Текст книги "Три женщины"

Автор книги: Владимир Лазарис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц)

6

Поначалу Маргарита видела в Муссолини не только «быка», но и «одного из тех легендарных героев, которые появлялись в заржавелых доспехах на королевском турнире, сбрасывали с лошади гордых рыцарей одного за другим (…) принимали награду (…), а потом, так и не раскрыв своего имени, исчезали в неизвестность»[93]93
  …«одного из тех… неизвестность» – М. Царфатти, стр. 176–177.


[Закрыть]. Узнав же его ближе, Маргарита увидела в нем не рыцаря, а Савонаролу[94]94
  Савонарола Джироламо (1432–1498) – флорентийский монах, предлагавший религиозно-политические реформы. Был сожжен на костре как еретик.


[Закрыть]. Не сразу она поняла и то, что Муссолини ненавидит капиталистов из зависти к ним. И власти добивается, чтобы отомстить всему миру за те лишения, которые терпел в детстве.

Много позже Муссолини признался Маргарите, что, хотя он не верит ни в Бога, ни в черта, втайне он все же продал душу дьяволу в обмен на земную власть. Этот мужлан и отталкивал Маргариту, и притягивал, и она, ярая сторонница свободной любви, начала бешено ревновать Муссолини ко всем женщинам. А их у него хватало. Муссолини не скрывал своих отношений с Балабановой. Кроме того, в самый разгар романа с Маргаритой у него были еще две любовницы: русская еврейка Фернанда Островская и австрийская еврейка Ида Дальцер.

В это же время Муссолини познакомился с писательницей Ледой Рафанелли. Когда Рафанелли услышала выступление Муссолини на митинге, посвященном очередной годовщине Парижской коммуны, она сразу оценила в нем пламенного трибуна и написала хвалебную статью. В ответ Муссолини послал ей благодарственную записку с просьбой о встрече. Рафанелли пригласила его к себе домой. Она была крайне удивлена, увидев перед собой вместо пламенного трибуна смущенного синьора в добротной черной паре, с котелком в руках.

Леда Рафанелли была женщиной эксцентричной. Она поехала в Египет и там перешла в мусульманство, а вернувшись в Милан, обставила квартиру в духе «Тысячи и одной ночи», наполнив ее запахом египетских благовоний. Гостей она принимала, возлежа на горе подушек и покуривая кальян. Она верила в переселение душ и говорила, что ее связывают интимные узы с пирамидой Хеопса. Как и ее любовник – художник-футурист, Леда исповедовала анархизм, который у нее преспокойно уживался с исламом.

Пригласив Муссолини сесть и чувствовать себя как дома, Леда принесла на подносе крепчайший турецкий кофе и сразу предупредила, что ее сердце занято. «А я свободен как ветер. Ни жены, ни детей», – сказал Муссолини и предложил ей вместе почитать сначала Ницше, а потом Коран.

Муссолини выпил кофе, походил по затемненной комнате, возбужденный запахом благовоний, духов и томно-жгучим взглядом женщины на подушках, и вдруг разоткровенничался:

«В юности я мечтал стать великим музыкантом или великим писателем, но понял, что из меня не выйдет ни тот, ни другой. Меня пришибла среда, в которой я рос. Но я никогда не сдамся. Вы слышите? Никогда»[95]95
  «В юности я мечтал… Никогда» – Ивон Киркпатрик, «Муссолини» (англ.), «Авон букс», Нью-Йорк, 1964, стр. 53–54 (все последующие цитаты И. Киркпатрик из этой книги).


[Закрыть].

Муссолини долго ухаживал за Ледой. Они отправлялись в романтические ночные прогулки, беседовали о высоких материях. Леда очень скоро обратила внимание на непостоянство мнений Муссолини. По ее словам, он был готов разделить любые ее взгляды. Заметила она и его ограниченность, и недостаток знаний. А те, что у него были, он черпал из партийных дискуссий или из бесед с Ледой.

– Я не боюсь выступать перед толпой, – сказал он Леде. – Но толпа должна быть огромной и стоять поодаль, чтобы я не различал лиц.

Муссолини был заворожен умом и красотой Леды Рафанелли, хотел, чтобы она стала и его любовницей, и его духовной наставницей, как Кулишова для Турати. Он написал ей в письме: «Возможно, вы – первая женщина, которая понимает меня»[96]96
  «Возможно… понимает меня» – Л. Ферми, стр. 121.


[Закрыть].

Но что бы Муссолини ни писал Леде, как бы ни ухаживал за ней, она не хотела стать его любовницей, и в отчаянии он сменил тактику: начал подробно рассказывать ей о своих романах и многочисленных победах.

– Вот есть у меня сейчас две женщины, – говорил он Леде, – которые от меня без ума, а я их совсем не люблю… Одна ужасно некрасивая, но у нее благородная душа. Другая – красивая, но очень хитрая и настоящая скряга. Как и полагается еврейке.

Рафанелли с трудом поверила своим ушам, узнав, что первая женщина – несгибаемая революционерка Анжелика Балабанова.

– А кто же вторая? – спросила она.

– Журналистка Маргарита Царфатти.

– Жена адвоката? – изумилась Рафанелли.

– Да… Она у меня уже в печенках сидит со своей любовью, но я ее никогда не полюблю. Меня просто воротит от ее еврейской жадности. Вы только подумайте! Такая богачка, а когда выходит ее статья в газете, посылает свою прислугу в редакцию взять три бесплатных экземпляра, чтобы сэкономить несколько лир… А у нее прямо рядом с домом – газетный киоск.

– Кстати, – заметила Леда, – Балабанова и Кулишова – тоже еврейки.

Муссолини посмотрел на нее исподлобья и ничего не сказал.

Леда так и не стала его любовницей.

* * *

Как главный редактор «Аванти!» Бенито Муссолини оправдал самые смелые ожидания тех, кто доверил ему этот пост. Он работал днем и ночью, и тираж подскочил с двадцати тысяч до ста. В руках у Муссолини оказался рычаг, с помощью которого он собирался перевернуть Италию, а потом и весь мир. Самое большое впечатление на читателей производили передовицы Муссолини, в которых порой не было ни логики, ни проверенных фактов, но их с лихвой заменяли броские слова и яркие метафоры.

В 1913 году во время демонстрации недалеко от Рима карабинеры[97]97
  Карабинеры (итал.) – жандармы.


[Закрыть] застрелили семерых рабочих и сорок девять ранили. Муссолини незамедлительно выступил со статьей, где сравнил полицию с итальянской армией, расстреливавшей безоружных арабов в Ливии. Еще через несколько дней на митинге в Милане он кричал: «Смерть убийцам! Да здравствует революция!», а неделю спустя в «Аванти!» появилась передовица, концовка которой не оставляла никаких сомнений в его намерениях: «Пусть те, кто устроили бойню, знают, что скоро настанет их черед». А так как эта статья открыто попирала закон о запрете подстрекательства к неповиновению властям, на Муссолини тут же было заведено уголовное дело. Но он остался на свободе.

Статья в «Аванти!» насмерть перепугала Кулишову и Турати. И не без основания: вскоре Муссолини призвал социалистов совершить революцию и для подготовки устроить всеобщую стачку. Турати тут же потребовал собрать партийное руководство. После пятидневных дебатов при поддержке Балабановой руководство утвердило дату стачки, и Муссолини вышел победителем.

Новое поражение Кулишовой даже не обрадовало Маргариту. Ей было не до нее. Маргарита никак не могла разобраться в своих отношениях с Муссолини. С одной стороны, все ее естество восставало против этого грубияна, против его невежества, ужасных манер, презрения к искусству и к женщинам. С другой стороны, ни один мужчина не вызывал в ней такого непреодолимого влечения, как Муссолини. Она теряла свое «я», превращалась в простую деревенскую бабу, с которой сын кузнеца делал все что хотел.

– Дорогая, – сказал ей как-то Чезаре, – ты хорошеешь прямо на глазах. Нельзя поверить, что у тебя уже трое детей!

– Маргарита, в таком душевном состоянии, как ты, я писала свои лучшие стихи, – задумчиво сказала ей Ада.

Муссолини не сомневался, что Маргарита от него без ума. А она старалась подавить в себе слепое влечение к нему. В надежде, что ей легче будет на расстоянии избавиться от этого наваждения, она, оставив детей и Чезаре, отправилась в большой вояж по Англии и Франции.

В Англии Маргарита собиралась изучить борьбу суфражисток. Ее визит как раз совпал с расколом в их движении. Одни английские суфражистки требовали добиваться женского равноправия только законными путями, другие призывали к гражданскому бунту. Первые обращались за помощью к таким известным фигурам, как Исраэль Зангвил и Бернард Шоу[98]98
  Шоу Джордж Бернард (1856–1950) – английский драматург, лауреат Нобелевской премии (1925).


[Закрыть], вторые били стекла в общественных помещениях, задирали полицейских и ложились на трамвайные рельсы. Озлобленные мужчины начали нападать на демонстрации суфражисток. Но общественное мнение в Англии уже склонялось к тому, чтобы состоятельным женщинам предоставить избирательные права, а в палате общин чуть было не прошел закон о предоставлении избирательного права женщинам, чьи мужья владеют недвижимостью.

Для Маргариты все это было внове, потому что в Италии к суфражисткам никто серьезно не относился, а итальянские суды обычно оправдывали ревнивых мужей, убивавших своих жен.

Насмотревшись на демонстрации суфражисток, Маргарита заключила, что революция неизбежна. Если бы это услышал Муссолини… «Вот видите, дорогая синьора, я был прав», – прозвучал у нее в голове его голос.

После чопорного Лондона Париж показался Маргарите раем. Она часами пропадала в картинных галереях, сидела в кафе с художниками и писателями, познакомилась с поэтами Жаном Кокто[99]99
  Кокто Жан (1889–1963) – французский поэт.


[Закрыть] и Шарлем Пеги[100]100
  Пеги Шарль (1873–1914) – французский поэт.


[Закрыть].

Кокто с взъерошенными волосами и томными жестами убеждал Маргариту, что искусство – это чертик в коробке, который выскакивает неожиданно. А бородатый Пеги, который в свое время был «дрейфусаром»[101]101
  …был «дрейфусаром» – сторонник оправдания Дрейфуса.
  Дрейфус Альфред (1859–1935) – капитан Генерального штаба французской армии, привлеченный к суду (1894) по ложному обвинению в измене и в шпионаже в пользу Германии. «Дело Дрейфуса» стало нарицательным названием для фальсифицированного судебного процесса.


[Закрыть], много рассказывал Маргарите о деле Дрейфуса и о своей борьбе с антисемитизмом. Она радовалась знакомству с Пеги, особенно потому, что он ценил Зангвила и его «Хад Гадью». В одном, правда, Пеги расходился с Маргаритой: для него социализм был пройденным этапом, он успел его возненавидеть. Причем до такой степени, что призывал убить лидера французской социалистической партии и своего бывшего друга Жана Жореса[102]102
  Жорес Жан (1859–1914) – руководитель французской социалистической партии.


[Закрыть]. Жорес хотел наладить отношения между Францией и Германией, а Пеги патологически ненавидел немцев. Жорес хотел избежать войны и выступал против милитаристского угара, а влюбленный в армию Пеги, сверкая стеклышками пенсне, считал войну спасением от моральной гибели общества. И снова Маргарита услышала гимн насилию, и снова мелькнула мысль, что Муссолини прав.

В Париже Маргарита встретила Д’Аннунцио, сбежавшего от кредиторов, и очаровательного, вечно подвыпившего художника Амедео Модильяни[103]103
  Модильяни Амедео (1884–1920) – итальянский художник.


[Закрыть], с которым она сразу нашла общих знакомых. А однажды за ее столом оказались двое внуков Гарибальди, занятых политическими интригами и коротавших время в пьяных дебошах. На Монпарнасе с Маргаритой познакомился мексиканский художник Диего Ривера[104]104
  Ривера Диего (1886–1957) – мексиканский художник.


[Закрыть], который написал в мемуарах, что Маргарита «была эксцентрична, прекрасна, талантлива и, оказываясь единственной дамой в мужском обществе, ухитрялась не бросаться в глаза, ничем не подчеркивала свою красоту и обаяние». Второй раз Ривера встретил Маргариту в обществе эстета и денди Риччото Канудо[105]105
  Канудо Риччото (1879–1920) – итальянский критик.


[Закрыть], светского остроумца, носившего в петлице листок плюща и убежденного в том, что превыше всех искусств – кино, а прекраснее всех женщин – его любовница Валентина де Сен-Пуан[106]106
  Сен-Пуан Валентина де (1875–1953) – французская поэтесса и писательница.


[Закрыть], внучка поэта Ламартина[107]107
  Ламартин Альфонс Мари Луи де (1790–1869) – французский поэт, историк и политический деятель.


[Закрыть]. Ривера не сомневался в том, что у Маргариты была любовная связь либо с Канудо, либо с Валентиной. Если бы Ривере рассказали о дружбе Маргариты с Адой Негри и со скандально-знаменитой французской писательницей Колетт[108]108
  Колетт (Сидони Габриэль Клодин, 1873–1954) – французская писательница.


[Закрыть], носившей мужское платье, он и вовсе не знал бы, что написать в своих мемуарах.

Валентина заворожила Маргариту не только красотой, но и разнообразием талантов. Она рисовала, писала стихи, опубликовала трилогию «Любовь», «Кровосмешение», «Женщина и желание». В ответ на презрение Маринетти к женщинам она написала «Манифест футуристки» где в портрете всемогущей женщины, поклонницы жестокости и похоти, явно слышались ницшеанские нотки. Валентина писала, что «Абсурдно разделять человечество на мужчин и женщин. И тем, и другим одинаково не хватает мужественности». Подобно Маринетти Валентина оправдывала войну и считала ее средством очищения мира, поскольку война уничтожает слабых.

Прекрасная Валентина де Сен-Пуан была еще и родоначальницей театрального действа, включавшего танец, поэзию, драму, игру света и музыку, которую для нее писал Дебюсси[109]109
  Дебюсси Клод Ахилл (1862–1918) – французский композитор.


[Закрыть].

Маргарита пробыла за границей всю весну и начало лета 1913 года. Домой она не торопилась, а вернувшись, поехала на лечебные грязи под Римом: колено все еще побаливало. Июль она провела на венецианском взморье в Лидо, вспоминая детство, а в августе и сентябре укрылась от жары в Иль Сольдо, где написала большую статью об английских суфражистках. Ей казалось, что ее влечение к Бенито Муссолини прошло.

Маргарите исполнилось тридцать три года, а в зеркале отражалась все та же бархатная кожа на лице, сверкающие радостью жизни глаза, соблазнительные ямочки на щеках, чувственные губы, белоснежные зубы и золотисто-медные вьющиеся волосы.

Вот бы посмотрел на нее сейчас Бенито…

7

Весь 1913 год в Италии чуть ли не каждую неделю происходили столкновения рабочих с полицией, которые приносили все новые и новые жертвы. Ливийская кампания прибавила к итальянским колониям в Африке еще одну. Но аппетиты правительства только возросли, и, когда Сербия, Болгария и Греция набросились на ослабевшую Турцию, чтобы успеть отхватить себе кусок побольше от ее былых владений на Балканах, многие социалисты опасались, что начнется война с Австрией за те территории, которые Италия считала исконно своими. А националисты требовали войны во весь голос.

В такой обстановке страна готовилась к осенним выборам в парламент. Муссолини назвал предстоящие выборы самыми важными в истории социалистической партии, и эта мысль каждый день появлялась на страницах «Аванти!», где он осуждал милитаризм, национализм и империализм. На выборах социалисты выиграли пятьдесят три места из пятисот восьми, и Муссолини с полным правом мог записать эту победу на свой счет.

Радость победы была несколько омрачена уходом из «Аванти!» его заместительницы Анжелики Балабановой. Ее частые ссоры с Муссолини – личные, идеологические и редакционные – сделали свое дело. Их пути разошлись, о чем Муссолини жалел, так как по-прежнему преклонялся перед ее образованностью и талантами.

В конфликте с Балабановой сыграла определенную роль и гражданская жена Муссолини. Ракеле все-таки прослышала о русской любовнице мужа и стала закатывать ему один скандал за другим.

У Муссолини не осталось человека, которому он мог бы излить душу. Место Балабановой освободилось, с Ракеле ему не о чем было говорить, и он понял, что ему нужна Маргарита.

А Маргарита, не говоря уже о ее тяге к Муссолини, была заинтересована в нем потому, что хотела помочь Чезаре сделать политическую карьеру. Маргарита не была верной женой, но старательно оберегала свою семейную жизнь, в которой Чезаре занимал важное место. С ним дом был домом, семья – семьей, и Чезаре никогда не лез ей в душу. Так что если до отъезда Маргариты за границу Муссолини несколько раз приходил в ее салон, то теперь он там не появлялся. Но в тесном мирке партийной верхушки не бывает секретов, и очень скоро Анжелика Балабанова узнала, что Маргарита Царфатти заменила ее в постели и в жизни Муссолини.

Муссолини не мог нарадоваться тому, что Маргарита снова с ним. Она была такой же образованной и умной, как Балабанова, но в отличие от той еще и красивой. У Балабановой не было и намека на Маргаритину тонкость, на Маргаритин юмор. И раз с ним такая женщина, как Маргарита, значит, он, Бенито Муссолини, не какой-то неотесанный чурбан.

Муссолини при участии Маргариты начал издавать новый журнал под названием «Утопия» с подзаголовком «Обзор итальянского революционного социализма». Маргарита много писала и для «Утопии», и для «Аванти!» о борьбе за права женщин и об изобразительных искусствах. Муссолини занял умеренную позицию относительно женского равноправия, хотя его личное отношение к этому вопросу не изменилось ни на йоту. Однажды, не сдержавшись, он заорал в редакции «Аванти!»: «Хотите знать, что я думаю о женщинах? Что их место дома, на кухне. Пусть прислуживают своим мужьям, а те пусть иногда учат их уму-разуму кулаком!»

* * *

Для Муссолини 1914 год начался судебным процессом по делу годичной давности о подстрекательстве к насилию. Его защитником был Чезаре, который, по совету Маргариты, решил таким образом укрепить политический союз супругов Царфатти с Муссолини. В зале суда Маргарита сидела в первом ряду и, слушая речь Чезаре, переводила восхищенный взгляд с мужа на любовника. Когда Чезаре закончил речь, Муссолини получил право последнего слова.

– Если в следующий раз правительственные войска снова будут стрелять в народ, я швырну им в лицо не газетные строчки, а гранату, – четко и спокойно произнес он, встав со скамьи подсудимых.

Суд оправдал Муссолини по всем пунктам обвинения.

На очередном конгрессе социалистической партии Муссолини встретили овациями, и, когда он поднялся на трибуну, кто-то выкрикнул из зала: «Он вернул нашу партию на правильный путь!» Зал отозвался новыми овациями. Сторонники Муссолини составляли большинство в комиссии, которая сформировала новое партийное руководство. Муссолини был единогласно переизбран.

Всего за два года Муссолини совершил фантастический взлет на вершину партийной власти, и Маргарита сделала выбор: перешла в революционный лагерь Муссолини.

Через два месяца карабинеры разогнали антимилитаристскую демонстрацию в Анконе, организованную анархистами; трое человек было убито и четверо ранено. А через день анархисты подняли восстание. Целую неделю, названную потом «Красной», они громили государственные учреждения, жгли архивы налоговых ведомств, грабили церкви, обрывали телеграфные и телефонные провода, а в некоторых местах поднимали черный флаг и провозглашали республику. В Риме, во Флоренции, в Турине на улицах появились баррикады, и против повстанцев была послана кавалерия.

На Маргариту «Красная неделя» произвела такое сильное впечатление, что в одной из статей она объявила церковь врагом прогресса, в другой – восстала против привилегий, которые получали богачи (что отнюдь не значило, будто она хочет от них отказаться); и дошла до того, что выступила в защиту английской суфражистки, которая изрезала ножом полотно Веласкеса[110]110
  Веласкес Диего Родригес де Сильва (1599–1660) – испанский художник.


[Закрыть] в лондонской Национальной галерее. «Если (…) потеря одного или десяти шедевров, – написала Маргарита, – может ускорить прогресс общества… который приведет к созданию новых шедевров, то (…) даже с точки зрения эстетики ничего, кроме пользы, не будет»[111]111
  «Если (…) потеря… пользы, не будет» – Ф. Каннистраро и Б. Салливан, стр. 114–115.


[Закрыть].

Когда правительственным войскам удалось справиться с восстанием, газеты подвели итог: семнадцать убитых и более тысячи раненых. Полиция производила массовые аресты и разгоняла всякое скопление народа. В толпе стоял и Муссолини, у которого до гранат дело еще не дошло. Один полицейский ударил его дубинкой по голове так, что он упал без сознания.

На следующий день еще не пришедшего в себя от удара Муссолини ожидало новое потрясение: миланские националисты атаковали редакцию «Аванти!». Муссолини велел своим сотрудникам вооружиться чем попало, но в редакции не оказалось ничего подходящего. Не потерявшая самообладания Маргарита предложила разломать редакционные ножницы, вооружиться ими вместо ножей и встретить нападавших лицом к лицу. Перепуганный Муссолини уговаривал ее бежать через черный ход, но тут подоспели карабинеры, и националисты отступили.

В середине июня прошли выборы в муниципальные советы. Социалисты одержали победу во многих городах. В Милане они и вовсе прибрали к рукам муниципалитет, и Муссолини решил превратить Милан в форпост революции.

Муссолини пришел к мысли, что новую цивилизацию можно создать только на развалинах старой. Ни изменение законов о выборах, ни уличные восстания не приведут к триумфу социализма. Его можно достичь только войной, которая превратит в руины всю Европу. Но таких еретических мыслей он не осмеливался высказывать даже в своем независимом журнале «Утопия» и тем более на страницах партийной «Аванти!».

А его старый приятель из анархистов прямо так и написал в июньском номере «Утопии»: «Те, кто кричит „Долой войну!“ – самые отъявленные консерваторы. Социалистическая партия, вместо того чтобы (…) подготавливать революционную обстановку – повивальную бабку нового общества, содрогается… от ужаса перед будущей войной…»

28 июня 1914 года, меньше чем через месяц после этой статьи, в Сараево прогремел первый выстрел Первой мировой войны.

* * *

«Убит австрийским престолонаследник эрцгерцог Фердинанд[112]112
  Эрцгерцог Фердинанд – Франц Фердинанд фон Эсте (1863–1914) – наследник австро-венгерского престола.


[Закрыть]!» – кричали мальчишки-разносчики газет. Супруги Царфатти услышали их, когда обедали в ресторане. Маргарита весело посмотрела на мужа:

– Теперь Австрии конец. А когда Австро-Венгерская империя развалится, мы наконец-то вернем свои исконные земли в Тренто и Триесте.

Чезаре с удивлением отметил про себя, что у его жены патриотизм взял верх над социализмом.

Маргарита, как и большинство европейцев, не верила в неизбежность войны и поехала в Венецию отдохнуть вместе с пятилетней дочкой, которая там заболела корью. Маргарита не выходила из дома и не читала газет. Только от врача она узнала, что Австро-Венгрия предъявила ультиматум Сербии, требуя передать австрийской полиции ведение дела по убийству престолонаследника.

Маргарита посмотрела на старого врача-еврея, который лечил в детстве и ее саму.

– Вы думаете, начнется война? – тревожно спросила она.

– Может, начнется, а может, нет, – ответил тот.

А война уже шла. Австро-Венгрия воевала против Сербии, Германия – против России и Франции, Англия – против Германии.

31 июля убили вождя французской социалистической партии Жана Жореса. Маргарита ужаснулась. Она вспомнила Шарля Пеги, который призывал убить Жореса, пытавшегося спасти Европу от войны. Призыв Пеги услышал какой-то фанатик-националист и застрелил Жореса в парижском кафе. А командир пехотного взвода лейтенант Шарль Пеги погиб в бою на Марне во время французской контратаки.

Спустя несколько дней Муссолини выступил с речью в память Жореса на партийном собрании.

Италия осталась в стороне от кровавой бойни, и вместе с остальными итальянцами супруги Царфатти испытали облегчение.

Решив, что самое страшное позади, Маргарита уехала в Иль Сольдо, и тут-то на швейцарской границе она увидела первых итальянских беженцев, которые по тем или иным причинам оказались в уже воюющей Германии. Они прибывали днем и ночью с каждым поездом – голодные, усталые, перепуганные.

«Нужно скорей возвращаться, быть рядом с Муссолини, не говоря уже о семье», – решила она и села на первый же поезд в Милан.

* * *

Чуть ли не каждую передовицу в «Аванти!» Муссолини начинал словами «Долой войну!». На чьей бы стороне ни выступила Италия – своих давних союзников[113]113
  …своих давних союзников – Италия, Австро-Венгрия и Германия составляли «Тройственный союз центральных держав» (1879–1915).


[Закрыть] Австрии и Германии или Антанты[114]114
  Антанта – военный союз Франции, Великобритании и России (1907–1920).


[Закрыть], это все равно приведет к трагедии. Поэтому социалисты должны бороться за сохранение нейтралитета, уверял он на бумаге, а в голове стучала вколоченная Балабановой мысль Маркса: по пятам войны идет революция. И Муссолини решился напечатать статью, написанную вместе с Маргаритой, правда, под общим псевдонимом. В статье говорилось, что никакие антивоенные выступления не остановят противника и он уничтожит Италию вместе со всеми ее пацифистами. Поэтому разговоры о всемирном братстве рабочих должны остаться в прошлом. Ортодоксальный марксизм себя изжил, и ему на смену идет национальный социализм. Маргаритины друзья-футуристы начали публично сжигать австрийские флаги и скандировать: «Долой Австрию!» Маринетти объявил сторонников нейтралитета врагами футуризма и назвал войну «самой прекрасной футуристической поэмой». А миланские социалисты собрались на заседание обсудить вопрос об итальянском нейтралитете. Маргарита и Муссолини пришли на это заседание вместе. К концу дебатов Муссолини заявил, что, поскольку Европа находится в серьезной опасности, он готов выступить за участие Италии в войне. В эти минуты «в душе он был не социалистом, выступавшим за нейтралитет, а, скорее, итальянцем, выступавшим за войну», – вспоминала потом Маргарита.

А Леда Рафанелли пришла к Муссолини в редакцию и застала его очень возбужденным.

– В чем дело? – спросила Леда.

– Обещайте, обещайте мне, что не станете моим врагом, – Муссолини неожиданно сдавил ее запястья с такой силой, что она вскрикнула от боли.

– Да что случилось, Бенито?

– Обещаете? Через несколько дней газеты будут ругать меня на все лады и называть предателем. Но вы им не верьте. Верьте мне.

На следующий день после заседания в «Аванти!» появилась передовица Муссолини под заголовком «От полного нейтралитета – к частичному». Социалисты не на шутку встревожились. А правительство почуяло запах раскола в их стане. Муссолини же встретился с газетным издателем Филиппо Нальди, который прежде выступал за нейтралитет, а теперь – за войну на стороне Антанты. Муссолини сказал ему, что хочет поддержать политику интервенции, но не может, будучи главным редактором «Аванти!».

– Тогда почему бы вам не уволиться и не открыть собственную газету? – спросил Нальди.

– А деньги? – в свою очередь спросил Муссолини.

– Деньги я достану, – ответил Нальди.

Муссолини оставил пост главного редактора «Аванти!», и вскоре вышел первый номер его новой газеты «Иль пополо д’Италия»[115]115
  «Иль пополо д’Италия» (итал.) – «Народ Италии».


[Закрыть]. Слева от названия красовался афоризм, принадлежавший Бланки: «У кого есть нож, у того есть хлеб», а справа – афоризм, принадлежавший Наполеону: «Революция – это идея, раздобывшая штыки».

Всю первую полосу занимала подписанная Муссолини передовица, в которой он обращался к молодежи Италии: «В другое время я не произнес бы даже шепотом слово „война“, но сегодня я вынужден произнести его во весь голос»[116]116
  «В другое время… во весь голос» – М. Царфатти, стр. 205.


[Закрыть].

Далее Муссолини объяснял, почему Италия должна вступить в войну на стороне Антанты.

Прочитав эту передовицу, Анжелика Балабанова воскликнула: «Человеку, который это написал, нет места в социалистической партии. Его место в окопах или в сумасшедшем доме». Балабанова заявила, что Муссолини – предатель хуже Иуды. Тот предал только одного человека, а Муссолини – всю партию, всех рабочих Италии. Балабанова была уверена, что французы подкупили Муссолини. Были в этом уверены и чуть ли не все его биографы. Французские деньги стали каиновой печатью на Бенито Муссолини.

Через десять дней после того, как Муссолини призвал к войне, в Милане состоялось срочное партийное собрание, где было внесено предложение исключить из партии товарища Муссолини. Со всех сторон ему орали «Изменник! Предатель! Иуда! Сколько тебе заплатили?»

Стоя на трибуне, Муссолини никак не мог начать защитную речь. Он был не брит, бледен и весь дрожал, закрываясь руками от града монет и скомканных бумажных шариков, которыми в него швыряли за неимением тухлых яиц, а кто-то швырнул стул.

Наконец Муссолини собрался с силами и отчетливо бросил враждебно настроенному залу:

– Вас все равно заставят воевать… Вы от меня не избавитесь, потому что я был, есть и буду социалистом…

Прежде чем новые крики заглушили его слова, он успел так же отчетливо произнести:

– Вы меня ненавидите, потому что все еще любите!

Маргарита не пошла на собрание, на котором Муссолини исключали из партии, сказав ему, что любит бой быков, но у нее нет ни малейшего желания видеть его на партийной арене. Не пошла Маргарита и на митинг в поддержку Муссолини: не хотела рисковать своим партийным билетом, дававшим ей возможность держать Муссолини в курсе партийных дел. Они встречались почти каждый день, а по вечерам старались еще и уединиться в облюбованном ими ресторанчике. Заказывали спагетти и красное вино, и, пока Муссолини жевал («Действительно бык!» – думала она, глядя на его выдающуюся вперед челюсть). Маргарита рассказывала ему о последних партийных новостях.

– Только от вас я могу узнать правду о том, что там происходит, – сказал Муссолини, и Маргарите это было приятно.

Маргарита опубликовала в «Аванти!» статью «Пролетариат и родина», где попыталась поддержать точку зрения и партии, и Муссолини. Но Муссолини не устраивала такая половинчатость. Ему нужна была безоговорочная поддержка, и он ждал, что Маргарита выскажется в «Аванти!» однозначно. Маргарита молчала. А противники Муссолини потребовали создать комиссию для расследования источников финансирования «Иль пополо д’Италия». Возглавлял эту комиссию Чезаре Царфатти, который сумел доказать необоснованность обвинений против Муссолини.

Социалистическая партия изгнала из своих рядов Бенито Муссолини, но его призыв к войне только помог ему стать национальным героем: к началу 1915 года в Италии за войну были уже не только ее идейные сторонники, но и десятки тысяч молодых людей, видевших в войне увлекательное приключение.