Текст книги "Три женщины"

Автор книги: Владимир Лазарис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

13

После «аншлюса» австрийские и немецкие газеты пестрели снимками ликующих жителей Вены, а в парижской прессе только в одной газете, и то на последних страницах, мелькнул какой-то непонятный снимок пожилых венских евреев, драивших мостовую зубными щетками.

Обстановка становилась все напряженней, и те евреи, которые оказались прозорливее других, паковали чемоданы в надежде отсидеться за границей. Но политика политикой, а жизнь – жизнью. Продавщицы фиалок, как всегда, обходили с плетеными корзиночками посетителей парижских кафе. Те, как ни в чем не бывало, играли в карты, пили разноцветные аперитивы с экзотическими названиями и восхищались паштетом: «Просто пальчики оближешь». Семейные люди обдумывали, где лучше провести отпуск, на побережье или в Альпах. Влюбленные парочки лежали на траве в Булонском лесу и обнимались так страстно, что полиции иногда приходилось вмешиваться.

Над Германией неслись истерические вопли Гитлера, а парижане распевали новый шлягер «Париж всегда Париж» своего любимца, знаменитого на весь мир Мориса Шевалье.

«Русский» Париж хохотал над новой пьесой Тэффи, а русские газеты печатали некрологи на смерть Куприна[483]483
  Куприн Александр Иванович (1870–1938) – русский писатель.


[Закрыть] и продолжали обсуждать сенсационное возвращение писателя в Россию, на которое его уговорила красавица дочь-киноактриса, сама оставшаяся во Франции.

Этот вихрь не обошел стороной и Ариадну с Кнутом. Они продолжали, пусть и не так часто, ходить в кафе, в театр, в кино. Так, они посмотрели экранизацию «Диббука», которая им настолько понравилась, что они решили пойти еще раз с детьми. Встречались они и с друзьями.

«Вчера мы были (…) в частном доме в честь капитана, которому очень хотелось провести ночь в писательской компании (…) капитан имел большой успех у дам, включая Червинскую (…)»[484]484
  «Вчера мы были… включая Червинскую (…)» – из письма Кнута Е. Киршнер (рус.) от 21.3.1938.


[Закрыть], – написал Кнут.

Лидочку Червинскую Ариадна к себе не приглашала, но в кафе они иногда встречались. Червинская приходила с Сергеем Лифарем, который за ней в то время ухаживал и чьими балетами Ариадна всегда восхищалась. Кнут, знакомый с Червинской не один год, говорил, что она – человек незаурядный и хороший друг.

Однажды в кафе Червинская спросила Кнута, читал ли он «Рассказ с кокаином» Агеева. Кнут кивнул. Они с Ариадной уже оценили новое неведомое доселе имя, которое одни критики поторопились поставить между Буниным и Сириным-Набоковым, а другие – приписывали авторство рассказа самому Набокову.

Но Червинская сказала, что на самом деле «Рассказ с кокаином» написал русский еврей, москвич Марк Леви, госпитализированный в Стамбуле в психиатрическую больницу.

– А до этого, – глухо и таинственно добавила Лидочка, – он убил офицера НКВД, поэтому ему пришлось срочно бежать из России. Через Берлин он добрался до Стамбула, где мы с ним и познакомились.

Разговор прервали громкие голоса. Кнут обернулся и увидел хорошо одетого, немолодого мужчину, который взволнованно говорил даме:

– Мадам, вы – не еврейка, вы меня не поймете.

Мужчина осмотрелся и, перехватив тревожный взгляд Ариадны, подошел к ней:

– А вот вы, мадам – еврейка, вы меня поймете.

– Да, – спокойно ответила Ариадна, к полному изумлению Червинской и Лифаря, – я – еврейка, хотя раньше ею не была.

* * *

Вернувшись в Париж с детьми после отдыха, Кнут с Ариадной перешли от разговоров о своей еженедельной газете к ее изданию. Газету назвали «Аффирмасьон»[485]485
  «Аффирмасьон» (фр.) – «Утверждение».


[Закрыть]. Начальный капитал дала мать Евы, хотя и считала, что эта газета – чистое безумие. Небольшие деньги удалось получить из кассы еврейской общины, типограф Березняк, почитавший Кнута, открыл ему кредит, а богатый русский еврей Исаак Найдич[486]486
  Найдич Исаак Адольфович (Ицхак Ашер, 1868–1949) – винопромышленник, филантроп и сионистский деятель.


[Закрыть] оплачивал помещаемые им в газете рекламные объявления и выручал в трудные минуты.

О Найдиче рассказал в своих мемуарах Итамар Бен-Ави, приехавший в Париж по сионистским делам. Он пришел в роскошный дом Найдича на улице Марсо и, войдя в кабинет, увидел огромный письменный стол, за которым сидел Найдич под портретами Герцля и барона Ротшильда[487]487
  Ротшильд Эдмонд Джеймс де (Авраам Биньямин,1845–1934) – организатор и покровитель еврейского поселенческого движения в Эрец-Исраэль.


[Закрыть]. Взглянув на портрет барона, Бен-Ави вспомнил, как тот рассказал ему, что идея создания «Керен хайесод»[488]488
  «Керен-хайесод» (ивр.) – «Основной фонд». Главный фонд Всемирной сионистской организации, созданный в 1920 году в Лондоне для финансирования сионистского движения, а позднее – Еврейского агентства.


[Закрыть] принадлежала Найдичу, который внес в него первые деньги.

Заговорили о положении в Эрец-Исраэль, о растерянности сионистского руководства перед напором вражеской пропаганды арабов, поддерживаемой Германией…

Найдич на минуту задумался, но его маленькие глаза выражали решимость.

– Надо обсудить все это с доктором Вейцманом. Он скоро приедет в Париж, и мы с ним встретимся.

На этой встрече с доктором Вейцманом Бен-Ави вкратце рассказал ему об арабских планах на Палестину и предложил выработать политику сближения с умеренными арабскими кругами. Для этого, по его мнению, Вейцману нужно встретиться с их представителями. Доктор Вейцман согласился, а барон Ротшильд оплатил дорожные расходы.

На другой день Бен-Ави с друзьями из Эрец-Исраэль отправился послушать знаменитую Мистангет[489]489
  Мистангет (Буржуа Жанна-Мари, 1875–1956) – известная французская эстрадная певица.


[Закрыть], которая в свои шестьдесят лет нашла себе молодого, да еще и знаменитого Мориса Шевалье, о чем говорил весь Париж. В антракте Бен-Ави встретил свою подругу юности Максу, дочь Макса Нордау[490]490
  Нордау Макс (Зюдфельд Симха Меир, 1849–1923) – еврейский философ, публицист и общественный деятель, психиатр.


[Закрыть], ближайшего сподвижника Герцля. Она пришла со своим избранником Клодом Гринблатом. Их парижский дом был всегда открыт для гостей из Эрец-Исраэль. Бен-Ави был приятно удивлен, встретив там приехавшего из Эрец-Исраэль Меира Дизенгофа[491]491
  Дизенгоф Меир (1861–1936) – еврейский общественный деятель, один из основателей Тель-Авива и его первый мэр.


[Закрыть]. За шампанским Бен-Ави произнес речь на иврите. Ее поняли немногие, остальные лишь наслаждались звуками того самого языка, который возродил Элиэзер Бен-Иехуда, отец Итамара Бен-Ави.

14

После подписания Мюнхенского соглашения французы ликовали, уверяя друг друга, что мир спасен. Парижский муниципалитет постановил присвоить одной из улиц название «29-е сентября». А в эльзасском городе Кольмар появилась «Улица Адольфа Гитлера». Неуемный Луи Фердинанд Селин предложил объединиться с Гитлером в священной войне «против евреев и калмыков». Но все это не мешало французским евреям ликовать вместе со своими соотечественниками, напоминая им: «Мы же вам говорили, что с Гитлером можно договориться. Он же не идиот!» А руководство еврейской общины даже решило направить приветственное послание «миротворцу» премьер-министру Франции Даладье[492]492
  Даладье Эдуард (1884–1970) – премьер-министр Франции (1933 и 1938–1940).


[Закрыть].

* * *

Ариадна и Кнут сняли двухэтажный дом по улице Лаланд, 6. Первый этаж отвели под редакцию «Аффирмасьон», а на втором была их квартира. В ней устраивались дебаты, в которых принимали участие и французские политические деятели. И конечно, туда всегда приглашали тех, кто приезжал из Эрец-Исраэль.

Круг знакомых и друзей Ариадны с Кнутом резко изменился. Они стали гораздо чаще встречаться с французскими литераторами, чем с русскими.

Бушевавшая в Испании гражданская война не оставила равнодушными еврейских эмигрантов во Франции. Они записывались добровольцами в Интербригады[493]493
  Интербригады (Интернациональные бригады) – международные воинские соединения, составленные из добровольцев разных стран, воевавших в Испании на стороне республиканцев в 1936–1938 годах.


[Закрыть] и провели в Париже кампанию по сбору пожертвований на отправку в Испанию типографского станка со шрифтом на идише для батальона Ботвина, состоявшего из евреев.

В «Аффирмасьон» появилось письмо одного такого добровольца Хаима Каца, который ушел на войну в Испанию, ни слова не сказав матери.

«Дорогая тетя Софи, ты пишешь, что я обманул маму и причинил ей боль своим поступком. Но вспомни ТАНАХ, вспомни, как Авраам собрался принести в жертву своего сына Исаака и как они обманули Сарру, мать Исаака, зная, что это причинит ей боль. Однако Исаак не погиб, потому что Авраам подчинился повелению Бога. Я могу помочь победе над фашизмом, подчиняясь требованиям моей совести; как же мама может жаловаться, я же делаю то, что сделал Авраам. Вероятно, я – плохой сын, если в выборе между моей совестью и желаниями мамы совесть взяла верх. Но мама сама в этом немножко виновата: она терпела много лишений, только бы дать мне хорошее еврейское воспитание, благодаря чему я узнал историю нашего народа, и она научила меня восхищаться пророками и воинами, которые погибали за свободу. Еврейское воспитание осветило мою жизнь, мои мысли и поступки, как сказал бы тебе, дорогая тетя Софи, каждый, кто сражается рядом со мной».

В другой публикации осуждались «Счастливые евреи гостеприимных стран, утопавшие частенько в иллюзорном (как оказалось в случае с немецкими, австрийскими, итальянскими, венгерскими евреями) комфорте (…) и затыкавшие уши, чтобы не слышать криков своих братьев, которых убивают».

Среди разбросанных листов бумаги, в облаке дыма, с неизменной сигаретой во рту Ариадна лихорадочно строчила косым, размашистым почерком статьи, выбрасывала написанное, переписывала заново.

В одной из передовиц их газеты Кнут написал:

«Девяносто восьми беженцам из Фландрии, которых должны были высадить в Вера-Крузе, повезло: Мексика приняла из них шестерых. Сегодня по воле забывшего о гуманности мира жизненное пространство для евреев сводится к морским пароходам, амбарам, таможням, концентрационным лагерям, тюрьмам и кладбищам. В современном мире проявляют великодушие к ворам, бандитам и убийцам. А единственное преступление – быть евреем (…) не подлежит помилованию».

В том же номере газета поместила объявление:

«Подпишитесь и предложите подписаться другим под нашей петицией в адрес английского правительства против „Белой книги“[494]494
  Белая книга – отчет о политических мероприятиях британского правительства, представляемый парламенту. Ряд «Белых книг» ограничивал права евреев на въезд в Палестину и приобретение в ней земель.


[Закрыть]. Берите у нас отпечатанные петиции бесплатно. (Чтобы получить их по почте, следует приложить марку.)»

«Аффирмасьон» постепенно приобретала авторов из молодых ассимилированных французских евреев, которых Кнут сумел вернуть в еврейство и привлечь к газете. Один писал в ней философские эссе, другой – стихи, а младшая сестра Ариадны Марина – музыкальную критику. Среди евреев у газеты были свои сторонники и свои противники.

Как-то в редакцию заглянул Жаботинский. Он галантно поцеловал Ариадне руку и, задержав ее на секунду в своей, улыбнулся:

– Ходят слухи, что «Аффирмасьон» – мое детище. Но только мы с вами знаем, что это не так.

– И очень жаль, что это не так, Владимир Евгеньевич. Ну, хоть пишите для нас.

– Не могу, голубушка, никак не могу. Страшно занят.

* * *

Обстановка в Европе все ухудшалась. Ни Кнут, ни Ариадна не сомневались, что самое страшное еще впереди. После «Хрустальной ночи»[495]495
  «Хрустальная ночь» – см. прим. 258.


[Закрыть] уже никто не подозревал, что Ариадна не в своем уме. Но, несмотря ни на что, в это же время людей волновали новости и совсем другого толка. На нормандском курорте Херманвилле у сестры Кнута Либы появились новые поклонники – брат местного мясника и профессиональный жиголо из казино.

* * *

19 августа 1939 года в Женеве открылся 21-й Сионистский конгресс, посвященный «Белой книге». Ариадна с Кнутом и Евой поехали в Женеву.

Конгресс проходил в зале городского театра. Дискуссию открыл президент Всемирной сионистской организации Хаим Вейцман. Он осудил новую политику английских властей Палестины, ограничивавших еврейскую иммиграцию. Правда, в его речи послышались примирительные нотки: можно тем не менее шаг за шагом продолжать строить Эрец-Исраэль. В таком же духе выступили и другие делегаты.

На следующий день на трибуну поднялся идеолог рабочего движения в сионизме Берл Кацнельсон[496]496
  Кацнельсон Берл (Дов Бер, Беери,1887–1944).


[Закрыть]. Он обрушился на «примиренцев» и на сионистское руководство, возражающее против нелегальной иммиграции.

– Теперь, – гремел Берл, – в авангарде борьбы идут еврейские беженцы. Это они будят совесть мира! Мы обязаны прийти им на помощь.

Делегаты вскочили с мест и устроили Берлу овацию. А Хаим Вейцман шепнул сидевшему рядом с ним в президиуме председателю правления Еврейского агентства Давиду Бен-Гуриону: «Полезной такую речь не назовешь». На что Бен-Гурион тут же ответил: «Это – самая лучшая сионистская речь на этом конгрессе».

Ариадна, Ева и Кнут как члены редколлегии «Аффирмасьон» получили приглашения на все заседания конгресса. На одном из них, по настоянию Ариадны, они устроили демонстрацию: в самом разгаре прений встали и подняли над головами три номера «Аффирмасьон», на каждом из которых стояло «Молоко», «Мед», «Кровь», что означало «Земля, текущая молоком и медом» теперь превратилась в «Землю, текущую молоком и медом, которая обливается кровью!». Но эта тихая демонстрация осталась незамеченной.

23 августа стало известно о подписании Молотовым[497]497
  Молотов Вячеслав Михайлович (1890–1986) – министр иностранных дел СССР.


[Закрыть] и Риббентропом[498]498
  Риббентроп Иоахим фон (1893–1946) – министр иностранных дел нацистской Германии.


[Закрыть] пакта между Советским Союзом и нацистской Германией. Над миром нависла угроза такой войны, что только в силу инерции конгресс мог еще три долгих дня заниматься текущими делами.

Прощаясь с делегатами, Хаим Вейцман произнес речь, заканчивавшуюся словами:

– Те из нас, кто уцелеет, будут сражаться, пока не настанут лучшие времена. До этих лучших времен я и прощаюсь с вами. До мирной встречи!

Доктор Вейцман тогда не мог знать, что большинство делегатов конгресса он видит последний раз в жизни.

21-й Сионистский конгресс закрылся 25 августа 1939 года.

А через шесть дней началась Вторая мировая война.

15

Только за первую неделю после начала Второй мировой войны сорок тысяч живших во Франции еврейских эмигрантов записались добровольцами во французскую армию. В том же месяце правительство Франции объявило вне закона компартию, а заодно и двенадцать еврейских организаций.

Отношение французов к войне выразилось в трех лозунгах, появившихся с небольшими интервалами в Париже.

Сначала «Долой войну!»

Потом «Долой капиталистическую войну!».

И наконец, «Долой войну еврейских капиталистов!».

В первый день войны Кнута мобилизовали. Он должен был развозить на велосипеде почту. Почти каждый вечер он приезжал домой. Увидев его в форме, Ариадна сказала:

– Вот я и стала солдаткой!

От тех дней осталась фотография, сделанная прямо на улице. Неулыбчивая Ариадна в шляпке, в строгом полосатом костюме и Кнут в военной форме, из-под которой виднеется более привычная для него сорочка с галстуком. Пилотка, ремень и особенно сапоги выглядят на нем как-то опереточно. Снимок сделан в такой солнечный день, что на нем запечатлелась длинная тень фотографа.

* * *

30 марта 1940 года, через семь месяцев после начала войны, Ариадна Скрябина вышла замуж за Довида Кнута.

Кнут описал это событие весьма скупо: «Вчера утром поженились. После обеда пошли на „Потоп“[499]499
  «Потоп» – пьеса шведского драматурга Юхана Хеннинга Бергера (1872–1924).


[Закрыть] в постановке Хмары. Хмара и Кедрова прекрасно играли»[500]500
  «Вчера утром… прекрасно играли» – из письма Кнута Е. Киршнер (рус.) от 31.3.1940.


[Закрыть]. И Ариадна описала это событие скупо: «В субботу состоялась наша свадьба. Свидетелями были Тувим и маленький Шапиро. Завтракали дома с детьми, пригласили Шапиро с женой, но не Тувима – я не хотела его жены»[501]501
  «В субботу состоялась… его жены» – из письма Ариадны Е. Киршнер (рус.) от 4.4.1940.


[Закрыть].

Через три дня Кнут написал Еве, уже уехавшей в Палестину, что Ара на днях официально принимает еврейскую веру, и, к сожалению, ей дадут другое имя, а он усиленно читает древнюю историю и учит идиш.

А Ариадна написала Еве:

«Рада сообщить тебе, что я сменила имя. Теперь меня зовут, как я всегда и мечтала, Сарра (…) Раньше всего я пошла к раввину Сойлю, который дал мне книжечку и велел выучить ее наизусть. Через десять дней я вернулась к нему, он проверил меня и послал к главному раввину Жюльену Вейлю. Вейль – старик, утонченный аристократ, очень интеллигентный, возможно, чересчур европейский, но такой обворожительный, что и не выразить словами. Я ему представилась как мадам Фиксман. Он задавал мне вопросы, и я видела, что он вникает в мои ответы (…) Через час он мне сказал: „Приходите в воскресенье на улицу Сен-Жорж, дом 17, там будет собрание консистории“[502]502
  Консистория (фр.) – официальный орган еврейских общин Франции. Учрежден в 1808 году декретом Наполеона.


[Закрыть]. В воскресенье утром я туда пришла. За длинным столом сидел главный раввин, которого окружали многочисленные раввины. Рабби Сойль сидел справа от него. Входя я услышала, как кто-то громко и внятно произносит „клятву“. Главный раввин пригласил меня сесть, а молодой раввин Сойль, считая меня несколько застенчивой, наклонился к нему и сказал, что я очень старалась. Тогда главный ответил громко: „Знаю, знаю, мадам Фиксман в курсе всего, что касается иудаизма“. Мне показалось, что в его тоне есть оттенок иронии, но после того, как я прочла и подписала мое заявление, он горячо меня поздравил и выразил надежду, что я буду хорошей еврейкой. Потом мне разрешили пойти в микву[503]503
  …пойти в микву – микве (ивр.), бассейн для ритуального омовения.


[Закрыть]. В тот же день раввин Сойль нас поженил в синагоге на улице Турней. Церемония была короткой, но впечатляющей. В жизни я не была так счастлива. Раввин Сойль по-французски произнес поздравления, а потом сказал, что я вышла замуж за человека, который корнями связан с иудаизмом, и я должна быть достойной его, что, выйдя замуж за такого человека, как он, я взяла на себя дополнительные обязанности и должна вести себя, как хорошая еврейка, которой следует помнить, что вся консистория внимательно следит за тем, как я выполняю клятву (…) Вчера на седере[504]504
  Седер (ивр.) – букв. «порядок», ритуальная трапеза в первую ночь праздника Песах.


[Закрыть] все было гораздо скромнее, чем в прошлом году (…) Обряд, конечно, был проведен тщательно. Мы все время думали о тебе, и, когда Довид произнес слова „В будущем году в Иерусалиме“, которые в прошлом году произнесла ты, мы добавили „с Евой“ (…) Мне казалось невозможным любить далекую родину больше, чем я, но теперь, когда там находится такой близкий мне человек, как ты, она становится мне еще более необходимой…»[505]505
  «Рада сообщить… более необходимой…» – из письма Ариадны Е. Киршнер (фр.), апрель 1940.


[Закрыть]

Под этим письмом Ариадна подписалась своим новым именем Сарра и поставила дату по еврейскому календарю – 15-й день месяца нисан[506]506
  Нисан (ивр.) – название месяца по еврейскому календарю (март-апрель).


[Закрыть].

Нетрудно представить, с каким ужасом Ариадна Скрябина (при ее-то водобоязни!) окунулась в микве, прежде чем стать Саррой Фиксман.

Всем домашним и знакомым Ариадна велела называть ее только Саррой. «На старое имя я больше не отзываюсь», – сказала она.

Потом уже Кнут написал Еве, что «Ариадна (…) самое замечательное, независимое (или легкомысленное) существо на нашей проклятой планете, самая великодушная и ошеломительная женщина. Она все больше и больше уходит в иудаизм и тянет детей на свою стезю»[507]507
  «Ариадна… на свою стезю» – из письма Кнута Е. Киршнер (фр.) от 25.4.1940.


[Закрыть].

* * *

«…Ариадна не знала полумер, не умела останавливаться на полпути (…) как все прозелиты[508]508
  Прозелит (гр.) – принявший новую веру.


[Закрыть], в своей новой вере она была необычайно страстна, порой даже нетерпима. Однажды Кнут пришел с ней в редакцию „Последних новостей“[509]509
  «Последние новости» – эмигрантская газета на русском языке под редакцией Милюкова (Париж, 1920–1940).
  Милюков Павел Николаевич (1859–1943) – лидер партии кадетов, министр иностранных дел во Временном правительстве России.


[Закрыть]. Кто-то в шутку рассказал еврейский анекдот. Как разволновалась Ариадна! Слезы брызнули из ее глаз. Мы с Довидом долго старались ее успокоить, а она все не могла простить нам этот еврейский анекдот…»[510]510
  «…Ариадна не знала… еврейский анекдот…» – А. Седых, стр. 278.


[Закрыть] – такой ее запомнил Андрей Седых.

Став Саррой, Ариадна начала соблюдать кошрут[511]511
  Кошрут (ивр.) – здесь – предписания о пригодности пищи к употреблению.


[Закрыть], зажигать свечи по субботам, справлять еврейские праздники и брать у Довидмана уроки иврита, на которых присутствовали ее дети. Звуки этого языка отвлекали ее от беспокойных мыслей, уносили в ту заветную страну, где уже жила Ева, побывал Кнут и куда, Бог даст, попадет и она. Но дома она продолжала говорить по-русски.

* * *

«10 часов вечера (…) Довида нет, он теперь обязан ночевать в казарме и ждать со дня на день, что его отправят куда-нибудь. Я, как ты знаешь, оптимистка, но сегодня что-то в плохом состоянии, как будто бы почва уходит из-под ног. Вспоминаю, как Довид лежал в больнице и ты, моя любимая, была рядом со мною. Но не думай, я не жалею о том, что ты уехала. Если тебе и придется принять участие в событиях, то у себя, среди своих (…) Когда слышу пушки, непрестанно о тебе думаю»[512]512
  «10 часов вечера… о тебе думаю» – из письма Ариадны Е. Киршнер (рус.) от 15.5.1940.


[Закрыть], – написала Ариадна Еве 15 мая 1940 года.

Тем же числом был датирован приказ министра внутренних дел Франции, еврея Жоржа Манделя[513]513
  Мандель Жорж (Ротшильд Иеровоам, 1853–1944) – французский государственный деятель. Протестовал против капитулянтской политики Петена, за что был расстрелян правительством Виши.


[Закрыть], арестовать всех подозреваемых в пронацизме и заодно интернировать всех еврейских беженцев из Германии и Австрии.

А еще через десять дней Кнут написал Еве:

«Париж постепенно пустеет. Женщины немного нервничают, молодые – как ни в чем не бывало, мужчины спокойны (…) Иногда встречаешь автобус (они реквизированы) или грузовик, переполненный беженцами (…) и машины, нагруженные мебелью, посудой, домашней утварью, чемоданами (…) Дорожные регулировщики теперь носят (как и солдаты, и полицейские) каски и оружие. Тревоги участились. Выстрелы тоже. Народ равнодушно смотрит на черные хлопья, которые растворяются в летнем небе. Улицы изменили свой облик из-за отсутствия автобусов (…) Мы все лишены отпусков. Я среди редких счастливчиков, которые в силу своих обязанностей разъезжают по улицам (…) Ариадне не удалось найти работу (…) Я просил в ОЗЕ[514]514
  ОЗЕ – международное Общество здравоохранения евреев, основанное в Петербурге в 1912 году.


[Закрыть] принять ее на должность воспитательницы или в обслуживающий персонал (…) Я очень хотел бы, чтобы она уехала на юг, где безопаснее и для нее, и для обоих детей (Эли и Бетти) (…) Если Ариадну не примут, она запишется в Женский добровольческий батальон. Красивая форма и желание участвовать в событиях – вполне достаточный соблазн. Более того, там платят, что позволило бы помочь детям. По новому циркуляру я должен получить специальную броню с дополнительным денежным содержанием инженера, но по нынешним временам мне противно выглядеть уклоняющимся от отправки на фронт. Еще подумают, что я выкрутился»[515]515
  «Париж постепенно… я выкрутился» – из письма Кнута Е. Киршнер (фр.) от 25.5.1940.


[Закрыть].

На фронт Кнут не попал, потому что воинскую часть, к которой он был приписан, перебросили на юг, как только немцы начали подходить к Парижу.

Ариадна давно обдумывала, куда отослать детей. Говорила, что на ней лежит большая ответственность, а дети ее связывают. Надо пристроить их в безопасное место, и тогда ей будет легче идти на риск.

Сын Эли запомнил, как они с мамой брели по песку где-то в Нормандии, она крепко держала его за руку и говорила, что скоро наступит время, когда им, возможно, придется расстаться.

В начале июня 1940 года Ариадна устроила пятилетнего Эли в пансион ОЗЕ, а сама осталась с двенадцатилетней Бетти и шестнадцатилетней Мириам в Париже. Она пошла работать на завод, чтобы как-то прокормить семью. Через три дня завод закрыли. Началось бегство из Парижа.

Дядя Боря звал Ариадну с детьми в Пиренеи, куда он уехал со своей женой и с Ариадниной младшей сестрой Мариной. Но Ариадна не могла покинуть Париж, так как ждала весточки от Довида. Она не находила себе места. «Если мы отсюда не вырвемся, – сказала она дочерям, – я открою газ – и мы умрем все вместе», а Еве написала: «Мы одержимы идеей фикс не оказаться в плену»[516]516
  «Мы одержимы… в плену» – из письма Ариадны Е. Киршнер (фр.) от 21.6.1940.


[Закрыть].

Наконец Довид сообщил, что ждет ее в Тулузе. Она побросала в чемоданы все, что оказалось под рукой, сунула в них остатки еды и вместе с дочерьми присела на дорожку по русскому обычаю. Все, что было потом, она вспоминала как в тумане. Темный тоннель метро, ревущая толпа у закрытого Аустерлицкого вокзала, они идут прямо по шпалам, стоит под парами последний поезд на юг, забитые беженцами вагоны, люди сидят даже на крыше. Как во время гражданской войны в России.

На этом последнем поезде Ариадна с дочерьми и добралась до Тулузы. Мириам потом рассказала, что «поезд все время бомбили и обстреливали, а когда он останавливался, мы прятались под вагонами»[517]517
  …«поезд все время… под вагонами» – из интервью, взятого автором у Мириам Корнман.


[Закрыть].

В Тулузе Ариадну с детьми ждал уже демобилизованный Кнут.

* * *

14 июня 1940 года передовые части вермахта вошли в Париж и промаршировали гусиным шагом под Триумфальной аркой. В тот же день штаб-квартира гестапо расположилась в отеле «Лувр».

Так Франция потерпела поражение в войне, которую французы прозвали «дроль де гер»[518]518
  «Дроль де гер» (фр.) – смешная война. В русской традиции принято переводить «странная война».


[Закрыть]. А о том. что было дальше, Жан-Поль Сартр[519]519
  Сартр Жан~Поль (1905–1980) – французский писатель, философ.


[Закрыть] сказал: «Это было трудное время, но мы к нему приспособились».