Текст книги "Три женщины"

Автор книги: Владимир Лазарис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

23

Из турецкой ссылки Маня и Исраэль Шохат вернулись в Эрец-Исраэль в 1919 году, как раз к Песаху.

Их возвращению предшествовала история, которую родившаяся в ссылке дочь Анна помнит до сих пор. За несколько часов до отплытия парохода Шохаты складывали в гостинице вещи и не заметили, как маленькая Анна пошла погулять на улицу. Когда родители хватились ее, уже стемнело. Обезумевшая Маня помчалась в наемном дилижансе по всему городу. Не найдя дочери, она в полном отчаянии вернулась в гостиницу.

– У нас пароход вот-вот уходит, а тебя где-то черт носит! – крикнул Шохат Мане. – Девчонку тут без нас найдут и пришлют ее в Эрец-Исраэль.

К счастью, Анну нашли до отплытия парохода.

«Всю жизнь я чувствовала, что Эрец-Исраэль важнее меня. Так было заведено у нас в доме (…) У меня не было матери (…) Я и мой брат Геда росли сами по себе»[883]883
  «Всю жизнь… сами по себе» – интервью Анны Шохат в книге Рут Баки «Начать сначала» (ивр.), Министерство обороны, Тель-Авив, 1989, стр. 180–185 (все последующие цитаты Анны Шохат из этой книги).


[Закрыть], – вспоминает Анна Шохат.

* * *

По возвращении из ссылки Маня и Шохат узнали, что шомеровцы основали в Верхней Галилее киббуц Кфар-Гилади, названный в память о погибшем в бою с арабами Исраэле Гилади. Этот киббуц стал домом для семьи Шохат. Была у них и маленькая квартира в Тель-Авиве на улице Лилиенблюма, того самого, который в 1902 году благословлял делегатов Минской конференции. В этой квартире в конце 1919 года кипели споры о том, сохранить ли «ха-Шомер» как самостоятельную организацию обороны после прихода англичан или создать объединенную организацию под общим командованием и включить в нее «ха-Шомер».

В это время положение в Верхней Галилее крайне обострилось из-за участившихся нападений арабов на еврейские поселения, и члены «ха-Шомер» просили Шохата срочно приехать и наладить переброску оружия. Но Шохат не смог приехать из-за болезни.

Больного Шохата пришел навестить Йосеф Трумпельдор, которого все называли Ося. Он недавно переехал в Эрец-Исраэль из России.

Трумпельдор уговаривал всех руководителей рабочего движения объединиться и совместными усилиями подготовить условия для принятия сотен тысяч евреев России, где бушует гражданская война и где их громят независимо от того, на чьей они стороне – красных или белых.

«Каждая секунда промедления ляжет несмываемым пятном на нашу совесть. Помогите тем, кто ждет помощи от Эрец-Исраэль! Спасите их!» – писал Трумпельдор в своем обращении к рабочим Эрец-Исраэль.

– Слушай, Ося, – сказал Шохат Трумпельдору. – Ты же видишь, что я болен, не то я сам поехал бы в Галилею. Съезди туда на несколько дней, выясни, как можно переправить им оружие, а когда вернешься, доложишь мне. Ты же офицер с боевым опытом, тебе и карты в руки.

29 декабря 1919 года Трумпельдор приехал в Галилею. Он проверял, достаточно ли укреплены поселения Кфар-Гилади, Тель-Хай и Метула, и задержался там на два месяца. А 1 марта 1920 года арабы напали на поселение Тель-Хай, и завязался неравный бой. В этом бою вместе с семерыми товарищами и погиб Трумпельдор, став национальным героем еврейского народа, чьим именем названы улицы в каждом городе Израиля.

* * *

На заседании расширенного совета «ха-Шомер» окончательно выявилось, кто за сохранение самостоятельности «ха-Шомер» и кто за то, чтобы влиться в объединенную организацию обороны. Последних Маня требовала изгнать из «ха-Шомер», а среди них был Шохат. Он настоял на своем, и 15 июня 1920 года образовалась Хагана. На ее основе и была создана Армия обороны Израиля.

* * *

В числе первых, кто вошел в комитет Хаганы, был и Исраэль Шохат. Он пообещал подчиняться приказам Хаганы, и на таком условии комитет согласился, чтобы в рамках Хаганы Шохаты собрали «Инициативную группу» по разработке плана создания еврейских поселений в пустыне Негев и в южной части Заиорданья. Группа появилась в начале 1921 года, но заняться этим планом Шохатам не довелось.

Как вспоминала Маня, 1 мая 1921 года «я оказалась в Тель-Авиве (…) и приняла участие в первомайской демонстрации. Мы ничего не опасались (…) как вдруг хорошо организованные и натравленные толпы арабов ринулись в еврейские кварталы между Тель-Авивом и Яффой, и начался погром (…)»[884]884
  …«я оказалась… погром (…)» – Я. Гольдштейн. стр. 149.


[Закрыть].

Арабы кидали камни в евреев, избивали их, громили и грабили еврейские магазины. Евреи пытались защищаться, но арабские полицейские оружейным огнем прикрывали толпу погромщиков. Утром того дня много евреев было ранено, тринадцать – убито.

Около часа дня арабы напали на двухэтажный «Дом репатриантов», где находилось около ста безоружных жителей. Евреи заперли ворота, вытащили железные прутья из внутренних перегородок и выстроились для обороны. Одна из работниц «Дома репатриантов» стояла в первом ряду и подбадривала защитников. Они отбили несколько атак. В два часа дня показались арабские полицейские. Осажденные были уверены, что подоспела долгожданная помощь, однако полицейские открыли по ним огонь, бросили во двор две ручные гранаты, прорвались через запертые ворота, а за ними – толпа погромщиков. Большинству репатриантов все же удалось добежать до второго этажа и там забаррикадироваться. В половине третьего прибыли английские солдаты во главе с офицером. Одного выстрела оказалось достаточно, чтобы арабы разбежались. Одиннадцать убитых и двадцать шесть раненых остались лежать во дворе, двое из них впоследствии умерли от ран.

И на следующий же день возле дома на отшибе в восточной части Яффы были найдены изуродованные трупы хозяина дома, его сына и гостивших у него писателей Йосефа Хаима Бренера[885]885
  Бренер Йосеф Хаим (1881–1921) – еврейский писатель.


[Закрыть], Цви Шаца, Йосефа Луидора и Цви Гогика.

Сорокалетний писатель Бренер, уроженец Украины, был в Эрец-Исраэль властителем дум, и его убийство потрясло ишув. Не говоря уже о том, что ишув не мог прийти в себя оттого, что прямо у въезда в Тель-Авив среди бела дня убили шестерых евреев.

Во время этого погрома Маня и Исраэль срочно организовали самооборону. Мобилизовали жителей еврейских кварталов, которые строили баррикады, запасались камнями, ломами и бутылками, так как огнестрельного оружия у них не было. В одном переулке еврейские парни раздобыли в соседней аптеке склянки с серной кислотой, забрались на баррикаду из железных кроватей и плеснули серной кислотой прямо в лица нападавшим. Несколько арабов тут же ослепли. Маня переоделась сестрой милосердия и с пистолетом в кармане ходила среди арабов, подслушивала их разговоры и передавала Хагане собранную информацию. Более того, она реквизировала старенький «Форд», пригрозив хозяину гаража пистолетом. На этом «Форде» она и развозила по больницам раненых евреев.

Начавшийся в Яффе погром грозил перекинуться в Тель-Авив, и Шохат призвал на помощь как находившихся на службе, так и демобилизованных солдат Еврейского легиона, вооружив последних старыми турецкими ружьями, добытыми на складе яффского порта. И действительно, с восходом солнца погромщики попытались прорваться в Тель-Авив, но легионеры начали стрелять в воздух, и толпа арабов в испуге отступила. Потом легионеры с ружьями наперевес прошли по улицам Яффы. А в Тель-Авив спешно приехал из Иерусалима Пинхас Рутенберг и взял на себя командование обороной города.

Маня написала в своих воспоминаниях, что «Рутенберг сам себя назначил комендантом Тель-Авива и раздавал нам приказы без того, чтобы иметь хоть какое-то представление о происходящем и самому проверить положение дел»[886]886
  «Рутенберг… положение дел» – Я. Гольдштейн, стр. 151.


[Закрыть]. Видимо, она была так же постоянна в своей антипатии к Рутенбергу, как в симпатии к Гапону.

Погром весной 1921 года стал началом арабской войны против евреев и заселения ими Эрец-Исраэль.

24

Летом 1921 года Гистадрут послал Маню в составе делегации в Соединенные Штаты Америки собирать пожертвования на оказание помощи только что созданному «Банку ха-Поалим»[887]887
  «Банк ха-Поалим» (ивр.) – «Рабочий банк».


[Закрыть]. А Шохат велел ей еще собирать деньги на покупку оружия и телеграфом переводить эти неподотчетные суммы в Вену, где идет большая распродажа оружия, оставшегося после Первой мировой войны, и где у него есть свои люди.

– Выбей из этих буржуев побольше долларов! – сказал он, провожая Маню в яффский порт.

Доллары Маня выбила и перевела в Вену, но поездка была напрочь испорчена. В Америке Манин приезд вызвал бурную полемику в тамошней еврейской прессе. Ее старые противники-бундовцы, о которых Маня забыла, не забыли ее. Один из руководителей БУНДа Владимир Медем[888]888
  Медем Владимир (1879–1923) – один ив руководителей БУНДа.


[Закрыть] опубликовал в газете «Форвертс»[889]889
  Форвертс (идиш) – вперед.


[Закрыть] несколько Маниных писем к Зубатову, добавив от себя, что она «…рассказала Зубатову все, что знала, а Зубатов ее освободил из тюрьмы и послал обратно в Минск (…) Мы знали, что она изменила свои политические взгляды, но не могли себе представить, до чего она дошла (…) После революции 1917 года были найдены ее письма Зубатову, и подтвердилось, что она была провокатором. Она уехала в Палестину. Ее забыли, и, сиди она тихо, никто не стал бы ворошить старые истории. Человек с ее прошлым должен оставаться в тени (…) Я уверен, что партия „Поалей Цион“ в Америке не знает об этой истории и поэтому партийная пресса назвала ее „самым лучшим представителем рабочих Эрец-Исраэль“. Это же глупость, если не цинизм»[890]890
  …«…рассказала Зубатову… если не цинизм» – Я. Гольдштейн, стр. 77.


[Закрыть].

«Я категорически заявляю перед всем социалистическим миром, что все обвинения против меня – сплошная ложь (…) Когда я прочитала (…) то, что называется моей перепиской с Зубатовым, я была потрясена. Просто окаменела. Поначалу я ничего не поняла. Вроде бы и стиль мой. И слова мои (…) После долгих размышлений я пришла к выводу, что Зубатов (…) скрыл оригинал и вставил в мои письма сведения, которые получил от своих провокаторов. Так создалось впечатление, что я (…) занималась вместе с ним слежкой и шпионажем (…) Если бы Зубатов знал, что все это когда-нибудь раскроется и эти письма причинят мне столько боли и горечи, он этого не сделал бы. Само собой разумеется, что, когда я это поняла, я простила его за то, что он меня предал»[891]891
  «Я категорически… он меня предал» – там же, стр. 127–128.


[Закрыть], – написала Маня в своих мемуарах.

Маня вызвала Медема на суд чести. На это Медем опубликовал еще несколько Маниных писем к Зубатову в доказательство своей правоты. Против него в Манину защиту выступил генеральный секретарь «Поалей Цион» в Америке. Так перепалка и продолжалась всю весну 1922 года, а Маня написала одному из руководителей Рабочей партии в Эрец-Исраэль: «Ты, конечно, читал мою „исповедь“… В самых страшных снах я не могла себе представить, что мне придется (…) раздеться перед всем миром (…) Суд? Я его уже не хочу. Хватит уже, хватит. Кто хочет верить, пусть верит, а кто не хочет – у него есть моральное право считать меня провокатором»[892]892
  «Ты, конечно… провокатором» – там же, стр. 111.


[Закрыть].

* * *

Когда Маня была в Америке, Исраэль Шохат собрал в Тверии пятерых самых верных ему людей из бывшего «ха-Шомер» и устроил совещание. Он объявил о создании новой, глубоко законспирированной организации в рамках Хаганы.

– Ни у кого нет монополии на оборону страны, – сказал Шохат. – Поэтому мы будем действовать по своему разумению, формально оставаясь в Хагане. Наша маленькая группа так и будет называться «Квуца»[893]893
  Квуца (ивр.) – группа, коммуна.


[Закрыть]. Впрочем, лучше «Киббуц». Киббуц пойдет своим путем, потому что только так он может совершать великие дела и вести за собой массы.

В протоколе этого совещания, который сохранился в одном-единственном экземпляре, процитированы такие слова Шохата: «Мы стремимся создать организованную, революционную силу, которая будет защищать еврейский народ». А в уставе Киббуца было сказано, что его члены обязывались:

– сохранять строжайшую конспирацию;

– полностью посвятить себя Киббуцу;

– беспрекословно выполнять приказы;

– нести ответственность перед товарищеским судом за нарушение дисциплины;

– поплатиться за предательство жизнью.

Среди денежных источников Киббуца в протоколе упомянуты и те, которые в случае необходимости будут «добываться силой» на приобретение оружия и на боевую подготовку.

Штаб-квартира Киббуца была в Кфар-Гилади. В Киббуц со временем вошло шестьдесят человек. Авторитет Шохата был непререкаем.

Объектом первой операции выбрали сорокалетнего английского военного губернатора Иерусалима, генерала Рональда Сторса[894]894
  Сторс Рональд (1881–1955) – английский дипломат.


[Закрыть].

Во время беспорядков в Иерусалиме весной 1920 года Сторс дал приказ разоружить евреев и отказал им в помощи да еще арестовал организаторов еврейской самообороны во главе с Жаботинским.

Шохат зачитал смертный приговор Сторсу, и на это задание выбрали Йосефа Харита. Харит с еще одним киббуцником отправился в Иерусалим и начал слежку за Сторсом. Необходимую подготовку они провели за три месяца, но тут поступил приказ Шохата отменить операцию, чтобы не портить праздник по случаю прибытия первого Верховного комиссара Палестины, виконта Герберта Сэмюэля[895]895
  Сэмюэл Герберт Луи (1870–1963) – английский государственный деятель, член палаты лордов, «лорд Кармельский» (по названию горной цепи в Израиле).


[Закрыть], единственного еврея на столь высоком посту за все время британского мандата. От Сэмюэля евреи ожидали многого.

В конце 1922 года Маня вернулась из Америки, а уже весной 1923 года при ее участии было решено организовать покушение на начальника яффской полиции Туфик-бея, ответственного за резню в «Доме репатриантов».

Для проведения этой операции Шохат, по совету Мани, выбрал молодого уроженца Астрахани Йерахмиэля Лукачера, которого прозвали «Лука-гимназист», так как в свое время его родители, прослышавшие про тель-авивскую гимназию «Герцлия», послали его туда учиться.

Лукачер был умен и очень красив. В начале Первой мировой войны его призвали в турецкую армию и направили в школу младшего офицерского состава, а потом в Анатолию для прохождения службы. Там в красавца по уши влюбилась дочь турецкого генерала, и Лукачеру стоило больших трудов от нее отвертеться.

В помощь Лукачеру дали его товарища по гимназии Биньямина Бихмана.

Туфик-бей лениво бродил по узким яффским улочкам и остановился у овощной лавки. Лукачер подошел к нему сзади, но, не желая стрелять в спину, окликнул его. Туфик-бей медленно повернулся, и Лукачер выстрелил в упор. Начальник полиции еще хватался за капустные кочаны, сползая на землю, когда Лукачер и Бихман уже убегали дворами, а до них доносился рев взбудораженной улицы. Лукачер добрался до Тель-Авива своей дорогой, Бихман – своей, и встретились они на улице Герцля в винной лавке, где заказали по рюмке коньяка.

Прошел слух, будто с Туфик-беем свели счеты его враги, которых у него было так много, что все поверили. Еврейские газеты, разумеется, поддержали эту версию. Арабские газеты, разумеется, обвинили в убийстве евреев, но им никто не поверил.

Крепко пожимая руку своему любимцу Лукачеру, Маня сказала, что он отомстил за жертвы погрома, устроенного арабами в Яффе.

* * *

Доктор права, поэт, писатель и журналист социалистического направления Якоб Исраэль де Хаан[896]896
  Де Хаан Якоб (Яаков, 1881–1924). История жизни и смерти де Хаана стала сюжетом романа Арнольда Цвейга (1887–1968) «Де Фринт возвращается домой» (нем., 1932, /в русском переводе «Возвращение в Дамаск», 2018 – прим. верстальщика/), пьесы израильского кинодраматурга и режиссера Дани Вольмана «Колокола в Иерусалиме» и документального исследования Шломо Накдимона и Шауля Майзлиша «Де Хаан: первое политическое убийство в Эрец-Исраэль» (ивр.), «Модан», Тель-Авив, 1985.


[Закрыть], сокративший свое имя до Якоб де Хаан, родился в Голландии. Между 1912–1913 годами трижды ездил из Голландии в Россию изучать условия содержания заключенных в царских тюрьмах. Там он впервые встретился с заключенными-евреями и узнал, что из-за своего еврейства они находятся в еще худших условиях, чем остальные. Де Хаан вдруг почувствовал тягу к своему народу, восстановил свое полное еврейское имя, начал изучать иврит, присоединился к сионистскому движению и в 1919 году репатриировался в Эрец-Исраэль. В Эрец-Исраэль он проклял сионизм и сионистов, примкнул к ультраортодоксам, что не помешало ему оставаться гомосексуалистом, заводить друзей среди себе подобных арабов и воспевать однополую любовь в прозе и в стихах. Он поселился в Иерусалиме, получил место палестинского корреспондента солидной голландской газеты, успешно продолжал журналистскую карьеру, подробно описывая сложную обстановку в Эрец-Исраэль, только что освободившуюся от власти турок и ставшую подмандатной территорией. Уже через полгода статьи, подписанные «Я. де Хаан», стали очень популярны и перепечатывались во многих европейских газетах. За пять лет де Хаан опубликовал около четырехсот «Писем путешественника», в которых, среди прочего, писал, что евреи неспособны к самоуправлению, категорически возражал против создания еврейского государства, доказывал, что арабская власть в Палестине предпочтительнее еврейской и что «большевиствующие» репатрианты из России стремятся навязать свою власть ортодоксальным жителям Иерусалима. Широко образованному и талантливому публицисту, Исраэлю де Хаану чуть ли не в одиночку удавалось формировать антиеврейское общественное мнение в Европе по палестинскому вопросу. Он перешел от слов к делу, когда посетил в Аммане основателя хашемитской династии и шерифа[897]897
  Шериф – здесь – почетный титул мусульманина, претендующего на происхождение от пророка Мухаммеда (Магомета).


[Закрыть] Мекки Хусейна[898]898
  Хусейн – Хусейн Ибн-Али (1854–1931).


[Закрыть] в составе делегации ультраортодоксальной партии «Агудат-Исраэль»[899]899
  Агудат-Исраэль – всемирное еврейское ортодоксальное движение, объединенное в политическую партию, которая представлена в израильском Кнессете с его основания в 1949 году.


[Закрыть], которая заявила, что евреи-уроженцы страны выступают против сионизма.

Такая деятельность де Хаана не могла не встревожить сионистское руководство. К тому же он собирался начать в Лондоне кампанию за отмену Декларации Бальфура, и командование Хаганы приняло решение ликвидировать Исраэля де Хаана.

Летом 1924 года, за день до поездки в Лондон, де Хаан, как обычно, выходил из синагоги при больнице «Шаарей-цедек»[900]900
  «Шаарей-цедек» (ивр.) – врата справедливости.


[Закрыть] после вечерней молитвы. В воротах он чуть не столкнулся с молодым человеком, который спросил его, который час. Де Хаан не успел ответить, как тот выхватил из кармана пистолет и трижды выстрелил в упор. Исраэль де Хаан скончался на месте. Полиция бросилась на поиски убийцы. Было объявлено вознаграждение в двести лир за любые сведения о нем. Задержали нескольких подозреваемых и среди них – Маню. Полиция допрашивала арабских друзей Исраэля де Хаана, но ничего не добилась. Только спустя более полувека, в 80-х годах, было раскрыто это первое в истории Эрец-Исраэль политическое убийство. Оказалось, что Исраэля де Хаана убил уроженец Одессы Авраам Теоми, который позднее эмигрировал из Израиля и скончался в Гонконге в начале 90-х годов.

Ортодоксальные евреи, закрыв глаза на специфическую особенность Исраэля де Хаана, похоронили его на Масличной горе и возвели в праведники; светское население порадовалось тому, что убили ярого хулителя еврейского народа.

* * *

Указав в уставе Киббуца, что деньги на приобретение оружия и на боевую подготовку будут добываться в случае необходимости силой, Шохат полагался на российский опыт Мани, которая ему рассказала об «экспроприациях», или «эксах», как их называли боевики Гершуни.

Маня предложила провести «экс» в банке или в Русской церкви. Но что годилось для России, не годилось для Эрец-Исраэль, полагал Шохат. После долгих споров Маня сказала, что, если ему не нравится ее предложение ограбить банк или церковь, можно провести «экс» у тех, кто сам не в ладах с законом.

– Не побегут же они в полицию жаловаться, – добавила она.

Эта мысль Шохату понравилась, и вскоре они нашли подходящий случай для продления «экса». Посланный по делам в Бейрут киббуцник Йосеф Харит, попивая пиво в гостинице Пухачевского, где обычно собирались евреи из Эрец-Исраэль, обратил внимание на сидевших рядом троих хорошо одетых мужчин. Они все время писали на листках какие-то цифры и что-то тихо обсуждали. Он прислушался и понял, что это – контрабандисты, которые переправляют золото из Сирии в Эрец-Исраэль через Ливан. Харит подумал, что они-то и подходят для «экса». Шохат сразу же с ним согласился.

Руководителем операции выбрали Авраама Хайкинда, которого, как сказала Маня, в России знали во всех банках. Во время одного «экса» крепкий и отчаянный Хайкинд едва ушел от русской полиции, потеряв во время перестрелки три пальца. Чтобы подготовить операцию, нужны были деньги, а чтобы их добыть и заодно потренироваться, люди Шохата провели «экс» у иерусалимского менялы. На его деньги они купили четыре комплекта английской военной формы со знаками отличия и добыли старенькую автомашину.

Четыре киббуцника, включая Лукачера и Бихмана, с приклеенными усами, переодетые в английских патрульных солдат, устроили контрабандистам засаду недалеко от Кфар-Гилади. Хайкинд изображал их командира. Он запретил им открывать рот.

В черной перчатке на беспалой руке, помахивая офицерским стеком, Хайкинд остановил машину контрабандистов и с превосходным ирландским акцентом скомандовал водителю и двум пассажирам выйти из машины. Все трое вышли, а «командир» дал знак Лукачеру, и тот, обшарив всю машину, достал из-под сиденья мешочки с золотыми монетами. В это время Бихман незаметно залез под машину и кусачками перерезал бензопровод. Киббуцники умчались на своей машине еще до того, как контрабандисты поняли, что их ограбили.

Добыча составила фантастическую по тем временам сумму. Пятнадцать тысяч золотых фунтов стерлингов! На них купили оружие и в Эрец-Исраэль, и за границей.

Вопреки Маниной логике контрабандисты «побежали жаловаться», и полиция ринулась на поиски грабителей. Расследованием занялся еврейский отдел уголовной полиции. Полицейский, которому осведомитель кивнул на Маню Шохат, приехал в Кфар-Гилади провести обыск, но ему прозрачно намекнули, чтобы он уносил ноги, и он сразу понял намек.

А на грани провала Киббуц оказался, когда в Кфар-Гилади приехал к своему товарищу по гимназии молодой человек Барух Розенель. Его устроили на ночь в ту комнату, где казначей Киббуца держал под кроватью запертый ящик с оставшейся частью «эксовых» золотых монет. Ночью Розенель взломал ящик, взял золото и уехал в Тель-Авив. Там он хотел украсть велосипед, но попался, и при обыске у него нашли золотые монеты. Розенель тут же признался, что украл их в Кфар-Гилади. Казначею устроили очную ставку с контрабандистами, но они сказали, что это не он, а жители Кфар-Гилади сказали, что никакого золота в глаза не видели. Следствие по этому делу было поручено полицейскому офицеру Бехору Шитриту[901]901
  Шитрит Бехор Шалом (1895–1967) – израильский государственный деятель.


[Закрыть], хорошему другу Шохатов, который быстро изъял весь компрометирующий материал и замял дело.

После образования государства Израиль Бехор Шитрит стал первым министром полиции, а Барух Розенель вошел в историю Израиля как первый еврейский вор.