Текст книги "Н 4 (СИ)"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

– Нет! – Возмутилась невеста, посмотрев на князя.

А потом задумалась и мрачно нахмурилась:

– Хотя кто эту сволочь знает. Они одну ночь были наедине.

– Хоть бы да, – истово выдохнул Юсупов, нервно разминая пальцы, сцепленные перед собой.

– Не поняла. – грозно посмотрела на свекра Еремеева.

– Это и в твоих интересах! Нас спасет только свадьба. Да, еще одна! Может быть,

они простят отца их ребенка. . – Напряженно задумался князь.

– И его деда?

–   У   них   особенное   отношение   к   своей   крови…   –   Пробормотал   Юсупов,

проигнорировав.

–  Не   выкидывают  в   неизвестность   еще   до   рождения?  –  Едко   спросила   Ника,

начиная заводиться.

Разговоры   с   сестрами   Максима   стали   довольно   частыми   в   последнее   время,

поэтому некая предыстория выбранного ею мужчины не осталась для нее тайной – и события  ушедшего хорошо объясняли определенные странности его характера  и сложности взаимоотношений с настоящей семьей.

–   Что   бы   ты   понимала!   –   Сорвался   князь.   –   Иногда   интересы   клана   сильнее личных! Мы делаем не то, что хотим, а что выгодней для всех.

– Что принесет больше денег и власти. – Зло поддакнула та.

–   Не   хами,   девчонка!   Сейчас   это   вы   вляпались   в   беду,   за   которую   кровью умоются все!

– Все. Будет. Хорошо. – В пику ему спокойно произнесла Ника.

– Ничего не будет хорошо! Ни-че-го!

– Вы плохо знаете своего внука. – Настаивала Ника, не замечая, что уже давно на равных пререкается со смертельно опасным существом.

А тот не замечал, что дает ей возможность говорить, а не загоняет своей волей до уровня рыдающего ничтожества.

Быть может, уже приняли друг друга в качестве родственников…

– Девочка. – Остановился Юсупов и произнес вкрадчиво. – Ты хоть понимаешь,

кто такие Аймара?

–   Наглые,   высокомерные,   бесчестные   создания.   –   Мигом   ответила   Ника   из личного опыта.

– Именно так. А еще они… Не совсем обычный клан. – Смотрел князь в ее глаза. -

Я не хочу, чтобы на мой город упала гора. Не хочу, чтобы моим подданным резали глотку на вершине пирамиды, возведенной из обломков школ и детских садов. Не хочу, чтобы облака наполнялись кровью и над моими землями двигалась алая гроза.

– Значит, этого не будет.

– Да как не будет, если твой муж стащил эту девку!!

Ника пододвинулась к столу, осторожно перехватила левую ладонь старика и обняла своими, согревая.

–  Успокойтесь.   –  Мягко   произнесла   Ника.   –  Попробуйте   представить,   что   все закончилось хорошо.

– Как оно может так закончиться?

–   А   я   не   знаю.   –   Честно   произнесла   девушка,   пожав   плечами.   –   Мне   вот,

например, было очень плохо в процессе. Но я ведь тут.

– Дети. Вы ничего не понимаете, – выдохнул Юсупов.

Впрочем,   не   торопясь   возвращать   себе   руку   из   приятно   поглаживающих   и успокаивающих ладошек.

–   У   нас   Аймара   моет   посуду,   убирает   со   стола   и   протирает   полы,   –   словно стесняясь, произнесла Ника. – А еще она меня вчера так выбесила, что я перекрасила ей волосы в рыжий цвет.

– Вот как? Чем вы ее опаиваете? Часто пытается сбежать?

– Она дала вашему внуку клятву не бежать, слушаться его, не вредить близким,

не   использовать   силу   и   учить   техникам   клана   две   недели.   –   Старательно припоминая, сказала Еремеева. – Сама. Добровольно.

– В обмен на что? – Чуть напрягся Юсупов.

– А в обмен, как мне кажется, самое интересное двухнедельное приключение в мире. – Вновь улыбнулась она деду. – Ведь не только мы дети и ничего не понимаем,

но и она тоже.

– Важно, что подумают и скажут ее родные.

–   Важно,   что   придумал   Максим.   –   Мягко   увещевала   она   старика.   –   Не   надо переживать.

– Надо готовиться к войне.

– Всегда надо. Мало ли какая начнется первой.

Из кабинета они  вышли, впрочем, оставшись при собственном  мнении.  Но и желание у князя искать мальчишку и проводить ускоренный курс его воспитания ремнем – слегка подсократилось. Да и поздно уже, по всей видимости…

В общем зале, впрочем, мало что изменилось – обновленные запасы на столе уничтожались   по-прежнему   методично,   ориентируясь   на   будущий   длительный запой.

– Девушка, можно ли вас на секунду? – Попросил Нику переговорить никто иной,

как князь Давыдов.

Который, готовясь к столь ответственному разговору, не пил уже минут десять.

Ника дала отвести себя к дальнему углу зала, стараясь оставаться на виду у всех.

Личность князя ей была знакома – в основном по светским скандалам. Говорят, еще ни одно сватовство с ним не удалось – умудрялся опошлить буквально на пустом месте и все сорвать. А тут, в присутствии таких столпов общества – вел себя, можно сказать, образцово и крайне воспитанно. Тем не менее, следовало беречь честь и достоинство.

– Ника, я тут услышал, что вы целитель, – чуть нервно оглянувшись, с надеждой посмотрел на нее Василий Владимирович.

– У вас что-то болит? А, наверняка руки онемели, – со знанием дела произнесла

Ника. – Вчера вон у троих слуг и вовсе отнялись после онемения. Совсем не умеют держать их при себе.

Стандартная ситуация: один полапал и пожаловался, что руки немеют. Второй сказал   "что   за   чушь!"   И   тоже   полапал,   после   чего   жалобы   повторились.   Третий сказал "вы два идиота, хватит меня разыгрывать", и на свою беду полапал третий раз. А Го зверела и зверела, даром, что улыбчивая… Примерно по этой причине у них не осталось слуг, способных разлить сок из пачек по графинам и выкладывать блюда на тарелках не в стиле «и так сожрут».

–   Это   уже   прошло,   –   отмахнулся   Давыдов.   –   Я   их   коньяком   протер   и   все нормально…   Тут   другое,   крайне   деликатное   дело.   –   Понизил   он   голос   и   скосил взгляд влево. – Понимаете, у меня… Ну, не держится. Опадает, как ни крути.

–   А-а…   –   С   пониманием   закивала   невеста.   –   Так   может,   это   нервное?   Если физиология, то что-то можно сделать, а если психологическое…

– Постойте! Я не про это! Там у меня все хорошо стоит! Я же гусар! – Возмутился

Давыдов. – Я про ус, – скосил он снова взгляд. – Правый – стоит, а левый – опадает.

Настоящая трагедия – верите или нет, но приходится фотографироваться только правым боком! Можно ли что-то сделать?

– Простите, – смутилась Ника. – Можно я? – Поднесла она ладонь к щеке гусара.

А как тот решительно кивнул, осторожно коснулась роскошных усов и призвала дар. Ладонь – как и место под ней – мягко засветилось.

–   Вот   так,   –   удовлетворенно   посмотрев   на   результат   работы,   Ника   чуть поправила длинный ус, отметив, как тот стойко противостоит гравитации и вполне завивается.

Давыдов мигом ощупал лицо, осторожно коснулся уса, и с выражением надежды и счастья на лица – словно человек, вновь обретший конечность – лихо крутанул левый ус вверх.

– Стоит! Господа, у меня снова стоит! А я уже отчаялся надеяться! Ника, вы и ваша ладошка – это просто чудо! То есть, я хотел сказать, работает! – обратил он внимание на задумчивые взгляды князей из зала. – Ус снова стоит и вьется! Честью клянусь,   ничего   пошлого,   –   тут   же   отреагировал   он   на   хмурое   выражение   лица

Юсупова и даже изобразил стойку смирно.

– Ника, – чуть не прослезившись от радости, повернулся он к невесте. – Не знаю,

как вас и благодарить.

– Что вы, мелочи. Там было всего лишь небольшое проклятье. – Засмущалась

Еремеева. – Хотите, перевешу его пониже?

А взгляд Давыдова даже слегка протрезвел.

–  Не   надо! В  знак  искренней  благодарности,  с сегодняшнего  дня  я  зачисляю вашего сына в полк! – Торжественно произнес он.

– Н-но его пока даже нет в планах…

– Когда это останавливало настоящего гусара?!

В   общем,   от   крайне   настойчивого   в   своих   намерениях   Давыдова   пришлось убегать   (он   требовал   имя   ребенка,   настойчиво   предлагая   вариант   Василий),

отговорившись важными делами на кухне. А там подбодрить крайне недовольную

Аймара, что комплект блюд для большого банкета рассчитан на пятьдесят персон, а гостей всего-то шесть, и вовсе тут немного посуды. Ну и отогнать Го от поваров –

потому что если и у тех откажут руки, то придется угощать пельменями.

Обратно Ника возвращалась осторожно, отслеживая местоположение Давыдова

– но тот, по счастью, уже был за столом, с удовольствием крутил себе ус и по новому кругу знакомился со всеми князьями. А те в очередной раз прощали человека, дети и внуки которого составляли руководство канцелярии императора.

Словно   по   очереди,   к   ней   подошел   князь   Панкратов,   рассыпался   в комплиментах, пожелал самого лучшего и, напомнив о выбранной стезе хирурга,

пожелал подарить ей личный полевой хирургический набор.

– Каждое лезвие – артефакт, – скромно хвалил князь свой подарок. – На днях руку человеку пришивал, так ни одного шрама не осталось, а координация движений и прохождение   импульсов   просто   идеальны.   Не   смейте   отказываться,   это   от   всей души. Доставят на днях.

С тем и отошел, коротко поклонившись, оставив девушку со светлой радостью.

Подошел и Долгорукий, витиевато рассказав о невесте своего внука, которая наверняка была бы рада такой подруге, и что им определенно надо познакомиться.

Ведь у Ники пока нет свидетельницы на свадьбу, верно? Особенно из имперского рода Ховриных?

–   Ника   Сергеевна,   –   через   пару   минут   после   прошлого   визита   неведомо   как незаметно оказался рядом князь Шуйский.

Этот тоже, по всей видимости, решил не оставаться в стороне.

– Позвольте высказать вам свое восхищение.

– Александр Олегович. – Ника повернулась к нему и изобразила книксен.

– Из вас выйдет очень красивая вдова.

Слова   не   сразу   добрались   до   сердца.   Но   после   осознания,   кровь   прилила   к щекам,   а   пальцы   сжались   в   кулаки.   Но   затем   мгновение   обдумывания,   и   гнев сменился задумчивостью.

Ника с затаенной тревогой посмотрела на князя, словно ожидая продолжения.

– Умная, красивая вдова. – Неторопливо, с расстановкой добавил князь.

Во взгляде же его было привычное равнодушие – так смотрит лес на человека,

пытающегося плыть по быстрой стремнине и еще не знающего, что впереди вода падает с высоты на острые камни.

Шуйский   достал   из   внутреннего   кармана   мундира   желтый   конверт   без надписей и, заслоняя от чужих взглядов, передал девушке.

А   та,   коротко   поклонившись,   заспешила   с  конвертом   внутрь   дома.   И  только быстро   пройдя   пару   поворотов,   остановилась   в   пустом   помещении,   освещенном узким окошком, стараясь унять тревожное биение сердца.

В   конверте   оказалась   одна   фотография,   в   которой   вовсе   не   было   ничего криминального.   Цветная,   но   почти   лишенная   красок,   она   явно   была   сделана   с большого расстояния – детали на переднем плане характерно размывались, а угол обзора был направлен сверху вниз. Но узнать по обстановке на фотографии один из фешенебельных ресторанов на Арбате можно было без малейших проблем, равно как   и   то,   как   за   одним   из   столов   в   нем   вместе   обедают   князь   Черниговский   и

Милютин Борис Игнатьевич.

***

Мало   кто   из   романтиков   помнит,   что   за   широким   и   красивым   жестом,

пролившимся водопадом купюр на зеленый газон, последует муторное и скучное разгребание   тонн   нарезанной   цветастой   бумаги   с   земли.   Причем,   сволочные дарители первыми откланяются и покинут праздник жизни, немного ускоряя шаг с каждым призывом «а что теперь с этим делать?!», «подождите!», «а чеком нельзя было, а?!».

Наемные грузчики тут тоже не помощники – от такого зрелища максимум, что случится – это куча неадекватных мужиков, схвативших с безумным видом сколько могут в охапку и бегущих в сторону леса… Да и неловко как-то платить по двадцать рублей в час ради переноски десяти миллиардов…

Гости – отдельная тема. Эти жрали водку, уничтожали съестные припасы, как войско,   вломившееся   в   осажденный   город,   и   уже   добрались   до   пельменей.   А

дорвавшийся до кухни и выгнавший поваров Давыдов, с воплем «сейчас я угощу вас настоящим шашлыком!» оставлял тревожный шанс на то, что город еще и сожгут.

Словом,   гости   выходили   на   крыльцо   дома   только   с   одной   целью:   сказать задумчивое   «мда-а-а…»,   глядя   полутрезвыми   глазами   на   кучу   денег.   Вернее,   с некоторых пор «мда-а-а» доставалось и Нике, бегающей от кучи денег к гостевому дому с садовой тележкой. Девушка уже успела переодеться в спортивный костюм с капюшоном и носилась  взад-вперед,  обладая  для  того огромной мотивацией:  вопервых, деньги могут сжечь вместе с домом. Во-вторых, скоро гости допьются до такой   степени,   что   обязательно   станут   вызванивать   разнообразных   леди «категории б», и если если первым делом деньги невесты попадут к этим «б-ледям»,

она себе не простит.

И вообще, в определенный момент попойки любой дочери, уважающей своего отца, следует непременно отбыть из дома – чтобы со спокойной совестью потом ставить   в   пример   детям   их   деда,   добропорядочного   и   крайне   положительного семьянина.   У   Ники   так   и   вовсе   это   была   единственная   кандидатура   на   светлый образ,   потому   что   пример   отца   для   ребенка   –   это   по   умолчанию   конец   света.   В

общем, следовало поторапливаться.

Понятное   дело,   на   помощь   счастливой   невесте   пришли   все   слуги   дома,

связанные родовыми клятвами и зароками – эти просто наслаждались моментом,

оттаскивая спешно набитые деньгами холщовые мешки в сторону гостевого дома.

Потому что богатство, известность и влияние сторицей отзывалось и на ближников главной   семьи,   возвышая   в   иерархии   равных.   В   общем,   эти   –   не   филонили   и работали со всей душой.

Но   были   и   те,   кто   лениво   ковырял   плоскими   фанернымии   лопатами,

предназначенными для снега, стоило Нике отбежать с тележкой на новый круг.

– Почему это надо делать сейчас, в дождь?! – Ворчала на снова покапывающий дождик Дейю, используя лопату, чтобы поудобней на нее опереться.

–   А   кто   вчера   сказал:   посмеемся   над   деревенской   дурочкой   и   отравим   всю прислугу? – Хмурилась Аймара, вбивая свой инструмент в деньги, словно копье – в тело врага.

– А лапали-то меня!

– Три дополнительные пары рук сейчас бы было! Три! Сидели бы сейчас в тепле,

у камина, сытые и с кружкой кофе в руках.

– Там уже есть нечего, – мрачно покосилась Дейю на дом.

Потом   со   вздохом   подняла   лопату   и   принялась   помогать   загружать   новую партию купюр в тележку к подскочившей Нике.

– У меня все болит, – пожаловалась китаянка на нестандартные нагрузки. – Мои руки полны мозолей! Я чувствую занозы в ладони от этого грубого дерева! Добрая госпожа, смилуйся!

–   Будете   выпендриваться   –   все   скажу   Максиму,   –   руками   помогала   грузить ценный груз Ника.

–   И   что   он   нам   сделает?   –   Воткнув   лопату   в   землю,   выпрямилась   Аймара,

собираясь саботировать это издевательство.

–   Заставит   грабить   банк   на   потеху   его   черной   душе.   –   Сопроводил   ответ мрачный взгляд.

И Аймара, дрогнув, вновь молча взялась за погрузку.

Потому   что   ну   его   к   демонам,   в   самом   деле.   Тут   хотя   бы   только   десять миллиардов.

– Ах! – Изобразив беспамятство и переутомление, Дейю картинно упала на место почище.

– Китаянка померла, – хмуро констатировала Аймара, замерев на секунду.

– Предлагаю закопать. – Не отвлекаясь, трамбовала Ника купюры руками.

– А не, шевелится еще.

– Добить и закопать.

– Да что вы за люди-то такие! – Открыв глаза, прорычала Дейю и вновь взялась за лопату.  – Не видите – человеку плохо! Человеку надо помочь! Отнести в дом!

Положить в кровать и укрыть пуховым одеялом!

– Точно, одеяло! – Словно осенило Нику.

– Вот, добрая госпожа, я всегда верила…

– Надо слугам сказать, чтобы наволочки несли – мешки кончаются. – Выпалив и схватив тележку за ручки, побежала Ника на новый круг.

– Еще неделю назад я была уважаемым человеком, – глядя ей в спину, с горечью произнесла Го. – А сейчас? Чем я занимаюсь сейчас? – Грустно обвела она взглядом огромную кучу денег, которая, казалось, не уменьшилась. – Как простая крестьянка,

машу лопатой.

– Неплохо живут ваши крестьяне.

– У нас на праздники часто приносят целые горы ритуальных денег, – пожала плечами Дейю. – На похороны там, в дар духам.

– Это – настоящие. – отметила важный момент Аймара.

– Да ну? – Недоверчиво посмотрела Го на купюры.

В   магазине   все   платилось   карточкой,   а   зарубежные   деньги   принудительно выменивались на границе Китая. Да и какой был ей интерес до валюты северного соседа?

– Угу.

А   вот   Аймара   цену   этим   бумажкам   знала.   Оттого   пребывала   в   странном состоянии чувств, которое еще не совсем было принято разумом.

– А какой курс? – Го подняла бумажку с земли и с интересом присмотрелась к гравюрному изображению моста через реку.

–   Один   к   шести.   –   Произнесла   Инка,   и   механически   перевела   в   куда   более понятный и родной эквивалент.

Выходило   сорок   тонн   золота.   Против   двух   тонн,   выделенных   от   щедрот   ее семьей на поиски похищенной старшей дочери.

– А надо делить или умножать?

– Надо копать! – прорычала взбешенная и уязвленная Аймара.

Глава 20

Шум стихийного рынка то взлетал ввысь высокой нотой, то разлетался на сотни голосов,   покупающих   и   продающих,   интересующихся   товаром   и   сетующих   на мелкий и занудный дождь. Слух то и дело ловил отрывок какой-нибудь истории, и ноги замедляли шаг, пытаясь задержаться и дослушать часть чужой судьбы – но тогда ушедший вперед Федор возвращался и тянул за руку дальше, уводя в тень натянутых поперек торговых рядов пленок и тентов, уверенно раздвигая плечом развешенную в проходах одежду. Однако еще десяток метров – и нить очередного разговора   увлекала   за   собой   разум,   а   глаз   сам   по   себе   ложился   на   товар выставленный   перед   дородными   женщинами,   распекающими   своих   мужей   или нерадивых   отроков.   Иногда   продавцы   замечали   покупателя   и   замолкали,   а   мне становилась не интересна тишина, и я сам спешил за братом.

Эти два выходных дня выдались муторными и неопределенными, как момент затяжного прыжка с большой высоты – шаг вперед сделан, и нет более под ногами твердой опоры. Безопасность ныряльщика обеспечивает техничность исполнения,

спокойствие и знание глубины. Любая паника и резкое движение обернется тяжелой травмой   или   смертью.   Но   иногда   в   полет   вмешивается   сильный   ветер,   и определенность   будущего   разлетается   вдребезги   на   десятки   вариантов   событий,

закрывая   обзор   цепочками   вероятностей   перед   глазами.   А   полет,   который   уже можно назвать падением, все длится, множа опорные точки и подтачивая ресурсы.

Вывод   на   финишную   прямую   прошел   штатно:   князья   прибыли   к   воротам поместья  Еремеевых,  не  зная  друг  о  друге.  Трое  в точном  намерении  разрушить помолвку,   четвертый   абсолютно   равнодушный   к   исходу   дела   –   идеальная конфигурация,   чтобы   характер,   противоречия,   личные   отношения   и   интересы присутствующих   сдетонировали   в   монолитный   состав,   твердо   намеренный добиться успеха. Огромный запас амбиций не давал выкристаллизироваться общей мысли похерить все дело – никто из присутствующих попросту не принял бы чужую идею и чужой план, а озвучивать собственный не позволяли приличия.

Хоть и разрушать они, в общем-то, собирались по-разному.

Князь  Долгорукий  собирался сорвать  помолвку обыденно  –  настроения  отца семейства ему были известны, и не было причин, по которым он формально бы выполнил   просьбу   Игоря,   но   навредил   мне.   Не   стоит   вспоминать   об   уступках   и одолжениях, оказанных мною ему и его семье – вся благодарность и благородство за те   моменты   были   давно   законсервированы   в   дарственный   перстень   с   гербом

Долгоруких,   который   надо   только   отдать   и   попросить   что   угодно   из   разумного.

После чего вновь стать ребенком, у которого он был вынужден униженно просить о милости, безвозвратно и позорно отдавая часть богатства клана. То воспоминание будет всегда сильнее любых банков и хороших отношений с его внуком.

Князь Панкратов убил бы отца невесты, списав его смерть на возмутительное хамство   (которым   могло   стать   недостаточно   вежливое   приветствие).   Слишком свыкся он с желанием мести, да и мои действия с его высоткой и банкиром вряд ли оставили его равнодушным. Он просто не мог оставить мое поведение без ответа, не смотря на иные выгодные прожекты, судьба которых зависела от добрых между нами отношений – потому что иногда надо ломать выгодные перспективы, чтобы доказать себе и миру о том, что гордость важнее денег, а он не купец, но великий князь. Да, у Еремеевых была защита цесаревича – но распространялась она только на попытки мстить за события на турнире. Безусловно, цесаревич не оставил бы без внимания попытки провокаций и якобы «случайных» трагических совпадений. Но если   жених   сам   просит   явится   на   крыльцо   невесты,   а   отец   семьи   ведет   себя безобразно   –   то   кто  же   в   том   виноват?   Цесаревич  не   может  прикрывать   род   от любой глупости, а в действиях Панкратова не было бы изначального злого умысла –

так что смерть Еремеева-старшего ему вполне сошла бы с рук. Не исключаю, что

Нику   он   при   этом   все   равно   сосватал   бы,   выполняя   свое   слово   и   не   обращая внимание на чужое горе и слезы.

Князь Шуйский не простил покушения на свою жизнь, но в иерархии их семьи,

повернувшейся с ног на голову, у него не было и шанса пойти поперек слова Артема.

Поэтому он обеспечил появление у ворот князя Давыдова.

Человек,   неспособный   к   спокойной   жизни,   разрушитель   сердец,   физических законов   и   единственный   гусар   в   полку   личной   охраны   императора,   Давыдов генерировал   вокруг   себя   такой   объем   бардака,   что   сломать   сватовство   ему   не составило бы никакого труда – даже просить об этом не следовало, все получалось как-то   само   собой.   «Подослать   Давыдова»   на   свадьбу   –   означало   превратить торжество в самый черный день для молодых. Никому, к примеру, не нравится, как поднявший бокал князь в тексте своего торжественного тоста растроганно начинает припоминать, как он с матерью невесты смотрел на звезды самым прихотливым образом, и быть может – выдает он сейчас собственную дочь… Или без затей бьет в морду любого, кто в ответ на грозное «гусар?!» неуверенно блеет слово «да». Потому что   в   Империи   только   один   гусар   –   остальные   его   товарищи   погибли.   Очень неприятный   и  крайне  влиятельный   персонаж,  которого  просто   нереально  убить.

Многие, как можно догадаться, пытались.

Князь   Галицкий…   Должен   же   быть   хоть   кто-то,   приучающий   остальных   к мысли, что это им просто не повезло, и со мной можно вести дела?

Нельзя сказать, что этими людьми можно манипулировать. Но было приятно дать Долгорукому шанс возглавить равных; Шуйскому – показать, насколько ему плевать   на  чужое   лидерство   и  насколько  он  справился  бы  один;  Панкратову  –  с иронией   намекнуть   на   уровень   информированности;   Галицкому   –   напомнить   о деловитости  и   хваткости  его  рода.  И  каждый   в  тот  момент  был  готов  сосватать невесту без какой-либо помощи, демонстрируя превосходство над остальными. Ну или дать с этим сватовством провалиться тому же Долгорукому и показать, как это делают профессионалы.

На фоне собственных желаний, негативное или равнодушное отношение ко мне терялось совершенно. Отличный коллектив, уравновешивающий любую нештатную ситуацию – даже появление Давыдова. Трое слишком уважали себя, чтобы позволять излишние вольности рядом, а Шуйский был и вовсе поставлен в ситуацию, когда обязан был отвечать и приглядывать за товарищем, которого привел.

Единственный состав, которому это сватовство могло удаться.

Сценарий вполне сходился к намеченной линии: политик Долгорукий не смог удержаться от того, чтобы  не взять право говорить  от остальных, и достижение общей цели стало для него важным подтверждением своего главенства. Шуйский в компании   старых   врагов   вспоминал,   какие   они   на   вкус.   Панкратов   просчитывал причины, следствия и выгоды от этого дня, позабыв ненавидеть Еремеевых. Да даже

Давыдов, при такой представительной делегации, слегка умерил пыл. Бедный же

Галицкий   размышлял,   как   побыстрее   свалить   и   про   себя   костерил   меня   за задумчивые взгляды, бросаемые на него Шуйским.

Оставался   главный   триггер:   выставление   невозможного   условия   от   отца невесты, которое следовало продавить. Деньги, кусок лунного грунта или шагающий лес из чащобы Северной Африки – мы были готовы к любой прихоти и данному от легкомыслия условию. Мы победили. И были готовы к новой победе.

Истинный глава Юсуповых – человек, который и составляет этот клан по своей мощи, воле, связям и влиянию. Человек, который может отойти от клана в сторону,

назваться Петровым, и собрать еще один клан Петровых за несколько дней, попутно отвоевав себе и земли и ресурсы, решил-таки самолично мне воспрепятствовать.

Стремительную   переброску   личности   такой   величины   из   резиденции   за   две сотни   километров   от поместья   со   всей   уверенностью  можно  назвать   красивой   и зрелищной.   Поднятые   в   воздух   вертолеты,   неспешное   движение   к   дому   и   воля,

которую   почти   невозможно   преодолеть   –   если   по   другую   сторону   нет   пятерых заинтересованных в успехе князей, которые уже считали успешное завершение дела своей личной заслугой.

Хотя люди тут же стали сомневаться в необходимости этой победы.

Шуйский старался не отсвечивать перед одним из тех, кого не способен убить.

Панкратов   нетерпеливо   ерзал,   найдя   наконец   того,   кому   на   меня   можно пожаловаться и вернуть часть потерянного, а значит не желал с ним ссориться. Даже

Давыдов   мигом   присмирел,   потому   что   Юсупов   –   хоть   и   не   гусар,   но   генерал союзного рода войск. Галицкий по-прежнему желал уехать, но идеально – вообще сегодня не приезжать.

И   только   Долгорукий   яро   встал   на   сторону   жениха,   отреагировав   на противодействие равного. Вернее, ему нужна была причина, из-за которой он мог благородно отступить – не мои интересы, а ее отсутствие заставляло его обострять тон   беседы.   Тем   более,   что   невеста   была   более,   чем   достойна   –   одаренная,   из политически независимой семьи, вдобавок богата – уже богата.

И человек, который не может врать, сказал ему то, во что он искренне верит.

Ребята, отправившиеся сватать от моего лица, заверяли, что все произошло к общему удовольствию. По их словам, Юсупов признал меня внуком, увидел Аймара и

Го,   понял,   что   зря   признал,   и   отчего-то   размяк.   Надарил   невероятно   роскошных подарков,   предложил   большое   дело   и   пустился   в   загул.   Мои   люди   покинули собрание, отработав тот максимум, который мог быть им доступен без риска для жизни. Потому что размякший Юсупов – это настолько странно, что, как написано в отчете,   даже   Шуйский   при   первой   же   возможности   решил   пересесть   поближе   к двери и окну. Тем не менее, вечер, а потом и ночь прошли на удивление спокойно…

О чем они договаривались дальше, какие вели разговоры, на какие уступки шли и что стали считать недостойными внимания компромиссами – не было никакой возможности   проконтролировать.   Большая   политика   требовала   совсем   другого уровня ресурсов и следования общим правилам, так что откровенно говоря – нам было   не   интересно.   Куда   важнее,   чтобы   утром   воскресенья   тот   же   Еремеев   не оказался в клане Юсуповых, а Ника – отправленной в женский монастырь. Но шанс на   это   был   настолько   мизерным. .   Вернее,   данное   решение   настолько   не соответствовало   характеру   Еремеева-старшего,   и   интересам   остальных присутствующих, что ему не суждено было сбыться.

Все хорошо. Главные результаты были достигнуты и зафиксированы. Ключевые точки   пройдены.   Можно   было   двигаться   дальше.   Но   я   чувствовал,   что   мне   все больше не нравится этот план. И тем самым ветром, который менял траекторию полета, становился я сам.

Первым и единственным заметил, что со мной что-то не так, мой брат. И он же повел меня еще в субботу по шумным рынкам и людным местам с запрятанными за неприметными дверями ломбардами. Официально: он искал камни с «искрой» души,

пользуясь возможностями огромного столичного рынка. Но на самом деле делал так,

что чужие разговоры выбивали своим шумом и разнообразием мой собственный внутренний   голос,   и   я   переставал   истязать   самого   себя,   выискивая,   как   сломать замысел, но при этом оставить его целым.

Невзрачные ларьки сменялись фешенебельными ювелирными салонами, но и там и там на стекло перед молодым юношей охотно выкладывали изделия из золота и   серебра,   в   обрамлении   которых   ждали   оценки   драгоценные   камни.   Двое охранников,   приодетых   по   осеннему   времени   в   кожаные   плащи,   добавляли   веса просьбам юного Федора показать товар из запасников. Я же просто присутствовал рядом, изредка доставая деньги для расчета. Иногда брат что-то покупал и делился радостью   от   находки,   а   я   автоматически   отмечал,   что   найденный   камень   мал   и малоинтересен. Крупные наверняка отсеивали для себя Жеваховы, Химшиевы или люди   Фаберже,   вольготно   чувствовавшие   себя   в   столице   под   покровительством императора. Три известнейшие семьи ювелиров-артефакторов из шести имели все возможности   вытребовать   для   себя   право   первого   покупателя   и   оперативно отслеживать   новинки:   будь   то   явленные   из-за   границы   или   сданные   в   ломбард.

Тогда-то,   чуть   отойдя   от   перегрузки,   я   порекомендовал   Федору   полулегальные базары   и  блошиные   рынки,   собирающиеся   по   выходным.  Контролировать   места,

которых   зачастую   просто   нет   на   карте,   а   торговцы   порою   продают   свою единственную вещь – никому не под силу.

И   в   следующий   раз   дорогие   автомобили   остановились   возле   угрюмых пристроев из выщербленного от времени кирпича, за которыми начинались узкие ряды торговых павильонов, наполненных своей особой жизнью, звуками и судьбами.