Текст книги "Год Мамонта"
Автор книги: Владимир Романовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц)
– Были слухи, но я не верил.
– Теперь вы знаете причину. Кстати, вы не сообщили мне о том, как прошло дело с Колонией Бронти.
– Я был уверен, что вы заглянете туда, когда будете проезжать.
– Вы не ошиблись. Человек сорок выжило.
– А?
– Человек сорок…
– Не может быть.
– Сожалею, если вас это расстроило.
– Вот что значит доверять другим! А ведь я собирался сам быть там, руководить уничтожением мятежников и подлых заговорщиков!
– Кажется, даже Зодчий Гор выжил.
– Ну да? – Хок подумал, что, пожалуй, Гор был единственным в Колонии, кому следовало сохранить жизнь. – Он там сейчас?
– Нет. Отбыл в Висуа.
– Досадно. Может, обменять его на кого-нибудь из славских шпионов?
– Нет уверенности, что такие обмены будут продолжаться. Зигвард стал непредсказуем. Забава делает все, что он ей велит, а Кшиштоф не вмешивается.
– Птица и камень! Где же справедливость?
– Нету, – сказала Рита.
– А ведь Фалкону это может не понравиться.
– А вы всегда все ему докладываете?
– Ну да. А вы?
– Я женщина, имею право на секреты.
– Да. Ну-с, вы в Астафию?
– Да, как только мне сменят лошадей. Этот город я не люблю, у меня о нем неприятные воспоминания. А вы?
– Я тоже, но не сейчас. Мне нужно закончить несколько дел и поговорить с глазу на глаз с одним проходимцем по имени Брант.
– Брант? Хм. Что же это за проходимец?
– Да вот, видите ли, отменный негодяй, отменный. Я пришел – всего лишь – поговорить с одним студентом, который занимается подрывной деятельностью.
– Просто поговорить?
– Представьте себе.
– Как это гуманно с вашей стороны, Хок!
– Да, я не чужд проявлений гуманности.
– Ну-ну?
– Так вот, пришел я поговорить, а тут этот Брант сидит. Заметьте, мне до Бранта в этот момент нет никакого дела.
– Совсем нет?
– Нет. Совершенно. Я его не знаю и никогда раньше не видел.
– Бывает же.
– Да, действительно. Так вот, только я открываю, даже не открываю, а слегка приоткрываю рот…
– Чтобы обратиться к студенту?
– Именно. С предельной вежливостью, заметьте.
– Да, я заметила.
– Как вдруг, представьте, этот Брант, этот сопляк, к которому у меня нет дела, опрокидывает на меня стол!
– Вы шутите!
– Нисколько, уверяю вас! Я падаю и опешиваю. То есть, лежу опешенный. Как правильно?
– Не знаю, но продолжайте.
– Лежу опешивший, а тем временем этот наглый Брант, этот щенок, этот беспутный негодяй, кричит моему студенту, чтобы тот убегал!
– Какая дикость!
– Да, именно так я тогда и подумал. Мои стражники, а у меня их с собой было целых два…
– Ах, так с вами все же были стражники?
– Милейшие люди, уверяю вас. Не то, чтобы там мухи или таракана, развратного студента не обидят.
– Да, любопытно.
– Мои стражники, вместо того, чтобы ловить студента, ловят этого Бранта!
– Глупо.
– Глупо, но ведь это Брант их запутал, это он виноват!
– Действительно, я не сообразила. Вы правы. Продолжайте.
– Так вот, кидаются они на него, а он выхватывает клинок, сражается, проявляя доблесть, и укладывает обоих.
– А что делаете в это время вы?
– А я лежу под столом.
– Делая попытки подняться, я надеюсь?
– Да, неимоверные, превозмогая адскую боль. У меня такой рубец на бедре от этого стола. Хотите покажу?
– Нет. Но продолжайте.
– Он их уложил, я встаю и хочу преподнести ему урок вежливости. Сопляку. Мальчишке. Проходимцу.
– Как благородно с вашей стороны!
– Да. А он – убегает!
– Какая неблагодарность! Какое неуважение к старшим.
– Через окно. Еще и окно разбил.
– Надо его выпороть.
– Вот поэтому-то я и остаюсь. Я не могу так это оставить. Найду и выпорю. И только после этого прибуду пред очи Фалкона, который меня заждался.
– Я совершенно с вами согласна, Хок. Мальчишку необходимо выпороть. Сколько ему лет?
– Лет двадцать пять, двадцать шесть.
– Не такой уж мальчишка.
– Да. Но ведет себя беспутно и развязно. Вообще молодежь нынче пошла – все им должны. Наглецы.
– Ох, не говорите, Хок. Такие все обманщики и звери!
– Да. Ну, что ж, до свидания, прекрасная Рита! Почти двадцать лет знаю я вас, а вы все такая же.
– Не льстите мне, Хок, я ведь и влюбиться в вас могу, и вам тогда не сдобровать.
– Да? Ну тогда не надо. Ну, до свидания.
– До свидания.
* * *
Перед самым трактиром Брант расправил на себе одежду, вытер пот со лба, кое-как разгладил волосы, поправил перевязь, и вошел внутрь как ни в чем не бывало. Пройдя к себе наверх и тщательно заперев дверь, он вынул из ножен меч и обтер клинок простыней. Внимательно исследовав себя в зеркале (во всех жилых помещениях были зеркала), он обнаружил всего лишь несколько мелких царапин и синяков. Ничего страшного. Правда, левое колено и бедро болели от удара об раму.
Трусом он себя никогда не считал. Что-то было в том жилистом, с приплюснутым носом и слегка оттопыренным ухом, человеке, что-то мистическое, против чего нельзя сражаться. Невозможно. Что?
Хорошо бы было убраться из города прямо сейчас, или, еще лучше, как только наступят сумерки. Но у Нико были те самые четыре или пять золотых, и Брант не рассчитывал увидеть своего спутника раньше полуночи.
Нико явился только к пяти утра, пьяный вдрызг, в рваной одежде, с синяком под глазом, глупо улыбающийся.
– Расскажу – не поверишь, – сказал он и уснул.
Брант поймал его, когда он падал лицом вперед, дотащил до кровати, уложил и накрыл простыней.
К полудню они проснулись и спустились в ванную залу. Нико стонал и шипел. Все тело у него было в синяках и царапинах.
– Какие однако сволочи живут в этом городе, – сказал он, развалясь в лохани и прихлебывая из кружки горячую журбу. – Пришли мы к ней домой, помиловались там, потом поеблись, а она вдруг говорит – пойдем погуляем. Я не против, как всякий бывалый воин я люблю гулять. Приходим в одну таверну…
– Надо было заказать и домой нести, – сказал Брант, не очень вслушиваясь.
– Приходим в одну таверну…
– Правда, на вынос всегда хуже и дороже, чем ежели внутри.
– Приходим в одну таверну, а там такие ухари сидят, ждут. Сразу подошли. Впятером. Ну, троих я кое-как одолел, одного в окно вывалил, а пятый меня стулом достал. Мне где-то мгновения не хватило, всего-навсего, чтобы среагировать. Ну, я упал, так они как навалились. Я их ногами. Тут половой подбегает, я крутанулся, ногой ему в ребра, он вниз, я морду его принимаю на кулак. Оказалось, он мне помочь хотел. Потом этих выволокли, подходит хозяин, жмет мне руку, благодарит. И приносит кувшин вина, бесплатно. Куда баба моя девалась – не знаю. Подсаживаются ко мне двое, начинаем мы пить, потом следующий кувшин, и еще, а потом я плохо помню, чего было. Очухиваюсь – вот в таком виде. Стража ночная меня остановить хотела, я побежал, один за мной увязался, я за угол, он за мной, ну, я с ним разобрался. Выхода не было. Злой был. Возможно, убил. Не знаю.
– Слушай, Нико, – сказал Брант. – Нам весь сегодняшний день нужно просидеть в комнате. К окну не подходя. Тут за мной гоняется один. С охраной.
– Не бойся, – сказал Нико. – Если что, я его убью. Мне в этом городе больше нечего терять, за мной скоро все население гоняться будет.
– А как начнет смеркаться, – продолжал Брант, – мы с тобой наймем экипаж прямо до Астафии.
Сгорая от стыда, Брант пытался ходить по комнате, набрасывать эскизы зданий, спать. Ничего не получалось. Нико раздражал россказнями и заверениями, что лично он, Нико, никогда от опасности не бегал и не перед каким врагом ни разу не отступил.
Откуда мне знакома эта физиономия с приплюснутым носом, думал Брант. Где я ее видел. Почему так быстро решил бежать? В конце концов, есть ли опыт, нет ли опыта, эта свинья лежала на полу, придавленная столом, а я стоял рядом с мечом в руке. Это я уложил его на пол! Он с большим трудом поднялся! Ничего не стоило приставить ему меч к горлу, или оглушить, или даже связать! А я вместо этого кинулся, сломя голову… до сих пор передергивает… и сижу в этой клетке, боюсь на улицу нос показать.
Где я видел этого гада? И когда?
Неожиданно он вспомнил, где и когда.
Ах вот оно что, подумал он. Вот в чем дело, оказывается. Это просто детский ужас. Естественный и непобедимый.
Брант вынул меч из ножен и внимательно осмотрел клинок. Нико что-то спросил. Брант не расслышал и проигнорировал. Он вложил меч в ножны, надел дублет, повязался перевязью, накинул плащ, и представил себя выходящим из таверны. Он понял, что ничего не выйдет. Раздраженно сбросив плащ и сняв перевязь, он сел на кровать, уперся локтем в колено, и пристроил подбородок на сжатый кулак.
– Давай сыграем в парусники-и-галеры, – предложил Нико.
– Лучше в дочки-матери. На деньги.
– Можем в карты, если хочешь.
– Ладно. Сиди здесь, я спущусь за колодой.
Оказалось, Нико очень неплохо играет в триш, арчер, и сито, но совершенно не понимает игр, где нужно, в добавок к интуиции, морочить голову противнику.
За картами прошел день. Ужин был скромен. Брант расплатился с хозяином и, сопровождаемый Нико, вышел во влажный, душный кронинский вечер.
Они прошли спокойным шагом (в случае Нико, увы, спокойный шаг привлекал внимание) к зданию Университета. На углу ютились четыре экипажа. Два из них выглядели надежно и могли выдержать трехдневный переход. Неожиданно Брант прижался к стене и одной рукой остановил Нико.
– Тихо. Стань рядом со мной.
По противоположной стороне сквера перед Университетом двигалась знакомая фигура. Абсурд – на таком расстоянии невозможно определить, кто это, но Брант спинным мозгом чувствовал – кто. И вспомнились еще раз – черная повязка, закрывающая нижнюю часть лица, черный платок, повязанный вокруг головы, и видны только глаза и приплюснутый нос. И рука, всаживающая в рот тряпичный кляп. И все это – молча. А потом – мешок. А потом голос – тот самый, что звучал в студенческом кафе – «Вроде, никто не проснулся. Ну, гони».
Фигура скрылась. По лбу Бранта тек холодный пот.
С возницей договорились быстро. Полчаса спустя карета мирно катилась по Южной Дороге к Астафии, и с каждой верстой страх уменьшался, и когда четверо пеших разбойников под самое утро, на пятидесятой уже версте, попытались напасть на карету, Брант спокойным голосом сказал вознице:
– Останови. Мы их сейчас перебьем и поедем дальше.
Разбойники ссыпались со стен кареты, за которые держались, и скрылись в лесу.
На третий день утром, прямо по ходу показался шпиль Храма Доброго Сердца. Через четверть часа карета въехала в Астафию.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. В АСТАФИИ
Город не произвел большого впечатления на Бранта. Как оказалось, он многое помнил. На Нико, ровно ничего не знавшего о столице, хоть и уверявшего, что он много раз здесь бывал по секретным заданиям, впечатление вообще произвести было трудно, и еще труднее понять, произведено впечатление или нет. Храм Доброго Сердца, возле которого Брант остановился, чтобы поглазеть, Нико не оценил, сославшись на то, что религиозное его чувство наиболее всего тяготеет к древним языческим традициям Ниверии. Что это за традиции, Брант не знал, и Нико, похоже, тоже.
Они наняли одну комнату в таверне на узкой улице. Нико завалился спать, сказав, что прободрствовал все путешествие, охраняя Бранта, и теперь нуждается в кратком, восстанавливающем боевые силы, отдыхе.
Брант долго колебался, идти ли по адресу, данному ему Читой в Кронине, и в конце концов решился посетить «ярого бунтовщика», поскольку дурацкое знакомство в городе, где никого не знаешь, лучше, чем вовсе никакого. В ярость, или там яровитость, бунтовщика Брант не верил. Ярые бунтовщики не живут долго по одному и тому же адресу и вообще не проводят много времени на свободе.
Бунтовщика звали Фарж. Был он очень толстый, бородатый и волосатый, и жил в большом, просторном, светлом особняке в одном из самых фешенебельных районов города. Сточные канавы квартала были частично перекрыты сверху жестяными листами и каменными плитами. Некоторые из улиц были закрыты для подвод. Специально нанятые охранники стояли на углах и пропускали только частные экипажи. У особняка Фаржа стояло несколько двухколесных колесниц, явно выполненных под легендарные времена. Ездить в таких колесницах можно было только стоя. Брант вспомнил, что видел одну такую колесницу в Кронине. Очевидно, такая мода в среде богатой молодежи – судя по отделке, колесницы конструировались по специальным заказам и, возможно, стоили дороже кареты.
– Добрый день. Вы к кому? – спросил чисто и дорого одетый слуга.
– Мне нужно видеть некоего Фаржа, – сказал Брант, делая вид, что сверяется с записями.
– Это хозяин дома. Вы по поручению?
– Нет, я от себя лично, но адрес мне дал в Кронине некто Чита.
Слуга вдруг вгляделся в лицо Бранта.
– Вы из провинции? – спросил он.
– Да.
– Вы никогда раньше не жили в столице? Простите, что я задаю столько вопросов.
– Не прощу, – сказал Брант. – Иди докладывай.
В гостиной толпилось так много блистательно одетого народа, что Брант едва не рассмеялся. Бунтовщики. Повстанцы.
Его подвели к Фаржу. Было произнесено несколько общих фраз. Брант понял, что к нему относятся холодно, и не очень огорчился. Взяв с подноса, принесенного слугой, серебряный кубок, он пригубил вино и стал разглядывать женщин, среди которых было много привлекательных.
Средних лет мужчина, из тех, что любят вводить новичков в круг общения, подошел и спросил:
– Служите?
– Нет, – сказал Брант. – В данный момент ищу заказы.
– Какие заказы?
– На строительство.
Мужчина удивленно поднял брови.
– Вы не благородного происхождения?
– Не знаю.
– Как так – не знаете?
– Мне мало что известно о моем происхождении.
– Молодой человек, вы скорее всего ошиблись. Если вы не благородного происхождения, вам здесь не место.
– Простите, я не знал. Я сейчас уйду.
Бранту стало противно. В Колонии он был со всеми на равных, детство и юность провел, дергая Брун, побочную дочку княгини, за косы и за уши, и вообще – что это еще за сословные различия в общем деле?
– Извините, что так получилось, – сказал мужчина. – Насчет же строительства, попробуйте обратиться в Третий Биржевый, возле Кружевного Моста, там требуются люди.
– Мне незачем обращаться в Третий Биржевый. Я ученик Зодчего Гора.
Мужчина побледнел.
– Простите меня. Брант? Так вас зовут?
– Да.
– Простите. Оказывается, ошибся я. Что ж вы раньше не сказали! Меня зовут Хью, просто Хью. Вот мой адрес, приходите в любое время, – он протянул Бранту прямоугольник из толстой гладкой бумаги. – Пойдемте, я познакомлю вас с некоторыми людьми. Знакомство с ними будет вам полезно.
– Познакомьте меня вон с той дамой.
Хью посмотрел в направлении, которое ему одними глазами указал Брант.
– Не уверен, что это вам нужно.
– Это я решу сам.
– Будьте благоразумны. Некоторые знакомства опасны, особенно в столице.
– Я не собираюсь с ней спать.
Хью недоуменно хмыкнул, но не обиделся. Даже улыбнулся.
– Хорошо, пойдемте.
Даму звали экзотически – Аврора. Было ей лет двадцать восемь. Все в ней было сурово и надменно, от больших серых глаз, большого точеного носа, чуть искривленных от постоянной презрительной улыбки губ, до изящных рук в длинных, до предплечья, шелковых перчатках. Ступни, ноги, колени, бедра и жопа были у дамы наверняка не менее надменны, чем все остальное, но разглядеть их было нельзя – широкий кринолин до самого пола скрывал все, что можно было скрыть, и в этом тоже была доля надменности.
Окинув Бранта надменным взглядом, Аврора вежливо улыбнулась.
– Вы давно в Астафии? – осведомилась она равнодушно.
– Сегодня только прибыл.
– И как вам здесь? Нравится?
– Нет.
– Почему же? – тон все еще равнодушно-вежливый, но появился проблеск интереса в глазах. На тупого невежественного провинциала, чья деревня лучшее место на земле, Брант похож не был.
– Слишком вежливы люди и слишком помпезны здания, – сказал Брант. – Я бы предпочел, чтобы люди были помпезнее, а здания вежливее.
Провинциалом заинтересовались.
– А скажите, откуда именно вы прибыли? – спросили его.
– Из Колонии Бронти.
Некоторые лица окаменели, на остальных появилось подобие сдерживаемой улыбки. Черный юмор. Всем было известно, что после вторжения в Колонии живых не осталось. А он смел, этот провинциал.
В гостиной на невысоком подиуме выступал приглашенный комик. Ужимки его показались Бранту вульгарными, граничащими с пошлостью, но, очевидно, комик пользовался в столице популярностью, а полулегальность сегодняшнего его представления придавала его словам и жестам дополнительную пикантность.
– Говорят, – говорил комик грудным женским голосом, вызывая смех, – Великая Неприступница любит женщин. Это не так. Она любит только одну женщину. Правда, когда эта одна женщина хочет сесть, ей требуются сразу два стула, и возможно поэтому о ней иногда говорят во множественном числе.
В гостиной захохотали. Наверное, подумал Брант, имеется в виду какая-нибудь толстая любовница Неприступницы. Кто такая Неприступница, он знал еще в Колонии – сплетни из столицы, хоть и с запозданием, доходили к изгнанникам и смаковались в каждом доме.
– А то приезжал к нам сам Конунг Кшиштоф, – заговорил комик издевательским тенором. – Лет пять назад, посмотреть, чего у нас и как. Жить нас учил. Они ж, славы, загадочные, а движения славской души непредсказуемы совершенно. И склонны они к щедрости великой. Говорил он так, знаете ли, степенно, славской своей мудростию бравируя… – Комик заговорил баритоном со славским акцентом, – А надо вам, ниверийцы, знать, что мы вам помогать, а вы нам за то не шутить. Мы вас подкормить и подпоить, а вы тихо сидеть и понимать.
В гостиной захохотали.
– Ну, – сказал комик обычным голосом, – наш грозный но справедливый Фалкон прикинулся добродушным и гуманным, это вообще в нашем ниверийском характере – я вот смотрю сейчас на лица, все так гуманны, так добродушны, а мечи на перевезях просто так болтаются, для красоты.
В гостиной засмеялись.
Брант понял метод комика. Говоря крамольные якобы вещи, комик не забывал льстить аудитории. И, самое интересное – Фалкону тоже! Какая же это оппозиция, подумал Брант. Это же просто театр, видимость оппозиции, да еще, возможно, спонсированная сверху видимость. Будь здесь Фалкон, он ушел бы, надуваясь от гордости, польщенный.
– Добродушный Фалкон говорит, да, конунг, да, властитель славов наизагадочных, так именно мы и будем себя вести и поступать. Ты только пришли нам пожрать, а то ведь проголодаемся. А мы ведь страшные, когда голодные. Еще вдруг вспомним славное прошлое, нападем на кого-нибудь, может даже на вас, леса ваши подпалим, города скосим.
В гостиной смеялись люди, которым нравилось, что они страшные, когда голодные, и нравился понимающий и ценящий это Фалкон, и ужасно нравился этот дурак, славский конунг, который испугался и дал пожрать. И правильно испугался. Еще бы он не испугался.
Брант ошибался. Он только что прибыл в Астафию и еще не разбирался в ньюансах. Оппозиция действительно существовала, но собиралась вовсе не здесь.
К нему подошел средних лет представительный мужчина, щегольски одетый.
– Молодой человек, – сказал он тихо, – мне хотелось бы с вами поговорить. Перейдемте в соседнюю залу.
Брант огляделся и заметил Хью, который, с расстояния десяти шагов, смотрел на него и одобрительно кивал, поднимая кверху большой палец. Господина, стало быть, прислал Бранту именно он.
В соседней зале было прохладно. Все окна выходили на север.
– Меня зовут Бош, – сказал щеголь. – Я – представитель гильдии купцов. Я слышал, что вы…
– А как же вас сюда пускают?
Бош усмехнулся. – Посмели бы они меня не пустить. Так вот… Я слышал, что вы – ученик Зодчего Гора. Это правда?
– Да.
– Как поживает старина Гор?
– Не знаю, – сказал Брант. – Давно не виделись.
– Жаль. Ну да ладно. Вы прибыли в Астафию, чтобы сделать карьеру?
– Нет. То есть, еще не знаю. Нужно осмотреться.
– Вы осторожны. Это прекрасно. У меня есть к вам деловое предложение. Посетите меня завтра в моем особняке. На улице Плохих Мальчиков. Вот вам мой адрес.
Брант сунул визитку в карман не глядя.
– А что за предложение?
– Я мог бы вам дать шанс заявить о себе в этом городе. У вас будут еще предложения, но я подошел к вам первый, а это в гильдии много значит. Я уверен, что вам понравится мое предложение. Вы будете строить здание. У вас будет столько средств и столько рабочих рук, сколько вам понадобится, а здание будет находиться в самом центре города, на виду у всех.
– Центр города весь застроен.
– Это нас с вами не остановит. В центре есть здания, не представляющие собой исторической и художественной ценности. Снесем одно или два.
Лицо Бранта ровно ничего не выражало, но сердце молодого зодчего быстро забилось. Удача и успех. Строить, едва приехав в столицу, строить на виду! А в том, что здание будет великолепным и все его сразу заметят и оценят, Брант был уверен. В себе он нисколько не сомневался.
– Когда вам будет удобно? – спросил он.
– В полдень. Вас устроит?
– Да.
– Жду вас.
В гостиной крамольный певец сменил крамольного комика, но Бранту было неинтересно. Ни с кем не попрощавшись, он направился к выходу. У самой двери, где небольшая группа людей переговаривалась в полголоса, он почувствовал женскую руку в своей руке.
– По утрам я всегда дома, – очень тихо и очень внятно сказала Аврора. – С семи до полудня.
* * *
Нико тем временем пьянствовал в одном из окраинных кабаков, икая от плохого пива. Ночные грабители спали, дневные промышляли на улицах, и в кабаке было относительно безопасно. У редких посетителей были такие мутные глаза и такие безучастные лица, что даже Нико было понятно – здесь слушать его саги никто не будет. Хозяин кабака подливал Нико пива, клал сдачу на грязную стойку, и молчал.
слева к стойке подошла какая-то бабенка. Нико вгляделся, делая вид, что ему неинтересно. Баба была плотная, крепкая, чисто одетая. Блондинки седеют мягко, почти незаметно. Бабенка старая – совершенно точно старше тридцати, возможно все шестьдесят, кто их, старых, разберет. Но ничего, красивая.
Переговорив с трактирщиком, дав ему золотой и ничего не заказав, баба поймала на себе взгляд Нико и улыбнулась. Рослая. Со среднего мужчину ростом, а может и выше. Нико улыбнулся в ответ. Рослая бабенка подсела к нему. Это ничего, что она старая, подумал Нико. Если она меня полюбит, я совершу для нее какой-нибудь подвиг.
– Как дела? – спросила рослая бабенка.
– Лучше, – сказал Нико.
– А были хуже?
– Это как посмотреть, – сказал Нико, интригуя.
– Что же было?
– С войны я только что вернулся, – сказал Нико, горько усмехаясь.
– Какой войны? Войны сейчас нет.
С горечью покачал Нико головой. Пригубил пиво.
– Это-то и обидно, – сказал он. – Проливаешь кровь, рискуешь жизнью, и никто об этом не знает. Есть войны явные, напоказ, и есть войны тайные, вернувшись с которых воин не имеет даже права оплакать падших товарищей.
– Павших товарищей, – поправила рослая бабенка.
– Правильно, – сказал Нико. – И бьешься, бьешься с этой тайной сволочью, проявляя доблесть, а дома никто об этом не знает. Обычным воинам повезло – они сражаются за честь страны. А за безопасность сражаемся мы, воины тайные. Честь – вот она, флаги да гербы, везде висят. А безопасность невидима.
– Это точно, – сказала рослая бабенка, кладя ему руку на плечо. – Вот что, воин, понимаю я тебя очень хорошо, и готова я неблагодарность и невежество сограждан наших компенсировать щедро. Сейчас три часа пополудни, а вечером приходи ко мне, часов в восемь. Проведем с тобой время, парень. Согласен?
– Да, – сказал Нико искренне. – Ты меня поняла. Я это уважаю. – В глазах у него стояли слезы. – А можно я друга приведу?
– Сколько другу лет?
– Мы ровесники, – сказал Нико, не знавший, сколько лет Бранту.
– Недурен собой? Не хром? Не крив?
– Ничего. Смешливый.
– Хорошо, приходите вдвоем. Улицу Плохих Мальчиков знаешь?
* * *
– Да говорю тебе, Брант, нормальная баба. Пойдем, чего ты боишься?
– Я-то ничего не боюсь. Но я не люблю групповых утех, тем более таких, где мужчин двое, а женщина одна, тем более где один из мужчин – ты.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Нико. Не захочешь, так просто посидишь, посмотришь.
Брант насмешливо посмотрел на Нико.
– Хорошо, – сказал Нико, – в другой комнате посидишь, выпьешь.
– Ладно. Где, говоришь, она живет?
– На Улице Кривых Мальчиков.
– Нет такой улицы в этом городе.
– Должна быть.
– Может, Плохих Мальчиков?
– Может и плохих.
– Пойдем проверим?
– Давай.
Брант прицепил меч, накинул легкий летний плащ, и вдвоем они вышли на темную улицу.
По дороге им попался странный нищий, не говоривший на языке столицы. Он долго что-то пытался объяснить Бранту, идя с ним в ногу. Брант дал ему несколько медных монет.
– Наглец, – сказал Нико, когда нищий скрылся из виду. – Я его не ударил только из уважения к тебе. Дал тебе возможность постоять за себя. Ему повезло, что он на тебя не замахнулся.
Брант промолчал. Нищий говорил с ним по-артански.
По обе стороны Улицы Плохих Мальчиков стояли особняки.
– Который? – спросил Брант.
– Что – который?
– Дом? Который дом? Куда тебя пригласили?
– Она сказала – таборный притон.
Брант засмеялся.
– Что смешного?
– Таборный?
– Да.
– Притон?
– Да. Недалеко от угла.
– Которого? Их тут целых четыре. Только в этом квартале.
Улица Плохих Мальчиков состояла всего из двух кварталов, но Брант был уверен, что из затеи ничего не выйдет. Нико либо обманули, либо он вообще все это придумал сам. Нико молчал, рассматривая особняки.
– Наверное, вон там, – сказал он, указывая пальцем.
– С чего ты взял?
– Похоже на притон.
– Это если в философском смысле, – сказал Брант.
Дом принадлежал одному из членов Рядилища – Комиссионеру По Вопросам Культуры. Брант помнил этот дом.
Брант приглядывался к фасадам. Один из них привлек его внимание. Поддерживаемый известняковыми колоннами, над одной из парадных дверей белел карниз, отражая свет четырех масляных фонарей.
– Мраморный фронтон, – догадался Брант.
– А?
– Вон там она живет. Пошли.
– Я не уверен. Откуда ты знаешь?
– Обещаю. Не обещаю, что нас не попробуют там ограбить или убить, но даю слово, что твоя статная бабенка живет именно в этом особняке.
Они перешли улицу.
– Ну? – сказал Брант.
Нико пожал плечами, взялся за висячий молоток, и несколько раз стукнул в дверь.
* * *
Полежав в лохани с теплой водой, Рита облачилась в очень тонкое, филигранной отделки белье, причесалась, подушилась, с помощью служанки надела прозрачный пеньюар и, сев в кресло, наблюдала теперь за служанкой пока та сервировала стол, зажигала свечи в серебряных подсвечниках, поправляла цветы в вазах, и приоткрывала окна. На улице была безветренная теплая ночь.
В дверь постучали, не два раза, как принято было, но несколько.
– Иди открывай, – сказала Рита служанке. – Впустишь двух молодых людей, проведешь их сюда, а потом исчезнешь. До завтрашнего вечера ты мне не нужна.
Она приняла непринужденную позу. Нико вошел, демонстрируя полное равнодушие к роскошной обстановке. За долговязым Нико проследовал молодой человек среднего роста с длинными светлыми волосами, очень хорошо сложенный. Тени от свечей играли на стенах и лицах, но Рите показалось, что черты лица у друга Нико приятные.
– Познакомимся, – сказала Рита, не меняя позы. – Меня зовут Рита.
– А меня Нико, – весело сказал Нико. – А это вот мой друг Брант.
– Брант? – удивилась Рита.
Что ж, тем лучше. Впоследствии можно будет оказать Хоку услугу. Неплохо. Время от времени надо всем нужным людям оказывать услуги. Лучше спится.
– Угощайтесь, господа мои. Здесь все, включая хозяйку, в вашем полном распоряжении.
Нико хмыкнул и прошел к столу, нацеливаясь на кувшин с вином. Брант помолчал, помедлил, и шагнул вперед, в свет. Хозяйка сидела в полутени и показалась ему привлекательной.
У Риты в первый раз в жизни потемнело в глазах. Не сиди она в этот момент в кресле, пришлось бы ей опереться на что-нибудь, чтобы не упасть. Она сжала зубы и овладела собой. Взгляд ее был прикован к лицу Бранта. Брант даже слегка смутился, что не очень соответствовало его характеру, и наклонил голову вопросительно.
А Рита вспомнила, что на ней легкомысленный пеньюар поверх тонкого белья.
– Одну минуту, – сказала она.
Она резко поднялась. Ее качнуло, колени подгибались. Она овладела собой.
– Вам не помочь ли, госпожа моя? – спросил наблюдательный Брант, шагнув вперед.
– Нет, благодарю вас. Я сейчас вернусь.
Она быстро вышла в кабинет. Открыв один из шкафов, она схватила первое, что ей попалось под руку – тяжелый бархатный славский халат. Поспешно натянув его, она глубоко вздохнула. Потом еще раз. Приоткрыв дверь кабинета, она сказала:
– Брант, зайдите сюда, я хочу кое-что вам сказать. Нико, не стесняйтесь пока что, угощайтесь.
Нико не стеснялся. Он уже успел уронить две тарелки, одну с холодным мясом, другую с салатом, на пол, и разбить одну из кружек. Ничего страшного.
– Не опрокинь стол, – сказал Брант, раздумывая. В конце концов, никто ни к чему меня не принуждает, подумал он. Захочу – уйду.
Он вошел в кабинет.
Рита зажгла несколько свечей.
– Сядьте, – сказала она, указывая на кресло.
Халат, подумал Брант. Чего это она? Засмущалась. Он сел.
– Позвольте задать вам несколько необычных вопросов, – сказала Рита.
– Задавайте.
А он суровый, подумала Рита. Сухой и суровый. Это правильно, так оно и должно быть.
Сердце ее билось часто. Даже у очень испорченных и циничных женщин есть сердце.
– Вы никогда не жили в Артании?
На мгновение лицо Бранта выразило не удивление, но растерянность, показав Рите, что ее подозрение оправдывается.
– Нет, – ответил Брант спокойным голосом. – Точно – нет. По свету я много шлялся, но в Артанию не заезжал.
– Не лгите, – сказала Рита.
Снова растерянность. Чего хочет от меня эта баба?
– С чего вы взяли, что я лгу?
– Потому что я вас знаю. А вы меня нет. У вас шрам на правом плече, сзади, сразу под лопаткой.
Так, подумал Брант. Откуда она меня знает? Ну, в Колонии Бронти она могла быть проездом (если бы жила, я бы ее запомнил, такие лица не забываются), видела меня загорающим или купающимся в реке. Но – Артания? Кто здесь вообще может знать про Артанию? Это так давно было, я сам ничего не помню.
– Кто вы такая? – спросил он напрямик.
– Это не имеет значения. Шрам есть, не так ли?
– Есть, – сказал Брант мрачно.
– Очень хорошо. Так. Что же дальше? Что-то было дальше. – Рита собиралась с мыслями. – Ах, да. В данный момент ваша жизнь в опасности. Я сейчас отлучусь часа на два. Никуда не выходите из дома и не выпускайте вашего друга. Слышите? Из дома ни ногой.
– Ну вот еще! Зачем?
– Позже я вам все объясню. Идите к своему другу. Если хотите, к вам придут девушки, здесь есть хороший публичный дом неподалеку. Прислать?
– Нет, – сказал Брант. – В публичный дом я и сам могу пойти, зачем же вам трудиться.
– А друг ваш?
– Обойдется.
Рита вдруг наморщила нос и нервно рассмеялась. Брант улыбнулся.
