Текст книги "Море житейское"

Автор книги: Владимир Крупин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 46 страниц)

И только тем и спасаюсь, что надеюсь на милость Божию, на то, что когда ум мой выталкивается в склочное пространство мира, то сердце мое остается с Богом. О, не дай Бог иначе.

И рассуждение из этого же порядка. Оно о нападении на русскую литературу. Вот, пришли к нам в шестидесятые и далее книги и имена зарубежные. Они же действовали на писательскую и читательскую атмосферу. Тот же Хемингуэй. Ладно бы Фолкнер, Грэм Грин. Нет, радостно подражали не сути, а фразе. Еще бы: «Маятник отрубал головы секундам» (из «Приглашения на казнь»). Это Набоков. За ним Катаев, другие.

Легче взять форму, нежели содержание. Ананьев вообще строил фразы как левтолстовские, и что?

И тут опять же победа бесов: убивание главной составляющей русской литературы – духовности.

В ДИВЕЕВСКОМ ХРАМЕ так тихо, что, кажется, читаемая непонятно кем Псалтирь увеличивает тишину. Свечи потрескивают, будто тоже молятся. Потом канавка Божией Матери, сто пятьдесят «Богородиц». Свечки не гаснут.

Это уже в этот приезд, а в тот, в 90-м, матушка Фрося сурово сказала нам: «Пишут и пишут и думают, что работают». А ведь никто ей не мог сказать, что мы – люди пишущие. Насквозь видела. «Матушка, а какая настоящая работа?» – «Из церкви выгребите старую картошку, все побелите и читайте Неусыпаемую Псалтирь».

И вот – все возрождено, Псалтирь читается, но не нами возрождено и не нами читается. Но может быть хоть как-то и наши слова содействовали? Может быть. Хорошо бы.

В ИЛЬИН ДЕНЬ звучит высокая нота единения церкви, армии и народа. Именно с удара колоколов Ильинского храма началось освобождение Москвы от польско-литовских интервентов.

И поныне в Ильин день после литургии выносятся из храма фонарь, Крест, иконы, хоругви. Выносят их воины-десантники «войск дяди Васи», ВДВ, гремят победно колокола, стройно и ангельски, «едиными усты», поет хор певчих и единым сердцем возносятся наши молитвы о родном Отечестве. Крестный ход движется на Красную площадь и на ней служится торжественный молебен.

ОППОНЕНТ НА ЗАЩИТЕ: «Однако, тем не менее, к тому же, если бы кстати и вместе с тем, имеет место быть...».

ЛЮДИ ТЕПЕРЬ – копии от копии. Неслучайно много суеты вокруг клонирования, это от понимания собственной пустоты и механистичности.

Голосующая биомасса – вот самый желанный электорат теперешних правителей.

КОРНИ ПРЕСТУПНОСТИ не в так называемых «пережитках прошлого», а в настоящих мерзостях превращения жизни в служение потребностям живота и плоти, в освобождении от стыда и совести. Самое страшное, что могла сказать мама о ком-то нехорошем: «Ни стыда, ни совести, ни собачьей болести». Это, наряду со словами «Бога забыли, Бога не боятся», объясняло как раз эти самые корни преступности.

ТОЛЬКО ЗЕМЛЯ сохраняет язык. На асфальте слово не рождается, не растет, на асфальте плесень жаргонов. Городские писатели в рассказах о детстве выделяют его главные, очень немногие радости, в поездках к бабушке-дедушке, на дачу или в лучшем случае рассказывают о дворниках, голубятнях, дворовых собаках, канарейках, птичьем рынке, то есть тянутся к живому.

А земля – это не место для каникул, то есть и тут городские выделены своей обособленностью от трудов на земле, а именно эти труды созидали характер и сохраняли язык.

ТЕЛЕГРАММА ПИСАТЕЛЮ, добивающемуся литературной премии: «Прими без прениев мое воззрение: живем в безвременьи, живи без премиев». Он ответил: «Ты не понимаешь, что такое – жить в провинции и не быть лауреатом».

К ПРЕСТУПНОСТИ ПОДВИГАЮТ девочки. Да. Хвалится перед подружками: «Я его на кафе выставлю. Чтоб всех нас повел». То есть использует то, что мальчик ею увлечен. А он сам не работает, просит (потом требует) у родителей. Дают, дают, но сколько же можно давать? Начинает подворовывать, ловчить. Как следствие – тюрьма. А все началось с девочки, с ее похвальбы перед подружками, что Саня (Петя, Витя, Сережа...) поведет их в кафе-мороженое.

ТАК ТОСКЛИВО жить без отца-матери, такое сиротство. Только и утешения, что встретимся.

НА ГОРНОЙ ТРАССЕ по серпантину. Пожилая пассажирка: «Ой, какие вилюшки». Молодая: «Да, прямо центрифуга».

О БЫТОВЫХ ВЫРАЖЕНИЯХ: «Да они воду варят» (то есть болтают впустую).

«Спать хочу на счет “два”» (то есть раз-два и спит).

На машине сзади: «Сам такой».

«Миа талья» – мой размер.

Большой начальник (из бывших): «Ты что! Я был, был. Мне коня к трапу подавали. Не веришь? Тогда сразу дай по морде. То-то!»

«Не спрашивают, не сплясывай».

«На проезжей улице птица гнезда не совьет» (детдомовка).

«Баба села на забор, ноги свесила. Рядом миленький прошел, стало весело».

«Не важно, кто сам, важно, кто зам».

Из этой же серии: «Я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак».

–А О ЧЕМ ГОВОРЯТ евреи, сойдясь в кружок? – Как о чем? Конечно, о будущем России.

ЗАЧЕМ ЖДАТЬ предсказания погоды на завтра, когда мы проснемся и ее увидим.

СЛАБ МОЙ ЯЗЫК описать восход. Да и чего описывать, когда сказано: «Да будет свет!». И, может быть, так Господь каждый день говорит.

МЯЧИКУ ОДИНОКО и страшно в темноте у крыльца. Дождь пошел. Он даже не просто мячик, а мячик-глобус. Прямо земной шарик. И с ним весь день играли, бросали, пинали. Он прыгал, веселил деточек. Даже через костер перекидывали. Наигрались и бросили.

У НЕЕ НИЧЕГО не было, кроме фигуры. Но этого ей хватало.

К ДИРЕКТОРУ ИНТЕРНАТА пришел новый русский. Принес материальную помощь, шутит: «Это вам от нашей мафии». Директор растерянно: «Так мало?» – «Ну, мы же не в Сицилии».

АПОСТОЛА МАТФЕЯ побили камнями по закону израильскому. Но из угоды отсекли ему голову, уже почившему. Как врагу кесаря.

БЕЛОВ СЕТУЕТ: «Машинистке отдал пятьсот страниц. Берет по двадцать копеек. Да потом еще раз придется перепечатывать». Распутин: «Пиши короче».

ЧИНОВНИКИ ДЕМОКРАТИИ не хамят, вежливо ведут под руки в могилу. По дороге обчистят.

МОЦАРТ. МИЗЕРЕРЕ, Пятидесятый псалом. У Моцарта три ребенка умерли. Моцарта всерьез первым заметил Гете. Да, Гете это очень не Гейне.

ВЫДРАЛИ ЗУБЫ, будто выдрали молодость. Я же этими зубами в голодные годы помогал телу выжить. Сейчас и протезов хватает.

МАМА, КОГДА отца не стало, всегда говорила о нем: «Когда сам-то еще был...», или: «Когда уже стала жить без хозяина...»

ЗАПИСКА ИЗ ЗАЛА: «О Боже, милости Твоей границ не вижу я, их нет. Грешу и каюсь я тебе. Уже не слышно сердца стук, полно все черными грехами. Когда же внемлю слову Твоему, чтобы сполна и чистым сердцем мне претерпеть страданья? Громотнов Антоний».

ХОЛОСТЯК. ЧТО это такое? Это несчастный человек. Он хочет жениться, и он никогда не женится. Боится женщин. Загоняешь его в угол, лепечет: «Они курят, ругаются они матом». – «Очень даже далеко не все». Но женить холостяка невозможно. Я пробовал. Друга Толю тридцать лет не мог женить. Но он так много работал, что этим и защищался. Когда появлялась очередная кандидатка, он тут же говорил мне: «Видишь, что творится? Вчера на нее два часа потратил». Самое смешное, что жениться он хотел искренне. Бедные кандидатки горели на том, что начинали наводить порядок в его квартире. Да еще что-то пробовали щебетать. Считали, что у него все разбросано и что надо его занимать. «У меня не разбросано, а все на своем месте. И со мной не надо разговаривать, я всегда занят».

РАСПЯВ ХРИСТА, иудеи вовсе не хотели преследовать христиан. Они думали: покончено со Христом и говорить не о чем. Но Петр и Иоанн исцелили хромого. «Серебра и золота нет у меня, – сказал Петр, – а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи». Конечно, это сразу узналось. Апостолам запретили говорить об Иисусе. И все. И можете жить спокойно. Но Петр и Иоанн сказали в ответ: «Судите, справедливо ли пред Богом слушать вас больше, нежели Бога. Мы не можем не говорить того, что видели и слышали» (По Деяниям). Вот ключ к поведению христиан. Как слушать земные власти более, чем Господа? Надо все поверять Божией истиной.

– ДЕТИ, ДЕТИ, куда вас дети? – с любовью говорила нам мама. Помню, идем с лугов, с реки, а мама оставалась на хозяйстве, ждет, стоит на крыльце, и очень помню, с какой любовью говорит: «Наработались дите-нушки, шаляпают домой». Такое у ней было присловье.

Зимние вечера. Залезаем на полати, на печь, мама читает при свете коптилки. «Глаза вам берегла», – говорила она потом. Она душу нам берегла, сердца наши сохраняла. Читала книгу «Родные поэты», много читала. Читала «Овода», плакала. Сказки, былины, песни. Такой был толстенький старый-старый песенник. Я его и один читал и пел все песни на один мотив: «Ты прости, народ московский, ты прости-прощай Москва. Покатилась с плеч казацких удалая голова». А еще страшнее: «Я тебя породил, я тебя и убью». И: «Батько, где ты? Слышишь ли ты?» -«Слышу, сынку!»

Царапины, обиды, ссоры детства, недоедание, плохая одежонка, – все забылось, осталось всесветное сияние счастья жить на Божией земле.

Мамочка ты, мамочка ты моя!

ЧТОБЫ ПРОЗРЕТЬ, нужно созреть.

О национальном: какая польза в крови моей, когда все равно истлевать? (Из Псалтири).

ДЕНЬ ПРИЧАСТИЯ. В этот день бывает так хорошо, что не высказать. Так умиротворенно, если еще один. И ничего не страшно. Хоть камни с неба вались – причастился. До чего же только жаль, что родные не со мною. Да, бывают в храме, но в церковь надо ходить. Ходишь, и уже и не замечаешь ни тесноты, ни чьих-то разговоров. Когда долго не причащаешься, лицо темнеет.

Старуха Клавдия говорит: «Я иду в церковь, я прямо реву, что другие не идут. Кто и пьян, кто и вовсе с папиросой. А женщины накрашены. Я прямо реву – хоть бы они поняли, какая в церкви красота!»

ПТИЦЫ НАЧИНАЮТ вить гнезда, таскают у меня паклю из щелей бани. Тискали бы с краю, нет, все разлохматили. Застал сейчас воробья.

Забавный такой, клювик занял ниточками пакли. Ушмыгнул. Поймаю в следующий раз – выпорю.

На участке, сосчитал, уже двенадцать различных цветов цветет. Все Надя. У нее все растет. От работы не оттащишь. Грядки, клумбы -все идеально. Чаю попить приходится тащить насильно. Потом стонет: ой, поясница, ой, сердце! Выпалывает сорняки, окучивает растения, пересаживает, сажает, обрезает, удобряет. С апреля по конец октября все цветет.

Да я такой же. Сегодня как только не надорвался, перетаскивал и закапывал огромный бак литров на пятьсот. Под компост.

Девятое мая. Год назад приложился к мощам св. целителя Пантелеи-мона. На Афонском подворье. Очередища! Очень надеюсь побывать на Святой Горе.

– ВАМ СКОЛЬКО кусочков сахара положить? – Четыре. Но не размешивайте, я не люблю сладкий чай.

В ТОЛЬЯТТИ НА ВАЗе, говорят, были даже подземные ходы, по которым вытаскивали и запчасти и целые узлы. Больше разворовывали, чем выпускали.

– ВЫШЛА вся такая, на подвиг зовущая. – Да она играет в такую, я ее знаю. Подружка мне говорит: “Ляль, оказывается мода на хорошеньких и глупеньких прошла. Теперь, – говорит, – надо казаться умной. Но это, – говорит, – ващще обалденный эпатаж”».

РАССКАЗ ШОСТАКОВИЧА:

«Дни советской культуры в Англии. В день приезда туда нас собрали, и человек в штатском сказал: “Вы думаете, кто же тот человек, который к вам приставлен? Так вот, это я. И я отвечаю за вашу безопасность. Но вас много, поэтому я разбиваю вас на пятерки и назначаю старшего”. Мне зачитал пятерых по алфавиту, велел запомнить. “В любое время дня и ночи обязан знать, где кто из твоей пятерки”. Он всех “на ты” называл. У меня вскоре авторский вечер, приехала королева Англии, все прошло хорошо, аплодисменты. Выхожу на поклоны, а в голове одно: где моя пятерка, где моя пятерка? Меня зовут на прием к королеве, я говорю организаторам: “Вот эти, по списку, должны пойти со мной. Идут, довольны, там же столы накрыты”».

Шостакович нисколько не сердился на чекиста и вспоминал о нем с удовольствием. Чекист этот, когда понял, кто есть кто, командирство над пятеркой не отменил, но все-таки стал называть Шостаковича «на вы». «Куда вам когда надо, скажите. Я с вашей пятеркой побуду».

ЛЕОНИД ЛЕОНОВ о евреях: «Они все солдаты и все в строю». Разговоры с ним я пытался незаметно записывать – безполезно. Он, хотя и плохо видел, сразу меня пресекал: «Не надо! Спрячьте блокнот». Но многое помню. Встречи со Сталиным, Ягода, Горький... И вот проходят годы и годы и, может быть, и прав был Леонид Максимович, потому что кому это надо: Сталин, Ягода, Горький? Ну, узнаем что-то и что? Истории личностей и личности в истории еще далеко не история. Что-то же свершается и помимо личностей. Если б не Гитлер, не Сталин, были б другие, тут главное – схлестывание света с тьмой, Христа с Велиаром.

ИЗРАИЛЬСКОЕ ПОСОЛЬСТВО. Приезжаем с Сергеем Харламовым за визами наверное раз пятый. Заранее приезжаем. И всегда оказываемся последними. Они идут и идут. «Как? – возмущаемся мы. Отвечают: -«Разве б ви не заняли очередь для мами?»

Две дамы. Одна с выбритыми усами, другая с ними. Обсуждают третью подругу, к которой ради здоровья ездят два раза в год, весной и осенью, когда в России плохая погода. Одна: «Она же уже просит сала. Ну и шо сказать – ездила на рынок». Другая: «Ну так! Она же ж в Киеве жила, привыкла. А уехала, там опять стала еврейкой. А от сала не отвыкнет. Я тоже везу». – «Сколько?» – «Та шматок приличный».

– ЛИТОГРАФИЯ, ЧТО ТАКОЕ? Слушай. – Владик делает большую паузу. – В Суриковке, учти, все камни были на учете. Почему? – Опять долго молчит. Поднимает палец: – Деньги на них печатали. То есть можно было печатать. Вот такой толщины (показывает), идеально отполированы. А линогравюра – дело проще. Вырезаю. То, что вырезаю, будет светлое, а то, что оставляю, темное. Но это, конечно, букварь, азбука, извини! Да! Все думают, что я умный, а на самом деле... (пауза) так оно и есть! Я наивный до примитива, да я и в самом деле примитив. Но для своих студентов я кое-что значу. Они же не знают, что я ничего не значу. Одна нашлась, стерва с ушами, натуральная полуобнаженка, пыталась отдаться, говорит на языке якобы графики. Это у нее диплом. Диплом! А такие претензии! Врать ей, как девушке, я могу, но в графике? Никогда! Линия! Глубина! Образ! Характер! Ты что! Фаворский, Кузьмин, Константинов! Ты веришь, что черно-белое может передавать цвет? Веришь? Отлично! Значит, еще не пропал.

ЖИТЕЙСКАЯ МУДРОСТЬ попутчика: «Не бери дурного в голову, а тяжелого в руки». Он вроде еще совсем не старый, а наколка на руке совсем ископаемая: «За измену не прощу». Еще бы надо: «Не забуду мать родную».

О, ЗИМНИЙ САД в лунную ночь! Золотой мед лунного света, серебро заснеженных ветвей, таинство синих теней на молодом нежном снегу. А утром? Утром еще лучше: рассвет розоватит белые букеты кустов и деревьев. Зеркальца снежинок посылают друг другу зайчиков.

От тоски по таким русским снегам можно заболеть в любой Калифорнии.

СОСЕДКА ЛИДИЯ Сергеевна очень любит свиней. Я ей сказал однажды, что слова «свинья» не было в русском языке, только «порося», «поросята», то есть бегущие по росе, да даже и по Руси, так как «роса – росс -русь» – близкие слова. Это Лидии Сергеевне очень понравилось. Как и ее мужу, Льву Николаевичу, который часто лежит на плоской крыше сарая, пребывает в отдохновении после вчерашних излишеств.

– Именно так! – восклицает он. – Какая же это свинья, если у нее сердце как у человека.

– То-то и лежишь как боров, – смеется Лидия Сергеевна.

ДИМИТРИЕВСКАЯ СУББОТА

Идет тихий мокрый снег. С яблонь течет, стволы почернели. Костя затопил баню. Дрова – просмоленные шпалы – дают такой дым, что Костя называет баню «Линкор “Марат”».

Надо привыкать к себе и не ругать себя, а понимать, и не переделывать, а потихоньку доделывать. Радуюсь одиночеству. Тут я никого не обижаю, ни на кого не обижаюсь. Такое ощущение, что кто-то за меня пишет, ездит за границу, выступает, говорит по телефону, а я, настоящий, пишу записки-памятки в церкви. На себя, выступающего, пишущего, говорящего гляжу со стороны. Уже и не угрызаюсь, не оцениваю, не казнюсь убогостью мыслей, произношением, своим видом в двухмерном пространстве. Конечно, стал хуже. А как иначе – издергался и раздергался. И вижу прибой ненависти к себе и нелюбви. И уже и не переживаю. В юности был выскочкой, даже тщеславен был. Себя вроде в том уверял, что рвусь на трибуну бороться за счастье народное, а это было самолюбие.

Хорошо одному. Стыдно, что заехал в такое количество жизней и судеб. На моем месте другой и писал бы, и молился бы лучше, и был мужем, отцом, сыном лучшим, нежели я, примерным.

Надел телогрейку, резиновые сапоги, носки шерстяные. Красота! Грязища, холод, а мне тепло и сухо. Так бы и жить. Снег тяжелый, прямой. Но что-то уже в воздухе дрогнуло, пошло к замерзанию.

– Чего с этой стороны заходишь? – спрашивает Костя.

– В храме был, записки подавал. Суббота же Димитриевская.

– Я не верю, – говорит Костя. – Что свинья живет, что лошадь, что человек. Кто помрет, кто подохнет, кого убьют – все одно. Не приучали нас. Учили, что попы врут. А выросли, сами поняли, что и коммунисты врут. Пели: «По стенам полазили, всех богов замазали. Убирали лесенки, напевали песенки». Не верю никому!

– Но Богу-то надо верить!

– Да я чувствую, что что-то есть. Да что ж люди-то все как собаки? Злоба в них как муть в стакане. Пока муть на дне – вода вроде чистая, а чуть качни – все посерело.

– Прямо все как собаки? И ты?

– Да! Я же вчера с соседкой полаялся. И она оттявкивалась.

В АНКЕТАХ НА ВОПРОС: «Какими языками владеете?», честно писал: «Русским со словарем». Конечно, это самохвальство было. А когда стал добавлять: «со словарем Даля», то это очень правильно. Не Ожегова же.

Даль, третье издание.

К 200-летию Даля была отчеканена медаль, и мне позвонили, чтоб был на торжественном заседании. Вспоминаю безо всякой обиды, даже с улыбкой, и вот почему. Сочинил тогда же, на этом же заседании стих, даже и не записал его, на банкете прочел друзьям. Очень смеялись. «Медали Даля мне не дали, а дали всякой мелюзге, и я остался без медали. Скажу себе: не будь в тоске, ведь не остался ты без Даля, а он потяжелей медали». Так вот, что интересно: на эти строчки, и не записанные и не напечатанные, поэт Евгений Нефедов написал очень смешную пародию, которая называлась «Обездаленный». Я Женю понимаю, его обидело выражение «всякой мелюзге». Конечно, нельзя так обо всех. Да я ж под горячую руку. Писал о Дале статьи, на медаль надеялся. А сейчас смешно. И хорошо, что не дали: по большому счету, не заслужил. Да и много у меня этого железа.

БЫЛО: КОШКА и хозяйка в доме, собака и хозяин на улице. Стало: хозяйка и собака в доме, и обе считают хозяина за прислугу. Для одной ведро вынеси, другую на прогулки выведи.

ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ кричали: мы с преступностью боремся, а сами мы бедные, дайте нам достойную зарплату. Дали и сверхдостойную. Преступность, естественно, увеличилась.

КТО КАКИЕ делает поступки, тому такие сны снятся. А надеяться на сны пророческие смешно. Кто мы такие? Тут одно – просыпаешься и скорее забудь любой сон. А зациклишься на нем, он на тебя начнет действовать. По одно время я целую тетрадь (хорошо, сгорела) записал. Всего-всего там было. Сны обрадовались, что я их ценю, и снились без передышки. В постель шел как в театр. И царя видел, и Сталина, всякие катаклизмы и сюр-реализмы, и, конечно, куда денешься, вторую половину человечества, слабый пол. Слабый-то слабый, но так умеет скрутить, что потом не знаешь, как его из памяти изгнать.

ЖИВУ СИРОТОЙ, ни отца, ни матери. Друзья умирают, родня тоже. Друзей новых не будет, пополнения родни нет. Вокруг все новое, чужое. Для молодежи я уже как ископаемое, раскапывать которое им некогда. Да и неохота, собою заняты. Я ни о чем не прошу – одно меня гнетет: как же мало в них от нашего поколения. Мало чего? Любви к России! Понимания, что она ближе всех к Богу, оттого и такая злоба к нам.

КАК УКРОТИТЬ смелого писателя? Да дай ты ему дачу, премию, орден, – вот и приручен. Талант прямо пропорционален неудобствам, бедности и обратно пропорционален комфорту. То есть чем благополучнее писатель, тем хуже он пишет. Да, так. Что дала нам дворянская литература? Помогала готовить гибель России.

У меня дача появилась в шестьдесят лет. И что я на ней написал? А как писалось в ванной, в бане, на чердаке, иногда в Доме творчества. Что написалось, не мне судить. Продукция была.

КОГДА ПИСАТЕЛЬ думает угодить читателям, а не Богу, он пропал. Ну, угодил, ну, известен и что? Читатели же тоже люди, тоже старятся, а другие, если и подрастают, уже не твои, они другие, и им другой угодил. Почти семьдесят лет я читаю, а читаю я непрерывно, и понимаю, что и сотой части узнанных имен писательских не помню. Просто забыл. И это не вина моей памяти, вина писателей.

ОБЫЧНО РЕБЕНОК всегда чем-то занят, и ему, конечно, не хочется прерывать свое занятие. И вот его о чем-то просят. Один быстро оторвется, побежит выполнять просьбу или приказание, а другой только пообещает, что все сделает. Но потом не очень-то торопится выполнять. Да и просто забудет. У нас мама никогда не отдергивала от занятий, но всегда спрашивала: «А что ты мне обещал?» И добивалась того, чтобы сын выполнил обещание. «Ты обещал, понимаешь? А обещание – это же клятва».

КОЛОБОК И КОЗЛИК

Они герои очень поучительных историй. И тот и другой наказываются гибелью за непослушание. «Жил-был у бабушки серенький козлик» и вот «вздумалось козлику в лес погуляти. Вот как, вот как – в лес погуляти». И что? И много ли погулял? «Напали на козлика серые (не серенькие) волки, остались от козлика ножки да рожки».

Колобок, в отличие от козлика, погулял гораздо больше. Он самовольно сбежал от деда и бабы, сочинил хвалебную песенку: «Я колобок-колобок, по амбарам метен, по сусекам скребен, я от бабушки ушел, я от дедушки ушел» и припеваючи уходит и от зайца, и даже от волка. А от лисицы не уходит, перехитрила она его.

То есть очень полезное знание получает ребенок от этих историй: нельзя своевольничать, нельзя старших не слушаться.

А взрослые дяди и тети, переводя сказку о колобке в мультфильм, присочинили, что и от лисы он уходит. Нет, это даже нравственное преступление, так переделывать народную мудрость.

СОРОКАДНЕВНАЯ ГОРА. Всегда бывал тут, и всегда тут творилась давка невообразимая, уж какое там благоговение. Хотя все равно было хорошо. Но уж нынче, слава Тебе, Господи, такая благодать – никого. Тихо, спокойно. Иконы, камень, на котором Он сидел. За окном небо.

Но как быстро многое меняется. Смотрю сверху на Иерихон – как много новых, расширяющих его застроек. Кубики домов. Даже зачем-то фуникулер. Поднимался по старой дороге, вся в мусоре, завалы отходов, бутылки, пакеты, коробки. Вороны под ногами. Все-таки чего-то прибирают.

Где вы, трубы Иисуса Навина, трубы Иерихона? Глушат вас ревущие потоки машин, да уже и стен нет, нечего обрушивать. В асфальт закатаны ветхозаветные пространства.

Участок у дерева Закхея облагорожен. Оно ли, не оно ли, но напоминает, что нам, чтобы увидеть, услышать Христа, надо подняться над суетой, над толпой, над собой.

И еще – счастье – взошел вообще на вершину всей горы. Иерусалим виден, Средиземное море, Иордан, Заиорданье, Фавор. («Фавор и Ермон о Тебе возрадуются».)

В ОБЩЕЖИТИИ СТУДЕНТКИ под гитару: «А я пойду в аптеку, куплю там кислоты, соперницу-девчонку лишу неземной красоты».

Плакат, сталинские слова: «Кадры решают все!». Конечно, не в смысле ценности специалистов народного хозяйства, кадрами студентки называли особей мужского пола, варианты замужества. («Он ко мне кадрится».)

ПРОКУРОР: «В РУСЛЕ признания свершившихся фактов следует заметить немотивированный характер происшедшего инцидента. Потерпевший непроизвольно сам поставил себя в необходимость...». Обвиняемый: «Чего– чего? Да не хотел я его ударять!». Адвокат объясняет: «Но это же самое говорит обвинитель». – «Да нет, он чего-то не то боронит. Какое русло?»

УБИВАНИЕ РОССИИ

Освоение окраин всегда за счет центра. Метрополия слабнет. Не будь целины, не было б проблемы так называемой зоны Нечерноземья. Так много оттянули из России специалистов (молодых!), что некому стало сохранять ее. Тут и Заславская с проектами уничтожения деревень, то есть России, тут и укрупнение колхозов, тут и появление совхозов, то есть рабочих на земле, а не крестьян. Тут и переделка МТС (машинно-тракторных станций) в РТС (ремонтно-технические станции), потом и вовсе в «Сельхозтехнику». Тут и деление обкомов на промышленные и сельскохозяйственные, тут и полная ерундовина кукурузы, выше крыши было дури.

А почему рванули на целину? Паспорта давали, какие-то заработки. Не случайно название партии ВКП(б) расшифровывали как Второе Крепостное Право большевиков. За людей же не считали колхозников.

Но вот теперь давайте посмотрим с высоты прошедшего времени. А как бы мы создали такую мощную промышленность за такой короткий срок без крестьян? Как бы накормили армию и рабочих без колхозов? Да, фермерство, оно вроде и гуманнее и предпочтительнее, но на него нужно время, а времени нам история не дала.

Именно люди от земли, от сохи спасли Отечество. Крестьянская жизнь такова, что уже с детства приучает к ненормированным трудам, смекалке, выносливости. Владение топором, пилой, рубанком, отверткой, работа с деревом и металлом, безстрашные игры на быстроту реакции, смелость, привычка к дороге, короткому сну, скромной пище и одежде, тяга к учебе, взаимовыручка, – разве не эти качества идут к нам от предков, от Ломоносова? Люди на земле, наши кормильцы и поильцы – главные люди Отечества. О, я видывал такие руки слесарей, плотников, комбайнеров, трактористов, пастухов, доярок, такие окаменевшие мозоли, такие насовсем скрюченные пальцы, что мне стыдно, что я плохо и мало прославлял их. «В гости пришла, сижу, под скатертью руки прячу: стыдно, такие некрасивые».

И не сдавались! Помню бедные застолья и богатую при этом веселость. «Ой, на горе колхоз и под горой колхоз. Мне мой миленький задавал вопрос. Задавал вопрос и глядел в глаза: “Ты колхозница, тебя любить нельзя”. – “Я колхозница, не отпираюся, и любить тебя не собираюся”».

Теперешняя ликвидация малокомплектных школ, закрытие сельских библиотек – это продолжение убивания нашей родины.

НАМ ЧТО, МАЛО революций, войн, кровавых стычек? И что, не хочется жить просто по-человечески?

Хочется, конечно, но не получится. По-человечески это тогда, когда будем жить по-Божески.

Опять и опять разгорается наступление на все святое. На семью. Разорвать ее, перессорить родителей с детьми, развратить молодежь, опошлить отношения. Нападение на память. Обгадить прошлое страны. Переписать историю, извратить ее, обвинить во всех бедах русских. Нападение на достоинство мужчин – лишить их всех прав. На женщин – превратить их в мужиков. На природу – обокрасть, изуродовать. И особенно на школу -производить англоязычных недоумков.

Но что негодовать на развратителей, когда видишь, что им легко развращать. Нет сопротивления теле– и радиопошлости, никто, например, в суд не подал на режиссера фильма «Убить Билла», хотя он научил многих женщин и девушек убивать (Рязанская женская колония. Именно оттуда взято это утверждение).

ОЧЕНЬ ПРОСТО объясняла мама значение слов «мужчина» и «женщина». «Жен-ЩИ-на, – говорила она, – варит щи. А муж-ЧИНА имеет чин, чина».

У ШМЕЛЕВА СМЕШНОЙ рассказ «Как я ходил к Толстому». К Толстому он не попал, а услышал рассказ о банщике Ванюшке, который все «графа читал. Читал-читал, в башке-то у него и замутилось, он веники и поджег».

АВТОР «ГРАММАТИКИ» Мелетий Смотрицкий, первопечатник Иван Федоров – это все монахи. Университеты России созидает церковь. Да-да. Проверьте.

БУНИН ВЕТХОЗАВЕТЕН. Звериное брожение чувств, обоняние, осязание, плотскость. «Солнечный удар», что тут? Блуд и похоть. «Темные аллеи» действительно темные по смыслу. Даже «Чистый понедельник». Утром идти в монастырь, дай напоследок потешусь, будет что вспоминать. Он, страдая, «пил коньяк чайными чашками, надеясь, что разорвется сердце». Это любовь? «Захар Воробьев», зачем? И все так написано, что все видишь: цвет и свет, и все слышишь. Конечно, очень действует.

ЯЗВА ЖЕЛУДКА все-таки лечится, но язва либерализма живуча, от нее сплошная непрерывная изжога. Неужели она навсегда? То язва обостряется, то притихает, но жива. Наворовали и опять хотят воровать. Снова хотят управляемого хаоса. Царство зверя сформировано, но зла пока не накоплено для захвата полной власти над Россией.

И вся злоба мира опять на нас. Но «мы гонимы миром, но не оставлены Богом».

ДЬЯКОН С ТАКОЙ скоростью проходит по церкви с кадилом, что свечи гаснут. Он же за трапезой, вставая с бокалом, поет басом: «Много ли это, много ли это? Мно-о-о-го – ли э-э-то?»

Благочинный жалуется архиерею: «Мыши одолели». – «Да откуда же они?» – «Из пола эти деспоты».

АБРАМОВИЧ НЕДОВОЛЕН своей фамилией. Просит поменять. «Пожалуйста, но в фамилии должно быть прежнее число букв и такое же окончание» – «Пишите: “Рюрикович”».

ЖЕНЩИНА: «НЕ надо монетиризировать отношения с мужчинами. Чревато».

ВЫСТУПАЕТ ГЛАВА администрации. Я думал, чей-то охранник.

ПОДПИСАЛ ДОГОВОР с издательством. Параграф первый лишает меня всех прав, остальные угрожают мне штрафными санкциями.

КОНЬ И КОЗЕЛ

В журнале «Крокодил» была моя первая публикация в центральной прессе в 1962 году. Публикация не так себе, из жизни. Как получилось. Я уже был старшиной дивизиона, и на мне очень много всего висело, всякого имущества, и пирамиды с оружием, и кровати, и постели, и всякие щиты и тумбочки. А на тумбочках салфетки, на салфетках графины. Тазы,

ведра, щетки, шкафы с шинелями, а кроме того огромный набор для занятий спортом: мячи, ракетки для настольного тенниса, сетка для волейбола и корзины для баскетбола. Все было подотчетным. Были и спортивные снаряды покрупнее: трапеция, перекладина, «конь» и «козел». Через них прыгали. «Конь» был зело истрепан, «козел» еще держался, но просил ремонта. Я пошел к начальнику спортслужбы: «Товарищ майор, разрешите “коня” списать, а “козла” отремонтировать». – «Садись, пиши рапорт». Я сел и написал. Майор наложил резолюцию, которую я и послал в «Крокодил», в отдел «Нарочно не придумаешь». И напечатали! Еще бы, очень лихо звучала резолюция: «Разрешаю ободрать коня для ремонта козла».

ВНУК: «ПОУЧЕНИЕ младшей сестре (после прочтения «Поучения Владимира Мономаха»): Сестра моя, прочитав эту грамотку, не ленись и старайся выполнять все, что в ней написано, да трудись усердно.

В школу поутру пораньше собирайся, братика не задерживай, в школе учись прилежно, во всем слушайся учителя. После уроков дедушку, или еще родных кого, не задерживай, в столовую с подругами не ходи. В раздевалке одевайся быстро.

По приходу домой переоденься, да с молитвой за еду принимайся, ну а после еды за уроки с молитвой садись. А как сделаешь уроки – книжку полезную почитай. А потом ложись спать пораньше, чтобы утром встать было полегче.