных подушек, было просто невозможно. В данную минуту граф де Нот напрочь позабыл все, что слышал о коварстве и уловках джиннов за время своего пребывания в пустыне, в частности, он забыл том, что лучше зашить себе рот и отрезать руки, чем в принципе общаться с духами неба. Он забыл, как слышал из уст Али-Ан-Хасана, визиря Мечей, когда тот говорил Сахиду Альири еще в Ангер-Саре, что тот не заключал сделок с джиннами, а попался в лапы чужеземным духам. Если уж даже Сахид не воспользовался помощью джиннов при его-то неблагополучной судьбе, то это должно было сказать о многом. Но Ильдиар де Нот, граф Аландский, совершенно позабыл обо всем этом и не замечал знаков, которые пытались подавать ему из-за спины джинна Хвали и Джан. Вот так и вышло, что Ильдиар сказал то, что сказал, а именно:

– Тогда мое первое желание, – беспечно проговорил граф де Нот, – освободить Валери и Сахида из плена визиря. Кто будет спорить с тем, что оно заветное?

Ильдиар был взволнован – для него все происходящее было в новинку. Никогда еще его желания не исполнялись вот так, запросто – всю жизнь он, упрямо склонив голову, шел к цели, преодолевая трудности. А сейчас он даже затаил дыхание и весь подобрался, ожидая…

– Твои помыслы чисты, господин, я повинуюсь, – джинн смиренно склонился в пояс, до самой земли, – но… мне может понадобиться помощь.

Грезы о чуде растаяли, словно мираж. Ильдиар выдохнул…

– И это сильномогучий волшебный дух? – не преминул съязвить Джан, за что заработал изничтожающий взгляд пронзительных угольков-глаз, в которые мгновенно обратились голубые зрачки джинна, и невольно поежился.

– Семьсот семьдесят семь тысяч мух за три дня перетащили бархан на тридцать сотен миль с восхода на закат, и при этом каждая из этих мух за раз держала в лапках всего лишь песчинку…  – назидательно поднял тонкий палец с острым ногтем джинн. Кончик курносого носа горделиво взлетел, отчего стало возможно разглядеть, что творится в его ноздрях. – Будем же действовать сообща, ведь так больше шансов исполнить задуманное, – пояснил Ражадрим Синх, волшебный дух, – это только в сказках так: джинны щелкают пальцами, и – бах – все готово!

– А в жизни?

– А в жизни все гораздо интереснее…  – сказав эту загадочную фразу, Ражадрим Синх растворился в воздухе, да так, что и следа не осталось, лишь по контуру его фигуры осыпалась на красноватую землю золотистая пыль.

Ильдиар и его спутники только рты раскрыли от удивления.

– Вот тебе и сильномогучий…  – начал было Джан, но джинн появился вновь. Естественно, прямо из воздуха. В руках он держал до боли знакомый сверток.

– Ковер! – воскликнул Хвали. – Откуда он у тебя?

– Я его создал из ничего! – начал было джинн с невероятной гордостью. – Мой волшебный дар не знает себе равных и…

– Это наш ковер, – перебил его гном. – Мы на нем прилетели. Ты его украл где-то.

– Ах, ты, наибезбородейший из… гхм…  – он поспешил исправиться, глядя на самодовольного гнома: – Ах ты, подлый и коварный вор бород!

– Ражад, – призвал джинна к порядку Ильдиар.

– Я раздобыл его в кладовой мага Салема, – вынужденно ответил Ражадрим Синх, поникнув, но тут же снова воспрянул духом: – Сам я, как вы могли заметить, в совершенстве владею древним искусством переноса, но вы, да не умалит это ваших достоинств, им не владеете, так что пришлось придумать способ получше.

– Но ковер не может летать, там дыра! – заметил Джан.

– Где дыра? Вот эта? – Джинн внимательно осмотрел гилем. – Была дыра – стала ерунда, – последовало несколько широких пасов руками над ковром, и волшебную ткань окутал золотистый дымок. – Принимай работу, господин!

Ильдиар взял в руки гилем и расстелил его на земле. Дыры и вправду как не бывало. Не теряя времени, паладин шагнул на ковер, Аэрха, Джан и гном тут же последовали его примеру, джинн тоже устроился рядом, поджав под себя ноги.

– Ты ведь и сам знаешь, куда мне нужно, верно?! – проговорил Ильдиар, и ковер стремительно взмыл в горячий полуденный воздух.

Ражадрим Синх удовлетворенно прищурился, осторожно поглаживая плетение ковра острыми ногтями. Карта Небесного Града под его пальцами наполнялась второй жизнью, как будто вбирая воздух в еще одно, третье легкое, до того закрытое.

* * *

… Узкая тропа, пробитая в скале, ведет к потайному ходу… Проникая через живую, отлитую из бронзы решетку, растекающуюся в стороны по мановению колдовского слова и закрывающуюся подобным же образом, она тянется, кутаясь в кромешную темноту, словно нагая джинния… Оканчивается узкая тропа на стражницком подворье Алого дворца, которое к полудню раскаляется, будто медный лист. И это несмотря на растянутые над ним полотняные навесы.

Здесь, на подворье, располагается фонтан, из центра которого, будто стебли цветов, вырастают мраморные змеиные головы, с мерным шипением выплескивающие из оскаленных пастей зеленую, синюю и фиолетовую воду. Мраморные головы шевелятся, они двигаются по спирали, закручиваясь винтом, на скрытом механизме. Пока что фонтан – это источник живительной влаги, но, буде на подворье появятся враги или же беглецы, он мгновенно изменится: семь мраморных голов оживут, а из пастей польется отнюдь не вода, но ядовитые кислоты. На стражницком подворье всегда караулят воины при мечах и луках, копьях и щитах, а также Необоримые, застывшие без движения и привыкшие выносить ужасный зной часами. Говорят, что где-то в тенях здесь прячутся ашины, лучшие пустынные соглядатаи и наемные убийцы, чьи ножи способны оборвать твою жизнь, даже если ты джинн…

В одной из стен подворья пробиты низкие, изукрашенные вязью чернильных заклинаний ворота: их цель – не выпустить…

За воротами – узкий тоннель, походящий на трубу, в стены которого вмонтированы мраморные статуи уродливых ифритов с ятаганами. И фигуры эти, как говорят, служат вовсе не украшением, а, будучи заводными, являются чувствительными смертоносными ловушками.

Тоннель ифритов приводит к нижним галереям дворца, представляющим сущий лабиринт, пройдя через который попадаешь прямиком на край пропасти, через которую не переброшено даже моста. Неизвестно, каким именно образом пленника переводят через нее, поскольку в это время у него завязаны глаза, но не иначе как при помощи чар великого визиря. На другой стороне пропасти как раз и находятся казематы.

Пленник ничего не видит, но многое он слышал от других, а кое-что ему подсказывает мнительная к различным ужасам и падкая на невероятные кошмары фантазия; слух дорисовывает кошмарам все новые и новые детали…

* * *

Смиренно сидящий на холодном каменном полу узкой темницы беловолосый человек не испытывал никаких иллюзий о своем возможном бегстве или спасении. Здесь не было окон – лишь тяжелая решетка, представляющая собой переплетение линий наложенных друг на друга сложных геометрических фигур. В глубинах Алого дворца пустынное солнце не имело никакой силы, поэтому в темнице было холодно, а свет давал лишь бледный фонарь высоко над головой – внутри него о стеклянные стенки билось большое светящееся насекомое. А из из-за решетки в темницу медленно тянулись дымчатые пальцы тьмы, выплескивающееся из пропасти…

– Ну что ж, Сахид Кариф, – сказал сам себе узник, – вот ты и пропал, наконец. На этот раз окончательно.

Никто ему не ответил – сокамерник асара опустил голову на грудь и, должно быть, был давно мертв. Прикованное запястными кандалами к стене, с широко раскинутыми в стороны тонкими руками, это существо в присутствии Сахида Альири не шевелилось и не подавало признаков жизни. Когти на длинных, висящих долу пальцах были обломаны, серо-зеленая чешуя, что покрывала все тело, выцвела и в некоторых местах шелушилась. Лохмотья, свисающие с плеч пленника, достигали каменного пола, и это при том, что висел он едва ли не под самым потолком камеры. Судя по отвратительному запаху прелого гнилого мяса, в темнице он был уже довольно продолжительное время, и все равно асар не рисковал подойти ближе – омертвевшее тело могло разом подобраться, а пасть на вытянутой морде пресмыкающегося существа – раскрыться, выпуская два ядовитых клыка и раздвоенный язык. С вашарами, змееподобными, нужно держать ухо востро. А этот, судя по рисунку на чешуе, еще и был ч» арадом – «из тех, чей путь извилист», неуловимым детищем песчаных бурь…

С тех самых пор, как Сахид Альири оказался в этой камере, визирь так и не соизволил его посетить. Должно быть, готовил очередное злодеяние, а может… Нет, об этом даже думать не хотелось.

– Он забрал ее у меня! – в отчаянии прошептал узник, совершенно не стесняясь мертвеца. – Валери, моя драгоценная гюль, мой несравненный рубин, моя Валери, как же я мог снова подвести тебя!

Злость и чувство безысходности слились воедино, породив в душе пленника гнев. В ярости Сахид Альири вскочил на ноги и кинулся на решетку, нанося многочисленные удары по металлическим прутьям. И вдруг… Ржавый замок треснул и раскололся, не выдержав очередного удара.

Некоторое время Сахид Альири ошеломленно разглядывал неожиданный результат своих нелепых действий, затем расхохотался. Оказывается, великий визирь совсем не следит за состоянием своих казематов, полагая, что его «гостям» даже не вздумается идти против его воли, незыблемого, как Башня Слоновой Кости, авторитета и силы магии. Он полагает, что бездна у казематов отобьет у любого узника охоту выходить за решетку?

Пленник обернулся: прикованный к стене ч» арад не шелохнулся. Асар застыл в нерешительности – слишком искушенным он был, чтобы полагаться на просчеты со стороны величайшего из чародеев Пустыни. Что-то здесь было не так. Скорее это была какая-то ловушка, чем нежданное стечение обстоятельств или, не приведите ветра, удача. Или, быть может, ему помог тот талисман, о котором он никому не говорил ни слова? Тот, ради которого он рисковал и жизнью, и душой. Тот, ради которого побывал в местах, из которых нет выходов… Неизвестно.

Ловец удачи никогда не полагался на неизвестность. Он был силен волей, крепок разумом, хитер, словно паук-птицеед, прикидывающийся мертвым, чтобы наброситься на свою жертву, подлетевшую слишком близко. Он не будет сломя голову бросаться из своей клетки, стòит лишь дверце слегка приоткрыться, направляясь в пасть того, кто за ней притаился, – он выждет, он как следует все взвесит.

Асар присел, скрестив ноги, напротив приоткрытой решетки, за которой была кромешная темнота, и задумался. В его голове начали расплетаться запутанные узлы из причин и следствий, шагов ложных и путей явных, мнительной подозрительности и предположений о возможности – его учителя могли бы им гордиться. Он поступил, как истинный мудрец, но даже предположить не мог, что его разум вскоре будет обманут, а сила воли и хладнокровие будут побеждены самым подлым из всех врагов. И враг этот отнюдь не скрывается за дверью его темницы, и даже не висит, прикованный, за спиной. Враг этот коварен и голоден, злобен и ненасытен. И имя этого врага – любопытство.

* * *

… Алый дворец великого визиря был выстроен полвека назад из особого сорта красного мрамора на отвесном склоне высокой скалы, носящей название Пик Неграйна. Он по праву считался неприступным. Высокие башни с изразцовыми купольными крышами, галереи на стенах, могучие, укрепленные как металлом, так и чарами ворота. Дворец напоминал ограненный остроконечный рубин, вырастающий из хребта Красных гор, будто еще один из позвонков гигантского распростертого зверя. Всего однажды пустынные племена осаждали его, но, простояв под его стенами долгие сорок пять дней, отступили ни с чем. Случилось это во времена Скупой войны, положившей конец притязаниям халифата Р» Абардин на раскиданные вокруг Аберджи немногочисленные оазисы асаров. Та война, случившаяся почти три десятка лет назад, получила название Скупой, потому как поводом для нее послужила нечестная сделка, заключенная между Черным Калифом Р» Абардина и знатным шейхом из Ан-Хара, зятем самого султана. Согласно договору купцы Ан-Хара обязались снабжать водой и фруктами несколько западных городов халифата в период засухи. Но по прибытии первого же каравана выяснилось, что бурдюки наполнены гнилой водой, а тюки – испорченными финиками, годными лишь на корм скоту. Черный Калиф, лично встретивший караван, счел подлог смертельным оскорблением и заявил, что халифат сам заберет себе все, что ему причитается, а именно плодородные водоносные оазисы. Война продлилась шесть кровавых лет, купцы Ан-Хара понесли колоссальные убытки от налетов стремительной конницы калифа Несера Герема-Айшани, но и халифат потерпел ряд чувствительных поражений – хитрые анхарцы умудрились столкнуть войска Черного Калифа с дикими племенами бергаров, да и гвардия султана прекрасно показала себя в деле. Алон-Ан-Салем в те годы частенько пребывал в своей резиденции в Аберджи, денно и нощно, как утверждалось, ведя магические поединки с черными колдунами калифа Несера. Тогда же Алый дворец укрепили, возведя дополнительные укрытия на стенах, и усилили самым смертоносным машинным вооружением – гигантскими баллистами и ужасными в своей эффективности катапультами, метающими во врагов бочки с гремучим огнем. Численность гарнизона дворца в военное время доходила до трех сотен воинов, а в мирное составляла не меньше полутора. При этом изрядную часть этих стражников составляли Необоримые, лучшие из воинов, каждый из которых в одиночку способен противостоять нескольким врагам…