Текст книги "Год Мамонта"

Автор книги: Владимир Романовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)

– Ладно, – сказала Рита. – Идите к Нико. Я воспользуюсь черным ходом. Никому не открывайте. Слышите? Это очень серьезно. Никому.

– Хорошо, – сказал Брант. – Но могу я по крайней мере знать, что происходит?

– Узнаете через два часа.

Брант вышел в гостиную. Рита быстро переоделась и выбежала через черный ход.

В гостиной основательно уже пьяный Нико буянил в одиночку, кидая столовые ножи в чей-то портрет на стене (густая темпера, покрытая матовым лаком) и промахиваясь. Ножи не втыкались в стену, но стукались плашмя и падали на пол. Очевидно, квалификация все еще не восстановилась.

Брант сел в кресло и отломил себе кусок паштета. Было очень вкусно. Он залил паштет вином, поставил кубок на стол, и замер.

Все очень просто. Тот жилистый с приплюснутым носом, в Кронине, слышал его имя. Эта баба была либо его подружкой, либо просто шпионкой. Жилистый ей все рассказал. Возможно, жилистый произвел расследование – а он явно был шпион, и явно профессионал – и знал о Бранте больше, чем кто-либо. И рассказал этой дуре. Теперь она идет к жилистому. Приведет его сюда, возможно не одного. И его, Бранта, тут преспокойно ухлопают вместе с Нико. Не будь Нико рядом, он бы спрятался где-нибудь и посмотрел бы, чего будет. Но Нико был рядом.

Брант поспешно встал и подошел к окну. Пустая улица. Пока что пустая.

– Нико, – сказал он. – Сейчас мы отсюда уйдем, быстро и тихо. Завтра мы уедем на юг, к морю. Ты любишь море, Нико? Я – очень. Мы сменим имена. Ты больше не Нико, а я больше не Брант.

– Потрясающе, – сказал Нико, которому эта идея очень понравилась. Он встал, едва не опрокинув стол, подошел к Бранту, чтобы его обнять и поздравить, и упал. Брант поднял его и повел, шатающегося, к двери.

– Уй, – сказал Нико. – Я, кажется, изрядно пьян. Подожди.

Он отцепился от Бранта, выпрямился, глубоко вдохнул, и ударил себя с размаху кулаком в грудную клетку.

– Все, я трезвый, – сказал он.

– Идиот, – сказал Брант.

Он взял руку Нико и положил ее себе на плечо. Он не стал вытаскивать меч, поскольку меч от стрел не спасает. Они спустились по темной лестнице, вышли на улицу, и двинулись прочь от центра. В таверне остались принадлежности, уголь, холсты, эскизы, одежда – и черт с ним.

Все деньги были у Бранта с собой. Через три часа на противной и грязной окраине Брант отыскал противную и грязную таверну. Он нанял комнату и оставил Нико отсыпаться. Сам он решил побродить по улицам. Последний раз в столице. Проверив карманы, он обнаружил в одном из них клочок бумаги. Улица Весенних Роз. А? Ах да, женщина по имени Аврора всегда бывает дома по утрам, с семи до полудня. Может, не дразнить гусей и не идти? Но ведь он не сказал ей нет. А это почти равносильно обещанию придти. В приличном обществе.

А на юге, в гавани, стоят небось красивые суда, и старые злобные капитаны кричат страшными романтическими голосами – «Отдать швартовы! Лево руля, сука безмозглая, лево руля! Не напорись на риф, блядь!» – а в кабаках развратные красотки пьют пунш, или чего они там на юге пьют, и жеманно держат двумя пальцами жирные атасы, откусывая по малу и сразу проводя языком по передним зубам, чтобы на них ничего не оставалось. А по утрам ласковый бриз гладит пальмовые ветви. И пахнет тиной, йодом, водорослями, и вообще морем и прибоем. И можно выстроить живописную виллу на какой-нибудь совершенно безумной скале, о которую разбивается штормовая волна, и брызги оседают на перилах веранды, а веранду нужно так распланировать, чтобы ветер был не страшен – сидишь себе, пьешь неторопливо что-нибудь изящное, а кругом молнии, буря, а у тебя свеча на столе – и огонек даже не дрожит. Как бы это распланировать? Основание надо делать из камня, это понятно. Но, наверное, нужно поставить несколько двигающихся створок под разными углами, чтобы ветер в этом лабиринте терялся и немел. А от дома вниз к прибою и песку нужно будет выложить мраморную лесенку, петляющую.

Пока он все это обдумывал и даже делал расчеты в уме, Брант не заметил, что ноги уже принесли его в центр. Причем не куда надо, т. е. на Улицу Весенних Роз, ведь до утра оставалось еще часа три, но к Храму Доброго Сердца. Он вдруг осознал, что так и не решился туда войти за все это время. А ведь думал об этом многие годы. Сейчас внутри никого нет кроме, возможно, священника. А приходить надо было вечером. А он вместо этого пошел за Нико на Улицу Плохих Мальчиков, поскольку человек слаб и глуп, и там напоролся на шпионку, почему ему и придется ехать теперь на юг одному. То есть, не одному, а с Нико. До чего же я все-таки мрачный, неуживчивый тип, подумал Брант. И, между прочим, дормер над фронтоном Храма совершенно лишний. Напутал чего-то старик Гор. Чего-то не учел.

У алтаря горело несколько свечей. Остальное помещение не освещалось. Почти ощупью пробрался Брант по центральному проходу и сел на переднюю скамью. Он просто посидит и подумает. И помолится. И помечтает.

Слева раздались шаги и средних лет человек в рясе до полу вышел на свет, щурясь на Бранта.

– Вам чего, сын мой? – спросил он не очень приветливо. – Шли бы вы спать.

– Вы невежливы, – заметил Брант. – А если я нуждаюсь в помощи Создателя, тогда что?

– Мы все в ней нуждаемся.

– А если я нуждаюсь в экстренной помощи и пришел ее просить сюда, в Храм?

– Сын ной, – сказал священник устало. – Пришедших просить Создателя о помощи видно издалека.

Помолчали.

– Вы пойдете домой, или будете тут торчать и не давать мне спать? Я сегодня ночую в Храме, моя очередь. И я бы с удовольствием поспал, тем более что утром мне проповедь читать, а я, когда не выспался, читаю проповеди бестолково и сумбурно.

– Никуда я не пойду, – отрезал Брант. – Выгнать вы меня не можете, не имеете права, как верующий.

– Н-да, – сказал священник неопределенно, садясь рядом.

– Вы давно здесь служите?

– Двадцать лет, сын мой.

– Вы хорошо знаете своих прихожан?

– Да.

– Сюда приходит одна девушка. То есть, сейчас она женщина.

– Вы уверены, что только одна?

– Я видел ее здесь семнадцать лет назад. И обещал увидеть еще раз.

– Семнадцать лет назад вам было лет пять, сын мой.

– Девять. А ей лет семнадцать. У нее еще брови такие.

– Какие? Впрочем, я знаю, какие. А вы, стало быть, отсутствовали семнадцать лет. Лицо мне ваше кого-то напоминает. Очень знакомое лицо.

– Никого оно вам не напоминает, и напоминать не может. Волосы у этой женщины каштановые. Глаза голубые. Конечности тонкие и длинные.

– Да я знаю, знаю.

– Что вы знаете?

– Знаю, о ком вы говорите.

– Она заходит сюда?

– Иногда.

– По определенным дням?

– Нет. Когда как.

– Днем? Вечером?

– И так, и сяк. – Священник почему-то улыбался. Что-то его забавляло.

– Вы знаете, как ее зовут? – спросил Брант.

– Еще бы. А вы?

– Нет. Скажете?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю, – сказал священник. – Не хочется. Вы из какого сословия?

– Какое это имеет значение?

– Для мирских, очевидно, большое, раз все они только об этом и заботятся. Так из какого?

– Смотря для кого и как.

– Благородных кровей, я думаю, но скрываете.

– Да, – сказал Брант. – Я воспитывался вместе с детьми слуг.

– О! – сказал священник. – Оказывается, я думал не в том направлении. Беда в том, что все мы сперва думаем не в том направлении, и в результате получается то, что мы видим. Дети слуг, семнадцать лет отсутствия, девять лет изначально. Сейчас, сейчас. Нет, не говорите, я сам вспомню. Змееныш? Бесенок? Тигренок? Медвежонок?

– Волчонок.

– Точно! Именно! Волчонок. Меня сбило с толку именно ваше лицо. Позвольте.

Священник взял с алтаря одну из горящих свечей и внимательно рассмотрел лицо Бранта.

– Ничего не понимаю, – сказал он. – Вы либо выдаете себя за кого-то другого, либо… нет, не знаю.

– Почему вы так решили?

– Видите ли, Волчонка привезли… ну, в общем, он был, по слухам, сыном какого-то артанского князя.

– Да. И что же?

– Вы не можете быть сыном артанского князя. В ваших чертах нет решительно ничего артанского. Обыкновенный нивериец со славскими примесями.

– Вы видели меня, когда я был ребенком?

– Нет. И Волчонка не видел.

– Я – Волчонок.

– Не думаю. Ну, это не существенно.

– Можете вы сделать, чтобы я увидел женщину, о которой я… которую я…

– Молодой человек, женщина, о которой вы говорите – вдовствующая Великая Княгиня. С ней хотят говорить многие. Она редко говорит с кем-нибудь.

– Не шутите так, – сказал Брант. – Я люблю шутки, и я просто без ума от шутливых священников, но – не шутите.

– Я вовсе не шучу. Я вам так скажу – послезавтра начинается Большой Турнир в Итанином Рынке, на котором по традиции будут присутствовать все высокопоставленные лица, включая княжеский дом. Пойдите и посмотрите на Вдовствующую Великую. Можете попытаться там же с ней заговорить.

– Почему же не здесь?

– Потому что Храм – не место для любовных приключений.

– Это не любовное приключение.

– Идите спать. Хватит, – сказал священник, раздражаясь.

– Я обращусь к вашему начальству, – пригрозил Брант. – Скажу им, что вы отказали в помощи верующему. Вот прямо сейчас пойду к самому главному священнику и разбужу его.

– Уже разбудили, – сказал Редо. – Я и есть Главный Священник Астафии. Идите домой.

* * *

Слуга Хока отпер дверь и поклонился.

– Прошу вас, госпожа моя.

– Хозяин не спит? – спросила Рита.

– Бодрствует. Он в кабинете. Скажите ему, чтобы он заплатил мне жалование за прошлый месяц. Он явно забыл.

– А сам не можешь сказать?

– Боюсь.

Рита прошла в кабинет. Хок поднял голову от какого-то списка и поприветствовал гостью.

– Чем обязан?

– Хочу просить вас об одном одолжении.

– Ради вас – все, что угодно, если это не связано со свержением существующего правительства.

– Вы помните, в Кронине, вы собирались выпороть мальчишку по имени Брант?

Хок помрачнел.

– Помню.

– Выпороли?

– Нет. Я потерял наглеца из виду. Он теперь где-то здесь. Его видели мои люди.

– Вы все еще сердитесь на него?

– Естественно. Вы бы тоже сердились.

– Я прошу вас его простить.

– Невозможно. Он успел оскорбить меня еще раз.

– Вы говорите, что потеряли его из виду.

– Он назначил свидание моей любовнице.

– Авроре?

– Откуда вы знаете?

– Не будьте наивным, Хок.

– Да, Авроре.

– Ну и что?

– Как – что? Это, по-вашему, не оскорбление?

– Не знаю. Он знал, что она ваша любовница?

– А мне что за дело?

– Это просто самодурство, Хок.

– Возможно.

– Она все равно вам изменяет.

– Неправда.

– Правда.

– Во всяком случае, об этом никто не знает.

– Хок, камни на дне Южного Моря знают, что она вам изменяет. Собольи муфты, в которых славские мещанки греют морозными вечерами пухлые свои руки, знают, что она вам изменяет. Что вы мне морочите голову! Мне нужен этот Брант. Это государственное дело. Мне он нужен живым и действенным.

– Вы хотите сделать его своим любовником?

– Представьте себе – нет.

– Зачем он вам?

– Будьте скромнее, мой друг.

– Как вы возбуждены, прекрасная Рита! Я просто любопытен.

– Смиритесь. Мне нужно ваше слово.

– Он назначил Авроре свидание.

– Он не придет на это свидание.

– Вы совершенно точно это знаете? – спросил Хок, прищуриваясь.

– Да.

– Ну, хорошо. Только ради вас. Но если он придет…

– Он не придет.

– …ему не поздоровится. Поверьте.

– Верю. Он не придет.

Как гора с плеч. Рита шла домой быстрым шагом. Она еще не знала, что скажет Бранту. Что нужно сказать Бранту. Услать его за тридевять земель было бы самым разумным. Хоку доверять нельзя. Сегодня он делает вид, что забыл, а завтра или через год вдруг случайно вспомнит, в самый неподходящий момент. Уехать вместе с Брантом? У нее большое состояние. Глупо как-то. Неплохо было бы сначала узнать человека поближе. Десятиминутное знакомство не повод для планирования дальнейшей жизни.

Дом был пуст. Ни Бранта, ни Нико! Идиот. Ему же велено было сидеть на месте. Где его теперь искать?

Свидание. Он назначил Авроре свидание. Это ерунда, Аврора всегда сама назначает свидания. С семи до полудня. Он пойдет на это свидание, и там его будет ждать Хок.

Рита взглянула на часы. Полночь.

* * *

Улицу Весенних Роз Брант помнил хорошо. Собственно, это была даже не улица, а очень широкий сквер, усаженный деревьями. И было на этой улице только два дома – отремонтированный квартирный, для среднего сословия, и роскошный модернизированный особняк. Брант постучал. Никто не отозвался. Он постучал еще раз. Подождал. Толкнув дверь, он обнаружил, что она не заперта.

В вестибюле горела лампа. Слуг нигде не было видно. Брант поднялся по широкой лестнице с орнаментированными перилами и выбрал самую красивую дверь. Он не ошибся – это и была хозяйкина спальня. Кровать под балдахином. Плюшевые драпировки. Прикроватный столик с двумя золотыми кубками. Сама хозяйка, в кресле, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту.

Брант круто обернулся, одновременно выхватывая меч. Никого. Еще полоборота. Опять никого. Он повернулся бы еще раз, но тут его схватили сзади за локоть и за волосы, и он почувствовал, что падает. Кисть руки пронзила невообразимая боль, и он выронил меч. Он упал на бок и хотел было вскочить, но ему не дали. Он хотел перекатиться на спину, но у него ничего не вышло. Сидя рядом с ним на корточках, Рита одной рукой взяла его за ухо, а другой приставила к его горлу кинжал.

– Не двигайся и молчи, – сказала она. – Лежи и слушай. Сейчас мы отсюда уйдем.

– Никуда я не пойду, – сказал Брант, косясь на клинок. – Можете прикончить меня здесь, или подождать этого, с приплюснутым носом. В этот раз отступать некуда, и я буду с ним драться.

– Ты не будешь с ним драться.

– Буду.

Он рванулся, и Рите пришлось отпустить его ухо и треснуть его по лбу. Он ударился затылком об пол и зарычал от боли и унижения. Она опять взяла его за ухо. Кинжал торчал у горла. Это было глупо. Она отбросила кинжал, отпустила ухо Бранта, и поднялась.

Брант удивленно смотрел на нее с пола, морщась от боли в затылке и боли в запястье.

– Вставай. Никто тебя не тронет, пока я здесь. Вставай.

Брант сел.

– Я, наверное, что-то не так понимаю, – сказал он.

– Это нормально, – объяснила Рита. – Весь мир построен на непонимании. Я вот давеча как увидела твое лицо…

– Что-то всех тут интригует мое лицо, – сказал Брант, поднимаясь на ноги.

– Подними меч и вложи в ножны.

– А зачем вы Аврору связали?

Рита посмотрела на него мрачно, перевела взгляд на связанную Аврору, и опять посмотрела на Бранта, так же мрачно.

– А?

– Буянила она очень, – сообщила Рита. – Требования высокие. Ты будешь подбирать меч или нет?

– Это не дело, – возразил Брант. – Нужно ее развязать.

Он поднял меч.

– Вложи в ножны.

Брант сделал вид, что вкладывает меч в ножны. Неожиданно он резко повернулся. Острие уперлось Рите в живот.

– Теперь, милочка, – сказал он, – ты мне все-все расскажешь. Стоять! Ничего не утаишь. Что к чему и зачем. Расскажешь, зачем тебе понадобилось все это, и как именно ты собиралась меня прикончить, и кто такой этот с приплюснутым носом.

– Баран, – сказала Рита, рассердясь. – Я твоя мать. Вложи меч в ножны. Слушай, что тебе мать говорит!

Такого поворота событий Брант не ожидал. Клинок продолжал упираться Рите в живот. Рита заложила руки за спину и закатила глаза. Брант опустил меч.

– Ты… вы… моя мать?

– Это бывает. У многих есть мать. И у тебя тоже. И это я. Меч вложи. Баран упрямый.

Брант стоял столбом. Рита взяла у него меч и вложила в ножны.

– Так, – сказала она. – Теперь я кое-что скажу этой дурочке на ушко, и мы отсюда уберемся по добру, по здорову. Понял, дубина?

– Э…

– Я спрашиваю, понял?

– Да.

Рита подошла к Авроре, вынула кляп и кинжалом разрезала веревки, которыми Аврора была привязана к стулу. Куски веревок она быстро и очень тщательно собрала и сунула в мешок. Наклонившись к уху все еще сидящей в кресле Авроры, она сказала очень тихо, чтобы не слышал Брант:

– Нас здесь не было. Вообще никого не было. Скоро сюда явится Хок, прими его ласково и нежно. Если он что-нибудь заподозрит, я сразу об этом узнаю, и тогда я вернусь и буду очень медленно и буднично разнимать тебя на части, отвлекаясь время от времени на философские монологи. Та боль, которую ты на мгновение испытала сегодня, покажется тебе сладким воспоминанием. Ты будешь по ней тосковать, как по первому поцелую. Вон кувшин и кружки. Выпей две или три, это тебе поможет. Поняла?

Аврора молча и быстро кивнула.

Где-то скрипнула дверь. Аврора отчаянно посмотрела на Риту, а потом на Бранта.

Брант успел оправиться от шока, в основном, и почти все понял. Кивком он указал Рите на открытое окно.

Пока он вылезал на карниз и двигался вдоль стены, пока Рита ждала, чтобы он освободил ей место, Аврора шарахнулась к прикроватному столику, налила себе, расплескивая, кубок вина, выпила залпом и налила второй. При некоторых обстоятельствах, надменные становятся понятливыми, степенные действенными, распущенные строгими, а величавые кроткими. Главное – войти в ритм.

Был восьмой час утра.

Хок поднялся по лестнице и вошел в спальню Авроры. У него не было причин сомневаться в обещании, данном ему Ритой, и он почти не сомневался. Почти уверен был Хок, что Брант на свидание не явится. Будучи, тем не менее, человеком обстоятельным, он решил на всякий случай проверить, что к чему.

Аврора в тонком пеньюаре возлежала на пышной постели, как зрелая томная нимфа на ложе из пьянящих трав. Хок окинул взглядом комнату.

– Доброе утро, – сказал он. – Извини, что нарушаю наш договор.

– Иди сюда, – сказала Аврора, томясь сладострастно. – Мне сейчас не до договоров, я хочу, чтобы ты мною овладел и был бы груб.

С кем это она с вечера переспала, подумал Хок, отстегивая меч и сбрасывая плащ. Стерва. Вечер принадлежит мне. Договор. Капризная дура.

Он быстро разделся и лег рядом с Авророй.

– Будь груб, – сказала она, делая испуганные глаза. – Я тебя боюсь, ты сильный и страшный.

Хулиганка, подумал Хок. Блядища. Сейчас мы тебе покажем.

Брант дюйм за дюймом двигался по карнизу к углу здания, и Рита следовала за ним. Из окна спальни донеслись стоны Авроры, как раз во-время – рукоять меча Бранта царапнула стену. Достигнув угла, он осторожно обогнул его и остановился. Рита обогнуть угол не смогла.

– Не смотри… те… вниз, – прошептал Брант.

– Я не смотрю.

Карниз был узкий и вмещал ступню не полностью. До земли было не то, чтобы далеко, но два с половиной человеческих роста – достаточно, чтобы сломать ногу или шею.

– Не двигайтесь, – прошептал Брант. – Сейчас я слезу чуть ниже. Буду держаться руками за карниз. Вы встанете мне на плечи. Руками будете держаться за угол. И медленно съезжать – по мне. Плавно, медленно, не останавливаясь. Как ухватитесь руками за икры – отпустите. Приземляясь, старайтесь перекатиться влево, в сторону от угла.

– Нет, – прошептала Рита яростно.

Но Брант уже поставил ногу на карниз по ее сторону стены и, сжимая угол ладонями, съехал и повис на руках.

– Быстрее, – прошипел он.

Лицом к стене, Рита поставила правую ногу на его правое плечо, едва не потеряв равновесие. Схватилась за угол. Поставила левую ногу на его левое плечо. Крепкий мальчик, подумала она. Такую медведицу на себе держать. Сжимая угол ладонями, она скользнула обеими ступнями вниз, вдоль боков Бранта. Едва не ударившись подбородком о карниз, она съехала ниже, по тросу, бедрам, и голеням. Ноги зависли в воздухе. Сейчас свалимся, подумала она. Когда руки достигли колен Бранта, она ослабила хватку и упала вниз. Перекатилась.

Брант качнулся назад и вперед и поймал носками сапог декоративную щель в известняке. Пользуясь щелью, он перебрался в сторону от угла, быстро, мягко передвинулся к водосточной горголе, подтянулся, встал на горголу, и с нее прыгнул на фронтон над входом. С фронтона он съехал вниз по колонне.

– Молодец, – восхищенно сказала Рита, целуя его в щеку и оглядывая с головы до ног. – Надо же. Ну, пойдем, поговорим.

* * *

Расслабленный, Хок развалился на кровати, глядя в потолок. Глаза слипались. Утро. Рано. Аврора со счастливой улыбкой прижималась к его плечу. Ему захотелось ссать.

Хок отодвинул Аврору, поднялся, и пошел в смежную туалетную комнату. Поссав, он обтерся влажной тряпкой и вышел снова в спальню. Взгляд его уперся в прикроватный столик.

Лужа от расплескавшегося вина. Проходя мимо, Хок мазнул лужу пальцем. Еще не засохло. Странно. И, кстати, от Авроры пахло вином. Не перегаром. Вином. Пито было недавно.

– А где твоя служанка? – спросил он небрежно, садясь на постель.

– Кто ж их знает, где их носит, служанок. Служанки нынче своевольные стали.

– Да, – сказал Хок. – Это точно.

Он водил глазами по комнате. Все вроде было на месте, ничего подозрительного, и тем не менее его не покидало ощущение, что здесь дрались, причем с оружием.

– Ладно, – сказал он. – Я пойду, у меня дела с утра.

– Останься, – попросила Аврора. – Я тебя хочу.

– Я приду вечером. Сейчас очень спешу.

Он стал одеваться. Нагнувшись, чтобы натянуть сапог, он заметил и подобрал с пола обрывок веревки.

– Это что такое? – спросил он небрежным тоном.

– Это? Не знаю.

Обрывок был дюйма три длиной. И все бы ничего, но с обеих сторон веревку резали либо мечом, либо кинжалом.

– Ладно, – сказал Хок, бросая обрывок на пол.

Он надел дублет, приладил перевязь, и накинул плащ.

До набережной было – два квартала. Хок прошел их спокойным шагом, остановился у парапета, и посмотрел на воду. День уже начался – люди ходили туда-сюда, злые с утра, делового вида торгаши спешили в лавки, подводы катились по набережной, стуча колесами. Все было как обычно, но Хок почти не сомневался, что пройдет два или три дня и труп служанки Авроры всплывет где-нибудь ниже по течению Астафа, с какой-нибудь конусообразной заточкой, сделанной из стального арбалетного болта, в спине. Он слишком хорошо знал Риту. А она его. Между ним и Ритой было соглашение. Он поверил Рите, но Рита не поверила ему. Она не имела права вмешиваться. Она нарушила соглашение.