Текст книги "Твари в пути (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

– Это незваные гости, переступившие порог без разрешения. – Сэр Норлингтон глядел на птиц, они глядели на него.

– Я не…

– Это Чужие, которых отвергла Осень.

– Хватит! – воскликнул Джеймс – ему стало действительно жутко.

– Вы же сами спрашивали, мой друг.

– Да, но я не просил нагонять на меня страху. Откуда здесь столько птиц?

– Из-за черты. Сейчас… Осень.

– Вы прекратите говорить загадками? Отчего они не пошевелятся? Отчего не взлетают?

– Должно быть, потому, что не хотят подниматься в чужое для них небо.

– Чужое?

– «Пока меч оплетен…».. Вы ведь тоже знаете эти строки…

– Детская считалка? Но какая связь…

– Детские считалки из старых сказок, которые из старых легенд, которые из старых дневников, которые из старых времен. Быль прошлого отражается в, как порой кажется, пустых словах настоящего.

– И что значит эта считалка? – Клинок Джеймса мгновенно вернулся в ножны, так и не успев их полностью покинуть. – Оплетенный меч. Как у вас?

– Не так прямолинейно, но в каком-то смысле. Здесь имеется в виду обет. Если ты живешь клятвой, то и она живет за тебя. Вместо тебя.

– Сэр Норлингтон, мне кажется, сейчас не время для очередных уроков и заумного философствования. Нам нужно повернуть и искать выход на дорогу.

– Нет, – отрезал Прокард Норлингтон.

– Вы что, собираетесь держать путь через эти холмы, где сидят эти…

– Так и есть.

– Вы спятили, – с сожалением, что эти слова сорвались с его языка так поздно, сказал Джеймс.

– Но именно вы, мой юный друг, явились за помощью к безумцу, – усмехнулся старик. – Так что я не одинок.

– Что ж, сэр Норлингтон, – сказал Джеймс. – Вы своего добились. Боюсь, я не в настроении ни выслушивать ваши наставления, ни разгадывать ваши загадки. Вы вольны делать то, что вам заблагорассудится – пускать коня с оврага, направлять его через холмы, покрытые птичьими стаями и блуждать дальше по бездорожью. А я, в свою очередь, возвращаюсь обратно и буду искать тракт.

– А что будет, если вы его так и не найдете?

– Я дождусь утра и поеду строго в ту сторону, откуда поднимается солнце, пока не доберусь до гор Дор-Тегли, и вдоль них двинусь на юг к степям Со-Лейла, а оттуда – дальше на восток.

– Неплохой план, – прищурился сэр Норлингтон. – Но, боюсь, он не сработает.

– Что ж, вот я и проверю.

– Тогда сперва скажите мне, что передать от вас сэру де Ноту? – бросил спутнику в лицо, будто насмешку, ехидный вопрос сэр Норлингтон. – Да-да, не удивляйтесь так. Мне нужно знать, потому что будет обидно, если после стольких ваших ребяческих переживаний по поводу его спасения, он не получит от вас ни слова, когда я расскажу ему, как сотни черных дроздов растерзали ваше тело за считанные мгновения, когда вы попытались покинуть их вотчину.

Джеймс сверкнул глазами:

– Зачем весь этот цирк, сэр Норлингтон? Почему просто не сказать, что птицы не отпустят нас? Вам доставляет удовольствие потешаться надо мной? Или мой труп должен был бы сожалеть об очередном проваленном в вашей компании испытании?

– А теперь слушайте меня, Джеймс Доусон, паладин из ордена Священного Пламени. – Шутливый тон старика стал угрожающим и резким; его голос теперь напоминал звук, с каким волочат по дощатому полу сундук. – Внимайте, ибо я перестаю говорить, как вы выражаетесь, загадками. Вы невежественны, глупы, наивны и воспитаны на принципах таких отвратно-куртуазных и слезливо-добродетельных, что от них даже розы вянут. Мне неведомо, чему вас учили в Белом замке, как вас наставлял Ильдиар де Нот, но насколько же нужно быть непроходимым болваном, чтобы владеть сведениями – да, к примеру, «детская считалка»! – и не видеть ничего дальше собственного носа. Забудьте романтику баллад, взгляните на них с иной стороны, различите кровь и боль, убийства и смерть, тварей в людских обличьях, с людскими душами, различите мечи так почитаемого вами святого братства, проливающие реки крови. Жизнь в рыцарстве – это вечная война, это жестокая война, а еще это грязная война, потому что чистой и сбрызнутой духами войны не бывает. Вы видите романтику и подвиги, какую-то поэзию во всем этом, вы видите пруды, затянутые лилиями, и проглядывающие из-под воды лица прекрасных дев, и вы мните их изумительными духами, но это утопленницы. Если вы видите женщину в воде, не спешите восторгаться, задумайтесь сперва, кто ее туда засунул. Вы заковываете сердца в металлические клетки – да, я заметил ваш предмет обожания в мешке, – но вы видите в этом знак любви, в то время как это отнюдь не сердца, а наконечники пик – стòит лишь сферу перевернуть. Старые заветы братства забыты. Нет, хуже – они искажены, будто под некромантовыми зеркалами. Могилы с мечами, могилы с мечами, могилы с мечами. Отзовитесь из своих ям, братья, и посмейтесь вместе со мной. Я – последний помнящий заветы истинного рыцарского братства паладин Ронстрада.

– Вы ведь не можете быть из числа легендарных старозаветных паладинов…  – задавленный откровенностью и напором сэра Норлингтона тихо и неуверенно проговорил Джеймс.

Удивление и неверие сэра Доусона были понятны: рыцари старых заветов давно уже все лежали в земле, и жили они лишь на страницах замшелых легенд. Баллады, предания, тканые гобелены – лишь там еще можно было встретить старозаветного паладина. Истории об их подвигах даже по меркам наивного Джеймса были столь нереалистичными, что он их воспринимал не более, чем красивые сказки. Действительно, ведь как можно было поверить в то, что некий рыцарь из-за какого-то завета отрубил себе голову и жил год без головы, после чего отыскал ее и прицепил обратно? Или в то, что другой рыцарь умел превращаться в ворона и летал за живой водой в страну смерти? Или в то, что еще один рыцарь отправился под воду и десять лет странствовал по дну Западного океана, где совершил множество подвигов? Разумеется, все это были всего лишь легенды. И все же он не мог отрицать того, что двести, триста лет назад по этим землям ходили паладины – не чета нынешним. Они жили рыцарством, не женились, не заводили детей, не оставались долго на одном месте. Вся их жизнь была нескончаемым походом. Они воевали с великанами и драконами, отправлялись на поиски легендарных предметов старины, таких, как Синяя Роза. Джеймс не зря вспомнил вдруг про Синюю Розу, ведь последним настоящим старозаветным паладином был сэр Илеас Маммот, основатель рыцарского ордена Синей Розы и его первый великий магистр. Говорят, что, будучи уже глубоким стариком, он отыскал в странствиях этот волшебный цветок. К несчастью, праведный паладин умер, так и не успев открыть свет обретенной Истины своим последователям. И было это две сотни лет назад. А теперь сэр Норлингтон, этот наглый бесцеремонный старик, пытается уверить его, Джеймса, что он один из тех самых рыцарей.

По правде сказать, старик ничего не говорил – лишь недобро глядел на молодого рыцаря, а Джеймс, сам продолжал уверять себя и спорить с собой же.

– Но как это возможно? – спросил он. – Сколько же вам должно быть лет?

– Много… очень много…  – раздраженно ответил сэр Норлингтон. – Но я не хочу предаваться воспоминаниям. Особенно здесь и сейчас. – Он указал на будто бы подслушивающих птиц.

Джеймс был все еще ошарашен, но не мог не признать, что сейчас не лучшее время допытываться у старика о том, как так стало, что он до сих пор жив, и о прочем. И все же, в душе у молодого рыцаря крепли сомнения. Нет, он не сомневался, что сэр Норлингтон сказал правду, ведь он выглядел, вел себя и говорил так, будто только что вылез прямиком из пыльной книги, просто ему отчаянно не хотелось, чтобы этот самовлюбленный старый пень был одним из тех, кем он всю жизнь восторгался.

Старик глубоко вздохнул и понуро опустил голову.

– Простите меня, Джеймс, – неожиданно сказал он, – я несколько погорячился. Все из-за того, что происходящее для меня ново и чуждо. Современные нравы нынешнего поколения братства. Их воспитание. Все из-за того, что это не моя эпоха, я чужой в ней.

– Давайте побеседуем об этом после, сэр, – взял себя в руки Джеймс. – Скажите, что нам делать сейчас. Повернуть мы не можем, потому что птицы на нас набросятся, так ведь? Идти через холмы?

– Через холмы.

– Что ж, сперва нас кто-то сюда свернул, – заключил молодой рыцарь. – Теперь этот кто-то не оставил нам выбора, и мы должны следовать по прочерченному им пути. И мы идем прямиком в топь на свет болотных огней.

– В точку. Ну, так в путь. И приготовьте ваш меч, Джеймс. Скоро все разъясниться, так или иначе…

* * *

Но ничего и не думало разъясняться. Рыцари проехали по холмам уже с добрую милю, настороженно озираясь кругом. Присутствие птиц все так же угнетало, а от их количества волосы вставали на затылке дыбом. Если бы подобная стая вдруг решила закаркать, головы путников, должно быть, лопнули бы, словно перезрелые тыквы. Вероятно, даже дюжине баньши нечего было тягаться с десятками, если не сотнями, тысяч дроздов.

Держа перед собой масляный фонарь, который будто нарочно светил еле-еле, Джеймс чувствовал себя маленьким мальчиком из сказки, угодившим в дом людоеда. И вот он пробирается тайком по жуткой гостиной, пока хозяин в это время спит так близко, что можно ощутить его горячее дыхание. Он ступает осторожно, чтобы невзначай не скрипнула половица, но людоед того и гляди проснется. Дрозды молчали, и ни один из них не шевельнул даже пером, когда мимо проезжали два всадника. Они словно ждали чего-то…

Была уже ночь, и скопления дроздов напоминали озера смолы. В душе Джеймса крепло мрачное подозрение, что сквозь стаю проложено некое подобие дороги, ведь они еще не наехали ни на одну птицу, и все же молодой рыцарь изо всех сил вглядывался в землю, опасаясь раздавить кого-нибудь из Чужих, которых отвергла Осень, как их называл сэр Норлингтон. Пора было подыскивать место для ночлега – вокруг окончательно стемнело, а пройдоха-месяц куда-то пропал и явно не собирался утруждать себя карабканьем на плотно затянутое тучами небо. Путники уже начали думать о привале прямо здесь, среди холмов, в самом центре ковра из птиц, но тут неожиданно – и надо же было случиться такому совпадению! – они заметили огонек.

Джеймс поглядел на сэра Норлингтона, и тот мрачно кивнул. Рыцари продолжили путь, и вскоре различили, что огонек горит на одиноком столбе, а за ним, в некотором отдалении, чернеет силуэт двухэтажного здания. Фонарь подсвечивал неразборчивую пока что вывеску. Не сговариваясь, путники решили, что наткнулись на придорожный трактир.

Чем ближе они подъезжали к его стенам, тем меньше становилось птиц. В двух сотнях ярдов от трактира дроздов, что не могло не радовать, и вовсе не было.

Это было угрюмое строение, почему-то навевающее мысли о висельниках. До самой крыши оно заросло плющом; к главному зданию прислонились конюшня и амбар. Ни одно окно не светилось.

Путники подъехали к столбу с фонарем. На свисающей с перекладины деревянной вывеске, было написано:

 
Трактир «Голодный Зверь».
Если голоден как зверь -
Постучись скорее в дверь!
Всяк голодный здесь поест
У нас много теплых мест!
Обогрейся, отдохни!
Комнатку скорей сними!
У нас есть вино и грог -
Перешагивай порог.
 

– Выглядит заманчиво, – пробормотал сэр Норлингтон, глядя на табличку. – Здесь и заночуем.

– Заманчиво?! – возмутился Джеймс. – Да ведь это западня, неужели не видно?! Не хватает лишь каких-нибудь тварей, расположившихся по сторонам и точащих ножи о вилки и вилки о ножи. И коли Хранн не соизволит вернуть вам разум…

– Заманчиво – от слова «заманивать», – как ни в чем не бывало, отозвался старик. – Если бы вы слушали меня внимательно, мой юный друг, то не стали бы столь поспешно сыпать язвительными замечаниями. Как вы правильно догадались, нас сюда заманили. В подобной ситуации с нашей стороны было бы полным безрассудством ночевать под этой крышей, не так ли? Кто знает, что может твориться внутри… И тем не менее, если мы хотим разобраться что к чему, у нас нет выбора. Этой ночью, будьте уверены, за нами непременно придут, и это будут далеко не наши пернатые друзья. Здешние хозяева слишком уж постарались, чтобы мы сюда забрели – не удивлюсь, если они и месяцу отваливают щедрый барыш, чтобы он не вылезал на небо. И я уверен, что мы непременно окажемся внутри, хотим мы того или нет. И считаю, что лучше оказаться там по собственной воле.

– Из двух зол…

– Вот именно. Вы не думайте, что я лишился рассудка, – усмехнулся сэр Норлингтон. – Мною движет сугубо расчет. Как вы видите, у этого здания есть стены, а значит, и углы. Учитывая все вышесказанное, я все же предпочел бы не быть окруженным, а иметь за спиной стену, еще лучше – угол. Да к тому же что-то холодновато стало, а там должно быть какое-никакое, но тепло. А уж если верить вывеске этого при… хм… бездорожного трактира, то перед тем как с нами разделаться, нас еще и накормят.

Джеймс кивнул и направил своего коня к входу в заведение. Сэр Норлингтон последовал за спутником. Подъехав, они остановились у закрытых дверей и спешились. Джеймс повесил свой фонарь на повод, поглядел на сэра Норлингтона, увидел ободряющий кивок и, не отпуская рукояти меча, громко постучал в дверь свободной рукой.

– Иду, иду! – глухо раздалось изнутри.

Дверь открылась почти сразу, словно хозяева только тем и занимались всю ночь, что ждали под дверями гостей. На пороге стоял бородатый мужчина с черными как смоль волосами, неряшливыми лохмами падающими на лицо и почти полностью скрывающими глаза. В щетинистой бороде терялись скулы и щеки, а рта у этого человека, казалось, и вовсе нет. Густые черные волосы покрывали, судя по всему, все его тело: они выбивались из-под распахнутой на груди рубахи, и даже с тыльной стороны кистей проглядывала густая поросль. Телосложения незнакомец был необычайно крупного – широкие плечи и добрых восемь футов роста. Джеймс даже застыл в нерешительности – черноволосый навис над гостями, словно дерево-ива, опустившее к крошечным и жалким человеческим созданиям крону.

– Кого это в ночь принесло? – грубо осведомился неприветливый хозяин. Его голос звучал приглушенно, будто волосы не только закрывали ему почти все лицо, но и набились в рот.

– Сэр Джеймс Доусон, странствующий паладин, а также мой спутник, благородный сэр Прокард Норлингтон, – за двоих представился Джеймс. – Желаем остановиться на ночлег в вашем достойном заведении.

– Ну-ну, – недоверчиво и зло пробурчал бородач, словно странный парень только что нагло солгал ему, глядя прямо в глаза. Затем он повернул голову в сторону общего зала и крикнул: – Эй, Мот! Давай сюда! Не видишь – принесла гостей нелегкая. Обслужи незваных, а я пока коней распрягу!

Рыцари, не послабляя внимания, сняли с седел и крупов коней поклажу. Черноволосый вышел во двор, взял под уздцы лошадей новоявленных постояльцев и повел их в конюшню. Когда он скрылся из виду, Джеймс даже вздохнул с облегчением – встречаются же на свете настолько отталкивающие личности! Впрочем, он тут же обо всем позабыл, стоило появиться Мот. Молодая женщина возникла перед ними, точно призрак, вышедший прямо из порога.

– Не обращайте внимания на Тома – он всегда такой, – прошелестела облаченная в белое платье хозяйка. – К ночи его одолевает дурное настроение…

Весь облик Мот был словно соткан из тончайшей паутины – настолько изящным и хрупким он казался. Совершенная бледность: ни единой кровинки в лице, сероватые болезненные губы, длинные белоснежные локоны, ниспадающие на плечи, и эти глаза… они почему-то вызвали у Джеймса образ в голове: ты стоишь на лестнице у приоткрытой двери на чердак, и из-за нее раздается детский плач…

– Ваш муж? – грубо поинтересовался сэр Норлингтон, и подозрительные нотки его голоса словно вывели Джеймса из неожиданно накативших на него неприятных воспоминаний.

– Том мой брат. – Хозяйка слегка потупила взор. – Да что ж вы тут стòите, любезные, проходите-проходите скорее!

Старый рыцарь переступил порог, за ним вошел и Джеймс. Оказавшись в трактире, они начали осматривать убранство общего зала, стараясь не упускать из виду и Мот. Ничего примечательного, впрочем, они не заметили: четыре длинных деревянных стола без всякой посуды, пустующие стулья, давно остывший камин да несколько одинаковых дубовых дверей. Слева от трактирной стойки вверх уходила лестница, справа был спуск в погреб.

– Как-то у вас тут немноголюдно, – заметил сэр Норлингтон.

– Последние постояльцы вчера съехали, – кивнула Мот, направившись к стойке, за которой на стене в окружении пыльных винных бутылок висели ключи от комнат, подписанные коваными номерками. – Мало кто нынче по нашей дороге-то путешествует. Осенью еще ничего, а вот зимой совсем люто будет.

– И что, птицы не пугают ваших гостей? – прищурившись, поинтересовался старик.

– Птицы? – удивилась Мот. – Простите, ничего не знаю ни о каких птицах.

– Я так и думал, – едва слышно пробормотал сэр Норлингтон. Взгляд его стал походить на точильный камень – того и гляди полетят искры, если за него зацепиться.

– Сколько комнат изволите? – прищурившись, поинтересовалась Мот. – В первой под потолком живут крысы. Вторая – глуха, как древняя старуха: заходишь в нее, и сразу клонит в сон. Третья прохудилась, будто бочка без дна, – в ней проломлен пол. В четвертой умер постоялец – перед смертью кричал, что перина и подушки душат его. В пятой протекает потолок. А в шестой…  – она на мгновение запнулась…  – окно.

– Нам шестую, – поспешил определиться со столь непростым выбором сэр Норлингтон.

– Что ж, – сказала Мот, – шестая, так шестая. Это на втором этаже. Там чисто, и постели готовы. Какое совпадение – как раз две кровати – как нарочно для дорогих гостей. Вот ужина не обещаю – не ждали вас.

Старик принял протянутый хозяйкой ключ с кованой головкой в виде звериной лапы и кивнул Джеймсу:

– Мы, пожалуй, пойдем располагаться. Не так ли, сэр Доусон?

– Да-да, конечно, – смущенно потупился молодой рыцарь. – Я только хотел попросить у прекрасной Мот прощения за мои манеры… Меня зовут Джеймс и…

– Фонарь возьмите, – звонко рассмеялась девушка, заметив его смущение. – И не смотрите на меня так!

– Что вы, я никоим образом…

Сэр Норлингтон сам снял с крюка возле лестницы фонарь и неодобрительно поглядел на молодого спутника.

– Сэр Доусон, вы еще долго собираетесь там стоять?

Несколько растерявшийся паладин двинулся к лестнице. Перед тем, как подняться, он обернулся и успел поймать взгляд этой Мот. Он мысленно снова будто бы оказался перед приоткрытой чердачной дверью, а детский плач зазвучал в его голове громче. Женщина отвернулась, и Джеймс вышел из оцепенения.

Рыцари поднялись по прогибающимся под их весом ступеням на второй этаж. Здесь был узкий и пыльный коридор, по обе стороны которого располагались двери – те самые комнаты для постояльцев. Всего комнат и правда было шесть, и над каждой висел соответствующий кованый номер. Тем не менее, в тупике коридора на дощатой стене была вычерчена мелом еще одна дверь – ее назначение было исключительно непонятным.

Новые постояльцы двинулись по коридору. Половицы под их ногами заскрипели подобно старым мельничным жерновам, перемалывающим вороньи кости.

– Нам сюда. – Сэр Норлингтон остановился напротив «шестерки» и стал возиться с замком. После второго оборота раздался щелчок, и дверь открылась.

– Не стойте столбом, Джеймс, – старик переступил порог, – убивать гостей в коридорах здесь не принято – для этого у них есть комнаты и душащие перины.

– Эээ… Вы не разуверились в том, что это западня, сэр? – Молодой рыцарь зашел следом.

– Конечно. Может, поделитесь вашими собственными наблюдениями?

– Трактир как трактир. Ну, разве что конюх подозрительный.

Джеймс огляделся. В комнате все было обставлено донельзя просто: пара широких кроватей у стен, два стула и обшарпанный стол. На трехногом табурете в углу – корыто для умывания. Ничего лишнего – как на том свете. Правда, кровати были аккуратно застелены, и клопов с первого взгляда не наблюдалось. Мягкие перины словно приглашали путников лечь, опустить голову на подушку и забыть обо всех своих тревогах. Сэр Норлингтон, в свою очередь, больше всего оценил наличие стен, углов и, самое важное, запирающейся двери.

– Как раз с конюхом все нормально, – задумчиво проговорил старик. – Пока.

– Ну, тогда, может, название? – предположил Джеймс. – «Голодный Зверь» – весьма подозрительно и пугающе. Бессмыслица какая-то!

– Очень даже говорящее название, – возразил сэр Норлингтон. – «Голодный» и «Зверь». Я бы сказал, по смыслу – попадание в прорезь забрала, не меньше.

– Но что тогда? – начал терять терпение Джеймс. – Может, скажете, наконец?!

Сэр Норлингтон тяжело опустился на стул, прислонив к столу свой громадный фламберг – старик выглядел уставшим: было видно, что все-таки не для его возраста проводить в дороге вторые сутки. И двуручный меч, и рыцарский клинок, и кольчуга, и шпоры – все разом как-то потяжелели, а исчезнувшие было с лица морщины вернулись вновь. Тем не менее, голос старика был по-прежнему тверд, а взгляд – ясен:

– Да странностей здесь хоть отбавляй: они тут одни в глуши, трактир сей, не пойми, кем и для чего здесь поставлен, – уж точно не посетителей потчевать и обустраивать. Она сказала «по нашей дороге»? Так нет же здесь никакой дороги и в помине. И о птицах она, мол, ничего не знает. А еще постояльцы эти, якобы, вчера съехавшие…

– А с ними что не так?

– Да не было никаких постояльцев, – тихо произнес старик: – Следов у парадных дверей я не приметил; камин в общей зале, если я хоть что-то понимаю в углях, с месяц как не разжигался; здесь, на этаже, все замки пылью покрылись – я на каждый взглянул, пока мимо проходил. Но самое главное – с нас ведь не взяли денег! Джеймс, вы в своей жизни видели хоть одного трактирщика в здравом уме, который не потребует с посетителей плату вперед?

– Нет, сэр.

– Вот то-то же. И вообще, они – очень странная пара. Голодный и Зверь…

Джеймс поставил свой тяжеленный мешок с латами возле одной из кроватей, опасливо ткнул в перину мечом – не набросится ли на него.

– Нет, ну конюх-то мне сразу не понравился, – сказал он, – эта его шерсть, неприкрытая злоба… но женщина! Мот! Никаких странностей в ней я так и не различил.

– О, она намного хуже…  – пробормотал сэр Норлингтон. – Я пока что тоже не разгадал ее, но при этом, как вы знаете, есть такие твари, которые умеют представать в виде самого безобидного и невинного существа и морочить вам голову, пока не станет слишком поздно. И еще, Джеймс. Если я буду засыпать, не позволяйте. И сами не спите.

– Хорошо, сэр. – Джеймс был совершенно сбит с толку. – Но вы согласны, что это именно они заманили нас сюда? Чтобы сделать себе ужин из двух блюд – для чего же еще! И раз уж мы проникли в их логово, зачем ждать какой-нибудь подлости от этих тварей? Быть может, мы опередим их?

– Не стòит торопиться, – поспешил охладить пыл молодого спутника сэр Норлингтон. – Я пока не знаю, что у них на уме. Есть еще кое-что, чего я пока не понял, нечто, как мне кажется, важное. И вот это очень меня беспокоит.

Джеймс с подозрением взглянул на старика – неужели тот снова ушел в это свое бессвязное бормотание, как не раз случалось на тракте?

– Не смотрите на меня так, – будто уловил его мысли старый рыцарь. – Я по-прежнему в своем уме, и если я говорю, что в этом есть нечто странное, значит…

Тут в дверь постучали. Джеймс от неожиданности схватился за рукоять меча. Путники удивленно переглянулись – ни один из них не слышал ни звука шагов, ни характерного скрипа ступеней на лестнице и половиц в коридоре.

– Откройте, это я, Мот! – раздалось снаружи.

– Не заперто, – буркнул сэр Норлингтон, делая знак Джеймсу, чтобы тот хотя бы для вида оставил свой меч в покое.

Женщина вошла в комнату, неся перед собой деревянный поднос с двумя тарелками и кувшином.

– Вот, это вам, чтобы не умерли с голоду. – Хрупкое создание проворно выставило свою слегка отдающую гнильцой ношу на стол. – Немного хрящей и вино – все, что осталось с ужина.

– Право, не стоило, – поспешил проявить вежливость Джеймс.

Впрочем, это у него не слишком удачно получилось – голос предательски сорвался, выдав его напряжение, которое легко можно было принять за злость. Кроме того, рука паладина по-прежнему лежала на гарде, что тоже вряд ли могло остаться незамеченным.

Сэр Норлингтон с виду сохранял спокойствие, но его затянувшееся молчание и холодный взгляд, которым старик наградил угощение, лишь подчеркнули общий накал обстановки.

– Вам вовсе не обязательно это есть, – поспешно, будто пытаясь оправдаться за свою оплошность, произнесла Мот, – но вы должны понимать, что подать к столу, как полагается, я смогу лишь утром. Терновник еще не зацвел, господа, и холмы Терненби пока лежат за рассветом.

Сэр Норлингтон скрипнул зубами. Судя по всему, кое-что из странных слов женщины он все же понял, и это «кое-что» оказалось намного хуже того, что он предполагал. Мот уже собиралась было уйти, но Джеймс остановил ее:

– Эээ… я крайне извиняюсь, – сказал он. В отличие от спутника, молодой рыцарь был искренне озадачен и не понял ни единого слова. – Мы все же в первый раз останавливаемся в вашем заведении и, возможно, не знаем принятых у вас правил приличия…

– Нет ничего проще вам их открыть, – сказала Мот.

– Если вас не затруднит, – кивнул сэр Норлингтон.

– Правила очень простые: с полуночи и до рассвета не покидать своей комнаты, на вопросы снаружи не отвечать, а если кто станет стучаться, ни в коем случае не открывать. Коли ослушаетесь, пеняйте на себя, будь вы хоть Их Высочества в Изгнании и Принцы-Без-Жалости вместе взятые. Никто не сможет пробраться в эту комнату, только если вы сами кого-то не впустите.

Прежде чем покинуть комнату, Мот широко улыбнулась на прощание. При этом – Джеймс готов был поклясться самим Хранном – за тонкими поджатыми губками на мгновение показались самые настоящие клыки, а улыбка превратилась в звериный оскал.

Едва дверь за девушкой закрылась, как молодой рыцарь торопливо и тревожно зашагал по комнате, пытаясь успокоиться, – уж больно зловеще прозвучали предупреждения необычной хозяйки.

– Вам все еще не терпится выйти в коридор и помахать мечом? – задумчиво проговорил сэр Норлингтон. – Пока мы в комнате, мы в безопасности.

– Вы верите ей? – усомнился Джеймс.

– Есть вещи, которые крепче некоторых кодексов. Есть пороги, которые запрещено переступать. Есть слова, которые лучше не произносить. Есть клятвы, которые ни за что не стòит нарушать. Да, я верю ей. Она явно связана… определенными законами.

– Я не понимаю, сэр!

Джеймс ощущал себя затравленным. Впервые в своей жизни он не знал, что ему делать, и теперь он вынужденно соглашался с тем, что говорил ему на тракте старик: он совершенно не готов к чужим козням и неспособен различать обман, когда его творит кто-то в нем по-настоящему сведущий. Он просто не понимал, что происходит и при этом начал осознавать, что все, что он умеет, здесь не годится. Это и есть бессилие… Впервые он был рад тому, что ворчливый старик отправился с ним в путь, ведь сейчас он был не один.

– Ради всех Вечных, не надо больше загадок! – взмолился молодой рыцарь. – Просто скажите, наконец, что все это значит?

Джеймс настолько привык к тому, что у его спутника на любой вопрос заготовлен ответ, а то даже и не один, что оказался совершенно не готов услышать то, что услышал дальше:

– Не знаю, Джеймс. До сего момента я полагал, что нас сюда заманили хозяева трактира, но более так не считаю. Они действительно нас не ждали. Хм… Эти Том и Мот… Что-то здесь не чисто, в их именах, помимо того, что и в них самих тоже. Холмы Терненби… вереск не зацвел… Интересно, как «Голодный Зверь» относится к Терненби?

– Меня больше интересуют… эээ… Их Высочества в Изгнании и Принцы-Без-Жалости, – признался Джеймс. – Это кто такие? Судя по всему, какие-то явно недоброжелательные персоны.

– Не имею ни малейшего понятия, – пробормотал сэр Норлингтон. – Все больше неясного вокруг, и все меньше времени…

– Времени?

– Уже почти полночь, я полагаю. Интересно, здесь есть часы? Судя по всему, они должны очень точно отмерять время, иначе вся их затея с запертыми дверьми ничего не стòит…

Бум! Первый удар все же застал их врасплох. Сэр Норлингтон и Джеймс вздрогнули, будто это стучал не обычный колокольчик в часовом механизме, а бил колокол кафедрального собора. Второй и третий удары уже не были неожиданностью. На пятом старик опомнился:

– Джеймс! Скорее! Дверь!

Молодой рыцарь кинулся к двери и схватился за засов. Тот оказался насквозь проржавевшим и не поддавался.

Шесть…

Семь…

Восемь… Часы неумолимо отбивали положенную им полуночную дюжину.

– Ключ! Сэр, у вас же был ключ!

Старозаветный паладин торопливо сунул руку за пазуху и выдернул оттуда цепочку с ключом, швырнул ее Джеймсу – тот исхитрился поймать ключ и тут же сунул его в замочную скважину.

Одиннадцать…

Двенадцать…

С последним ударом ключ все-таки повернулся в замке. После этого в коридоре скрипнула половица…

* * *

Из-за двери доносились звуки, какая-то возня и нечленораздельная речь. Все это перерастало то в топот бегущих ног, то в металлический лязг, то в безумные вопли. Словно ежеминутно некто неведомый бежал, дрался, умирал, или же убивал сам. Все время хлопала дверь. Джеймс отчего-то был уверен, что, именно та дверь, в тупике коридора, нарисованная мелом. Иногда во всем этом шуме можно было разобрать вполне отчетливые обрывки фраз: чьи-то яростные угрозы, изрыгаемые на последнем издыхании проклятия, или же полные торжествующей злобы выкрики.

Джеймс и сэр Норлингтон, оба застыли, оторопело уставившись на тонкий слой дерева с нехитрым замком, который сейчас отделял их от творившегося совсем близко кошмара. Время от времени дверь их комнаты вздрагивала, будто ее пытались выбить снаружи, и с каждым таким ударом лица рыцарей все больше бледнели.

Джеймс давно уже извлек меч из ножен. Знаменитый Тайран сэра Ильдиара де Нота, доставшийся молодому рыцарю во временное владение по воле самого великого магистра, играл сейчас роль последней соломинки, за которую пытались уцепиться все оставшееся мужество и бьющийся в клетке ужаса рассудок Джеймса.

Прокард Норлингтон стоял рядом, двумя руками сжимая эфес упертого в пол могучего фламберга. Пальцы у старика заметно подрагивали.

– Аааа! – раздалось вдруг из коридора. Срывающийся голос явно принадлежал ребенку. – Я не виноват!

– Этого не может быть…  – ужаснулся Джеймс. Он узнал этот голос. И не верил, не хотел верить. Он будто снова оказался перед приоткрытой дверью старого чердака. Плач звучал все громче и все отчаяннее. – Этого просто не может…

– Умоляю! – вновь раздалось из-за двери. – Я больше не буду, я не буду больше… клянусь…