Текст книги "Н 4 (СИ)"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

машиностроительный.

– Машиностроительный – не надо! – поднял руку Шуйский. – Если он начнет коллекционировать и их, всем нам будет плохо.

Рядом согласно покивал головой Долгорукий.

– Простите? – Не понял Еремеев.

– Вы ему лучше молокозавод какой подарите.

– Вот, отличный подарок, – поддержал его Сергей Дмитриевич. – Сам бы так поступил, но поздно. И Яков Савельевич тоже не может.

– Это еще почему? – Заинтересовался Галицкий.

– Так ваши молокозаводы он год назад, как скупил. Мои – пять лет назад. У

Юсуповых два года назад.

–   У   нас   продуктовая   безопасность!   –   Возразил   тот,   пусть   и   без   особого возмущения. – Независимые поставщики!

– А продукция – одинаковая на вкус на всех комбинатах, – поучительно качнул

Сергей Дмитриевич вилкой.

– А зачем Максиму столько молокозаводов? – Попытался разобраться Еремеев.

– Он очень, очень любит мороженое. – Задумчиво ответствовал Шуйский.

– Надо будет попробовать. – Из вежливости поддержал беседу Панкратов.

Поймал на себе пару быстрых взглядов, уловил кивки – явно из вежливости, и насторожился:

– Что?

–   Вы   итак   его   наверняка   уже   ели.   –   Пожал   плечами   Шуйский.   –   В   вашем княжестве другого нет.

– Бардак, – отчего-то в раздражении бросил тот ложку в тарелку.

Потому что никто не любит, когда «его» оказывается не совсем «его».

– Малый бизнес! – Не согласился с ним Еремеев.

– Твой малый бизнес уже вырос, обнаглел и сосватал дочку.

– Гиблое поколение – поддакнул Галицкий, сообразив, что в этом коллективе

Максима крайне выгодно демонстративно не любить.

Должны же быть в их новом клубе какие-то общие, объединяющие интересы.

Это уже потом появятся общие враги и союзники, памятные события, победы и доверие,   которое   сможет   примирить   вечно   конкурирующие   великие   семьи.   Куш обозначен   грандиознейший,   и   на   пути   к   нему   обещалось   быть   все   –   от разочарований,   до   триумфа,   пережить   которые   совместно   –   означало   союз   на десятилетия, если не на века. Прямой путь из Каспия в Аравийское море, и далее – по всему   южному   полушарию,   гарантировал   не   только   сверхприбыли   за   дешевый транзит   и   сборы   с   проходящих   по   каналу   кораблей,   но   и   невероятного   объема политические дивиденды – фактически выбивалась земля из под ног владельцев

Суэцкого канала и монополия турков над проливами, извечно облагавших немалой данью грузовые судна, идущие с севера на юг и контролировавших движение боевых кораблей,   изрядно   ограничивая   влияние   Империи.   Так   что   к   потенциальным доходам прилагалось еще огромное уважение – если доля в будущем канале будет распределена в виде квот на тоннаж кораблей, то к каждому из присутствующих на поклон   станут   приходить   даже   Рюриковичи.   Впрочем,   эти   запросто   смогут испросить   себе   долю   в   общем   деле,   и   вряд   ли   тот   же   Юсупов   им   откажет   –   уж слишком сильно повысятся шансы на успех предприятия.

Хотя   некий   скепсис   и   недоверие   все   равно   оставались   –   да   даже   получив подарки, князья и то стали напряженно обдумывать, где их кинули на этот раз.

Панкратов   вон   тихонечко   кривился,   делая   вид,   что   это   лимон   к   чаю   такой ядреный – а на самом деле размышлял о том, что Юсуповы из Африки-то выйдут, но наверняка прихватят все, что могут отвинтить. А что не смогут – то отвинтят и украдут   местные   жители,   и   значит   заходить   его   роду   на   континент   придется фактически   на   необустроенные   пустыри,   некогда   бывшие   добывающими концернами, и это определенно влетит в огромную сумму. При этом, Панкратов от

Африки точно не откажется – потому что на Земле нет свободных ниш, и если не займет   он   –   то   займет   кто-то   еще.   Инвестиции   же   окупятся   непременно.   А   если выкупить у Юсупова заводы… Или взять его в долю, сменив только руководство…

Долгорукий мрачно хмурился на борщ, осознавая, что мечты имеют неприятное свойство сбываться – и теперь все грузы пойдут не через Прибалтику, а по новой,

свежеподаренной   железной   дороге.   Которая   кончается   в   Одесских   портах,   где   у клана нет своих причалов и доков, зато есть у Юсуповых. И если перекинуть туда часть своих кораблей, то выводить их через проливы все равно придется в составе караванов   Юсуповых,   иначе   разграбят   и   пустят   ко   дну.   Да   и   кому   эта   железная дорога теперь нужна, если будет новый канал?!

Шуйский с непроницаемым выражением лица размышлял над тем, что дед был бы определенно рад Казани – тому небольшому полудеревянному городку, который был   в   его   времена.   А   что   ему   теперь   делать   с   двухмиллионным   мегаполисом,

который   открыто   и   вольнодумно   подумывает   о   статусе   свободного?   Как   ему перенять   столицу   Волги,   не   вызвав   бунты   и   волнения?   Выходило,   что   без чиновников   Юсуповых,   их   агентуры,   компромата   на   ключевых   деятелей   и понимания внутреннего функционирования могучего и самодостаточного города –

никак. Только идти на поклон и как-то договариваться. Казань вообще была как дорогая   люксовая   иномарка   в   единственном   экземпляре   –   из   того   числа,   про которые   приятно   сказать   среди   равных   тебе   «У   меня   есть   Казань»   и   получить искреннее   уважение   в   ответ.   Главное,   никому   не   показывать   счета   на   ее обслуживания, сведения о нескончаемых поломках и то что она фактически в угоне,

а ты терпеливо платишь штрафы за неведомых лихачей. Потому что по документам

– Казань твоя, и это очень круто. С-сволочной Юсупов.

Галицкий же, наоборот, был слегка мечтателен. Причалы во Владивостоке – это очень   здорово,   просто   великолепно.   Но   у   его   клана   нет   там   никаких   интересов,

вообще никаких. Но причалы – это просто отлично. Да еще целая половина от всех!

Надо будет приобрести корабли река-море, найти перевозчика по Транссибу и чтонибудь   перевозить.   Непонятно   пока,   что   и   зачем   –   но   ведь   Юсуповы   что-то перевозили? Значит, можно спросить у них и войти с ними в дело. А так – причалы это просто сногшибательно.

А вот судьбу игорного дома Давыдова уже знали все четыре князя, и она сильно отличалась от того, что думал сам новый счастливый владелец по этому поводу.

Проиграет, как есть проиграет – причем, как бы не самим Юсуповым, что держат там штат шулеров, нарабатывающих компромат и должников из чиновников.

В общем, подарки от Юсуповых – это как приливная волна океана на берег, воды которой все равно  вернутся  обратно.  Кое-что все-таки  останется  на  благодарной земле, и это примиряло князей с подарками.

Что до скепсиса по главному делу – то он непременно должен был уйти после того, как сработает главное зелье правды на Руси, высокоградусное и заставляющее выдать свои искренние потаенные мысли в виде бахвальства и случайных оговорок.

Словом, пить князья собирались долго.

А раз так, то следовало все-таки завершить свадебные формальности.

– А не взглянуть  ли нам  на невесту,  господа?! – Довольно  рявкнул  Давыдов,

украдкой потирая руку, которой хотел галантно облапать симпатичную азиаточку.

Рука отчего-то онемела и пошла серым, но была уже обработана коньяком. К

тому   же,   была   она   всего   лишь   левой,   да   и   рук   было   две,   так   что   можно   было попробовать удачи со второй симпатичной горничной.

– Просим! Просим! – Поддержал он сам себя.

– Да, уважаемый хозяин, раз уж мы сговорились, то не явите ли вы товар лицом?

– Дипломатично произнес Долгорукий.

– Схожу за ней, – вежливо ответствовал Еремеев.

И   степенно   двинулся   внутрь   дома.   Медленно   и   неспешно.   Отчего-то   только сейчас осознав, что дочка могла все слышать и уже повеситься.

– Дорогая, все не так плохо, как ты думаешь! – Нервно провозгласил он, стоило забежать (кого уж стесняться внутри дома) на женскую половину.

И было от чего нервничать потому что все – абсолютно все, до чего касался взгляд,   было   покрыто   толстым   слоем   сероватого   песка,   а   где-то   впереди пульсировал со скоростью испуганного биения сердца, пугая своей мощью, источник человеческой Силы.

– Дорогая, – постучался он в остов дверного косяка – некогда монолитного, но ныне будто побитого полчищем короедов. – Разреши войти?

Но   не   дождавшись   ответа,   все-таки   открыл   створку   и   осторожно   заглянул внутрь, гоня мысли о самой скверной причине молчания.

Взгляд тут же метнулся к люстре, но та – по счастью – оказалась на месте, и даже целой, пусть и покарябанной прахом и покрытой пылью. Остальная мебель – шкафы кровать,   ковер   и   паркет   пребывали   в   еще   более   ужасном   состоянии,   словно вышедшем   из   под   кисти   художника,   описывающего   комнату   в   давным-давно брошенном доме.

Дочь же стояла посреди комнаты в сером платье, повернувшись лицом к окну.

«Живая», – выдохнул отец, и прикусив губу, попытался представить, как начать тягостный разговор.

– Что этот подлец задумал на этот раз? – Безжизненно спросила дочь.

–   Дорогая,   я   вынужден   просить   у   тебя   прощения.   Но   не   торопись   меня проклинать. – Остановился Еремеев у самого порога и понурил плечи.

Не так он представлял момент выдачи старшей дочери замуж.

– Не жалей меня, отец. Кого он решил за меня сосватать? Убогого? Скопца? Серую ослицу?

– Все несколько хуже, – печальным голосом поведал он. – Самойлов посватался к тебе сам. Извини, но он хитростью выманил у меня согласие.

Девушка посмотрела за окно – как летает хитрость в пятисотрублевых купюрах по двору. А затем отчаянно выдохнула, словно сбросив тяжеленную ношу с плеч.

– Ну наконец-то.

Глава 19

Во времена, когда атомные часы на орбите планеты будут определять секунду по периодам электромагнитного излучения в стабильном изотопе атома цезия, а ученые научатся корректировать зрение лазером с импульсом в пять фемтосекунд,

все   еще   останутся   два   неведомых   и   непостижимых   никакими   хронометрами явления: это то, сколько на самом деле длятся «пять минут» на скоростях близких к скорости   света,   и   как   долго   могут   длиться   обещанные   «пять   минут»,   если переодевается девушка.

– Пять минут, господа, – вымученно улыбаясь, пробормотал Еремеев шестерым князьям, вновь торопливо возвращаясь внутрь дома.

Приходил   он   уже   третий   раз,   и   всякий   раз   эти   пять   минут   оставались неизменными, а вот лицо отца семейства обретало оттенки обреченности.

На второй раз вместе с ним, вежливо поклонившись, ушли обе служанки, что закономерно усугубило ситуацию – всю еду съели, а новую нести стало некому.

С разговорами как-то не ладилось: уж слишком хорошим был момент, чтобы портить   его   обсуждениями   любой   политической   или   экономической   ситуации.

Потому что хорошее для одного непременно окажется неприятным событием для другого, а добродушное замечание запросто может быть воспринято насмешкой. Уж слишком разными были интересы людей, глубоко повязанных как с политикой, так и с экономикой – кому произвол императора, а кому пролоббированный за немалые деньги законопроект; кому – наглое повышение цен и искусственный дефицит, а кому и сверхдоходы. .

Вспоминать прошлое – тоже не самая лучшая идея для тех, кто имел в прошлом куда  больше причин для ссоры, чем  приятных воспоминаний.  Светлые  моменты,

впрочем, тоже были – но так получалось, что общими они были максимум у двух отдельно выбранных князей из шести, да и как-то так получалось, что удовольствие в те давно минувшие дни было получено за счет остальных присутствующих..

Оставались три вечные темы, которые вряд ли могут рассорить: еда, женщины и погода. Но обсуждать первую в гостях мешало воспитание, а вторую – уважаемый возраст   и   князь   Давыдов,   которому   точно   найдется,   что   сказать   и   добавить   –   а прослушивание многочасовой лекции о московских красотках не входило в планы окружающих.

Впрочем,   сейчас   князь   Давыдов   был   тих   и   с   пьяной   сосредоточенностью смотрел в экран своего сотового телефона, медленно, но уверенно набирая на нем какой-то текст.

–   Василий   Владимирович,   что-то   случилось?   –   Проявил   вялое   любопытство князь Галицкий.

– Публикую сообщение о сватовстве в инстаграм. – пробубнил тот.

–   Так   вы   блоггер,   ваше   сиятельство?   –   Скрыл   усмешку   Яков   Савельевич   за бокалом с апельсиновым соком, который взял в руки и пригубил.

– Кто? Я?! Я – гусар! – Возразил Давыдов с возмущением. – Этот… Бьюти-гусар!

Остальные   с   легким   чудачеством   были   более-менее   знакомы,   потому   не обратили   внимание.   Разве   что   Шуйский,   как   близкий   друг,   знал,   что   появление инстаграма в мире Давыдов полагал лично своей заслугой, как ответ на жаркие и истовые молитвы увидеть всех женщин мира в неглиже. Тем более, что созерцание женской   груди,   по   словам   всех   известных   специалистов,   весьма   положительно сказывалось   на   здоровье   сердечной   мышцы   –   а   был   князь   немолод,   оттого   за здоровьем следил каждый день.

– Новость, безусловно, выйдет выдающаяся, – вежливо продолжил Галицкий. –

Абсолютный рекорд выкупа на моей памяти. Бывали, конечно, брачные контракты и на более значительные суммы, но чтобы так – выкинуть на землю… – Задумчиво посмотрев за окно, он оставил фразу повисшей в воздухе.

–   Многие   молодые   люди   в   столице   посчитают   это   вызовом,   –   поддержал

Долгорукий. – Планкой, которую стоит преодолеть.

– А остальные будут искренне ненавидеть и завидовать, – потянулся за соком

Шуйский и с неудовольствием тряхнул пустой пачкой в руке.

Служанок, как говорилось, не было – так что пришлось искать сок среди иных открытых пакетов.

– Зависть – это хорошо, – нестойко поднялся с места гусар с телефоном в руках. –

У меня два миллиона пятьсот сорок две тысячи завистников!

– Подписчиков? – Поправил его было Яков Савельевич.

– И их тоже, – пробормотал Давыдов, наводя камеру телефона на кучу денег за окном.

А  затем возмущенно  нажал на кнопку включения, отреагировав на внезапно погасший   экран.   Но   телефон,   отчего-то,   не   желал   включаться,   не   слушаясь   ни нажатий, ни гневных княжеских слов.

– Господа, а не прогуляться ли нам по двору? – Поднялся, демонстрируя пример,

князь Юсупов, и выбрался из-за стола. – Погоды стоят отличные.

Дождь, капризный по осеннему времени, уже перестал, а налетевшие было тучи отступили   под   напором   порывистого   ветра   севернее,   оставив   ясное   небо   над головой.

– Поговаривают, скоро похолодает, – принял его предложение Панкратов

Потому что не было темы благодатнее и безопаснее, чем разговоры о погоде.

– Обещают даже снег в конце следующей недели. – Отставив стакан в сторону,

двинулся за ними и Галицкий.

А там и Шуйский с Долгоруким составили им компанию. Да даже трое молодых людей в красных бабочках решили размять ноги и прогуляться.

И   только   князь   Давыдов   остался   расстроенно   вертеть   в   руках   дорогой американский телефон, пытаясь пробудить в нем жизнь.

Расхаживать   большой   компанией   выходило   неловко,   так  что   люди   невольно разбились на три группы: наособицу стояли молодые люди; рассуждали о видах на грибной урожай после такого дождика Шуйский с Долгоруким, вежливо поддакивал им Галицкий, а вот Панкратов с Юсуповым, изобразив короткую остановку рядом с ними, почти сразу отошли от них на десяток шагов в сторону, продолжая неспешно двигаться вдоль условной границы, за которой начиналась россыпь денег, невольно ставшая центром общего внимания.

– Михаил Викентьевич, вы что-то хотели мне сказать? – Цепко посмотрел на спутника князь Юсупов.

– При всем уважении, но я хотел бы пожаловаться вам на внука. – Замерев на очередном шаге, Панкратов повернулся к куче денег и с нечитаемым выражением лица посмотрел на слегка влажные купюры.

– Жалуйтесь, – небрежно махнул рукой князь.

То ли – дозволяя, то ли – обозначая, что он может это делать хоть до второго пришествия.

–   Пришел.   Угрожал.   Банкира   увел,   –   поиграв   желваками,   все-таки   остался

Панкратов   доброжелателен,   позволив   себе   только   легкое   осуждение   в   адрес молодежи.

– Полагаете, дело было именно так? – задумчиво произнес Юсупов.

Который   наверняка   был  в   курсе   всего   –   вон   какой   жирный   намек   на   некие обстоятельства,   из-за   которых   Панкратову   оставалось   только   жаловаться,   а   не требовать.

– Я не в претензии на угрозы! Роковое непонимание – он не представился, я не просчитал   риски.   Но   банкир   был   мой!   –   Возмущение   все-таки   пробилось   из-под маски спокойствия.

– Чей банкир?

– Колобов! Банкир Фоминских!

– А вы говорите – ваш, – укоризненно произнес князь.

– Но пришел-то он ко мне. А ваш внук его увел. – Как-то даже с досадой добавил

Михаил Викентьевич.

– Свободный человек, – веско произнес Юсупов, скрывая за хитрым прищуром глаз свое искреннее отношение.

– Пусть так, – печально вздохнул Панкратов. – Но я ведь пошел вашему внуку навстречу. И ради чего? Чтобы он купил у меня банк Фоминских и тут же продал его

Долгоруким?!

– Дорого купил? – Словно невзначай вставил слово влиятельный дед.

– Дорого, но там этих денег… Сами, вон, посмотрите…. – Тоскливо окинул он взглядом кучу валяющихся на земле денег.

– Так в чем же ваша жалоба? – Посмотрел на него взгляд, полный мудрости более старшего поколения.

Мудрости, которая умела ничего не понимать, но не подать виду.

–   Даже   не   жалоба,   выходит…   –   Михаил   Викентьевич   чуть   замялся,   подбирая слова. – Просто я к нему со всей душой, а он все – младшему Долгорукому.

– Это Игорю-то?

–   Ему,   –   согласно   кивнул   Панкратов.   –   Но   почему?   Со   мной   же   тоже   можно договориться.

– Мой внук благоволит Долгорукому Игорю и оказывает ему покровительство.

Но   ваши   чувства   мне   понятны,   –   осторожно   коснувшись   его   локтя,   Юсупов доброжелательно улыбнулся. – Вот что, Михаил Викентьевич. Вас, как я понимаю, до сих пор донимают эти старики из боярской думы? Говорят нелепицу про незаконное нападение на вотчину Фоминских и огнем плюются, требуя все возвернуть обратно?

– В пятницу собирают большой сход, – небрежно пожал плечом Панкратов. – Я

все равно от своего не отступлюсь.

– Да. В пятницу,  верно, – словно припоминая, произнес Юсупов. – Меня тоже звали. Так я помыслил сейчас, и решил пойти. Могу по пути к вашей резиденции подъехать, так потом общим  кортежем в Кремль  и  направимся? – Как о  пустяке поинтересовался великий князь.

Словно   игнорируя   подтекст,   что   об   этом   маневре   будет   известно   всем заинтересованным   лицам   еще   до   их   приезда,   а   остальным   останется   только   в бессильной злобе скрипеть зубами, когда машины двух князей совместно въедут через Спасские ворота. Ничего этим крючкотворам и тыловым воякам не обломится от   завоеваний   Панкратова   –   не   с   такой   поддержкой,   которую   могут   оказать

Юсуповы.

–   Было   бы   просто   замечательно.   –   С   почтением,   но   без   намека   на подобострастие, кивнул Михаил Викентьевич.

– Что до внука – молодой он еще. Горячий. – С теплотой отозвался Юсупов.

– В деда растет. – отметил Панкратов приятное для старика.

Еще бы – старший мерзавец за свою жизнь хорошенько отличился, уводя из под носа и людей и богатства.

А   тот   махнул   рукой,   но   был   явно   довольный   –   словно   древний   дракон,

прознавший, что юное дарование уже отлично жжет деревни и утаскивает людей для собственного пропитания. . Ну хоть принцесс пока не похищает – накатила на

Панкратова лиричная мысль. Хотя, в целом, Панкратов тоже остался в плюсе – банк все равно не вернуть, а вот крови попить конкуренты и неудачники из боярской палаты могли вдосталь.

Столь же неспешно они вернулись к остальным, уже подобравшим интересную тему для беседы.

– Давно хочу спросить. – спросил князь Галицкий, чуть повернувшись к молодым людям. – Почему грузовиков – шесть? Ведь миллиардов, как понимаю, десять?

Остальные сваты, уже перебрав стандартный набор «отличная погода, а завтра будет хуже, но раньше была лучше», заинтересованно повернулись в их сторону.

Отвечать взялся юноша со шрамом возле глаза – попросту, другие на вопрос не отреагировали вовсе, а вот этот парень чуть повел плечом и поднял почти полный бокал с соком к груди – его он захватил из дома, да так и не начал пить.

– Там больше десяти. – Безэмоциональным голосом произнес он. – Погрузка по весу, плюс пять процентов на усушку и два процента на рваные купюры. – Парень задумался, слегка уйдя в собственные мысли. – Разумеется, периодически мы делаем контрольные взвешивания, но, сами понимаете, даже пыль имеет вес, не говоря о сложности процесса измерения и погрешности весов.

– А сколько всего было машин?

– Более шести. – Вежливо ответили Галицкому.

–   Постойте,   господа!   Какие   контрольные   взвешивания?   –   Чуть   раздраженно поинтересовался Долгорукий. – Еще утром эти деньги были в пачках и запаянными в банковский пластик! Я вообще не понимаю, зачем было срывать упаковку и мочить купюры под дождем!

– Признайте, князь, россыпью гораздо красивей, – не согласился с ним Галицкий.

А до того отвечавший юноша отступил назад, выходя из беседы, и тщательно скрывая   досаду   во   взгляде   –   словно   сказал   что-то   лишнее,   чего   не   должен   был говорить, а сейчас сетует на себя.

–   Вы   бы   лучше   подумали,   во   что   это   выгоднее   вложить.   –   Веско   произнес

Панкратов.

Тоже   благодатная   тема   для   обсуждения   –   чужие   деньги   всегда   приятно вкладывать. Лучше бы, конечно, сделать выбор в пользу их предприятий – и дым из труб клановых механизмов, получивших в топку очередную порцию бумаги, пойдет еще гуще, и может даже сами они станут действовать чуть-чуть быстрее… Все-таки,

не та сумма… Да и попадет она, если быть откровенным, прямиком к Юсуповым.

–   Я   слышал,   у   Черниговских   аукцион   в   это   воскресенье.   –   Небрежно   бросил

Долгорукий.

– Нас тоже приглашали, – коротко кивнул Юсупов.

–   Толковое   предложение.   –   Признал   Панкратов,   задумчиво   осматривая   кучу денег. – Говорят, Черниговским срочно нужна целая прорва наличных. Торги только за бумагу и золото. Там этим деньгам будут рады.

–   Мы   предполагаем   забрать   себе   пару   профильных   заводов.   –   Со   значением произнес Долгорукий.

–   Если   они   не   подойдут   нам,   берите.   –   Качнул   плечами   Юсупов,   словно   не замечая, что провоцирует конфликт.

Но до того, как желание урвать кусок поперед остальных высказал и Шуйский с

Галицким, в беседу вмешался бесцветный молодой голос.

–   Мой   господин   не   рекомендовал   бы   покупать   то,   что   вскоре   можно   будет забрать гораздо дешевле или бесплатно.

А   пока   взрослые   думали,   как   осадить   зарвавшегося   юнца,   лезущего   с нахальством   рядового   в   беседы   генералов,   но   сделать   это   достаточно   тактично,

произошло давно ожидаемое событие.

–  Господа!  –  Позвал  их с порога  дома   радостный  голос  Еремеева-старшего.  –

Прошу к столу. Невеста изволит лично приветствовать сватов.

И как бы не был интересен вопрос о деньгах, все-таки куда интереснее было посмотреть на ту, за которую эти деньги уже отдали.

Некоторые явления обретают самоценность уже после того, как были явлены на свет – и миллионы дадут за изображение черного квадрата, в десятки миллионов оценят   полотно   с   изображением   газировки   от   модного   художника,   а   в   сотни   –

четыре   горизонтальные   цветные   полосы   на   холсте.   И   уже   зная   стоимость произведения, все остальные люди начнут искать в них тайные смыслы и великий замысел художника.

Девушка с рыжими волосами в скромном белом платье до пола, стоящая перед ними, стоила десять миллиардов рублей. Откровенно говоря, после такого ценника были   уже   не   важны   светлый   облик,   робкая   улыбка   и   чуть   склоненная   в   знак уважения голова. Никто из присутствующих не задумывался, насколько гневен или кроток   ее   характер,   остр   ум   или   хитроумен   нрав.   Не   было   и   мыслей   пошлых   и недостойных – потому что все оно, горячее и волнительное, стоило гораздо дешевле.

Продешевил или переплатил – это донимало пятерых умудренных и многоопытных князей, и есть ли у нее аккаунт в инстаграме – еще одного.

–   Богата   талантами   невеста?   –   Одобрительно   хекнув,   поинтересовался

Панкратов.

– Ранг «ветеран», – ответил за дочку отец, глядя на кровинку и тепло улыбаясь.

– Целитель, ранг «учитель». – Кротко добавила невеста, удивив казалось и отца.

– Учусь на хирурга.

– И приструнит, и сама же вылечит. – Улыбнулись ей, принимая ответ.

Вот и первый миллиард оправдался. Хотя неведомо сколько денег неоднократно бросят под ноги той, что может вытащить родича из забвения тяжелой болезни.

А   увлекается   чем?   –   Из   вежливости   спросил   Галицкий.   –   Охота,   рыбалка,

вязание?

– На кабанов, да лося давеча ходили, – потупилась девушка.

– О! Родственная душа!

– Гусар?!

– Василий, она же дама!

– Тогда сам спроси что-нибудь.

–   А   я   ее   хорошо   знаю.   Она   мне   жизнь   спасла.   –   Спокойно   произнес   князь

Шуйский,   махом   оправдав   еще   несколько   миллиардов   из   заплаченной   суммы выкупа.

Потому что когда вам должен жизнь великий князь – жить становится гораздо легче и спокойней.

–   Моему   внуку   Андрею   Ника   тоже   спасла   жизнь,   –   постучав   пальцами   по столешнице, добавил в полной тишине Долгорукий.

Внуку, которому по всем параметрам предстоит возглавить клан. Еще несколько миллиардов – эти тоже не бедные.

– Моему внуку – тоже. – Признал Юсупов.

Бросив и свои миллиарды на чашу весов, противоположную десяти валяющимся на траве во дворе.

– Дважды. – Отчего-то добавил Шуйский, явно неприятно удивив Юсупова.

Но и врать он уж точно не станет.

– Невеста наша не только прекрасна собой, но и богата талантами, – задумчиво подытожил Галицкий калькуляцию. – Любо!

Потому   что   даже   сейчас   выходило   минимум   девять   миллиардов.   Еще   один можно было запросто засчитать в сумму великой любви. И огромадного расчета –

вон   отчего-то   за   одним   столом   и   Шуйский,   и   Юсупов,   и   Долгорукий,   которые   в обычных условиях уже примерялись бы, как ударить поудачнее и наверняка.

– Любо! – Поддержал Юсупов.

– Любо!

– Любо!

– Гор-р-рько-о!

– Василий, заткнись! Любо!

На все это с тихой грустью смотрел отец невесты, радуясь за судьбу кровинки.

Только печаль все равно билась в сердце – странное оно, чувство благодарности великих князей. Пять лет назад всех Еремеевых все равно бы убили, если верить словам   Юсупова.   Всех,   кроме   Ники   –   потому   что   ей   должны   жизнь   крайне влиятельные люди. Честь и благородство – настолько яркие и контрастные, что за ними   не  разглядеть   им   той   боли   и  отчаяния,   в   которых оказалась   бы   девчонка,

потерявшая всю семью. Бери долг жизни и радуйся новому дню, посещая могилы родных.

Еремеев все еще терпеть не мог этих сватов, пусть и улыбался им. Разве что теперь ненавидел и Юсуповых в добавок. Не любил и Максима, несмотря на то, что торопливо выговорила ему дочь, которая – как оказалось – все знала, но просто не успела   ему   рассказать.   Говорит,   слишком   важные   слова,   чтобы   по   телефону,   но никак не было времени, чтобы приехать домой…

Хотя, отчасти, в нелюбви к родному дому виноват и он сам – молодая жена,

приведённая   в   дом   ради   новой   попытки   обзавестись   сыном   и   наследником   не сошлась характером с его старшей дочерью. Да иначе и быть не могло – маму Ника хорошо   помнила,   и   решение   отца,   пусть   и   все   понимая,   но   невольно   считала изменой.   Впрочем,   взрослая   по   счастью   –  скандалов  не   закатывала,   ни   в   чем  не обвиняла и жила отдельно, не прося денег и помощи, но и не забывая поздравлять по телефону. К его удаче, новая супруга с младшей дочерью на этот учебный год перебрались поближе к лицею, в Новгород, иначе неведомо, как сейчас все могло сложиться…   Тут   вон,   даже   слуги   атакуют   –   евгеник   рода   примчался,   прознав   о замене жениха… Трясет бумагами, блеет, что «учитель» – это просто идеальная пара,

и не надо ничего менять… Фанат профессии, который не замечает, что от них уже мало   что   зависит.   Пришлось   озадачить   его   вопросом   –   чему   равен   ранг   под названием   «шесть   великих   князей   в   друзьях»…   По   нему   так   –   явно   не   слабее «виртуоза». .

Да и дочка к жениху неровно дышит – так что, может, и сложится у них… А раз пять лет назад защитил он всю их семью, а не только Нику – то, может, не такая и сволочь как эти шестеро? Вряд ли…

–   Хочу   с   будущей   внучкой   лично   переговорить,   –   провозгласил   Юсупов,   уже успевший выпить за здоровье молодых. – Дозволишь?

Покуда дочь в его семье – то и вопросы – отцу семейства.

Еремеев коротко кивнул, указав вглубь дома. А затем и лично сопроводил до небольшого   кабинета   для   встреч   на   первом   этаже   –   довольно   аскетичного,   с небольшим   столом,   полупустым   шкафом,   окном   на   задний   двор   и   отделанными светлой тканью и деревом стенами, плотно прикрыв дверь и вернувшись к гостям.

Внутри   же   кабинета   невеста   и   будущий   свекор   расположились   по   разные стороны рабочего стола – князь привычно занял место во главе, а Ника разместилась на кресле напротив.

– Ты знаешь, кто живет в твоем доме? – Мигом растеряв все добродушие, острым взглядом посмотрел на Нику Юсупов.

–   Знаю.   –   Почтительно   ответила   девушка,   избегая   встречаться   с   князем взглядом – но и не нервничая. – Максим попросил их приютить на один вечер.

Она   смотрела   во   двор,   находя   в   желто-красных   кронах   знакомого   с   детства фруктового сада нечто более значительное и важное.

–   Откуда   он   их   взял?   –   Сжав   губы,   уточнил   он   степень   информированности девушки.

– Одну – похитил. Со второй все хорошо, ее просто забрали за долги.

Юсупов уронил лицо в ладони и с силой провел ими.

– Ты хоть понимаешь, что Го никогда этого не простят? Даже если сделка сто раз честная? Не важно! – Поднял он руку. – Это меньшая из бед. Аймара…

– Аймара Инка, – охотно поддакнула Ника.

– Она хотя бы беременная? – Напряженно спросил Юсупов.