Текст книги "Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ)"
Автор книги: Влада Южная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
– Идем, госпожа. Моя хорошенькая, красивая госпожа…
Они вошли в темную спальню, ступая босыми ногами по ковру. После горячей ванны здесь ощущался холод, как на вершине дарданийской горы. "А я еще хотела уйти в послушницы, – вяло подумала Северина и мысленно покачала головой, – Ян прав, я даже сама с собой не могу справиться". Она обхватила себя руками и задрожала. Жулия откинула покрывало, обняла ее за талию. В постель они рухнули вместе. Сразу вновь стало жарко. Жадные ладони ласкали Северине грудь, влажный рот терзал ее соски. Совсем, совсем ничего не видно вокруг. За окном идет снег, и дороги закрыты, и у нее никогда не будет любовников.
Она раздвинула бедра, влажные, липкие, и ощутила, как чужие мягкие губы ласкают ее там. Язык щекотал, пальцы обводили контур мокрых складок, иногда срываясь и проникая между них в жаждущую, истекающую соком глубину.
– Госпожа, моя добрая госпожа…
Северина запустила руки в растрепанные ржавые волосы и стиснула их, грубо, как делает мужчина, когда его удовлетворяет ртом женщина, и умоляла, кажется, вслух, чтобы это блаженство никогда не кончалось.
Потом, многими часами позже, на границе между ночью и очередным зимним рассветом, Жулия бесстыдно приникла к ее плечу, лежа вместе с ней на сбитых простынях. Изгиб оливковых бедер смутно читался в неверном свете наступающего дня.
– Я люблю вас, госпожа, – прошептала она и тут же уснула.
"Она меня любит".
По прихоти богов – и по заветному желанию Северины – снегопад длился еще два дня. Целых два дня, каждую минуту из которых она была так счастлива, как мало когда в своей жизни. Неизвестно, кто же сжалился над ней, светлый или темный, но Северина склонялась ко второму варианту.
Да и могло ли исходить такое счастье, тайное, постыдное, от светлого бога? Никто никогда не видел его лица, но иногда Северина представляла себе эти черты: исполненные белоснежного льда и твердого камня, безупречные и бесстрастные. Порой она ловила себя на мысли, что это лицо походит на Димитрия, но лишь когда давала волю фантазиям слишком бездумно. Светлый бог мог дарить только правильное счастье, то, которое снисходит на невест у алтаря, на матерей на родильном ложе, на старух за вечерней сказкой для внуков. Его именем держались обеты, и под его строгим взглядом каждый обретал свой покой. Светлый бог был богом Эльзы и богом Алекса, богом отца Северины и их бывшего канцлера, который потерял разум и способность ходить.
Но светлый бог имел дурную привычку отворачиваться. Не тогда, когда сделано что-то плохое – в любой момент, просто так, по непостижимой прихоти своей высшей силы. Он отворачивался – и улыбки гасли, и крики оставались без ответа, и никто не карал за нарушенный обет. Темный бог не отворачивался никогда. Он всегда находился где-то рядом, наготове. Его улыбка была порочна и сладка, его объятия – горячи и бесконечны. Он нес с собой утешение всем страждущим, всем отверженным, всем неправильным и непонятым, всем больным и проклятым, всем безумным и одиноким во тьме. Он тоже дарил счастье, но за это счастье приходилось платить дважды.
Северина старалась не думать о расплате, когда, проснувшись после ночи любви, первым делом подбежала к окну и увидела там прежнюю белую пелену. Позади нее Жулия лениво потянулась на простынях, потом встала и, прихрамывая, подошла, чтобы обнять сзади. Мягкая грудь, пышущее жаром после сна тело. Северина положила ладонь на руку служанки, обвившую ей плечи, и они стояли так в молчании некоторое время, глядя на мир, который исчез под снегом. "У меня не было подруг, кроме Эльзы. И не будет. У меня не будет любовников".
– Принеси мне завтрак, – приказала Северина, – и скажи управителю…
Она замешкалась, размышляя, какую бы придумать ложь, но Жулия пришла на помощь:
– Я скажу, что ночью вам снились кошмары, и вы заставили меня оставаться в вашей комнате на полу у кровати, чтобы меньше бояться.
"Умная девочка". Северина с удивлением поняла, что улыбается. "У меня не было подруг, кроме Эльзы. И не будет. У меня не будет любовников". Но кусочек любви у нее будет точно.
После завтрака она почувствовала себя в таком хорошем настроении, что села и написала новое письмо Алексу. Слова лились одно за другим, и вскоре весь лист оказался покрыт чернильными строчками. Северина перечитала его, вздохнула и не стала сжигать. Она все-таки наберется смелости и отправит его. Нет, передаст лично. Так будет правильнее.
Испытывая все тот же прилив сил, Северина прошла по дому в сопровождении управляющего, дала указания сменить выцветшие портьеры в некоторых комнатах и заказать больше дров для каминов. Рассчитала молодого слугу – здоровенного парня с противными хитрыми глазками – так как Жулия успела обмолвиться, что он по ночам пристает к служанкам в их постелях. Она могла бы жить здесь и все больше в этом убеждалась. Особняк – отличная альтернатива дарданийским горам, куда ей хотелось сбежать от мужа. Жизнь затворницы можно вести и тут. Только рядом будет Жулия.
С самого детства Северина только и делала, что сидела в четырех стенах и скучала. Казалось бы, снегопад обречет ее на привычное безделье. Но в компании хромоножки все шло по-другому. Они запирались в библиотеке, Северина садилась в глубокое кресло с высокой спинкой, по правую руку от нее трещал веселый огонь в камине, напротив – за толстыми двойными стеклами – падал снег, а у ног на ковре сидела зеленоглазая гурия и внимательно слушала, как госпожа читает вслух. Иногда она вставляла комментарии, едкие и по делу. Это заставляло Северину смеяться.
"У меня никогда не было подруг, кроме Эльзы".
За ужином она приказала Жулии остаться в столовой, сесть на соседний стул, и накормила ее со своего стола: ножкой барашка в меде и орехах, ванильными вафлями и свежими фруктами, которые зимой привозили в столицу ограниченными партиями прямо из теплой Нардинии. Хромоножка в ответ потчевала ее историями из своей прошлой жизни, рассказами обо всех странных, извращенных и озабоченных клиентах, каких только успела повидать. Северина старательно делала вид, что слушает с изумлением. Что-то в ней было не так от рождения или это Димитрий притупил ее восприятие в некоторых вопросах, но удивлялась она разве что тому "люблю", сказанному Жулией в полусне. Удивлялась так, что боялась даже переспросить, что же это был за порыв. А пикантные истории не шли ни в какое сравнение с ее жизнью.
"У меня не будет любовников".
Вечером они снова заперлись ото всех и вместе лежали в горячей ванне, и оказалось, что Северина давно уже никому не рассказывала о себе, если не считать бесед с майстером Ингером. Последней ее слушательницей, пожалуй, была Эльза, да и то еще в школьные времена. Она так увлеклась, что говорила и говорила, о своем детстве, о рано ушедшей матери, об отце, который никогда не мог сказать ей "люблю" и заставлял ощущать себя неполноценной, о лучшей и единственной подруге, которой сломала жизнь просто потому, что не видела просвета в собственной.
В ответ Жулия рассказала о себе. Ее отцом был довольно богатый тэр, приехавший в Цирховию из далеких земель за океаном. Мать ее, майстра настолько бедная, что едва ли имела право так называться, не устояла перед его загадочной и экзотической внешностью. Он уехал, а она через положенные девять месяцев родила, но вскоре скончалась. Как говорят, усохла от тоски по любимому. Маленькая Жулия помыкалась по дальним родственникам в качестве приживалки, но все так хвалили ее внешность, в чем-то доставшуюся и от отца, что становилось понятно – лучше работы, чем нонной, ей не найти. Туда она и отправилась, когда подросла.
– Мне тоже нравится необычный цвет твоей кожи, – задумчиво произнесла Северина, проводя по руке хромоножки мокрой ладонью. – Интересно, как бы на ней смотрелись сапфиры?
Они встретились взглядами и улыбнулись.
Сапфиры на Жулии смотрелись великолепно, но она совершенно не умела их носить. Вертлявая и гибкая, как обезьянка, она каждую секунду старалась оглядеть себя будто бы со стороны.
– Мне идет, госпожа? Идет? Да?
Северина отдала ей на растерзание маленькую шкатулку с драгоценностями, которую хранила в особняке на всякий случай, и Жулия высыпала на кровать между ними ее бриллианты, рубины и изумруды, составляя из них комплекты, порой дикие по цветовому сочетанию. Теперь она походила даже и не на обезьянку, а на аборигенку с Раскаленных Островов, что лежали за Нардинией, отделенные проливом.
– Ну что? – гордо подбоченилась Жулия. – Похожа я на богатую лаэрду?
– Нет, – рассмеялась Северина.
– Хм. А так?
Она вскочила и, прихрамывая, убежала в гардеробную, а затем появилась оттуда в одном из платьев Северины. На груди и бедрах ткань висела мешковато, но по росту наряд подошел.
– Я – благородная лаэрда Северина, – помпезно заявила она, по-театральному выставив руку над головой. И тут же добавила своим обычным голосом: – Ну как?
– Ужасно, – вздохнула Северина и поднялась с кровати. – Но у тебя есть верная служанка, которая знает, как все исправить.
Как была голая, она принялась хлопотать вокруг Жулии, выбирая ей из своих вещей другое платье, попутно выискивая в ящиках булавки, чтобы прихватить излишки ткани в нужных местах. Возня с тряпками получилась неожиданно захватывающей. В этих комнатах, пожалуй, никогда еще не звучало столько женского смеха. В воздух взвивались облачка духов и флер пудры, глухо постукивали камни в ожерельях и покачивались бриллиантовые серьги в ушах. Расческа плясала в ржавых волосах, а когда все закончилось, в зеркале над туалетным столиком отражалась…
– Вот это благородная лаэрда, – сказала Северина, стоя позади роскошно одетой, удивительной красоты женщины с оливковой кожей и положив руки ей на плечи.
Та повернулась, в отражении мелькнула гладкая спина, открытая шея, а перед Севериной вспыхнули зеленые огни в глазах, и дальше все как-то закрутилось, и снова им было жарко и сладко вместе, и в спальне разливалась темнота, а за окном – белоснежная пустыня.
Когда метель утихла, жена наместника вернулась в резиденцию в сопровождении новой личной служанки. Здесь ждала гардеробная, еще более переполненная красивыми платьями, и огромный выбор драгоценностей, и много-много темных ночей впереди. "У меня не будет подруг". Северина завтракала, задумчиво улыбаясь, с той же улыбкой танцевала на праздничных вечерах и так же задумчиво приветствовала мужа, когда тот проходил по залу мимо в сопровождении новой пассии. Она рассеянно смотрела на Яна, сталкиваясь с ним в коридорах. "У меня не будет любовников".
Она проснулась очередным утром и вздрогнула от того, что Жулия лежит рядом на подушке и смотрит в упор на нее. Взгляд служанки тоже казался задумчивым, а из общей массы волос выбилась тонкая прядка и лежала прямо поверх зрачка. Это выглядело странно и неестественно – прядь волос на неподвижном оке. Северине потребовалась секунда, чтобы сообразить. Она вскочила, увидев, наконец, полную картину: распоротое горло, кровь на подушках и простынях и на собственном обнаженном плече. И Димитрия на той стороне кровати, в свежей рубашке, будто не веселился всю ночь, подложившего одну руку под голову и поигрывающего окровавленным ножом.
– Как спалось, дорогая? – поинтересовался он с до боли знакомой ей ледяной ухмылкой.
– Зачем? – только и смогла выдавить Северина, схватившись ладонью за свое горло так, словно и там кровоточил порез. – Она любила меня…
– Любила? – Димитрий отбросил нож, поднялся с постели и обошел ее, в каждом движении читалось аристократическое благородство и звериная повадка. – Тебя не за что любить, милая.
Он легонько приподнял подбородок Северины, чтобы заглянуть в глаза, и она почувствовала, что его пальцы пахнут жизнью, которая еще недавно текла по венам Жулии. А еще у него был взгляд безумца… но к этому Северина уже успела привыкнуть за годы брака. Ее замутило – и вдвойне от того, что Димитрий стоял так близко, что она ощущала и другой его аромат: мыло и возбуждение, преследовавшие ее еще с тех пор, как была девчонкой. Колени сразу же стали ватными, Северина возненавидела себя за это и попыталась встряхнуться, но не смогла. Он заметил ее жалкие попытки и ухмыльнулся.
– Тебя тоже не за что любить, – процедила тогда она сквозь зубы, – но я же любила.
– Не-ет, – мягко протянул Димитрий и погладил ее по лицу окровавленными пальцами, оставляя длинные влажные полосы. От тона его ласкового голоса по коже Северины побежали мурашки. – Ты не любила меня. Ты хотела владеть мной. Как владеют канарейкой в клетке. Новым платьем. Модным украшением. Так вот он я. Владей мной, дорогая. Ну же.
В застывших глазах Жулии таился невысказанный упрек, когда она смотрела на них, тесно прижавшихся друг к другу, будто бы в пароксизме страсти.
– Я-я… была девчонкой, – пролепетала Северина, начиная сотрясаться от дрожи.
– Ты и теперь такая же, – он вдруг скользнул ладонью на ее затылок, стиснул волосы, заставив выгнуться, глаза запылали белым огнем ярости. – Глупая, маленькая девчонка в теле взрослой женщины. Говорил ли я тебе, чем карается измена правителю?
– Ты не правитель. Всего лишь наместник, – она махнула рукой, желая загнать ногти в его красивое лицо, но рассекла воздух. – И я знаю, что это ты сделал канцлера таким, какой он сейчас. Ты, а не какой не несчастный случай. И Жулия была не мужчиной.
– А ты думаешь, секс с женщиной так уж сильно отличается от секса с мужчиной?
Их крики, наверно, слышал весь дом. Со второй попытки Северине все же удалось попасть в цель, и по щеке Димитрия от глаза до подбородка протянулись три кровавые борозды. Казалось, он их даже не почувствовал. Чувствовал ли он что-нибудь вообще? Северина очень в этом сомневалась.
– Отпусти меня, – простонала она и впилась ногтями теперь уже в запястье той руки, которая удерживала ее. – Ненавижу тебя. О, как я тебя ненавижу.
– Нет, – улыбнулся Димитрий. Он наклонился и прижался губами к ее щеке, крепко, как целует любовник желанную возлюбленную, – я никогда не отпущу тебя. Теперь только смерть разлучит нас, помнишь? Может, ей стоит разлучить нас сегодня?
Северина стиснула зубы, чтобы не дать пролиться ни одной слезинке – она слишком хорошо помнила, как он любил сцеловывать их – но все же застонала. Неожиданно Димитрий разжал пальцы. Ее ноги подогнулись, и Северина сползла на пол, уткнувшись головой ему в колени. Она по-прежнему ощущала взгляд Жулии на своей спине. "У такой, как ты, никогда не будет подруг. Не будет любовников".
– Я сказал, что убью тебя, если еще раз увижу, – вдруг произнес над ней Димитрий каким-то странным, глухим голосом. – Я пока еще не смотрю. У тебя есть шанс уйти. Используй его, пока можешь.
Сердце у Северины пропустило удар. И снова одна секунда отделяла ее от понимания, что происходит, и за эту секунду перед глазами пронеслась вся жизнь. Северина вскинула голову, уже зная, что увидит в дверях Яна – единственного, кто посмел вмешаться в семейную ссору наместника с женой. Она перевела взгляд – Димитрий вроде бы смотрел на нее, но изучал что-то внутри себя, таким отсутствующим стало выражение его лица.
– Я не уйду, – тихо, но твердо возразил Ян, – пока ты ее не отпустишь.
– Она – моя жена, – кулаки Димитрия стиснулись.
Ян невесело усмехнулся.
– Она – всего лишь слабая девочка, которую тебе нравится мучить. Ты никогда не обращался с ней, как с женой.
– Тебе-то что до этого?
– Я ее люблю.
Нет, он не должен этого говорить, в ужасе подумала Северина. После того, что Димитрий сделал с Жулией, она сама едва ли решилась бы просто взглянуть на кого-нибудь, неважно – мужчину, женщину или ребенка, чтобы не навлечь подозрений и не стать причиной смерти еще одного невинного человека. Но вот так открыто заявлять о любви. Это же полное безумие.
Но это был Ян, вместе с тем понимала она, и у Яна имелись свои представления о верности и чести. Он не мог делать что-то за спиной друга. И, видимо, только такой способ посчитал наиболее подходящим для себя.
– Любишь? – как-то по-особенному вкрадчиво переспросил Димитрий, и Северина увидела, как потемнело его лицо.
Смотреть на Яна он все еще избегал. Да он же тянет время, догадалась она. Димитрий мог бы уже тысячу раз убить Яна за эти несколько минут, не говоря уже о том, чтобы обернуться волком и просто прыгнуть. Достаточно было лишь повернуться, посмотреть – и выполнить обещанную угрозу. Но Димитрий не смотрел. И не шевелился.
– Я не знаю, что такое любовь, – задумчиво проговорил он.
– Знаешь, – отозвался Ян, – и теперь знаешь, что чувствовал я, когда отбирал твою женщину. Но мне пришлось. Ты сгорал рядом с ней. Ты бы умер.
Обычные ледяные улыбки Димитрия не шли ни в какое сравнение с той, что играла на его губах теперь.
– Может, тебе стоило дать мне умереть? Может, я желал такого исхода?
– Может, – согласился Ян и замолчал, обдумывая что-то. – Но я не мог позволить тебе умереть. Я понимал, что ты возненавидишь меня, но твоя жизнь была важнее твоего счастья. И нашей дружбы тоже. Прости меня.
– Простить? – Димитрий повернул голову и впервые за столько лет посмотрел на старого друга. Сидящей на полу Северине на миг показалось, что его холодные черты слегка оттаяли, но скорее всего ей просто хотелось так думать. – У тебя была сытая жизнь, как я погляжу.
Шли секунды, но даже теперь он не бросился на своего заклятого друга. Просто стоял и смотрел, и в его глазах разливалась столь знакомая Северине белоснежная пустыня. Она не понимала, почему он не двигается.
– Мы много работали вместе, чтобы жить сыто, братишка, – кивнул Ян с виноватой улыбкой.
– Много, – подтвердил Димитрий равнодушно и перевел на Северину взгляд, под которым та невольно съежилась. – Что ж, предоставим выбирать нашей прекрасной лаэрде. Выбор, которого у меня никогда не было. Кого ты хочешь, дорогая? Выбирай.
– Яна, – ответила она дрожащими губами, прежде чем успела подумать. – Я хочу уйти к Яну.
– Это хорошо, – он ласково погладил ее по лицу, взял за плечи и поднял на ноги. – Тогда докажи это. Поцелуй меня на прощанье и повтори это снова.
Ян, все еще замерший на пороге, издал протестующий звук, но Димитрий одним жестом остановил его возражения.
– Это ведь добровольное решение. Она может не целовать. Ты можешь не целовать, Северина.
"Ты можешь не целовать, Северина". Зеленые глаза Жулии смотрели на нее в упор. "Ты можешь не целовать. И тогда он убьет его тоже. Чудовища не умеют любить. Чудовища не умеют прощать". Димитрий – не тот человек, чтобы мило улыбнуться и пожелать им совместного счастья, раз уж так все сложилось. Она поняла, что сглупила. Ей надо было изначально выбрать мужа. В конце концов, он прав – она выбрала его один раз и на всю жизнь, как можно тешить себя надеждой, что удастся сбежать?
– Я поцелую.
Северина обвила руками шею Димитрия и прикоснулась к его губам. И ощутила, как тонет. Это то, о чем она говорила Яну, когда пыталась признаться в любви. Глупое, неумелое признание глупой, неумелой девчонки.
Она на миг расслабилась… и осознала, что сидит на собственном письменном столе. Ее руки сдирали рубашку с мощных плеч Димитрия, стоны рвались из груди. Он целовал ей шею, терзал соски и гладил бедра, словно они остались лишь вдвоем. На какой-то миг для Северины действительно исчезло все остальное. Она распахнула глаза, увидела напряженное лицо Яна. Он не отворачивался, смотрел, и от этого ей захотелось кричать, но теперь не от удовольствия, а от того неясного, невыносимого чувства, что выворачивало ее наизнанку.
– Так кого ты выбираешь, дорогая? – с усмешкой прошептал ей Димитрий.
– Никого, – заорала она, отталкивая его и хватаясь за виски. – Убирайтесь оба к темному богу. Оставьте меня в покое.
– Ты слышал, Ян? В покое, – Димитрий одернул рубашку, обнаружил оторванную пуговицу и с сожалением прищелкнул языком. – Как ты там сказал? Теперь я знаю, что чувствовал ты? Нет. Это ты теперь имеешь хоть какое-то представление о том, что чувствовал я.
Он прошел мимо Яна, толкнув плечом. Тот поморщился, но ничего не ответил. Северина спустилась со стола и обхватила себя руками. Она уже достаточно простояла голой, ее начала раздражать собственная нагота. И собственная беспомощность.
– Убирайся, – хрипло повторила она Яну. – Ты сам все видел.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, затем развернулся и вышел. Северина выпрямила спину и сделала глубокий вдох. То, что ей оставалось, требовало определенного мужества, но если она не выполнит задуманное, то закончит жизнь еще хуже. У Димитрия отобрали его любовь, и это сделало его беспощадным и жестоким монстром. Она не хотела себе такой судьбы, она боялась ее, а еще она так сильно устала… Кто знает, что станет с ней, если Димитрий продолжит отбирать у нее любовь снова и снова?
С каменным выражением лица, стараясь не смотреть на тело Жулии, ставшей безмолвным свидетелем этой отвратительной сцены, Северина пошла в ванную комнату. Там она долго сидела под горячей водой и терла себя щеткой, понимая, что все равно не смоет всю ту грязь, что налипла на нее за столько лет – и за те несколько минут, в течение которых она страстно желала заняться сексом с Димитрием на глазах у Яна. И занялась бы, если б тот продолжил. И занялась бы даже теперь, если б он вошел и заставил ее. Никогда еще Северина так не ненавидела свою волчью половину, как сейчас.
Разодрав себя до крови, она вытерлась и пошла в гардеробную. Здесь еще мерещился звонкий смех Жулии и валялись разбросанные украшения – Северина в сердцах схватила и порвала жемчужную нить. Белые перламутровые бусины вскачь разлетелись по полу. Она заставила себя успокоиться, села за туалетный столик и взялась за макияж.
Говорили, что мать Димитрия выглядела великолепно в тот день, когда сошла с ума. Кажется, Северина начинала в это верить. Она тщательно выбрала наряд – темно-зеленое платье с золотой вышивкой по вырезу и бокам – и украшения к нему. Только волосы лишь высушила и расчесала, не потрудившись уложить. Может, они прикроют то безобразие, в которое превратится ее лицо… а оно наверняка превратится.
Закончив с приготовлениями, Северина встала и окинула себя в зеркале критичным взглядом. Там, в отражении, она все еще оставалась молодой, красивой и полной сил. Внутри она ощущала себя мертвой старухой.
Никто из слуг или прочих обитателей резиденции не встретился на пути, пока Северина поднималась на самый верх. Дверь на чердак ютилась в конце лестницы и отворилась легко. Большое пустое пространство было серым от пыли и полутемным: свет поступал сюда лишь через редкие щели меж досок, в них же свистел сквозняк. Вторая дверь, которая вела на крышу, примерзла, ее пришлось хорошенько подтолкнуть плечом. Наконец, Северина вырвалась наружу.
Ее легкие домашние туфли тут же утонули в снегу, который ровным нетронутым слоем покрывал все видимое пространство. Ветер подхватил волосы и бросил в лицо. Крыша была плоской, с невысоким, по колено, но широким парапетом по краю, Северина подошла к нему и поставила ногу. Парк внизу походил на великолепную зимнюю сказку. Деревья, кусты и клумбы стояли, припорошенные белым. Серовато-жемчужное небо над ними хмурилось. Она перенесла вес и поставила на парапет вторую ногу. Раскинула руки, чтобы сохранить равновесие – ветер железным кулаком бил в грудь и толкал в спину.
Как красиво. И как страшно.
Северина подняла голову и закрыла глаза. Еще секунда, одна маленькая секунда – и она возьмет себя в руки и шагнет в бездну. Ей следовало сделать это давным-давно, еще в детстве, когда она влюбилась не в того парня и предала подругу. Но как же страшно… и как хочется найти себе тысячу оправданий, чтобы жить…
– Подожди, волчица, – раздалось за ее спиной, – мы сделаем это вместе.
Ян. Положение Северины было слишком неустойчивым, чтобы оборачиваться, но она и так знала, что это он. Земля внизу на миг поплыла перед глазами, и пришлось взмахнуть руками, чтобы удержать равновесие и не свалиться. Но в следующую секунду ее запястье схватила теплая ладонь Яна, и сам он шагнул на парапет рядом. Неловко пошатнулся – у Северины сердце едва не остановилось, и она вцепилась в него так, что пропорола ногтями кожу. И стиснула зубы – хотелось орать на него, костерить на чем свет стоит за то, что полез. Или громко, по-детски разрыдаться, потому что совсем не ждала, что кто-то за ней полезет…
– Я знаю, зачем ты здесь, – вместо этого сердито бросила Северина заснеженному парку и серому небу. Холодный ветер запустил пальцы ей под платье, поднялся до бедер, кожа тут же покрылась мурашками. Ей захотелось потереть себя, но тогда пришлось бы отпустить руку Яна, поэтому она передумала. – Ты собираешься уговорить меня передумать. Я не передумаю. Я не вернусь. Я все решила.
– Женщина, – тихо проговорил Ян, но она видела, что за его приглушенным тоном кроется другое. Он злился, хоть и не хотел этого показывать. – Когда ты поймешь, что решать должен мужчина? Почему ты не подождала еще чуть-чуть? Я бы устроил все… с гораздо меньшими потерями.
– Да мне надоело ждать, – если бы взгляд Северины мог испепелять, то от высокой и стройной вечнозеленой туи перед входом в парк ничего бы уже не осталось. – Я всю жизнь ждала, пока отец вспомнит обо мне, потом – пока Димитрий соизволит обратить на меня внимание. Я не желаю больше ждать. Тебя – особенно.
– Значит, прыгаем? – приподнял бровь Ян.
Она фыркнула, взметнув в воздух облачко горячего дыхания.
– Уходи, Ян. Ты ничего не потеряешь, если не прыгнешь.
– Потеряю, волчица. Тебя. А я не собираюсь тебя терять.
Ей нестерпимо захотелось зажать уши, чтобы не слышать этого. Почему он не приходил раньше? Зачем постоянно говорил "нет", когда она сама тянулась к нему? Ее душевные раны затянулись бы от его тепла. Тогда. Но не сейчас. Теперь она изломана внутри, покалечена так, что если упадет, жалкие останки ее тела вряд ли пойдут в какое-то сравнение с изуродованной душой.
– Я не сделаю тебя счастливым, – устало покачала головой Северина. – Ты же видел. Я привязана к Димитрию. Я переспала с женщиной, и мне это понравилось. И когда я спала с ней, то забывала обо всем, и о тебе тоже. Зачем я тебе такая нужна?
– Действительно, зачем, – хмыкнул он с напускным весельем. – В последнее время я и сам задавался этим вопросом. А еще больше гадал, почему Димитрий все еще помнит о своей девчонке из Нардинии, когда рядом с ним такая красивая и горячая женщина. – Северина ответила яростным взглядом, и это развеселило его уже по-настоящему. – А потом я понял: просто мы с ним разные, ему нужен покой, а мне – огонь. Ты – огонь, Северина, раз за разом в этом убеждаюсь. Дай тебе волю, и ты все вокруг разрушишь. Перестань поддерживать – и ты гаснешь. Но я бы просто заставил тебя гореть.
На какой-то момент Северина почти забыла, что стоит на краю бездны, ощущая под ногами пустоту. Тесно и как-то очень приятно стало внутри, и даже ветер отступил, прекратив пронзать ее через легкое платье. Ей всегда хотелось такого – и чтобы кто-то пошел за ней, рискуя жизнью, и чтобы ей было для кого гореть… и светить, и греть, если понадобится. Но такое случается только в сказке, с прекрасными принцессами, милыми и добрыми, с нежными тихими девушками, заслужившими чью-то привязанность своими хорошими делами и открытым честным сердцем. Не с ней. Не с такой, как она, абсолютно точно.
– Прыгаем, Северина? – в очередной раз спросил Ян.
Она молчала, неподвижная, как каменное изваяние.
– Хорошо. Пока ты думаешь, – продолжил он, как ни в чем не бывало, – я должен рассказать тебе о твоей служанке.
– О Жулии? – Северина встрепенулась, будто очнулась ото сна, с трудом заставив себя произнести это имя.
– Да. О ней. Ты должна знать… я отчасти тоже виноват в том, что так случилось.
– Это ты, да? – прежняя боль вернулась, горло перехватило, и слезы навернулись на глаза. – Это ты каким-то образом узнал о нас с ней и доложил Димитрию?
– Нет, – ответил он, – но я не успел вовремя перехватить информацию, которую принес ему один из бурых. Она приглянулась парню с первого дня, сама знаешь, как это бывает. Смазливая мордочка, хорошая фигурка. Твоя служанка… она была, скажем так, не против его ухаживаний. И хвасталась между делом, что вдоволь уже наработалась и теперь будет носить дорогие платья и украшения и скоро всех здесь заставит себя уважать. Учитывая, как ты витала в облаках все это время, сопоставить одно к одному не составило труда.
Северина мучительно застонала и прикрыла ладонью лицо. Ей вспомнилась тяга Жулии к красивым вещам, платьям и украшениям, постоянное желание преображаться в лаэрду. Тяга, которую сама Северина находила милой шалостью и даже поощряла собственноручно.
– Она казалась мне умнее…
– Ты была легкой добычей, волчица, – сурово отчеканил Ян, – наверно, это вскружило ей голову. Я звонил в твой особняк, допрашивал управляющего. Он сказал, что Жулию там не любили за высокомерное поведение.
– Что значит "я была легкой добычей"? – насторожилась она.
– Есть история, которую я тебе не рассказывал, – он слегка замялся. – О том, как покалечили ей ногу.
– Ты говорил, что это несчастный случай.
– Несчастный случай, да. Можно и так сказать. Не хотел портить бедняжке уже подмоченную репутацию. В общем, она ушла из темпла темного раньше, чем стала калекой. Ее соблазнил и забрал богатый старик, как говорят, влюбленный по уши. Мутное дело. Он умер как-то скоропостижно, и сразу же всплыло завещание, по которому все его богатства доставались не сыну, прямому наследнику, а милой пассии, которая жила в его доме. Сын оказался не дураком и отнес завещание к специалисту, где ему подтвердили, что это подделка. Он не стал предавать дело огласке… но он избил ее, очень жестоко, столкнул с лестницы, и Жулия сломала ногу в нескольких местах.
– Она – охотница за деньгами, – пробормотала Северина. Почему-то даже осознание предательства не ранило ее сейчас. В конце концов, разве она сама не подозревала, что кроется за сказанным "люблю"? Разве не поэтому она так и не набралась смелости переспросить у Жулии, насколько искренним было признание? Она ощущала себя счастливой в тот момент, и в сравнение с этим счастьем не шли никакие платья.
– Она всегда хотела жить красиво, – подтвердил Ян, – даже когда только пришла в темпл неопытной нонной.
Перед глазами Северины проплыла ночь во время снегопада, первая, темная, стыдная. Искусное соблазнение и неистовое желание оказаться соблазненной. Коварно расставленная ловушка. Когда-то она сама расставляла такие же.
– Это ты посоветовал мне взять ее, – прошептала она. – Ты привел ее в мой дом.
– Я пожалел ее. После того случая бедняжка рисковала оказаться на улице. Я надеялся, что она извлекла свой урок. Кроме того, в твоем доме не было богатых мужчин для соблазнения.
