Текст книги "Твари в пути (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

– Что это еще за ярмарочные фокусы?! – На лице обернувшегося старозаветного паладина читалось недюжинное недоумение. Джеймс впервые видел его таким растерянным. – Это уж слишком! Здесь написано… Как может это быть здесь написано?!

Обсидиановая табличка первого саркофага гласила:

«Сэр Прокард Норлингтон, помазанный рыцарь и паладин Ронстрада. XХLI–XXIC. Почил безвременно». На соседнем постаменте была выбита другая, не менее зловещая надпись: «Сэр Джеймс Доусон, милостью Дебьянда и Хранна паладин ордена Священного Пламени. XХIХ – XXIC. Почил безвременно».

Могли ли паладины знать, что наверху, на поверхности холма, располагались точно такие же надписи – только там они были вырезаны на ветхих надгробиях. И именно их пытался скрыть Крысь… Что ж, рыцари, пришедшие из-за Порога, нашли свои могилы.

– Aaaaaa! – заорал вдруг от боли Джеймс.

Крысь вцепился в его руку зубами, причем произошло это столь внезапно, что паладин не выдержал и разжал пальцы. Хвостатый мерзавец тут же совершил три оборота в воздухе и оказался на полу, после чего немедленно дал деру, едва его лапы коснулись мраморных плит.

– Хватайте его, Джеймс! – закричал сэр Норлингтон. – Уйдет ведь, уйдет, тварь!

Рыцари бросились в погоню, но Крысь удирал на четвереньках, как самая настоящая крыса, – он был неимоверно быстр, да к тому же успел опередить их на добрый десяток футов. Дверь в залу начала закрываться. Хвостатый еще больше прибавил прыти, и в самый последний момент, когда между массивными створками оставалась лишь узкая щель, успел таки выскользнуть в почти захлопнувшийся дверной проем. Преследователям осталось лишь яростно заколотить в обитую толстым железом дверь – разумеется, та и не подумала открываться.

Рыцари оказались заперты в ловушке в столь недоступном месте и на такой глубине, где их никто и никогда при всем желании не нашел бы. Да и кому, если подумать, могло прийти в голову их искать…

* * *

За несколько часов, проведенных в заточении, Джеймс успел вымерить сапогами весь зал и теперь мог с точностью сказать, что в диаметре тот был ровно в полсотни его шагов, а каждый из боковых альковов из одного угла в другой можно было пересечь еще за пять с половиной. В помещении насчитывалось ровно восемнадцать саркофагов с покоящимися в них магами и еще два пустых, предназначенных для чужеземных паладинов.

Все эти подсчеты ничуть не внушали сэру Доусону оптимизма, но он не оставлял попыток найти хоть какую-то лазейку, которая могла бы помочь им с сэром Норлингтоном выбраться отсюда. Джеймс раз за разом вычитывал вслух эпитафии на каждом из постаментов, осматривал камень за камнем, затем возвращался к дверям, в надежде, что, преследуя Крыся, он мог случайно коснуться каких-то тайных механизмов, которые заставили створки закрыться. Он полагал, что если проделает тот же путь, это как-то их откроет. Но пока все было тщетно.

Прокард Норлингтон напротив, казалось, окончательно пал духом. Будто бы враз снова постаревший, он сидел на мешках с вещами, прислонившись спиной к «своему» саркофагу. Старозаветный паладин отрешенно уставился в одну точку на потолке, безразлично разглядывая витраж, и только что не ложился в собственный гроб как примерный покойник. Несколько раз Джеймс предпринимал попытки заговорить или каким-то образом подбодрить товарища, но натыкался лишь на равнодушие и полное нежелание хоть как-то реагировать на его слова. В конце концов, он оставил спутника в покое и принялся искать выход сам. Сэр Норлингтон не мешал ему в этом предприятии, но результат, как и следовало ожидать, оказался нулевым.

– Неужели вы полагаете, Джеймс, что тот, кто подготовил эту ловушку, был столь любезен, чтобы оставить нам хоть какую-нибудь возможность выбраться? – Старозаветный паладин глядел с сомнением.

– А вы, сэр, неужели желаете сдаться на его милость?! – возмущенно отреагировал Джеймс.

Сэр Норлингтон промолчал.

– У вас ведь был план, сэр! – Молодой рыцарь подошел к товарищу. – Когда вы решили спускаться в заведомую ловушку! Вы же на что-то рассчитывали! Должен был у вас быть скрытый козырь, как не дать нас убить под холмом!

– Да! – зло ответил старозаветный паладин. – Я рассчитывал, что мы обнаружим того, кто нас заманил на Терновые Холмы, убьем его и отправимся назад. У меня был скрытый козырь, но он не годится для… пустоты! Уж чего я предположить не мог, что нас просто-напросто запрут!

Джеймс покачал головой и снова повернулся к двери:

– Я попытаюсь рассуждать, как некий занудный старик, – сказал он, – который был ко мне приставлен, чтобы различные интриганы не обвели меня вокруг пальца, хорошо? – Молодой рыцарь принялся рассуждать: – Вы бы сказали, что все не то, чем кажется. Что еще? Что я слишком наивный… Не то… О! Вы бы сказали, что все козни – это не более чем клубки, и нужно всего лишь их распутать.

– Как же так вышло…  – негодующе рычал себе под нос сэр Норлингтон. – Как так вышло, что мы с самого начала знали, что эта тварь водит нас за нос, но так ничего и не предприняли! Почему мы не взяли нож, не освежевали мерзавца, не выпытали у него все, что он знает?

– Потому что мы – не такие люди, – ответил Джеймс.

– Да. Мы – глупцы и самоубийцы.

– Сэр, вы были правы, говоря про коварный гений, скрытый в крошечном теле Крыся, – сказал Джеймс. – Но его беда в том, что и он сам это знает. Он считает себя невесть каким манипулятором и умником. Вот вы говорили еще там, на тракте, что мой учитель, сэр Ильдиар де Нот, не готовил меня к встречам с подобными подлецами, но однажды он сказал мне: «Эти люди, Джеймс, проигрывают лишь в двух случаях: когда им попадается более ловкий и изощренный игрок, либо тогда, когда, они забываются и допускают просчет из-за собственного тщеславия». Тогда он имел в виду Танкреда Бремера, но, я думаю, это подходит ко всем. Наш с вами хвостатый друг слишком заигрался в великого интригана, а значит – ему проще простого допустить промах. Как по мне, он просто обожает свою игру, а посему не видит дальше собственного носа или, если угодно, своей этой тетради для записей. Кто знает, может, он упустил что-нибудь…

– Тетради? – Сэр Норлингтон вдруг изменился в лице. – Джеймс, друг мой, кажется, я понял!

– Вы что-то вспомнили, сэр? – с надеждой в голосе спросил молодой рыцарь. – Что-то, что может помочь нам?

– Да, будь я неладен! Если бы только я не стал упиваться своим отчаянием… Он убегал от нас на всех четырех! На четырех лапах! Подлец просто не мог нести свою тетрадь, она по-прежнему где-то здесь, валяется в пыли, и вы, должно быть, уже раз десять по ней прошлись…

Пленники усыпальницы бросились обыскивать камни, начав с того места, где Крысь укусил Джеймса за палец. Как ни странно, ничего обнаружить не удалось, они исследовали весь пол в зале, несколько раз проверили маршрут хвостатого беглеца, но тетради нигде не было. Паладины уже было отчаялись, когда молодой рыцарь догадался на всякий случай посмотреть внутри пустующих саркофагов. Крохотная, размером с мизинец, книжица одиноко лежала там – было похоже, что не имея возможности спрятать свои записи, хвостатый решил зашвырнуть рабочую тетрадь подальше. Он справедливо рассудил, что пустующее пока что место предполагаемого упокоения его «марионеток» будет последним местом, куда они вздумают заглянуть.

– Буквы слишком мелкие, совсем ничего не разобрать, – пожаловался Джеймс. Он как мог напрягал зрение, поднеся раскрытую тетрадь почти к самому носу, но прочесть подобное, да еще при тусклом освещении льющегося через витражи расплывающегося света, оказалось выше его человеческих возможностей. Не помог даже фонарь с черным огнем.

– Гм… была тут у меня одна вещица, – пробормотал сэр Норлингтон и принялся рыться в походном мешке. – Если, конечно, треклятые гоблины ею не заинтересовались…

Старозаветный паладин извлек на свет небольшую шкатулку, доверху набитую разным хламом – от уже знакомых Джеймсу атласных лент и мешочков с травами до завернутого в черную ткань стеклянного шара и непонятных измерительных инструментов. Молодой рыцарь не раз задавался вопросом: для каких целей его спутник таскает с собой столько никому не нужных вещей, но не найдя ответа, списывал эту странность на силу привычки и чудачество старика.

– Да вот же оно! Давненько дело было…  – Сэр Норлингтон наконец нашел, что искал. Этим предметом оказался весьма необычного вида механизм. Он состоял из двух стеклянных линз, установленных одна над другой и соединенных тонкими серебряными спицами. Между стеклами на металлическом кольце был растянут клочок ткани, настолько тонкой, что заметить ее можно было лишь под определенным углом. В основании прибора крепились крошечные скляночки, в которых перетекала серебряная жидкость, рядом размещались словно бы обычные швейные иглы – ушками к центру.

– Полагаю, вы сейчас мучаетесь догадками, Джеймс, – сказал сэр Норлингтон. – Гадаете, что же это такое… На деле вы видите перед собой уникальную вещь, равных которым в Ронстраде не осталось. Это, мой друг, стекла для охоты на невидимок.

– Невидимок? – поразился Джеймс. – Но почему вы не использовали эту штуковину, когда на нас напали фоморы?

– Потому что фоморы – вовсе не невидимки, – наставительно заметил старозаветный паладин. – Они просто прячутся, не позволяя наблюдателю сфокусироваться на них, но они видимы, и в их случае это всего лишь отвод глаз. Что же касается настоящих невидимок… Да, было время я на них охотился – только через эти стекла их и можно было разглядеть…

Говоря все это, сэр Норлингтон проводил с чудным прибором какие-то манипуляции. Сперва он открутил малозаметные винты в его основании, после чего вытащил из оправы кольцо с тканью и кольцо с иголками. Теперь между стеклами не было преград, и старозаветный паладин еще некоторое время подвигал их вверх и вниз, подбирая фокус.

– Будьте добры, Джеймс, подайте-ка сюда писанину нашего сбежавшего друга.

Джеймс протянул находку товарищу, и сэр Норлингтон разложил ее перед собой на ступенях постамента, аккуратно раскрыл и принялся осторожно перелистывать ногтем крохотные страницы.

– Так, ну это все дела давние, не слишком нам интересные, – бормотал себе под нос сэр Норлингтон, листая записи. – Нет, ну вы только подумайте, Джеймс, каково же упущение маленького проныры в том, что он сам научил нас понимать терновый язык – вот уж стоило бы ему подумать об этом загодя. И да, кое в чем я все-таки оказался прав – мы с самого начала значились в его планах. Тут встречается много малопонятных пометок и очень странные даты, но одно я теперь могу сказать точно – привел нас на Терновые Холмы именно Крысь. Весь памятный трюк с трактиром – его рук дело. Здесь упоминаются Голодный и Зверь, причем очень подробно описаны характеры и то, как следует их обмануть. «Голодный Зверь нипочем не узнает, кто эти путники, и вынужден будет впустить их и провести через дверь…». Кхм…

– Что насчет нашего пребывания здесь? – нетерпеливо спросил Джеймс. – Это должно быть в самом конце, вдруг там найдется что-то, что поможет нам выбраться!

Сэр Норлингтон перевернул еще несколько страниц, остановившись на последнем листке с записями. Здесь убористый текст выглядел тщательно выстроенным по пунктам, часть из которых была вычеркнута, а другая – напротив, подчеркнута.

«– Норкан из семьи Дворн так и не понял, что я подсказал ему, где отыскать розалита в цветении, не просто так. И все же он что-то подозревает. Этот нейферту опасен – нужно будет удостовериться, что он мертв прежде, чем сбежать. (Вычеркнуто).

– Приманить Кукольника птичьим фонарем. Пока он дойдет от холма Меганни, караван будет двигаться мимо Холма-со-старой-трубой. (Вычеркнуто).

– Облапошить Дж., а Н. и так ничего не будет соображать после ядовитой воды. Облапошить Дж. ничего не стòит: он поверил, что вывести человека из сна нейферту можно только ядовитой водой. Жаль, нельзя оставить Н. как он есть – они нужны оба. (Вычеркнуто).

– Отдать Кукольнику розалита. Это свяжет его и сильно замедлит. (Вычеркнуто).

– Пересечь Тер-Грата до захода солнца. Встреча с греббергами – очень не желательно. (Вычеркнуто).

– Не дать олухам подняться на холм – надписи на надгробиях могут все испортить. Провести их внутрь. (Вычеркнуто).

– Заговорить зубы, пустить пыль в глаза – это будет несложно: один – напыщенный и склонный к высокопарности тюфяк, другой – высокомерный зануда, считающий, что он в чем-то лучше первого, если читает тому уничижительные нотации. Как же Крысь устал слушать их бесконечные перебранки! Но скоро они, наконец, замолкнут… Убедить болванов спуститься в самый низ. (Вычеркнуто).

– В зале Магов все уже готово к пробуждению. Осталось лишь заполнить два пустых гробика. (Подчеркнуто).

– Вести себя осторожно. Ни за что не потревожить трау. (Подчеркнуто).

– Дождаться, пока уснут, пожелать сладких снов, хи-хи. (Подчеркнуто).

– Исполнить задуманное. Смотритель так ничего и не заметит, пока не станет поздно. Йо-хо, Крысь самый полезный и точно умнее всех! (Обведено и подчеркнуто несколько раз)».

Дальше ничего не было. Сэр Норлингтон закончил читать записи вслух и повернулся к Джеймсу:

– Ну, и что вы на этот счет скажете, Джеймс?

– Вы – высокомерный зануда, – не смог удержаться молодой рыцарь.

– Не менее чем вы – склонный к высокопарности тюфяк, о чем я не устану вам повторять. – Старозаветный паладин усмехнулся. – Но я не об этом. Что вы думаете о плане крысенка?

– Нам нельзя спать, – выделил наиболее, на его взгляд, важный момент Джеймс.

– Верно, если заснем, можем уже не проснуться, – кивнул сэр Норлингтон. – Кто-то должен оставаться караулить, пока другой дремлет. Не думаю, что маленький подлец сумеет совладать даже с одним из нас. Скорее, придумает очередную хитрость, а на это понадобится время. Что еще?

– «Смотритель так ничего и не заметит». Крысь пытается перехитрить его, – предположил Джеймс. – Мы можем только гадать, что это за существо и чем руководствуется, но, определенно, оно могло бы помочь нам, а мы – ему.

– Тоже правильно, – согласился сэр Норлингтон. – Остается лишь придумать, как его найти. Боюсь, что здесь и сейчас его нет, и вряд ли мы можем позволить себе просто сидеть и ждать, пока ему вздумается появиться в этом зале, – Крысь непременно найдет способ завершить начатое. Но в записях есть еще кое-что… Ну же, давайте, скажите то главное, на что вам следовало бы обратить внимание сразу!

– Эээ…  – Джеймс несколько растерялся. – Там, кажется, упоминалось что-то вроде «не потревожить трау». В таком случае, полагаю, нам стòит задуматься над тем, чтобы как раз таки его «потревожить». Знать бы еще, кто или что это.

– Отлично! – заулыбался старозаветный паладин. – Вы совершенно правы, друг мой. Все, что каким-то образом нарушит планы Крыся, может в определенной мере помочь нам. И нам повезло, что я знаю, кто такие трау.

Сэр Норлингтон сделал паузу, явно ожидая наводящего вопроса. Но Джеймс лишь снисходительно улыбнулся – он уже успел хорошо изучить характер своего спутника и не торопился подыгрывать его тщеславию – зачем, если и так все расскажет. Старозаветный паладин деланно вздохнул и продолжил:

– Трау – как и фоморы, и нейферту, существа из-за порога, но при этом они являются сугубо ночными тварями – не могут появляться на солнечном свету, и все тут. – Сэр Норлингтон попытался вспомнить все, что он знает о трау: – В Ронстраде они встречаются крайне редко, и о самом существовании их знают совсем немногие: ведьмы, колдуны, цыгане. Когда-то и странствующие паладины не считали зазорным пользоваться услугами Темных Скрипачей. Трау – непревзойденные музыканты, играющие чарующие мелодии в ночной безлунной тиши, но их ценили вовсе не за этот талант. Ведь кроме виртуозного владения скрипкой, трау еще и прекрасные шпионы, способные добыть любые сведения: вы попробуйте что-то скрыть от того, кто способен проходить сквозь любые стены и является частью темноты.

– И как нам его найти, если он мастер скрываться? – не вытерпел Джеймс.

– Прежде всего, неплохо было бы выяснить, сколько мы тут торчим, и не слишком ли позднее время для трау? – Сэр Норлингтон снова принялся рыться в своем мешке. Он вытащил оттуда уже знакомое Джеймсу зеркальце в серебристой оправе, после чего выставил его перед собой и чуть слышно произнес:

 
Лги – не лги, а правды не скроешь…
 

Джеймс подошел к сэру Норлингтону и, терзаемый любопытством, заглянул тому через плечо. В зеркале отражалось лишь недовольное лицо старозаветного паладина.

 
Ткну гвоздем! Ткну! Ты застонешь?
 

Зеркало никак не отреагировало.

 
Ползет луна-нищенка там, по холму?
Луна-нищенка там? Я никак не пойму…
 

Лицо сэра Норлингтона в старом зеркале вдруг поплыло и постепенно почернело. Теперь там отражалось темное ночное небо, сокрытое хмурыми тучами. Джеймс уже ничему не удивлялся: он давно привык, что старозаветные паладины (по крайней мере, этот) немного колдуны. Хотя и не ему об этом было судить, учитывая то, что он сам являлся паладином из ордена, где заклинают огонь.

– Если нейферту склонны к ужасной музыке, – сказал молодой рыцарь, – то вы сэр, уже давно успел заметить, – к не менее невыносимым стихам.

– А с этим утомительным зеркалом можно разговаривать лишь стихотворно, – раздраженно ответил сэр Норлингтон. – Глупая шутка глупого волшебника, не к ночи он будь упомянут… Но тем не менее я вижу, что час вполне подходящий…  – Старозаветный паладин оторвался от созерцания зеркальной глади и обернулся к своему спутнику с весьма неожиданным для того вопросом: – Вы умеете петь, Джеймс?

– Признаться, не очень, сэр, – смущенно отозвался молодой рыцарь, когда понял, что ему не послышалось. – Я если и пою, то непременно нескладно, музыка и рифмованный слог никогда не давались мне легко.

– Вот и отлично, что вы не умеете петь! – Воскликнул сэр Норлингтон, а Джеймс оскорбленно нахмурился: нет, все-таки его спутник был совершенно несносной личностью. – Вот и славно! Потому что от нас с вами требуется петь именно что нескладно, причем лучше сразу в два нерадивых голоса, тогда тонкий слух трау не выдержит подобного, и он будет вынужден явиться сюда, чтобы прекратить пытку. Знаете какую-нибудь песню или балладу? А, хотя…  – он вдруг прервал себя и выразительно поглядел на Джеймса. – «Идем на юг», походную песню рыцарей ордена «Руки и Меча», помните, надеюсь?

Не дожидаясь ответа, старозаветный паладин тут же начал петь – несмотря ни на что у него получалось весьма недурно:

 
Наш путь лежит за край земли —
Дорогу стелют небеса.
Среди болот, что впереди —
Чудовищ мерзких голоса…
 

Джеймс собрался с духом и принялся подпевать, чувствую себя при этом невероятным болваном.

Сэр Норлингтон, в свою очередь, прекрасно знал, что Джеймс помнит эту балладу, ведь еще в самом начале их совместного пути, когда голова его была сплошь лыса, а борода представляла собой переплетение паутины, молодой рыцарь имел глупость напевать ее себе под нос на тракте. Когда же это было?! Кажется, добрых сотню лет назад – столько всего с того времени случилось…

 
Рассвет встречает страшный юг,
Бессмертной славой манит бой,
Скрепляя светом веры дух,
Зовет Лоргайн нас за собой
 

.

А «имел глупость» Джеймс потому, что ворчливый и сварливый старик как раз из-за этой баллады впервые к нему придрался. Хмурясь и морщась, с видом, как будто его рот набит дождевыми червями, сэр Норлингтон начал осуждающе разглагольствовать: «Сэр Мур Лоргайн затеял великое дело, имея целью возродить паладинство, – говорил он с нескрываемым презрением и к самому упомянутому великому магистру, и к Джеймсу, который поет о нем баллады. – Но вот, что печально: именно поход Меча обернулся закатом для того самого паладинства. Немногие рыцари вернулись обратно, слишком велики были потери, а достигнутые цели – призрачны. В конечном итоге все захваченные ими земли достались некромантам. Ронстрад ничего не выиграл от того похода, но лишился своих лучших мечей и самых храбрых сердец. Хуже того – он лишился тех, кто мог воспитать истинную суть рыцарства в молодых сквайрах. Целое поколение рыцарей сгинуло в одночасье…».

 
Нас ждут и орки, и драконы —
Приносят ветры злую весть.
Но путь наш свят, ведь за корону
Ведут нас вера, долг и честь.
 

Молодой рыцарь пытался спорить, будучи еще не знаком с непреклонным характером спутника: «Но ведь осталась же память! – восклицал Джеймс. – Заветы магистра Лоргайна и по сей день ведут рыцарей. То, что его орден спустя годы был извращен и пал во тьму, ничуть не умаляет святости самогò великого праведника!». На что старик ответил: «Пусть сейчас мои глаза плохо видят, но так было не всегда…  – сэр Норлингтон говорил со злостью. – Сэр Мур Лоргайн был ослепленным, упрямым, не желающим принимать ничьи советы фанатиком. Поверьте, я знаю, о чем говорю, и мне горько видеть, как его славят. Именно на нем лежит основная вина за поражение, но при это именно его треклятое имя было поднято на стяг после смерти, и именно его помнят потомки. В то время как многие другие, гораздо более достойные славы рыцари сложили головы по его вине и совершенно забыты…  Все знают эту бансротову балладу…».

Тогда Джеймс не нашел, что ответить. А сейчас… он даже не стал бы спорить. Он признавал, что строки в этой балладе, чего греха таить, были весьма высокопарными. И об идеалах в них говорилось высокопарных. К тому же, Джеймс понимал: сэр Норлингтон неслучайно о ней вспомнил – должно быть, решил преподать ему очередной урок. Разумеется, сейчас молодой рыцарь, пережив боль, плен, обман и предательства, окунувшись в грязь Терновых Холмов с головой, несколько изменил свое отношение к излишней торжественности и рыцарскому самопожертвованию, сиречь претенциозному самоубийству, если переводить с языка сэра Прокарда Норлингтона. А старозаветный паладин решил, видимо, показать своему молодому товарищу разницу между ним теперешним и ним тогдашним, не иначе. Нашел время, что сказать…

 
Коль бьется гордостью душа,
И кровь лихая горяча,
Пустые грезы развенчав,
Зовет нас в путь Поход Меча…
 

Старозаветный паладин оборвал пение так резко, что молодой рыцарь даже вздрогнул.

– Что вы?…  – начал было Джеймс.

– Тихо! – Сэр Норлингтон предостерегающе поднял вверх указательный палец. – Кажется, я его вижу. – И предусмотрительно перейдя на шепот, добавил: – За нами наблюдает трау. Осторожно поверните голову и взгляните вон туда… в тени алькова, на стене справа – видите?

Джеймс посмотрел в указанную сторону и действительно сумел различить в каменной кладке пару темно-синих глаз, внимательно наблюдающих за ними. На мгновение их взгляды встретились, и Джеймс невольно вздрогнул.

Взяв себя в руки, молодой рыцарь осторожно шагнул в сторону необычной стены:

– Почтенный господин трау, – позвал он, – не будете ли вы столь любезны, чтобы открыться нам, коль уж вы здесь?

Сэр Норлингтон хотел что-то сказать, но передумал – он прекрасно понимал, что нет ничего хуже, чем демонстрировать незнакомым существам отсутствие согласия между собой. Потому он просто отошел в сторону, предоставив Джеймсу вести переговоры. Тем более что трау уже показался на свет – непосредственность молодого рыцаря и манерное обращение явно подкупили его.

Сначала из стены показалась изящная скрипка вишневого цвета, висящая на ремне, затем – серый, под цвет камня, плащ, на котором инструмент был закреплен, а затем уже все существо покинуло свое укрытие, выйдя спиной вперед. Незнакомец был высок и строен, он был облачен в одежды, будто сшитые из множества лент. Его иссиня-черные волосы струились по плечам, очень длинные и изящные пальцы правой руки сжимали тонкий смычок, левая ладонь при этом предостерегающе лежала на рукояти кинжала-трезубца, висящего на поясе. Трау робко озирался, в его огромных темно-синих глазах застыла неуверенность.

Полностью выйдя из стены, которая, как и прежде, выглядела непроницаемой, пришелец развернулся к рыцарям лицом и заговорил; его трепещущий голос выдавал немалое волнение:

– Позвольте представиться, Роффе, сын Руффе, сына Руфуса, сына… впрочем, мое полное имя будет для вас слишком долгим, – с некоторым сожалением в голосе произнесло существо: очевидно, что если бы трау заговорил с другим трау, то мог бы произносить свое имя часами, перечисляя всех предков до самого основателя рода. После чего терпеливо и невозмутимо выслушал бы полное представление с другой стороны.

– Джеймс Доусон, паладин ордена Священного Пламени, к вашим услугам, – представился рыцарь. – А это мой спутник, почтенный сэр Прокард Норлингтон.

Трау слегка поклонился и демонстративно убрал руку с кинжала:

– Ваши слова были учтивы, добрые господа, чего нельзя сказать о вашем пении. Мне горько просить вас замолчать, но я вынужден это сделать, как и поинтересоваться, кто вы, и какими путями попали сюда, где не место существам с теплой кровью.

Джеймс вежливо поклонился в ответ и вдруг почувствовал, как его сердце будто кольнули иглой. Он непроизвольно поморщился, отмечая странное ощущение, которое, по всей вероятности, вызвало присутствие трау. Это было, как внезапно появившийся страх преследования, ощущение того, что где бы ты ни остановился, ты будешь в опасности, что где бы ни заснул, уже не проснешься, и что бы ты ни съел – все отравлено.

Джеймс бросил короткий взгляд на сэра Норлингтона – старозаветный паладин хмурился, но выглядел при этом не раздраженно, а печально: словно вспомнил о незавершенном деле. Это подтверждало предположения молодого рыцаря.

Трау при этом выглядел скорее заблудившимся, чем представляющим угрозу. Он покусывал губу, а его длинные острые уши едва заметно шевелились, будто он вслушивался в подземные звуки и выискивал опасность для себя. Только лишь теперь Джеймс как следует разглядел нового знакомого.

Роффе, хоть отдаленно и походил на человека, но при ближайшем рассмотрении в нем нельзя было найти ничего людского. Скорее он походил на эльфа, лицо которого растрескалось из-за излишней эмоциональности и переживаний. При этом, очевидно, он был молод (как для трау), в нем проглядывали черты детской простоты и бесхитростности. При этом он влиял на собеседников, вселяя в них мрачность и беспросветность, вероятно, неосознанно, и подобное было лишь частью его природы.

Заставив себя не обращать внимания на собственное гнетущее состояние души, молодой рыцарь сказал:

– Увы, мы оказались здесь не по своей воле. Нас привело в этот зал бесчестное существо, которое…

– Тут есть еще кто-то? – забеспокоился Роффе.

Он принялся озираться, выискивая третьего спутника своих новых знакомых и вновь положив ладонь на рукоять кинжала-трезубца. И хоть до сего момента кожа трау была крайне бледной, сейчас он побелел еще сильнее. Длинный нос Темного Скрипача с усилием втянул воздух, после чего трау чихнул и закашлялся. Запах ему определенно не понравился.

– Его зовут Крысь, он из породы полумышей и долгое время был нашим проводником, – сказал старозаветный паладин. – Думаю, этот мерзавец должен быть знаком вам, потому как уже не первый раз появляется здесь.

– Эдакий вечно жалующийся на жизнь маленький страдалец с книжкой, в которую он записывает все свои горестные стенания? – Трау тяжело вздохнул. – Знаком, добрые господа, и это знакомство не может меня не тревожить.

Роффе снял со спины скрипку, вскинул смычок, и принялся играть – вместо ожидаемой музыки рыцари услышали шум дождя, скрежет ключа в замке и гулкий звук шагов по деревянному полу:

– Однажды он уже обманул меня, пообещав, что никогда более не появится здесь, – не прекращая игры, сказал трау. Мелодия стала более резкой, помимо этого к звукам, порождаемым скрипкой и не имеющим ничего общего со стонами обычной скрипки, добавилось отдаленное эхо грозы. – В тот раз мне не следовало жалеть его, но он выглядел таким несчастным, что я не решился сделать то, что был обязан… Увы, но за ошибки приходится расплачиваться – отныне я понесу самое строгое наказание – лишусь своей скрипки на целую сотню лет, если, конечно, не произойдет нечто похуже.

– Что может для трау быть важнее его скрипки? – усомнился сэр Норлингтон.

– То же, что и для вас, людей, – жизни тех, кого любишь. Потому что, если это существо преуспеет, то, боюсь, многие умрут, очень многие.

– Вы знаете, что он задумал? – спросил Джеймс.

Роффе сразу как-то сник, скрипка жалобно вскрикнула и, горестно вздохнув с последней нотой, смолкла. Когда трау заговорил, его голос перешел на зловещий шепот:

– Это усыпальница тех, кто погубил Терновые Холмы и не остановился бы ни перед чем, чтобы сохранить свою власть над тем, что осталось. А ведь осталось не слишком-то много. Сейчас в наших землях царит Вечная Осень. Но если проснутся вот эти, – трау обвел смычком вокруг, указав на безмолвные саркофаги, – то ей на смену придет Зима-Без-Надежды, Зима-Без-Конца. И тогда Чуждые Королевства вымрут.

– И какое место в его планах можем занимать мы?

– Смотритель, да воздастся ему в Небесной Склепе, зачаровал саркофаги. Их постояльцы не могут покинуть места своего упокоения самостоятельно, но…  – трау смолк.

– Что? – нетерпеливо спросил Джеймс.

– Этот Крысь… Он не выглядел тем, кто способен на подобное.

– Как вы думаете, зачем Крысь хотел пробудить усопших? – спросил Джеймс.

– Я не знаю, что они могли пообещать ему, но что бы это ни было – оно не стòит гибели мира. Теперь нам остается надеяться только на милость Смотрителя…

– Я полагаю, – начал сэр Норлингтон, – что мы являемся важной частью планов Крыся. Если бы мы смогли отсюда выбраться…

– Боюсь, без помощи Смотрителя мне не удастся вытащить вас отсюда. Я не могу открывать железные двери, а вы, как и прочие, не привыкли ходить сквозь стены. Моих сил не хватит, чтобы открыть для вас проход, и я не знаю, что должно произойти, чтобы хватило…

– Вы ведь не можете оставить все так, как есть, верно? – взмолился Джеймс. – Иначе маленький обманщик получит желаемое. Помогите нам – только так можно избежать катастрофы!

– Вы правы, – негромко проговорил Роффе. – Я не могу отправиться домой и забыть о том, что вы здесь. Ведь этот Крысь хитер – он найдет способ воплотить свой ужасный план!

– Вы поможете нам, почтенный Роффе? – спросил сэр Норлингтон.

– Не я. Смотритель. Я лишь возьмусь донести до него ваши слова. Ждите здесь.

Сказав это, трау закинул скрипку на ремне за спину и принялся пятиться, пока полностью не скрылся в стене, из которой незадолго до этого появился.

Джеймс и сэр Норлингтон переглянулись – теперь им предстояло ждать. Обоим хотелось верить, что недолго. Трау ушел, но тоскливое чувство обреченности не развеялось…

* * *

Спали, как и условились, – по очереди. Первым на стражу встал старозаветный паладин, и Джеймс сам не заметил, как провалиться в сон, который казался ему спасением от набирающего остроту чувства голода вкупе со злостью из-за вынужденного бездействия.