Текст книги "Н 4 (СИ)"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

обхватывающие сверху, были с трудом застегнуты на последнее деление.

Общее   впечатление   –   странноватое,   особенно   с   учетом   места,   где   мы находились. Похож на просителя, но во взгляде – упрямство и огонь. Достаток в одежде перечеркивается некой помятостью и нескладностью, из-за которой жилет и рубашка выпирают складкой у плеч и живота. И определенно – не ведаю, какой тут дресс-код,   но   одеяние   ему   не   подбирали.   Или   же   попросту   постеснялись   такое предлагать, исходя из статуса и положения гостя.

– Аркадий Алексеевич, у вас время на два часа дня, – словно легонько укорил его референт.

– Да, но вы обещали поспособствовать!

– Не  получается,  – харизматично улыбнувшись,  чуть  развел руками  старик.  –

Знакомьтесь, пожалуйста – Максим Самойлов, из мещан. Ему назначено на час.

Господин неприязненно покосился, словно это время назначил я сам, и во вред ему.

– Колобов, Аркадий Алексеевич, – протянул он руку, чуть согнув пальцы.

На загорелой руке отчетливо была видна белая полоса вокруг указательного пальца   –   словно   еще   недавно   на   нем   был   перстень,   но   теперь   его   нет.   Золотая полоска обручального кольца, впрочем, присутствовала.

Поиздержались?   И   Колобовы   –   что-то   знакомое,   но   точно   не   припомню.   По ощущениям – юг, но туда ходят составы с топливом, а обратно – с зерном, так что мне не сильно интересно. Формат вагонов уж больно специфичен, под мои нужды не подходит – ни танк не поставить, ни САУ.

Я подхватил его ладонь и обозначил осторожное рукопожатие. Все-таки, еще час тут сидеть минимум, и уж лучше не нагнетать обстановку.

–   Господа,   я   вас   оставлю   на   какое-то   время.   Прошу   простить,   дела   клана,   -

референт изобразил виноватую мину, легонько поклонился и отправился по залу к выходу.

А буквально через минуту со своего места поднялся секретарь и тоже заспешил с бумагами из приемной, и мы остались в огромном зале одни. Коротая время, встал с дивана и сделал шаг к панорамному окну – сверху что-то недовольно прорычало, а окно немедленно закрыла металлическая створка.

– Не мельтешите, юноша, – попросил со своего места Колобов. – Иначе охрана подумает, что вы передаете сигналы сообщникам.

Я   недоуменно   качнул   плечами   и   вернулся   на   свое   место,   под   звук   вновь открывающейся створки. Глянул на циферблат – целый час времени, без малого,

впереди. Нерациональная трата времени, откровенно говоря – но пусть так.

Двадцать минут потратил на анализ прошлого и этого дня, вспоминая слова и взгляды, реакции и поступки, относясь к ошибкам с точки зрения вероятности их совершения отдельно и в комплексе. Получалась какая-то нездоровая черная полоса с крошечным шансом, но во вселенной любая вероятность выше нуля обязательно рано или поздно сбудется…А уж если она имеет искусственный характер… но это еще надо доказать.

Ладно. Покосился я вновь на циферблат и занялся единственными доступными мне приготовлениями – а именно, принялся надевать перстни. Вроде и ерунда, но тоже действие, которое необходимо совершить. К тому же, их многовато, они не подстроены под толщину пальцев – попросту,  большинство из них я никогда  не надевал, незачем – и стоит подумать, как расположить их лучше. Хотя бы, чтобы не упали с пальца в неподходящий момент.

Перстень   Самойловых   –   черный,   с   симметричным   клеймом   двух   рун   в   виде стилизованной буквы «С». На безымянный палец левой руки, бесспорно.

Перстень Юсуповых – алый герб, перечеркнутый по диагонали черной линией –

знаком бастарда. Выкинуть бы, но вескость тех данных, что лежали в папке, как подтверждать? Одному честному слову поверят ли…

Перстень Борецких – синее серебро, переходящее в аквамарин волны на вставке из драгоценного камня. Бабушка подарила. Говорит, много у нее таких, а вот кому носить – уже не осталось.

Перстень Долгоруких – алмаз внутри алмаза в кайме из белого золота. Вручил князь Долгорукий за спасение сына – нашего куратора, которого смыло волной на турнире, я нашел, но спасла его Ника…

Нике ничего не подарили. Страшно было дарить той, семью которой могли во всем   обвинить.   Всем   было   страшно   сделать   хоть   что-нибудь,   и   только   Шуйский

Артем в ярости клялся мне, что ему плевать, как там решит отец, и если их решат уничтожить, то девчонку он спрячет сам.

Перстень Де Лара – кусок самородного золота, в котором сделали отверстие под палец. Дед из крепости Биен. Говорит, внуку полагается.

Блин,   пальцы   на   левой  руке   кончились.  А   что   у  нас  достойно   правой?   Я  бы бабушкино и дедово перевесил.

Перстень Тенишевых. Просто пришло обычной почтой, без сопроводительного письма. Без причины, без ничего. Так, бабушкин – на правую руку, это на левое.

Перстень Шуйских. Это понятно и просто – его очень долго пытался подарить мне Артем, искренне уверяя, что ничего в нем такого нет. Я же подозревал систему слежения за собой и вежливо отказывался. Но переупрямить медведя – это крайне,

крайне трудное занятие. Сошлись на том, что подарок беру, но могу не носить (что, в общем-то, не принято).

Перстень цесаревича  Рюриковича Сергея Дмитриевича. Он  его просто  снял с руки и отдал после моей просьбы защитить род Ники и объяснения, почему именно это надо сделать. Говорит, чем-то призера все равно должен одарить.

Восемь. Еще два пальца свободных.

– Тот, кто посоветовал вам надеть все это, – голос Колобова, раздавшийся от правого плеча, заставил на него покоситься. – Определенно желал вам зла.

– Отчего же? – Вежливо поинтересовался я.

– За такие, – акцентировал он на этом слове. – подделки вам отрежут руки, даже не разбираясь. Но, увы, руками вы не отделаетесь, молодой человек. Вы собрали самую нелепую коллекцию гербов, которая оскорбительна для благородных сама по себе.

– Соизволите ли объяснить?

– Только если пообещаете снять их, – посмотрел он на меня отчего-то с грустью.

– Я бы не хотел, чтобы перед моим визитом пролилась кровь. Она, знаете ли, этих зверей в людском обличии очень… Бодрит.

Я взглядом показал, что нас запросто могут слушать.

– Ой, да забудьте. Я их уже не боюсь. – Грустно улыбнулся Колобов. – За моей спиной тот самый угол, дальше которого пятиться уже некуда.

– Так что с перстнями не так? – Полюбопытствовал, глядя на свои руки. – Я

обещаю их снять.

– Вам посоветовали их надеть или вы решились на это сами?

– Вообще, посоветовали привезти, – ограничился я частью правды.

– В них все не так, юноша. Долгорукие ненавидят Шуйских, Шуйские ненавидят

Юсуповых,   Борецких   вырезали   девятнадцать   лет   назад,   Тенишевых   вырезали

Юсуповы пять лет назад, Де Лара вассальный род Юсуповых, а вы посмели где-то найти   перстень   главной   семьи   без   вассального   герба,   а   уж   перстень   нашего правящего дома – это просто запредельно невероятная наглость! Остается клеймо

Самойловых, за которое вам ничего не скажут, но вы бы знали насколько эта семья мстительна сама по себе!

– Да что вы говорите…

–   Не   ерничайте,   я   просто   желаю   вам   добра.   Вам   бы   ценить   помощь   старого человека, но разве дождешься от вашего поколения?

– Извините. Я просто был изрядно… Удивлен.

Но перстни снимать не спешил, с интересом поглядывая на них. Действительно,

необычный набор подобрался.

– Еще эта форма исполнения… Максим, верно?

– Да.

–   Максим,   перстни   бывают   нескольких   видов   –   семейные,   нарекающие,

наделяющие и признающие. Вам непонятно, быть может, но нет никакой сложности.

Семейные – это те, что даются по крови. Нарекающие – дарятся при вводе в семью или признанием части семьи, наделяющие – отдаются губернаторам провинций и городов, с правом действовать от имени рода, признающие – как признание услуги,

их   можно   обменять   на   ответную,   вернув   перстень.   Обратите   внимание   на   вид закрепки и качество исполнения… Впрочем, это не важно, – отмахнулся Колобов, не желая вдаваться в подробности. – Ваши подделки весьма искусны, и будь они только признающими, да если бы вы смогли объяснить, какого демона вас наградили и

Юсуповы, и Тенишевы одновременно… Но тут целый цирк! Одно признающее, одно наделяющее,   два   нарекающих   и   целых   четыре   родовых,   к   тому   же   среди   них   с полосой бастарда! Мастер изрядно посмеялся, – недовольно покачал головой старик.

–  А   ваш  перстень,   где   он?   –  Поинтересовался   я,  глядя   на   белый  след  на   его пальце, примеченный ранее.

Колобов тут же сжал ладонь в кулак, прижав его к обивке дивана.

– Простите за мою бестактность, – тут же сдал я назад.

– Нет, ничего, – словно сделав над собой усилие, Колобов открыл ладонь и поднес к лицу. – Вы правы, перстень был. Наделяющий. Теперь его нет, – глухо, словно текст приговора, произнес Аркадий Алексеевич.

– А что случилось? – Вновь осторожно спросил я.

Но, видимо, вновь совершил лютую бестактность. Хотя все равно не ясно, отчего бы   ему,   сбросить   очки   на   диван,   уронить   лицо   на   ладони   и   приняться   его ожесточенно тереть.

– В этом-то вся и проблема, – с горечью простонал он, не отнимая ладоней от лица. – В том, что вы тут, в Москве, ни черта не знаете! Не знаете, что прямо сейчас в вашей стране идет война! Умирают люди! Я смотрел телевизор – хоть одна, хоть одна новость! Хоть где-нибудь. – Прорычал он, будучи в явном отчаянии.

–   Аркадий   Алексеевич,   вы   уж   простите…   –   Неловко   начал   я,   оставаясь   в непонимании причин.

–   Ничего,   ничего,   –   убрал   он   ладони   и   протер   лицо   платком.   –   Это   вы   мне простите эту вспышку. В самом деле, какая вам разница.

– Возможно, разница есть. Пока не узнаю, не скажу, – признался я.

– Хотя бы честно. Хотя бы без фальшивого сочувствия, – быть может, просто нашел он в моем ответе то, что хотел услышать сам.

Война идет в стране круглосуточно. Мелкая, затяжная, стычками и в полную силу – кланы имеют собственные земли, свободу, практическую неподсудность и право   не   платить   налоги.   Странно   было   бы   переживать   за   то,   что   сосед   решил отрезать от соседа клочок земли и за это получил по зубам. Простых людей, конечно,

жаль.

– Так как бы вы рассказали эту историю по телевизору, если бы могли?

– Бросьте, – буркнул он, словно стесняясь своих эмоций, снова нацепил очки и прижал портфель к груди.

– Но вы ведь хотели, чтобы хоть кто-то обо всем узнал?

– Уже поздно. Уже все случилось.

– История – это ведь про то, что случилось, – пожал я плечами. – Рано или поздно об этом расскажут.

– Так, как хотят победители.

– Вот именно, – поддакнул я.

Не то, чтобы я его уговаривал и вызывал на откровенность – попросту ожидать было скучно, а беседа коротала время. Но последний довод все же возымел действие.

– Есть такой… Был такой клан на юге страны. Фоминские, может, слышали.

– Слышал, – кивнул я, с удивлением примеряя к живому, в общем-то, аграрному клану слово «был».

– Шестьсот лет назад тоже был. Хороший, крепкий род. Боевой. За службу на границе   быстро   прирос   землей,   получил   право   основать   клан.   Много   доблести,

славы   и   почета.   Появились   вассальные   семьи.   Слуги   с   родословной,   которые получили свой герб. Война с османами, новые земли… Более полутысячи лет, это немало, юноша – сложно все рассказать.

Я же не торопил. Где-то есть начало конца этой истории, и ему лучше знать, как все так получилось.

– Максим, вы ведь не думаете, что все и всегда было хорошо? – Чуть повернулся он ко мне.

– Сомневаюсь в этом.

– Мы, бывшие слуги, лучше всех это знаем. Иногда приходит хороший правитель.

Иногда мот и транжир, воспитанный мотом и транжиром. Но присяга есть присяга,

оттого служишь каждому верой и  правдой, отчаянно надеясь, что со следующим правителем все наладится. Надо только надеяться и ждать. В этот раз не дождались,

– мотнул Колобов головой, и очки чуть сбились на его носу.

– Как так получилось? – Подтолкнул я его словом, устав от задумчивой паузы.

– Как обычно, – поправил он оправу. – Отец искренне думал, что наследники толковые и послушные. Умер, а те стали прожигать его капиталы. Вы не подумайте,

род   Фоминских   достаточно   богат,   чтобы   его   капиталы   не   сожгла   и   сотня   таких наследников.   Тем   более,   что   сыновья   у   них   росли   на   диво   толковые.   –   Аркадий

Алексеевич чуть   повернулся  ко  мне.  –  Самое  важное,  их  родителям  на них  было наплевать! А это, я вам скажу, великолепно – потому что мы могли обучить их всему,

что   понадобится   настоящему   правителю!   И   мы   учили!   Оставалось-то   –   немного подождать!   Пятьдесят,   шестьдесят   лет,   чтобы   нынешние   померли  и   на   их  место взошли толковые и умные! И клан бы жил! И слуги бы – тоже жили!

– Но теперь вы здесь, и без перстня.

–   Да,   –   понурился   Колобов.   –   Князь   и   его   брат   умудрились   оскорбить высокородную деву. Она от них вместе со всей свитой и пепла не оставила.

– Одна? – Впечатлился я.

– Высокородная дева, Максим, не оставит даже от этой башни камня на камне, -

терпеливо   произнес   он.   –   Вы   даже   не   представляете,   какая   Сила   течет   в   крови древних семейств!

Почему – очень даже… Только я, наверное, князя с братом, да свитой… Хотя…

– А какой ранг у князя был?

– Мастера, – гордо приподнял он подбородок.

– Не, ну этих можно, – задумчиво пробормотал я.

– Вы о чем, юноша? – Переспросил Колобов.

–   Так,   теоретические   размышления.   Площадь   накрытия,   сила   удара…   Одна   –

ладно, пусть. А что остальной клан?

– У высокородных дев – высокородная семья, – закрыл он глаза и сцепил ладони на   портфеле.   –   Они   пришли   и   сожгли   столицу   княжества.   Встали   на   окраине   и сделали то же самое, что та девчонка. Сделали, не входя даже на улицы, не подходя к защитникам и ополчению. Так мы лишились всех Фоминских за одну ночь. А эти…

Они ушли. Благородно решили не продолжать избиение, – уже потряхивало его от ненависти.

– Что за семья? – Поинтересовался я.

– Стародубские.

Ага, те же Рюриковичи, только в профиль.

– Но раз ушли, то… – Не совсем понял я.

– То за ними пришел князь Панкратов, – продолжил он с прежним ожесточением.

– И развесил везде свои гербы. Вместе с несогласными.

Ловко…

– Все на это просто так смотрели, я понимаю?

– Главной семьи нет, вассалы сбиты с толку, союзники не ведут дела с вассалами,

– уже успокоившись ответил Колобов. – А с Панкратовым у нас никто не ровня по

Силе. Да и… Если не он, то кто-то другой прибрал бы к рукам бесхозное. Я надеялся,

что это будет император, – все же добавилось в его голосе горечи.

–   Позвольте   поинтересоваться,   но   что   вы   делаете   здесь?   –   Осторожно поинтересовался я.

Судя по поведению и словам, его совершенно не вдохновляет князь Панкратов в качестве господина. Он не выглядит его новым вассалом – более того, за речи, им сказанные про князя, можно на виселицу загреметь в первых рядах. Куда понятнее было бы восхваление, пусть и насквозь лживое…

–   Я,   в   некотором   роде,   потомственный   казначей   Фоминских,   –   облизал   губы

Колобов. – В некотором роде, потому что клана уже нет. Кланового банка, впрочем,

тоже нет. Есть только бумажки, – похлопал он по портфелю. – Захочу я – вместо бумажек вернутся все клановые деньги. Не захочу – в могилу их утащу за собой.

– Ваше желание зависит от встречи с князем?

– Именно так. Именно так. – подвигал он пальцами на портфеле. – Но то, что вы обо мне подумали – неверно.

– Я о вас пока ничего не подумал. – Честно признался я. – Мне больше интересно,

почему князь держит обладателя таких капиталов в приемной.

– Потому что он знает, что мы не договоримся, – поджал он губы.

– Тем не менее, вы ждете встречи.

– Я попытаюсь его убедить. Он хочет деньги, и я готов их отдать, слышите? –

Поднял   он   голос,   словно   был   уверен,   что   нас   слушают.   –   Но   только   деньги

Фоминских!   Ни   грошом   больше!   Но   они   хотят   все!   Хотят   даже   больше,   чем   все!

Больше, чем деньги! Но так нельзя!

–   Аркадий   Алексеевич,   больше,   чем   деньги   –   это   как?   –   Спокойно,   с   уже привычной хмуростью выслушал я его возгласы.

– Это просто, Максим. Это очень просто. У нас на счетах кланового банка – деньги всех   компаний,   которые   работают   на   нашей   земле   по   льготным   условиям.   Если

Панкратов их заберет, они все разорятся. Но нет, нет-нет! Он хочет сделать хитрее.

Все они, князья, сделают хитрее. Ведь что деньги? Если они просто лежат, от них толком нет прибыли. Поэтому князь хочет перенести все их счета в свой банк. Мой они закроют. Все те же самые счета, тех же владельцев. Вы не понимаете?

– За доступ к деньгам что-то попросят?

– Присягу, – растянул Колобов губы в неестественной улыбке. – Свободу. Просто поклянись, и все деньги снова будут у тебя. Ты больше не будешь банкротом, и даже сможешь работать на прежних условиях.

– Это как-то отличается от условий у Фоминских?

– Отличается. Мы не кабалили людей. Только налоги, никакого участия в их бизнесе, никаких приказов. Но сейчас Фоминских нет, я осознаю. Все эти люди – они разорены, потому что разорено княжество. Никто и никогда не вернет им эти деньги просто   так,   и   не   важно,   кто   бы   подмял   под   себя   земли   –   Панкратов   ли,   или

Стародубские!   Но   я   хочу   убедить   князя   поступить   иначе   –   отдать   деньги владельцам, а себе забрать только капиталы Фоминских.

– Не поймите превратно, вопрос будет не про деньги. Зачем это вам лично? –

Поинтересовался я.

– Я бы очень хотел, – произносил Колобов, словно через боль. – Чтобы мертвый род не стали ненавидеть в веках. Чтобы не говорили, будто из-за нас они разорены или попали в рабство. Ведь честь и слава клана, как и ненависть к нему – делится на всех слуг.

– То есть, если бы нашелся человек, заинтересованный в исполнении вашего плана, вы отдали бы ему капиталы? Вот просто так?

–   Юноша,   ни   один   честный   человек   сейчас   не   возьмет   эти   капиталы   и   не притронется к этим бумагам, – поделился горечью Колобов. – А другие князья просто заберут   все   деньги   себе.   Панкратов   –   он   хоть   заинтересован   в   сохранении предприятий на уже своей земле. Остальным на чужих людей наплевать.

– И все же, если бы нашелся, – продолжил я настаивать.

– Вы не себя ли имеете ввиду? – С грустной усмешкой произнес он. – Знаете,

юноша. У меня есть чутье на людей, и быть может – вы бы не оступились на этой хрупкой  дороге  честности  и  долга.  Но  вас  сомнут и  растопчут.  Даже  меня  почти растоптали. Я еле спас семью…

– И все же, я бы хотел услышать ответ.

–   Я   бы   сказал   вам   да,   если   бы   хотя   бы   три   ваших   перстня   оказались   бы подлинными, – словно закрывая тему, качнул он ладонью. – А до того – это все пустая дрожь воздуха, разминка для ума… Как бы было, если бы…

– Аркадий Алексеевич, а как проверить, подлинные или нет перстни? Вернее, как их проверяют?

–   Если   бы   вы   были   одаренным,   достаточно   подать   Силу,   –   откинулся   он   на спинку кресла и прикрыл глаза.

– Вот как. – Заинтересовался я. – Интересно.

Подал   Силу   в   перстень   Самойловых   –   и   кольцо   черного   дыма   крутанулось вокруг руки, на мгновение образовав передо мной силуэт сгорбленного чудовища,

закрытого туманным плащом.

Блин, и Федор молчал!

Перстень   Юсуповых   –   вспышка   искр,   тут   же   сформировавшихся   в   силуэт дракона, под треск электричества деловито усевшегося  на руке и  распахнувшего крылья.

Перстень Борецких – и аквамарин в перстне пошел волнами, а в ушах зашумел звук необоримой волны, уже разогнавшейся на просторах океана.

Перстень Долгоруких – дымка холодного тумана, обволакивающая ладонь.

Перстень Тенишевых – и с идеально чистого потолка вдруг падает известка, а под ногами ощущение дрогнувшей земли.

Перстень Шуйских – холод весеннего леса, и его свежесть, бьющая в лицо.

Перстень Де Лара – раскаленный жар солнца, лучом пронзивший панорамное окно и прожектором озолотивший руку.

Перстень Рюриковичей – немедленно образовавшееся зеркало, из которого с удивлением посмотрел цесаревич Сергей.

– Извините, ошиблись номером, – чуть нервно улыбнулся я и стянул перстень.

Окошко пропало. Фух…

Что-то тихо как-то. Будто не хватает чего-то. Или кого-то.

Глянул направо. Увидел шокированное и ошарашенное лицо Колобова.

– Восемь, это ведь больше трех? – Поинтересовался я у него, стягивая остальные перстни.

– Д-да, – только и мог он произнести.

– Тогда пойду поздороваюсь с князем. Час уже, – покосился я на часы. – Нечего нам тут сидеть, дел полно.

– Юноша.  Максим… Господин, наденьте перстни обратно, умоляю! Панкратов –

страшный человек! Но их он убоится! – Отчего-то кинулся к моей руке Колобов.

– Бояться надо не перстней, – все же завершил я дело и положил их рядом с ним на диван, подхватив папку с распечатками. – Бояться надо меня.

К счастью, в мире это пока мало кто понимает. Даже будущая жена – и та не в курсе.