Текст книги "Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ)"
Автор книги: Влада Южная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
– Не надо, – продолжила смеяться Эльза, – не надо только привлекать к этому делу посторонних. Я согласна. Я и так согласна.
– Когда? – он схватил ее за плечи и пристально посмотрел в глаза, уже без тени улыбки.
– Завтра, – внезапно осипшим голосом выдавила Эльза, тоже становясь серьезной. – Выбери любое место, я согласна на все. Пусть это случится завтра.
– Завтра… – повторил Алекс, словно пробуя это слово на вкус, и недоверчиво качнул головой, – дожить бы до завтра скорей.
Он снова поцеловал ее, на этот раз сдержанно, на полу, усыпанном шестиконечными звездами, под пристальными взглядами сероликих теней, и в тот момент к Эльзе вдруг пришла уверенность, что все ее мечты непременно исполнятся.
– Надо просто не думать, – твердила она себе на следующий день, готовясь к вечернему свиданию. – Не думать ни о чем.
Ночью плохо спалось, и теперь слегка побаливало в висках. Когда она принимала душ, ее привычная пористая губка для тела показалась вдруг слишком жесткой и царапающей кожу, и Эльза отбросила ее и принялась намыливать себя руками, представляя, что это руки Алекса. Он будет трогать ее, гладить и целовать. Уже совсем скоро. Этого очень хотелось, от силы желания не хватало воздуха в груди, и она замирала, не замечая, что на спину льется горячая вода.
Потом она нанесла на кожу легкий крем с любимым ароматом, надела свое лучшее белье, повернулась перед зеркалом в одну сторону и в другую, оглядывая себя. Грудь соблазнительно выступала. Длинные темные волосы падали по спине и касались изгиба бедер как раз там, где проходил верхний край гладких шелковых трусиков. Эльза тщательно расчесала пряди до блеска и оставила распущенными. Алексу непременно понравится так. Затем пришел черед платья. Когда она застегивала ряд мелких пуговиц, расположенный от талии до лифа, в ее комнату постучала мать.
– Куда-то собираешься, доченька? – поинтересовалась Ольга, проходя в комнату.
– В гости к Северине, – скороговоркой пробормотала Эльза, стараясь держать лицо.
– Ты такая красивая сегодня… – мать присела на край кровати и ласково улыбнулась, разглядывая дочь и ее отражение в зеркале. – Будет какой-то праздник?
Эльза решила, что лучше не говорить подробностей, которые легко проверить через отца Северины.
– Нет, – она беззаботно пожала плечами, – просто настроение хорошее.
– Понятно, – кивнула Ольга, не скрывая, что любуется ею. – Какая ты у меня уже взрослая стала, детка… прямо невеста на выданье…
– Мам, ну ты чего? – Эльза испуганно повернулась, заметив в глазах матери слезы.
Она приблизилась, и тогда Ольга взяла ее за руку, усадила рядом с собой и крепко обняла.
– Ты не торопись взрослеть, ладно? – мать погладила дочь по спине. – Побудь еще моей маленькой любимой девочкой. Я помню, как ты у меня родилась, крохотная, красненькая, с горящими серебристыми глазками, и тебя положили мне на живот, пока изнутри толкался наружу твой брат. Ты даже не кричала, а попискивала, тоненько и благородно.
Как в детстве, Эльза спрятала лицо в надушенной, мягкой и необъятной материнской груди. От нее пахло молоком, нежностью и любовью, чем-то приятным и теплым, самыми ранними детскими годами и безмятежностью.
Не думать. Прыгнуть и не думать ни о чем.
– А еще я вспомнила, как выходила замуж за твоего отца, – голос у Ольги стал мечтательным, пухлые украшенные дорогими перстнями пальцы стали бездумно перебирать волосы дочери. – Мы были такими молодыми. Он был такой красивый, твой отец. Да и я была ничего. – Она хихикнула, совсем как девчонка. – Конечно, такое платьице, как на тебе, я надеть бы не смогла, фигурой ты все-таки пошла в него, в нашего папу. Но у меня было роскошное свадебное платье, мой отец – твой дед, мир его праху, – не пожалел денег на лучших мастеров, чтобы его создать. Он любил меня баловать. Жемчуг для украшения привезли с самого побережья Нардинии и пришивали вручную, а его потребовалось много. Говорили, что каждая жемчужинка таилась в раковине, и за каждой такой раковиной пловец нырял отдельно. А так как лежат они глубоко на морском дне, то пловцу приходилось уметь надолго задерживать дыхание, и по слухам от нехватки кислорода каждый раз небольшая часть клеток его мозга отмирала. И это при том, что попадались пустые раковины и приходилось нырять еще и еще. Считается, что люди, которые занимаются этим ремеслом, долго не живут. Представляешь, насколько драгоценное платье у меня было?
– Угу, – пробормотала Эльза, с удивлением слушая откровения матери. Раньше таких подробностей она не знала и теперь с любопытством приоткрывала завесу над прошедшей молодостью родителей.
– Теперь мне кажется, что мы поторопились… – улыбка вдруг сползла с лица Ольги, а на мечтательный взгляд набежала тень.
– Мам, что ты такое говоришь? – ужаснулась Эльза.
– Может, Димитрий родился неправильным, потому что я была слишком молода и не смогла выносить его как следует? – рассуждала вслух Ольга, будто бы не замечая ее. – Может, во мне не нашлось достаточно сил, чтобы дать плоду все необходимое для развития, пока он рос внутри меня? Вы-то с братом, слава пресвятому светлому богу, вон какими ладненькими родились. Потому и говорю тебе, доченька, не торопись взрослеть и выскакивать замуж.
Наконец, она спохватилась, быстро глянула на Эльзу и снова засветилась прежней мечтательной улыбкой.
– Но свадьба у нас с твоим отцом была на загляденье. Ты знаешь, что мы вступили в брак в личном темпле самого канцлера?
– Да ты что? – снова удивилась Эльза, стараясь отбросить неприятные мысли об отношении матери к старшему брату.
– Да, – подтвердила Ольга. – Наш правитель всегда дружил с твоим дедушкой и никогда не забывал, что нас связывает пусть дальняя и слабенькая, но все-таки родственная связь. Поэтому он великодушно разрешил нам с твоим папой воспользоваться его темплом, чтобы принести клятвы перед лицом светлого бога и попросить у святых благословения. Места там, конечно, не хватало, части гостей пришлось стоять на лестнице, и по правде говоря, их было столько, что стояли они на всей лестнице до самого низа… но самые близкие, члены нашей семьи и дорогие друзья, конечно, находились рядом в этот торжественный момент. Твой отец… я не могла оторвать глаз от него и чувствовала себя очень счастливой.
– Мам… – Эльза поводила пальцем по яркому покрывалу на кровати, – а ты сразу в папу влюбилась? И никто тебе до него не нравился?
– Сразу. Никто, – уверенным голосом откликнулась мать, – я, как только его увидела, в ту же секунду поняла, что он будет моим.
– А он? Тоже сразу в тебя влюбился?
– Конечно, – Ольга погладила дочь по волосам и заглянула в лицо внимательным взглядом, – а почему ты спрашиваешь?
– Просто так, – растерялась Эльза, – просто я подумала… неужели всегда волки женились только на волчицах, а волчицы на волках? Ведь мы живем среди людей, вокруг нас их много, и неужели всегда пары складывались так идеально, что никогда не получалось ничего… неправильного?
Мать молчала так долго, что ей стало не по себе. Может, спрашивать не стоило? Но ведь этот вопрос давно мучил ее, а мама показалась такой сентиментальной и готовой поговорить по душам…
– Скрывать не буду, милая, – заговорила наконец Ольга, – бывали такие случаи, что кто-то интересовался особой не своего круга. Но это происходило потому, что такова мужская природа.
– Мужская природа? – озадачилась Эльза.
– Да. Природой в мужчин заложено стремление опылить как можно больше цветов, пока их хоботок не увянет, – в голосе матери прорезалась непривычная сталь, а глаза стали похожи на осколки льда, – мы же, благородные лаэрды, храним невинность до брака. Вот им и приходится искать утешения среди других… менее благородных.
– А бывало, – Эльза помялась, – что благородная лаэрда выбирала кого-то менее благородного?
Ольга презрительно фыркнула.
– Перечеркнуть себе репутацию? Таких дурочек не находилось. Другое дело, что человек мог насилием взять благородную женщину. Такое было на моей памяти. Но наказание за это всегда одинаковое и справедливое – пожизненный срок в катакомбах.
– Пожизненный срок? – Эльза с трудом сглотнула.
– Конечно. На бедняжке потом никто не захотел жениться, зная, что ее пользовал безродный. Она так и осталась никому не нужной приживалкой в доме отца, – Мать снисходительно коснулась ее щеки. – Милая, каждый мужчина хочет, чтобы его возлюбленная оставалась невинной до него, чтобы он был у нее первым и единственным. Если это не так – тут никакое приданое не поможет, если только ты не дочь самого канцлера. Но ей-то подобные глупости в голову уж точно не приходят.
– А может, – Эльза тряхнула головой в знак протеста, – может, человек не насилием взял девушку, а она сама ему разрешила?
– Может и так, – легко согласилась мать, – но любой благоразумный отец такой девушки обязательно повернул бы все так, чтобы считалось насилием. Это хоть какой-то шанс не выглядеть посмешищем в глазах своего круга. Бедняжка – жертва, насильник – в катакомбы, родители – на успокоительном. В общем, неприятная ситуация, как ни крути.
– Но отправить невиновного в катакомбы – это же неправильно. Может, они любили друг друга.
Ольга рассмеялась.
– Любовь мужчины к женщине может быть сильна. Но еще сильнее любовь отца к дочери. Чтобы как-то скрасить будущее своего любимого ребенка, он пойдет на все. Спроси у папы, если не веришь. Ты – его единственная малышка, и поверь, он в тебе души не чает.
Эльзе не требовались доказательства, чтобы в это поверить. Она и так знала, как любит ее отец, как он балует ее, совсем как дедушка баловал ее маму. И от этой мысли сердце вдруг болезненно сжалось. После разговора остался неприятный осадок. Не думать, приказала она себе. Прыгнуть, как в озеро.
Водитель отвез ее к Северине. Эльза зашла в дом и даже выпила с подругой чашку чая, угостившись чудесными воздушными пирожными и рассеянно слушая какие-то сплетни про общих знакомых. Затем черным ходом она выскользнула в сад, прокралась в его дальний конец и перелезла через ограду, где в условленном месте уже дожидался Алекс.
Эльза гадала, что же он приготовил для нее, пока они мчались по вечерним улицам столицы. Алекс привез ее к лодочной станции, где все желающие могли взять напрокат лодку или водный велосипед. Река здесь делала небольшой изгиб, течение ее замедлялось, и потому кататься считалось безопасно. Старик-лодочник совершенно очевидно знал о визите заранее и ждал их. Он дал Алексу новую чистую лодку, выкрашенную в зеленый цвет с номером, нанесенным белой краской на борту, и помог Эльзе спуститься в нее, галантно придерживая за руку.
Когда они собрались отплывать, старик поставил на корму масляный фонарь, чтобы в сумерках им стало лучше видно друг друга. Огонек, надежно защищенный стеклом, светил ровно и уверенно. Так же сияли и глаза Алекса, когда он смотрел на Эльзу, сидя напротив нее.
Не думать, напомнила она себе снова. Прыгнуть.
Белая рубашка с распахнутым воротником оттеняла загорелую кожу Алекса, делая ее смуглее, его мышцы натягивали ткань на плечах под каждый всплеск весла о воду. Эльза невольно залюбовалась им. Пресвятой светлый бог, какой же он все-таки красивый и сильный, прямо глаз не оторвать. Ей нестерпимо захотелось провести рукой по груди Алекса, прижаться к нему, почувствовать, что значит принадлежать любимому мужчине душой и телом. Сердце трепыхалось, но теперь не от испуга, а от приятного волнения. Бояться себе Эльза категорически запретила.
Вечерний воздух напитался свежестью и прохладой и стал тяжелым, как плащ, упавший на плечи. Казалось, лодка не плывет, а скользит по черной ленте реки. Последний луч солнца умер на горизонте, и по небосклону рассыпался целый ковер, сотканный из звезд. Эльза подняла голову, разглядывая привычные созвездия: Всадника и Змея, Деву с кувшином, Львицу и Северного Медведя. На миг ей даже почудилось, что мир перевернулся, и она сейчас упадет в эту огромную мировую бездну из лодки, плывущей вверх ногами. И на миг упасть туда и раствориться в безбрежном море захотелось. Но только с Алексом.
– Ты такая красивая сегодня, – раздался его негромкий голос.
Эльза опустила взгляд. Алекс смотрел на ее обращенное к небу лицо, открывшуюся линию шеи, его руки продолжали размеренно трудиться над веслами, но в глазах полыхал настоящий пожар. А может, это так преломлялся в его зрачках фонарный свет? Эльза сглотнула и несмело улыбнулась в ответ. Она облизнула губы, и Алекс повторил это едва уловимое движение за ней.
– Такая красивая, что я ощущаю себя самым счастливым на свете.
Он вдруг оставил весла в уключинах, подался вперед, схватившись обеими руками за борта лодки, чтобы сохранить равновесие. Встал на колени перед Эльзой, скользя жадными ладонями по ее бедрам сквозь ткань тонкого платья, целуя ее губы, искусанные и влажные, своим горячим нежным ртом. Их поцелуй пах ветром с реки и ночными звездами. Лодка перевернулась, и они начали падать, падать вверх, в бездонный океан, усыпанный серебристыми искрами. Эльза откинула голову, наслаждаясь этими долгими секундами падения и прикосновениями губ Алекса к своей шее. Затем в какой-то момент она осознала, что они движутся не вверх, а в сторону, по гладкой черной ленте, неподвижной, как гранит.
– Лодку сносит, – прошептала она в висок Алекса, зарываясь пальцами в его густые непослушные волосы.
– У меня крышу от тебя сносит, – хрипло пробормотал он, стискивая ее талию, неистово исследуя языком грудь прямо через платье, – а ты говоришь лодку…
У Эльзы вырвался слабый беспомощный стон, когда Алекс чуть сдвинул на себя ее бедра. Теперь она балансировала на самом краешке узкой деревянной скамьи, а он по-прежнему стоял на коленях между ее раздвинутых ног. Пальцы Алекса легли на ее ягодицы, сминая их до боли, и она снова вскрикнула, на этот раз жалобно.
– Прости. Я сам не свой, – он аккуратно отодвинулся, вернулся на место, взялся за весла, выправляя лодку на нужный курс.
Эльза сомкнула колени, чувствуя, как горячо и влажно стало внизу живота. Она опустила руку в воду, вздрогнула, когда холод обжег пальцы, побежал вверх по жилам до самых висков, остужая распаленное сознание. Прохладной мокрой ладонью она провела по лбу, шее и ключицам, перевела дыхание и услышала, как глухо застонал Алекс.
– Хочу, чтобы ты сегодня не останавливала меня, – выдавил он, пожирая ее глазами. – Не остановишь, девочка моя? Я так долго тебя ждал. Я не смогу остановиться.
На секунду ее сердце пропустило удар, и тщательно подавляемые страхи снова протянули к ней липкие щупальца, но Эльза решительно тряхнула головой.
– Не остановлю, – смело произнесла она и расстегнула верхнюю пуговицу на платье, глядя прямо в глаза Алекса. – Сегодня я сама не хочу останавливаться.
Он зажмурился, на лице блуждала кривая мальчишеская улыбка, полная почти болезненного счастья. Затем резко окатил ее серьезным взглядом.
– Но все должно быть идеально. Скажи мне, если я сделаю что-то не так.
– Нет, – Эльза засмеялась, эхо над водой подхватило ее смех и унесло к звездам, – все должно быть естественно. Делай все так, как привык.
– Но я не хочу тебя напугать, – покачал головой Алекс.
– А тебя ничего не пугает? – она перестала смеяться, снова провела кончиками пальцев по непрозрачному полотну воды. – Ты знаешь, чего я могу тебе стоить?
– Чего, Эль? – с неожиданным вызовом поинтересовался он.
Эльза помолчала, глядя, как мимо в сумеречной дымке проплывают берега. Слова матери так и звучали у нее в голове. Зачем она только вспомнила этот неприятный разговор?
– Свободы. Жизни. Другой жизни, где все бы у тебя сложилось по-другому.
– Свободы? – он фыркнул. – Если думать о тебе двадцать четыре часа в сутки, не находить себе места ночами, представляя, как где-то далеко ты лежишь в своей постельке и мирно спишь, и сходить с ума от этого, если вот это считается свободой, то я бы и рад ее потерять. А жизни… у меня в любом случае все сложится так, как задумано. Я все равно пойду в полицию стажером, а большего мне и не надо. Ничего не надо, кроме тебя, Эль.
Алекс говорил так уверенно, что Эльза снова усилием воли отогнала все прочие мысли. Она слишком много позволяет своей рациональной стороне, и это все портит. Сегодня она не будет ни над чем думать.
– Что это? – она оглянулась через плечо, заметив темные силуэты деревьев, к которым приближалась лодка.
Река здесь раздавалась вширь и делилась надвое, огибая небольшую отмель посередине. За деревьями Эльза различила очертания какого-то строения.
– Говорят, что тут когда-то была одна из летних резиденций самого канцлера, – пояснил Алекс. – А может, кого-то из благородных лаэрдов. В любом случае, особняк давно пустует. Видимо, хозяин больше не интересуется им. Мы с друзьями пару раз забирались сюда, но в доме нет ничего ценного, и его никто не охраняет. Я подумал, что если тебе нужно идеальное место, то благороднее этого не найти.
– А там точно никого нет? – с опаской прищурилась Эльза, изучая густые заросли плюща, который опутывал стволы деревьев и свисал с ветвей гирляндами.
– Не волнуйся, – усмехнулся Алекс, – я все лично проверил.
Он направил лодку к берегу этого островка, а когда они причалили, привязал ее к колышку, вбитому в землю у самой кромки воды. Колышек был новый, и, похоже, это Алекс позаботился о том, чтобы он находился тут.
Плотные, покрытые мясистыми листьями стебли плюща покрывали землю ковром, словно тут и в самом деле давно не ступала нога человека. Эльза не заметила какой-нибудь хоженой тропки, когда Алекс подхватил ее за талию и перенес из лодки на берег, хотя между деревьями отчетливо угадывался просвет некогда заботливо высаженной аллеи.
– Боишься? – удерживая руки на талии Эльзы, Алекс пытливо заглянул в ее глаза.
Она посмотрела в лицо человека, которого любила так, что готова была забыть саму себя.
– С тобой? Нет.
Он улыбнулся и снова поцеловал ее, поглаживая ладонями спину, а она обвила руки вокруг его шеи. Ветерок играл подолом ее платья, и вода едва слышно плескалась о берег. Большая шумная столица лежала далеко-далеко, на другом краю света, и в ней осталась вся прошлая жизнь Эльзы. А тут, действительно, никто не мог потревожить их.
– Держи, моя храбрая девочка, – Алекс вручил ей фонарь на железной ручке, а мошки, успевшие облюбовать тепло огня, беззвучно бились о стекло. – И дай мне одну минуту.
Он двинулся к заброшенному особняку, оставив Эльзу в одиночестве, и вскоре растворился в темноте. Она подняла фонарь повыше. Как много интересного прошло бы мимо нее, если бы не Алекс. И этот загадочный остров – в том числе. Нет, ей, конечно, нравились роскошные приемы, и красивые платья, и возможность попросить у родителей исполнение любого желания. Но никто не открыл бы для нее красоту заката или пробирающую мурашками опасность высоты, как это сделал простой человек, влюбленный в нее. И никто не открыл бы для нее саму любовь, простую, теплую и очень человеческую. Интересно, перевесили бы эти открытия на чаше весов те деньги, что имелись у ее семьи?
Эльза так задумалась, что не заметила, как вернулся Алекс, пока он не взял ее за руку. Особняк теперь не казался глухой темной громадиной, сейчас в нем даже с берега можно было различить окно, за которым теплился свет. Алекс повел ее туда, раздвигая и придерживая ветви деревьев, помогая перебраться сквозь пролом в невысокой каменной ограде.
Особняк пах старостью и призрачными отголосками давно ушедших обитателей. Эльза повела носом и прислушалась. Где-то на втором этаже стонала рассохшаяся рама окна, шелестели меж стен маленькие ножки встревоженных грызунов. Но все-таки дом сохранил былое величие. Полы в большом зале выглядели ровными и чистыми, обои на стенах еще держали позолоту. Резные колонны на лестнице явно выполнял искусный мастер.
Правда, мебель тут отсутствовала напрочь. Алекс не соврал – ничего ценного здесь давно не осталось. Но Эльза улыбнулась, когда увидела зажженные свечи, расстеленный на полу плед, корзину фруктов и бутылку вина. Мило и просто – но большего ей и не хотелось.
– Как ты думаешь, а привидения тут водятся? – шепотом спросила она, когда Алекс потянул ее за руку.
– Водились, – так же шепотом ответил он. – Но я попросил их удалиться на один вечер, чтобы не смущать мою драгоценную лаэрду.
Потом они сидели на полу и пили вино из стеклянных бокалов, и оно показалось Эльзе вкуснее тех вин, что она пила когда-либо из дарданийского хрусталя. Время текло неспешно, ее голова кружилась, а губы горели. Осмелев, она положила в рот виноградину и сама потянулась к Алексу, чтобы угостить его. В следующую секунду виноградный сок потек по ее подбородку, а язык Алекса поймал его, неловко срываясь ниже, на шею, и снова возвращаясь к ее нижней губе. Аромат виноградной лозы плыл в их дыхании, одном на двоих, руки трогали там, где всегда хотелось друг друга потрогать, стоны рвались из груди.
Эльза расстегивала рубашку Алекса, а он терпеливо одолевал ряд мелких пуговок на ее платье, и, делая это, они безотрывно смотрели друг другу в глаза. Она уже прыгнула, подумала Эльза, когда Алекс снял с нее платье и благоговейно провел ладонями по плечам, нежным полушариям груди и чувствительному животу. Она прыгнула и тонет в этом омуте без начала и конца…
Она смеялась, покусывая шею Алекса, пока он ругался сквозь зубы, пытаясь вытащить руку из рукава собственной рубашки. Дразнила его лукавой улыбкой, медленно снимая перед ним свое белье, и старалась не думать о том, как бешено колотится сердце и как пересыхает в горле от того, что теперь она стоит совсем голая перед ним. Она перестала улыбаться, когда он снял штаны и тоже остался голым перед ней. Некоторое время они просто жадно разглядывали тела друг друга, не прикрытые больше ничем – ни ложной скромностью, ни барьерами одежды.
Затем Алекс подался вперед, в его глазах плескалась безумная любовь, ненасытная жажда, и огонь свечей, окружавших их, тоже плясал в его зрачках. Эльза откинулась назад, на руки, в странном оцепенении следуя взглядом по его плоскому животу, поросли темных волос между бедер, напряженному твердому члену, который стремился пронзить ее тело. Она протянула ладонь и потрогала это мощное устрашающие оружие мужчины, созданное для покорения женщины. Такой шелковистый и гладкий, пульсирующий под ее рукой там, где горячая кровь текла по выступающим набухшим венам.
От этого прикосновения Алекс выгнулся, уткнулся лицом в шею Эльзы, опаляя ее кожу дыханием и шепча ее имя. Кажется, он умолял ее о чем-то. Или проклинал за свои муки – там было уже не разобрать. Он опустился на нее, тяжелый сильный мужчина на хрупкой беззащитной женщине, и Эльза больше не могла трогать его там, внизу, и упала на спину, задыхаясь от бури, поднявшейся внутри ее тела. Она ощущала, как Алекс двигается между ее ног, пока еще не проникая, просто прижимаясь членом между ее нижних губ, смещаясь вверх-вниз так, словно судороги пронзают его позвоночник, и от этого ей снова стало страшно. Она хотела его и боялась – ожидаемой боли, старательно отрицаемой реальности, голоса матери в голове, который настойчиво повторял, что волкам не место рядом с простыми людьми, – а Алекс все больше терял рассудок, терзая губами и пальцами ее грудь, шею, плечи, волосы.
– Я хочу купаться… я хочу купаться, – Эльза вывернулась из-под него, плохо соображая что и зачем делает, на ходу обернулась волчицей, бросилась в дверь.
Звериный облик придавал ей ощущение безопасности. Ночь приняла в свои объятия, и любые заросли легко покорялись ловким волчьим лапам. Эльза прыгнула через сломанную ограду, молнией бросилась в реку, поплыла, возвращая себе человеческое тело. Она слышала, как Алекс зовет ее, растерянный и немного сердитый. Вода холодила ее соски и разгоряченное местечко между ног. Эльза набрала в грудь воздуха, взмахнула руками и погрузилась с головой. Ее тело повисло в невесомости, в ушах вибрировали звуки подводного мира, все мышцы расслабились и стали ватными. Не думать. Не думать. Не думать.
Она вынырнула и увидела, что Алекс стоит на берегу с фонарем в руке, голый, возбужденный, беспрестанно ищущий ее взглядом во тьме. Она поплыла к нему, все еще раздираемая человеческими страхами и звериными инстинктами, нащупала ногами дно, встала и пошла, вся в струях воды, бегущих по телу. Увидев, как она выходит, Алекс отбросил фонарь. Просто отшвырнул его одним движением руки и распахнул объятия, чтобы принять в них Эльзу. Она бросилась к нему, обхватывая за шею, прижимаясь всем своим холодным дрожащим телом к его горячему и сильному телу.
– Я так боюсь, Алекс, – она шептала это и целовала его губы, не замечая, как слезы катятся по ее лицу, а если бы и заметила, то не смогла бы сама объяснить, с чего они взялись. – Я так боюсь за тебя, за себя, за нас…
– Я напугал тебя, – он стискивал кулаки, его рот кривился от досады, – я поторопился. Я все испортил. Скажи "нет", пока еще не поздно. – И тут же голосом, полным боли, продолжал: – Не отталкивай меня. Пожалуйста, Эль. Скажи "да".
– Да. Да, – Эльза не замечала, что кричит это, кричит прямо в его губы, будто пытается заглушить голос разума, желающий ей помешать.
Они упали на землю, прямо на плотный ковер из плюща, и ласкали друг друга так неистово, словно от этого зависели их жизни. Пальцы Алекса требовательно раздвинули влажные складки между ног Эльзы, а ее ладонь крепко стиснула его член. Они задыхались, переворачивались, по очереди оказываясь сверху, доводили себя до крайней степени исступления и все никак не решались перейти последнюю черту.
Эльза поняла, что Алекс не станет заниматься с ней любовью здесь, на берегу, но и не может оторваться от нее первым. Она вскочила на четвереньки, но он поймал ее за бедра, притянул к себе, заставляя вскрикнуть. Его язык коснулся ее между ног, Алекс вылизывал ее, дико, по-звериному, стоя позади нее и крепко сжимая ее колени, и Эльза приникла щекой к прохладным листьям плюща, царапая ногтями землю, громко крича и совершенно не стесняясь своих криков.
Но когда он подхватил ее на руки и понес обратно в дом, оставив фонарь валяться в траве, она затихла и спрятала лицо у него на груди. Пусть все случится. Внутри Алекса все так дрожит… он сойдет с ума, если сейчас она откажет ему.
Эльза покорно вытянулась на пледе, когда Алекс положил ее на пол в большом зале чужого заброшенного особняка. Она раздвинула ноги, удерживая его взгляд своим взглядом, и оставалась в такой позе, не шелохнувшись, пока он опустился сверху на нее.
– Я люблю тебя, Эль, – он помедлил, нежно провел пальцем по ее приоткрытым губам, словно готовясь испытать вместе с ней этот последний прыжок, это головокружительное падение и эту неведомую пугающую боль. – Я никогда не забуду, как ты стала моей.
Эльза молчала, напряженная, как струна, опасаясь, что если начнет говорить, ее решимость в очередной раз рассыплется, как карточный домик. Не дождавшись ответа, Алекс начал целовать ее, и она ощутила, как усиливается давление между ее ног, там, где он пытался осторожно проникнуть в ее тело. И вдруг дверь отлетела, ударившись о стену, яркий свет ударил им по глазам, и грубый голос приказал:
– Речной патруль. Не двигайтесь с места.
В полицейском участке, куда их доставил патруль, было жарко, но Эльзу все равно знобило. Она сидела, сцепив на коленях руки и опустив глаза, на жестком деревянном стуле для посетителей, одном из тех, что стояли в коридоре вдоль стены. Ее еще влажные и спутанные волосы лежали на одном плече, и только оказавшись в помещении, она заметила, что впопыхах неправильно застегнула платье, и, сгорая от стыда, продела пуговицы в правильные петли.
Один из полицейских, заметив, что Эльза дрожит, принес плотное шерстяное одеяло из спасательного набора для пострадавших, укрыл ей плечи и дал в руки стакан с горячим чаем. Алексу не оказали даже такого внимания – его бросили в клетку для временно задержанных наравне с прочими нарушителями, которых удалось поймать за день.
Узнав ее имя, позвонили родителям. Отец примчался довольно скоро. Эльза видела через коридор, как он остановился у стола дежурного, бросил в ее сторону короткий злой взгляд, закурил. Курить в участке наверняка не разрешалось, но молодой человек в форме не сказал благородному лаэрду ни слова и даже достал откуда-то из своих ящиков блюдце, чтобы предложить в качестве пепельницы.
Это был плохой знак. Отец всегда много курил, когда нервничал. До Эльзы долетали обрывки фраз из его тихой беседы с дежурным. Совершили проникновение на территорию и взлом исторического архитектурного памятника… разжигали огонь, создавая угрозу пожара в ветхом строении… были пойманы при попытке вступить в интимную связь…
На последних словах лицо отца стало белым, как мел. Эльза бы могла, конечно, крикнуть, что все не так. Никакого пожара бы не случилось ни от нескольких свечек, расставленных в доме, ни от фонаря, который валялся на влажной траве у берега, когда патруль прибыл. Но она уже несколько раз повторила это суровым вооруженным мужчинам, которые везли их на катере, и ее никто не послушал. Откуда они с Алексом могли знать, что чей-то старый особняк считается важным для истории? Алекс упоминал, что там мог когда-то бывать канцлер, но совершенно точно там давно никто не жил. Если дом так важен, почему там не ставили охрану и не ухаживали за ним? На эти вопросы ей никто не отвечал.
Эльза понимала: патрульные просто выполняют свою работу. Они должны следить за порядком на выделенном им участке, а это именно ее крики их привлекли. Крики и стоны, которые она издавала, когда Алекс ласкал ее у воды. Патрульный катер проходил где-то неподалеку, и их услышали. А потом увидели свет в особняке и тот злополучный брошенный ими фонарь…
Отец докурил, расплющил на блюдце уже седьмой по счету окурок с таким видом, словно сворачивал кому-то шею, затем полез в карман пиджака за бумажником. Он отсчитывал дежурному купюры, но смотрел не на него, а на дочь. Эльза узнавала этот взгляд, но никогда раньше не испытывала его на себе. Таким взглядом обычно отец смотрел только на Димитрия. Ей стало плохо, как становилось всегда, когда папа превращался из ласкового и улыбчивого волшебника в лютого и полного ненависти злодея.
Виттор чуть помедлил, собираясь убрать бумажник обратно, потом решительно отсчитал еще денег.
– Мальчишку я тоже заберу.
Эльза вскочила на ноги и хотела заговорить с отцом, когда он подошел, но тот грубо оборвал ее:
– Поговорим дома.
Она все поняла по виду, с которым Виттор огляделся. Незнакомые люди смотрели на них, а отец и так достаточно хлебнул позора, приехав сюда, чтобы забрать ее. Теперь о ней будут шептаться так же, как шепчутся о Димитрии, а папа всегда болезненно реагировал на подобные сплетни. Это было его слабое место: репутация, положение в обществе, уважение друзей и знакомых. Его детьми должны восхищаться, а Эльза… она следом за старшим братом нанесла ему удар в спину.
