Текст книги "Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ)"
Автор книги: Влада Южная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
– Там была богатая женщина, – рассеянно проговорила Северина.
Хромоножка оказалась на поверку не такой уж и умной. Она подделала завещание, но попалась. Она переехала в резиденцию самого наместника, но не учла, что каждое сказанное слово вернется ей ударом ножа.
– Ну так что, будем прыгать? – напомнил Ян.
Северина посмотрела на парк, на небо и на пролетающих вдалеке птиц. Видимо, от морозного воздуха тяжелая, мутная хмарь в голове прояснилась. Еще не совсем, но стало легче дышать. И жить. Жить захотелось чуть-чуть больше.
– Нет, – она понурилась, осторожно повернулась и спустилась обратно на крышу.
И тут же вскрикнула от увесистого шлепка по мягкому месту. Взвилась дикой кошкой:
– Что ты творишь? Даже мой отец никогда не бил меня.
– Теперь понятно, в чем таился корень всех бед. Иначе у тебя бы хватило ума не лезть на крышу, – Ян перехватил ее руки, притянул за плечи к себе… поцеловал…
Именно так Северина себе этот поцелуй и представляла. Горячий, медленный, нежный, чтобы забыть, как злилась секунду назад, обо всем забыть, кроме замирающего от ласки сердца и покалывания в кончиках пальцев. И себя забыть, и то, что только в сказках такое бывает. Северина требовала этого поцелуя одной зимней ночью на балконе праздничного зала, она мечтала о нем в заснеженном каре.
Но совершенно не ожидала его сейчас.
– Ты же говорил, что нельзя… – пробормотала растерянно, прижала пальцы к губам, ощутив, как заливаются краской щеки. Не от девичьего смущения, а от невозможности поверить, что все это правда, и дикого, невыносимого страха ошибиться вновь.
– Теперь можно, глупенькая моя, маленькая волчица, – прошептал Ян и поцеловал ее снова, коротко и быстро, накидывая ей на плечи свой пиджак. – Разве ты не поняла? Теперь можно.
Северина моментально вспомнила, как озябла.
– Я не вернусь, – отчаянно замотала она головой, сотрясаясь под возобновившимися ударами ветра. – Только не в эти комнаты. Только не к нему.
– Пока и не надо. – Ян обнял ее, уводя с крыши, но заглянул в глаза и твердо повторил: – Пока не надо.
– Но…
– Я все решу. Но решать эту проблему буду я со своим другом, а не ты с мужем. Поняла меня, волчица? Больше никаких резких движений.
Под напором его уверенного тона Северине оставалось только кивнуть. Происходящее казалось сном. Они вернулись на чердак, спустились по лестницам на первый этаж. Она шла, как в тумане. Ян говорил что-то подбежавшему слуге о том, что у жены наместника нервный срыв, который случился после того, как служанка на ее глазах перерезала себе горло, и времени ждать доктора нет, и они срочно едут в госпиталь сами.
Жена наместника? "Это же я", – напомнила себе Северина.
Водитель очень быстро подогнал кар, она села в салон как была, без вещей, в одном накинутом на плечи пиджаке Яна. Сам Ян оказался рядом. Он спокойно смотрел в окно, совсем как тогда, когда они возвращались через снегопад из приюта, но как только кар отъехал на достаточное расстояние от резиденции и начал петлять по городским улицам, Ян повернулся и снова поцеловал Северину.
От теплого воздуха в салоне или от реально пережитого стресса она так разомлела, что опомнилась не сразу. Гладила его по плечам, прижималась, бесстыдно, как оголодавший зверек, позволяла обнимать и ласкать себя в ответ, трогать талию, сжимать в ладони грудь через платье. И ведь правда стало можно, и от этого понимания будто тяжелый камень свалился с плеч.
Наконец, она оторвалась, чтобы с опаской покоситься на водителя – нежеланного свидетеля бурного проявления их чувств.
– Куда мы едем?
– Куда мы едем, Томас? – вместо ответа обратился к слуге Ян.
– В госпиталь святой Терезы, господин, – с готовностью откликнулся тот.
Северина поймала его лукавый взгляд в зеркале и посмотрела в окно.
– Тогда мы едем не в ту сторону. Госпиталь святой Терезы в другой стороне…
– Ты слышал, Томас? – кивнул Ян. – Госпиталь святой Терезы в другой стороне.
– Мы едем в госпиталь святой Терезы, господин, – широко улыбнулся Томас.
– Слышала, волчица? – Ян повернулся к Северине. – Мы все-таки едем в госпиталь. – Он наклонился к ней, погладил по щеке и шепнул: – Это мой человек. И кто бы ни спросил его, всем он будет отвечать только это.
Конечно, в итоге он привез ее совсем не в госпиталь. Особняк с белыми стенами и запущенным садом возвышался на обрыве над рекой. Место считалось окраиной города, но не той, где нормальный человек опасался бы ходить по ночам, а спокойной, тихой, благородной окраиной, полной таких же тихих и благородных загородных домов. Встречать их вышла милая маленькая старушка в черном вдовьем платье и с огромными толстыми очками на носу.
– Это майстра Божена, – представил ее Ян. – Она что-то вроде моей… м-м-м… домоуправительницы.
– Твоей? – зябко поеживаясь от влажного ветра с реки, Северина перевела взгляд на строгие окна особняка. – Это твой дом?
Ей никогда не приходило в голову, что верный помощник Димитрия может жить где-то отдельно. Сколько она себя помнила, Ян всегда крутился рядом. На момент их свадьбы он еще обитал в темпле темного, но в резиденцию они переехали уже вместе.
– Один из домов, – слабо улыбнулся он. – Твой покорный слуга, волчица, является еще обладателем небольшой хижины на южном побережье Нардинии. Ах да, еще и утлого торгового судна, которое курсирует через границу с различными грузами. У меня много чего есть, я просто не люблю это афишировать.
Северина внимательно глянула на него и промолчала. Деньги Яна не волновали ее, но для него, похоже, этот вопрос имел особую, принципиальную важность, словно здесь заключался предмет его мужской гордости. Она побоялась ненароком оскорбить его чувства.
– Ты многого достиг, – осторожно заметила она.
– Мы, – поправил Ян. – Моя коммерческая жилка и неуемное желание крови у Димитрия дали такой результат. Он не коммерсант, а я не боец, но вместе у нас получалось неплохо.
В сопровождении майстры Божены они прошли в дом.
– Зачем ты купил его? – поинтересовалась Северина, изучая обстановку. Наметанный глаз подсказывал ей, что мебель здесь дорогая, но уже вышла из моды, а обивку следовало бы кое-где поменять. Из каждого угла на нее веяло стариной. Похоже, особняк купили в полной комплектации у прежних хозяев, но никогда как следует не занимались им.
– Для сестры, – признался Ян. – Подумал, что ей хорошо жилось бы здесь, на природе, где много света и воздуха. Не все же под землей обитать. Даже ремонт не стал делать, представляя, что она сама решила бы, что и как менять.
– А где она?
– В этом-то и проблема. Я понятия не имею, где. Не идти же мне, в самом деле, к свободному народу и заглядывать каждому в лицо. Тем более, я помню ее совсем малышкой. Она наверняка уже выросла и изменилась с тех пор. И не помнит меня, ведь я давно их бросил.
– А как ее звали?
– Ласка, – он произнес это имя с особой теплотой.
Северина призадумалась.
– Ты мог бы поспрашивать у людей. Попросил бы Алекса, он найдет кого угодно…
– Волчица, – снисходительно усмехнулся Ян, – ты думаешь, Ласка – такое уж редкое имя среди свободного народа? Да там половина девочек Ласки, или Мышки, или Кошки, или Воробышки. Многие меняют настоящие имена на клички, и их знают только по ним. Это все равно что искать иголку в стоге сена.
Он усадил ее на цветастую софу в гостиной и подозвал майстру Божену.
– Принесите нам кофе, пожалуйста. И с коньяком. И покрепче.
Старушка с широкой улыбкой на высохшем лице быстро выполнила просьбу. Ян лично вручил чашку Северине, заметил ее ищущий взгляд, вынул из кармана пачку сигарет и подкурил одну для нее. Она с благодарностью взяла ее и втянула в себя терпкий дым. От первого же глотка горячего напитка по горлу разлился жар, и озноб медленно отступил.
– Что теперь со мной будет? Для чего ты привез меня сюда, Ян? – этот вопрос ей хотелось задать еще полчаса назад, но смелости Северина набралась только теперь, когда ждать дальше уже стало некуда.
– Побудешь здесь в изгнании, – весело отозвался он.
– В изгнании?
– Сиятельству будет приятна мысль, что ты в изгнании, и доктора в госпитале святой Терезы пичкают тебя успокоительным и привязывают к кровати. Мне будет приятна мысль, что не придется снова лезть на крышу, чтобы снять тебя с парапета. Я считаю это гениальным решением. – Ян подался вперед и сдвинул брови. – Мне ведь не придется больше волноваться, что ты с собой что-то сделаешь?
– Нет, – Северина устыдилась и спряталась за чашкой.
– Вот и хорошо, – он с удовлетворением откинулся назад.
– А ты… – она сделала глубокий вдох, чтобы набраться еще больше смелости, – ты останешься здесь со мной?
– Нет, волчица, – Ян задумчиво посмотрел, как она вспыхнула от этих слов, и смягчил тон: – Не сейчас. Если останусь, то уже минут через пять мы с тобой окажемся в постели. И поверь, это я тебя потащу, да так, что ты и пикнуть не успеешь. У меня терпение, знаешь ли, тоже не железное. Но я всю жизнь только и делал, что лечил разбитые сердца и утолял чужие страдания. Мой опыт подсказывает, что тебе сейчас нужен не секс.
– А что? – беспомощно спросила Северина.
– Отдых, – он решительно поднялся с места. – Отдыхай, волчица. Обо всем остальном позабочусь я.
Еще один короткий поцелуй – и Ян ушел, а она осталась. В чужом незнакомом доме в компании ветхой старухи. Что ж у нее за судьба такая? Каждый мужчина в жизни Северины буквально считал своим долгом запереть ее в четырех стенах. На этот раз она восприняла неизбежное со странной покорностью. Она так устала бороться, плыть против течения. Пусть будет, как есть.
Северина даже физически ощущала усталость. Возможно, спиртное сделало свое дело, наложившись на нервное напряжение, но прямо там же, на софе в гостиной, она легла, поджав под себя ноги, и моментально уснула.
А на следующее утро проснулась среди моря цветов. Розы стояли повсюду, и их аромат заполнял комнату густой пеленой. Белые зимние и оранжерейные чайные, морковные и цвета бордо, темно-красные, как кровь, и алые, как девичьи губы. Кто-то доставил их сюда прямо в фарфоровых вазах и в таком количестве, что хватило бы на целый цветочный магазин.
Северина сидела некоторое время, спустив ноги с софы и сонно моргая, и гадала, как же она так крепко заспалась, что даже не слышала чужих шагов. И сколько же проспала, почти сутки? Спина затекла от неудобной позы, но все тело стало расслабленным, напряжение ушло. Потом она опомнилась, захлебнулась восторгом, подскочила, чтобы потрогать бутоны, убедиться, что они настоящие. Они были настоящие, холодные, только-только с мороза, тугие. Северина покрутилась и замерла со счастливой улыбкой на губах, поднеся к лицу одну выдернутую из букета розу. Сказка… кто-то сделал сказку для нее явью.
Такой ее и застала майстра Божена, которая величаво принесла завтрак и сообщила, что еще прошлым вечером доставили и чемоданы. Вещи, догадалась Северина и порадовалась возможности переодеться. Если ее изгнание будет таким и дальше – что ж, она совсем не против.
После завтрака Северина занялась тем, в чем достигла немалых успехов за долгие годы – борьбой со скукой. Для начала она решила поближе познакомиться с домоуправительницей. По тому, как передвигалась по комнатам старушка – почти не глядя по сторонам и сосредоточившись – с каким отрешенным взглядом поворачивала голову на звук чужого голоса и как подслеповато моргала и щурилась, если собеседник стоял рядом, стало понятно, что майстра Божена мало что видит даже через увеличенные стекла своих очков. Она называла Северину "деточка" и на "ты" и вскользь намекнула, что "мальчику" давно пора жениться, пусть и "ради маленького", из чего сам собой родился вывод, что старушка не узнала жену наместника, понятия не имеет, кто она такая, и принимает ее за простую девушку. Более того, подозревает, что гостья беременна от Яна, именно поэтому он и привез ее сюда.
"Если бы все было так", – мысленно вздохнула Северина и не стала разубеждать майстру Божену в обратном.
О себе домоуправительница рассказала охотно. Она вырастила и выдала замуж дочь, но после смерти мужа дети попросили ее продать дом и переехать к ним. Вскоре стало понятно, что там она им тоже мешает, и гордая майстра Божена подыскала себе работу с проживанием. Место у Яна ее вполне устраивало, здесь она снова была сама себе хозяйка, а господин появлялся чуть чаще, чем раз в год, чтобы проверить, все ли в порядке и выдать очередное жалование. На жалование майстра Божена покупала подарки внукам.
Еще Северина узнала, что каждый день ровно в полдень мальчишка-посыльный привозит сюда продукты: свежее молоко, хлеб и сыр, иногда сметану или овощи, если сделать ему заказ. Майстра Божена ела, как птичка, и обычно много не требовала, но пообещала, что для гостьи закажет больше продуктов и приготовит много вкусных блюд. Северина улыбнулась ей, подкараулила мальчишку у ворот и сделала ему свой заказ.
Через час в особняк прибыла его старшая сестра – долговязая девица с красными натруженными руками. Под зорким наблюдением Северины она прошла по комнатам, посрывала чехлы с мебели, а затем отдраила большую часть дома до зеркального блеска. За это Северина подарила ей одно из своих платьев – не самое красивое и не самое новое. Девица едва не хлопнулась в обморок от счастья и поклялась, что придет завтра и домоет остальное, а затем станет приходить каждый день, пока госпожа будет нуждаться в ее услугах. Северина тонко улыбнулась и ей, присела в кресло, закурила и сказала, что ей нужны дополнительные услуги.
Вскоре она знала по именам почти всех соседей и являлась обладательницей местных сплетен, какие только могла сообщить ей девица.
Все складывалось хорошо, но с наступлением темноты на Северину опять навалилась скука. Весь день она ждала Яна, но тот так и не приехал. Они с майстрой Боженой остались в доме одни, а ветер с реки разгулялся и скреб ветками по стеклам. Она принялась слоняться по комнатам и нашла старушку за вязанием. Плохо видящие глаза заменяли ловкие пальцы. Они ощупывали петли, оценивая, как ложится узор, а спицы так и порхали, поддевая и укладывая в общее полотно нить за нитью.
– Поможешь, деточка? – позвала та. – Распутай мне пряжу и смотай клубочки.
Северина пожала плечами, присела на низенькую скамеечку у кресла домоуправительницы, достала из сундучка мотки мягкой разлохмаченной пряжи, положила их на колени и взялась за дело. Изредка майстра Божена ощупывала ее руки и результат трудов, хвалила или просила свить нити потуже. Северина не возражала. Занятие неожиданно понравилось ей. Было приятно делать что-то вдвоем с кем-то, перебрасываясь тихими фразами, когда в камине потрескивал огонь, а за окном завывал зимний ветер.
Спать в холодную одинокую господскую постель она пошла со странным умиротворением на душе.
На следующий день все повторилось. С утра привезли цветы, а так как прошлые еще не увяли, часть Северина приказала поставить в спальню и в комнату майстры Божены. Прибывший днем мальчишка захватил с собой сыр, молоко, конфеты и рассказ о том, что на площади перед темплом светлого собираются устраивать завершающее торжество в честь восхождения бога. Разожгут костры в бочках, станут раздавать фигурки святых, а простой народ будет танцевать со свечами до самой темноты. Он пообещал отдать свою фигурку Северине в обмен на мелкую монетку.
Его сестра до блеска натерла полы в доме и, смущаясь, вынула из сумки крохотного кота. Она сообщила, что заметила следы грызунов, точивших кое-где дерево. Майстра Божена слишком стара, чтобы такое замечать, но хороший крысолов тут не помешал бы. Кот пищал в грубоватых руках девицы, широко разевая розовый ротик. У него была серовато-пепельная шерстка с белыми подпалинами и наивные зеленые глаза. Северина провела рукой по его спинке, и он прыгнул ей на грудь, вцепившись тонкими, как иглы, когтями прямо в тело через одежду. Следовало бы его отбросить, но она только прижала крепче, ощущая, как колотится возле ее собственного сердца чужое маленькое сердечко и как тычет в шею влажный нос. Ей вдруг захотелось, чтобы эти ощущения длились подольше.
– Я самолично купала его, госпожа, – поклялась ей девица, которая испугалась, что разозлила хозяйку. – Он не блохастый, вот, ей-богу, ни капельки. Только невоспитанный еще. Я зову его Пищалка. Он пищит, госпожа, но это потому что все время хочет молока.
Северина побаюкала кота и вспомнила о другом животном, которое когда-то любило ластиться к ней на колени.
– Какой же это Пищалка? – возразила она. – Это Маркус. Хорошее имя для хорошего мальчика.
Новоиспеченный Маркус вонзил в нее когти поглубже и запищал, требуя молока.
Когда девица ушла, Северина оторвала полоску от одного из своих бархатных платьев и сделала ему красивый ошейник. Остаток дня они с майстрой Боженой провели, пытаясь приучить его к лотку. А в постели Северины теперь стало теплее. В основном, в центральной ее части, где теперь спал кот, а ей приходилось уж подстраиваться под него.
Так и повелось. Она возилась с Маркусом, а вечерами сидела, помогая майстре Божене или просто положив голову ей на колени. Старушка или вязала, или гладила ее по волосам, тихим голосом рассказывая старинные сказки. Иногда они так увлекались, что не замечали кота, раскатывающего по полу заботливо смотанные клубки. Майстра Божена очень скучала по своим внукам, которых редко удавалось повидать, ей хотелось еще кого-то понянчить, а Северина почему-то представляла на ее месте мать, лицо которой давно стерлось из памяти и остались только схожие неясные воспоминания: вечер, отблеск угасающего камина, ласковые поглаживания по голове и нежный голос, рассказывающий сказку.
Больше всего майстра Божена любила вспоминать ту, где говорилось о сотворении мира, о первой женщине, которая считалась женой первого бога. Она была обычной женщиной обычного мужчины и рожала ему детей, а люди жили в пещерах и землянках и ходили, сплошь покрытые грязью и волосами, но эта женщина отличалась от них своей необыкновенной красотой. Поэтому бог и похитил ее. Она очень горевала и тосковала по прежнему супругу, и как новый муж ни старался завоевать ее любовь, начала сохнуть от горя. Бог очень любил ее и поэтому решил отпустить обратно, но так страдал от своего решения, что даже раскололся на две половины.
Так появились темный бог и светлый. Каждый из них дал ей на прощание свой дар. Темный бог подарил ей способность обращаться в волчицу, чтобы она всегда могла защитить себя, а светлый – способность к заживлению, чтобы она не страдала от болезней, как прочие люди. Она стала первой белой волчицей, уводя с собой детей, которых родила от бога, и от нее пошел род всех волков. Она попробовала поделиться даром со своим земным мужем, укусив его, но божественная защита распространялась только на нее и на тех, в ком течет ее кровь и кровь ее высшего супруга, поэтому несчастного человека ожидали страшные муки перерождения. Она пришла в такой ужас, что отказалась рожать ему детей, чтобы и их не постигли те же муки. С тех пор род волков и род людей существовали бок о бок, но старались не смешиваться друг с другом.
Северине тоже нравилась эта сказка, история ее рода и легенда ее предков. Были и другие, в которых говорилось, что лишенные любви боги ожесточились. Тысячелетия одиночества сделали их безумными, и они принялись играть с людьми и друг с другом, чтобы развеять свою скуку.
"Им просто нужно, чтобы их кто-то любил, – размышляла Северина под лаской сухой старушечьей руки. – Но наверное мало кто отважится любить бога. Все люди хотят, чтобы это боги любили их".
Когда выдавалась хорошая погода, она гуляла в саду. Дальше выходить боялась, чтобы не напороться на соседей, которые могли бы узнать ее. Река с течением времени раздалась вширь, берега осыпались, и то место, где когда-то стояла ограда, отделяющая обрыв от дома, давно обвалилось, оставив вместо себя зияющее пространство с обломками ржавых перекладин на мокрых камнях внизу под ним. Северине нравилось стоять там, на самом краю, оставив за спиной заросли кустарника, наблюдая, как струится синеватая вода между оков льда, тонкого к середине, более плотного у берегов. Нравилось думать, что в воздухе вот-вот запахнет весной, хотя до этого, конечно, еще было далеко.
На той стороне реки сгрудились холмы, в это время года голые и черные, а чуть дальше виднелся семетерий. Иногда над верхушками деревьев поднимался дымок семеты. Замечая его, Северина вяло размышляла, кто на этот раз отправился к богам: мужчина или женщина, любимый всеми или отверженный, молодой или старый. Почему та, которую любил первый бог, не попросила для себя вечного бессмертия, а хотела лишь вернуться к человеческому мужу? Почему не выбрала божественную любовь?
Ян нашел ее там, на обрыве. Северина ждала его приезда каждый вечер и специально наряжалась в лучшие платья, а сейчас, среди бела дня, оказалась вдруг совершенно не готова в своем простом домашнем наряде, теплой кофте, надетой под шубку, и с растрепанными волосами. Она смутилась, быстро отвернувшись к реке, чтобы он не увидел ее ненакрашенное лицо.
– Дуешься, что я не приезжал, волчица? – вздохнул он. – Или снова решила прыгать?
– Нет, – растерялась она: ей и в голову не пришла такая замечательная идея. – Любуюсь на реку.
– Ах, на реку… – Ян с пониманием хмыкнул.
– Как там дела? – Северина рискнула взглянуть на него мельком, по самые глаза закутавшись в мех воротника.
– Твое лечение проходит успешно. Доктора не пускают к тебе посетителей, но ты уже перестала крушить мебель и даже соглашаешься поесть. Все знакомые тебе очень сочувствуют и желают здоровья, – ответил он с плохо сдерживаемой улыбкой.
– А… Димитрий?
– Сиятельство тебе здоровья не желает. Но он и не вспоминает о тебе. Мне кажется, это лучшее проявление его доброты.
Она кивнула.
– Спасибо, что заступился тогда за меня. Спасибо за цветы… спасибо за все, Ян.
– Тебе надо было подождать, волчица, – он снова вздохнул. – Цветы – лишь малая толика того, чем бы я осыпал тебя. Ну почему ты у меня такая порывистая и горячая?
– Я стану хорошей, – потупилась Северина. – Терпеливой и спокойной. Послушной.
– О, не обещай того, чего никогда не сможешь сделать, – неожиданно расхохотался Ян, повернул ее к себе, губы в губы, сердце у нее подпрыгнуло и замерло.
Он потянул ее подальше от осыпающегося края обрыва, прижал спиной к влажному, сбросившему листву на зиму дереву. Морозец забрался под шубку Северины вместе с мужскими ладонями, и они долго стояли так, наслаждаясь неспешно текущими минутами у скованной льдом реки. Никто не видел их здесь, только холмы и небо, и можно было не сдерживать себя и целоваться, целоваться, целоваться, перебрасываясь в промежутках парой нежных слов.
Только замерзнув, они отправились в дом обедать. Ян посмотрел на блестящие полы, на Маркуса в бархатном ошейнике и на довольную майстру Божену, а Северина напустила на себя невинный вид, усаживая его за стол. Она быстро юркнула в спальню, сбросила теплые неуклюжие вещи, влезла в первое попавшееся под руку нарядное платье, провела щеткой по волосам, вплыла в столовую уже по-другому, царственно, и отметила, как у него заблестели глаза.
– Расскажи, как жилось тут? – предложил Ян, когда домоуправительница подала им жаркое.
– Хорошо, – Северина беззаботно пожала плечами. – Маркус скоро научится ловить крыс. Майстра Божена связала пинетки и взялась за кофточку для твоего будущего сына. – Она приложила руку к животу и коварно ухмыльнулась. – Кстати, ты не сказал, какой срок?
– Ну… – он покосился на дверь, за которой скрылась старушка, и неопределенно взмахнул вилкой, – пока еще не заметно.
– Мне пришлось сказать, что ты совратил меня, а потом украл у родителей, – мстительно добавила она.
– Это вполне в моем духе, – весело кивнул он.
– Я боюсь только, что скоро эти слухи дойдут до твоих соседей. Ты знал, что майстра Джозефина хотела выдать за тебя свою дочь, а майстра София и сама не прочь выскочить замуж с тех пор, как ты однажды заночевал у нее?
– Видимо, для меня это была какая-то очень темная и одинокая ночь… – задумался Ян, а затем расхохотался: – Боги, я даже стесняюсь спросить, откуда это известно тебе, волчица.
Северина снова смутилась и опустила глаза в тарелку. Все сплетни, которыми делилась с ней краснорукая работящая девица, касались сердечных дел тех или иных местных жителей.
– Скучаешь без своих пташек? – с пониманием поинтересовался он.
– Нет, – она резко и испуганно мотнула головой, будто Ян упрекнул ее в чем-то. – Я разгоню их, вот увидишь. Вернусь и всех разгоню.
– Зачем? – искренне удивился он. – Мне будет жаль, если ты разрушишь такую прекрасную сеть наушничества и шпионажа. Не смей.
Северина пожала плечами и не стала говорить, что потеряла интерес ко всем прежним забавам. Ян задумчиво посмотрел на нее.
– По правде говоря… мне пришла сейчас на ум одна идея. Скажи, волчица, неужели ты знаешь все и обо всех от этих своих птичек?
– Если женщина или мужчина хоть сколько-нибудь знатны и интересны в обществе, я могу узнать о них хоть что-то, – неуверенным голосом протянула Северина.
– О майстре Маргерите, например?
– О дочке рыбного короля? – удивилась она. – Пожалуй, да. Но зачем?
Ян отбросил салфетку, сияющий и довольный, поднялся с места, обошел стол и наклонился, чтобы прижаться к ее рту губами.
– Потом. Все потом, волчица. Не сейчас. Не здесь. Не в этом тихом уголке для твоего отдыха.
Она вцепилась в его рукав, заглянула в глаза с испугом и мольбой.
– Не играй со мной, Ян. Если тебе нужны другие женщины…
– Я очень серьезен, – он перестал улыбаться, и это немного успокоило ее. – Если бы мне были нужны другие женщины, я не стал бы ничего менять в своей жизни. Учись доверять моим решениям, волчица.
– Я учусь, – тихо ответила Северина. – Я очень стараюсь.
До самого вечера они просидели в гостиной, наполненной ароматом роз, пили коньяк и курили по очереди одну сигарету. Северина, как и обещала, старалась привыкнуть и к тому, что он каждый раз подкуривает сам для нее, будто она безрукий или беспомощный ребенок, и к ощущению мужского плеча под щекой и теплого тела рядом. Ее сказка длилась и длилась, и пусть в ней главный герой совсем не походил на стального рыцаря с сильными кулаками – внутри он тоже был прочен и силен, его оружием являлись меткие слова и острый ум, а еще чуткое понимание других, и это заставляло Северину им восхищаться. Она и сама ведь никогда не пользовалась своей волчицей, чтобы защищаться или нападать.
Наконец, они услышали, как майстра Божена отправилась в свои комнаты, чтобы лечь спать. Огонь в камине догорал, как и свечи, которые Северина приказала зажечь вместо яркого верхнего освещения.
– Мне пора ехать, – с неохотой пошевелился Ян.
– Хорошо, – ответила Северина.
Она поднялась с места и проводила его к выходу, подала пальто. Отряхнула с плеч налипшие ворсинки и подарила прощальный поцелуй. С некоторых пор она начала находить в этом странное удовольствие: не спорить, а подстраиваться, не требовать, а ухаживать самой. Ян посмотрел на нее долгим взглядом.
– Ты такая прилежная, волчица, что так и хочется поставить тебе пятерку.
Северина улыбнулась.
– Лучше приезжай завтра.
– Если смогу.
Она кивнула и закрыла за ним дверь. Потом прошлась по комнатам, загасила камины и свечи, поднялась наверх, скинула свое бесполезное красивое платье и закуталась в домашний стеганый халат. Маркус куда-то пропал, видимо, дрых в эту ночь у майстры Божены, обиженный, что хозяйка посвящает внимание какому-то чужаку. Северина присела в кресло у камина, где еще не затушила огонь, и закурила. Ложиться в холодную постель после вечера с теплым Яном ужасно не хотелось, и она решила потянуть время до тех пор, пока окончательно не свалится от усталости, чтобы быстро заснуть.
От звука приоткрывшейся двери она вздрогнула и обернулась. Ян стоял на пороге, его пальто припорошил снег, глаза казались темными и опасными. Северина аккуратно отложила сигарету в хрустальную пепельницу, стоявшую на столике рядом.
– Сними халат, волчица, – приказал он тихим глухим голосом.
Не попросил. Не предложил. Приказал. У нее мгновенно закружилась голова и пересохло во рту. Словно в тумане, Северина поднялась с места, придерживаясь рукой за спинку кресла, чтобы не упасть на ослабевших ногах, отошла чуть в сторону, развязала пояс и уронила халат на пол. Осталась стоять так в нерешительности, с вытянутыми по бокам руками и отблесками пламени, играющими на обнаженной коже.
– Ты вернулся…
– Забыл сказать тебе то, что хотел весь вечер, – Ян шагнул в спальню и прикрыл за собой дверь. – Думал, что скажу завтра, или послезавтра, или потом, когда будет подходящее время. Но не могу. Не могу уехать, не сказав.
– Хорошо, – в недоумении протянула она. – И что ты хотел сказать?
– Прекрасная лаэрда, я под окном твоим, – как был, в верхней одежде, он двинулся к ней медленными неспешными шагами, и в животе Северины скрутился тугой узел, – с заката до рассвета лишь ревностью томим.
– Я знаю это стихотворение, – нервно улыбнулась она, не зная, куда девать глаза, – мы учили его в школе.
– Прекрасная лаэрда, мне подари покой. Хочу в святых заветах я жизнь прожить с тобой.
Она снова вздрогнула, когда холодные подтаявшие льдинки с пальто Яна укололи ее обнаженную грудь, а его руки скользнули ей на спину.
– Я тоже хочу, Ян, – произнесла, как зачарованная, Северина, чувствуя на лице его дыхание, – но мои святые заветы отданы Димитрию…
– Поэтому я и не хотел говорить тебе этого, волчица. Хотел подождать, пока в постели со мной ты перестанешь представлять другого.
– Но я не… – она вскинула на него испуганный взгляд. – Я не собиралась так делать.
– Это сильнее тебя. Я же видел. До сих пор вижу этот момент перед глазами, – Ян невесело усмехнулся. – Мой друг всегда знает, куда бить.
Северина поняла, что он вспоминает, как Димитрий на его глазах ласкал ее, и поморщилась.
– А откуда ты знаешь, пока сам не проверишь? – с нахлынувшим раздражением заявила она. – Это действует, когда Димитрий рядом. Но без него… без него я другая. Я убедилась в этом, пока жила здесь.
Ее вспышка заставила его улыбнуться.
– Не сделаешь ли ты тогда меня самым счастливым человеком в мире, волчица? И не ляжешь ли на постель? На полу прохладно и некомфортно.
– Давно бы так, – фыркнула Северина, развернулась и пошла к кровати.
Она легла на белые хрустящие простыни уже с бешено колотящимся сердцем, чуть согнула и раздвинула ноги и посмотрела на него.
– Обычно женщины находят меня милым, – хрипловато поведал Ян, расстегивая и отбрасывая пальто и принимаясь за пиджак. – Но в случае некоторого периода воздержания…