Текст книги "Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ)"
Автор книги: Влада Южная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Цирховия
Двадцать восемь лет со дня затмения
Напасть на след очередной ведьмы оказалось даже проще, чем Алекс предполагал.
Он встретился с Яном в одном злачном заведении, имеющем несомненное преимущество: здесь подавали отличное пиво, что было известно всей столице. Местные щипачи сделали стойку при появлении майстра, облаченного в дорогой костюм с золотыми пуговицами, но тут же сникли, когда тот подсел за стол к начальнику полиции. Алекс, которого многие подобные завсегдатаи знали в лицо, этим вечером смотрел сквозь пальцы на их присутствие. Он пришел отдыхать – по легенде – и не хотел выпадать из роли. На сцене голосила ярко накрашенная полногрудая девица, а сутулый подвыпивший мужичок рядом с ней рьяно пилил скрипку. Алекс похлопывал себя по обтянутому джинсами колену и постукивал ботинком им в такт.
– Мое чувство прекрасного страдает, – вместо приветствия сообщил ему Ян, приправив слова скорбной миной.
– Можно подумать, ты тут впервые, – парировал Алекс, с ухмылкой протягивая ему руку: это был самый радушный жест, который он смог выдавить из себя для верного слуги Димитрия.
Хорошенькая девушка в длинной струящейся вокруг ног юбке и коротком топе поднесла им пиво и закуски. Она поставила литровые запотевшие кружки на стол, зазывно улыбаясь обоим мужчинам. Алекс тоже ответил улыбкой и поблагодарил ее, сунув купюру между теплых сладко пахнущих грудей, а Ян едва скользнул взглядом и отвернулся.
– Что такое? – удивился Алекс, обычно наблюдавший его совсем другим по отношению к женскому полу. – Девчонка тебе не по вкусу?
– Слишком по вкусу, – проворчал Ян, – тем и плоха.
– Чего? – Алекс отпил пива, пожмурился от удовольствия – солод и хмель приятно щипали язык и согревали желудок – и поддел: – Ты свою невинность кому-то обещал, что ли?
Розовощекий и круглолицый Ян вмиг сбросил меланхоличный образ и расхохотался:
– Моя невинность осталась между ног какой-то немытой девки еще в ту пору, когда я жил с мамой и сестренкой среди свободного народа. Ни имени, ни лица той счастливицы не помню, припоминаю лишь, что было мне двенадцать лет.
Он задумался, и стало видно, что прошлое навевает ему приятные мысли. Они закурили и осушили по половине кружки – напиток все же того стоил.
– Так что ж на тебя нашло? – спросил Алекс, поглядывая на Яна. Переходить к главной теме разговора он пока повременил.
Девица на сцене затянула похабную песенку о том, как задумала попутешествовать по миру, но в каждом городе находила себе приключения на энное место. Скрипач спустился в зал, умыкнул с чьего-то стола пиво и залпом, обливая грудь, выхлебал. Вытер рот, запрыгнул обратно и взялся за скрипку с утроенным рвением. Хозяин той выпивки орал от радости и хлопал ему громче всех.
Ян улыбался, глядя на их буйное веселье, но глаза его оставались серьезными.
– Сам не знаю, что на меня нашло. Постоянно хочу уложить в постель только одну женщину. Именно ту, которую не должен.
– Что тебя останавливает? – Алекс поднял руку и дал знак девушке, чтобы поднесла им еще пива.
– Она замужем.
Алекс фыркнул.
– И когда это тебя останавливало?
Ян пожал плечами с каким-то странно обреченным видом.
– Старею, друг мой Алекс, все мы уже не мальчики, – он перевел на собеседника неожиданно цепкий взгляд: – А что на тебя нашло? Ты светишься и стреляешь глазами по всем девкам в округе, хоть раньше предпочитал их не замечать. Если бы ты был актером, я бы сказал, что ты слегка переигрываешь.
Алекс отпил и слизнул густую пену с верхней губы. У сводника чересчур наметанный глаз на то, что касается дел сердечных.
– А я постоянно укладываю в постель именно ту женщину, которую не должен, – решил он не сильно кривить душой.
Они стукнулись кружками и рассмеялись – в том смехе не было радости ни у одного, ни у другого.
– Но ты ведь позвал меня не для того, чтобы вместе попялиться на девчонок? – с философским видом заметил Ян, сделав пару глотков. – Иначе лучше б я пригласил тебя поездить на изящных кобылках Сиятельства, чем пасти местных коров.
Девица на сцене закончила петь, оттянула лиф и под свист и бурные аплодисменты продемонстировала публике свою объемную грудь. Алекс тоже отвернулся.
– Здесь хорошее место. Шумно, людно. Никто не смотрит на двух старых друзей, которые хотят отдыха и простых удовольствий, – спокойно заметил он.
На сцене затянули новую песню – не менее веселую и похабную, чем предыдущая.
– За простыми удовольствиями ходят в темпл темного, – в тон ему ответил Ян, поигрывая своей кружкой, – или заказывают оттуда удовольствия себе на дом. Да, друг мой Алекс?
– Вот и расскажи мне о темпле, – Алекс поднял на него пристальный взгляд, – ты считался там за своего задолго до того, как я впервые переступил его порог.
– И что же тебе рассказать?
– Ты знал там всех. Ты жил с ними. Ты и Димитрий. Окта Эвелин была знакома тебе?
– Окта Эвелин, – Ян поцокал языком и покачал головой в притворном сожалении. – Да, я знал ее. И даже довольно близко – но всего лишь один или два раза.
Алекс усмехнулся. В подобном ответе он и не сомневался.
– Может, расскажешь мне, с кем она общалась, не замечал ли рядом с ней подозрительных людей?
– Это из-за ее исчезновения? Наслышан… – морщина между бровей Яна из наигранной превратилась в настоящую. – Ты занимаешься этим делом? Почему лично? Или у тебя в участках резко закончились сыщики?
– Я спрошу по-другому, – вздохнул Алекс и отставил свое пиво, – что такого мог натворить Димитрий, чтобы кто-то из сумеречных ведьм стал его врагом?
– Суме… – Ян хохотнул, прикрывая рот ладонью, – они же не настоящие, просто персонажи детских страшилок, – Алекс не поддержал его иронию, и улыбка сползла с лица Яна. – Или нет?
– Окта Эвелин была сумеречной ведьмой.
– Была? – несколько мгновений Ян обдумывал весь смысл этого слова, а затем подался вперед: – Как ты это понял?
– Она на моих глазах открывала дверь в сумеречный мир, – пожал плечами Алекс.
Про Эльзу он решил не рассказывать. Ян – не тот человек, которому можно доверить этот секрет. Его лояльность всегда будет лишь на стороне Димитрия, и если господин пожелает, верный слуга не станет мешать снова добраться до сестры, каких бы обещаний и клятв с него Алекс не взял. Нет. Тут следовало сыграть именно на его собачьей слепой верности.
– При чем здесь Сиятельство? – как и следовало ожидать, насторожился Ян. – Почему ты считаешь, что окта Эвелин могла быть его врагом?
– Его ненавидят. Ты сам знаешь, как его ненавидят все вокруг.
Ян фыркнул.
– Его ненавидели, когда я познакомился с ним пятнадцатилетним сопливым юнцом, его ненавидят сейчас, когда мы с тобой отрастили бороды и животы и сидим тут пьем пиво. Ничего не изменилось. В этом плане все стабильно и предсказуемо.
Живот из них двоих отрастил только сам Ян, а бороды и вовсе не носил ни один, но Алекс не стал придираться к словам.
– Нет. Сейчас его ненавидят больше, я же передавал тебе свои наблюдения, – он поморщился, – но дело даже не в этом. Однажды я видел, как темнеют его глаза. Как они становятся черными. Это было давно… думаю, нет смысла объяснять, когда это было.
Ян кивнул в знак того, что понимает. Алекс порадовался, что слуге Димитрия хватает такта не ворошить тяжелые воспоминания.
– Ты ведь тоже видел это?
Снова задумчивый кивок.
– И видел не один раз, да? Видел часто?
Еще один кивок.
– И это казалось тебе нормальным?
Девушка в длинной юбке подошла и поставила им еще по кружке пива. Ян устремил взгляд прямо на нее, но было видно, что она для него – как прозрачная стенка. Даже пиликанье растерзанной скрипки и завывание певицы больше не ранили его слух.
– В том-то и дело, – заговорил он тихим растерянным голосом, когда девушка удалилась, – мне всегда казалось это нормальным. А вот ты сейчас спросил, друг мой Алекс, и я понимаю, что ничего нормального тут нет…
– Сумеречные ведьмы умеют внушать людям то, что пожелают. Ты никогда не думал, что тебе внушили не обращать внимания на поступки и поведение Димитрия? Кто еще был с ним так близок, как не ты? И все-таки именно ты не замечал ничего.
– Не "не замечал", а не задумывался, – губы Яна сжались в суровую складку. – Я вспомнил окту Эвелин. Она приходила в темпл к Сиятельству еще до того, как стала там нонной. Мы приняли ее потом, позже… потому что она попросила… а тогда…
– Кто был с ней, Ян? В тот первый раз, когда она приходила? Вспоминай.
– Я не помню… – лицо его стало бледным, но вдруг прояснилось: – Хотя нет, погоди. Почему-то у меня всплыла в памяти майстра Маргерита.
– Дочка рыбного короля? – удивился Алекс.
Рыбным королем в столице называли крупного магната, владеющего рыболовецким промыслом на реке. Ему принадлежали и картели, и перерабатывающие цеха, и магазины. Его дочь была молода, хороша собой и неприступна для алчных женихов, как сама наследница канцлера.
– Тогда он еще не был рыбным королем, – отмахнулся Ян, – но его дела уже шли в гору. Мне кажется, Маргерита приходила к Сиятельству вместе с Эвелин, а на прощание поцеловала меня. – Он коснулся губ. – Я надеялся, что смогу потом затащить ее в укромный уголок. Только этот момент и запомнил.
– Значит, ты присутствовал на их встрече с Димитрием? О чем они говорили?
– Присутствовал. Но не помню ничего.
– Вспомнишь еще кого-нибудь?
– Нет.
– А Димитрий?
– Он никогда не разговаривал со мной о том визите. Я могу спросить, но не уверен, что помнит и он, – внезапно глаза Яна загорелись. – Так что, по-твоему, с Сиятельством?
– На нем наложена печать проклятия, – признался Алекс.
– Какая печать? Для чего?
– Это я и пытаюсь выяснить. С твоей помощью.
Ян тряхнул головой.
– А зачем тогда ведьмам зачаровывать меня?
Этот вопрос показался Алексу более сложным.
– Если Димитрий выполняет чьи-то приказы, – начал рассуждать он вслух, – то является оружием в чужих руках. Примерно так, как я становился оружием в его руках, когда попадал под внушение альфы. – Вспоминать и даже думать об этом было неприятно. – Возможно, этот кто-то хотел, чтобы его оружие оставалось боеспособным как можно дольше. Для этого к нему приставили тебя. Чтобы ты помогал ему выполнять его функцию. Ты ведь помогал?
Ян помрачнел.
– Ты даже не можешь представить себе как, друг мой Алекс, – его кулаки сжались, – что я должен теперь сделать?
– Для начала вести себя непринужденно, – Алекс откинулся на спинку стула, улыбнулся ему и отсалютовал полупустой кружкой. – Мы не знаем ведьм в лицо, но они знают нас, и пример окты Эвелин показывает, что они могут оказаться совсем рядом.
– Ты убил ее? – Ян мгновенно переменился в лице, сделал вид, что поглощен выступлением на сцене.
– Давай я лучше не буду отвечать тебе на этот вопрос, – ухмыльнулся Алекс. – И отсюда вытекает второе: не вздумай сам лезть на рожон. Наблюдай, запоминай, приглядывай за Димитрием, но помни – если ты поддался незаметному внушению, ты против них как малое дитя.
– А ты? – парировал Ян.
Пришлось вкратце рассказать ему об истинных, минуя, естественно, историю с Эльзой. Версия Алекса строилась лишь на сундучке деда, якобы случайно найденном в старых вещах. Этого оказалось достаточно, и Ян купился. Они договорились проследить за Маргеритой и разузнать о ней побольше – благо опыт слежки и сбора информации имелся и у одного, и у другого – после чего взять ее в оборот, заставить признаться в ведьминской силе и пытать, пока не расскажет о загадочном Хозяине. Алексу даже на секунду подумалось, что если бы не Димитрий, они с Яном могли бы стать настоящими друзьями.
Но прошлое оставалось прошлым, и, пожимая Яну руку на прощание, он снова испытал глухую тяжесть, которую поторопился подавить в себе. Они расплатились за заказ, вместе вышли на улицу, слегка пошатываясь и наперебой рассказывая что-то друг другу, как и полагается хорошо отдохнувшим людям. В спину им летел визг скрипки и громкий смех. Вышколенный водитель завел мотор и вышел, чтобы придержать дверцу для начальника личной охраны наместника.
На прощание Ян странно блеснул глазами и наклонился ниже к уху Алекса, будто бы опираясь на его плечо.
– У меня к тебе просьба, мой друг. Если доведется разговаривать с Сиятельством, не говори, что и мои мозги запудрили эти тлятские ведьмы. Я сам в любом случае поговорить с ним не смогу: эту тему не передашь через третьих лиц, а с глазу на глаз мы давно уже не встречались, – в его голосе прозвучали грустные нотки.
– Почему не говорить? – удивился Алекс.
Ян невесело усмехнулся.
– Счастливый ты человек, раз не понимаешь. Узнать, что твой единственный верный друг верен тебе только потому, что его заставили… я не хочу ему такого.
– Я не думаю, что ты верен ему только из-за внушения, – зачем-то попытался утешить его Алекс и даже похлопал по плечу. – За столько лет можно и по-настоящему подружиться.
Ян покусал губы и пнул до блеска начищенным ботинком мелкий камушек на асфальте. Его водитель продолжал стоять по струнке у распахнутой двери, у кара работал мотор, а с неба начал накрапывать мелкий зимний дождик.
– Ты ведь так и не знаешь, почему Сиятельство прогнал меня?
– Не знаю, – согласился Алекс.
Ян задумчиво покивал.
– Тогда мне казалось, что я поступаю, как настоящий друг. Но теперь, после разговора с тобой, друг мой Алекс, мне начинает казаться, что настоящие друзья так не поступают. Может быть, это не я, а ты – его единственный друг? Ты хотя бы спасаешь его не по внушению…
"Я спасаю, прежде всего, Эльзу", – подумал Алекс, но промолчал.
– Я убил его. Я убил его вот этими самыми руками, – Ян потряс растопыренными пальцами, его губы дернулись. Он пошел к кару и бросил, не оборачиваясь. – Лучше бы он и правда тогда умер.
– Так почему он прогнал тебя? – спросил вдогонку Алекс.
Ян постоял к нему спиной, затем молча сел в салон, и водитель захлопнул за ним дверь. Кар тронулся и вскоре растворился в серой дымке вечерних улиц. Алекс постоял немного, потом закурил, сунул озябшие руки в карманы куртки и пошел на угол ловить таксокар.
Он вернулся домой слегка уставший и разморенный хмелем и поездкой в теплом салоне, но стоило переступить порог, как эта усталость исчезла сама собой. Здесь его ждала Эльза, и, разуваясь, Алекс прислушивался, не прозвучат ли в одной из комнат ее легкие шаги.
Шаги не звучали, это заставило его беспокоиться. Как оказалось – зря. Она спала в гостиной на диване, поджав ноги и по-детски сунув под щеку ладонь. Сегодня на ней было белое платье, простое, длиной до колен – он сам купил его ей. Алекс присел на корточки перед спящей волчицей и покачал головой, вспоминая тот порыв.
Он возвращался вот так же вечером, уставший, домой, когда на глаза случайно попался магазин женской одежды и белья. Алекс едва не хлопнул себя по лбу, устыдившись, что Эльза вынуждена носить платья с чужого плеча. К счастью, продавщица попалась смышленая и похожая фигурой, ему не пришлось долго мучиться, пытаясь разобраться в размерах. Она с улыбкой взяла его ладони, положила себе на талию и спросила, такой ли обхват, затем спустила ниже, на бедра, и подняла к груди. Алекс послушно сравнивал теплое женское тело под шерстяной тканью униформы с тем, что помнили его руки, и ловил себя на мысли, что эта нахальная смешливая девчонка, вмиг рассмотревшая в нем покупателя, желающего потратить много денег, не будит в нем ровным счетом ничего. Ничего, по сравнению с тем, что вызывала внутри одна мысль об Эльзе.
А затем продавщица начала выносить одежду, и у Алекса запестрело в глазах. Все-таки он купил все, что нужно, и вручил Эльзе, когда вернулся. Зачем он только это сделал? Она крутилась перед зеркалом, и примеряла наряды, и заставляла его помогать ей застегивать белье, а он вставлял крючки в петли, боролся с пуговицами и облизывался, ощущая себя очень больным и злым.
Он был болен ею и злился на себя за это. С самого начала все между ними пошло неправильно, с самого утра, наступившего после полнолуния, когда Алекс обнаружил себя голым, лежащим на полу в подвале и прижимающим к груди обнаженную Эльзу. Она улыбалась ему, ласковая как котенок, и он сразу понял, что память так и не вернулась к ней. Один раз он дал слабину, сказал себе Алекс, потому что в полнолуние невозможно контролировать своего зверя, но больше такого повторять нельзя. Надо заставить ее вспомнить. И если она простит – тогда он будет с ней.
Он снял с себя ее руки и ушел в душ, чтобы смыть кровь и пот после обращения. Захлопнул дверь, включил воду на полную мощность, заставил себя не думать о том, как потухли ее глаза и обиженно поползли вниз уголки губ, когда он не ответил на утренний поцелуй и отвернулся. Так лучше, так правильнее. Она не помнит его, а он не должен пользоваться своим преимуществом.
Но он не учел одного. Вместе с памятью Эльза потеряла всякое ощущение правильности. Она поступала так, как велело ее сердце. Поэтому, стоя под хлещущими струями и упершись руками в стену, Алекс с опозданием заметил, что она пришла к нему.
– Уходи, – процедил он сквозь зубы.
Эльза молча посмотрела на него и упрямо покачала головой, а затем взяла губку, намылила ее и провела по его спине сверху вниз долгим движением. Он едва сдержал глухой стон. Надо прогнать ее, надо взять эту неприятную обязанность на себя, и потом она еще скажет ему спасибо. Но он стоял и стоял в той же позе, чуть согнувшись и подставив ей спину, а ее маленькие руки были нежными и умелыми. Она гладила его плечи и бока, соскальзывала ладошками на живот и ниже. Ее пальцы начали разминать и массировать его мышцы. Это было приятно, невыносимо, до боли, Алекс скрипел зубами и хотел еще и еще. В какой-то момент он просто развернулся к ней, прижал ее к стене, потерявший всякий рассудок, порабощенный своим влечением, четко осознающий, как неправильно поступает, а Эльза прерывисто выдохнула, улыбнулась и обвила руками его шею. Горячая вода текла по ним и между ними, пока он двигался всем телом и шептал ей в губы, что любит.
Безумие.
Потом он за это поплатился. Они отправились завтракать и, прижимаясь к плечу Алекса, Эльза спросила, куда делись их слуги.
– Здесь никогда не было слуг, Эль, – сдержанно ответил он, кидая в ее кофе сахар. – Они были в твоем прежнем доме, где ты жила раньше.
– Мать держала целый штат слуг, – без тени сомнения кивнула она, – но мы с тобой решили ограничиться всего двумя, я помню. Ты сам их нанимал. Где они?
Она считает его своим мужем, понял Алекс. Тем, с которым жила все прошедшие годы. Ее привязка наложилась на воспоминания о браке, создав непредсказуемую смесь. Кто знает, кому на самом деле улыбается теперь Эльза: ему или образу бывшего супруга? Кто знает, чье имя бессвязно шептали ее губы, пока он, как дурак, твердил ей под горячими душевыми струями "люблю"?
В то утро они сильно поссорились. Алекс попытался объяснить Эльзе, что с ней случилось, напомнить о дочери, но это довело ее до истерики. Она схватилась за виски, закричала, заплакала, обернулась волчицей и убежала. Он нашел ее в подвале, забившейся в угол, с медведем между лап, она рычала и скалила зубы на него. Это было самое страшное – откат назад после всего того долгого пути, проделанного Алексом к личности настоящей Эльзы.
Он ушел, оставив ее в покое, а когда вернулся вечером, Эльза снова стала человеком, но смотрела настороженно и молчала. В ту ночь Алекс лег спать на диване, уступив спальню ей и ее медведю.
На следующий день он накупил ей одежды и осыпал подарками.
После этого, если Алекс не давил на нее и не заставлял вспоминать, Эльза казалась прежней, ласковой и влюбленной. Она очень скучала и страдала, оставаясь днем в одиночестве, встречала его по вечерам, как примерная жена, вкусным ужином. Вопрос о слугах они по взаимному согласию замяли. Эльза взяла привычку сидеть с Алексом на кухне, с мечтательным видом подпирать кулачком подбородок и смотреть, как он ест. Ей нравилось ухаживать за ним и подкладывать ему лучшие кусочки. И наносить ему удар за ударом.
– Почему ты больше не работаешь в своем кабинете? – спросила она, когда очередным утром он собрался уходить.
– Здесь нет кабинета, Эль, – осторожно заметил Алекс.
– Как же нет? – вспыхнула Эльза. – Он есть, ты же всегда сидишь там со своими бумагами. Просто он на другой стороне дома, как ты любишь, его окна выходят на…
Она осеклась и задумчиво уставилась в окно, где чернели зимние голые ветви сиреневого сада.
– …океан.
Когда Эльза перевела на Алекса взгляд, в ее глазах стояли слезы и плескалась такая обида, будто он только что хлестнул ее по лицу. Он молчал, опасаясь навредить любым неосторожным словом. Она всхлипнула, оттолкнула его руки и ушла, заперевшись в спальне.
И вот теперь она спала на диване в гостиной, где, видимо, прилегла на минутку, тоскуя и дожидаясь его с работы, и на тонком лице виднелись высохшие дорожки слез. Алекс поправил прядь ее волос, едва касаясь, боясь разбудить неосторожным движением. Эльза лежала, обхватив себя свободной рукой. Он подумал, что она озябла, включил отопление посильней и принес ей толстый плед.
Когда Алекс укрыл ее ноги, Эльза проснулась. Она сонно улыбнулась ему, такая знакомая, любимая, теплая, вкусно пахнущая, что он не удержался и наклонился, оставив легкий поцелуй на ее губах.
– М-м-м, – промычала она и вдруг сморщила нос: – Фу. Что это ты пил?
– Немного пива, – пожал Алекс плечами.
– Ты же не любишь пиво, – Эльза привстала на локте и поморгала, разгоняя во взгляде сонливость. – Ты сам говорил, что это не благородный напиток. Не то, что коньяк.
– Я люблю пиво, – мягко возразил он и погладил ее по щеке с вмятинами в том месте, где давила рука, – я всегда его любил.
Она нахмурилась и села, прижав плед к животу.
– Ты опять разговариваешь со мной так, будто я дурочка. Это неприятно.
– Нет, Эль, – Алекс попытался взять ее за руку, но она не позволила, – ты просто болела. Болела очень сильно, но теперь уже выздоравливаешь. И понемногу все вспомнишь.
– Я все помню, – тряхнула головой Эльза, и ее серебристые глаза превратились в две колючие льдинки. – Помню, как меня зовут, и как зовут тебя, помню, сколько мне лет, в какой стране я живу и какой сейчас год. Помню, что у нас с тобой есть дочь.
Она говорила так уверенно, что Алекс насторожился: может, наступил долгожданный момент? Но потом Эльза продолжила:
– И Ива сейчас спит в своей кроватке, я тоже это помню.
Она вскочила, схватила его за руку и повела за собой в другую комнату, а Алексу не оставалось ничего, кроме как повиноваться. Медведь лежал в отдельной постельке, созданной ее заботливыми руками, укрытый до шеи.
– Вот, – уверенно заявила Эльза, – видишь?
Он видел. И не мог выдержать этого зрелища. Развернулся и ушел, распахнул на кухне окно, закурил, присев на подоконник. Проскрипел:
– Уходи, Эль.
Она перестала прятаться за порогом и подошла к нему. Упрямая, как всегда.
– У тебя появилась любовница? Ответь мне, Алекс. Мы разводимся?
– Любовница? Разводимся? – он хрипло рассмеялся, отвернулся и глотнул горького дыма.
– Конечно, – настаивала она, – что мне еще думать? Ты перестал работать в кабинете и постоянно куда-то уходишь. Пропадаешь целыми днями. Молчишь и странно смотришь на меня, когда я что-то говорю. И еще… – она шмыгнула носом, – …ты больше меня не хочешь.
– Да, ухожу. Потому что я полицейский, – рявкнул Алекс, поворачиваясь. – Полицейский, а не напыщенный благородный лаэрд. Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Я не такой, как ты. Разве ты не видишь?
– Ты волк… – неуверенно протянула Эльза.
– Волк. Но не такой. Я – полукровка. Ты помнишь, что существуют такие? И я всю жизнь любил только тебя. С удовольствием бы завел себе любовницу. Тысячу любовниц. Но мне… нужна… только… ты.
Последние слова он выдавил с трудом и умолк, уже ругая себя за несдержанность. И удивился, когда Эльза не стала на этот раз убегать и плакать. Она внимательно посмотрела на него и вздохнула.
– В моей голове океан, – пожаловалась она. – Ты когда-нибудь испытывал такое ощущение, что ныряешь и теряешь понимание, где дно, а где поверхность?
– Я никогда океан и в глаза не видывал, – бросил Алекс, все еще резче, чем следовало бы. – Только реку. Там все просто, плыви себе и течение вынесет.
Эльза взяла у него сигарету и нервно затянулась.
– А я вот вроде вижу дно, но никак не могу его нащупать, – она в недоумении посмотрела на тлеющий огонек, – оказывается, я умею курить… – и сразу же без перехода добавила: – Ты, правда, любишь меня?
– Проклятье, Эль, – Алекс усмехнулся, покачал головой и отобрал сигарету. – Мне что, перед тобой в клятвах рассыпаться? Мы уже не дети.
– Почему тогда ты меня избегаешь в постели? Ты избегаешь меня с той самой ночи, когда…
– Я даю тебе время выздороветь. И определиться.
– Я определилась.
– Точно ли? – он не сдержал сарказма в голосе. – Ты меня не помнишь, Эль. Ты не помнишь, что у нас пропал ребенок. Заменяешь ее медведем.
Она побледнела.
– Почему мы не ищем ее?
– Потому что только ты можешь сказать, кто ее украл.
Эльза помолчала, затем кивнула. Наклонила голову, сжала кулачки и вышла с неестественно прямой спиной. Алекс тихо выругался и подкурил новую сигарету. Какой же он идиот. Снова сделал ей больно. Кто бы мог подумать, что вид дурацкого медведя так заденет его? Но каково тогда самой Эльзе? Она в бегах, предана всеми и может надеяться только на него, а он орет на нее и срывает собственную усталость и ревность. Никто не знает, какая путаница творится в ее голове, а он только и может, что ревновать к призраку ее мужа. Призраку, который когда-то смог то, что не сумел сам Алекс. Уберег Эльзу от Димитрия. Не поэтому ли светлая память о нем так и бесит?
Алекс вздохнул, выбросил окурок, захлопнул створку. Направляясь в спальню, он ожидал увидеть Эльзу плачущей, но она тоже стояла у окна, ее спина по-прежнему оставалась прямой и напряженной. Алекс приблизился и положил руки на плечи Эльзы.
– Я помню этот сад, – произнесла она вполголоса, – я помню его цветущим. Я помню аромат лепестков, которые падали на ветру. Я помню тебя, Алекс. Помню музыку, которая звучала между нами.
– Ты не помнишь самого главного. Того, что было потом.
– Почему ты мне не рассказываешь?
– Не уверен, что могу подобрать правильные слова, чтобы описать.
– Я любила тебя?
– Сначала – да. Потом – нет. Осталась только волчья привязка. От нее нельзя избавиться.
Эльза помолчала, все так же стоя к нему спиной и глядя в окно. Ее волосы пахли цветами, в этом аромате Алексу тоже почудился забытый запах сиреневых лепестков.
– Что, если я не хочу вспоминать? То, что было потом.
– Что, если нашу дочь ты не вспомнишь тоже? Если откажешься вспоминать все. Я люблю тебя, Эль, – он невольно стиснул ее плечи через светлую ткань, – но не хочу отрекаться от нашего ребенка.
Она отстранилась, завела руки за спину и расстегнула длинную молнию вдоль позвоночника. В проеме стала видна гладкая кожа, выступающие позвонки. Алекс закрыл глаза.
– Поцелуй меня, – попросила она, – мне так страшно. Я так запуталась. Совершенно не понимаю, в кого я превратилась.
– Это все усложнит, Эль, – ее кожа манила, и запах волос, и теплая шея, которая открылась, когда Эльза отклонила голову. – Я очень, очень обидел тебя в прошлом. Когда ты вспомнишь…
– Но сейчас же я не помню.
И это тоже было неправильно. То, каким тоном она это сказала. Спокойным, нежным тоном. То, как он содрал с ее плеч платье. Жадными, подрагивающими пальцами, убеждая себя, что еще может остановиться. То, как прижал ее бедрами к холодному подоконнику, расстегивая свою рубашку, целуя ее шею сзади, накрывая ладонями мягкую грудь. То, что они не могли даже дойти до кровати, которая находилась в нескольких шагах от них. То, как было хорошо, и жарко, и сладко вдвоем.
А поздно ночью, когда Эльза уже крепко спала в постели, залюбленная и заласканная Алексом, в дверь постучали. Он пошел открывать, на всякий случай прихватив оружие – жизнь научила ждать сюрпризов.
На крыльце стоял какой-то оборванец. Лохмотья свисали с тела, образуя бесформенный балахон, голову тоже прикрывало тряпье, из-под которого клоками торчала грязная борода. Существо пошатывалось и разило спиртным за километр. Алекс решил, что перед ним нищий пьянчуга, который побирается по приличным домам в надежде поживиться монетой, и хотел уже с раздражением захлопнуть дверь, но оборванец заговорил неожиданно сильным и уверенным голосом:
– Мне говорили, что ты искал меня, Алекс.
Видя, что хозяин дома застыл в нерешительности, оборванец двинулся вперед и сам ввалился через порог. Алекс успел сделать несколько шагов назад и удерживал его на прицеле, сняв пистолет с предохранителя. Незваный гость прикрыл за собой дверь, защелкнул замок, а затем рассмеялся.
– Спокойно, начальник. Сейчас ты меня узнаешь.
Не делая резких движений, он принялся разоблачаться. Рваный балахон полетел на пол, следом за ним – покрытые отвратительными пятнами штаны и растоптанная обувь. Клочковатая борода, клееная на липучку, была содрана с лица. Под всей этой бутафорией оказалась другая, приличная одежда: тонкая куртка, джинсы, гладко выбритый подбородок, прямой нос. Глаза… глаза принадлежали незнакомцу, но Алекс все-таки выдохнул:
– Кристоф?
Он помнил худощавого мальчика, а перед ним теперь стоял крепкий, раздавшийся в плечах мужчина. Неудивительно, что тот остался неузнанным. И, кроме того, глаза…
– Линзы, – с усмешкой ответил Крис на незаданный вслух вопрос, – один эскулап сделал мне их, чтобы скрывать настоящий цвет.
Его радужка и впрямь казалась блекло-серой, а не серебристой, как положено. Обычные водянистые глаза обычного пропоицы. Без бороды стала видна и разница в цвете кожи. Открытые участки покрывала грязь – или, возможно, краска, – и благородная бледность под ней исчезла без следа. Чистый же подбородок выдавал принадлежность к аристократии. И запах… Алекс убрал пистолет, приблизился и понял, что ядреный, с ног сбивающий перегар исходит от лохмотьев, брошенных на полу. Дыхание Кристофа оставалось свежим.
– Умно, – хмыкнул Алекс, – и кто научил тебя этим фокусам?
– Жизнь, – Кристоф плавно разжал кулак и продемонстрировал ему перочинный нож, – кстати, зачем это тебе?
Алекс схватился за пояс штанов. Собираясь открыть двери, он ожидал удара ведьмы и припрятал на себе заготовленное, заговоренное и защищенное символами лезвие. Знаки, нанесенные черной краской, покрывали нож, и теперь Крис смотрел на них с недоумением. Но как он успел выдернуть оружие у Алекса из-за пояса, не привлекая внимания? Разве что в момент, когда прорвался в двери.
– Вор, – вздохнул Алекс и отобрал свой нож из его раскрытой ладони.
– Король-под-землей, – поправил его Крис, – мне так будет приятнее.
– Я слышал, что ты ушел под землю к свободному народу, – парировал Алекс, – никогда не слышал только, чтобы у свободного народа были короли.
