Текст книги "Пятый арлекин"

Автор книги: Владимир Тодоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)

Расскажу про одного типа в игорном доме. Он зашел туда на полусогнутых, пугливо оглядываясь по сторонам, боясь, чтобы его не выперли, потому что у него денег было еще меньше, чем у меня. Он начал делать ставки с десяти долларов, потому что они были единственными. И что вы думаете, этому типу так везло, что через час он унес с собой пять тысяч. Вы бы видели, как он шел обратно: это уже шел не человек, а живой монумент, столько в нем было достоинства. При выходе швейцар подал ему пальто и этот прохиндей отвалил ему пятьдесят долларов! И лицо его в тот момент напоминало лицо полководца или южноамериканского диктатора.

Джентльмен за рулем «Крайслера» был не просто богат, он был фантастически богат. Он посмотрел в мою сторону более внимательно, чем это бывает при случайном взгляде, потом потянулся всем телом и открыл дверцу машины с моей стороны, приглашая жестом сесть рядом. Я уже сделал шаг навстречу машине, когда вдруг решил, что этот надменный джентльмен педераст. С другой стороны, вряд ли педераста привлекла бы моя фигура и метровые плечи. Ведь любой из них сразу бы понял, что ошибись он в отношении меня и я сделаю из него маленького зелененького инопланетянина. Тогда я уже более решительно шагнул к машине.

– Садитесь, – приказал владелец машины, но тон был не обидный, а располагающий.

Не раздумывая больше, я просунулся в машину, ожидая, чем это все закончится.

– Вы никуда не спешите?

– Нет, – ответил я как можно более непринужденно.

– Не возражаете, если мы подъедем в загородный ресторан к папаше Гленну? У него чудно готовят оленину и в это время почти никого не бывает. Очень удобное место для разговора.

Я один раз был у этого отвратительного владельца ресторана «Верхние пруды», оставив десять долларов только за обед с небольшим количеством спиртного. Притом Гленн смотрел на меня подозрительно, будто я пришел к нему без денег и явно попытаюсь улизнуть не заплатив. Теперь же, завидев нас с мистером, имени которого я не удосужился спросить, а он не проявил желания представиться, Гленн едва не согнулся вдвое. Поскольку подобное почтительное отношение я никак не мог отнести на свой счет, то лишний раз утвердился в своем предположении относительно своего нового знакомого. Нам отвели столик на веранде у самой воды. Обзор был сказочно красивым: в пруду плавали черные лебеди, изредка покусывая листья лилий и изгибая свои выгнутые колесом шеи, солнце вызолотило воду в центре пруда, оставив у спускающихся к воде деревьев антикварную паутину тени.

– Не правда ли, здесь достаточно уютно для приватного разговора, мистер…

– Меня зовут Дик Мэйсон.

– Так вот, Дик Мэйсон, я проезжал мимо и обратил на вас внимание. Вас трудно не заметить: с таким ростом, фигурой и, простите, физиономией, вы должны жить в Голливуде, оставив на память потомкам отпечаток пятки, как это делают все звезды. Вы же явно размышляли, где сегодня пообедать, вернее не где, а на что. Я угадал? Вас не оскорбляет моя прямота?

– Нет, впрочем, большого удовольствия тоже не доставляет. И еще, мне кажется, мистер…

– Тернер. Арнольд Тернер. Что же вам кажется?

– Мне кажется, мистер Тернер, я даже уверен, что вы меня видите не в первый раз.

Невозможно толком объяснить, почему я так сказал. Может потому, что за свою сумбурную и рискованную жизнь приобрел собачье чутье на людей, их слова, жесты, а особенно на интонации голоса. Тернер не смог скрыть своего удивления, на мгновение замялся, потом открыто рассмеялся и сразу оказался на редкость привлекательным мужчиной, ну прямо кандидат в президенты с рекламного предвыборного плаката.

– Вы меня приятно удивляете, Дик. Можно я стану вас называть просто Дик? Действительно, я вас вижу второй раз. Впервые это произошло в прошлый понедельник, то есть ровно неделю назад, в сквере около мэрии. Вы сидели на скамейке и разглядывали собственные туфли, будто они сделаны из чистого золота.

Мне очень хотелось оборвать Тернера, меня задел его тон, но в этот момент Гленн лично принес шампанское, коньяк и свою знаменитую оленину. Он редко оказывал кому-то подобную честь, и я потерял удобный момент, чтобы показать свое недовольство.

– Чем вы нас порадуете сегодня, дорогой Гленн?

– Как всегда, мистер Тернер: холодная оленина и прилагательное к ней. Будут еще какие-либо распоряжения?

– Открыть напитки и удалиться. – Тернер глядел на Гленна, но мимо него не прошло мое замешательство. – Дик, притушите эмоции, я вовсе не хотел вас обидеть. Я сразу понял там, в сквере, что вам абсолютно нечем себя занять и вы на мели. Должен признаться, вы произвели хорошее впечатление, и я через своих людей установил, кто вы, откуда и все остальное.

– Что же вам удалось выяснить? – спросил я, мгновенно забыв о своей обиде, потому что знал уже наверняка, что Тернер недаром увез меня за город и что мои дела могут внезапно измениться в лучшую сторону.

– Что удалось выяснить? – Тернер затянулся душистой сигарой и весело рассмеялся. – Все, даже про вашу неудавшуюся сделку с мистером Гвалдмахером, подсадной уткой вашего бывшего хозяина Дугласа. Жаль, что вам не удалось прикарманить эти десять тысяч.

– Мне тоже жаль, – сказал я, соображая, к чему приведет такой многообещающий разговор. Тернер разлил шампанское в высокие хрустальные фужеры, в небольшие пузатые бокалы – коньяк.

– Я не люблю, когда спиртное разливают официанты, даже в ранге хозяина заведения. Выпьем, Дик. Я не спросил вас, что вы пьете, придется сегодня приноровиться к моим вкусам. Я же предпочитаю коньяк и запивать его шампанским. Говорят, что в старой России аристократы опаивали шампанским лошадей перед скачками. Должен признаться, это чрезвычайно эффективное средство, после трех-четырех рюмок так и хочется рвануть на финишную прямую. Не стесняйтесь, Дик, налегайте на оленину. Гленн стал знаменит именно благодаря этому блюду. Его готовит повар-индеец, потомок вождей племени сиу-сиу. Вот он сидит на крылечке и курит свою трубку с мундштуком из слоновой кости. Даже если рядом с ним взорвется граната, он не посмотрит в ту сторону. Выдержка, Дик, великая штука. Гитлер из-за ее отсутствия проиграл войну, ему хотелось завоевать мир сразу, а это надо было делать постепенно. Все это лирические отступления, прелюдия, так сказать. На чем мы остановились?

– Я выразил сожаление о потере десяти тысяч.

– Не переживайте, потеря невелика. Деньги – дело наживное, лишь бы сохранялось желание их заработать. А вы не интересуетесь, чем вызван мой интерес к вашей персоне?

– Надеюсь, что вы позвали меня не за тем, чтобы я вам помог разгадать воскресный кроссворд, – ответил я, начиная заводиться от снисходительного тона Тернера и, чтобы подавить злость, сам налил в рюмки коньяк. Тернер с насмешкой посмотрел на меня.

– Не нахальничайте, Дик. Если бы вы знали меня лучше, то вели бы себя скромнее. Я никогда не вкладываю денег в пустое дело, но еще больше денег ценю время, потому что время – это еще большие деньги. И если я, Арнольд Тернер, беседую здесь с вами более получаса и рассчитываю еще на час, то это что-то значит. Вы меня правильно поняли, Дик?

– Да, ваша честь. Тернер снова усмехнулся.

– Мне нравится ваша наглость, она гораздо больше импонирует, нежели подобострастность моего окружения, от которой меня временами тошнит. Перейдем к делу, а то вы, изо всех сил изображая незаинтересованность, можете от напряжения заболеть.

Мы выпили коньяк и принялись за оленину. Он был большим психологом, этот Арнольд Тернер: сказав, что переходит к делу сам принялся поедать отварную оленину, подогревая мой интерес до крайней степени. Я такого психолога, как он, ни разу в своей жизни не встречал. Ничего удивительного, что он нажил миллионы, тут без психологии не обойтись. Он вел со мной себя уверенно, чуть снисходительно, в то же время не показывая своего превосходства; шутливый тон был его обычной манерой разговора. И если он решил, что я ему нужен, то заранее знал, что не откажусь от его предложения, как и Гвалдмахер, хотя тот свой трюк с десятью тысячами проделывал со всеми, а влип только я. Интересно, отчего Тернер уверен, что я приму его предложение, только потому что я, очевидно, без денег? Вокруг сотни людей без гроша в кармане, но он выбрал меня. За мои физические данные? Вероятно. Значит предложит «мокрое дело». Но тут уж простите, в таком случае, мистер Тернер, вы явно ошибаетесь и ваша психология даст трещину. Тогда позволю себе ухмыльнуться я.

– Дик, как ни странно, прежде чем раскрою перед вами суть дела, я поведу разговор не о вас, а о себе. – Помимо своего желания я решил съехидничать.

– Вы хотите передо мной исповедаться, мистер Тернер? Вряд ли я смогу быть вам в чем-то полезен, у меня своих прегрешений больше чем достаточно.

– Мистер Мэйсон! – в голосе Тернера впервые прозвучал металл, почти как у итальянского тенора Паваротти на до-диез третьей октавы. От прежней мягкой улыбки не осталось и следа, он мгновенно стал похож на хищную степную птицу. – Если вы позволите себе и дальше иронизировать со мной, то я встану и немедленно уеду домой. Но совсем не уверен, что вы благополучно доберетесь до своего дома, несмотря на ваши, почти идеальные для мужчины, боевые данные. – Тернер невольно посмотрел влево и я, следуя его взгляду, увидел на стоянке автомобиль, рядом с которым топтались двое громил в темных одинаковых пиджаках и безвкусных цветастых галстуках. Таких характерных типов я немало насмотрелся за свою жизнь, чтобы ошибиться в их профессии профессиональных телохранителей и убийц. Я понял, что позволил себе лишнее и решил дальше не искушать свою судьбу.

– Простите, мистер Тернер, это вышло случайно. Я часто шучу невпопад. Обещаю, что больше этого не повторится.

– Ладно, – без излишних эмоций согласился Тернер, – я продолжу. Я не стал называть себя вымышленным именем. Наш разговор, независимо от того, примете вы мое предложение или нет, останется между нами и предназначен только для вас. Я в этом уверен, а вы?

– Тоже, мистер Тернер. Я никогда не нарушаю слова.

– Вам приходилось раньше слышать мою фамилию?

Я отрицательно помотал головой и тут, неожиданно для себя, вспомнил недавнюю передачу по телевидению, где упоминалось о Тернере, президенте крупнейшей компании по продаже оружия в третьи страны. Имя Тернера упоминалось в связи со скандальным судебным процессом по поводу каких-то политических подкупов и афер; процесс Тернер выиграл.

– Я вспомнил вашу фамилию, мистер Тернер.

– Вы имеете ввиду судебный процесс?

– Да.

– Теперь вы знаете, с кем сегодня встретились?

– Догадываюсь.

– Вас не пугает наша беседа?

– Больше интригует.

– У вас правильное чувство. Так вот, Дик Мэйсон, я хочу вам предоставить возможность заработать сто тысяч.

Я чуть не поперхнулся шампанским, которое потягивал из фужера, потом достал из кармана пачку сигарет и незаметно включил диктофон, подарок Дугласа, который постоянно, как напоминание о собственной глупости, носил с собой. Так, на всякий случай. И, кажется, сегодня этот случай мне представился.

– Так что, Дик, хотите заработать сто тысяч?

– Я не пойду на убийство.

– Молодец, – небрежно похвалил Тернер, – никогда не соглашайтесь на убийство за сто тысяч. Просите, минимум, миллион. В данном случае за сто тысяч вам всего лишь придется скомпрометировать женщину.

– Иными словами, с ней надо переспать?

– Нет! – резко ответил Тернер, – только скомпрометировать, чтобы не осталось сомнений в ее намерениях.

– Значит, все-таки переспать? – не знаю, почему я так упорствовал, делая вид, что не понимаю Тернера.

– Вы что, окончили школу для слабоумных? – вскипел Тернер, разливая остатки коньяка и шампанского, – до этого дело не должно дойти. Вы позволите ей раздеться, остальное зафиксируют мои люди.

– Вы хотите ее шантажировать?

– Знаете, Дик, почему вы нищий?

– Почему? – спросил я серьезно, меня интересовало мнение миллионера, отчего люди бывают нищими.

– У вас масштабы мелкого жулика: шантаж, взятка в десять тысяч, вот предел ваших авантюр. Чтобы быть богатым человеком, надо видеть перспективу. Женщина, которую вы должны скомпрометировать, моя жена. Ей двадцать восемь лет и она хороша, как Элизабет Тэйлор в свои лучшие годы.

Тут мое хваленое самообладание отказало, у меня стал явно дебильный вид. Я ничего не мог придумать, как только переспросить:

– Ваша жена, мистер Тернер?

– У вас плохо со слухом, Дик? Да, моя собственная жена.

– Но тогда для чего… вы меня разыгрываете? Или проверяете?

– Ни то, ни другое. Я собираюсь с ней развестись и, по закону нашего штата, будучи инициатором развода, обязан ей выплатить не меньше пяти миллионов. А мне этого вовсе не хочется. Если же се застукают с вами, то максимум, на что она может рассчитывать, это тысяч на пятьдесят. Простая арифметика. Ну, Дик, вы согласны с моим предложением? Сто тысяч, из них пять вы получите сегодня. Вам следует приодеться и выглядеть на миллион. Только не покупайте платиновый перстень с фальшивым бриллиантом в тридцать каратов! – лицо Тернера смягчилось, растянулось в улыбке, но глаза оставались пронзительными и изучающими.

– Мне надо подумать, – ответил я только лишь для того, чтобы собраться с мыслями и прийти в себя от предложения Тернера. Сто тысяч, подумать только, и за что? За пустяшную работу: довести до экстаза взбалмошную бабенку, раздеть и уложить в кровать. Остальное сделают люди Тернера.

– Нет, – решительно прервал мои размышления Тернер и закурил новую сигару, – никаких размышлений: если да, то да! Быстро, Дик, и бесповоротно, – да?

– Я согласен.

– Хорошо, – невозмутимо продолжал Тернер, – сейчас обсудим детали. Мою жену зовут Элиза. У нее непростой характер, она умна, чиста, порядочна, окончила гарвардский университет по специальности искусствоведение, не работала ни одного дня. На случайную связь не пойдет.

– Боюсь, мистер Тернер, – перебил я, – что этот орешек мне не по зубам. Не стану скрывать, я знаю женщин, но большим специалистом себя по этой части считать не могу. Была в моей жизни одна настоящая любовь, но мы разошлись по независящим от меня обстоятельствам, о которых мне говорить не хочется. В жизни всего не предусмотришь. Случались мимолетные связи. В общем, слабаком я себя не чувствую, но статуей командора тоже. Думаю, что вы обратились не по адресу, вам нужен профессионал.

– Вы дурак, Дик, в жизни нет ничего более омерзительного, нежели мужчина профессионал по бабам. Порядочные женщины узнают такого альфонса за милю и никогда не подпустят ближе, чем на пушечный выстрел. Я потому и остановил свой выбор на вас, что вы не бабник. К тому же авантюрист. Вы сумеете подобрать в своем арсенале имидж, соответствующий идеалу моей жены. Она образованнее вас, но это играет вам только на руку: женщины любят, когда у них появляется возможность немного поучить мужчину, который им нравится, почувствовать собственное превосходство хоть в чем-нибудь.

– Но вы же сказали, что на случайную связь она не пойдет…

– А вы что же, хотите заработать сто тысяч за три дня? Она должна влюбиться в вас, Дик. Поэтому не надейтесь на быструю победу. На это уйдет время. Думаю, что месяца за два вы с этим управитесь. Еще раз повторяю: вы только подведете Элизу к измене, но не притронетесь к ней. Вы меня поняли?

– Понял, мистер Тернер.

– Не старайтесь меня надуть. Если вы хоть что-нибудь сделаете по-своему или для своей выгоды, я сумею перекрыть вам кислород, хотя вы мне симпатичны. Я не Дуглас, которого вы пытались надуть на десять тысяч. Я щедро плачу тем, кто предан мне, но еще более щедро умею мстить. – Он достал вместительный портмоне и вынул из него фотографию. – Вот Элиза. Посмотрите внимательно и верните мне. Хорошо запомните лицо Элизы, чтобы случайно не перепутать и не растратить свой пыл и красноречие на другую даму.

Я взял фотографию жены Тернера и у меня неожиданно заколотилось сердце: никогда мне не приходилось видеть такого милого, привлекательного лица. Не могу сказать, что Элиза Тернер поражала классической красотой, но в ней ощущалась такая притягательность и женственность, что ни одна «мисс» Европы или Америки с ней не могла сравниться. Существует такая категория женщин, которые не очень даже красивы, но вызывают удивительное чувство нежности и преклонения. К таким относилась Элиза.

Я с минуту смотрел на фотографию, повертел ее незаинтересованно в руках, потом молча вернул Тернеру. Мне почему-то не захотелось выказывать перед ним истинные чувства, к тому же он все это время изучающе и подозрительно смотрел на меня.

– Ну, Дик, производит впечатление? – Тернер продолжал смотреть на меня пронзительными злыми глазами и я вдруг понял, что он ревнует даже к фотографическому изображению, не говоря уже о живой Элизе. Почему? Чувство собственника? Наверное, такие, как Тернер не привыкли что-либо уступать другому и делаю это лишь из какого-то расчета. Я понял, что Тернер что-то не договаривает и я вступаю в большую игру в качестве пешки, которую могут пожертвовать после первых ходов в дебюте.

– Красивая женщина, – протянул я, вздыхая, как бы думая о чем-то своем. Пусть решит, что она напомнила мне кого-нибудь из своих прежних привязанностей.

– Вы ничего не понимаете в женщинах, Дик. Не в красоте дело, она не так уж красива, она неповторима и умопомрачительно хороша. Природа создала ее для любви, она не может жить без любви. Я же не могу служить объектом для таких узких человеческих целей, у меня нет на это времени и желания, мне хватает супружеских отношений два раза в неделю. Остальное время забирает моя работа. Вы не представляете, Дик, сколько я держу в голове разных комбинаций, потенциальных сделок, сколько вариантов надо просчитать, чтобы провернуть дело хотя бы на пару миллионов. Это главное в моей жизни, и все равно, Элиза чертовски хороша и мне жаль терять ее.

– Но вы сами хотите расторгнуть брак. О чем же жалеть?

– Вы дурак, Дик, – опять снисходительно усмехнулся Тернер, желая завершить свою мысль, но я резко перебил его.

– Послушайте, мистер Тернер, – вы, конечно, умнее и богаче меня в тысячи раз, но если вы меня еще раз назовете дураком, я встану и уйду.

– Вы не можете встать и уйти, вы чересчур много знаете и главное – дали согласие исполнить работу.

– Пусть будет так, но мне не нравится, когда со мной разговаривают подобным образом. Я давно вышел из детского возраста.

– Что ж, ваша строптивость справедлива, я учту эту черту вашего характера, но только потому, что вы мне сейчас нужны. В дальнейшем, когда вы исполните свою миссию, не вам будет судить о тоне, в котором я отдам то или иное приказание.

– В дальнейшем? Разве мы будем поддерживать какие-то отношения? Я получу сто тысяч и укачу в Европу. Мне надоел климат Штатов. Возможно, встречу свою мать. Любопытно посмотреть на женщину, которая тебя родила и бросила. Так что, если захотите меня увидеть, приезжайте в Париж. Я не вижу никаких точек соприкосновения с вами в дальнейшем.

– Я их вижу, Дик. Если вы все исполните должным образом и не попытаетесь меня надуть, я смогу поручать вам более серьезные дела. Оплата будет соответственной.

– А если я не соглашусь?

– Согласитесь. Сто тысяч небезразмерны, у вас появится вкус к большим деньгам. Это особый вкус, он отличается от вкуса просто к деньгам, который есть у всех. Так на чем мы остановились?

– Вы в очередной раз назвали меня дураком.

– Не будьте злопамятны, я только хотел объяснить причину намеченного мною развода. Конечно же, любить прекрасную женщину – счастье, которое не каждому выпадает в этой жизни. Но упоение властью и деньгами гораздо более сильнодействующее средство, оно волнует и лихорадит так, как не способна взволновать ни одна женщина в мире. Мне не хочется расставаться с Элизой, я привык к ней, как привыкают к прекрасной картине. Вы любите живопись, Дик?

– Мне нравятся полотна старых мастеров, особенно голландцев. К импрессионистам я равнодушен, хотя они мне тоже известны.

– Это от недостатка образованности и вкуса, их тоже надо развивать, как и мышцы тела. Согласен, старые мастера великолепны, но импрессионисты настолько чисты и пронзительны в своих работах, они внесли струю, даже не струю, а ураган свежего воздуха в затхлость салонной живописи второй половины девятнадцатого века. – Лицо Тернера преобразилось, видно, он был и вправду не равнодушен к импрессионистам. Я решил это уточнить, опять же бессознательно, чувствуя лишь одно: в игре с Тернером ни одна деталь его характера не должна остаться незамеченной; кто знает, какую пользу я извлеку из этого потом, действуя по его указке.

– Вы говорите с такой страстью об импрессионистах… вероятно, вы собиратель, мистер Тернер?

– Вы проницательный человек, Дик. Ни один аукцион картин не проходит мимо моего внимания. У меня есть прекрасный Сислей, Сера, Моне. Я мог бы говорить о них сутками, но сейчас не время. На чем мы остановились?

– Вы сказали, что привыкли к Элизе, как привыкают к прекрасной картине.

– Да, именно так, но Элиза связывает меня в моих деловых отношениях. Когда я разведусь с ней, то женюсь на дочери моего итальянского партнера и мы, соединив с ним наши капиталы и возможности, станем диктовать свои условия конкурентам. Мой будущий тесть старше меня на двадцать лет, значит, я могу надеяться, что через пять-шесть лет единовластно возглавлю концерн. Вот почему я не могу терять столько миллионов, затеяв бракоразводный процесс с Элизой. Сейчас каждый миллион на учете. Хватит ей и того, что я ей выделю – пятидесяти тысяч.

– Не мало?

На мой бестактный вопрос Тернер среагировал так, будто ему доставило удовольствие ответить на него.

– Не мало, пусть узнает потом, как достаются деньги. Запросов у нее немало, впрочем, как и высокомерия. Знаете, как она меня называет?

– Откуда мне знать?

Тернер и не ждал моего ответа, он окунулся в мир своих воспоминаний, потом зло ответил:

– Она меня величает беспринципным вышибалой денег. Пусть теперь со своими принципами учится сама зарабатывать на жизнь.

Было видно, что Тернер, несмотря на довольно безмятежный рассказ о своей жизни с Элизой и причинах развода, здорово на нее злится, ревнует, а возможно и ненавидит. Стало понятным угрожающее предупреждение Тернера: довести отношения с ней до границ близости, но ни в коем случае не переступать их.

– Пусть теперь, – продолжал Тернер, – поковыряется в дерьме, как приходилось мне в свое время. Я ведь не сразу стал теперешним Тернером, я сын лавочника и до пятнадцати лет стоял за прилавком, торговал всякой дрянью, от подков и гвоздей, до кастрюль и хозяйственного мыла. Мои сверстники играли в футбол, теннис, загорали и развлекались, а я, Арнольд Тернер, по десять часов в день кланялся каждому подонку, который от скуки заглядывал в нашу лавку, в надежде за один цент приобрести товаров на доллар. Элиза провела безоблачное детство: музыка, танцы, увлечение живописью, верховая езда в клубе, словом, все те удовольствия, которыми я мог любоваться на картинках в рекламных журналах. А потом ее аристократический папаша разорился и вылетел в трубу. Я подобрал Элизу Скотт в буквальном смысле нищую и, не размышляя, повел под венец, одел как королеву, нацепил бриллиантов на двести тысяч и после этого у нее поворачивается язык назвать меня беспринципным вышибалой денег. Какая снисходительность и чистоплюйство. По-моему, гораздо беспринципнее быть на моем содержании и меня же попрекать. Видите ли, от моих сделок пахнет аферами. Это дословно. Мой отец, а он был далеко не дурак, говорил, что маленькие деньги пахнут бедностью, большие не пахнут никак!

Тернера понесло, наверняка такие подробности его интимной жизни с Элизой не входили ранее в планы разговора со мной, но злость кипела в нем и требовала выхода, и я поневоле как бы сделался на время громоотводом. Тернер неожиданно умолк и даже с некоторым удивлением посмотрел на меня.

– Извините, Дик, вам этого не следовало знать. Хотя, атмосфера моего дома вам небезынтересна и, возможно, окажет помощь при знакомстве с Элизой. Возможно, теперь вы лучше представляете, какой образ больше всего подойдет для роли соблазнителя. Вы должны вызвать у нее сочувствие к вашей судьбе, заинтересовать как мужчина, потенциальный друг, а потом и любовник. Женщину такого темперамента я вряд ли удовлетворяю в достаточной степени, значит, она испытывает тоску по мужчине, но еще раз повторяю, что на случайную связь она не пойдет: вы должны произвести впечатление порядочного человека, которому пришлось многое перенести и которому просто не везло в этой сумасшедшей гонке, которую мы зовем жизнью. Придумайте историю о том, как разорился ваш отец. Это вас сразу сблизит. Не форсируйте события. Если она что-то заподозрит или вы ей не приглянетесь, то потом этого не поправишь. И в таком случае я вам не позавидую.

– Вы мне угрожаете, мистер Тернер? – спросил я почти равнодушно, хотя мне очень хотелось треснуть его слева. Я вообще отметил у себя в последнее время неожиданное чувство, о котором раньше не подозревал, его попросту не было, появилось оно после истории с Гвалдмахером и моим прежним шефом Дугласом: я стал рассматривать мужчин, отыскивая у них прежде всего наиболее уязвимые, открытые точки, с целью, при возможном конфликте, вырубить противника первым, не дожидаясь, чтобы это успел сделать он. Так и с Тернером: я смотрел на него и определял, как его лягнуть так, чтобы он надолго улегся на лакированный пол веранды папаши Гленна. Тернер был тренирован и почти моего роста, может на дюйм с четвертью ниже, но я был абсолютно уверен, что он грохнется после первого удара; он был старше меня почти на двадцать лет и в нем был лишний вес. Думая о Тернере, я вдруг отвлекся и стал одновременно рассуждать, что я сделаю со ста тысячами в Париже. Я не вовремя размечтался, ответ Тернера вернул меня на землю с европейских облаков и внес заметный диссонанс в мои розовые мечты. За мной давненько водилась такая черта: в момент самых серьезных ситуаций я умел отвлекаться и думать о чем-то другом. Иногда это помогало в прежней жизни: когда я попал в плен и меня допрашивал бородатый верзила в звании полковника, а звания любые мятежники всех рангов себе присваивали сами, исходя из собственных амбиций и притязаний на власть, то я, чтобы не сойти с ума, допросы длились по десять часов, представлял себя во Флориде на пляже, вспоминал самые приятные минуты, проведенные с друзьями в юности, думал о покойной тетке, словом, раздваивался и уносился одной половиной в воспоминания, а другой тупо смотрел на будущего президента, потому что этот верзила, одолев регулярные войска и банды наемников, так писали левые газеты о нас, стал президентом страны. В данный момент мои радужные надежды на сто тысяч отвлекали, я расслабился и на какое-то мгновение перестал чувствовать опасность.

– Я вам не угрожаю, Дик, слишком большая честь для вас. Я еще раз подчеркиваю серьезность нашего разговора. Хотите совет?

– Пожалуйста, – ответил я, приходя в себя. – Я очень люблю советы.

– Никогда не мечтайте раньше времени о долларах, которых вы еще не заработали. – Тернер с усмешкой смотрел на меня.

– Мистер Тернер, вы что, телепат?

– Нет, – он мгновенно сменил на лице маску и смотрел благожелательно, – но на вашей физиономии было написано такое блаженство, что только круглый дурак не догадался бы, о чем вы размечтались. А за секунду до этого вы очень внимательно изучали мой подбородок для потенциального рокового удара. Вы забыли, Дик, о тех ребятах, что охраняют меня от подобных вам эмоциональных джентльменов. Они профессионалы. С каждым поодиночке вы, возможно, справились бы, но вдвоем они из вас сделают сито для процеживания бульона. Так что успокойтесь, сосредоточьтесь и постарайтесь не упустить ни одного моего слова. От этого зависит ваше будущее. На чем я остановился раньше?

У Тернера, как я отметил, была скверная привычка задавать периодически этот вопрос собеседнику, а скорее это было не привычкой, а точно выверенным психологическим ходом: отвечая на такой вопрос каждые десять минут, вы уже ставили себя в зависимое положение. Еще бы: мистер забыл, о чем он только что говорил с вами, так что будьте любезны, напомните ему. Из чувства противоречия я решил больше не подыгрывать ему, хотя понимал, что от этой позы могу только потерять и ничего не получить взамен, кроме удовлетворенного самолюбия.

– Не помню, мистер Тернер, – мой ответ прозвучал не слишком вежливо.

– О чем это вы? – встрепенулся Тернер.

Я понял, что задавая свой вопрос, он и не ждал на него ответа.

– Я не помню, на каком месте вы прервали свою прежнюю мысль.

– Не я прервал, а вы. Не трудитесь вспомнить, я прекрасно обойдусь без вашей помощи. Конечно, после вашей очередной дерзости вас бы следовало послать к черту и отделать вечером до состояния бифштекса. Они это умеют делать, – Тернер кивнул на двух телохранителей, куривших по очереди одну сигарету. Видать, у них закончилась пачка и они не смели отлучиться со своего поста даже на минуту. Собачья работа. – Итак, я сказал, что не позавидую вам, если вы провалите мое поручение, потому что во второй раз подобный номер с миссис Тернер не пройдет. О вас неплохо отозвался дон Чезаре, его характеристика многого стоит. Не будь ее, я никогда бы не связался с вами.

Вот как глубоко копнул Тернер, изучая мою прошлую жизнь!

– Говорят, что последний год вы шлялись по концертным залам и почитывали разные умные книжки. Это так?

– Да, действительно шатался. Не век же быть дураком.

– Это хорошо, – одобрил Тернер, – пригодится при общении с Элизой. Она большая дока по части классической музыки, в отличие от меня. Для меня любая симфония сильнее снотворного. Это ее коробило.

– Что же, у вас ничего не было общего?

– Почему, увлечение живописью нас очень сближало, она тоже без ума от импрессионистов. Но увлечение может позволить себе только обеспеченный человек. Сначала следует научиться крепко стоять на ногах, а потом предаваться увлечениям. Итак, вы поклонник классической музыки?

– Это чересчур громко сказано, мистер Тернер.

– Не имеет значения, во всяком случае смогли высидеть на трех концертах. Этого достаточно. Значит мы выяснили важную точку вашей психологической совместимости с миссис Тернер. Найдутся и другие при сближении. Только не старайтесь умничать, это будет выглядеть убого. С Элизой такой номер не получится. Учтите, все зависит от первой встречи, она самая важная в последующей цепи.

– Как вы предполагаете ее организовать и где?

– Лучше всего обойтись без сводничества и выбрать естественный вариант знакомства. Послезавтра миссис Тернер поедет за город подышать свежим воздухом. Это ее традиционная поездка по средам согласно расписанию.