Текст книги "Твари в пути (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Но спасения не вышло. Мир грез обернулся для молодого рыцаря очередным кошмаром. Во сне он отчетливо видел свою Инельн, облаченную в платье-саван и лежащую без движения под серым могильным камнем, поросшим плющом и терном. Грудь девушки тяжело вздымалась, выцветшие волосы раскинулись вдоль плеч безжизненными нитями, а повернутое к нему лицо напоминало потекший воск. Сквозь ее тело проросли розы. Рядом с суженой Джеймса, в таких же могилах, лежали другие люди – знакомые ему люди! – их было много, намного больше, чем можно было представить, и каждый являлся обладателем своего надгробного камня. Зрелище это само по себе было настолько ужасным, что хотелось немедленно открыть глаза и проснуться, но хуже всего было четкое осознание того, что он видит перед собой вовсе не Терновые Холмы, а превращенные в безлюдные пустоши окрестности Гортена, вовсе не Чуждые Королевства, а родной и милый сердцу Ронстрад, в который неведомо как пришла Терновая Вечная Осень.

Джеймс очнулся в холодном поту, в полной уверенности, что сомкнул глаза всего на минуту.

– Уже выспались, мой друг? – с сомнением в голосе поинтересовался сэр Норлингтон.

Старозаветный паладин сидел, прислонившись спиной к хрустальной стенке собственного гроба. Он внимательно наблюдал за закрытыми дверьми, положив себе на колени фламберг. Вокруг рукояти меча и кисти сэра Норлингтона были обмотаны ленты – при этом Джеймс не узнавал многих узлов – и как это ему удалось справиться с непослушными полосками ткани?

Застонав, Джеймс поднял тяжелую, будто вымощенную изнутри камнем, голову с походного мешка, который сослужил ему в качестве подушки весьма плохую службу – ребра доспеха торчали и давили – все время, что он спал, они болезненно упирались ему в затылок:

– Отчего-то все сны, что снятся мне здесь, обращаются в кошмары. Должно быть, это от голода. Последний раз мне довелось поесть в лагере Красных Шапок, и, надо сказать, это была не лучшая из трапез.

– У меня и ее не было, – мрачно напомнил сэр Норлингтон, и Джеймс тут же устыдился своих слов, ведь его спутнику приходилось намного тяжелее, чем ему.

– Простите, сэр. Я не должен был. Это все стены и воздух – они давят, вгоняют в отчаяние.

– Это плохое место, – согласился старозаветный паладин. – Выстроенное с отвратительной целью бесчестными людьми. Но оно заставило меня вспомнить кое-что… а именно те заветы, хранить которые я когда-то клялся. Знаете, Джеймс…  – Сэр Норлингтон потер уставшие веки – было видно, как на самом деле он устал. – Всю свою жизнь я жалел о том, что однажды не исполнил того, что был должен. А понесенное мной наказание – то, что со мной сделали… то, каким вы меня увидели при нашей первой встрече – лишь усилило во мне злость. Никакого покоя. Никаких ожиданий. Только переживание горечи утрат. А еще осознание того, что люди – это худшие существа на всем свете… Я глядел на вас, пока вы спали… на вашем лице было столько страха – настоящего, человеческого. Когда боишься по-настоящему, когда переживаешь искренне. Я на подобные эмоции уже давно не способен. Когда мы попали на Терновые Холмы, я лишь утомленно подумал: «Ну вот, опять!». У меня забрали не только молодость. У меня забрали то, что делало меня живым. Я пропустил просто все на свете. Раз – и я полуслепой хромой старик, волокущий свое разбитое ведерко к колодцу. Я не умею переживать. Лишь один раз за последние два века слеза выбралась из моего глаза, будто крошечная колючая тварь, которой не терпелось родиться на свет. Тогда умер мой сын. На деле он не был моим сыном, но я всегда считал его таковым. Вы смотрите на меня с жалостью… не стòит, Джеймс. Моя пропущенная жизнь… я заслужил ее. Я не верю во вторые шансы, в искупления, в, упаси Хранн, замаливание грехов. Я просто знаю, что все наши проступки идут за нами след в след, прикидываются нашими тенями, и… Я вижу, вы не понимаете, к чему я клоню… Я продал свою жизнь. Рыцарство, тоже мне… вера, любовь, надежда, честь… Я слышал эти слова много раз, но я не понимаю, что они значат. Когда я спрашивал, отчего мы не содрали шкуру с хвостатого уродца и не выпытали у него все, вы сказали: «Мы – не такие люди».

– Сэр, я…

– Нет, Джеймс. Вы поглядите на них. На этих безвременно почивших в своих хрустальных гробах… Проспали свою жизнь, как и я. «Мы – не такие люди». Касательно вас я и не сомневаюсь: вы – хороший человек, Джеймс. Из тех, кто умирает рано, понимаете? Нет? Ильдиар де Нот правильно вас воспитал. Как сумел, он научил вас, что есть плохо, а что хорошо. Ильдиар де Нот – достойный человек, искренний, храбрый, честный… Вы знали, что он очень похож на моего сына?

– Я вообще не знал, что у вас был сын, сэр.

– Да, очень похож… Как две капли воды. Те же неудержимость, горячность, нетерпение и как следствие склонность спотыкаться и падать лицом на торчащие гвозди. И мне казалось, что я пытаюсь уберечь вас от падения на гвозди. Понимаете? Нет? Ну и не важно. Что я хочу сказать? Я – как они, как эти твари в хрустальных гробах. И я волочу собственный гроб на цепи за спиной. Развязка близка, и очень скоро мне придется выбирать: пройти проторенным путем, волоча его, или сбросить и пусть разбивается к Бансроту. Я проспал всю жизнь, и очнулся в другую эпоху. Все мои наставления… они… я будто пытаюсь затянуть вас в прошлое. Я сижу здесь, в этой усыпальнице, гляжу на них и гадаю: что могут знать люди о нынешних временах, когда они их не видели, не слышали ничего о них, не чувствовали их. Они встанут. Отбросят крышки. Потянут затекшими шеями. И попытаются вшить в сегодня их собственное вчера. Они попытаются перекроить все кругом под то, что помнят лишь они. И мне кажется… нет, я уверен! Уверен, что пытался делать то же самое. Пытался перекроить вас по своему разумению… Не понимая, что мне все равно никого не уберечь от проклятого падения на эти проклятые гвозди.

– Сэр, вам точно следует отдохнуть, – тяжело вздохнул Джеймс. – Эти стены давят не только на мой разум. Поспите, я покараулю.

Сэр Норлингтон кивнул и закрыл глаза. Джеймс некоторое время с тревогой смотрел на него – очевидно, бывшему старику приходилось еще хуже, чем ему. Груз прошлых ошибок способен взрастить в душе таких демонов, которые сожрут изнутри и даже крошки не оставят. Вся горечь Джеймса о разлуке с Инельн не шла с этим ни в какое сравнение, ведь, несмотря на тоску, в нем жила надежда, в то время как сэр Норлингтон, копаясь в своем прошлом, способен был опереться лишь на потери и сожаления. Можно было лишь позавидовать силе духа этого человека…

Джеймс настолько ушел в свои размышления, что не сразу заметил: массивная дверь с изображением оплетенного терном кристалла в центре начала открываться. Никакого скрипа, ни единичного лязга металла – створки просто бесшумно разошлись в стороны, открывая проход для кого-то. Из черноты коридора до слуха рыцаря донеслись тяжелые шаги, будто грохотали по камням несколько пар рыцарских башмаков.

– Сэр Норлингтон, вставайте! Да очнитесь же! – Джеймс пытался растолкать товарища.

Старозаветный паладин открыл глаза в тот самый миг, когда появившийся из мрака незнакомец вошел в залу.

Сколько уродливых монстров и жутких тварей за короткое время своего пребывания на Терновых Холмах уже повстречали ронстрадские паладины! Каких только они не видели странностей и того, что при ином раскладе должно было быть просто невозможным! И все равно всякий раз они искренне поражались все новым искаженным, извращенным, немыслимым изыскам Чуждых Королевств. Вот и появившийся в дверях незнакомец предстал для них во всей своей отталкивающей красе.

С виду это был худой мужчина с впалым, уставшим лицом старого, давно потерявшего всякий интерес к работе, палача. Одно но… его кожа, волосы и ткань одежды были сплетены из тонких нитей разных оттенков фиолетового. Узкое лицо было соткано из нитей бледных, как пух чертополоха. Оно отличалось жесткостью черт и живой человеческой мимикой, но это не отменяло того факта, что незнакомец напоминал ужасную куклу. Длинные, достигающие груди волосы были темно-пурпурными, они шевелились как живые, ежесекундно сплетаясь в вязь непонятных символов и тут же расплетаясь обратно. Подолы чернильной мантии стелились за незнакомцем по полу, и казалось, они текут, казалось, что это вовсе не ткань, а густая жидкость.

Плетеного Человека сопровождало двое существ с вздернутыми, словно порывом ветра, прическами, в которых срослись длинные черные волосы и угольные перья. Войдя в зал, они распрямили спины и гордо вскинули головы – пришельцы были так высоки, что в коридоре им приходилось идти согнувшись. Белые лица тварей походили на треснувшие фарфоровые маски, достойные театра ужасов: вместо глаз в гладкой коже зияли смоляные разрезы, будто сделанные ножом крест-накрест, а от лишенных губ ртов по лицам расходились длинные черные трещины. С каждым выдохом из оскаленных пастей в воздух вырывалось облачко пыли, а легкие незнакомцев издавали скрежещущие звуки, словно внутри них работали какие-то механизмы. Одеты твари были в черные складчатые плащи и камзолы, плотно облегающие угловатые тела, а в длинных руках они сжимали рукояти волнистых мечей, с вороненых клинков которых на каменный пол капала смола.

– Спригганы…  – едва слышно прошептал сэр Норлингтон и попятился, поднимая меч.

Последовав его примеру, Джеймс отступил вглубь алькова. Его собственный меч послушно покинул ножны.

Первый из монстров вошел в зал, грубо вытолкнув перед собой трау – непривыкшее к подобному обращению, робкое существо споткнулось и беспомощно растянулось на полу. Поднимаясь, Роффе едва слышно всхлипывал и бережно прижимал к груди обломки разрубленной пополам скрипки. Он крепко держал ее, не в силах отпустить, как безутешная мать – умершее дитя. Порванные струны инструмента сиротливо обвисли, как, впрочем, и правая рука его владельца, переломанная в области локтевого сустава. Глаза трау были полны серебристых слез, и еще в них застыл страх, самый сильный и примитивный из всех, – страх перед причинением боли. Второе из черно-оперенных существ тянуло за собой железную нить, на конце которой, болтаясь в затянутой вокруг шеи петле, беспомощно волочился по полу Крысь, оставляя на мраморных плитах грязные кровавые полосы. Его обращенная вверх морда была превращена в жуткую рану, будто полумышь раз за разом жестоко били головой об острые камни. Правый глаз почти полностью вытек – опухшее слипшееся веко едва заметно дрожало, прикрывая то, что под ним осталось.

– Сейчас самое время, Джеймс, – негромко проговорил сэр Норлингтон.

Молодой рыцарь кивнул. Яркое пламя охватило его ладонь и тут же перепрыгнуло на клинок, затягивая собой дол, лезвия и поглощая острие.

Ответом ему стал злобный скрежет, как будто мельничные жернова задели друг друга, кроша камень вместо зерна. Ближайший к молодому рыцарю спригган вдруг мелко затрясся, запрокинув голову, выпуская в воздух из легких целые тучи пыли и издавая эти жуткие, режущие слух, звуки. Джеймс не сразу сообразил, что это смех.

– Бросьте свои игрушки, – холодно приказал Плетеный Человек. – Против моих слуг они вам не помогут. Стòит мне сказать одно лишь слово, и Верберин с Креслином с радостью отрежут головы любому из вас.

«Верберин, – вдруг подумал Джеймс. – Где я мог слышать это имя?».

– Зачем бы ты ни пришел…  – В глазах сэра Норлингтона не было страха – лишь одна мрачная решимость. – Что бы ни приказал им… Мы не сдадимся. Я прекрасно знаю, на что способны спригганы. Я видел, что эти чудовища делают с теми, кто попадает к ним в плен.

– Больше они не берут пленных. – На нитяных губах Плетеного Человека появилась усмешка.

Одна из облаченных в сумрак фигур, подняв волнистый меч, шагнула в сторону сэра Норлингтона, другой спригган вскинул клинок в направлении Джеймса, но хозяин жестом остановил их. Оба замерли, будто так и умерли стоя.

– Вы не можете оторвать глаз от них? – Плетеный Человек выглядел самодовольным. – Это немудрено, ведь они совершенны, – он говорил тоном какого-нибудь провинциального владетеля, расхваливающего особенности своих охотничьих собак. – Мои совершенные убийцы… И совершенны они не только потому, что им в их деле не найти равных, а в силу того, что сначала они прикончат своих врагов, после – их слуг, а затем точно так же убьют женщин, стариков и детей, не задумываясь и не сомневаясь. Хорошему оружию не положено рассуждать, а они и есть – оружие, не задающее вопросов и не знающее пощады. Любуйтесь, пока у вас есть чем…

Один из спригганов по-прежнему стоял без движения с вскинутым мечом. Второй же повернул увенчанную перьями голову, устремив черные щели-глаза на хозяина. Он ничего не сказал – в непроглядных провалах было невозможно прочесть эмоции, но Джеймс готов был поклясться, что не задающему вопросов оружию совсем не понравилось, как о нем отозвались.

– Я сказал вам бросить ваши бесполезные игрушки!

Плетеный Человек не пошевелил и пальцем, но в тот же миг фламберг старозаветного паладина вдруг стал невыносимо тяжелым и вывалился из его ослабевших рук – не помогли даже ленты, которые прежде связывали меч и его хозяина. Почти сразу же Джеймс в недоумении выронил Тайран – пламя на клинке погасло с такой же легкостью, с какой сам молодой рыцарь разжал переставшие слушаться пальцы. Клинки звякнули, одновременно ударившись о каменные плиты пола.

Плетеный Человек улыбнулся. На его нитяном лице появилось отвратное выражение, как будто он не просто радовался беспомощности загнанных в угол паладинов, а наслаждался ею, смаковал ее, как спелую винную ягоду. Джеймс видел, что это существо было из тех, кто питается чужой болью, чужим страхом. Несмотря на всех тех, кого он встречал на Терновых Холмах, несмотря на присутствие жутких спригганов, он понял, что сейчас стòит напротив худшей из всех возможных тварей. И беда была в том, что они сами его сюда позвали. Разумеется, молодой рыцарь сразу же понял, кто это такой. И тот словно прочел его мысли:

– Вы так расстарались, чтобы меня увидеть, а теперь, смотрю, не очень-то рады, – сказал Плетеный Человек. – Впрочем, как бы меня не тешило переполняющее вас отчаяние, я тоже не рад этой встрече, ведь из-за нее мне пришлось спуститься туда, где я не появлялся почти тысячу лет и думал, не появлюсь еще столько же. Но слухи… если бы не слухи о готовящемся ритуале пробуждения…

– Мы ждали здесь вовсе не вас! – в яростном негодовании вскинулся Джеймс. – Мы ждали величайшего из магов, мудрого и могущественного человека. А явился изувер! Тот, кого мелочно радует доставлять страдания другим.

– Мелочно? – холодно произнес Плетеный Человек. – Страдания – это единственное, что еще имеет ценность на осенних холмах. А страдания тех, кто заслужил их…  – он остановил взгляд на застывшем на коленях трау, – это моя собственность по праву.

Роффе выглядел так, словно из него вырезали его душу. Хотя если вспомнить слова сэра Норлингтона о связи трау с его скрипкой, то, вероятно, так все и обстояло. Роффе был все равно, что мертв, и сейчас держался в мире живых будто по инерции, а быть может, ему просто не давали умереть…

– И чем же он заслужил подобное? – гневно спросил Джеймс.

– Он подвел меня…  – последовал ответ. – Допустил, чтобы эта падаль, – Плетеный Человек поглядел на изувеченного Крыся, – вытворяла, что ей вздумается.

Усатое существо под его взглядом пронзительно заверещало, сотрясаясь в судорогах от боли. Крысь то и дело хватался руками за душащую его удавку, но был не в силах даже немного ослабить ее своими пальцами. Присмотревшись, Джеймс увидел, что суставы на обеих его руках раздроблены, а фаланги превращены в жалкие обрубки. Несмотря на все то зло, что причинил им хвостатый, молодому рыцарю вдруг стало его невероятно жалко – несчастный Крысь никогда уже не сможет держать свое крошечное перо.

– Мне были нужны ответы…  – Плетеный Человек проследил за взглядом Джеймса. – А спригганские наперстки-вороты наилучший метод их получить.

– Чего вы пытаетесь добиться своей жестокостью? – глухо спросил Джеймс.

– Пытки и страх смерти позволяют добиться нужного результата быстрее всего, или, быть может, вы не согласны? – Он покачал головой. – Хотя мне не нужно ваше согласие… Мне нужно, чтобы вы истекли кровью настолько медленно, насколько это возможно. Мне нужно, чтобы вы при этом кричали, но не просто вопили от боли, а честно открыли мне, что вы были намерены делать с пустыми гробами? Как именно вы планировали провести ритуал пробуждения? А еще – куда вы спрятали стеклянные ключи? Креслин…

Один из спригганов снял с пояса нечто, напоминающее цепь с торчащими штырями, фигурными замками, тонкими серебряными трубками и винтом ворота. Сжимая в одной руке свой меч, другой он принялся ловко вертеть и складывать цепь, собирая из нее какую-то жуткого вида машину.

– Пока Креслин готовит «Вымогатель», – начал Плетеный Человек, – может быть, вы расскажете мне все сами? Отцедите немного откровенности, как сделали до вас эти двое? – Он указал на Роффе и Крыся. Полумышь при этом повернул свою голову – удивительно, но на его морде будто бы проступало удовлетворение. Казалось, он улыбался…

– Подумать только! – неожиданно вступил в разговор сэр Норлингтон. – Великий Смотритель грозится выпустить из двух жалких человечишек всю кровь! Великий Смотритель грозится заставить нас изойти в криках! Вот только он не знает, что скорее поскользнется на нашей крови, и оглохнет от наших криков.

– Сэр, – испуганно начал Джеймс, – быть может, все же не стòит…

– Что?! – Плетеный Человек глядел на старозаветного паладина удивленно. – Кое-кто тут настолько уверен в себе, что пытается угрожать мне? Что ж, возможно, двое живых наглецов – это слишком много. Чтобы пролить свет на кое-какие детали, достаточно будет и одного.

– Именно с этого и начинается падение…  – сказал сэр Норлингтон.

– Убей его, Верберин. – Плетеный Человек указал на старозаветного паладина сприггану, волосы которого вперемешку с перьями походили на высокую корону. Истекающий смолой меч взметнулся в воздух, но тут рыцарь сказал то, что заставило Смотрителя передумать и в очередной раз остановить своего слугу:

– Великий Смотритель оказался именно там, где было нужно.

– Что? – Плетеный Человек сделал шаг к паладинам.

– Я кое-что понял, – сказал сэр Норлингтон. – Вернее, я понял все. Именно ваши слова дополнили картину. Если бы не слухи о готовящемся ритуале пробуждения, вы бы не спустились сюда еще тысячу лет? Что ж… как удачно совпало, что до вас дошли эти слухи. Быть может, если бы ваши глаза не были сплетены из ниток, вы бы увидели все эти очевидные вещи: пустые гробы, двое чужаков, записи в некоей книжице, намеренно подброшенной двум олухам, чтобы они попытались дозваться до некоего трау, который привел бы сюда… Ха-ха-ха! – Старозаветный паладин невесело рассмеялся. – Все это – лишь авантюра, которая была спланирована с одной единственной целью – чтобы великий и могущественный Смотритель сам лично спустился сюда! Быть может, мне стòит напомнить вам, кому из лежащих здесь, это может быть нужно и зачем?

В этот самый миг дверь в усыпальницу начала закрываться. По тому, как затравленно обернулся на нее Плетеный Человек, Джеймс понял, что сэр Норлингтон оказался прав.

– Проклятье, – прошептал Смотритель.

Спригганы встали рядом с ним, держа мечи наготове. Трау, не отпуская от груди того, что осталось от скрипки, спиной вперед заковылял в сторону пустых гробов и замерших подле паладинов. А предоставленный сам себе Крысь исхитрился-таки стянуть с себя ослабевшую удавку и пополз к Джеймсу, судя по всему, надеясь найти у него защиту.

Крышки хрустальных саркофагов с жутким скрипом пошли трещинами и тут же разлетелись стеклянными брызгами, засыпав осколками мраморные плиты по всему залу…

* * *

… В это самое время на поверхности молния по имени Меганни неожиданно вздрогнула, будто отряхиваясь от вековой пыли. Ее сапфировые вены засияли, и она засветилась в ночи, будто титанический фонарь. Словно древняя колонна, на капитель которой навалили тяжелую балку, она вся изошла мелкими трещинами. В следующее мгновение она напряглась, точно из нее потянули все ее жилы, сверкнула и с чудовищным громом исчезла.

Синюю вспышку видели во всех уголках Терновых Холмов.

Но никто не заметил молодую девушку с темно-синей, исписанной ветвистым сапфировым рисунком кожей, падающую из самой сердцевины погасшей молнии. Она открыла глаза в воздухе, будто очнулась от долгого сна, и в первое мгновение не поняла, что происходит и где она находится. Она летела вниз, камнем падая на землю, а ветер рвал ее синие волосы. Она закричала, и в ее крике раздались шипение и жуткий треск.

Секунду спустя она поняла, что уже не падает, но по-прежнему кричит, и замолчала.

Молния по имени Меганни лежала на руках у высокого, невероятно тощего и сутулого существа в черном плаще с пелериной. У него был длинный узкий подбородок, а на голове – высокий бархатный колпак со свисающей к носу кисточкой. Помимо этого нежданный спаситель являлся обладателем длинного носа, раскосых глаз с озорным прищуром и хитрой ухмылки на тонких губах, казалось, соединяющей оба его уха.

Он стоял на плотном облаке, словно специально предназначенном для использования в виде подставки для ног.

– Ты? – пораженно спросила девушка.

– А это ты? – спросил в ответ тихим и вкрадчивым голосом спаситель.

– Это сон? – спросила она, пытаясь прикоснуться к его лицу кончиками пальцев, проверить, насколько он материален.

– Несомненно, – подумав, ответил он. – Такой же, как и явь.

– Мой отец?

– Мертв.

– Моя мать?

– Мертва.

– Мои братья?

– Мертвы.

– Мои сестры?

– Мертвы.

– Ты?

Он на мгновение затаил дыхание.

– Сейчас снова жив.

– А я?

Месяц хитро улыбнулся. И исчез вместе с молнией по имени Меганни. С того времени его долго не видели на небе…

* * *

… Тем временем, в глубине холма, в самом сердце усыпальницы, мраморный пол которой устлали осколки хрусталя, происходило нечто недоброе. Спавшие в стеклянных гробах начали подниматься из них, отряхивая с себя мелкое крошево. Бледные ссохшиеся пальцы хватались за края своих хрустальных тюрем, изрезая в кровь руки об осколки.

… Когда-то их было двадцать, величайших магов страны Терновых Холмов. И все они ненавидели друг друга – заклинательные династии Фера, Нейн, Крамолла и Терненби, полноправные властители этих земель, соперничали между собой вот уже более сотни лет. Зависть и недоверие сменились открытой враждой в тот день, когда в долине Григ-Дарроган, прежде никому не нужной и малообжитой, был открыт неисчерпаемый источник колдовского камня – обсидиана. Ни у кого из великих семей не получалось наладить его добычу – раз за разом все новые копи то наполнял удушливый газ, то сотрясали взрывы, то в них случались обвалы, отбрасывая работы назад и погребая под собой сотни рабов. Маги стали обвинять в кознях друг друга, и вскоре между четырьмя королевствами разразилась долгая и жестокая война, в которой не могло быть победителей…

Если бы Джеймса спросили, откуда он все это узнал, он не смог бы ответить. Внезапно открывшееся ему походило на шепот в голове или… как будто кто-то писал в его сознании, обмакнув длинный тонкий палец в смолу. Молодой рыцарь затрусил головой, но шепот не прекратился, а палец продолжил выводить линии… голова Джеймса заболела.

… Поначалу в войне с каждой из сторон сражались верные вассальным клятвам армии. Тысячи воинов сходились на полях сражений и осаждали каменные твердыни, величайшие герои проливали кровь во славу своих повелителей. В горнило войны были брошены все ресурсы, как людские, так и магические. В гигантских подземных кузнях ковали оружие и доспехи, в алхимических лабораториях изобретались все новые яды. Война захватила с собой всех, от самых ничтожных из бедняков до самых благородных рыцарей – всеми ими жертвовали без стеснения и жалости, всех их мололи винты машин. Но время шло, а ни мира, ни победы не было – к несчастью для всех, силы, вовлеченные в войну, магические и человеческие, оказались равны… Все Чуждые Королевства превратились в затяжное поле боя, длящееся десятилетия…

Джеймс пытался отогнать наваждение, но смоляные строки жуткой истории все врастали в него. Голова болела все сильнее, но при этом он прекрасно видел, что происходило кругом. Он сжимал подобранный с пола Тайран дрожащими руками и видел, как мертвые встают… Хотя они ведь никогда и не были мертвы. Более того – как теперь оказалось, они даже не спали! Джеймс содрогнулся, в один миг осознав, что все время, которое они с сэром Норлингтоном провели в усыпальнице, здешние хозяева вовсе не были погружены в беспамятство. Они всего лишь замерли без движения, до поры притворившись спящими, и при этом прекрасно все слышали и всему внимали. Сейчас, когда их обман раскрылся, им больше не было необходимости себя сдерживать.

… Тем временем люди, влачившие под дланью чародеев все более жалкое существование, стали роптать. В королевствах магов начали вспыхивать бунты и мятежи, оружие, призванное убивать врагов, обращалось против своих хозяев. Все больше воинов отказывалось сражаться, люди хотели получить ответ: ради чего они проливают кровь и гибнут в бессмысленной войне, в то время как на ней складывало свои головы уже следующее поколение, а конца этому безумию все еще не было видно. Солдаты отказывались идти в бой даже за куски черного камня, который в то время имел огромную цену… И тогда, разочаровавшись в верности людей, повелители при помощи магии принялись собирать под свои знамена другие армии – из числа тех, кто не станет задавать лишних вопросов. Терновые Холмы наводнили полчища доселе невиданных существ: алчущих крови тварей, вечно голодных и не знающих пощады.

Из-под земли были выпущены гребберги, из других краев приглашены нейферту и фоморы, но и этого не хватало. Тогда маги попытались очеловечить птиц, населявших Терновые Холмы. Они знали, что некоторые древние твари живут в облике пернатых, заколдованные давно почившими мертвецами, и намеренно вернули им прежний облик, наивно надеясь, что смогут их обуздать. Так Четыре Чуждых Королевства вновь узнали спригганскую поступь…

Маги медленно поднимались из хрустальных гробов, а Плетеный Человек принялся колдовать. Его руки, полы его одежд и даже его волосы стали извиваться и выстраивать неведомые фигуры. А спригган с волосами, походящими на корону… Верберин почему-то неотрывно глядел на Джеймса.

Старозаветный паладин схватил товарища за руку и потащил вглубь алькова с пустыми гробами. Туда же успели добраться трау и Крысь. Сэр Норлингтон понимал, что это убежище столь же призрачно, как жалость в глазах сприггана, но оставаться в центре зала сейчас было равносильно самоубийству.

– Вы тоже слышите это, сэр? – спросил молодой рыцарь дрожащим голосом.

– Что слышу? – Старозаветный паладин недоуменно покосился на Джеймса.

… Никто не мог сказать, когда случилось непоправимое. Стремясь оградить свои цитадели от вражеского колдовства, маги проглядели то, что твари, с которыми они неосмотрительно заключали союзы, привели на их земли множество собратьев из других краев. Они будто не замечали того, что нейферту уже занимают неприступные прежде твердыни, что кланы фоморов захватывают и опустошают их города и замки, но что хуже всего – спригганы нашли способ вернуть облик всем своим заколдованным ранее сородичам. А ведь хозяева Чуждых Королевств еще и наделили других, созданных в их жутких лабораториях, тварей свободой воли и жестоким, пытливым умом. В результате очень скоро создатели потеряли власть над большинством из своих творений. Взращенные магией чудовища хорошо умели делать только одну вещь – убивать, и в какой-то момент они перестали делать различия между врагом и союзником. Магов, приказывающих им, они ненавидели не меньше, чем других людей. Так началась новая война – людей и тварей, в которой люди должны были погибнуть все до последнего. Магические замки властителей жгли, колодцы в них травили ядами, самих колдунов преследовали и разрывали на части, а простые люди были слишком заняты спасением собственных жизней – никто не желал вставать на защиту магов, которых винили во всех бедах. А после одного из властителей, того, кто считался, едва ли не самым могущественным, дальновидным и мудрым, убили собственные прислужники-спригганы, выпотрошили его и разослали его части прочим магам. И тогда хозяева Чуждых Королевств испугались…

Должно быть, сами стены, уставшие от древней подлости и векового молчания, поведали Джеймсу о случившемся. А может, всему виной был затравленный визг Крыся, или черный взгляд прорезей-глаз жуткого сприггана, глядящего прямо на него.

… Старые недруги впервые собрались вместе, забыв на время вековую вражду. Самые могучие чародеи договорились, что разделят власть позже, когда удастся очистить землю от тварей и восставших против их власти рабов. Чтобы достичь своей цели, они подготовили страшное заклинание, которое должно было убить все живое на Терновых Холмах. Они назвали его «Зимой-Без-Надежды, Зимой-Без-Конца», грозной прелюдией которой должна была стать Вечная Осень. Для произнесения заклинания в ход решено было пустить весь запас природного обсидиана, покоящийся в недрах Григ-Даррогана, но никто точно не знал, сколько чародейского камня лежит под толщей земли. В любом случае гибельное заклятие грозило быть таким сильным, что по всем расчетам даже великие чародеи не смогли бы его пережить – их разум угас бы, а память стерлась.

Совместными силами они провели эксперимент, и выяснили, что пережить катаклизм будут способны лишь те, кто заблаговременно покинет мир живых. И они решили покинуть его на своих условиях – залечь в колдовской сон, напоминающий смерть. Сложность состояла лишь в том, что без чужой помощи ни запустить заклятие, ни очнуться после подобного сна было невозможно. Непременно нужен был тот, кто будет бодрствовать, кто все начнет, а после станет сторожить их сон и однажды разбудит. Они назвали его Смотрителем…

Плетеный Человек пытался творить какое-то колдовство, но раз за разом ему приходилось начинать сначала – все его оружие одно за другим оказывалось словно затуплено или переломлено… А пробудившиеся просто глядели на него – с ненавистью.

… Жребий пал на одного из них. Маги колдовали без сна и отдыха несколько месяцев, они оплели Смотрителя нитями – плотно обвязали все его тело, и наложили на эти нити все защитные чары, которые знали. Было очевидно, что гибельное заклятие пробьет плетеную броню, но, в отличие от прочих бодрствующих, оно не убьет его быстро, а станет пожирать медленно-медленно. И этого времени, согласно их расчетам, как раз должно было хватить, чтобы действие их Зимы сошло на нет.