Текст книги "Три женщины"

Автор книги: Владимир Лазарис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

11

Вернувшись в Париж в конце 1937 года, Кнут опубликовал путевые заметки, в которых главу о прародине озаглавил

«Открытие Палестины»[439]439
  «Открытие Палестины» – Д. Кнут, АП, «Русские записки», № 7, июль 1938, стр. 113–125.


[Закрыть]

«Всякому знакомо это переживание: приедешь в какую-нибудь новую страну, в незнакомый город, встретишься впервые с человеком и с удивлением узнаешь их (…) С Палестиной у меня произошо обратное: несмотря на то, что я о ней и читал, и слышал, я в ней почти ничего не узнал (…) Палестину пришлось „открыть“. Конечно, кое-где я кое-что узнавал: бесконечные в прозрачнейшем в мире воздухе горы Иудеи (…) Мне, по-видимому, когда-то снился многоэтажно-разбросанный по склонам рыжих осенних гор жуткий царственный Цфат, серо-бело-синие кубики его домов с шаткими балкончиками. Здесь живут еврейские каббалисты, уже где-то виденные мною (не в „Габиме“ ли?) (…) По пятницам торжественно мерцают в таинственных кривых оконцах свечи и так значительно склонившееся над ними женское лицо… Здесь, в этих домишках, в лабиринте узких улочек, где еще поныне свободно разгуливают козы, в горных ущельях и пещерах, убежищах каббалистов, Израиль ждал Мессию. Здесь он Его ждет по сей день… Узнаешь и рабоче-пролетарский (…) стиль палестинской молодежи, сошедшей со страниц советских журналов, воплотившихся героев советских фильмов. И все же в общем Палестину пришлось „открыть“. Дело в том, что маленькая Палестина – страна больших контрастов. В ней тесно перемежаются самые разнообразные – нередко противоположные – зоны: географические, этнографические, бытовые, идеологические, культурные и, конечно, социальные. Помню, как в конце ноября я выехал из Цфата в Тверию – час езды автобусом. В Цфате было холодно, и я надел на себя все что мог. По мере приближения к Тверии, за час этой поездки, я, как в комическом фильме, постепенно разоблачался. Сначала опустил поднятый воротник, потом размотал шарф, затем снял пальто, пиджак, галстук, расстегнул рубашку. В Тверии я задыхался от жары, попав из горного климата в субтропический, но снимать с себя уже было нечего (Цфат – 850 метров над уровнем моря, Тверия – 250 метров ниже уровня моря: 1100 метров разницы за час езды). Такие контрасты прекрасно иллюстрируют палестинские контрасты в других областях. Еврейская Палестина делится на городскую и на зеленую, деревенскую. Городская Палестина – это главным образом Иерусалим, Хайфа, Тель-Авив. Недавно при мне произвели в городской чин и Петах-Тикву, одно из первых еврейских поселений, достигшее известного минимума населения (…) Старый Иерусалим именно таков, каким его воображает всякий. Все же, несмотря на это узнавание, невозможно остаться равнодушным к великой красоте священного города. Сердце сжимается при воспоминании о нем. Новый – порой прекрасен (дворец Имки[440]440
  …дворец Имки – YMCA (Young Men’s Christian Association), Ассоциация молодых христиан, международная религиозно-просветительская организация.


[Закрыть], гостиница царя Давида[441]441
  …гостиница царя Давида – «Царь Давид» – название гостиницы напротив ИМКИ. В 1946 году члены еврейской подпольной организации ЭЦЕЛ (Иргун Цваи Леумиивр. – Национальная военная организация) под командованием Менахема Бегина (1913–1993, премьер-министр Израиля 1977–1982) взорвали южное крыло гостиницы, где располагалась администрация английских властей.


[Закрыть], дворец Еврейского агентства[442]442
  …дворец Еврейского агентства… – Еврейское агентство (Сохнут) – международная организация, основанная в 1922 году и осуществляющая связь между евреями Израиля и стран рассеяния в деле освоения и заселения Эрец-Исраэль.


[Закрыть] (…), но часто смущает нахальной грубо-модернистской нотой. И конечно, непривычного человека некоторые вещи смущают чрезвычайно: например, огромные афиши – на фоне Иерусалима! – зазывающие на какую-нибудь „nuit d’amour“[443]443
  Nuit d’amour (фр.) – ночь любви.


[Закрыть] с участием белльвильской[444]444
  …белльвильской… – Белльвиль – парижский пригород, населенный эмигрантами.


[Закрыть] знаменитости, мимо которых нередко невозмутимо шествует верблюд, самое надменное в мире животное. Быт европейских евреев Палестины отмечен сильным английским влиянием (…) Хайфа – богатый портовый и коммерческий еврейско-арабский город (40 000 евреев и столько же арабов). Средиземное море, три склона Кармеля[445]445
  Кармел – горная цепь на севере Израиля.


[Закрыть], его сады и рощи участвуют в создании редкого городского пейзажа, который не всегда портит утилитарно-казарменная эстетика назойливой модернистической архитектуры. Талантливый молодой архитектор Р-ов[446]446
  Архитектор Р-ов – Розов Самуил (Муля) Израилевич (1900–1975). Друг и соученик Владимира Набокова по Тенишевской гимназии, выведенный им под настоящим именем в романе «Пнин».
  Набоков Владимир Владимирович (1899–1977) – русский писатель. До 1940 года писал под псевдонимом Сирин.


[Закрыть], в меру сил своих борющийся с этим злом, – как прекрасна его синагога в Пардес-Хане! – большой любитель мексиканской архитектуры, которая, по его мнению, чрезвычайно „к лицу“ Палестине, рассказывал мне, как, открыв недавно мексиканский специальный журнал, он с ужасом и отвращением наткнулся на ту же рационалистическую, обезличивающую мир архитектуру, что, как проказа, распространяется по свету. Стиль хайфской жизни: нечто среднее между иерусалимской чинной серьезностью и тель-авивской свободой. Тель-Авив – нарядный кубистический город, первый и пока единственный стопроцентно еврейский город в мире. О поразительной судьбе этого города, выросшего на дюнах, на сыпучих пустынных песках, распространяться не приходится: 17 лет назад население его равнялось 3 600 душ. Ныне оно переросло 150 000, а с окрестностями – равняется 200 000 (…) Должен сознаться: то, что город целиком выстроен в этом безличном (как мебель-модерн) стиле, сообщает ему личный специфический стиль. Безстилье оборачивается стилем (…) Улицы оживлены, полны полураздетых, на европейский глаз, короткоштанных голо-руко-ногих девушек и юношей – бодрых, крепких и загорелых. В атмосфере города – многое от итальянского или южнофранцузского курорта, от Монпарнаса – и, конечно, от Одессы. Кафе играют заметную роль в жизни Тель-Авива: „Нога“ и „Генати“ кажутся перенесенными с Монпарнаса, а „Арарат“ и „Киннерет“, где собираются молодые писатели актеры и художники (а не наивные люди, пришедшие поглазеть друг на друга в уверенности, что „визави“ – артист, как это часто бывает в Париже), воспроизводят парижскую „Ротонду“ двадцатых годов. Все это – в рамках еврейской традиции, прочно поддерживаемой стариками, оживающими по субботам и праздникам и накладывающими в эти дни на город традиционно еврейский отпечаток. В будни их не видно и не слышно, но по праздникам власть, так сказать, переходит в их руки. Когда я однажды в праздник[447]447
  Когда я однажды в праздник… – «праздником» Кнут ошибочно называет Йом-Киппур (ивр.), День искупления и всепрощения, в русской традиции – Судный день.


[Закрыть], забыв про него, собрался было сесть на велосипед (религией запрещено – в праздник), меня испуганно остановили знакомые. С Тель-Авивом у меня связано замечательное воспоминание. Я как-то забрел в единственный, пыльный и чахлый, общественный садик. Оказалось, что это – род тель-авивского „Гайд-парка“, где целый день толкутся оборванные, грязные люди. В центре каждой кучки – пламенный жестикулирующий оратор, а то и два или даже несколько, то и дело перебивающих друг друга. Эти люди кажутся пьяными, но пьяны они не от вина, а от нищеты и разговоров. Нескончаемые беседы и споры – политика, священные тексты (…) В большинстве своем – местечковые русские евреи. Идиш ораторов пересыпан русскими словечками, а то и целыми фразами. Собираются тель-авивские мудрецы ежедневно. Велико было мое удивление, когда старый оборванец закричал на идише, невольно перефразируя Достоевского: „Да пусть весь мир идет к черту за мой компот![448]448
  «Да пусть весь мир идет к черту за мой компот!» – ср. «Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить». Ф. Достоевский, «Записки из подполья», Полное собрание сочинений в 30-и томах, «Наука», Москва, 1973, т. 5, стр. 174.


[Закрыть] Вы говорите: иди стрелять, рисковать жизнью. Я не знаю такой вещи в мире, которая бы стоила моей драгоценной жизни. Слишком я себе дорог, чтоб рисковать собой. Я слишком молод, – злобно орал старик, – я еще вовсе не жил!“ И вдруг – прямой потомок библейских пророков: „Все вы, и слушающие сейчас меня, и те, кого вы оставили дома, – грязные подлые псы, а я – ниже самого низкого из вас. Что такое еврейский народ? Вор на воре, сволочь. Хорошим вещам учил вас Моисей! Обмануть египтян перед исходом из Египта. Одолжите, пожалуйста, подсвечник на два, мол, дня – а там: пиши – пропало! Хорошо это? А?..“ Кто-то ему вкрадчиво возразил: „А что? Им много платили за их каторжные работы? Так они забрали в счет жалованья!“ Все расхохотались. В другой кучке худенький старичок ораторствовал о еврейском избранничестве, развивая тему в смысле необходимости покориться Богу, приятия изгнания, вечного странствования, мученичества… „Если мы избраны, как вы говорите, то почему мы так страдаем?“ – спросил голос сзади. „Потому и страдаем, что избраны“, – грустно ответил старичок. (…) В этих жалких, в сущности, городках протекало детство мира. И подобно тому, как небольшой закоулок, где мы играли в детстве, помнится таинственно огромным, а вернувшись лет через двадцать домой, мы недоумеваем – „где же, в такой тесноте, умещались все мифы нашего детства“, – человек, впервые попавший в Палестину, переживает то же смущение. Все эти народы и царства, все эти филистимляне[449]449
  Филистимляне – языческое племя, жившее на средиземноморском побережье. От него произошло название Палестины.


[Закрыть], идумеи[450]450
  Идумеи – потомки Исава (или Эдома). Идумея, как ее называли греки и римляне, находилась на юге от Мертвого моря.


[Закрыть], амалекитяне[451]451
  Амалекитяне – племя кочевников, жившее на юго-западе Ханаана (древнее название Палестины) и враждовавшее с евреями. «Амалек» стал именем нарицательным для обозначения злейших врагов еврейского народа.


[Закрыть], аммонитяне[452]452
  Аммонитяне – сыны Аммона, потомки Лота.


[Закрыть] и моавитяне[453]453
  Моавитяне – сыны Моава, также потомки Лота.


[Закрыть] умещались в маленькой стране, в крошечных городишках с волшебными именами (…) Это земля Библии и библейское небо над нею (…) Сказано: „Небо твое сделаю, как железо, а землю – как медь“[454]454
  «Небо твое… как медь» – «…И небо ваше сделаю, как железо, и землю вашу, как медь» (Левит, 26:19).


[Закрыть]. Ведь это возвращается после тысячелетних приключений блудный Израиль, тот самый, который топчут, гонят, травят, кромсают по сей день, в век всеобщей грамотности и всяческих прогрессов, и которому завтра, при все возрастающем прогрессе, будет много хуже (…) О „социал-толстовстве“ свидетельствуют отношение к земле, вера в облагораживающее влияние земледельческого труда, снобизм всяческого „опрощенства“, упразднение денег, религиозная мораль при отрицании религии. Характерно вегетарианство многих руководителей этих коммун[455]455
  …этих коммун – коммунами Кнут называет киббуцы.


[Закрыть]. Помню одного из них, в Афиким, запретившего жене стлать для него постель на том основании, что „стыдно пользоваться услугами другого человека“. В колонии Нахалал[456]456
  Нахалал – кооперативное сельскохозяйственное поселение в Изреэльской долине.


[Закрыть] долго хвастали: не бывать на нашей земле тракторному колесу. Где, мол, поэзия и смысл жеста сеятеля, жнеца и т. д. Никогда мы не унизимся до превращения в каких-то механиков. Сейчас у них – комбайн. Экономика победила: арабская конкуренция! Потребности араба (пища, одежда, жилище) невообразимо минимальны, к тому же он широко пользуется детским трудом. В Нахалале же с ребенком возятся 16 лет, прежде чем он станет на работу. Один этот фактор объясняет причины относительной дороговизны еврейского продукта. Вот и приходится мириться с трактором (…) „Соцраспределение“: все получают все – в пределах возможности коммуны – по своим потребностям. За одну и ту же работу семейный человек получит много больше холостого. (Если у члена коммуны застряли где-нибудь – в Польше, в Румынии, в России – родители или родственники, коммуна высылает им деньги либо посылки. Больше того: семейный человек, отец, скажем, пятерых детей, получающий в шесть, в семь раз больше холостого товарища, может работать вдвое хуже или меньше, если он слаб, болен или стар.) Немощные и старики вовсе освобождены от работы. Советскому принципу „кто не работает, тот не ест“ палестинские социалисты могли бы противопоставить: „едят все, а работает кто может“. Беременные женщины – предмет всеобщего попечения и заботливости – от работы освобождены. Вообще, в коммунах стараются не терять из виду индивидуальных особенностей членов. (В Афиким, где я прожил дней десять, художник работает только четыре дня в неделю и ведет переговоры с общиной, которая принципиально согласилась послать его в Париж учиться.) (…) Кроме обычной школьной программы дети с малых лет обучаются земледельческому труду – сначала по два часа в день, а позже и больше – на отведенных для них участках (огород, поле, сад). Гигиена и красота помещений, постановка воспитания и обучения детей этих еврейских крестьян на высоте неправдоподобной и совершенно недоступной для детей зажиточных классов европейских стран (…) От своих европейских ровесников палестинские дети отличаются большой самостоятельностью (…) В Палестине, стране опытов, не обходится, конечно, и без чрезмерного увлечения педагогическими новинками (…) Молодое поколение поражает крупным ростом, атлетическим сложением, бесстрашием, спортивностью, прямотой и смелостью поведения и мысли. Палестинцы называют их „сабра“. Сабра – плод кактуса, не только специфически местный продукт, но еще отличается тем, что голыми руками его никак не возьмешь. В Тель-Йосефе я видел, как детишки четырех лет и постарше лихо скакали на необъезженных лошадях. Женщины ни в чем не отстают от мужчин. Никакого труда не боятся, встречаешь их не только в „детских яслях“, в больнице, в прачечных и в разных женских мастерских, но и в качестве возницы на мчащейся вовсю телеге, и верхом на лошади. Почти повсюду они потребовали для себя права участвовать в Хагане – еврейской самообороне. Обходить колонию с ружьем – не романтическая шутка, а утомительный и опасный труд (…) Девушки – халуцианки крепки и свежи, презирают пудру и косметику, ходят (нередко – и в нерабочее время) в коротких трусиках, в брюках, в мужской тяжелой обуви, часто – в рабочих кепках. Такой наряд много удобнее для работы, есть тут, конечно, и изрядная доля рабоче-социалистического снобизма. (Галстук, например, неизменно вызывает (…) насмешливую гримасу или презрительную жалость к отсталому человеку.) (…) „Геры“ (христиане, перешедшие в иудаизм) обычно ведут себя так же, как и религиозные палестинцы. Помню встречу с ними в Седжере, маленьком поселке в 20 с лишним домов. У въезда в поселок рослый старик мирно беседовал с арабом. Я сразу признал гера. (Я, правда, был предупрежден, что в поселке имеется несколько герских семейств.) Обратился к старику по-русски. Познакомились и вошли в поселок. Должен признаться: я с трудом удерживался от хохота, так безмерно комичен был стиль Мойше Куракина. Типичный, прямо лубочный, русский мужичище, смачно говорящий по-русски в анекдотически-народном стиле (…) Разговор был весь уснащен цитатами из Библии (он говорил „ТАНАХ“), поговорками на иврите и на идише, которыми старик владеет свободно, ссылками на Талмуд. Подошел рослый парень с простонародно-русским лицом. „Это сынок, Хаим“. Хаим Куракин, парень-гвоздь, смущенно улыбался. Старик объяснил смущение сына: „Не володеет русским. Вы с ним говорите на иврит“ (…) Больше того: оказалось, что старик Куракин – „габэ“ в синагоге (вроде синагогального старосты – почетная выборная должность) как самый набожный, досконально знающий закон (…) „Откуда вы? – Астраханские…“. Старик не очень вразумительно рассказал о том, как еще отец его дошел до истинной веры, о фантастических мытарствах и приключениях, пережитых им и его семьей по пути в Палестину (…) Пробежала курносая беловолосая девчонка с косицами. Внучка. Третье палестинское поколение. „Рахиль, что ж „шалом“[457]457
  Шалом (ивр.) – досл. «мир». Так здороваются и прощаются.


[Закрыть] не скажешь. Рахиль по-русски уже ни слова!“ (…) Что больше всего поражает в Палестине, кроме пейзажа – по-видимому, единственного в мире? Во-первых, обычный в еврейской Палестине парадокс: последнее слово урбанизма и техники на фоне подлинной Библии! Не всегда это радует сердце, но разум не протестует. Трудно привыкнуть к статичности арабов, часами лежащих либо сидящих в самых неудобных на европейский взгляд позах. Непостижимая пластика торжественного безделья и фатализма. Палестина – страна чудаков и героев ненаписанных книг, людей исключительной биографии, авантюристов, гражданских и религиозных святых. Палестинцы умны, интересны, болтливы, талантливые собеседники. На всех местах сидят люди высшей квалификации – явление знакомое, русский Париж этим не удивишь. И все же трудно привыкнуть к тому, что ночной сторож разговаривает с тобой о Прусте, уличный продавец сосисок – о новейших течениях мирового театра, скромный коммерсант, с которым тебя знакомят в кафе, оказывается ученым синологом-японологом, а крестьянин без запинки цитирует современных русских поэтов. Очень облагораживает жизнь отмена чаевых. Человеческое достоинство действительно много от этого выигрывает. В ресторане, в парикмахерской, в гостинице, будь перед вами шофер такси или уличный мальчишка, никто нигде не ждет от вас подачки за работу или за услугу. Скорее, обиделись бы. Страна высокой культуры (…) Что такое Палестина? Узкая береговая полоска между Средиземным морем и Иорданом. Ничтожная территория, вмещающая при том страшные горы и пески бесплодной иудейской пустыни. Какова емкость этой страны? Сколько она может вместить евреев? Область догадок и загадок! Английская комиссия 1921 года определила Холон (к югу от Тель-Авива) как „мертвую землю“, объявив, что „в Палестине нет больше места и для кошки“. Недавно Королевской комиссии Пиля[458]458
  …Королевской комиссии Пиля – назначена правительством Великобритании для расследования причин погромов и бунта арабов в 1936 году. Комиссия названа по имени ее председателя лорда Уильяма Роберта Пиля (1893?-?).


[Закрыть] показали ту же „мертвую землю“ в живом виде: на дюнах поставили прекрасный рабочий поселок (последнее слово урбанизма), распланировали город, заранее насадили в центре его обширные парки… Кончилось тем, что, когда в английской палате кто-то запротестовал против ничтожных размеров площади, отводимой евреям авторами проекта раздела Палестины[459]459
  …авторами проекта раздела Палестины… – речь идет о предложении той же комиссии Пиля разделить Палестину, чтобы в Галилее, Изреэльской долине и на побережье было создано еврейское государство, а остальные земли были отданы арабам.


[Закрыть] („Ведь на такой площади можно разместить лишь крошечную часть еврейского народа…“), ему ответил докладчик: „Почтенный джентльмен плохо знает евреев. Кто-кто, но они сумеют устроиться“. Таково опасное доверие англичан к новооткрытым колонизаторским и земледельческим талантам евреев. Действительно, две тысячи лет эта земля как бы ждала возвращения Израиля. Что нашли здесь евреи? Пески, камни, пустыню, смертоносные болота, беспощадные болезни, косившие туземцев, различные виды лихорадки, дизентерию, трахому, тиф. О выстроенных на дюнах городах и поселках, о болотах, превращенных в цветущие сады, распространяться ныне не приходится (…) Итак, территориально Палестина – узкая полоска земли на берегу Средиземного моря, окруженного с суши 15-миллионным арабским морем (…) Конечно, Палестина мала, малопоместительна и окружена врагами, а палестинская экономика – фантастична. Но палестинское строительство игнорирует экономический фактор, как игнорирует и фактор территориальный, и вся его динамика родственна наполеоновскому „on s’engage et puis on voit“[460]460
  On s’engage et puis on voit (фр.) – возьмемся за дело, а там будет видно.


[Закрыть]. Безумие Израиля – священное творческое безумие. Если б харьковские студенты[461]461
  Если б харьковские студенты… – имеется в виду созданная после погромов 1881 года в России организация еврейской молодежи БИЛУ (ивр. аббр. «Бет Яаков леху венелэха», «Дом Иакова! Встанем и пойдем», пророк Исайя, 2:7). В первой группе «билуйцев», приехавших в Эрец-Исраэль в июле 1882 года, было тринадцать мужчин и одна женщина.


[Закрыть], пробравшиеся в конце прошлого века через все рогатки, через невообразимые испытания в эту страшную, голую, жестокую страну, помнили, что, по данным специалистов, вся Палестина (тогда, до отделения Заиорданья[462]462
  Заиорданье – нынешняя Иордания.


[Закрыть], т. е. втрое больше нынешней) вместит максимально 150 000 евреев, сегодня не было бы их там около 500 000. Но они пошли в Палестину, не заглядывая в статистические таблицы. Если б Палестина стала только духовным центром Израиля[463]463
  Палестина уже сотворила чудо – чудо воскрешения древнего языка, мертвого уже во дни Христа. То, что еще недавно, тридцать лет назад, было утопией, мечтой сумасшедших одесситов, сегодня – реальность, и 750 000 человек называют сегодня дерево, лошадь, хлеб и вино именами, которыми их называл Моисей (примечание Кнута. – В. Л.).


[Закрыть] или просто – убежищем для громимых колен Израилевых, то и тогда она заслуживала бы всеобщего содействия и поощрения. Но сионизм может стать этапом на пути осуществления Израилем своей исторической миссии. Даже религиозные социалистические общины – очевидное доказательство духовно-мистической роли Израиля (…) Если б главным делом этих людей было создание образцового еврейского земледелия и гигантского социалистического куроводства, они бы пошли не в эту беспощадную страну, где все, казалось бы, против них, а в Канаду, Аргентину или Мадагаскар, где объективные условия колонизации неизмеримо лучше и легче. Но и они горят священным безумием, неугасимой таинственной страстью, которым они порой не знают, а порой – боятся дать имя. А имя это: миссия Израиля. Палестина может стать – новой главой Библии. Повторяю: может (…)».

* * *

Вернувшись в Париж и вспоминая строчки из своего иерусалимского письма «А то, что мы все-таки теряем – компенсировано с лихвой», Кнут подумал: «Неужто компенсировано? Безъязыкость – вместо родного языка? Пустыня – вместо Парижа? Хамсин[464]464
  Хамсин (араб.) – жаркий ветер из пустыни.


[Закрыть] – вместо снега? Верблюды – вместо метро?»

Представлял ли он себе, что этот нескончаемый еврейский диалог с самим собой приводит к тому, что еврейская душа рвется к своим, туда, где не травят и не глумятся, а еврейское тело, уставшее спасаться от очередного погрома или его ожидания, страшится любого перемещения в пространстве. Еврей стремится к желанному покою, но не в состоянии покинуть насиженное место. Он соглашается с доводами в пользу того, что евреям давным-давно пора перебраться в Эрец-Исраэль, но остается там, где родился. Где пока что у него есть кров и кусок хлеба. Пускаться неизвестно куда? Ради чего? Ах, ради детей. Нет уж, пусть они сами решат, когда вырастут. И еврей остается в галуте[465]465
  Галут (ивр.) – букв. изгнание, вынужденное пребывание еврейского народа на чужой земле. То же, что греч. «диаспора».


[Закрыть].

Ариадна написала Еве после возвращения Кнута из Палестины: «Жаль, что Довид там не остался. Меня мучает, что из-за меня он сюда вернулся»[466]466
  «Жаль, что Довид… сюда вернулся» – из письма Ариадны Е. Киршнер (рус.) от 16.3.1938.


[Закрыть].

А Кнута мучило другое. За полтора года до начала Второй мировой войны он говорил Еве: «Боюсь, что скоро буду вам писать письма с фронта»[467]467
  «Боюсь, что скоро… с фронта» – из письма Кнута Е. Киршнер (рус.) от 16.3.1938.


[Закрыть].

12

В 1938 году Ариадна всерьез задумалась над тем, чтобы официально оформить брак с Кнутом и свой переход в иудаизм. Она, возможно, не знала, что ее предки по материнской линии Шлецеры были эльзасскими евреями, о чем писала спустя полвека известная русская исследовательница жизни и творчества Скрябина В. П. Дернова[468]468
  Дернова Варвара Павловна (1906–1989) – ЕКРЗ, 1992, Т. 2, стр. 390–391.


[Закрыть]. Так или иначе Ариадна хотела пройти гиюр[469]469
  Гиюр (ивр.) – процедура перехода в еврейство.


[Закрыть], чтобы все было торжественно и как положено.

К этому времени Кнут задумал издавать собственную газету. Ариадна только об этом и говорила. Еврейская газета на французском языке! Писать в ней все, что она думала о евреях и неевреях. Она восторгалась такой возможностью, как всегда, заражала своим восторгом окружающих, не уставала повторять, что газета и есть то единственное, что ей интересно делать.

Ариадна ясно видела, что, как писал Кнут, «во Франции растет антисемитизм и (…) французские евреи начинают открывать Америку: они тоже евреи. Удивительное дело: когда евреев громили в России, немецкие евреи безмятежно пожимали плечами: „Ах, эта варварская Россия!“ – что значило в переводе на немецкий язык – к нам в культурной Германии это не относится. Когда начались немецкие зверства, австрийские евреи полагали, что к ним это, конечно, (…) отношения не имеет. Теперь, когда в Австрии пошла удивительная мода на еврейские „самоубийства“, французские евреи еще думают, что это – австрийские дела»[470]470
  …«во Франции растет… австрийские дела» – из письма Кнута Е. Киршнер (рус.) от 29.3.1938.


[Закрыть]. Те, кто побывал еще на одном вечере, посвященном Селину, в том же клубе «Фобур», «с удивлением и ужасом открыли наличность ожившей стихийной злобы и вражды к евреям»[471]471
  …«с удивлением… вражды к евреям» – там же.


[Закрыть].

Ариадна и Кнут только о газете и думали, но на нее нужны были деньги, а их-то и не было. Богатые французские евреи на такую ерунду денег не давали. Тогда возникла мысль перекупить иллюстрированный еженедельник «Самди»[472]472
  «Самди» (фр.) – «Суббота».


[Закрыть] – орган еврейской общины, в котором «французы еврейского происхождения», или «исраэлиты», постоянно утверждали свою неразрывную связь с родной Францией. Они все еще были заворожены словами Пуанкаре[473]473
  Пуанкаре Раймон (1860–1934) – президент Франции (1913–1920).


[Закрыть]: «После дела Дрейфуса антисемитизм во Франции перестал существовать».

Типичным представителем «исраэлитов» был профессор Сорбонны, один из крупнейших философов и политологов современной Франции Раймон Арон[474]474
  Арон Раймон (1905–1983).


[Закрыть]. Он считал себя французом еврейского происхождения и не понимал, почему еврей, воспитанный на французской культуре, должен называть себя евреем. По каким таким законам, человеческим или божественным? «Я никогда не был сионистом прежде всего и главным образом потому, что не считаю себя евреем»[475]475
  «Я никогда… не считаю себя евреем» – Р. Арон, «Мемуары: 50 лет размышлений о политике» (фр.), «Фламмарион», Париж, 1983, стр. 125.


[Закрыть], – написал Арон.

До Второй мировой войны вся еврейская община Франции была рассадником ассимилянтов. Для «исраэлитов» сама мысль о том, что в политических демаршах вместе с французами может выступать еврейская община, была неприемлема. Каждый еврей, как всякий другой гражданин, может, конечно, участвовать в политической жизни страны. Но никак не община! К тому же французские евреи терпеть не могли евреев, которые бежали из Германии, и тем более «ост-юден»[476]476
  «Ост-юден» (идиш) – восточные евреи.


[Закрыть] – евреев из Польши, России, Румынии, привозивших с собой не только традиционный еврейский образ жизни, но и еврейские партии, какой-то БУНД[477]477
  БУНД (идиш) – союз. Название первой еврейской рабочей партии «Всеобщий союз еврейских рабочих России, Польши и Литвы».


[Закрыть] и всякие там сионистские организации. Эти «ост-юден» имеют наглость во всеуслышание заявлять, что у еврейской общины как таковой есть свои политические интересы и ее дело не только защищать права евреев-иммигрантов, но и – страшно сказать – бороться против растущего антисемитизма.

К 1935 году праворадикальная французская организация «Ля солидарите франсэз»[478]478
  «Ля солидарите франсэз» (фр.) – французская солидарность.


[Закрыть], созданная в Париже двумя годами раньше, вовсю вела организованную травлю евреев. Члены этой организации, вооруженные дубинками и пистолетами, специально отправлялись в еврейские кафе провоцировать евреев на драку. По всему Парижу распространялись антисемитские листовки, памфлеты и брошюры. Одна из таких брошюр называлась «Гитлер – ставленник и орудие Израиля». Ее автор «доказывал», что Гитлер обязан своим приходом к власти тайным «иудео-масонским» обществам в Германии и поэтому гитлеровское антисемитское законодательство не преследует евреев, а, наоборот, способствует возвышению их расы. Во время обыска, проведенного полицией в штаб-квартире «Ля солидарите франсэз», были конфискованы пять тысяч экземпляров этой брошюры. Развешанные по Парижу плакаты называли евреев «паразитами» и обвиняли в «разжигании войны».

Еще в 1925 году, по инициативе тогда малочисленных еврейских эмигрантов из Восточной Европы, была образована Международная лига борьбы против антисемитизма. Она устраивала демонстрации, ее члены участвовали в уличных стычках с антисемитами и были организаторами нескольких еврейских антинацистских выступлений тех дней. Лига бойкотировала немецкие товары и пыталась предотвратить показ немецких фильмов в Париже, пикетируя кинотеатры.

Но успеха лига не добилась. Мало кто услышал ее напоминание о том, что во время Первой мировой войны еврейские солдаты сражались и умирали за Фратрию, чем завоевали для своих детей и внуков право быть французскими гражданами без всяких оговорок. Не больше прислушались французы и к утверждению лиги, что антисемитизм в какой бы то ни было форме есть часть нацизма, а посему опасен не только для евреев, но и для всего французского народа.

В канун Второй мировой войны еврейская община Франции делилась на три политические группировки. Центр состоял из сильной буржуазии, призывавшей к ассимиляции и уважению властей, левый фланг – из пролетариата, преимущественно сторонников БУНДа, сионистов, социалистов и коммунистов, и правый фланг – из нескольких новообразованных еврейских организаций. Одну небольшую организацию вскоре возглавил Довид Кнут, ставший сторонником ревизионизма Жаботинского.

* * *

Так как на перекупку газеты тоже не было денег, Кнут предложил присоединиться к «Самди», но ему, как и категоричной Ариадне, не удалось договориться с редактором. Тот настаивал на умеренной позиции, а Ариадна была яростной сионисткой, чем пугала не только редактора, но и французских евреев всех направлений.

Пришлось вернуться к мысли о собственной, независимой газете. Пока же решили уехать с детьми на отдых. Там на Ариадну нашло вдохновение, но счастливые дети сидели у нее на голове, и она с трудом выкраивала время, чтобы закончить «Лею Лифшиц», о которой Кнут сказал: «Ара написала прекрасную повесть – по-французски – из… кишиневского быта о мадам Лифшиц и ее дочерях»[479]479
  «Ара написала… ее дочерях» – из письма Кнута Е. Киршнер (рус.) от 1.9.1938.


[Закрыть]. А о том, как они с Ариадной и детьми отдыхали, он написал:

«Мы живем у крестьян на ферме – с коровами, собаками, кошками, курами и… блохами (…) Не жизнь, а идиллия: дети (…) добродетельны и умилительны (…) Обедаем на балкончике под навесом – над телегами, сельскохозяйственными орудиями, кучей навоза, суетой курятника. Прелестно! (…) В последнее время газеты заинтересовались Палестиной (…) Что они пишут! Бешенство охватывает!»[480]480
  «Мы живем… Бешенство охватывает!» – из письма Кнута Е. Киршнер (рус.) от 23.8.1938.


[Закрыть]

Заинтересовались газеты Палестиной потому, что в моду снова вошли планы «территориалистов». Только за один 1938 год было выдвинуто десять «территориальных» планов, где предполагалось устроить еврейский национальный очаг либо в одной из шести английских колоний – Гвиана, Гондурас, Танганика, Цейлон, Кения, Северная Родезия, – либо во французской колонии Мадагаскар, либо в португальской – Ангола, либо в нидерландской – Суринам, либо в американском протекторате Пуэрто-Рико. Кроме этих десяти планов «территориалисты» обсуждали еще три: поселить евреев в неколонизованных районах Западной Австралии, Аляски и Доминиканской республики.

«Территориальные» планы предлагал не только Зангвил и вообще не только евреи. В 1938 году их предлагали и правительство Англии, и правительства других стран, чтобы отвлечь евреев от мысли о Палестине как о единственном решении еврейской проблемы, достигшей к 1938 году пугающей остроты.

– Неужели вы не понимаете, что евреи на краю гибели? – спрашивала всех Ариадна.

– Опомнитесь! Что вы такое говорите? О какой такой гибели? И потом Париж – это вам не Берлин, у нас тут тихо, – возражали все, подозревая, что Ариадна не в своем уме.

– Сегодня тихо, а завтра будет погром, – отвечала она. – Никакая западная демократия, никакие конституции и либеральные законы не помогут. Евреев надо срочно спасать.

– Как спасать?

– Возьмите «Протоколы сионских мудрецов»[481]481
  «Протоколы сионских мудрецов» – литературная подделка конца девятнадцатого века, созданная по заданию тайной полиции России с целью «доказать» существование еврейского заговора для достижения мирового господства.


[Закрыть], там сказано, как евреи организуют подпольную работу.

У Валтасара[482]482
  Валтасар – последний царь Вавилона, на пиру у которого согласно пророку Даниэлю таинственная рука написала на стене загадочные слова «мене-мене, текел у фарсин». «Валтасаров пир» – канун несчастья.


[Закрыть] снова шел пир горой, но никто не смотрел на стену.