355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Романовский » Год Мамонта » Текст книги (страница 36)
Год Мамонта
  • Текст добавлен: 30 октября 2016, 23:37

Текст книги "Год Мамонта"


Автор книги: Владимир Романовский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ. НАКЛАДКА ВЫШЛА

Кроме Бука, всех участников заговора, включая осведомителей, Бука, арестовали, погрузили в армированные кареты и под конвоем отправили в Теплую Лагуну. Их нужно было поберечь до победного дня, когда войска мятежников будут разгромлены и в Астафию вернется законное правительство. Только тогда можно будет публично судить и казнить негодяев и подлых предателей, подготовивших и организовавших приход самозванца.

С Сейской Темницей разбираться было некогда – две трети заключенных просто застрелили, а трупы вывезли за город и спешно закопали, использовав для этой цели тот самый разведывательный отряд. Членов разведывательного отряда убили и закопали там же.

Наиболее ценные вещи вынесли из княжеского дворца и погрузили на обозы. Также на обозы погрузили всю библиотеку особняка Фалкона. Обозы отправились на юг.

Золотой запас изъяли и выкопали, и тоже увезли, но не в Теплую Лагуну, а куда-то по соседству, под строжайшим секретом.

После этого члены Рядилища, охрана, войско, и сам Фалкон покинули город.

Разгул и разгром начались сразу. Как гиены, почуявшие слабеющего зверя, как крысы, осознавшие, что сопротивления не будет, как волки, уловившие запах погасшего костра – криминалы открыто вышли на улицы.

Прохожих останавливали подряд, не стесняясь. В дома стучались, и если дверь не открывалась достаточно быстро, ее высаживали. Жен и дочерей насиловали при мужьях и отцах. В таверны заходили, заставляя кого попало подносить и готовить. Население, привыкшее к повседневному страху, теперь испытывало ужас, к которому не привыкают.

Тут же образовались банды, группировки, отряды и, путем смертоубийства и выявления былых заслуг, выдвинуты были лидеры, понимающие, что хаос должен быть так или иначе приостановлен, хотя бы постепенно. По здравому размышлению, самые горячие головы в течении нескольких дней должны были либо одуматься, либо погибнуть, о чем их и предупредили. Город поделили на зоны, и в каждой из них, прежде чем идти на дело, лихие люди обязаны были сообщать об этом лидеру зоны.

Имели место несколько попыток ограбить Храм Доброго Сердца. К счастью, попытки эти были несерьезны – не вера, но суеверие, останавливали большинство воров и быстро присоединившуюся к ним чернь.

У менее суеверного меньшинства были другие препятствия. Двери Храма, когда они запирались, можно было пробить только тараном. Окна первого уровня находились на слишком большой высоте, чтобы можно было через них незаметно проникнуть в Храм, а люди, творящие негодяйство, любят тайну и с опаской относятся к публичности. Попытки были сделаны, когда чернь пыталась стучаться в двери под видом нуждающихся в общении с Создателем прихожан. Двери отпирались, и на пороге возникала внушительная фигура Бранта с мрачным, бледным лицом и с мечом в руке. С холодной вежливостью Брант осведомлялся, по какому поводу явились в Храм визитеры. Он впускал их, когда они говорили, что им нужно помолиться о грехах, и снова запирал двери. Строгое полуосвещенное помещение и присутствие Бранта производило должное впечатление. Те, кто действительно пришел молиться – молились, остальные тоже молились, либо делали вид, и, выждав некоторое время из приличия, просили их выпустить. Один из визитеров, профессиональный вор, все-таки полез в служебные помещения в надежде найти либо религиозные атрибуты, одним из составных компонентов которых было золото, либо собственно сундук, содержащий казну Храма. Найдя какую-то боковую дверь и почему-то решив, что именно она и ведет к сундуку, он зажег свечу и начал спускаться по узкой лестнице в подземный уровень, как вдруг поскользнулся и рухнул в пролет, и очень больно упал на каменный пол, подвернув ногу и вывихнув руку. Преследуемый суеверным страхом, невразумительно крича и паникуя, он поспешил обратно и взвизгнул, найдя дверь запертой. Отчаиваясь, он замолотил в нее кулаками, ожидая неминуемой кары, скорой смерти, и вечных страданий в аду. Через несколько минут дверь открылась и Брант, ухватив негодника за шиворот, выволок его в коридор.

– Ой, спасибо, ой, родненький, выручил, ой, убереги меня! – кричал вор.

– Тише, – сказал Брант. – Это Храм, а не Форум, воплями здесь популярности не наживешь. Что ты там делал, внизу?

– Покарает меня Создатель! – заскулил жалобно вор. – Иду себе по лестнице, никого не трогаю, вдруг три ступеньки пропали! И я в эту дыру – хлоп, да об пол бах! Ой, пропал я, ой, погубил душу!

Брант заглянул. Все ступеньки, вроде, были на месте.

– Нет! – закричал вор. – Не ходите туда! Я молиться буду, прощение вымаливать!

– Хорошая мысль, – сказал Брант. – У меня есть для тебя одно дело.

– Нет, ни за что! Воровать больше никогда не буду, не просите, лучше убейте меня здесь, сразу!

– Никто тебя воровать не заставляет. А хочешь прощение заслужить – идем со мной. Тут человек умирает, ты нам нужен, чтобы его спасти, либо помолиться за упокой души.

Брант повел притихшего вора в кабинет Редо, куда ранее он с одного из верхних уровней приволок кровать и белье. Редо был в сознании, но двигаться не мог. Мальчишка и проститутка, сидя рядышком у кровати, молчали.

– Это еще кто? – слабо спросил Редо. – Уберите его, и так тошно. Вор небось какой-нибудь?

– Вам, Редо, изменяет ваше милосердие, – заметил Брант. – Все мы дети Создателя. Да не пищи ты так! – рявкнул он на скулящего вора. – Что у тебя с плечом?

– Вывернуто, господин мой, как есть вывернуто!

– Стой. Не двигайся. Не двигайся, тебе говорят!

Брант стащил с вора куртку и, игнорируя невразумительные протесты, разорвал ему рубаху на плече. Теплого белья под рубахой не оказалось.

– Как же ты не мерзнешь? – спросил Брант, осматривая плечо.

– Привыкшие мы, – сказал вор жалобно. – Ой!

– Не шевелись. Это просто вывих. Сейчас будет какое-то время больно, а потом пройдет. Не шевелись.

Взявшись за ключицу и предплечье вора, Брант резким движением вправил ему сустав. Вор дико завыл и заплакал.

– Не ной, – сказал Брант. – Посиди вон на стуле. Видишь третий стул, свободный? У кровати? Посиди. Я тебе сейчас выпить принесу.

Он ушел в кладовую.

– Я тоже вор, – сказал мальчик. – Ничего в этом плохого нет. Все говорят, что это плохо, а на самом деле это не так.

– Воровать нехорошо, – заметила проститутка.

– Не говори так, дитя, – сказал вор. – Ай, как болит, как болит… Не говори так. Не знаешь.

– Когда у тебя ничего нет, а у других есть, воровать справедливо, – сказал мальчишка.

– Это тем, кто ворует справедливо, – наставительно сказала проститутка, обнаруживая материнские инстинкты, – а тем, у кого ворует – как? Вот ответь, какого им? А?

– А у них еще есть. Я ж не все у них ворую, так, мелочь какую-нибудь.

– Не говори так, ой, не говори, – сказал вор. – Когда ты так говоришь, это очень плохо. Лучше уж молча воровать. Нет, воровать я больше не буду. Темнота, и трех ступенек как не бывало. Только что были, а потом – раз и нету.

– Потише нельзя ли? – спросил Редо. – Воровать нехорошо.

– Почему же? – спросил мальчик.

– Потому что нехорошо, – отрезал Редо. – Глупо, да и поймать могут. Не кричите вы так все, у меня в голове эхо.

Брант вернулся с кувшином браги и кружкой.

– Значит, так, – сказал он, наливая вору в кружку. – Сидишь вместе с ними, – он кивнул на мальчика и проститутку, – и молишься за спасение и выздоровление. Мне нужно кое-куда сходить. Если вернувшись я тебя здесь не найду, я тебя потом из-под земли достану и опять вывихну руку, которую только что вправил, а потом сверну шею и вправлять не буду. И зубы выбью, которые еще остались. Понял, мурло?

– Понял. А он умирает, да? – спросил вор, с опаской поглядывая на Редо.

Брант тоже посмотрел на Редо.

– Не знаю, – сказал он. – Я не лекарь. Лекари все сбежали. Ты! – обратился он к мальчишке. – Оставляю тебя здесь как главного. В Храм никого не пускать, и к дверям не подходить. Пойдем, запрешь за мною вход.

Они прошли через молельный зал к главным дверям.

– А обратно как? – спросил мальчишка, уяснив, какие засовы главного входа куда нужно поворачивать.

– Обратно есть другой вход, о котором знаю только я, – сказал Брант наставительно.

Дом на улице Плохих Мальчиков пытались взять штурмом только один раз, уяснили, что он очень хорошо охраняется, и, оставив раненых на произвол судьбы, больше не совались.

Брант открыл дверь своим ключом и очень удивился, найдя в гостиной Нико в окружении десяти воинов, молча лакающих вино.

– Вы – Брр… Брант? – спросил один из воинов, плеснув на стол.

– Все может быть, – сказал Брант, прикидывая возможные пути к отступлению. – А вы – не Брант?

– Я н… не Брант, – подтвердил воин серьезно.

– А зачем вы Нико связали? – спросил Брант.

– Он неу… неусидчив очень, – объяснил воин. – Вот ч… что, Брант. Нас прислала сюда ваша ммм… матушка. Сказала, что в… вы можете согласить… согласиться ехать с нами доб… добровольно, но ййй… если нет, мы вас насильно от… отвезем.

Он не был пьян, просто заикался.

– Куда это? – спросил Брант.

– К ней. В… войска продвигаются в юж… ном… напп… направлении. Это такой стратегический прием. Перр… перестаньте смотреть на окно. И дд… даже не дд… думайте убе… убегать! Сам Фалкон обеспокоен, он хочет в… вас видеть, вас в… везде искали перед отъездом из города. Уд… удивительное дд… дело – конспирр… раторов находят в считанные часы, а л… лояльный человек к… к… как в в… оду канул. Где это вы б… были все это время?

– В следующий раз я вас обязательно оповещу, – сказал Брант. – Оставьте ваше имя и адрес.

– В… в… нн… – сказал воин.

– Легко вам говорить! – заметил Брант.

Некоторое время воин смотрел на него, нахмурясь.

– Ну что ж, п… пойдем, господа мои, ч… что ли? – сказал он.

– Я бы оказал сопротивление… – сказал Нико.

– Хват… хватит болтать.

– Я бы…

– Я ск… сказал – хватит!

– Я бы оказал сопротивление, но я очень пьян, – высказался Нико. – Когда я протрезвею, я окажу сопротивление.

– Д… да, непременно окажите, – одобрил воин. – Я напп… напомню.

Профессионалы, подумал Брант. Матушкины друзья и соратники. Десять человек.

– Там на улице два трупа лежат, – сказал он. – Ваша работа?

– Мы их пррр… просто оглушили, – заверил его воин. – Если уд… удача их посетит, н… небось очух… аются. Впрочем, эт… о несущественно.

Лошадей своих воины, оказывается, привязали в двух кварталах от дома Риты. Это была военная хитрость – чтобы Брант не догадался, что его ждут. Наличествовала также карета. Улица была широкая, светило солнце, и нырнуть в подворотню не представлялось возможным.

Что ж. Это более или менее соответствовало планам Бранта, уверенного, что Фалкон содержит Фрику и Шилу где-то подле своей эгрегической персоны. Вот только умирающего Редо не хотелось оставлять вместе с Храмом на произвол судьбы. Да. Что ж. Оставлять нельзя. Значит, он попытается сбежать при первой же возможности и вернется в Астафию. Да? Да. Наверное именно так и следует поступить. А пока что нельзя давать этим ухарям повод его связать, как они связали Нико.

Карета и отряд проследовали вдоль набережной, перевалили через Кружевной Мост, и по прямой устремились на юг.

– А где служанка? – спросил Брант, недовольно глядя на связанного Нико и воина, сидящего с ними в карете.

– Спохватился! – сказал Нико мрачно.

– Нет, правда?

– К родичам уехала в деревню, – сообщил Нико. – Уж дней пять как.

– Чего это она?

– В положении она.

– В каком еще положении?

– Дурак, – резюмировал Нико.

– Ага, – сказал Брант. – Ну, стало быть, я не спрашиваю, кто отец.

– Я тоже не спросил, – Нико кивнул. – Может я, может ты, может еще кто-нибудь. За всеми не уследишь. Если я, то это хорошо, настоящий воин вырастет. Она баба крепкая.

Сидящий с ними воин хихикнул.

Галопом пролетели они окраину и неожиданно остановились. Воин отодвинул занавесь и выглянул.

– Чего там? – зычно спросил он.

Ему не ответили. Он открыл дверцу и выпрыгнул. Брант выпрыгнул за ним и уже хотел было броситься вниз по склону, когда сообразил, что на юг от Астафии никаких склонов вроде бы быть не должно. Склоны на севере. Он обернулся. Да. Там, откуда они прибыли, никакой Астафии не было, а была дорога, ведущая к дому Базилиуса. А прямо по ходу хорошо был виден шпиль Храма Доброго Сердца.

Вот это да, подумал Брант. Новое заклятие! Или это старое не размылось, а просто переместилось? На кого? Неужто на меня? Может, на Нико?

Восемь воинов сидели неподвижно в седлах, глядя вперед. Воин на облучке озирался, разглядывая пейзаж. Воин, стоящий возле кареты, чесал у себя за ухом. Брант сунул руку в карман и вытащил кожаный мешок. Кубик не светился.

* * *

Уличные певцы, специализировавшиеся на пении возле таверн, спешно разучивали любимую песню всех воров и разбойников. Впервые нелепые слова и примитивная мелодия этой песни зазвучали в профессиональном исполнении.

 
Блистаствует солнце, и пахнет ромашка,
И щупает ветер соски у грудей,
А храбрый наш Максвел по прозвищу Пряжка
Невиданных парень достигнул высей.
 

Далее в песне говорилось, что храброму легендарному Максвелу, королю всех разбойников, попался на пути некий князь, который, конечно же, был совершенная какашка (не уточнялось, почему), но Пряжка, проявляя доблесть, порвал ему рубашку, дал ему в морду кружкой, и соблазнил его жену, схватив за нежную ляжку, и дочь, которая для рифмы стала грустной побирашкой, а потом ему пришлось посидеть некоторое время в каталажке, ибо жестокий судья напрочь отказался дать ему поблажку, а по возвращении на волю обнаружил он, что жену князь продал в рабство в Славию (в которой рабство было вот уже лет сорок, сделавшись нерентабельным, отменено, как и в других странах), а дочку определил в монастырь. Этого не мог стерпеть благородный Пряжка, и пошел давать князю нанашки, и убил его как дохлую кошку. Певцов щедро одаривали гуляющие.

* * *

Редо лежал на спине, глядя невидящими глазами в потолок, и невнятно бредил. Странные видения возникали у него перед глазами, и он силился их описать вслух – и не мог. Он ощущал присутствие каких-то людей в комнате – мужчины, женщины и, кажется, ребенка, но не знал точно, кто они такие. Ему было не до них. Он пытался сконцентрироваться, но не помнил молитвенных слов, и вообще никаких слов, что-либо означающих, не помнил. Он не хотел умирать – в его жизни осталось много незавершенного, было ощущение начатой и невыполненной миссии. Кажется, женщина сказала:

– Его бы помыть, а то вон сколько кровищи.

Кажется, мужчина ответил:

– Какая разница. Бедный мужик, смотри, какое лицо у него доброе. Не часто встретишь такое. У всех лица недоверчивые, подозрительные, чего-то все таят в себе, а у него вон какое.

И, кажется, ребенок прокомментировал:

– А ну вас. Не люблю я причитаний. Брант велел молиться, вот и молитесь. Он все одно помрет, но хоть не под причитания.

– А ты молитвы-то знаешь какие? – спросил мужчина.

– Нет, – ответил ребенок. – Но молиться нужно, даже если не знаешь. Мол, пожалей его, Создатель.

– Пожалей его, Создатель, – сказала женщина.

Мужчина помолчал и сказал:

– Пожалей его, Создатель.

Все внутри Редо возмутилось. Умирающий закрыл глаза, затем открыл их, и оглядел кабинет осмысленным взглядом. Его начало тошнить, но он не обратил внимания.

– То есть как, – сказал он слабым голосом. – То есть, двадцать лет я тут надрываюсь, и это все, что вы можете сказать? Пожалей его, Создатель?

Трое молчали, недоумевая.

– Читать умеете? – спросил Редо.

Мужчина и женщина смутились.

– Я умею, – сказал ребенок.

– Шкаф видишь? У окна? На нижней полке фолиант. Зеленая обложка. Принеси сюда.

Мальчик принес фолиант.

– Дубина, – сказал Редо слабым голосом. – Зеленая. Не синяя.

Мальчик вернулся и принес другой фолиант.

– Страница четыреста двадцать восемь, – сказал Редо. – Ищи. Нашел? С десятой строки читай, после каждых двух слов останавливайся, а эти пусть повторяют.

Мальчик начал по слогам читать молитву. Мужчина и женщина, повторяющие за ним и, возможно, понимающие больше, прониклись, хоть и не сразу, простым торжественным текстом, не имеющим, казалось бы, никакого отношения к случаю Редо.

Когда в кабинет стремительным шагом вошел Брант в сопровождении какого-то типа в длинном, как у публичного палача, балахоне, Редо был в полном сознании и даже время от времени пытался приподниматься на локте.

– Нашел я лекаря, – сказал Брант. – Вот лекарь. Лечи его, – приказал он лекарю. – Хорошо лечи. Так лечи, как будто это ты сам. А то я тебе ухо отрежу и съесть заставлю. Будешь ходить со съеденным ухом.

– Да, – сказал лекарь с опаской и покивал. – Ну-ка. – Он перевел внимание на Редо. – Дайте-ка я вас, эта, осмотрю… да.

Он долго осматривал Редо, а тот, щурясь от боли в глазах, изучал его.

– Понятно, – сказал лекарь, закончив осмотр. – Перво-наперво, стало быть, нужно пить настой из можжевельника. Я бы пустил кровь, но вы и так много крови потеряли, поэтому не надо пока. Сейчас мы вам дадим кое-какие снадобья, специальные. Их изобрел сам Тол по прозвищу Кудесник. Проверяли на заключенных Сейской Темницы, большинство выжило.

* * *

Многие, пожелавшие в тот день выехать из Астафии, не смогли этого сделать. Положение изменилось к вечеру. Брант, решивший в одиночку посетить Базилиуса, смог пересечь черту города и доехал до дома астролога. Выслушав Бранта, Базилиус подумал и сказал что, возможно, заклятия Триумвирата меняют объект, или распространяются сразу на несколько объектов, становясь неустойчивыми, но не исчезают без следа и не исчезнут, пока Триумвират существует.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ. НОВАЯ ВЛАСТЬ И СТАРЫЕ СЛУГИ

На третий день Редо встал с кровати, самостоятельно налил себе журбы из принесенного Брантом кувшина, и с заметным удовольствием съел два атаса, чавкая из-за общей слабости.

– Где это ваша жена пропадает? – спросил невзначай Брант.

– В деревне она, – ответил Редо мрачно. – Недели две уже. К родичам уехала вместе с детьми. Город ей надоел, решила развеяться. И то сказать – на вольном воздухе, кругом природа, опавшие листья, осень. Пусть там пока поживет.

– Что-то наши дамы полюбили деревенских своих родичей, – заметил Брант.

Проститутка ушла куда-то по своим делам, решив, что миссия ее выполнена, а мальчик остался. Идти в разграбленный охраной и чернью дом ему не хотелось, а больше идти было некуда. В Храме его хотя бы кормили сносно.

* * *

К полудню в город вошло кронинское войско. Некоторые из горожан снова пытались бежать из города, и на этот раз им удалось, но большинство осталось в Астафии и, мало по малу, обстановка нормализовалась. Великий Князь Зигвард, заняв свои прежние апартаменты в княжеском дворце, издал несколько спешных указов и организовал нечто вроде временной милиции. Лидеры криминалов посовещались и послали к Зигварду парламентера, наивно рассчитывая, что в обмен на гарантию строгого порядка на улицах, новый правитель поделиться с ними властью. Парламентера во дворце напугали до тошноты и отправили обратно с письмом и в сопровождении, на некотором расстоянии, нескольких воинов. Таким образом места сходок были выявлены. К вечеру большинство лидеров арестовали. В Сейскую Темницу, куда их собирались поместить, послали отряд с опытным полководцем во главе, который, не слушая подобострастные заверения оставшихся там узников, на глаз определял, кто за что сидит. Противники старого режима и посаженные по ошибке были отпущены на свободу, а профессиональных преступников оставили в Темнице. Не обошлось без ошибок – Комод, несмотря на уверения его сокамерника, купца Боша, что он, Комод, был правой рукой Фалкона, был отпущен, а сам Бош оставлен.

Комод пешком пришел во дворец. Оборванного, грязного, его не хотела пускать охрана, но с помощью уверений, угроз, и обещаний ему удалось охранников уговорить. Беспрепятственно проследовал он в кабинет Зигварда, который сразу его узнал.

– Вот и второй, – сказал Зигвард. – Вы плохо выглядите, старина. Вы, стало быть, решили перейти на мою сторону? Где это вы так извозились?

– Я только что из тюрьмы, – сказал Комод.

– О! Да вы впали в немилость, как и Хок! Воистину, Фалкон решил заменить все поколение соратников. Вам надо бы помыться и переодеться. Фалкон вас сильно обидел. Обещаю вам, что моя администрация будет более благодарной. Присаживайтесь.

– Фалкон меня вовсе не обидел, – заявил Комод, не садясь. – Благодарность же мне нисколько не нужна. Я очень неблагосклонно отношусь к узурпаторам и заявляю вам, что никакие ваши предложения мне не интересны.

Зигвард на мгновение потерял дар речи.

– Комод! – сказал он наконец. – Это же я, Великий Князь Зигвард. А? Вы что, не узнаете меня?

– Узнаю, – ответил Комод.

– Какой же я узурпатор?

Комод пожал плечами.

– У вас как с головой, все нормально? – осведомился Зигвард.

– Да, – ответил Комод. – Это у вас что-то. С головой. Я бы на вашем месте сейчас бежал бы без оглядки, куда угодно, хоть в Артанию. Вернется Фалкон, и вам не поздоровится.

Зигвард поразмыслил над этим предположением. Действительно ли у Комода помутился разум, или же это какая-то игра? Из тюрьмы? А что, если это провокация? Фалкон и не такое умеет. На что он рассчитывает? Зигвард позвонил. Из внутренней комнаты в кабинет вошел Хок.

– Комод, дружище, – сказал он, улыбаясь. – как тебе досталось! Ну, ничего.

Он подошел к Комоду, намереваясь его обнять. Комод холодно смотрел на него.

– Не забывайтесь, Хок, – сказал он. – С предателями отечества у меня дружеских отношений быть не может.

Хок замер.

– А? – сказал он.

– Не люблю предателей, – продолжал Комод. – На протяжении своей карьеры мне приходилось иметь дело с разными типами людей, и среди них было очень много разного толка мерзавцев – безжалостных, жестоких врагов. Я говорил с ними по долгу службы – и со славами, и с артанцами. Мы ненавидели друг друга, примирить нас было невозможно, но во всех этих переговорах всегда наличествовал элемент взаимного уважения. Иное дело – предатели. Они всегда внушали мне отвращение. Не умею. Я вместо себя, если нужно было с ними говорить, посылал кого-то еще. Это мой самый большой профессиональный недостаток, но пересилить себя я не могу.

– Тебя только что освободили из тюрьмы, – напомнил Хок.

– И что же?

– В тюрьму тебя посадил Фалкон.

– Да.

– Это, по-твоему, не предательство?

– Не понимаю.

– Фалкон тебя предал. Посадил в тюрьму. Предательство.

– Какое же это предательство? – возразил Комод. – Возможно, меня оговорили, а может и нет. Может я, сам того не замечая, стал что-то предпринимать, что шло на пользу врагу. У Фалкона зоркий глаз, он такие вещи сразу замечает.

Помолчали.

– Фалкон – узурпатор, – сказал Хок.

– Фалкон – Глава Рядилища, законным путем избранный на власть, – ответил Комод. – Он не предавал свою страну, не претендовал на трон, не убегал к чужим, когда становилось опасно. Законный правитель Ниверии – Великий Князь Бук. Фалкон не посягал на его власть.

– Уже нет, – заметил Зигвард. – Бук перешел на мою сторону и всенародно признал меня правителем страны.

– Значит, Бук тоже предатель, – парировал Комод.

– Почему же, – возразил Зигвард. – Он просто признал законного повелителя.

– Человек, живший под чужим именем в чужой стране семнадцать лет и бросивший свою страну на произвол судьбы не может считаться законным правителем. В таких вещах очень важен срок давности.

– Вы идиот! – вскричал Зигвард, вставая. – За двадцать лет Фалкон превратил жизнерадостную, светлую страну в обитель страха и недоверия к ближнему!

– Это, мягко говоря, не совсем так, – сказал Комод. – Но если и случалось что-то подобное кое-где, это было вызвано только лишь государственной необходимостью. Если бы не Фалкон, Ниверия давно стала бы колонией славов или, того хуже, землей артанцев. Только железная воля Фалкона и его врожденный патриотизм сдерживали полчища варваров и дикарей. Прошу вас, господа мои, прекратим этот разговор. Мне он очень неприятен. Если вы решили со мной покончить – делайте это поскорей. Если нет, разрешите мне удалиться. Я пришел сюда, чтобы выполнить свой долг, заявив узурпатору, что власть его незаконна. Я этот долг выполнил. Делать мне здесь больше нечего. Я немедленно отправляюсь на юг, в ставку Фалкона.

– Фалкон тебя тут же уничтожит, – сказал Хок.

– Это его право, – сказал Комод. – Я ему служу, и он волен мною распоряжаться так, как подсказывает ему его чувство ответственности.

Помолчали.

– Подождите в приемной, если вас не затруднит, – сказал Зигвард.

– Долго? – спросил Комод.

– Десять минут.

– Хорошо.

Комод вышел.

– Что скажете? – спросил Зигвард.

– Я ожидал чего угодно, только не этого, – сказал Хок. – У старины Комода помутился разум. Хотя, конечно, в чем-то он прав.

– В чем же? – спросил Зигвард, морщась, как от боли в носоглотке при сильном гриппе.

– В том, например, что я предатель. Правда, я стал таковым после того, как меня предали, то есть в отместку. Но дела это не меняет.

– Может, и я – предатель? – спросил Зигвард.

Хок удивленно посмотрел на него.

– Конечно, – сказал он. – А вы так не думаете?

– Хок, по-моему, разум помутился именно у вас! Вы что же, забыли? Я бежал из Астафии только после того, как вы сами пришли меня убивать!

– И что же?

– Это не предательство! Это – средство самозащиты!

Хок хмыкнул.

– Много лет назад, – сказал он, – Фалкон решил сделать повсеместным принцип задней линии, изобретенный некогда славским конунгом. Вы, наверное, знаете.

– Да.

– Были возражения, но Фалкон убедил всех простой логикой – бегущий от врага нарушает приказ командира и поэтому подлежит уничтожению. Те, кто не бежал, знали, что умрут, однако шли на это, и совесть их была чиста. Я нарушил приказ командира – явиться в Астафию открыто и умереть. У охраны нет задней линии, поэтому я выжил. Фалкон здорово меня обидел, но он не перестал быть из-за этого моим начальником.

– Ваш начальник – я, – сказал Зигвард.

– Нет. У предателей нет начальства. Вы – мой работодатель, и я вам подчиняюсь, пока вы мне платите. Рекомендую вам быть щедрым, ибо наемники работают на того, кто им больше платит.

– Учту, – сказал Зигвард мрачно.

– Жду ваших распоряжений относительно Комода.

– А если бы я приказал вам Комода тайно вывезти за город и убить?

– Я бы его вывез и убил бы, но, взяв деньги, ушел бы от вас. У предателей тоже есть совесть. Не много, но есть.

Зигвард вздохнул.

– Нет ли у вас на примете пустующего особняка с садом и высоким забором? – спросил он.

– Есть.

– Возьмите несколько слуг, дворецкого, повара, и человек десять охраны. Отвезите Комода в особняк. Охрана останется с ним. Из особняка его пока не выпускать.

– Домашний арест, – сказал Хок.

– Вроде бы.

– Надолго?

– Какое вам дело?

– Просто любопытно.

– До тех пор, пока…

Он хотел сказать «пока вся Ниверия не будет наша», но во-время одумался. Хватить панибратствовать. Ишь, распустили языки! Философствуют! При Фалконе, небось, не философствовали.

– … пока вся Ниверия не будет моя, – заключил он.

– Ладно, – сказал Хок.

– Простите, как вы сказали?

– Я сказал – ладно.

– Это плохо, Хок. Это никуда не годится.

Они встретились взглядами.

– Я не Фалкон, – сказал Зигвард.

– Да, я заметил.

– Вы меня устраиваете, Хок, а когда я не буду больше нуждаться в вас, я не стану ломать вам суставы на колесе, не буду травить вас ядом, но отправлю в отставку и назначу вам очень хорошую пенсию. Вы перестанете быть охранником, но станете богатым землевладельцем. Но сердить меня я вам, Хок, не рекомендую. Вы – специалист по сиюминутности, а у меня очень большие планы. Нравоучений от вас я не потерплю. Я вас не звал, вы сами ко мне пришли. Идите.

– Хорошо, – сказал Хок.

– Плохо, – откликнулся Зигвард. – Опять плохо. Не так вам следует отвечать.

– Да, господин мой, – ответил Хок.

– Вот так-то оно лучше.

* * *

Многие глашатаи остались в Астафии и без всяких угрызений совести стали служить Зигварду, как раньше служили Фалкону. Городу было объявлено, что Великий Князь Зигвард обратится к народу в полдень с балкона дворца.

Щедрые дотации развеяли сомнения торговцев и владельцев таверн. Двери таверн распахнулись и вино полилось рекой. Кружка вина шла за четверть обычной цены. Окрестным фермерам объявили, что освобождают их на целый год от налогов. Кузнецы и столяры получили большие заказы и авансы. Примитивно, грубо и открыто, как и подобает большому политику, Зигвард склонил мнение народное на свою сторону.

В полдень к площади перед дворцом было не подобраться. Бранту пришлось воспользоваться крышей одного из стоящих на площади домов – он залез на нее со стороны переулка и сел на кромку, свесив ноги и оглядывая толпу внизу. В какой-то момент ему показалось, что он увидел в толпе Нико. Удивительное дело, подумал Брант, этот кретин всегда оказывается в нужном месте в нужное время – и никак это свое умение не использует. А по крышам ползаю я.

Он оглянулся и обнаружил, что часть черепичного покрытия потревожена его переходом. Брант вздохнул и пошел обратно – прилаживать черепицу. Дураки, подумал он. Уж чего проще – кровлю сделать правильно, и то не умеют. Держится все на соплях. Жесть всех испортила – жестью как ни крой, все равно будет сносно выглядеть. Распустились, обленились. Да и угол наклона у крыши дурной – слишком маленький, дождевая вода застревает в неровностях, крыша портится. А дом, меж тем, на главной площади города стоит. А щелей да уступов по стенам столько, что странно, как он до сих пор не рухнул. Оно, конечно, по добротной стене я бы на крышу так скоро не влез бы. Но все-таки – непорядок. Строить надо так, господа мои, чтобы у правнуков рука не поднялась снести. Вот как надо строить. И не прикрывать жестью да штукатуркой недостатки планировки. Бездельники, дармоеды.

Меж тем с балкона дворца уже произносились фразы. Знакомый голос у самозванца, однако. Брант перебрался обратно к краю крыши. А, нет, это не самозванец, это Бук.

– …действительно мой отец. И поэтому…

Интересно, подумал Брант, признать своим отцом чужого человека – дороже или дешевле, чем отказаться от собственного отца?

На балконе стояли несколько человек, все, кроме Бука, незнакомые. Кронинцы, стало быть. Ну а где же виновник всего этого? Разыгрывают, как театральный номер – с уходами и появлениями. Если бы я этот дворец проэктировал, я бы к этому балкону какой-нибудь занавес придумал раздвижной, чтобы уж действительно все по правилам. И перед каждым выходом барабанная дробь для пущего эффекту.

Наконец Бук закончил хитроумно составленный свой спич и отступил в сторону, пропуская вперед рослого лысоватого, энергичного мужчину средних лет. Лицо самозванца показалось Бранту знакомым. Даже очень знакомым. Я его очень хорошо знаю, подумал Брант, но давно не видел. Где и как? Где и когда? Колония Бронти? Кронин? Страна Вантит?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю