Текст книги "Товарищи"

Автор книги: Владимир Пистоленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

ПОЛУНОЧНЫЕ ГОСТИ

В этот вечер Катюша пришла в читальню, когда там почти никого не было. Она недавно прочитала «Как закалялась сталь», узнала оттуда о книге Войнич «Овод», о том, что ее любил Павка Корчагин, и загорелась желанием прочитать эту книгу. Но достать ее оказалось делом нелегким. Вот уже больше недели Катюша охотилась за «Оводом» – книга в руки не давалась. Обычно заведующая избой-читальней, она же и библиотекарь, Тоня, говорила:

– Только сегодня отдала, буквально перед твоим приходом. Проморгала ты. Знаешь, сколько сейчас охотников на хорошую книгу! Приходи завтра, у меня три экземпляра «Овода» – может, кто и принесет.

Катюша стала забегать к Тоне в избу-читальню ежедневно и, чтобы опередить других, спешила попасть туда возможно раньше, по дороге с работы домой. Зашла она и на этот раз, в надежде, что сегодня посчастливится. Едва Катя переступила порог избы-читальни, Тоня крикнула ей:

– Катя! Иди получай! Сережка Тюпакин сдает «Овода». Бери из рук в руки.

Катюша заспешила, схватила долгожданную книгу, наспех расписалась и отошла к столу. Она уселась поудобнее, ближе к свету, но напротив входной двери, так, чтобы видеть входящих. Ей не терпелось. Раскрыв книгу,

Катюша начала читать, и страницы замелькали одна за другой. Первые страницы показались ей неинтересными. Она думала, что в этой книге, как и в романе Николая Островского, описываются простые люди, но здесь шла речь о священнике и его воспитаннике. Катюша была разочарована: затратила на поиски книги столько времени, а книга-то, видно, и не стоит того. «А может быть, так только вначале, – подумала она, – а дальше все по-другому будет?»

Вошел Егор. Он окинул взглядом всех, кто был в избе-читальне, и, не найдя того, кто ему был нужен, сел к столу, как раз напротив Катюши. Он нехотя взял журнал «Огонек» и начал перелистывать.

Катюша не могла понять: то ли он и вправду не заметил ее и потому не поздоровался, то ли увидел, да не захотел здороваться, а может, просто решил не мешать ей, не отрывать от книги.

Она уже не читала, только делала вид, что читает, а сама то и дело поглядывала на Егора, да так осторожно, украдкой, чтобы ни он, ни другие не могли заметить. Егор продолжал перелистывать «Огонек», и ей надоело играть в прятки.

– Гора! – шепотом сказала она.

Оторвавшись от журнала, Егор поднял голову и, увидев Катюшу, широко улыбнулся.

– Здорово! – сказал он и протянул ей руку.

– Гора, ты «Овода» читал? – спросила она.

– Нет, не читал. А что?

– Да ничего, я просто так спрашиваю.

Говорить больше было не о чем, и каждый сделал вид, что занят своей книгой.

– Ты не видела Максимку Ивкина или Сережку Тюпакина? – спросил Егор.

– Видела, – торопливо ответила Катюша. – Вот совсем недавно они пошли во вторую бригаду.

– Правда? А сюда придут еще, не знаешь?

Катюша неопределенно пожала плечами.

– А к кому пошли – не слышала?

– Не знаю. Не слышала.

– Я их ищу. Вот как надо!

Вдруг Катя вспомнила:

– Гора, они сюда не придут! Да, конечно, не придут.

Егор недоверчиво посмотрел на нее;

– А ты откуда знаешь? Они говорили, что не придут, или сама так думаешь?

– Они об этом не говорили, я просто догадываюсь.

– Ну, тогда еще неизвестно.

– Почему неизвестно? Нет, известно! – загорячилась Катюша. – Если мне не веришь, спроси Тоню.

Егору показалось, что Катюша обиделась на него за недоверие.

– Почему не верю? Я, конечно, верю, тебе обманывать незачем, только не знаю, правда это или нет.

– Конечно, правда. Вот даю слово! Мне нет никакой надобности выдумывать. Сережка «Овода» сдал…

– Какой «Овод»?

– Ну вот эту книжку.

– А-а-а, – протянул Егор.

– Сдал он книжку, а другой не взял, потому что, говорит, идут они во вторую бригаду к кому-то из товарищей, и Сергей не хотел с собой таскать книгу и попросил отложить, а зайдет завтра. Вот как было. Теперь понятно?

– Понятно.

– А ты не поверил мне.

– Нет, почему, я сразу поверил.

Он закрыл журнал, отодвинул его на середину стола и встал:

– Пойду.

– Ты домой? – спросила Катюша.

– Нет, пойду во вторую бригаду. Может, где встречу их. А ты остаешься?

– Нет, тоже пойду.

– Домой?

– Я?.. Домой. С утра еще дома не была.

Катюша вышла вслед за Егором. Спустившись с крылечка избы-читальни, Егор подождал Катю и предложил:

– Пойдем вместе.

Путь во вторую бригаду проходил мимо домов Егора и Катюши. И они пошли рядом, почти касаясь друг друга локтями.

Шли молча.

Их охватила какая-то неловкость и смущение. Оба понимали, что молчать нехорошо, нужно о чем-то говорить, а начать разговор не могли, и не потому, что каждый ждал, когда заговорит другой, – у обоих не находилось слов. Говорить, казалось, было не о чем, будто все мысли отлетели прочь.

– Гляди, у Кочетовых из трубы идет дым, – сказал Егор.

– Правда идет, – согласилась Катя.

– Вверх тянется.

– Как столб.

– Это потому, что ветра нет.

– Смотри, как высоко поднялся, и конца не видно.

– Да, белый какой.

– Это он ночью кажется белым, а днем – синий, – сказала Катя.

– И днем бывает белый, – возразил Егор.

– Бывает и днем.

В том, что у Кочетовых шел из трубы дым, не было ничего особенного; почти из всех труб поднимались к небу беловатые столбы дыма. Но и Егор и Катюша обрадовались этому кочетовскому дыму и заговорили о нем, как невесть о чем редкостном. А потом снова замолчали, да так молча и дошли до Катюшиных ворот.

– Вот я и дома! – обрадованно сказала Катюша и протянула ему руку. – До свиданья, Гора. Пойдешь искать Сережку?.

– Ага.

Егор крепко-крепко пожал Катюшину руку и задержал ее в своей. Катюша не отнимала руки, но, когда Егор отпустил ее, совсем неожиданно, не сказав ни слова, сорвалась с места и помчалась во двор.

А Егор постоял немного у Катюшиных ворот, пока она не скрылась в сенях, и вдруг почувствовал, что ему вроде и не хочется идти на поиски товарищей. Он поглядел еще раз на освещенные окна дома Сериковых, во весь голос запел старинную песню, которую очень любил дед Кузьма:

 
Ой, забелели снеги,
Ой, забелели белы… —
 

и пошел домой.

А Катюша все это видела и слышала.

Когда мать открыла ей, она на минутку задержалась в сенцах у окошка и услышала песню Егора. Увидев, что он повернул домой, Катюша затанцевала на месте. «Не ушел, не ушел искать Сережку!» – радостно подумала она и торжествующе рассмеялась беззвучно, одними губами, как смеются, не желая, чтобы смех услышали другие.

– Катюшка, что ты там колдуешь в сенях? – приоткрыв дверь, окликнула ее мать.

– А я не колдую.

Катюша стремглав вбежала в комнату.

– Тише ты, тише, ураган!

Катюша, ничего не сказав, начала раздеваться. Мать внимательно посмотрела на ее веселое, сияющее лицо и улыбнулась.

– Ты что это вся сияешь, будто новая копейка?

– Я?

– Да нет, я о себе говорю, – пошутила мать.

– Книгу получила. «Овод».

– Да ну? – деланно изумилась мать. – Получила книжку да так ей обрадовалась, что, вместо того чтобы скорее к лампе, пристроилась в темных сенцах у окошка. Эх, ты! Меня-то не обманешь. Всю тебя насквозь вижу.

Мать добродушно засмеялась, а Катюша бросилась к ней и обвила шею руками:

– Ну, мама, не надо!

– С Егором домой шла? – спросила мать.

Катюша молча кивнула головой.

Мать легла спать, а Катюша сделала из бумаги абажур, надела его на ламповое стекло, чтобы в комнате было не так светло, и уселась за книжку.

Чем больше она листала страницы, тем интересней казалась ей книга. Она так зачиталась, что негромкий стук в окно заставил ее вздрогнуть. Не желая будить мать, Катюша тихонько вышла в сени:

– Кто там?

– Будьте добры, откройте на минутку, – ответили из-за двери.

«Отворять или нет? – подумала она. – А почему не открыть? Съедят меня, что ли?»

Катя откинула крюк и приоткрыла дверь. На крылечке она увидела двух незнакомых мужчин, у каждого за спиной висел вещевой мешок.

«Наверно, бойцы из госпиталя, домой идут или в армию возвращаются», – решила Катюша и пригласила:

– Входите, входите в избу.

Жутаев и Мазан вошли.

В комнате, взглянув на вошедших при свете лампы, Катюша даже рот приоткрыла от удивления: перед ней были вовсе не бойцы, а просто какие-то незнакомые пареньки.

Увидев ее, ребята смутились.

– Нам бы из хозяев кого-нибудь… – несмело сказал Жутаев. – Можно?

– А я и есть…

Но Мазай не дал ей закончить:

– Мы все понимаем, гражданочка, но нам требуется кто-нибудь чином постарше. Короче говоря, капитал вашего корабля.

Катюша приоткрыла дверь в горницу и крикнула:

– Мам, выдь на минутку! Тут двое… люди посторонние зашли, тебя нужно. Выйдешь?

– Сейчас.

Катюша пригласила гостей сесть и, считая, что сделала все, что могла, снова принялась за «Овода».

Из горницы вышла Мария Андреевна. Поздоровалась с незнакомцами.

– Так о чем вы хотите спросить?

– Мы к вам насчет переночевать, – сказал Мазай.

– Переночевать? – удивилась Мария Андреевна. – А вы откуда?

– Мы из ремесленного училища. Нас целая бригада. Приехали в эмтээс помочь ремонтировать инвентарь. Нас определили на квартиру к вашим соседям, напротив, но мы оттуда ушли.

– К Баклановым? – насторожилась Катюша.

– Да, к Баклановым, – ответил Жутаев.

– И вы ушли от них?

– Ушли.

– А почему вы от них ушли? Они люди вроде хорошие, – недоумевая, сказала Мария Андреевна.

– Мы с их сыном в одном училища учились. Он сбежал, дезертировал. Ну, а мы не хотим жить у дезертира. Вот и все, – объяснил Мазай.

– Вы про Егора говорите? – спросила Мария Андреевна.

– Про Егора, – ответил Мазай.

– Ты слышала, дочка, что говорят ребята?

– Слышала, – ответила Катюша, закрывая книгу.

Она подошла к Мазаю, встала против него в воинственную позу и резко, вызывающе сказала:

– Ничего подобного! Неправда это! Неправда! Вот! Егор в отпуск приехал. Да, в отпуск. А вы не знаете, так нечего на человека зря плести напраслину. Наговорить что угодно можно.

– Ты немного сдерживайся, – остановила ее мать. – Если люди говорят, значит, знают.

Катюша схватила с вешалки телогрейку, шаль и, одеваясь на ходу, выскочила из комнаты. Мария Андреевна хотела было спросить, куда та собралась, но не успела и только рукой махнула.

– Извините, – виновато обратился Жутаев к хозяйке, – что побеспокоили вас ночью. Конечно, не следовало бы заходить. Вот товарищ отговаривал, предлагал идти в дирекцию эмтээс, а я не послушался. Увидел в ваших окнах огонь и настоял, чтобы зайти.

– Хорошо сделали, что зашли. Ночуйте, места хватит.

– Да нет… – начал было Жутаев.

Но хозяйка замахала руками, сказала, что никаких отказов не принимает, и объявила, что до утра никуда их не выпустит.

Тихо вошла Катюша и, не раздеваясь, понуро села на стул у двери.

– Ну что? – спросила мать.

Катюша кивнула головой.

– Сбежал?

– Сбежал, мам. Там у них такое сейчас… я и в избу не заходила, в окно видела. Тетя Анна плачет.

– Заплачешь…

Не желая продолжать разговор, Катюша ушла в горницу.

Пока Мария Андреевна поговорила с нежданными гостями да приготовила им постель, Катюша уже легла спать. Она слышала, как, осторожно ступая, в горницу вошла мать, но сделала вид, что спит. Мария Андреевна постояла у ее кровати и, решив, что дочь заснула, на цыпочках отошла.

А Катюша долго не могла заснуть. Не двигаясь, она лежала с широко открытыми глазами и изредка неслышно вздыхала. Ей было больно и обидно. Казалось, будто она потеряла что-то дорогое, заветное… и, может, даже не потеряла, а кто-то незаметно украл у нее то, о чем она мечтала…

И все время перед глазами стоял Егор. То она видела его сквозь окно на улице и слышала его песню, то он вставал перед ней прибитый, с опущенной головой, каким он был в своей избе, когда Катюша заглянула в окно к Баклановым.

Ей хотелось поговорить с Егором, узнать у него все и сказать ему… Но что она может сказать? Катюша еще не знала, как будет говорить с ним при встрече, но чувствовала, что он ее обидел, обманул. Он, наверно, совсем не такой, каким кажется. Вот об этом она и хотела сказать Егору.

Ребята тоже долго не спали, молча ворочались под одеялом с боку на бок. Жутаев уже начал дремать, когда его локтем толкнул Мазай.

– Спишь? – спросил он шепотом.

– Нет. Засыпаю, – тоже шепотом ответил Жутаев.

– А мне никак спать не хочется. Все про Баклана думаю. Правильно мы поступили с этим «отпускником». Верно?

– Конечно, правильно.

– А все-таки интересно получилось. Прямо к земле пригвоздили Баклана. Пускай теперь похвастает, а то: «Премию дали, месячный отпуск»…

– Вот только мать жалко. Очень, видно, расстроилась.

– Да. У меня внутри все машинное отделение заворочалось. Видать, стоящая женщина. А ты заметил, как эта девчонка накинулась на нас?

– Еще бы не заметить.

– Смелая, видать, как наша Ольга. Фыркнула, убежала, а когда вернулась, я смотрю на нее, а она вот-вот заплачет.

Снова тишина. Мазай опять заговорил:

– Мы с тобой бродим по селу, ищем место, где бы пришвартоваться на ночь, а дома-то у нас, в клубе, пожалуй, сейчас пол ходуном ходит.

– Ты о вечере?

– Ну да. Жалко, что раньше уехали, не дождались. Такие вечера не часто бывают. Знаешь, сколько гостей приходит? Туча! Я, правда, сам больше сижу да посматриваю, как выступают или танцуют. А то возьмешь и ножку какому-нибудь гостю подставишь или по-другому как отчудишь. Весело получается!

– Что же тут веселого?

– У нас с тобой, видать, вкусы разные. Тебе одно нравится, а мне – совсем другое. Давай лучше будем спать.

ПОЩЕЧИНА

Такие вечера в Кировском районе города назывались вечерами отличников. Название это они получили потому, что на них встречались отличники всего района: Суворовского, педагогического и ремесленного училищ, и старших классов трех средних школ. Но обычно на вечер допускались и все ученики старших классов школы, которая устраивала вечер. Кроме того, ученики этой школы имели право пригласить па вечер еще по одному человеку по своему выбору. Организаторами таких вечеров были комсомольцы.

За несколько дней до вечера Батурин попросил уточнить по группам, кому из ребят нужны билеты для личных гостей.

Желающих оказалось мало. В их числе была и Надя. На вечере она должна была выступать с чтением стихов, и ей очень хотелось, чтобы ее услышал и знакомый суворовец. Но она не знала, получит ли он билет в комсомольской организации. Отличник он или нет? И Надя решила сама пригласить суворовца. Об этом она сказала своим подругам. Оля стала горячо возражать. Она доказывала, что девушка не должна бегать с пригласительным билетом к почти незнакомому человеку, что это уни-жает ее и дает повод для насмешек и разных ненужных разговоров.

– Я против! Как хочешь, Надька, но не согласна.

– Ты неправа, Оля, – возразила ей Наташа. – Послушать тебя, так и дружбы не может быть между девочками и ребятами.

– Почему «не может быть»? Может. Я тоже считаю, что хорошему знакомому, другу можно билет предложить. А у Нади суворовец никакой не друг и даже совсем мало знакомый человек. Да и вообще, если ом хочет быть па пашем вечере, может попросить, и никто ему не откажет. А ходить набиваться – мол, ах, уважаемый почти незнакомец, я умоляю вас: приходите к нам на вечер, вот я и билет вам принесла, не откажите, – противно. Это, по-моему, унижает девчонку. Неужто ты сама, Надька, не понимаешь?

Надя со вздохом сказала, что понимает и что билета не понесет.

– Придет – придет, а не придет – не надо.

– Пожалуй, что правильно, – сдалась наконец и Наташа.

Больше о пригласительных билетах не говорили. Но Надя все же решила сделать по-своему. На следующий день, ничего не сказав подругам, она взяла у Батурина билет и после обеда тайком пошла в Суворовское училище. Сначала она храбро шагала по улице и не испытывала пи малейшего смущения, но когда увидела вдали калитку в высоком каменном заборе, за которым возвышались корпуса училища, шаги ее стали мельче и реже. Вот и калитка. Надя остановилась. Уверенность вдруг покинула ее, она была уже готова повернуть назад, но калитка приоткрылась и в ней показался дежурный.

– Вам кого, девушка?

– Мне бы… мне бы… Володю Карцина нужно повидать, из старшей группы. Знаете?

– Володю Карцина знаю. А вы кто ему?

– Я? Я… так, никто. Просто знакомая, – смутилась Надя. – Только мне не вообще повидать его, а я по делу к нему…

– Если по делу, вызвать можно, а так, просто для свидания, нельзя. У нас в это время не разрешаются встречи ни с родными, ни со знакомыми.

– Мне по делу… честное слово, по делу, – заспешила Надя. – Одну вещь нужно передать.

– Если по делу – другой разговор. А то есть девчонки– просят вызвать, чтобы поболтать. Такие встречаются невоспитанные – просто не знаешь, что и сказать.

Он пропустил Надю во двор и сказал суворовцу с красной повязкой на рукаве, чтобы тот вызвал воспитанника Карцина.

– Вы можете пройти ко мне в дежурку.

– Нет, я тут подожду, – ответила Надя и присела на скамью.

Во дворе играло много суворовцев-малышей, некоторые пробегали совсем близко от Нади, но никто не обращал на нее внимания. Надя с интересом следила за их игрой, и смущение, с которым она вошла во двор, понемногу прошло. Вскоре из здания вышел стройный, подтянутый суворовец. Подойдя к дежурке, он узнал Надю, улыбнулся, чуть заметно кивнул головой и отрапортовал дежурному:

– Воспитанник Карцин прибыл по вашему распоряжению. Кто меня вызывал, товарищ дежурный?

– А вон на скамейке сидит девушка. Вы знаете ее?

– Знаю.

– Вот она и вызвала.

– Спасибо, товарищ дежурный.

Карцин четким шагом подошел к Наде и козырнул:

– Здравствуйте, Надя!

Надя встала и протянула ему руку:

– Здравствуйте, Володя. Я вам не помешала?

– Ну что вы!

– Я к вам всего на одну минутку: в субботу в нашем училище будет вечер отличников, так вот я вам билет пригласительный принесла..

Она достала из кармана шинели небольшой голубой листок и протянула Карцину. Он взял билет, поблагодарил Надю, но она успела заметить удивление, мелькнувшее на его лице. Наде стало неловко, она почувствовала, что щеки ее запылали. Она поняла, что ей не следовало приносить билет. «Говорили девчонки, а я, дура, не послушала», – мысленно ругала себя Надя.

– Это… это вам наши девочки прислали, – сказала она, как бы оправдываясь. – Придете?

– Наверно, приду. Отпрошусь. У нас ведь дисциплина знаете какая строгая?

– Знаю. Военная.

– Думаю, что отпустят. На такие вечера отпускают, а особенно если есть билет.

– Конечно, должны отпустить!

– Надя, вы говорите – билет ваши девочки прислали… А кто? Можно узнать?

– Ну, это совсем необязательно. Девочки, и все.

Надя попрощалась и ушла. Все еще ощущая неловкость, она решила рассказать о своем поступке подругам. Но пока дошла домой, передумала. «Отнесла – и отнесла. Теперь хочешь – говори, хочешь – не говори, ничего ведь не изменится», – решила она.

Ей представилось, как начнут поглядывать да перешептываться девчонки, когда она пойдет танцевать с Карциным. В том, что Карцин весь вечер будет танцевать только с ней, Надя нисколько не сомневалась. Так до самого вечера никто и не узнал, что Надя отнесла билет Володе Карцину.

Обычно на таких вечерах три подруги бывали вместе, но на этот раз их компания расстроилась. Наташа по поручению комсомольской организации дежурила в вестибюле, Надя как участница концерта была в соседней со сценой комнатке, вместе со всеми «артистами».

Оля заняла для подруг места «на случай» и пошла к Наташе в вестибюль. Наташа с красной повязкой на рукаве встречала гостей, провожала их в раздевалку и показывала, как пройти в клуб. Оле очень хотелось поговорить с Наташей, высказать свои замечания о том или другом госте, но в вестибюль то и дело входили приглашенные, и у Наташи для праздных разговоров не оставалось времени.

Стоять молча и бездействовать было не в характере Оли, особенно если рядом с ней кто-то занят делом. Вскоре она начала помогать подруге. Бойкая и находчивая, Оля сразу же вошла в роль дежурной. Если Наташа уводила гостей в раздевалку, Оля оставалась в вестибюле и, приветливо улыбаясь, встречала приходящих, а когда возвращалась Наташа, Оля провожала их в клуб.

Уже почти перед самым началом вечера пришли суворовцы – человек тридцать. В вестибюле была одна

Оля. Стараясь казаться приветливой хозяйкой, она торопливо пошла навстречу. Перед ней остановился лейтенант.

– Вы, наверно, дежурная? – спросил он и, по виду Оли поняв, что не ошибся, с шутливым оттенком отрапортовал: – Отличники Суворовского училища прибыли к вам на вечер! Просим любить и жаловать. В каком направлении прикажете нам идти?

– Пойдемте, я провожу.

По пути в раздевалку к Оле подошел Карцин, козырнул и поздоровался:

– Здравствуйте, Оля!

Не успела она ответить, как с ней уже здоровался второй, третий… Оля даже растерялась – лица ребят казались знакомыми, будто и видела их где-то, а где, никак не могла вспомнить.

– Не узнаёте? – спросил один из суворовцев. – А на катке? Помните, поезд устраивали?

Оля даже в ладоши хлопнула от удивления. Как она могла не узнать их? Ведь это те самые конькобежцы, с которыми так весело и жутко было носиться по звенящему льду. Человек пятьдесят, взявшись за ремни, бешено мчались на коньках, изо всех сил стараясь лететь, не задерживать других, не тормозить… Оля не раз каталась с ними. И вдруг – не узнала! Ну конечно, их нелегко узнать! В шерстяных конькобежных костюмах ребята выглядели совсем по-другому, чем сейчас – в шинелях и черных шапках.

– Узнала, узнала! Сначала не узнала, а сейчас узнала. Наверно, потому, что на вас одежда другая. Пойдемте в раздевалку, а потом провожу в клуб.

Едва суворовцы расселись в зале по местам, как занавес раздвинулся и на сцену вышел Батурин. Вечер отличников начался.

Места, оставленные Олей для подруг, никем не были заняты. Они пустовали и во время официальной части вечера и во время концерта. Оле временами становилось скучновато, потому что вокруг сидели незнакомые и ей не с кем было перекинуться словом.

После концерта в зале начали сдвигать скамьи и стулья, чтобы освободить место для игр и танцев. Оля пошла к Наташе в вестибюль. У двери она снова встретила суворовцев, по-хозяйски, как у себя дома, носивших скамьи.

– Оля, вы куда убегаете? – спросил Володя Карцин.

– Я не убегаю.

– Ну, уходите.

– А вам это так интересно?

– Очень.

– Если интересно – скажу. Иду проведать подругу, она дежурит в вестибюле.

– Возьмите и меня с собой.

– Зачем?

– Тоже хочу проведать вашу подругу.

– И меня– захватите за компанию, – попросил другой суворовец.

– А без меня вам вообще нельзя, – сказал третий, – от скуки заснете. Я веселить вас буду.

– Понятно! – ответила им сквозь смех Оля. – Хотите сбежать, чтоб не таскать скамейки. Правда?

Но суворовцы наперебой стали доказывать, что носить скамьи – любимое их занятие, что они могут заниматься такой физкультурой до самого утра. Оля сделала серьезное лицо:

– Ладно, на этот раз поверим. Пошли! Наташа увидит – испугается.

– А мы ее постараемся успокоить. Будьте уверены– сумеем, – сказал кто-то.

Но у Наташи они так и не побывали. Когда вышли из клуба, Карцин спросил, нельзя ли пройти по училищу и осмотреть его. Оля ответила, что это не запрещается, можно обойти, если им интересно, хоть все пять этажей, но большинство комнат сейчас заперто и попасть в них нельзя.

– А вы проведите нас по этажам, – попросил Карцин. – Знаете, как нехорошо получится – придем домой, ребята начнут расспрашивать про ваше училище, а нам и сказать нечего: не знаем, не видели. А спрашивать обязательно будут.

– И первый вопрос – у кого лучше: у них или у нас, – подтвердил другой суворовец.

– Об этом, пожалуй, и не спросят, всем понятно, что ремесленному до нас далеко.

– Не хвалитесь, пожалуйста! – рассердилась Оля. – Это вам до нас далеко. Была я у вас в прошлом году, беспорядка сколько хотите.

– Вот и неправда! – возразил Карцин. – Где вы нашли беспорядок? А ну, скажите!

– Не стоит.

– Нет, из песни слова не выкидывают. Если начали, договаривайте до конца. Где у нас беспорядок? – настаивал Карцин.

– И скажу. В спальнях – вот где! У вас даже постели не все умеют заправлять. Да-да! Я сама видела.

– Так вы, наверно, у малышей были. Подрастут – научатся.

– Не знаю, когда они там подрастут и когда будут учиться, а знаю – кроме малышей, много и совсем взрослых. А им, пожалуй, не грех и шефствовать над малышами, как над братишками. У нас, например, в детском доме всегда так было. Не умеют чего-то младшие – старшие учат. И помогают. А у вас этого не заметно.

– Разве вы в детском доме были? – спросил Карцин.

– Да. Здесь же, в Чкалове, – ответила Оля. – Ну, пошли, нечего зря время терять.

Сначала обошли первый этаж, потом поднялись на второй, на третий. Оля заметила: чем выше они поднимались, тем меньше становилось ее экскурсантов. На пятый этаж поднялись только Оля и Карцин. Они пошли по коридору.

– Здесь у нас классные комнаты, – рассказывала Оля, – они все заперты, и смотреть, пожалуй, нечего. Пойдемте снова в клуб. Там, наверно, уже игры начались.

– Пойдемте, – согласился Володя.

Каждый звук в длинном, высоком коридоре раздавался гулким эхом, и они невольно старались говорить тише. По одну сторону коридора тянулись одинаковые двери с выписанными на них номерами, по другую – белые окна, через которые были видны далекие огни города. И хоть они уже решили вернуться в клуб, уходить отсюда не хотелось. Оля подошла к ближайшему окну. За нею подошел к окну и Володя.

– Смотрите, Оля, наше Суворовское видно. Вон, видите? Красивое здание. Правда? Смотрите, сколько окон! И во всех огни! Правда, красиво?

– Ничего, – ответила Оля. – Но и в других домах так же. Вот там правее, видите? Это вокзал.

– Скажите, вам нравится в ремесленном?

Оля удивленно посмотрела на Володю. Ей захотелось было рассказать ему подробно, как здесь хорошо, каким родным ей стал этот дом. Но она сдержала свой порыв: ведь Карцина она знала мало – может, он и не поймет. Люди разные бывают, а среди суворовцев встречаются зазнайки. Это уж точно.

– Если бы не нравилось, – коротко ответила Оля, – я и дня бы здесь не жила.

– Вот и я так, – задумчиво сказал Карцин. – Мне год еще остался в Суворовском. Даже не верится, что придется уйти оттуда. И не хочется.

Оля вздохнула:

– А мне осталось учиться всего несколько месяцев. И тоже – фюить! Прощай, ремесленное номер три!

– А все-таки очень интересно, что человек так привыкает.

– Да, – согласилась Оля.

– Мне кажется, я никогда не забуду свое Суворовское…

– А я свое училище…

Больше об этом было нечего сказать, и они, каждый думая о своем, молча смотрели в окно на вспыхивающие и гаснущие огни города. Но то, что они высказали друг другу свое сокровенное чувство, сблизило их. Когда разговор снова возник, он был проще, непринужденнее, словно они давно знали друг друга. Говорили о товарищах, об учителях, о книгах, рассказывали интересные истории, которые случались с ними или с их друзьями. Так они простояли около часа. А когда спохватились, что пора идти в клуб, Володя спросил:

– Вы умеете танцевать?

Оля рассмеялась:

– Значит, не только у меня память короткая! Я не узнала вас, хотя вместе на катке катались, а вы со мной на льду вальсировали и вдруг спрашиваете, умею ли я танцевать!

Володя попытался оправдаться: он не забыл этот случай, но ведь танец на коньках – одно, а без коньков – другое. Выяснилось, что танцевать оба умеют, но не очень увлекаются танцами. Когда вошли в клуб, радиола играла вальс, и Володя пригласил Олю.

Тут-то Надя впервые за вечер и увидела Карцина.

В концерте она с большим успехом читала «Свадьбу» – отрывок из поэмы Твардовского «Страна Муравия». Ей долго аплодировали и несколько раз вызывали на сцену.

Зрительный зал был погружен в темноту, и со сцены было невозможно рассмотреть лица дальше первого ряда. Надя волновалась: пришел ли Карцин? В антракте, смотря сквозь дырочку в занавесе, она увидела среди зрителей много незнакомых суворовцев, но отыскать Карцина ей не удалось.

После концерта Надя вышла в зрительный зал. Ее то и дело останавливали знакомые ребята и девушки, жали руки, поздравляли, называли артисткой. А Васька Жабин сказал:

– Наденька, вы декламировали, как молодая богиня. Сегодня я от вас ни на шаг не отойду, весь вечер буду под музыку вертеться с вами. И знаете, почему? Потому что я, кажется, стал влюбленным!

Возбужденная успехом, Надя рассмеялась и ответила Жабину: как-нибудь в другой вечер она, пожалуй, потанцует с ним, но сегодня не может и скоро уйдет домой, потому что у нее болит нога, а с больной ногой – какие же танцы! Так, баловство одно.

Надя обошла весь зал, но Карцина не встретила и решила, что его, наверно, не отпустили. Ей немного взгрустнулось, она даже представила себе, что вот сейчас, когда здесь так весело, где-то в комнате Суворовского училища сидит Карцин. Перед ним раскрытая книга, но он не читает, а грустно смотрит в окно и о чем-то думает… Наде стало жаль его, и если бы было можно, она побежала бы в Суворовское, чтоб хоть немного утешить Володю. Но хорошее настроение постепенно вернулось, и Надя вместе со всеми стала играть, петь, вертеться под хрипловатые звуки радиолы. И вдруг она увидела Карцина. Он и Оля вошли в зал, о чем-то оживленно разговаривая, и начали танцевать.

«И как же я раньше его не увидела? – удивилась Надя. – Он, наверно, тоже искал-искал меня и не нашел.

Может, считает, что я спряталась? Правду говорит пословица: «Дурная голова ногам покоя не дает».

Надя была уверена, что Карцин обрадуется ей, и, едва закончился танец, подошла к Володе и Оле.

– Здравствуйте, Володя, сколько лет, сколько зим! – нарочито веселым тоном воскликнула она, протягивая руку Карцину.

– О, Надя! Здравствуйте! Вы знаете, я прямо-таки руки себе отбил, когда вам хлопал. Здорово у вас получается. Как у артистки, даже еще лучше.

– Ну, что вы, разве можно сравнивать…

– А почему не сравнивать? Ведь правда!

– Не скромничай, Надя, – оказала Оля, – и не притворяйся, сама знаешь, что хорошо вышло.

– Никому так не хлопали, как вам. Так аплодировали, что можно было оглохнуть.

– Все говорят – хорошо да хорошо, а мне самой кажется, что слабо получилось. Можно было лучше прочитать, да не вышло: в одном месте я текст чуть не позабыла – ну, и растерялась. С тона сбилась, с темпа – одним словом. Чуть-чуть не провалилась.

– Все это неправда, – возразил Володя. – Я готов доказывать, готов спорить на что хотите…

– Не тратьте зря времени, ничего не докажете, – прервала его Оля. – Я Надю знаю – она же на похвалу набивается.

– Оля! Ты просто обижаешь меня!

– Я?! Тебя?! Никогда! Не сердись, я же пошутила.

Оля бросилась к подруге и крепко обняла ее.

Снова заиграла радиола. Надя так была уверена, что Карцин пригласит ее, что при первых звуках вальса даже сделала чуть заметное движение к нему, но Володя протянул руку Оле, повел ее в круг и издали приветливо кивнул Наде головой.

Надя осталась одна.