Текст книги "Год Мамонта"
Автор книги: Владимир Романовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)
– А что же они делают, по-твоему?
– Слушают показания и решают, виновен подсудимый или нет.
– А кто же выносит приговор?
– Судья.
– Ну вот видишь!
– Но только в том случае, если присяжные нашли подсудимого виновным.
– Ты уверен?
– Да.
– Что-то не так, – сказал клерк, почесывая затылок. – Ну, хорошо, А прокурор?
– Прокурор предоставляет показания против обвиняемого. Защитник предоставляет показания в защиту обвиняемого.
– Ну, вот, а я о чем? Сложно-то как все! А потом прокурор будет влиять на мнение присяжных, и защитник будет влиять, но со своей стороны, и суд отменят, и будут набирать новых присяжных.
– Почему же отменят?
– Потому что прокурор и защитник повлияли на их мнения.
– Насколько я знаю, в этом состоит основная обязанность защитника и прокурора, – заметил Брант.
– Влиять на присяжных?
– Ну да. А что же им еще делать? В шахматы играть?
Клерк задумался.
– Ну хорошо, – сказал он. – Я где-нибудь это посмотрю. В справочнике.
– В каком еще справочнике! – возмутился Брант. – Есть свод законов!
– Да? – спросил клерк с сомнением.
– Совершенно точно, – заверил его Брант.
– Ну ладно. Свод так свод. Но вот, предположим, пришли присяжные и прокурор. Ты знаешь, какой тебе может выйти приговор в этом случае?
– Нет.
– Вот. А так – тебе сказали пятьдесят розог. Некоторые от пятидесяти розог умирают, но ты не умрешь, ты молодой и сильный, только рожа в синяках. А если придут присяжные, они тебя и к смерти могут приговорить.
– Присяжные не приговаривают. Приговаривает судья.
– Да. И если ты будешь морочить ему голову месяц, со своими присяжными и прокурорами, он приговорит тебя к казни.
– За что? За нарушение порядка?
– Нет. За повал лампы.
– За повал лампы?
– Да.
– Не понимаю. Это что, тяжелое преступление?
– Ты, парень, с Периферии прибыл, да? – сказал клерк, усмехаясь. – Кентавры да ведьмы? Эх, темнота. Повал лампы приравнивается к поджогу. А за поджог у нас всегда казнили, и сейчас казнят. А так – пятьдесят розог. Ну, давай, не тяни время, соглашайся.
Клерк был ростом примерно с Бранта, но худее и легче. Шея болит, подумал Брант. Жалко, если ничего не выйдет. Но голова, вроде, не кружится. Надо попробовать.
– А куда это судья пошел? – спросил он.
– В столовую. Подождем, пока он доест и допьет, а потом я его позову. Но ты согласен, да?
– А столовая на первом этаже?
– На втором.
– А он всегда без охраны ходит? Непорядок.
– А зачем ему охрана? – удивился клерк. – Заключенные по лестнице свободно не ходят в этой половине здания.
– А в столовой?
– Кто же их в столовую пустит. Охрана есть у меня. За дверью стоят. Чтобы ты не убежал и меня ненароком не прибил, – клерк улыбнулся саркастически.
– Ладно, тогда так, – сказал Брант. – Чтоб мне был тут суд присяжных. Требую.
– Не имеешь права требовать.
– Имею. Посмотри в своде законов.
Клерк насупился и стал слезать со стола. Брант неожиданно вскочил и хрястнул его по шее ребром ладони.
Клерк упал торсом на поверхность стола. Брант стащил с него сапоги, штаны, и камзол, жалея, что нет головного убора. Клерк сделал попытку очнуться, и Бранту пришлось ударить его по голове еще не надетым сапогом.
Штаны и сапоги были впору, зато камзол затрещал и врезался в подмышки. Брант приоткрыл дверь и быстро вышел в коридор. Двое охранников переговаривались и обратили внимание на изменившийся цвет волос и лица клерка не сразу. А потом было поздно – клерк налетел на них и был не очень разборчив в приемах. Один охранник ударился плашмя в стену и завалился, другого Брант сначала уложил на пол и только после этого выключил ударом сапога. Боль и истома прошли по телу пугающей волной, в глазах заискрило, и Брант вынужден был облокотиться о стену и постоять неподвижно несколько мгновений – голова кружилась.
Сбежав по узкой лестнице на второй этаж, Брант очутился в широком, светлом коридоре. Окна коридора выходили на улицу. Высота показалась Бранту непомерно для его состояния большой. Он наугад выбрал дверь и нырнул в какую-то контору. Три клерка оторвались от бумаг и с удивлением на него посмотрели. Брант не знал, есть ли у тюрьмы второй выход, для персонала, и охраняется ли он, и решил не рисковать. Распахнув окно, он встал на подоконник и соскочил в реку. На его счастье, течение в реке было быстрое, а время сбрасывания утренних отходов закончилось два часа назад. Брант проплыл два квартала по течению, заметил ржавое кольцо, торчащее из наклонной стены набережной, ухватился за него, и вылез по уступам на берег.
В кармане штанов клерка обнаружены им были четыре золотых с профилем Жигмонда. В одной из наемных комнат ближайшей таверны, хозяин которой получил золотой, Брант снял с себя одежду, выжал ее, и развесил перед камином.
* * *
Ночь Нико провел у Лукреции. Наутро она опять, ворча, что все ее используют, приготовила вкусный завтрак. Поедая омлет и вытирая время от времени руки о скатерть, Нико обратил внимание на забавного серебряного слоника на каминной полке.
– Интересный слоник, – сказал он.
– Да, – откликнулась Лукреция. – Их всего три таких, во всем мире.
– Здорово. А где ты его купила?
– Не купила, а украла. На ярмарке.
– Украла?
– Раз мир ко мне плохо относится, я имею полное право на компенсацию, – заявила Лукреция надменно.
– А если бы тебя арестовали?
– Посмели бы они. Мой отец – глава охраны.
– Какой охраны?
– Всей. Городской охраны.
– Ага, – Нико уважительно кивнул.
После завтрака Лукреция спросила Нико, бескорыстно проявляя заботу, куда бы он хотел сегодня с нею пойти. Нико, глотая горячий напиток, который, как объяснила Лукреция, назывался тчай, осведомился серьезным тоном, что интересного есть в городе. Лукреция подумала и сказала, что в Замке Науки сегодня лекция – модный ученый будет говорить на модные же темы, но вряд ли Нико будет интересно.
– Почему же, – возразил Нико. – Наука меня всегда интересовала. Я люблю научные лекции. Они чем-то похожи на театр, но менее профессиональны. Хотя и в открытом дилетантстве что-то есть.
Лукреция не поняла, о чем он, но согласилась. Лекция начиналась в полдень.
– Я когда-то спала с сыном этого профессора, – сообщила она, когда они ехали в ее карете к Замку Науки. – С самим профессором я тоже спала. Он мне давал частные уроки математики. Вообще, среди профессуры много бывших моих любовников.
Замок Науки оказался просто большим прямоугольным домом с двумя свирепыми каменными тиграми у входа, олицетворявшими, надо думать, силу знания. Внутри было много разных коридоров и помещений, а по центру располагался амфитеатр-лекторий. Входя, Нико оглянулся, пытаясь сориентироваться на местности и почему-то заподозрив, что Замок Науки построен там, где в городах обычно строятся храмы. Прохладно относящийся к храмам Нико был в этом случае прав – Замок Науки стоял на возвышенности, и если бы над ним высился характерный для храмов шпиль, он был бы виден из любой точки города.
Большинство мест в амфитеатре было уже занято. У Нико и Лукреции не было выбора кроме как сесть в первый ряд. Модный профессор вышел энергичной походкой к подиуму и легко на него запрыгнул, вызвав аплодисменты.
– Приветствую всех! – провозгласил он задорно. – Тема сегодняшней лекции – Произрастает или же Синтезируется?
Лукреция очень скоро начала скучать, поскольку вопреки смутным ее ожиданиям, профессор говорил не о ней. Нико же заинтересовался не на шутку, что, по мнению Лукреции, было с его стороны проявлением дичайшего эгоизма.
Профессор не зацикливался на цифрах, но планомерно доказывал, что все, потребляемое нами в пищу, не растет, как предполагали ранее, на полях, не рождается в море и реке, не бегает по горам и лесам, не откладывает яйца, а потом летает в небесах, пока не убьют, но именно синтезируется. Путем сложных эволюционных ходов зерновые, развиваясь одновременно с млекопитающими, вошли в стадию синтезирования самих себя (в помолотом виде) и самодоставки в житницы. Нико вспомнил, что имел недавно дело с людьми, которые тоже не знали, откуда у них появляется еда но, в отличие от эльфов, не желали строить по этому поводу теорий. Наверное, боялись спугнуть. А эльфы смелее.
– В старое время, – сказал профессор, бывший любовник Лукреции, – все свалили бы на Высший Разум. – В зале раздались смешки. – Но мы, здраво рассуждающие, этого делать не будем. Мы опираемся только на факты. Мы ничего не принимаем на веру.
Он хотел выдержать эффектную паузу, чтобы дать публике осознать значимость сказанного, но именно в этот момент Нико решил возмутиться вслух.
– Это несерьезно, – сказал он.
Сидел он как раз напротив подиума. Как оказалось – удачно. Голос его был слышен в самых дальних рядах.
– Что – несерьезно? – спросил профессор, делая недовольное лицо.
– Принятие на веру есть неотъемлемая часть мыслительного процесса, – сказал Нико. Эту фразу он вычитал в свое время у какого-то драматурга. – Вы утверждаете, что все в этом мире сотворил не Разум, но Случай. То есть, вы просто верите в Случай, а Разум отрицаете. На небольшом участке времени это – просто более практический метод, свойственный фанатикам гербарического подхода. – Возможно, он имел в виду алгебраический подход. – Если воспользоваться воинской терминологией, это просто путание стратегии с тактикой. Как бывалый воин, говорю вам это со всей ответственностью.
Профессор явно растерялся. Можно было бы позвать охрану, но в данный момент каким-то непостижимым способом Нико удалось заинтересовать аудиторию, и вызов охраны был бы равносилен признанию поражения.
– А вы где учились? – спросил профессор, снисходительно улыбаясь. Вот! Выведем дурака на чистую воду, обезвредим мелкого завистника.
– В Кронинском Университете, – не моргнув глазом парировал Нико.
– Это где же такое заведение находится? – саркастически спросил профессор, и тут же осознал свою ошибку, но было поздно.
Нико встал в полный рост и шагнул к подиуму. Лукреция не останавливала его – ей стало интересно. У подиума Нико повернулся к залу в профиль.
– Вы даже не знаете, – сказал он профессору, – что такое Кронинский Университет! Я не понимаю, как вы вообще можете заниматься наукой!
Большинство присутствующих мужчин привели на лекцию своих жен, для представительности. Все симпатии женской части аудитории были на стороне Нико. Низенький, округлый профессор явно проигрывал длинному Нико с кажущимися на расстоянии идеально правильными чертами лица. Симпатии по крайней мере половины мужчин тоже были на стороне Нико, поскольку драматический конфликт интереснее, чем заумные лекции, на которые приходишь только для того, чтобы поддержать престиж. Таким образом, большинство присутствующих болели за Нико, и профессор это почувствовал.
– Я знаю, что такое Кронинский Университет, – соврал он. – Я просто не очень уверен, что вы там учились.
– То, чему учат у вас, в Кронинском Университете давно пройденный этап, – наставительно сказал Нико.
– А чему же там учат? – и тут профессор понял, что разговор в этом тоне – еще большая ошибка с его стороны.
– Например, – сказал Нико, – сейчас там работают над теорией жабежбеж. Слыхали о такой? Нет? Я так и думал.
Пытаясь спасти положение, профессор снисходительно улыбнулся.
– Куда уж нам, неучам, – сказал он с едким сарказмом. – Мы не знаем даже, с какой стороны подойти к теории жабежбеж. Это же абсолютно никому неизвестная теория, не правда ли.
Он надеялся, что в зале засмеются, но там молчали.
– Я не специалист по жабежбеж, – сказал Нико, – и от науки я вот уже три года, как отошел, но то, что обсуждаете здесь лично вы – просто детский лепет, основанный на заблуждениях. Жабежбежная жабежбеж открыта полвека назад! Возведение науки в культ, подмена религии наукой – давно в прошлом. Каждой образованной особи из плеяды… – Нико забыл, что такое плеяда. – Каждой образованной особи известно, что наука есть просто сфера деятельности, как искусство, агрикультура, и жабежбеж.
– Наука несет особям знание! – крикнул профессор, отчаиваясь. – Религия не дает народу того, что он хочет. Наука есть честь и заслуга народная и принадлежит всему народу, и освободит народ в конце концов! Наука есть главное народное достоинство, самое главное.
Нико не очень понял, о чем речь, но слова народ и достоинство вытащили из его памяти еще одну фразу какого-то драматурга, смысл которой был расплывчат, зато звучание – музыкально и хлестко.
– Преступления каждого отдельного народа, – провозгласил Нико, – настолько многочисленны и чудовищны, что говорить о достоинствах просто стыдно.
Фраза произвела впечатление. Аудитория молчала, осмысливая.
– Наука вовсе не религия! – крикнул профессор. – Это способ познавания Вселенной!
Нико приблизился к Лукреции и подал ей руку. Лукреция с достоинством встала.
– Ваше невежество позабавило бы меня, – сказал Нико, оборачиваясь к профессору, – если бы вы не навязывали его другим.
– Заткнись! – закричал профессор.
Зал засмеялся.
– Негодяй! – крикнул профессор, багровея.
Нико поднял руку, восстанавливая тишину.
– Рекомендую вам, – сказал он, обращаясь к профессору, – прочесть «Происхождение Видов». Автор – Велимир, кажется. Эта вещь даст вам начальное представление о том, что такое наука сегодня. Изложено популярным языком, трудностей при прочтении, надеюсь, не будет.
Он прошел к выходу, галантно поддерживая Лукрецию, под аплодисменты аудитории.
«Происхождение Видов» была одна из трех пьес Велимира, в которых славский автор опустился до откровенной порнографии. Нико посчитал, что никто здесь об этой пьесе не слышал, и был прав.
Несколько эльфов и эльфих, эльфих больше, выбежали за ними с восторженными лицами, но Нико быстро открыл дверь кареты, подсадил звонко смеющуюся Лукрецию, запрыгнул сам, и захлопнул дверь. Карета тронулась с места.
На этот раз они поехали за город на природу, к озерам и холмам. День выдался относительно теплый. Топая по опавшим листьям и поддерживая Лукрецию, Нико вдруг вспомнил о друге.
– Слушай, – сказал он. – А твой отец знаком с особью, в чьем ведомстве находится тюрьма?
– Настолько, насколько особь может быть знакома сама с собой, – ответила она замысловато, но Нико понял.
– Ага, – сказал Нико. – А ты бы не могла с ним поговорить?
– Терпеть не могу с ним говорить. О чем?
– Чтобы Бранта освободили.
– А, ты об этом. Вообще-то можно было бы, как-нибудь. Но он очень упрямый.
– Все равно, надо с ним говорить. Лучше бы сегодня.
Лукреция нахмурилась.
– Может завтра или послезавтра? Смотри, какой день хороший.
– Нет, – сказал Нико. – Сегодня.
– Ну вот. Как всегда, меня используют. Ничем ты от других не отличаешься.
– Отличаюсь, – сказал Нико. – На свете не так много особей, закончивших школу драконоборцев и участвовавших в войнах. А Брант – мой друг, и я обязан ему помочь.
– Хорошо, – сказала она. – Мы сейчас поедем, и я с ним поговорю. С моим отцом. Но за это ты должен будешь кое-что для меня сделать.
– Ты же знаешь, я для тебя на все готов.
– Ты должен будешь пойти со мной сегодня на одну вечеринку. Там будут почти все мои бывшие любовники, которые меня бросили. Чтобы они видели. Понял?
– Ну, конечно.
Нико подумал, что будет прекрасный случай подраться и показать, на что он способен.
Лукреция велела кучеру ехать в ратушу. Нико, перебирая в памяти события, зазевался и чуть не забыл подать ей руку, чтобы она села в карету, за что и был награжден злобным взглядом, на который он по обыкновению не обратил внимания.
Когда карета остановилась у ратуши, Лукреция сказала:
– Но ты запомни. Если ничего не получится, ты все равно ведешь меня на эту вечеринку.
– Раз обещал, значит, так и будет. Ниверийские воины – люди слова.
Пока она отсутствовала, Нико произнес перед кучером монолог о современной драматургии, о том, как сегодняшние драматурги любят пользоваться заготовками, натасканными из старых пьес и тысячу раз апробированными публикой, и как невежественна публика, которая этого всего не замечает. Кучер ничего не понял и решил, что новый любовник Лукреции просто очень скучный человек.
Через полчаса Лукреция вышла из здания с непроницаемым лицом. Нико помог ей влезть в карету.
– Ну? – спросил он.
– Может, ты как-то проявишь, ну, не знаю, уважение какое-то? Дашь мне понять, что ты со мной не потому, что меня можно использовать в твоих делах?
– Это как?
– Тебе лучше знать. Но один поцелуй, думаю, дела не испортит.
Нико поцеловал ее.
– Не так. Нужен настоящий поцелуй.
Нико поцеловал ее длинно. Она прижалась к нему и некоторое время они целовались. Наконец удовлетворенная степенью уважения к ней, Лукреция отстранилась и сказала:
– Ничего не вышло. Я это предвидела, как ты помнишь. Он очень упрямый.
– А ты хорошо его просила?
– Что же мне, нож ему к горлу приставлять?
– Ты все это время его упрашивала?
– Ну да.
По абсолютной непререкаемости ответа Нико понял, что она врет. Женщин он знал лучше, чем мужчин.
– Ладно, – сказал он.
– Теперь, конечно, ты никуда со мной не пойдешь, ни на какие вечеринки. Ведь так? Скажи, так?
– Почему же, – возразил Нико. – Обещал, значит сделаю.
Они заехали к ней домой, где Лукреция переоделась сама и, поперебирав вещи сбежавшего мужа, заставила Нико облачиться в темные вечерние тона. Оглядев себя в зеркале, Нико решил, что выглядит он очень здорово в этих тряпках.
Вечеринка проходила в особняке таких размеров, что его запросто можно было спутать с дворцом. Везде горели свечи и лампы, отражаясь в белом мраморе. В каждой второй зале играли музыканты. Слуги разносили на серебряных подносах стеклянные рюмки с вином. Нико никогда раньше не видел стеклянных рюмок и в короткое время, просто из любопытства, воспользовался тремя. С четвертой в руке, ведя Лукрецию через залу, он остановился полюбоваться старинным двуручным мечом, висящим в виде украшения на стене.
Триумфальная улыбка светилась на лице Лукреции. Многие из гостей засматривались на эффектную пару – камзол был так искусно сшит, что плечи Нико не казались узкими, а толстая платформа на одном из туфель скрывала хромоту Лукреции, и вдвоем они выглядели очень даже импозантно. Нико был на голову выше любого эльфа, и бледная, по местным стандартам, кожа лица и рук его придавала ему вид романтической загадочности. У высоких мужчин степень чистоты волос менее заметна, и шатенистые локоны Нико тоже произвели впечатление на окружающих. Некоторые эльфихи пытались втихаря строить ему глазки, но всегда смущались, наткнувшись взглядом на холодную триумфальную улыбку его спутницы.
А потом был скромный ужин на пятьдесят персон. Слуги быстро, почти незаметно втащили в залу длинный стол, и также почти незаметно и оперативно его сервировали. Было много разговоров, ни один из которых не заинтересовал Нико. Съев кусок летавшей в небе и убитой этим утром утки, закусив седлом барашка и паштетом, он залил все это большим кубком вина, и на этот раз, соединившись с первой, до-трапезной дозой, и поощряемое обильной жирной пищей, вино ударило ему в голову. Нико встал, качнулся, извинился изыскано и нарочито подчеркнуто, отошел от стола и сделал то, что хотел сделать с того момента, как впервые оказался в этой зале – снял, удачно ухватив, двуручный меч со стены.
Меч был тяжелый, гораздо тяжелее любого оружия, которое Нико когда-либо держал в руках, но Нико не показал виду. Настоящий воин не обращает внимания на мелкие трудности и никому не позволит даже заподозрить, что трудности есть.
Тишина в зале стала абсолютной. Все взгляды были устремлены на Нико.
– Неплохое оружие, – сказал Нико, поводя мечом из стороны в сторону и делая тренировочный выпад. – Не ниверийской плавки, конечно, но неплохое.
Он положил клинок плашмя себя на плечо и, разбежавшись, запрыгнул на стол. Он едва не упал, но скрыл это, сделав вид, что припадает на одно колено и это просто один из старых ниверийских приемов, когда имеешь дело с двуручным мечом.
– Все мне нравится в этом городе, – возвестил Нико, выпрямляясь и шествуя по столу, отодвигая ногами блюда и вазы, что стояли у него на пути. – Только население мне не нравится. Какие-то вы, эльфы, неприятные, все до одного. Что мужчины, что женщины. Тяжело настоящему ниверийцу в городе, названия которого я не знаю и даже, простите меня за ниверийскую прямоту, знать не хочу!
Он поставил меч вертикально, острием в стол, положил руки на эфес – гордая поза древних ниверийских рыцарей, в его представлении – и презрительно оглядел присутствующих.
– Ибо что же это за порядки такие, пеньки вы обгорелые, ежели человек только в город приехал, а его сразу в тюрьму! И хозяин таверны, мерзавец, темнит что-то! И Петич… Нет, Петич не отсюда… И эта сука… вот эта вот! – он указал острием, какая сука, и Лютеция рывком отодвинулась от стола вместе с креслом. – Говорит, что все ее используют. Не знаю. Вы бы мне рассказали, которые все, как ее, суку, можно использовать? А? Ежели и на улице, и в постели она всегда думает только о себе? А? А?!
– Ты… – сказала Лукреция.
– А?! – заорал Нико. – Что? Ты что-то сказала, мерзавка?!
Он замахнулся на нее мечом. Гости ахнули и синхронно отодвинулись от стола. Нико презрительно улыбнулся, крутанулся на месте, прошел печатным шагом по столу, спрыгнул с торца, приблизился к открытому окну, вскочил на подоконник и, зацепив мечом одну из створок и разбив в ней стекло, спрыгнул в сад. Обогнув особняк, он вышел на улицу и замаршировал куда глаза глядят, иногда поводя мечом из стороны в сторону и делая тренировочные выпады. Прохожие шарахались.
Как всегда, его влекло к окраине. Не часто мог он точно определить, где север, где запад, созвездий не знал, не был абсолютно уверен, что солнце встает на востоке, а хоть бы и вставало именно там – связь этого факта с розой ветров Нико все равно не улавливал. Но где находится окраина никогда не было для него загадкой. Возможно, это объяснялось тем, что если человек, особенно настоящий нивериец, находится в городе и идет в любом направлении по прямой, рано или поздно на окраину он попадет.
Дорогу преградила река. Моста не было, а плавать Нико не умел, поэтому он просто пошел вдоль реки, справедливо рассчитывая, что найдет либо мост, либо сразу окраину.
Миновав здание тюрьмы, Нико вышел к какому-то скверу с тремя фонарями и фонтаном. Пересекая сквер, он услышал позади грубый голос:
– Эй! Ты куда это! А ну стой!
Нико посчитал окрик невежливым и не остановился. За ним побежали. Он взмахнул мечом и повернулся на сто восемьдесят градусов. Двое преследователей, оказавшись охранниками, вытащили мечи, но не решались напасть – двуручное оружие Нико было в полтора раза длиннее их жалких эльфовых клинков.
– Ну, чего надо? – грубо спросил Нико.
– Не положено. Бросай оружие.
– Ничего не выйдет, – сказал Нико. – Я вам не Брант. Меня вы в тюрьму просто так не упрячете, эльфы буромордые.
Он присел и поднял меч горизонтально до уровня глаз. Стало тяжело, и Нико пришлось опустить меч, чтобы дать рукам отдохнуть. В этот момент один из стражей порядка изловчился и наступил на царапающее землю лезвие ногой. Нико выпустил рукоять. Стражи облегченно замахнулись на него мечами и почти одновременно упали, оглушенные двумя короткими ударами сзади.
– Пойдем, – сказал Брант. – Дело есть.
– Брант! – обрадовался Нико. – Как хорошо, что ты сбежал! Я искал тюрьму, шел тебя освобождать. А тут ты зря вмешался. Я выпустил меч, чтобы ввести этих дураков в заблуждение. Они бы на меня кинулись, тут и был бы конец их мерзким жизням.
– Где это ты такой кладенец себе выискал? – осведомился Брант. – Может, лучше оставить его здесь, а то он внимание привлекает?
– Не могу я его оставить, – сказал Нико, подбирая меч. – Это мой трофей. Отнял у эльфов. На меня напали, не знаю, человек десять сразу. Трусы. Ну и нравы у них тут. Ну я их быстро успокоил. Куда идем?
– А вон видишь здание справа? Нарочито асимметричное? Зодчий – кретин, такое здание долго не простоит. Вот туда и идем.
Над входом в Дурку висел огромный транспорант, изображавший волосатого слона. За платежным прилавком помещалась красивая толстая эльфиха средних лет.
– Цены сегодня повышенные, – предупредила она приятным меццо. – Год Мамонта на носу.
– Нам нужно видеть особей Дюка, – объяснил Брант. – Это очень срочно. Нам необходимо им кое-что передать.
– Вы от Клиффа? – спросила дама рассеянно, смотря на Нико.
Брант усмехнулся.
– Мы разве похожи на особей Клиффа?
– Это ничего не значит, – заметила дама также рассеянно, и лучезарно улыбнулась. – Впрочем, я могу дать вам адрес.
– Не надо, – сказал Брант. – Мы хотим видеть особей Дюка, которые здесь, в нижнем помещении.
– Здесь нет нижнего помещения. Друг ваш тоже хочет видеть особей Дюка?
Нико стоял, положив руки на эфес, в позе древнего рыцаря.
Дама повернулась к нему и просияла.
– Хотите? Видеть хотите?
– На это я вам скажу две вещи, госпожа моя, – изрек Нико и опустил голову, погрузившись в мысли.
Дама засмеялась ласково.
– Ладно, – сказала она. – Сегодня все равно клиентов нет. Я сейчас запру заведение. Вы пойдете к особям Дюка. А друг ваш подождет вас здесь, под моим присмотром.
Брант скосил глаза на Нико, а потом перевел взгляд на даму. Не расскажи ему Клифф про кубики и порошок, он бы решил, что заведение – обыкновенный публичный дом.
– Иди, иди, – сказал Нико. – Драконов там нет, я тебе пока что не нужен.
Оставлять Нико одного Брант давно уже не боялся. Нико принадлежал к категории редких людей, которых охраняет сама судьба и, возможно, случись неожиданно Всемирный Потоп, Нико не понадобился бы даже ковчег, чтобы уцелеть – сразу после потопа он лежал бы где-нибудь под деревом, невредимый и не очень голодный, и рассуждал бы на отвлеченные темы. Возможно Создатель, задумывая безалаберного Нико, пожалел его и наделил подсознательным умением нейтрализовывать непредсказуемые ситуации с помощью собственной непредсказуемости. Так, во всяком случае, думал Брант. А Нико по этому поводу вообще ничего не думал.
Приемщица задвинула засов главного входа, открыла овин, вытащила из него кувшин с вином и два стеклянных стакана, поставила все это на платежный прилавок, и кивком указала Бранту на небольшую дверь в углу. Брант снова посмотрел на Нико, и Нико ему подмигнул.
– Скоро вернусь, – сказал Брант.
Дама хмыкнула.
За дверью оказалась винтовая лестница, ведущая вниз. Света было мало, и непонятно было, откуда он, свет, поступает. Некоторое время Брант стоял на лестнице, обдумывая положение, а затем вернулся в приемную. Дама и Нико стояли у платежного прилавка близко друг к другу и пили вино.
– Я не помешаю, мне только факел нужен, – сказал Брант, снимая один из факелов со стены. Дама недовольно на него посмотрела, а Нико опять подмигнул.
Лестница оказалась длинной. Виток за витком спускался Брант в подземелье, считая ступени. Когда она наконец кончилась, Брант покачал головой. По его подсчетам, нижний уровень находился на глубине около семидесяти футов. Обычным подвалом не назовешь. Брант вступил в узкий коридор, который вскоре начал петлять – не коридор, но тоннель какой-то, ни одной двери. Брант считал шаги, определяя градусы поворотов, строил в уме треугольники и прикидывал длину гипотенузы. На расстоянии примерно одной мили от винтовой лестницы коридор кончился. Брант очутился в огромном зале. Помимо факела в руке Бранта, освещения не было. Брант шагнул вперед и сразу увидел на цементном полу человеческий скелет. И еще один. И еще.
Отступать не хотелось. Брант, обливаясь холодным потом, зашагал через залу напрямик. Чьи это были скелеты, он не знал – может, особей Дюка, может неудачливых контрабандистов, может, дюковых конкурентов. У Бранта не было с собой ни меча, ни кинжала. Хоть бы нож захватил в таверне, подумал он мрачно. Вот Рита говорит, что я дурак и, наверное, так оно и есть. Иду неизвестно куда, неизвестно зачем. Внутренний лаз, видите ли, а на другом конце естественно ждет уже радушный Волшебник, стол накрыт, глендисы дымятся. Фрику хотите от заклятья освободить? Извольте, извольте, рад вам услужить, я уж давно вас тут жду, извелся весь.
Вообще странно мы, люди, устроены, подумал он, чуть не наступив на очередной череп. Чего-то все время делаем, что-то получается, а что-то нет, и совершенно неизвестно почему, и при этом отношение к Создателю – как к въедливым родителям, мол, без вас разберемся, нам лучше знать.
Вот нашел я – и Вантит, и кентавра Хевронлинга, мудрость коего я оцениваю задним числом, и ведьму видел, и с драконом дрался, и все получилось, хотя объяснений этому, почему получилось, нет никаких. И вот я топаю себе через темную залу с костями, надеясь, что скоро будет лаз, а откуда мне знать, что этот внутренний лаз вообще существует? Потому, что мне Клифф так сказал? Я тоже много чего ему сказал, и он тоже всему поверил.
В конце зала зиял проем. Когда-то здесь висела дверь, теперь остались только петли. Брант прошел насквозь и оказался в следующем зале. Слева по ходу был еще один проем, и из этого проема струился свет.
Брант пошел на свет.
Помещение оказалось относительно небольшим. Никаких предметов, ни костей, ни мебели, ни мусора, в помещении не было. Четыре лампы, привинченные к стенам, ненавязчиво и уютно горели, освещая пол, потолок, стены, и две двери, а посреди помещения сидела скрестив ноги и грустно смотря на широкое блюдо с хрюмпелями огромная жутковатая данность. Хрюмпели были явно несвежие. Данность подняла голову и посмотрела на Бранта. Бранта передернуло.
– Не бойся, – сказала данность. – Я тебя не сразу съем. Поговорить надо сначала, а то мне тут не с кем. Раз в год кто-то сунется – и то благо. Хочешь хрюмпель?
– Меня зовут Брант, и я против того, чтобы меня тут ели, – сказал Брант.
– А наше с тобой мнение никого не интересует, – сказала данность. – Сказано, да будет съеден. Вот и будешь съеден.
– Кем это сказано? – спросил Брант.
Бежать надо. Добежать до винтовой лестницы, зайти в Дурку, взять двуручный меч у Нико, и вернуться сюда, и тогда мы точно выясним, кто будет съеден, а кто нет. Он оглянулся.
– Ой не беги, – сказала данность, качая головой. – Ой догоню, ой хуже будет. Бегущего вменяется есть живьем. Пока бежит.
– Кем вменяется?
– Инструкциями.
– Кто же это такие инструкции составляет?
– А вот! – данность переместилась и вытащила у себя из-под зада толстенный фолиант. – Делать нечего, так я на досуге читаю, читаю. Тут много разного. – Данность открыла фолиант и полистала страницы. – К примеру, вот. «А ежели ему лень в обход двигаться, а возжелал он пути легкого да скорого, то никчемен он и пуст». Это про тебя. Захотелось тебе в Замок, значит, так надо было – котомку на плечо, и шагай себе, ать-два. А ты сюда пришел.
