Текст книги "Год Мамонта"
Автор книги: Владимир Романовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 45 страниц)
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ. РАСПАД ТРИУМВИРАТА
Только два помещения во всем замке были меблированы современно и уютно. Во всех остальных царил исторический, пропахший пылью и затхлостью полумрак и висела паутина.
Гостиная и спальня находились на третьем от земли уровне. Пленниц обслуживали повар и служанка, оба артанского происхождения, не понимающие ни по-ниверийски, ни по-славски. Последнее выяснилось, когда Фрика попыталась заговорить со служанкой на этом языке. Служанка, незлая пожилая женщина, улыбнулась добродушно и сказала по-ниверийски, «Нэ панымайу», а затем прибавила что-то вполне доброжелательное по-артански.
Пищу подавали очень простую – гречка, пшенка, баранина, курятина – но очень лихо сдобренную специями. Мать и дочь спали в одной кровати – другой не было. В туалетной, куда вела небольшая дверь из спальни, никто не убирал, поэтому Шила и Фрика условились выплескивать содержимое горшков в небольшое смотровое окно, в реку – окно, увы, было слишком узкое для побега. В гостиной и спальне окна были забраны решетками. Четверо охранников постоянно дежурили у единственного входа в эти «апартаменты». Хватило бы и двух, но расчет Фалкона был на то, что двое всегда смогут между собою договориться, а у четверых договоры (после того как, например, одного из них подкупили) займут не менее недели.
После ужина служанка подала горячую журбу и несколько атасов на блюде, качество которых оставляло желать лучшего. Фрика к ним даже не притронулась, но свою кружку журбы, как и Шила, выпила до дна – от острой пищи очень хотелось пить. Шила, морщась и ругаясь последними словами, съела один за другим все атасы. Еды ей здесь явно не хватало, и очень раздражало отсутствие вина. Служанка излишне суетилась, убирая со стола и подливая в кружки.
В проем открытой двери заглянул охранник с озабоченным лицом но, увидев Шилу, подмигнул ей. Фрика подняла брови. Что еще за подмигивания? Она посмотрела на дочь, у которой был такой невинный вид, что сомнений не осталось – пока она, Фрика, дремала в спальне, между этими двумя что-то произошло. Эка потаскуха у меня дочка, подумала Фрика. Ну я ей сегодня задам, когда все уйдут.
Она почувствовала легкое недомогание. Глаза слипались. Слишком много переживаний, и вообще, когда хочешь, чтобы кошмар кончился, стараешься больше спать. Так уж мы устроены.
– Я пойду вздремну, – сказала она и встала.
Ее качнуло. Выровнявшись, она ушла почти твердым шагом в спальню.
Охранник собрался было податься в гостиную, но был остановлен и отодвинут. Вместо него в гостиную вошел Фалкон. Служанка тотчас ринулась к нему. Некоторое время они говорили по-артански, а потом она вышла и прикрыла дверь, а Фалкон сел к столу напротив Шилы.
– А где же ваша матушка? – спросил он, не здороваясь.
– Ей захотелось прилечь, – сказала Шила.
– Хорошо, тогда я поговорю с вами. Так даже лучше. У вас ведь наверняка есть какие-то вопросы, на которые с предельной точностью могу ответить только я. Задавайте их.
Помолчали.
– Почему нас здесь держат? – спросила Шила.
– Это вопрос государственной важности, – сказал Фалкон тусклым голосом. – Вас оберегают от общественного возмущения. Я знаю, что ни ваша матушка, ни вы ни в чем не виновны. Но этого пока не знает наша публика, и нам в данный момент это выгодно. Народу всегда нужен кто-нибудь, на кого можно безнаказанно излить накопившуюся злобу. Легче всего ее изливать на отсутствующих. Как только ситуация нормализуется, мы сразу же восстановим доброе имя вашей матушки, и ваше тоже.
– Почему вы все время врете? – спросила Шила.
– Это одна из моих обязанностей, – серьезно объяснил Фалкон. – Я политик, а политики врут.
– Вы обманываете народ.
– Народ хочет, чтобы его обманывали. Если бы он хотел, чтобы ему говорили правду, ему бы не понадобились ни полиция, ни войско, ни государственные границы.
– Что вам от нас нужно?
– От кого – от нас?
– От меня и моей матери.
– От вас лично мне нужно очень немного. Я бы хотел, чтобы вы поменьше привлекали к себе внимание. От вашей матери мне нужно совсем другое.
– Что же?
– Она сама. На добровольных началах. Ей и вам предстоит долгая разлука, Шила. Почти год. Видите, как я с вами откровенен? А когда вы снова увидитесь, у вас, Шила, будет маленький брат.
У Шилы слегка помутнело в глазах. К горлу подступила тошнота. Не слова Фалкона были тут причиной.
– Это произойдет сегодня ночью, сейчас, – доверительно сказал Фалкон. – Как только вы уснете, Шила, здесь, в вашем кресле. Видите ли, Шила, все эти годы я любил вашу матушку.
– Это неправда, – сказала она, чувствуя, что язык заплетается. – Что-то было подмешано в журбу, да?
– Да. Ничего страшного. Простое зелье, вполне безопасное, действует, как снотворное, но крепче.
– Я не верю, что вы ее любили. Вам другое нужно, не так ли.
– Да, – честно сказал Фалкон. – Совсем другое. Я слишком далеко зашел, и у меня нет выхода. Мне нужен от нее сын.
Шила сделала усилие, фокусируясь на лице Фалкона.
– А если будет дочь?
– Нет, – сказал Фалкон. – Будет сын. Это единственно возможное логическое решение.
Шила почувствовала, что разум ее мутнеет, напряглась снова, и тряхнула головой. За последние три года выпито и попробовано было столько всякого, что тело выработало, если не имунитет, то временную защиту против разного толка субстанций, за счет общего притупления чувств.
– Логическое решение, – повторила она. – Что ж, признание за признание. Сейчас я вам открою свой секрет.
– Что же это за секрет? – спросил Фалкон ласково, как спрашивают невинного ребенка, у которого не может быть серьезных секретов.
– Я вас люблю, – сказала Шила.
Фалкон, редко выказывавший искреннее удивление, на этот раз действительно удивился.
– Давно? – осведомился он.
– Уже года два. Я не знаю, есть ли еще в мире второй такой мужчина. Я знаю все ваши недостатки, многие из которых заставляют… приводят в ужас… страну… – Шила попыталась сделать большие серьезные глаза, что всегда смешило художников и актеров из «Дикости Какой», но у нее ничего не вышло. – И тем не менее я вас люблю. Я хочу вас кое о чем попросить. Прежде чем вы пойдете в спальню к Фрике, поцелуйте меня. Один раз. Большего я не прошу. Но поцелуйте, как любовник целует любовницу. Не спешите. Сядьте рядом. Возьмите меня рукой за шею.
Помолчали.
Фалкон встал и обошел массивный стол. Шила была уже слишком слаба, чтобы самой передвинуть кресло, и Фалкон сделал это за нее, развернув ее кресло к себе вместе с нею. Он встал перед креслом на одно колено и привлек Шилу к себе. Губы их сошлись в поцелуе, и поцелуй получился долгим.
Рука Шилы скользнула в охотничий сапог и ухватила рукоять кинжала, украденного намедни у дурака-охранника, с которым для этой цели ей пришлось совокупиться, стоя в углу этой самой гостиной, пока Фрика дремала в спальне. Шила томно вытянула руку вперед, показывая Фалкону, что хочет его обнять, и, собрав воедино последние силы, всадила тонкое лезвие ему под лопатку.
Глаза Фалкона широко раскрылись.
Этого не может быть, подумал он.
Но это есть, подумал он.
Он вспомнил.
Он осознал, как слеп был все эти годы.
У Шилы только и хватило сил, чтобы оттолкнуть от себя дочерней рукой тело диктатора.
Сознание ее покинуло.
Неимоверным усилием воли и власти Фалкон заставил свое сознание, начавшее было уходить, вернуться и задержаться. Он лежал на полу, на правом боку. Он велел себе ухватиться за поручень кресла и подняться сперва на колени, затем на ноги. Он стиснул зубы и приказал сердцу биться ровнее. Властелин сердец, он владел также и своим сердцем. Лезвие кинжала вошло где-то рядом с этим самым органом, и рана была скорее всего смертельной, но пока что он был жив, и следовало ему, живому, действовать. Ибо плотская жизнь есть действие. Так, во всяком случае, ему подумалось.
Он почти ровным шагом прошел к двери и открыл ее. Холодный воздух ударил ему в лицо.
Я буду жить, решил он. Я начну сначала. Она не моя дочь. Это просто совпадение. Случайность. Это несерьезно.
Я потерпел неудачу. Надо сделать так, чтобы об этом никто не узнал.
Охранник почтительно склонился перед ним.
– Фокса ко мне, – хрипло сказал Фалкон.
Охранник бросился бежать по коридору.
Фокс, прибывший в Замок Оранжевых Листьев вместе с Фалконом, был недалеко и вскоре показался, с факелом в руке, в конце коридора.
– Фокс, – сказал Фалкон. – Я ранен, рана моя серьезна, но я буду жить. Я очень слаб сейчас. Кроме вас и меня, в этом замке не должно остаться ни одного живого человека. Вообще. Начните с повара и служанки. Потом четыре охранника. И наконец эти две.
Даже Фокса, всякого повидавшего и слышавшего за время службы у Фалкона, шокировало словосочетание «эти две».
– Через полгода я стану императором, – сказал Фалкон. – а вы станете моим наместником в Ниверии. С династией необходимо покончить. Это очень негуманно, и мне самому очень жаль, но другого выхода нет. Идите.
Фокс чуть помедлил, поклонился, и скрылся. Фалкон еще раз собрал всю свою силу воли, сконцентрировал ее на ране – на мясе и лимфовой жидкости – вокруг лезвия под лопаткой – и остановил кровотечение. Прижавшись к стене лбом, он заставил боль уняться и исчезнуть. Тело от этого утратило частично способность координироваться, и ему пришлось повозиться, направляя правую руку за спину и вверх. В конце концов пальцы легли на рукоять кинжала и сомкнулись на ней. Еще одно волевое усилие – и лезвие вышло из тела. Пальцы разжались, кинжал звякнул, упав на каменный пол. Кровотечение возобновилось было, но он снова заставил его остановиться.
* * *
Брант и Хок прошли через одну темную залу и оказались в следующей, такой же. Локтем Хок остановил Бранта. Брант посмотрел туда, куда направлен был взгляд Хока. Там был проем и, возможно, лестница, и в проеме мелькнул отсвет факела.
Поняв друг друга без слов, Хок и Брант почти бегом, но стараясь ступать тихо, переместились к проему. Из проема выскочил к ним охранник, и Хок, не задумываясь, всадил в него меч. Охранник рухнул на пол и остался недвижим.
– Его меч был в ножнах, – тихо сказал Брант.
– Это не потому, что он был великодушен, – так же тихо ответил Хок. – А потому, что дурак и растяпа.
Оба они круто обернулись – Хок чуть раньше – и Фокс, который ни дураком ни растяпой не был, не успел подойти достаточно близко, чтобы ударить одного из них в спину. Факел в его руке горел не слишком ярко, но Хок все равно улыбнулся промаху бывшего подчиненного.
– Вот кого не ждали, – сказал он. – Вот это сюрприз. Брант, идите пока наверх. Идите, идите. Самая большая опасность – вот она, перед нами. У меня здесь кое-какие счеты, и свидетели мне не нужны.
Брант колебался.
– Совершенно неизвестно, – сказал Хок, – что в данный момент делает Фалкон с вашей любовницей.
Брант перестал колебаться и ринулся вверх по лестнице.
– Не вздумайте его убить! – крикнул Хок вдогонку. – У меня к нему дело есть!
– Куда это он? – осведомился Фокс. – А ну стой!
– Ему нужно отлучиться ненадолго, – сказал Хок. – Но вы не волнуйтесь, уважаемый Петич по кличке Фокс из лиги спятивших драконоборцев. Я его охотно заменю, тем более что вам давно уже хочется свести со мною счеты. Так давно, что даже странно, почему за все это время вы ни разу не попытались это сделать. Очевидно, были очень заняты продвижением по службе.
– Хорошо, – сказал Фокс. – Раз вам хочется, чтобы я сделал это прямо сейчас – извольте.
– Сестренка ваша лучше вас, – сказал Хок. – Она вас просто боится, иначе бы объяснила вам, какой вы мерзкий ханжа. Вас никто и ничто не интересует, помимо…
– Меня интересует месть, Хок, – сказал Фокс.
– Какая еще месть, – возмутился Хок. – Месть – значит страсть, безумие, злоба. А у вас – только мелкая личная выгода.
– Вы – злобный убийца, – сказал Фокс. – Не вам рассуждать о личных выгодах.
– Да, но ведь и вы тоже убийца, да еще и хладнокровный, – ответил Хок. – Впрочем, давайте не будем философствовать, – и он многозначительно поводил мечом из стороны в сторону, а затем опустил его, приняв абсолютно спокойную, совершенно не боевую, расслабленную позу.
– Вы правы.
Фокс тут же сделал выпад, и Хок отступил на шаг.
– Не машите так факелом, – сказал он. – Коптит. Носоглотку дразнит.
Клинки скрестились со скрежетом, сыпанув искрами. Давно Хок не имел дело с рукой, равной его руке. Противники знали силу и умение друг друга, они были одной школы и одной компании. Каждый осторожничал, зная, что любое неверное движение означает верную смерть. Они почти синхронно начали двигаться к центру залы, одновременно меняя положение, поднимая и опуская мечи, и делая пробные выпады. Оба подумали, не бросить ли факел, не исчезнуть ли в темноте, не зайти ли противнику с тыла, и оба одновременно отказались от этой идеи, полагаясь больше на навыки, чем на удачу. Но Фокс, у которого были срочные дела, перешел в наступление первым и даже начал теснить Хока к стене и смотровому окну. Хок спокойно оборонялся, хотя напряжение начало уже сказываться – по лбу покатились капли свежего пота.
До стены было футов пять-шесть. Неожиданно Фокс сделал обманное движение и, повернувшись, рубанул сверху вниз, и Хок лишился бы руки, если бы вовремя не отдернул ее назад, поймав своим клинком клинок Фокса. По инерции Фокс подался вперед, и Хок с удовольствием сделал шаг и ударил противника лбом в ухо.
Не выпуская меч и факел, Фокс упал на бок и на спину и перекатился, сразу вскочив на ноги. В голове шумело.
– Как неосторожно с вашей стороны, – сказал Хок, стоя с опущенным мечом в легендарной своей расслабленной позе.
В этот момент луч молодой луны, проникавший через смотровое окно, осветил его справа, а он и не заметил. Фокс отбросил факел и меч далеко в разные стороны. Поняв, что к чему, Хок тоже швырнул и источник света, и оружие, но луч, предательски осветивший его, дал Фоксу понять, в каком именно направлении метнулся Хок, а сам Фокс был Хоку невидим. Он успел, Хок, выхватить кинжал, но не успел сориентироваться на слух. Фокс прыгнул на него с боку, и его кинжал вошел Хоку в шею.
Оба они упали на пол и несколько мгновений лежали неподвижно. Затем Фокс встал и перевел дыхание. Ни царапины. Он отошел на несколько шагов и поднял факел. Хок лежал бездыханный у стены. Фокс поднял меч и хотел было бежать обратно к лестнице, когда услышал резкий скрип где-то в нижнем уровне, а за скрипом грохот и лязг. Он кинулся к смотровому окну, оценил обстановку, и поспешил в соседнюю залу, чтобы снять со стены арбалет.
* * *
Брант взлетел по лестнице на третий уровень, выскочил в какой-то коридор, вступил в схватку с двумя охранниками, которые отчаянно сражались, проявляя доблесть, но не могли противостоять его спешному натиску и упали, почти одновременно – один раненый, другой оглушенный. Третий охранник, встретившийся Бранту через пятьдесят шагов, сам бросил меч и попросил его не убивать.
– Где Фрика? – спросил Брант. – Где Шила? Быстро!
– Не знаю! – крикнул охранник. – Честно! Не знаю!
Брант бросил меч, дал охраннику в морду (и тот упал без сознания), поднял меч, и побежал дальше по коридору. Показалась какая-то дверь, несерьезная, новой конструкции, и он выбил засов ногой, не теряя времени на выяснения, заперта она или нет. За дверью оказалась небольшая комната, вроде кельи, с кроватью без балдахина, населенная полнотелой служанкой.
– Где Фрика и Шила? – спросил Брант.
– Чтоб ты сгорел, ниверийская грязная свинья, – сказали ему невинным голосом по-артански. Не знай Брант артанского, он бы подумал, что перед ним извиняются за незнание и очень ему, Бранту, сочувствуют.
– Старая жирная ведьма! – рявкнул он по-артански. – Где женщины?
От неожиданности артанка села на кровать. Интонация и произношение Бранта в точности совпадали с интонацией и произношением жестокого артанского князя, у которого она в молодости служила и которой ее истязал.
– В третий раз я тебя спрашивать не буду, – сказал Брант, – а буду расчленять палец за пальцем, сосок за соском. Отвечай, тыква жирная!
Угроза совпадала дословно с любимой угрозой князя.
– Они там, – сказала женщина, пальцем показывая направление.
– Замри! – услышал Брант артаноговорящий голос сзади.
Бросив факел и меч, Брант присел, упал, перекатился, услышал треньканье тетивы, и вскочил, оказавшись лицом к лицу с отдающим приказы незнакомым людям артанским поваром. Лицо повара освещено было снизу факелом и сбоку свечой, что вовсе не придавало ему, лицу, дополнительного шарма, а изначальный шарм и вовсе отсутствовал, и Брант ударил это лицо кулаком, подумав, что это лучшее, что можно такому лицу пожелать.
Повар упал. Брант повернулся к служанке, поднял меч, затем поднял и факел, и прорычал:
– Ключ давай от этой комнаты! Быстро, квашня прокисшая!
Ключ нашелся быстро и был подан Бранту с таким почтением, как будто Брант – очень уважаемый всеми, и владелице ключа уже несколько лет об этом известно, и пусть он смилостивится над рабой своей покорной.
Брант осмотрел поврежденный засов, вышел, закрыл дверь, и запер ее на два оборота. Снова подобрав меч, он проследовал в направлении, которое эта артанская негодяйка определила как «там».
В дальнем углу зала из-под двери сочился свет. Брант кинулся к свету. Дверь была заперта. Он бросил меч и факел и попытался ее высадить, но у него не получилось. Тогда он просто повернул медную ручку и, к его удивлению, дверь открылась.
Горели свечи. В кресле у стола спала – или нет? – Шила. Брант, забыв про меч и факел, кинулся к ней. Она дышала. Он потряс ее, но это ее не разбудило. Он хлопнул ее по щеке, но она даже не заворчала.
Следующая дверь также оказалась незапертой. Фрика лежала, зарыв глаза, на кровати, поверх покрывала, но ничего мирного в ее сне не было – а было какое-то оцепенение. Она была полностью одета. Брант схватил ее за руку. Рука была не теплая, не холодная, не живая, не мертвая. Он приблизил ухо к ее лицу. Она дышала – не порывисто, но и не спокойно. Некоторое время Брант смотрел не нее с нежностью и отчаянием, и вдруг ему стало очень стыдно и неприятно – как он мог! Она любит того, кого она любит. Точка.
Ему было совершенно ясно, что он должен делать. Он взял ее под мышки, поднял, присел, и, повернув легкое ее тело, положил его себе на плечо. Выйдя из спальни в гостиную, он посмотрел на Шилу в кресле. Дура болтливая, подумал он без всякой злобы. Он подошел к креслу, присел, пригнулся, и, взяв левой рукой Шилу за ворот, потащил ее на себя. Тело ее упало ему на плечо. Некоторое время он водил плечом и торсом и, ухватив рукой охотничьи штаны, передвинул ее так, что она повисла у него на плече, сложившись вдвое, как Фрика. Теперь на каждом плече у него было по женщине. Брант с усилием поднялся и тут же осознал свою ошибку. Фрика была на полторы головы выше Шилы, но Шила, несмотря на худые лицо, шею, и запястья, была тяжелее и неудобнее благодаря своему обширному пухлому заду, ляжкам, толстым икрам, и грудям. Надо было Фрику на левое плечо, а Шилу на правое, подумал он. Перекладывать их теперь – терять время и силы.
Брант зашагал к выходу. В следующей зале он обнаружил свой меч и чудом не погасший еще факел. Присев на корточки (длинные ноги Фрики уперлись в пол и она начала съезжать с плеча), он схватил факел левой рукой и поймал Фрику правой, рискуя уронить Шилу но не очень об этом риске сожалея, ибо Фрика была ему дороже, и поднялся, теряя равновесие, отступая, обретая равновесие снова, и делая шаг вперед.
Если бы возле замка, или в самом замке, были бы лошади, он услышал бы их храп или ржание и запомнил бы. Лошадей в округе не было. Значит, Фокс, например, прибыл сюда либо пешком (сомнительно), либо на лодке (вероятно). Брант не видел сторону замка, обращенную к реке, но подумал, что, возможно, там есть вход. Фокс, и вообще все фалконовцы, любят тайну, а каждый раз греметь цепями подъемного моста – какая там тайна! Должны быть вход и лодка.
Он свернул в какой-то проем, прошел в залу без окон, зато с крысами, потом обнаружил загибающийся коридор, потом еще один, а лестница все не попадалась. Он давно потерял все ориентиры, твердо и не очень быстро шагая с женщинами на плечах, попеременно прижимая то жопу Шилы к левому уху, то жопу Фрики к правому, пытаясь менять центр тяжести, давая мускулам отдохнуть. Наконец встретилась ему лестница, но он понял, что она слишком узка для него и его ноши. Следующую лестницу он обнаружил через сто шагов и еще раз обругал про себя автора или авторов этой постройки – как все глупо и нелепо запутано!
Он спустился на один уровень, и тут лестница кончилась! Ну кто же так строит! Ведь это же издевательство! Ведь это же никуда, вообще-то, не годится! Когда строишь, следует всегда рассчитывать, что, спустя некоторое время, ну, скажем, два-три столетия, одному из твоих коллег-зодчих придется тащить двух бессознательных баб на плечах, с третьего уровня на первый, и не путать его, злого и усталого, да еще и в отчаянии, несостоятельной планировкой! Чтобы лестница была там, где она нужна, и чтобы она была достаточно широка, и чтобы соединяла все уровни сразу, и вела к выходу! Бараны.
Плечи ныли, спина болела, ноги едва слушались. Наконец показалась еще одна лестница. Брант подумал, что он изначально все сделал правильно. Неизвестно, кто еще тут есть, в этом замке, и, оставь он Шилу наверху, потом он искал бы путь обратно весь остаток ночи, а вдруг тут человек сто охраны, затаились?!
Первый уровень оказался не совсем первым – а первым с половиной, судя по длине лестницы. Брант огляделся, поворачиваясь всем торсом. Ноги Шилы, короткие, и ноги Фрики, длинные, болтались как попало. Он был в огромной зале. Наличествовало смотровое окно. Приблизившись, Брант разглядел справа от окна огромный виндласс и массивные ворота, которые были не собственно ворота, но подъемный мост. Нужно было разворачиваться и идти назад, ища путь к задней стене замка, двери в ней, и лодке, но Брант больше не мог. Он бросил факел, присел на корточки, упал на колени, придержал женщин под мышки, потом схватил обеих за волосы и опустил на спины медленно, чтобы они не ударились затылками о каменный пол. Сам он лег между ними на живот и несколько мгновений пролежал неподвижно.
Он встал, поднял факел, и оглядел виндласс, его огромные дубовые ухваты и поручни, и попробовал канаты. Судя по состоянию канатов, мост опускали последний раз не больше пяти лет назад. А цепи не меняли очень давно.
Он поразглядывал путаное, ненужно сложное, дрянное устройство, прикинул, как все работает, и несколькими ударами сапога выбил дубовые задвижки. Ничего не произошло. Он ухватился за один из поручней виндласса и попробовал его повернуть. Виндласс и не думал поворачиваться. Брант отошел, разбежался, прыгнул, и пнул виндласс ногой. Что-то где-то скрипнуло. Он снова взялся за поручень, и на этот раз виндласс повернулся, и некоторое количество канатов, соединяющих верх моста с виндлассом, ослабло и провисло. И опять ничего не случилось.
Тогда Брант забрался на виндласс, сверзился с него, забрался еще раз, осторожно балансируя на деревянной, канатом обмотанной катушке, и схватил одну из массивных цепей. Он дернул ее, потом со злостью рванул несколько раз подряд, и неожиданно понял, что поверхность катушки уходит у него из-под ног. Он крутанулся на месте и прыгнул вперед и вниз, и приземлился, подвернув себе ногу и чуть не наступив Фрике на лицо, упал, и посмотрел вверх. Не удерживаемый более свободно вращающимся виндлассом, мост падал вперед, перекрывая ров. Рухнул он с таким грохотом, что в радиусе двух верст проснулись все звери и птицы, а водись тут и в самом деле драконы, они бы в дикой панике летели, сломя чешуйчатые свои головы, прочь от этого места, решив, что проснулось самое страшное, самое древнее чудовище, от которого и придет им самый страшный, самый неотвратимый драконий пиздец.
Падение моста впечатлило все живое и сознательное во всей округе и замке. Единственный человек, на которого оно не произвело никакого впечатления, был Нико, стоявший рядом. Он просто отметил про себя – мост опустили.
Брант вступил на мост, неся на руках недвижную Фрику. Быстро перейдя ров, он положил ее на траву рядом с арбалетами.
– Нико, – сказал он.
– Ну?
– Подгоняй карету. Быстро.
– Куда?
– Сюда.
– Ага. А где мы ее оставили, не помнишь? Впрочем, я найду. Я умею ориентироваться по звездам.
Брант поймал его за плечо.
– Вон там, – сказал он, показывая пальцем.
Нико побежал, прихрамывая и поминутно хватаясь за похмельную свою голову. Брант вернулся по мосту в замок.
Еще раз убедившись, что дочь тяжелее и неудобнее матери, он поднял ее и закинул на плечо. Охотничий сапог упал на пол, но Брант не стал его подбирать. Он снова перешел мост и опустил Шилу на траву рядом с Фрикой, не очень заботясь о сохранности ее кожного покрова.
Можно было идти обратно в замок и искать Хока, и помогать ему искать Фалкона. У Хока было достаточно времени закончить свои дела с Фоксом. Но Брант боялся оставить Фрику без защиты. Можно было подождать Нико и отправить его с Фрикой и Шилой в стан, к мерзавцу Зигварду, а уж потом идти помогать Хоку. Еще можно было упасть на траву и полежать немного. Брант распрямился и повернулся к замку.
Стрела попала ему в живот. Заваливаясь на бок, он успел заметить одинокую фигуру, освещенную луной, на карнизе, на втором уровне, и подумать, как все-таки недальновидны были те, что строили этот сарай – ведь тот, кто захочет этот замок завоевать, наверняка подойдет со стороны моста, а смотровые окна расположены под таким диким углом, что в сторону моста никак не взять прицел, вот и пришлось Фоксу – а ведь это Фокс! собственной персоной! не знаю, почему, но я уверен, что это именно он – вылезать на карниз.
Боль ударила в мозг и разбежалась по телу, а потом вернулась к животу. В падении Брант разглядел положение лежащего в траве арбалета и упал рядом. Фокс наверняка заметил, что объект в сознании, и снова заряжал теперь арбалет – на это нужно время. Но и Бранту нужно было время на то же самое, а сознание мутнело. Он никак не мог поймать крюком тетиву. И стрела не вкладывалась. Он зарычал и заскрежетал зубами от утонченной боли, злости, и отчаяния, и тут стрела вошла в паз. Он задел рукой черенок, торчащий у него из живота, и боль смешалась с криком и отчаянием, и эта адская смесь рывком подняла его на колени. Брант приложился и спустил курок.
Он промахнулся.
Стрела лишь слегка задела цель, расцарапала цели бок, но цель на мгновение пришла в замешательство. Она, цель, не выронила заряженный уже арбалет, не вскрикнула, не повернула головы, но переменила положение ног, и один из камней карниза, стукнув два раза по стене и один раз по груде камней рядом с мостом, предназначенных для дальнейшего укрепления идиотской этой постройки, упал в воду, противно булькнув. Цель качнулась, потеряла равновесие, оступилась, крутанулась на месте, не нашла левой ногой опору, отбросила арбалет (раз, два, три, четыре, бултых!), завертела руками и плечами, и спиной вперед отделилась от карниза, в горизонтальной позиции пролетела пятьдесят футов вниз, и упала, переломясь, на груду камней.
На несколько мгновений Брант потерял сознание, но оно снова включилось, подстегиваемое тревогой. Где эта кникическая сволочь, где карета?
Ждать пришлось вечность, но все-таки топот копыт и скрип колес донеслись наконец до слуха Бранта. Нико чуть не наехал на обеих женщин, но вовремя остановил лошадей, а может они сами остановились, увидев препятствие.
– Ну, теперь чего делать? – спросил он с энтузиазмом.
Лежа на боку, Брант поднял руку и сделал пригласительный жест. Нико спрыгнул с облучка.
– Я ранен, – сказал Брант.
– Куда? Кем?
– Заткнись, – сказал Брант. – Слушай меня внимательно, Нико. Один раз в жизни твоей дурной, сделай все, как тебя попросят, не отступая ни в одном пункте. Иначе я пошлю в Кникич письмо, и тебе там поставят мраморный памятник в виде неблагодарной свиньи, нос пятачком, хвост колечком.
– Я…
– Заткнись. Видишь, лежат две женщины? Перенеси их в карету. По одной. Потом подойди опять ко мне, и я скажу тебе, березе кникической, что делать дальше.
Брант прикрыл глаза. Через некоторое время Нико подошел и присел на корточки.
– Брант?
– Где женщины?
– В карете.
– Хвалю. Пятачок отменяется, хвост колечком пока остается. Ты поедешь сейчас обратно в стан. Ты приведешь эту карету прямо к Зигварду. Ты сдашь ему этих женщин с рук на руки. Это его жена и дочь. Если он сразу же не пошлет за лекарем, беги за лекарем ты. Сам.
– А ты? Давай я тебя тоже перевезу.
– Нет, – сказал Брант. – Слушай, что тебе говорят, хрюмпель изогнутый. Я останусь здесь, мне нужно полежать. Отвези их к Зигварду, понял? Если ты где-нибудь остановишься, или потеряешься, обещаю тебе, что для таких, как ты, в аду существует специальное отделение, где целую вечность грешника окружают люди, непрерывно повторяющие «ты не драконоборец, а жопа, ты не нивериец, а обыкновенный артанец и слав, ты не воин, а просто баран глупый» и я лично на Страшном Суде буду просить, чтобы тебя, мухомора пятнистого, туда определили. Все. Езжай.
– А…
– Заткнись и езжай. Все!
Брант успокоился только когда услышал удаляющийся скрип колес и удары подков о глинистую почву. Только бы он карету на тропе не перевернул, подумал он. Только бы не перевернул.
Он выдрал стрелу у себя из пуза и, шипя и плюясь, задрав рубашку, придавил рану в несколько раз сложенным краем плаща.
Прекрасная ночь. Приятно умирать вот так, под звездами. Правда, очень раздражает этот дурацкий замок. Как, бишь, он называется? Замок Оранжевых Листьев. Надо же. Гадость какая. Бараны.
