Текст книги "Три женщины"

Автор книги: Владимир Лазарис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)

21

В Палестине начала двадцатого века по равнинам Галилеи скакали на конях вооруженные евреи, одетые как арабы, и смачно матерились по-русски. Старожилы называли их «а идише козакн»[860]860
  «А идише казакн» (идиш) – еврейские казаки.


[Закрыть]. Они бежали от погромов в России, а в Палестине на них нападали феллахи, которые их ненавидели. Но в России евреи были чужаками, а здесь они жили на своей земле, строили и защищали свои поселения, мостили дороги, осушали болота, сажали сады, а если молились, то своему Богу, и только песни пели русские.

В России часть евреев стали революционерами, ушли в подполье, отбывали сроки в тюрьмах, в ссылке, на каторге. Такой опыт пригодился тем из них, кому в Палестине приходилось все отвоевывать и добывать силой.

Одержимые идеалисты, они были готовы сами умереть за свои идеи и убить всех, кто мешал их осуществлению. Маня и Исраэль Шохат не составляли исключения.

Исраэлю был двадцать один год, а Мане – тридцать, когда они пошли «под хупу». Хупой служило натянутое на четыре штыка бело-голубое знамя созданной Исраэлем Шохатом организации еврейской самообороны «ха-Шомер». На знамени красовались ставшие девизом строчки из стихотворения Йехуды Коэна «Зелоты»[861]861
  Зелоты (гр.) – букв, «ревнители», общее название радикальных течений в еврейском освободительном движении времен антиримского восстания 66–73 н. э.


[Закрыть]: «В крови и в огне пала Иудея, в крови и в огне она восстанет!»

В Эрец-Исраэль Маня Шохат была очень известной фигурой. Из России за ней шла слава храброй революционерки, вождя еврейской партии, участницы еврейской самообороны и террористки. Очень скоро вокруг супругов Шохат образовалось молодежное ядро.

Сначала Шохаты жили в Седжере – маленьком поселении Нижней Галилеи, где была опытная ферма под руководством агронома Элияху Краузе. Здесь в Седжере в 1907 году после праздника Суккот[862]862
  Суккот – букв. «кущи». Ежегодный семидневный праздник в память о скитаниях евреев в пустыне после Исхода из Египта.


[Закрыть] Шохаты и еще восемнадцать энтузиастов осуществили идею Чернышевского, создав первую в Эрец-Исраэль коммуну, которая и стала прообразом израильского киббуца.

Коммуна оправдала себя, поскольку, как объясняла Маня, «человеческий материал был совершенно исключительным, а преданность работе – образцовой (…) мы закончили первый год с большим успехом и определенным доходом – впервые в истории еврейского земледельчества в Эрец-Исраэль»[863]863
  …«человеческий материал… в Эрец-Исраэль» – Я. Гольдштейн, стр. 148–149.


[Закрыть].

Постепенно в коммуну вливались новые люди. Среди них был и двадцатитрехлетний уроженец Плонска Давид Йосеф Грин.

В Седжере Давида поразила увиденная им панорама:

«Со всех сторон поднимаются и спускаются горные цепи, и у каждой особый вид, особый цвет, особая форма (…) Между двумя холмами стоит гордый в своем одиночестве могучий Тавор, и его круглая вершина взирает на нас. Поднялся я на нее однажды знойным днем, и внезапно перед глазами предстало величественное и бесконечно прекрасное зрелище! Подо мной – зеленоватые холмы, цветущие долины, покрытые ковром молодой поросли; надо мной – бесконечная синева неба, а на севере, прямо напротив меня, но на расстоянии двух дней пути, высится высоченная гора, старейшина всех израильских гор – Хермон, окутанный сверкающим покровом вечных снегов. Вот она – Эрец-Исраэль (…) Здесь нашел я ту Эрец-Исраэль, о которой мечтал. Нет больше лавочников, маклеров, наемных рабочих, бездельников, живущих за счет чужого труда. Здесь все работают, все живут своим трудом. Мужчины пашут, боронят. Женщины возделывают огород и доят коров. Дети пасут гусей, скачут верхом на лошадях к отцам в поле. От деревенских жителей с загорелыми лицами пахнет землей и навозом»[864]864
  «Со всех сторон… и навозом» – Михаэль Бар-Зохар, «Бен-Гурион» (рус.), в 2-х томах, «Библиотека Алия», Иерусалим, 1985, т. 1, стр. 51 (все последующие цитаты М. Бар-Зохара из этой книги).


[Закрыть].

Эту идиллию часто нарушали нападавшие на Седжеру и бедуины, и феллахи, и враждебно настроенные христианские жители соседней Кфар-Канны[865]865
  Кфар-Канна – арабское село недалеко от Назарета, которое принято отождествлять с евангельской Каной (в русской традиции Кана Галилейская).


[Закрыть], и Шохаты мечтали о еврейской обороне не меньше, чем о еврейском труде. В еврейском труде они себя уже испытали – пришло время попробовать свои силы в еврейской обороне.

Шохаты возглавили делегацию, которая пришла к агроному Краузе и потребовала передать охрану опытной фермы в руки членов «ха-Шомер».

– Еврейских сторожей не бывает, – сказал Краузе. – Пока не будет еврейских воров, я не поверю в еврейских сторожей.

Маня на секунду задумалась. Шохат знал эти искорки за стеклами Маниных очков, и, выйдя от Краузе, он ее спросил:

– Ну, что ты уже придумала?

– Ему нужны еврейские воры? Пожалуйста! Будут ему еврейские воры.

И Маня рассказала Шохату о Нёмке-цыгане.

– Ты предлагаешь…

– Увести из конюшни Краузе его любимую кобылу, а потом признаться, что украли ее мы. Пусть тогда попробует не поверить в еврейских сторожей.

Сказано – сделано.

Услышав ночью тревожное ржание своей кобылы, Краузе начал звать на помощь сторожа-черкеса, но тот уже давно видел седьмой сон у себя в деревне. Наутро Краузе уволил черкеса, и ферма, как и все поселение, перешла под охрану еврейских сторожей.

«Едва возвратясь домой после дневной работы, мы распрягали лошадей и – бегом к своим винтовкам (…) Мы не расставались с ними ни на минуту, – записал Давид Грин, – ели, гуляли, мылись, читали, разговаривали с ружьем в руках или за спиной»[866]866
  «Едва возвратясь… за спиной» – М. Бар-Зохар, стр. 57.


[Закрыть]. Тем не менее Давида Грина не приняли в организацию «ха-Шомер». Члены «ха-Шомер» заявили, что он – неподходящий человек: рассеянный мечтатель, витает в облаках, и осенью 1909 года Давид Грин, сменивший фамилию на Бен-Гурион, оставил Седжеру, навсегда затаив обиду на Шохатов.

А в 1948 году Бен-Гурион стал первым премьер-министром государства Израиль.

* * *

Мане и Исраэлю больше по душе были винтовки, чем мотыги. Они, как и в России, добывали оружие, учили членов «ха-Шомер» стрелять, объезжали еврейских поселенцев и уговаривали их передать всю охрану в руки «ха-Шомер».

«Нам нужны дисциплинированные люди с оружием», – неустанно повторял Шохат, который давно начал собирать таких людей. Стоял в Яффском порту и присматривался к тем, кто сходил с трапа. С некоторыми заговаривал, знакомился. Многие из них вошли потом в «ха-Шомер». В их числе был и Ицхак Бен-Цви[867]867
  Бен-Цви (Шимшелевич) Ицхак (1884–1963) – президент Израиля (1952–1963).


[Закрыть], будущий второй президент государства Израиль.

Один из членов «ха-Шомер» нашел рядом с Седжерой пещеру, где шомеровцы стали собираться тайком от турецких властей, запрещавших поселенцам иметь оружие. Там же проходила и церемония принятия в члены организации.

Перед церемонией Маня беседовала с кандидатами, которые по одному входили в пещеру. На стене висело знамя, под ним – две скрещенные сабли, а по бокам – ружья. Вдоль стен сидели члены «ха-Шомер», а во главе стола – Исраэль Шохат. Слева от него стоял керосиновый фонарь, справа лежал пистолет. Церемония была короткой. Шохат зачитывал устав «ха-Шомер»: «С момента принятия в организацию каждый член „ха-Шомер“ принадлежит не себе, а отечеству. Он должен идти на любой риск. За нарушение устава – смерть!»

Строжайший отбор людей, их обучение стрельбе, верховой езде, быстрой ориентировке на местности, выживанию в тяжелых условиях и прочим навыкам военного дела – все это сделало «ха-Шомер» прообразом будущей израильской армии.

Члены «ха-Шомер» беспрекословно подчинялись приказам Шохата. Только Маня отказалась ему подчиняться. Она сама привыкла приказывать.

Шохата Маня считала уже взрослым мужчиной, а он оставался ребенком – капризным, вспыльчивым, склонным к авантюрам. Она думала, что будет ему женой, а стала матерью. Она его опекала, боготворила и бешено ревновала к каждой юбке. Черные кудри, орлиный нос, горящие глаза – он был неотразим. Чего нельзя было сказать о Мане. Мальчишеская стрижка, очки на носу, бескровные губы, низкий, почти мужской голос, строгое черное платье или простой сарафан – она выглядела рядом с ним по меньшей мере странно. Очень некрасивая, она рядом с мужем подчеркивала его красоту. Но их брак отбрасывал на Исраэля Шохата лучи Маниной славы, питая его юношеское честолюбие, когда своей славы у него еще не было. Маня исступленно любила Исраэля, а он – всех женщин, что стало поводом к двум Маниным попыткам самоубийства.

«Он не особенно старался скрывать своих женщин, даже в ее присутствии», – написала Манина подруга и биограф Рахель Янаит Бен-Цви[868]868
  Янаит-Бен-Цви Рахель (1886–1978) – супруга президента Израиля Ицхака Бен-Цви.


[Закрыть]. Большой портрет маслом актрисы «Габимы» Ханы Ровиной, с которой у Шохата был долгий и бурный роман, Шохат повесил в тель-авивской квартире прямо в столовой, а в Кфар-Гилади снимок Ровиной висел даже в спальне.

Однажды Исраэль сказал Мане:

– Запомни, брак это – буржуазный пережиток. Ты сама по себе, я сам по себе. Мы заключили союз, потому что у нас есть общая цель – еврейское государство. Ради него мы уехали из России, ради него соединили наши судьбы, ради него создали «ха-Шомер». Ты мне не просто жена, ты – мой товарищ и друг.

Несмотря на такие не совсем обычные супружеские отношения, в 1911 году тридцатитрехлетняя Маня родила первого ребенка. Сыну дали имя Гидеон, но все называли его Геда.

Постепенно «ха-Шомер» признали во всех еврейских поселениях. Его члены доказали, что могут защищать поселенцев с оружием в руках. Как написал своему брату один из них, «арабы боятся евреев (…) Им достается от нас каждый день»[869]869
  …«арабы боятся… день» – Иехиэл Цур, «Сторож и лиса», «Эт-мол» (ивр.), июнь 1996, стр. 13.


[Закрыть].

Но и евреям доставалось от арабов не меньше. Арабы убили члена киббуца Дегания. Два дня спустя они напали на трех еврейских рабочих возле Киннерета[870]870
  Киннерет – озеро, главный водоем страны. В русской традиции – Галилейское озеро или море.


[Закрыть] и убили одного из них. Еще через три недели в Седжере был убит охранник, пытавшийся задержать грабителей.

В «ха-Шомер» начались разногласия. Молодежь требовала приступить к ответным действиям и отказывалась подчиняться приказам. Маня пыталась говорить с молодыми по душам, но они жаждали мести, и все ее старания пропадали зря. В это же время турки начали повальные обыски в поисках нелегального оружия.

* * *

Когда в 1914 году началась Первая мировая война, все российские подданные сразу попали под подозрение у турецких властей.

Как-то Маню пригласили к себе друзья и познакомили с цензором-армянином, который ненавидел турок. Он запер дверь, достал из кармана написанный по-французски донос и показал Мане. «Мы, жители Ришон ле-Циона, – читала она, – свое оружие сдали. А есть женщина – Маня Шохат, которая знает место, где ее товарищи прячут оружие. Она живет в Тель-Авиве у своего брата Гедальи. Он-то человек честный и в делах с оружием не замешан». Когда Маня дочитала, цензор при ней порвал донос, но предупредил, что, если поступит второй, он ничего не сможет сделать.

Шохат был в Галилее, принимал новых членов в «ха-Шомер», и с ним нельзя было связаться. Гедалья посоветовал сестре как можно скорее скрыться, но Маня боялась, что вместо нее арестуют других.

Через неделю после первого доноса поступил второй, и уже наутро турецкая полиция явилась с обыском в дом инженера Гедальи Вильбушевича и арестовала Маню, обвинив ее в том, что она с мужем готовит восстание против Оттоманской империи. Маню отвезли в Яффу и посадили в кишле[871]871
  Кишле (тур.) – название местной тюрьмы.


[Закрыть]. Она была первым еврейским заключенным при турках после начала Первой мировой войны. Грязная кишле так же походила на Бутырку, как начальник турецкой полиции – на Зубатова. Только особый тюремный запах, который Маня считала давно забытым, не отличался от бутырского.

На первом допросе Маня увлеченно рассказывала о сионизме, убеждая начальника полиции в том, что это движение никоим образом не противоречит интересам турецких властей, но он перебил ее:

– Вы хотите создать государство в государстве!

Маня начала было объяснять заново, но турок заорал:

– Вы служите интересам врагов Турции и хотите нас обмануть. Ты и все твои шомеровцы – предатели! А предателей я вешаю! – побагровел он.

Маня схватила со стола начальника полиции кинжал, так же как много лет назад она схватила чернильницу со стола жандармского офицера в России, и замахнулась им. Турок отшатнутся и побелел. Маня швырнула кинжал на пол и спокойно вышла из кабинета.

Опомнившись, начальник отвел душу на двух арестованных за мелкие проступки, приказав повесить их на центральной площади Яффы. Из своей камеры Маня видела два трупа, качавшихся на виселице.

Турки искали Шохата, который перебрался из Галилеи в Хайфу и скрывался там. Турецкие власти заявили, что, если Исраэль Шохат не будет найден, они повесят заложников. Тогда Шохат сам пришел в полицейский участок.

Шохата обвинили в руководстве подпольной сионистской организацией, имевшей целью создать независимое государство в Эрец-Исраэль вне состава Оттоманской империи, и посадили в иерусалимскую тюрьму. Вскоре туда же перевели Маню. Тогдашний турецкий наместник в Палестине объявил, что большинство палестинских евреев – сионисты, а сионисты – враги Турции. Через две недели после Шохата были арестованы Бен-Гурион и Бен-Цви, которых наместник приказал выслать из страны навечно. В апреле 1915 года закованных в кандалы Бен-Гуриона и Бен-Цви посадили в Яффе на корабль, отплывавший в Александрию. Провожавшим друзьям Бен-Гурион сказал: «Посмотрим еще, кого уберут отсюда навечно, нас или наместника».

Маня и Исраэль Шохаты были приговорены к ссылке в Турцию. Перед отправкой в ссылку с помощью посредников и крупного бакшиша[872]872
  Бакшиш (перс.) – взятка.


[Закрыть] Мане и Шохату разрешили на одни сутки покинуть тюрьму и в сопровождении турецких полицейских отвели в иерусалимскую гостиницу на свидание с «родственниками», которыми, разумеется, были члены «ха-Шомер». Исраэль Шохат дал им наказ крепить ряды, копить оружие и стягивать все силы в Галилею. Дал он им и план захвата Иерусалима на тот случай, если в ходе войны турки начнут проигрывать.

После Шохата Маня сказала несколько слов о вере в будущее и запела «Ам Исраэль хай»[873]873
  «Ам Исраэль хай» (ивр.) – «Народ Израиля жив».


[Закрыть].

Жена Маниного брата подарила Мане бархатное платье, и Маня в день высылки из Эрец-Исраэль его надела.

По правилам, установленным турецкими властями, ссыльные, у которых не было денег, должны были идти в ссылку пешком. Но люди состоятельные могли нанять дилижанс. Шохаты и их старые друзья Ханкины, которых турки тоже приговорили к ссылке, так и сделали. Четырехлетний сын Геда остался у родственников в Эрец-Исраэль. Турецкий полицейский сопровождал ссыльных до Дамаска, а оттуда – до Анатолии[874]874
  Анатолия (в современной транскрипции – Анталия) – город в Турции.


[Закрыть]. Две глиняные мазанки в богом забытой турецкой деревушке Броса стали домом для двух ссыльных семейств на долгих четыре года.

«О тяжелой жизни в Бросе, о том, в каких условиях росла моя маленькая дочь Анна, родившаяся там, о нескончаемых душевных муках я не хочу писать. Меня оторвали от всего самого дорогого: от сына Геды, от любимых друзей, от брата Гедальи и всей моей семьи. Передать мучения Исраэля и Ханкина, которые походили на двух львов в клетке и все эти годы не переставали придумывать, как нам оттуда бежать, у меня тоже нет сил»[875]875
  «О тяжелой жизни… нет сил» – Я. Гольдштейн, стр. 149.


[Закрыть], – вспоминала потом Маня.

22

В том же году, когда были сосланы Шохаты и Ханкины, в Эрец-Исраэль появилась еврейская подпольная организация НИЛИ[876]876
  НИЛИ – аббр., «Нецах Исраэль ло иешакер» (ивр.), «Всевышний Израиля не обманет».


[Закрыть], гораздо более опасная для турок, чем «ха-Шомер». НИЛИ работала на англичан. В нее входило двадцать пять человек, включая Маниного брата Нахума и двух арабов-христиан. Руководили этой организацией семья Ааронсон – два брата Аарон и Александр[877]877
  Ааронсон Аарон (1876–1919) – агроном.
  Ааронсон Александр (1888–1948) – сионистский деятель.


[Закрыть], их сестра Сарра – и Авшалом Файнберг. Файнберга Маня знала по Парижу еще шестнадцатилетним мальчиком, поэтому она была так поражена, узнав, что донос на нее туркам написал он.

Шомеровцы всегда недолюбливали Ааронсонов из Зихрон-Яакова. Зажиточные, с барскими замашками, часто ездят за границу, не признают ни русского социализма, ни борьбы за права рабочих в Палестине, ни местных мод, и вообще не семья, а белая ворона. Маня, так та просто считала этих белоручек и буржуев-эксплуататоров идеологическими врагами. В Зихрон-Яакове находилась и штаб-квартира НИЛИ.

Некоторое время Исраэль Шохат бурно ухаживал за красавицей Саррой Ааронсон, но она предпочла ему Авшалома Файнберга, который писал ей стихи на иврите и на французском, играл на скрипке и театральным жестом откидывал волосы со лба. Со старшим братом Сарры Аароном Шохат боролся за место вождя в ишуве – так называли еврейское население в Эрец-Исраэль. Еще большую неприязнь Шохат испытывал к члену НИЛИ экстравагантному Йосефу Лишанскому по прозвищу «красавчик». Три года тот пробыл в «ха-Шомер» и пользовался расположением Мани, но потом его выгнали. Чужак, носит перстни, посиживает в кафе, разъезжает в экипажах с женщинами. Тогда Лишанский создал свою организацию «ха-Маген»[878]878
  ха-Маген (ивр.) – щит.


[Закрыть], конкурирующую с «ха-Шомер», а потом перешел в НИЛИ, которую шомеровцы называли не иначе как «бандой».

Большинство ишува считало шпионскую деятельность НИЛИ аморальной, а главное – опасалось репрессий со стороны турецких властей. Да и сами англичане поначалу с недоверием относились к НИЛИ, отказавшейся от денежного вознаграждения. Англичане не привыкли вести дела с идеалистами. Поэтому НИЛИ искала, где и как наладить с ними связь, и в 1915 году Авшалом Файнберг прибыл на американском корабле в Египет, чтобы установить связи с британской разведкой. А в Англию поехал Аарон Ааронсон для переговоров с представителями британского правительства о сотрудничестве с НИЛИ.

В начале 1917 года, не получив никаких известий о результатах миссии Ааронсона, Файнберг, на этот раз уже вместе с Лишанским, вновь отправился в Египет, полагая, что там установить связь с англичанами будет легче.

Они пошли пешком через Синай, но недалеко от линии британских войск их обстреляли бедуины. Лишанский был легко ранен, а Файнберг убит на месте. Только полвека спустя, в 1967 году, останки Авшалома Файнберга нашли в Синае под финиковой пальмой, выросшей из оказавшихся у него в кармане семян. Его похоронили на горе Герцля в Иерусалиме с государственными почестями, а строчка из письма Файнберга к Сарре – «Тысяча поцелуев тебе, любимая…» – стала названием израильской песни.

Раненый Лишанский все же добрался до Каира и встретился с Ааронсоном, который приехал туда для переговоров с англичанами не только об их сотрудничестве с НИЛИ, но и о будущем еврейского населения после того, как они освободят Палестину.

Здесь же судьба свела Ааронсона с одним из самых загадочных людей своего времени – английским археологом, писателем, разведчиком и вождем арабского восстания против турок Томасом Лоуренсом, по прозвищу «Лоуренс Аравийский»[879]879
  Лоуренс Томас Эдвард (1888–1935) – английский разведчик.


[Закрыть], который стал героем бесчисленных легенд, книг, спектаклей, голливудского фильма и погиб в автокатастрофе в 1935 году.

«Новая фигура в арабском отделе, молодой младший лейтенант по фамилии Лоуренс. Археолог. Очень информирован в вопросах Эрец-Исраэль. Высокомерен»[880]880
  «Новая фигура… Высокомерен» – Амрам Шаер, «Лоуренс и Ааронсон», «Эт-мол» (ивр.), февраль 1994, стр. 7–8.


[Закрыть], – записал в дневнике Ааронсон в начале 1917 года после первой встречи с Лоуренсом.

Через полгода Лоуренс стал капитаном, и тогда же Ааронсон записал в дневнике после второй встречи с ним:

«Ни капли дружелюбия. Лоуренс достиг слишком многого в слишком молодом возрасте. Много о себе мнит. Без конца говорит об арабах, их нуждах, об их восприимчивости, о том, как благородно мы поступим, если поддержим арабские чаяния. Чем больше я его слушал, тем больше мне казалось, что я нахожусь на лекции какого-то пруссака-антисемита, который читает ее на английском языке (…) После беседы с Лоуренсом я пришел к заключению, что в Иудее и Самарии нам нечего будет делать, а в Галилее у нас есть кое-какие шансы. Во всяком случае, Лоуренс сам хочет проверить, как настроены еврейские поселенцы в Галилее: если они за арабов, те их пощадят; если против – вырежут»[881]881
  «Ни капли дружелюбия… вырежут» – там же.


[Закрыть].

У капитана Лоуренса его собеседник тоже вызвал неприязнь, о чем он и сообщил своему начальству. А сестра Ааронсона Сарра, тайно посетившая Каир, Лоуренсу понравилась. Вполне возможно, что в своей книге «Семь столпов мудрости» посвящение «С. А.» Лоуренс сделал Сарре Ааронсон.

Аарон Ааронсон задержался в Каире, Лишанский вернулся в Зихрон-Яаков. На время отсутствия Ааронсона НИЛИ возглавили Лишанский и Сарра. Тут же пошли слухи, что Лишанский убил Файнберга из ревности к Сарре. А член НИЛИ, двоюродный брат Файнберга, отправился проследить его маршрут, чтобы докопаться до истины, но его схватили турки и повесили в Дамаске.

В результате достигнутой Ааронсоном договоренности с англичанами с февраля 1917 года связные НИЛИ из Англии начали высаживаться с военного корабля в районе Атлита, где находилась опытная сельскохозяйственная станция агронома Аарона Ааронсона.

Восемь месяцев передавала НИЛИ английской разведке собранную информацию о численности турецкой армии, о ее передвижениях, о расположении аэродромов и военных складов. Сарра Ааронсон с помощниками принимала с корабля коробки с золотыми монетами – средства, собранные за границей для нуждающихся евреев в Эрец-Исраэль – и переправляла их комитету, которым руководил первый мэр Тель-Авива Меир Дизенгоф.

* * *

Осенью 1917 года в руках у турок оказался один из членов НИЛИ, выданный бедуинами. Под пытками он рассказал о НИЛИ и назвал все имена. Турецкие солдаты окружили Зихрон-Яаков, арестовали всех подозреваемых в причастности к НИЛИ, включая Сарру Ааронсон. Три дня турки пытали ее, вырывали ей ногти и волосы, но ничего не добились. Тогда они решили перевезти Сарру в Назарет, чтобы нужные показания выбил из нее главный врач Четвертой турецкой армии, садист Хасан-бек, напоминание о котором и по сей день не исчезло из Израиля: на границе Тель-Авива и Яффо стоит мечеть Хасан-бека.

Перед отправкой в Назарет Сарра попросила у начальника тюрьмы разрешения сменить окровавленные тряпки. Ее в кандалах привели к ней домой, охранник остался во дворе, а Сарра закрылась в ванной, достала из тайника пистолет и выстрелила себе в рот. Но она была так слаба, что рука дрогнула, и выстрел получился неудачным. Полностью парализованная, но в сознании, Сарра прожила еще трое суток.

Лишанский был единственным руководителем НИЛИ, которому удалось бежать. Турки объявили ультиматум: либо евреи выдадут Лишанского, либо от Зихрон-Яакова не останется и следа, а заложники будут убиты. Лишанский метался от дома к дому, стучался во все двери, но никто ему не открыл. «Турки нас вырежут, как они вырезали армян», – говорили евреи. За голову Йосефа Лишанского турки назначили награду в сто фунтов золотом. В последней надежде он бросился к старым друзьям из «ха-Шомер». Не зная, что с ним делать, заместитель командира Цви Надав запросил указаний Шохата. Связной в Ливане переправил Шохату шифрованную записку через сирийскую границу.

Прочитав записку, Шохат повел Маню на прогулку, где и сообщил ей о провале НИЛИ, о самоубийстве Сарры и об охоте на Лишанского.

– Я всегда говорила, что они – дилетанты, – холодно заметила Маня.

– Да Бог с ними. Сейчас надо решать, что делать с Лишанским. На кой черт Цви с ним связался? Ведь он знает, что этого «красавчика» ищет полиция! Что теперь делать?

– Выдать Лишанского туркам, – так же холодно отрезала Маня.

– Да ты что? Каким бы он ни был, он – еврей. Нет уж, доносчиками мы не будем. У турок своих хватает.

– Вот они и донесут, где прячется Лишанский. Хочешь, чтобы турки спалили весь Зихрон?

– Наши люди должны его спрятать, пока не удастся переправить его через границу.

– А тем временем турки начнут убивать евреев. Ты что, не знаешь старого революционного правила «Жертвовать одним ради спасения многих»? Лишанский поставил под удар весь «ха-Шомер». Он же знает всех по именам и выдаст еще до того, как его начнут пытать.

– Конечно, если турки накроют Лишанского, всех наших людей повесят вместе с ним. Но даже если Лишанского выдать, мы не избавимся от мести турок. Нет, Лишанского нужно прятать и охранять. Я так и напишу Цви. У тебя бумага есть?

– Подожди, Исраэль, не горячись, слушай меня внимательно. Нельзя допустить, чтобы Лишанский попал к туркам живым. Надо оставить ему пистолет, и пусть застрелится сам, как Сарра.

– А если не застрелится?

– Тогда его прикончим мы.

Шохат внимательно посмотрел Мане в глаза и вспомнил, что в Гродно говорили: «С Маней Вильбушевич шутки плохи».

– Вы же были друзьями, – сказал он.

– Рутенберг с Гапоном тоже были друзьями, – съязвила Маня. – А потом Рутенберг Гапона и повесил. Ты рассуждаешь, как ребенок, а я хорошо помню слова Гершуни: «Убей своего лучшего друга сам, чтобы его не убили враги». Турки все равно поймают и повесят Лишанского. Так что для него будет лучше, если это сделаем мы. По крайней мере, мучиться не будет. Ну, так кому поручим?

Шохат помолчал, не желая так быстро сдаваться. Потом глухо проговорил:

– Цви его подобрал, пусть он от него и избавляется. Но пистолет ему все-таки нужно оставить. Ликвидируем лишь в случае крайней необходимости.

– Такой случай уже наступил.

– Об этом судить только Цви, ему на месте виднее.

– Лишанский выдаст нашу организацию, а ты будешь еще чего-то ждать.

– Мы ни с кем не сводим счеты. Я не хочу, чтобы возникло подозрение, будто мы избавились от идеологического противника.

– Когда мне исполнилось двенадцать лет, старший брат Моше подарил мне пистолет и сказал: «Запомни, что пускают его в ход, либо совершая преступление, либо выполняя моральный долг». Понял?

– Понял. Особенно – насчет преступления.

– Ничего ты не понял. Сегодня Лишанского прячут наши люди, а завтра им всем будет конец.

– Пиши приказ: «Действовать сообразно обстановке. В случае чего убить на месте».

Получив приказ, заместитель Шохата перевез Лишанского в галилейский киббуц Хамра, потому что Лишанский сказал, что хочет перейти ливанскую границу и спрятаться у знакомых друзов. Заместитель послал с ним двух шомеровцев, приказав в случае чего стрелять без предупреждения.

Когда Лишанский стал карабкаться на холм, один из шомеровцев выстрелил в него, так как ему показалось, что Лишанский хочет бежать. Лишанский упал с обрыва. Шомеровцы в полной уверенности, что он убит, отправились в обратный путь.

Но Лишанский был только ранен. Он добрался до ручья, промыл рану и перевязал ее шелковым носовым платком из той дюжины, которую ему когда-то подарила Сарра Ааронсон. Ночью он дошел до Метулы и прокрался к дому своей мачехи. Она так перепугалась, что он не рискнул остаться у нее. Весь следующий день и еще ночь он скрывался у горбуна-портного, которого знал с юности. Но уже пошли слухи, что Лишанский прячется где-то на севере и его ищут люди из Зихрона и других поселений. Портной дал ему буханку хлеба и сказал, что больше не может его прятать. Избегая людей, Лишанский начал пробираться в сторону Хайфы. Выйдя к побережью, он раскопал заготовленный вместе с Саррой тайник, где они спрятали жестянку с золотыми монетами. Тайник был пуст. Он пошел к сельскохозяйственной станции в Атлите, где был другой тайник. Там жестянка оказалась на месте. Лишанский купил лошадь и направился к давнему приятелю в Петах-Тикву, не подозревая, что турки уже давно ждут его именно там, в самом большом еврейском поселении страны. Перепуганная жена приятеля побоялась принять Лишанского, но все же дала ему бедуинскую одежду. Бросив лошадь, он пешком пошел в Ришон ле-Цион, где стояло знакомое бедуинское племя, но стоило бедуинам увидеть Лишанского, как они связали его, забрали у него золото, а его самого передали туркам за сто фунтов вознаграждения. Лишанского отвезли в Рамлу. Начальник полиции встретил его ударом по лицу и тут же отправил телеграмму в Иерусалим о задержании опаснейшего еврейского шпиона. Потом достал кнут и замахнулся.

– Стойте! – крикнул Лишанский по-арабски. – Не бейте меня, я вам все расскажу.

– Кто твои друзья? – начальник положил кнут на стол.

– «ха-Шомер», – криво улыбнулся Лишанский и назвал всех, кого только мог припомнить, добавив словесные портреты и подпольные клички.

После ареста Лишанского турки освободили в Зихроне всех заложников, а его самого под охраной целого батальона солдат отправили специальным поездом сначала в Иерусалим, а затем в Дамаск. В дамасской тюрьме уже сидели члены и НИЛИ, и «ха-Шомер». Ночью их разбудил шум в коридоре. Они прислушались. Звяканье кандалов, дробные шаги караульных. Шаги приблизились к их камере, и послышался громкий голос Лишанского: «Шалом, друзья!» А через час со двора, где стояла виселица, донесся его крик: «Да здравствуют английские освободители!»

На следующий день по всей дамасской тюрьме пронеслась весть, что войска генерала Алленби[882]882
  Алленби Эдмунд (1861–1936) – английский генерал.


[Закрыть] захватили Иерусалим.