Текст книги "Твари в пути (СИ)"
Автор книги: Владимир Торин
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)
– Я должен был…
– Ваш маг над вами просто посмеялся, Джеймс, – сказал сэр Норлингтон. – Уверен, даже при всей вашей наивной благодетели, вы не раз так думали за последние несколько часов. Ну, не мог же мудрый волшебник, который отправляет вас в столь важное и опасное путешествие, действительно навесить на вас столь бессмысленную и обременительную ношу. Как думаете, зачем он велел вам взять меня?
– Вы уже были там, куда я направляюсь? – предположил Джеймс. Старик озвучил едва ли не все мысли, успевшие его посетить. Молодому рыцарю стало любопытно, к чему же он ведет.
– Да, я был. Но дело не в этом. Точнее, не только в этом. Быть может, ваш маг не доверяет вам?
– Что? – оскорбился Джеймс. – Как вы смеете? Я предан своему долгу, своему сюзерену и кодексу рыцарского братства…
– Быть может, именно в этом все дело? – хитро поинтересовался старик.
– В чем?
– В том, что вы слишком преданы этому кодексу? Так преданы, что вас от вас же самого, Джеймс, кому-то нужно защитить.
– Что за бред?
– Ваш маг знает вас. Знает, как слепо вы чтите кодекс рыцарского братства. Знает, как вы молоды и, делая на вас свою ставку, он опасается, что слепое следование кодексу, рискует обречь все предприятие на провал, ведь… – не перебивайте меня, вы же рыцарь! Где ваши манеры? – ведь он, ваш этот маг, живет на свете долго, он видел, как пишутся многие кодексы. И знает их истинную суть. И он знает, что вас ожидают грязные, двусмысленные перипетии на вашем пути, которых вы, уж простите мне мою прямолинейность, не переживете, потому что вы – мальчишка, вы – хуже того – восторженный мальчишка, вы – и это намного хуже! – склонный к идеализированию и на этой почве впаданию в крайности восторженный мальчишка. И весь поход ваш закончится в тот миг, когда перед вами предстанет выбор: умереть или пожертвовать вашей этой хваленой честью. Вот за этим я здесь, чтобы помочь вам выжить. Вы верно подметили про мой возраст (хоть и несколько обсчитались) и мой жизненный опыт. Уж поверьте, вам есть, что услышать от меня, а мне есть, чему вас научить.
– Сэр, – со злостью сказал Джеймс. – Со всем моим уважением, но я не нуждаюсь в ваших уроках. И вам может показаться, будто я отвергаю ваш опыт из детской гордыни и тщеславия, но на деле – то, чему вы вознамерились меня научить, претит мне. Как жертвовать честью ради выживания? Благодарю покорно. И если у вас есть какие-либо сомнения, отчего я вас взял, то я их развею. Вы были в том месте, куда я направляюсь. Вы знаете местные обычаи и нравы, знаете дорогу: вы – мой проводник и моя карта. Но ни в коем случае – не мой наставник-гаэнан, а я – не ваш аманир. И все ваши домыслы касательно того, отчего именно мессир Архимаг велел мне взять вас с собой, это – лишь ваши домыслы.
– Вовсе нет, – старик выглядел раздосадованным. – Он знает, что в том месте, куда мы отправляемся, все лгут, все претворяются. Вы же, в свою очередь, никогда не сталкивались с настоящим обманом и действительно гибельными интригами. Вы почти всю вашу жизнь, Джеймс, были в обществе вашего магистра, сэра Ильдиара де Нота, который как мог оградил вас от подлинного зла. И это именно он будет виноват в том, что однажды вас подло убьют те, кому вы по своему прекраснодушию доверитесь. Он не научил вас действительно важному.
– И что же действительно важно, по-вашему? – ехидно спросил Джеймс.
– Как не верить. Как сомневаться. Как распознавать ложь. Как отличать тех, кто пытается прикинуться. Ильдиар де Нот научил вас верить, но не научил думать. Именно для этого я здесь. Взгляните туда. Что вы видите? – Старик указал бледным пальцем на заросли сиреневых цветов в колючем кустарнике, который по обилию шипов напоминал капканы у обочины дороги.
– Чертополох.
– Нет, не верно. Это всего лишь пурпурные розы, растущие в лесах близ гор Дор-Тегли. Если бы здесь сейчас зацвел чертополох, нам было бы несдобровать, ведь «где расцветет чертополох, там встанет дух, что зол и плох, там встанет тьма и клуб тумана, там пробудится зверь обмана…». и так далее и тому подобное.
Джеймс возвел глаза к небу.
– Это суеверие, – сказал он. – Я много раз видел цветущий чертополох, и ничего плохого не случалось.
– Неужели? – прищурился старик. – Но речь не о проклятом цветке, а о том, что мы видим, и о том, что нам кажется, что мы видим. О разнице между этими понятиями. Учитесь думать, друг мой Джеймс. Учитесь сопоставлять факты и делать выводы. Издалека редкие пурпурные розы напоминают чертополох, но при этом вовсе не обязательно колоться шипами, чтобы увидеть разницу.
– Я полагаю, что для вас, быть может, разница эта и существенна, – недовольно пробурчал молодой рыцарь. – Но у меня нет времени пережевывать уже познанные истины, ведь в данный момент я занят спасением жизней, и любое промедление может стать роковым. Я не ребенок, я давно получил шпоры, и мое звание…
– Ни то, ни другое не прибавляет ума, лишь тяжесть на ногах, да бахвальство на лице. – Старик улыбнулся в седую бороду и тронул поводья, подгоняя своего коня, тем самым давая понять, что разговор или, правильнее будет сказать, урок окончен.
– И вовсе я не зануден, – донеслось до оторопевшего Джеймса.
Молодой рыцарь собрался было ответить, но сэр Норлингтон снова взялся бормотать себе под нос что-то, теперь уже совсем непонятное, правда, несколько громче, чем раньше:
– Нет, не тебе судить! Пока мальчишка со мной, я за него отвечаю! Особенно осенью, когда все двери и дороги открыты… Один неверный шаг, и сам Бансрот не отыщет следов… Эта осень…
На сей раз Джеймс счел за лучшее промолчать, а оскорбления старика, теперь он уже был уверен, вообще не стоят внимания: судя по всему, склочность и грубость – неотъемлемая часть его характера и натуры – что же, теперь из-за каждой насмешки впадать в ярость? К тому же, с каждым подобным приступом бормотания, Джеймс все более укреплялся в том, что помешательство престарелого рыцаря неподдельно. О чем и из-за кого сам с собой спорил сэр Норлингтон, он не стал выспрашивать.
Сэр Джеймс Доусон, паладин ордена Священного Пламени, еще об этом не догадывался, но урок, данный его спутником, не прошел просто так. В его голове пустила корни и теперь бурно, словно тот самый великанский розарий, разрасталась мысль: «Многое – отнюдь не то, чем кажется».
* * *
На лес, будто старый занавес в мрачном театре-балаганчике, опустилась ночь. Место, выбранное для ужина и ночлега, располагалось не слишком далеко от тракта, но при этом оставалось незаметным для всех, кому бы ни вздумалось проезжать мимо. Кони были расседланы и паслись, привязанные к ближайшим деревьям.
Старик определенно был безумен: сняв дорожные мешки и седло, он откупорил винную бутыль, которую таскал с собой, будто гордый трофей, и влил немного черной вязкой жидкости коню в пасть, после чего засунул ему в правое ухо завязанный узлом шелковый платок.
– В ваши времена конокрады перевелись? – насмешливо спросил он у оторопевшего спутника, так и застывшего с открытым ртом.
– Нет, но неужели все это помешает цыганам или разбойникам…
– А я опасаюсь не цыган или разбойников, мальчик, – сказал сэр Норлингтон, но объяснять подробнее не стал.
С костром старик также возился сам и, прежде чем высечь огнивом искру, на глазах у удивленного Джеймса положил к сложенным сучьям пару винных ягод.
– Чтобы горело тихо и лишних искр не давало – Чужие слепы на такие костры, – пояснил он, и было непонятно, кого он имел в виду под словом «чужие»: то ли просто чужаков, то ли еще кого, но прозвучало это весьма недобро…
Костер действительно был не слишком ярким – как масляная лампа, но давал тепла столько, что озябшие кости странников быстро согрелись. На огне пыхтел котелок, в котором уже набухала пузырями похлебка, сдобренная кусками вяленого мяса: запас нехитрого провианта Джеймс пополнил еще в деревне Сторнхолл, где отыскал ворчливого старика Прока Хромого, чьи гордыня и чувство собственной важности скоро сделали из него «сэра Прокарда Норлингтона». Уставшие за полдня верховой езды путники, расстелив на земле плащи, уселись поближе к костру отдыхать.
Некоторое время сидели молча. Беседа как-то не завязывалась, а может, оба рыцаря просто слишком утомились в пути, чтобы тратить силы еще на разговор. Джеймс чувствовал, как гудят от усталости его собственные ноги, с трудом представляя, каково сейчас может быть отвыкшему от дальних дорог старику. Должно быть, один этот сегодняшний переход с его стороны был настоящим подвигом. Паладин в очередной раз задался вопросом: как так вышло, что Прокард Норлингтон с такой легкостью согласился отправиться с ним в поход, и как связан с ним Архимаг Тиан. Давнишнее послание от мессира не давало никаких ответов:
«… Вы не будете одиноки в своем поиске. Вам помогут. На самом востоке графства Дайканского и Онернского, на пересечении Горного тракта и дороги к трактиру «Пьяный гоблин», лежит деревня Сторнхолл. Там вы должны найти одного человека. Его зовут Прок Хромой, но не это его настоящее имя. Он дряхлый старик, но не это его подлинный облик. Вы должны приехать и сказать ему слово в слово: «Вы вернулись из похода, сэр рыцарь». После вы объясните ему всю ситуацию, и он вам поможет…»..
– И все же, сэр, отчего вы согласились помочь мне? – паладин, наконец, решился задать один из мучивших его с самого утра вопросов. – Я подозреваю, что с вашей стороны в прошлом был дан некий обет… Ведь не просто же так вы собрали вещи и в одночасье оставили дом, едва услышав о моей просьбе?
После отповеди, что Джеймс получил на тракте, ему так и не удалось разговорить спутника – тот был слишком занят своими мыслями и лишь изредка бормотал что-то невразумительное, в остальное же время молчал, точно воды в рот набрав.
– Вы так и не рассказали о своей причине помогать мне, – продолжил Джеймс. – Вы знакомы с человеком, которого я ищу, сэром Ильдиаром де Нотом, графом Аландским?
Сэр Норлингтон отвел глаза, и его молодой паладин уже решил, что тот снова предпочел его игнорировать, но тут старик ответил:
– Нет, но в некотором смысле мне довелось знать его отца.
– Сэра Уильяма? – голос Джеймса дрогнул. Меньше всего на свете он любил сообщать кому-то дурные вести, полагая, что это удел лишь ворон, каркающих под окном. – Тогда, боюсь, вам будет горько услышать о его безвременной кончине…
– Уильям де Нот? – удивился старик. – В своей глуши я совсем ничего не слышал о нем. Как он умер, позвольте узнать?
– Его предательски убили. Это сделали Кевин Нейлинг, подлый сынок барона Фолкастлского, и его прихвостни. Мне горько говорить это, но перед тем, как заколоть старого графа мечом, над ним жестоко издевались. Мерзавцы пытали его.
– Печально слышать подобное. Уильям де Нот был хорошим человеком и храбрым рыцарем. Он меньше чем кто-либо из нас заслужил такой участи.
– Если это хоть немного смягчит вашу печаль, то знайте, что его смерть не осталась без отмщения – убийцы ненадолго пережили свою жертву, – со злостью добавил Джеймс, но Прокард Норлингтон словно потерял нить разговора, крепко задумавшись о чем-то.
– Когда вы с ними в последний раз виделись, – наконец, начал он, – Ильдиар все еще называл его отцом?
– Да, конечно. Почему вы спрашиваете?
– Я это к тому, юноша, что у меня стало на одну причину больше помогать вам. Кто-то же должен…
Сэр Норлингтон вдруг резко оборвал свою фразу, и Джеймс, уже научившийся распознавать эту перемену настроения в своем спутнике, понял, что сегодня ничего больше выяснить не удастся. Решив провести остаток вечера с пользой, он взял в руки ложку и от души зачерпнул из котла ароматной похлебки с мясом.
– Кто-то же должен… – донеслось до жующего рыцаря негромкое старческое ворчание. – Если уж ты сам не удосужился… Вот я и пригожусь, наконец…
* * *
Ночь прошла спокойно – никто не потревожил паладинского сна, а догорающий костер давал достаточно тепла, чтобы не замерзнуть. Поднялись путники рано – утренняя прохлада дала о себе знать, забравшись под плащи холодными и влажными пальцами. Наскоро перекусив остатками вчерашнего ужина, рыцари двинулись в путь вместе с первыми лучами солнца. Рассветное зарево раскрашивало и осенние листья деревьев еще и багровым. Дорога начала петлять, словно заяц, сбивающий со следа охотника, и Джеймс каждый раз внутренне напрягался, наблюдая, как остается за спиной очередной поворот. Что за опасности готовит им следующий?
Путники оказались в совершенно дикой местности в множестве миль от ближайшего города, Восточного Дайкана. И пусть пока они не встретили на своем пути никого, кроме пары крестьян на груженой репой телеге да небольшой группы странствующих торговцев с охраной, все же нужно было быть начеку.
В противоположность растущему беспокойству Джеймса сэр Норлингтон вел себя так, словно дорога его и вовсе не интересовала. Пустив коня неторопливой рысью вслед за скакуном сэра Доусона, старик вдруг принялся забрасывать юношу вопросами о его детстве, о родителях, об обучении в Белом замке, о службе оруженосцем, а после и рыцарем-камердинером при великом магистре. Впрочем, Джеймс и сам рад был отвлечься от терзавших его тревожных мыслей. Он охотно делился своими воспоминаниями, в том числе поведал с горечью в сердце и о трагичных событиях последних дней, выложив все как есть, без утайки. Собеседник слушал его очень внимательно, несколько отвлекаясь лишь, когда речь заходила о сэре Ильдиаре. В этих случаях сэр Норлингтон словно забывал, что у него есть спутник, принимаясь бормотать себе под нос что-то не слишком вразумительное, вроде: «Ну конечно же… Те же упрямство и глупая гордость… Мог бы и сам догадаться… Осел порождает осла и ждет, что у того отпадут уши…».. Но молодой рыцарь уже привык не обращать внимания на эти, будто сами собой слетающие с губ старика слова.
А между тем, неспешно беседуя, они выехали из леса и оказались в просторной долине. По обеим сторонам тянулись залитые солнцем огненно-рыжие холмы, а убегающая вдаль дорога терялась где-то впереди, в очередном распадке.
– Вот вы говорите, мой юный друг, – прищурился старый рыцарь, – что во всем следуете своему кодексу. Но так ли это, и возможно ли ко всем жизненным случаям применить один-единственный свод закостенелых правил?
Вопрос прозвучал для Джеймса несколько неожиданно – он-то полагал, что данную тему они закрыли еще вчера.
– Конечно, сэр, – тем не менее, ответил молодой рыцарь, не ожидая подвоха. – Долг каждого истинного паладина – почитать кодекс выше собственной жизни и следовать ему всегда, иначе как можем мы именоваться святыми воинами и носить шпоры? Тому, кто не чтит кодекс, скорее подойдут борона и плуг, чем рукоять меча и копейное древко.
– Даже шуты не смешат так, как смешит детская наивность, – поморщился старик. – Мальчишка из ордена мальчишек! Безнадежный идеалист, даже не пытающийся рассуждать. Признаться, я полагал, что подобные невежды перевелись еще в далекие времена моей молодости, и их обглоданные кости давно белеют по обочинам трактов.
Старик очевидно уже прекрасно изучил, как задеть своего молодого спутника.
– Вы… – вскинулся Джеймс. – Знайте, что я не потерплю насмешек над святыми братьями…
– Уж не теми ли, без сомнения, достойными рыцарями, что изгнали вас из зала конклава? – ехидно уточнил сэр Норлингтон. – Не теми ли, кто отвернулся от своего великого магистра, не успела осесть пыль от подков его коня?
– Сэр, не все братья такие, – только и нашелся, что ответить на это Джеймс, – орден не заканчивается на предателях и малодушных.
– Вот я и говорю: думайте! – Сэр Норлингтон внимательно посмотрел на спутника – проняло или нет? – Нет ничего более бездумного, чем служить не человеку, не стране, не даже себе самому, но – догме. Догме, которая полагается ответом на любые вопросы и решает за тебя, кто виноват, а кто прав. Которая слепо делит людей на страждущих праведников и ждущих удара меча негодяев, не позволяя заметить, что все не так просто. Которая изжила себя еще три сотни лет назад и в которую не верили даже те, кто ее писал.
– Вы говорите такое про паладинский кодекс? Но… вы же сами рыцарь!
– Был им, – поспешил уточнить старик. – Осталась лишь привычка именоваться, да и та дырява, словно изрешеченная стрелами кольчуга. Я полагаю, что любой, в особенности тот, кто берется судить, помогать, карать и щадить, должен иметь голову на плечах. И не только для того, чтобы носить на ней шлем.
– Но до сей поры следование кодексу не вызывало у меня вопросов, сэр Норлингтон, – заупрямился Джеймс. – Благодаря кодексу и тем, кто оставался верен его заветам, была выиграна война с некромантами Умбрельштада.
– Насколько я могу судить, война, как вы говорите, была выиграна потому только, что некроманты Умбрельштада по какой-то своей причине не планировали уничтожение Ронстрада – у них были свои непонятные непосвященным цели, и нападение на Элагон и Дайкан – всего лишь части более масштабного плана. Иначе сейчас все королевство лежало бы в руинах, а ваш наивный скелет ни за что не хотел бы внимать наставлением моего мудрого и просвещенного скелета.
– Я не собираюсь спорить, – сказал Джеймс. – Но я считаю иначе…
– О, еще бы. Один хорошо знакомый мне сквайр в молодости также был романтиком, любителем пыльных баллад и изживших себя высокопарных законов, – тяжело вздохнул старик, – пока однажды не случилось то, что разбило его веру в любые непреложные истины. Странствуя по тогда еще молодому Ронстраду, он стал свидетелем некоей сцены, произошедшей на тракте. Несколько весьма непритязательного и неблагонадежного вида человек тащили мешок. В мешке, судя по крикам и неистовому дерганью, а также по голым женским ногам, торчащим из него, была несчастная, похищенная мерзавцами. Наш будущий рыцарь велел им остановиться и опустить мешок на землю, но негодяи ответили отказом. Они велели ему убираться прочь, не лезть не в свое дело и не мешать исполнять им благое дело. Тогда сквайр поинтересовался, что же это за такое благое дело, и один из них, самый мерзкий, обладатель лживой ухмылки и бегающих глаз, заявил, что они поймали хитрого тролля и несут его к магу, который живет неподалеку в своей башне, и он, мол, разберется с тварью по-своему. Женщина меж тем вопила и молила помочь ей! И чем дольше она билась, тем сильнее хмурился сквайр, и тем заметнее нервничал этот сброд. Будущий рыцарь велел негодяям открыть мешок, чтобы он смог убедиться в том, что там действительно тролль. Те косились на своего мерзкого главаря, с каждой секундой ситуация накалялась все сильнее, и вдруг главарь отступил и кивнул своим людям. Те нехотя опустили мешок на землю, выставили перед собой ножи и дубины. Один из них развязал тесемки. Мешок спал, и из него выползла растрепанная, заплаканная молодая и довольно красивая женщина с исцарапанным лицом и изрезанными руками. Она выглядела истерзанной и несчастной и была совершенно обнажена. Сквайру стало невероятно жаль бедняжку, и он впал в справедливую ярость. Он поднял меч и двинулся на негодяев, но их главарь закричал: «Гляди! Гляди! Хвост!». Сквайр замер. И только тогда заметил, что женщина поджимает под себя, пытаясь скрыть его, длинный хвост, похожий на коровий. Будущий рыцарь открыл рот от удивления и опустил меч. Это действительно была троллиха. И в этом не могло быть сомнений, ведь он был научен о красивых женщинах с хвостами, которые порой выходят из леса или спускаются с гор и приходят на ярмарки, чтобы украсть человеческих детей и для прочих мерзостей. Она плакала и вопила, тянула к нему свои руки, косилась на чащу по левую сторону тракта, но ее быстро засунули в мешок обратно. Эти люди сказали ему правду: они действительно изловили монстра. Сквайр отпустил их и пожелал доброй дороги. Скажите мне, Джеймс, он поступил правильно?
– Конечно! – не раздумывая, согласился паладин. – Истребление мерзких тварей, которые прикидываются людьми, чтобы вредить настоящим людям, – это долг каждого рыцаря. Наш гаэнан в ордене, сэр Теплинг Вырыватель Клыков, часто говорил: «Каждая убитая вами тварь – это десятки спасенных жизней»!
Сэр Норлингтон поморщился от напыщенности тона и велеречивости слов спутника, но продолжил:
– Тот молодой сквайр считал точно так же. Он поступил согласно своим убеждениям и даже не попытался задуматься, что только что сделал. Люди с пойманным троллем уходили все дальше, а из мешка раздавался плач. Оттуда звучали приглушенные крики: «Мои дети! Мои маленькие дети! Они умрут без меня…». И тогда сквайр понял, что он может избавить мир от еще нескольких тварей. Он вспомнил те взгляды, которые троллиха посылала в сторону чащи, и с мечом наголо устремился прямиком туда. Он бродил несколько часов по лесу, пока не обнаружил огромную древнюю ель, а у ее корней – небольшое логово, в котором увидел пятерых троллят. Трое чумазых мальчишек с грубой серо-зеленой шкурой, растрепанными волосами и торчащими короткими клыками, старшему на вид было около пяти лет, все остальные и того меньше. Девочка, которая с его приближением стала вдруг словно бы обычным человеческим ребенком. Она держала на руках младенца-тролленка, совсем голого и походящего на шевелящийся валун, поросший мхом. Дети косились на объявившегося сквайра волком, их губы тряслись от страха, а глаза были полны ужаса. Старший мальчишка закрыл собой младших детей и зарычал. Он сжимал в руке еловую шишку, наивно выставив ее перед собой и пытаясь защититься. Сквайр подошел к ним и поднял меч…
– Хватит! – Джеймс прервал старика.
– Что? – недобро усмехнулся сэр Норлингтон. – Вам не любопытно, что произошло дальше?
– Я знаю, что произошло. Я не хочу слушать подробности убийства детей…
– Что так? – удивился старик. – Но они ведь не были детьми. Это же тролли! А как же «Каждая убитая вами тварь – это десятки спасенных жизней»?
– Замолчите!
– Нет. Я все же расскажу, что было дальше. Что бы вы себе там ни надумали, наш сквайр оказался… как бы это так выразиться… трусом, недостойным гордого звания рыцаря. Он, видите ли, не смог зарубить тех детей. А еще он был так глуп, что заговорил с ними. И мерзкие твари рассказали ему, как местный волшебник узнал о том, что в лесу живет женщина из рода троллей и возжелал заполучить ее. Он послал своих головорезов, и те отыскали их, и тогда, чтобы детей не убили, их мать убежала и отвлекла тех людей. И тогда они ее схватили. Сквайр недоумевал, зачем это волшебнику понадобилась троллиха, и девочка рассказала ему то, что услышала от мамы. Что, мол, маг хочет, чтобы женщина из рода троллей родила ему сыновей, чтобы они унаследовали инстинкты и несокрушимость троллей и его магический дар. И с такими сыновьями его род, как он считал, будет непобедим. А когда она родит ему их, он ее убьет. Слушая девочку, сквайр осознал, что совершил, позволив тем людям утащить женщину в мешке. Тогда впервые, глядя на заплаканные лица маленьких троллей, он понял кое-что из того, чему его не обучал его господин-рыцарь, кое-что, чего многие не удосуживаются понять за всю свою жизнь. Тогда он понял кое-что о тварях…
– Мне жаль, что все так обернулось, – сказал Джеймс, – жаль тех детей и ту женщину, но ведь каждый может ошибиться, и это еще не повод отрицать кодекс!
– А кто сказал, что я его отрицаю? – хмуро спросил сэр Норлингтон. – Я лишь говорю: не следует слепо и бездумно полагаться на какие-то догмы, слушайте доводы разума, слушайте свое сердце, слушайте других людей – и только тогда решайте. А неумеха-сквайр в тот день впервые стал задумываться. Он отправился прямиком в башню мага, похитившего женщину-тролля. Он ворвался туда и, разумеется, встретил сопротивление: полтора десятка головорезов на побегушках у волшебника едва не отправили его на тот свет – он был неопытен, неумел, но каким-то образом все же одолел их всех. Он проник в спальню мага в самый последний момент – коварный волшебник уже намеревался силой овладеть рыдающей женщиной. И тогда наш сквайр с криком «Не тронь ее!» бросился на недоуменного чародея и вместе с ним вылетел из окна башни. Это был третий этаж, и сквайр вместе с магом встретили землю. Волшебник умер почти мгновенно, а рухнувший на него мальчишка расшибся так, что почти все его кости были сломаны. Он потерял сознание с твердой уверенностью, что больше не очнется. Последней его мыслью была надежда на то, чтобы бедняжка выбралась из башни. А потом он пришел в себя. В лесу. У корней древней сосны. Он был весь закутан в мох, и все его кости болели, но он был жив. Женщина-тролль, которую он спас, утащила его в чащу и выходила. Ей помогали в этом ее дети. И знаете, что она мне сказала тогда, Джеймс?
– Что? – глухо спросил молодой рыцарь.
– Что в тот день она впервые поняла, что не все люди – монстры.
Джеймс погрузился в мрачные раздумья.
– Вы хотите сказать, что кодекс – ложь? – со злостью в голосе изрек он спустя минут пять недоброго молчания. – Что он не нужен?
Сэр Норлингтон многозначительно взглянул на Джеймса:
– Запомните, мой добродетельный друг: из двух крайностей – следовать догме или слепо отрицать ее – последнее не менее пагубно, ибо подобное и есть та же самая догма, лишь перевернутая с ног на голову, извращенная и испорченная. Это как вместо того, чтобы свернуть в сторону и объехать препятствие, ты вдруг поворачиваешь назад. Подобный путь никогда не приведет к цели и не прольет свет ни на одну истину. А правда и ложь отличаются между собой тем…
– Различать правду и ложь я умею не хуже вас, – раздраженно перебил Джеймс.
– Неужели? – не остался в долгу старый рыцарь. – До сей поры вы, мой юный друг, упрямо не замечали даже того, что у вас под ногами…
Джеймс еще некоторое время ехал молча, обдумывая услышанное. Конь его, уже и без того давно перешедший на медленный шаг, вдруг споткнулся. Джеймс посмотрел вниз и обомлел – торного пути, по которому они ехали с самого утра, как не бывало! Покрытые красной травой окружающие холмы щерились крутыми оврагами. Тут и там из земли вырастали громадные растрескавшиеся валуны, поросшие пурпурным мхом, – они походили на сказочные великанские надгробия. Без сомнения, путники каким-то образом умудрились свернуть с тракта и теперь заблудились! А быстро темнеющее небо лишь усугубляло их положение.
– Как так получилось, что мы потеряли дорогу? – Джеймс повернул голову, пытаясь разглядеть спутника.
Старик, хоть и находился всего в двух шагах от молодого рыцаря, сейчас казался черной тенью, вырезанной из полотна мрака. Джеймсу вдруг померещилось, будто он потерял не только путь, но и спутника, а его место занял сплетенный из черного дыма призрак, который и привел его на эти холмы, чтобы сожрать его тело и полакомиться душой.
– Наконец-то заметили? – усмехнулся сэр Норлингтон – нет, все же это не черный дух, а все тот же ворчливый старик. – Определенно, вы делаете успехи, мой юный друг. Я понял, что нас уводят с тропы еще днем, когда вы с нее сошли. Я лишь следовал за вами. Одно то, что с самого полудня нам с вами никто не попался навстречу, уже должно было вас насторожить.
– Заметили? Уводят? Что все это значит? – с тревогой в голосе потребовал ответа молодой рыцарь, разглядывая ковер черных опавших листьев, которыми был засыпан весь холм, на склоне которого они находились. «Листья, но без деревьев», – странная мысль возникла внезапно, как судорога.
– Вы были так уверены в себе и в своих глазах, юноша, что я посчитал неправильным думать за вас, – отозвался старик. – Мне показалось, что вы и сами способны определять нужное направление. Может, я в чем и ошибся, но возвращаться назад, как вы уже, наверное, поняли, не в моих правилах.
– Ваше стремление поучать меня при любом удобном случае скоро выйдет боком нам обоим! – не выдержал Джеймс. Ему до смерти надоело выслушивать нравоучения, как он полагал, вовсе незаслуженные. – Уже вышло! Я и без ваших очевидных истин прекрасно понимаю, что мы очутились здесь не просто так! Я следил за дорогой! Я все время на нее глядел!
– И, тем не менее, мы на бездорожье, – прищурился старик. – Тем не менее, мы здесь.
– Немедленно отвечайте, что вам известно об этом месте!
– Ничего, – проговорил сэр Норлингтон. – Ровным счетом ничего. Кроме того, что нас сюда свернули.
– Свернули? – Паладин почувствовал, как мерзкий холодок пробежал по спине, в то время как ветер прошелся по вершине холма, шевеля ковер из листьев, но, странное дело, не разметывая их и не поднимая в воздух. – Но… кто, как и зачем?
– А вот это мне не менее интересно, чем вам.
Джеймс покосился на спутника и с удивлением отметил, что огромный фламберг извлечен из ременной петли и уложен поперек седла старика. Джеймс даже не заметил, как его товарищ приготовил оружие. Взгляд старика был мрачен, как никогда. Глубокие тени, казалось, и вовсе пожрали глаза сэра Норлингтона. Он оглядывал холмы, а еще корни. Все верно: то, что издали напоминало изломы и трещины камней, вблизи оказалось переплетенными, будто черно-пепельная древесная паутина, корнями. Корнями, но без деревьев. Все простирающиеся до горизонта холмы были затянуты ими, будто великанские головы – волосами. Джеймс поймал себя на мысли, что отчего-то слишком часто за последнее время думает о великанах…
– Сэр Норлингтон, – с дрожью в голосе пробормотал Джеймс. – Мое предчувствие подсказывает мне, что – и вы можете смеяться надо мной сколько угодно! – где-то поблизости живут… великаны!
– Ваше предчувствие вас обманывает, мой юный друг, – безоговорочно заверил старик, все так же глядя вдаль. – Уж здесь, полагаю, живет некто намного хуже…
Конь сэра Норлингтона шагнул вперед, подковы ступили на корни, отозвавшиеся, будто вздохом, протяжным скрипом.
– Если хуже, то отчего же мы продолжаем… – начал было Джеймс.
В том, что ранее казалось ему черными опавшими листьями, он со смешанными чувствами вдруг различил неподвижных птиц. Тысячи черных пернатых безмолвно глядели на незваных гостей. Они сидели так плотно, что напоминали ковер из смоляных перьев и поблескивающих в закатном свете клювов. Десятки тысяч глаз насквозь пронзали застывшими взглядами всадников.
– Птицы, – прошептал Джеймс, меч его с легким шорохом пополз из ножен. – Что это за птицы? Вороны?
Старик поглядел на него и негромко проговорил:
Пока меч оплетен, в его клюве сотня угроз.
Пока меч оплетен, отложи на завтра погост.
Но лишь меч извлечен, под тобою разрушится мост.
Но лишь меч извлечен, проткнет клювом тебя…
– … Черный дрозд, – продолжил Джеймс. – Но почему их здесь так много? И почему они не шевелятся?
– Это уцелевшие путники с разбившихся кораблей, – пробормотал старик.
– Море? – удивился Джеймс. Он перестал что-либо понимать. – Откуда здесь корабли?