Текст книги "Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ)"
Автор книги: Влада Южная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Прижавшись щекой к ковру, Северина медленно приходила в себя. Димитрий ходил по спальне, освежал горло очередной порцией шампанского.
– Возьми рубашку у Яна, дорогая, – как ни в чем не бывало, попросил он.
Она зажмурилась, стараясь не думать о звуках, которые могли просочиться в коридор. Ян не дурак, он все понял. Усилием воли заставила себя подняться, прикрыть дверь и протянуть руку так, чтобы оставаться скрытой от чужих глаз. Ладони коснулась аккуратно сложенная рубашка, и Северина тут же схватила ее и захлопнула дверь.
Димитрий снова подошел к зеркалу, поправляя одежду, застегивая пуговицы.
– Я хочу ребенка, – призналась Северина, наблюдая за ним, – пусть ты меня не хочешь, но мне нужна всего одна ночь, чтобы забеременеть. Обещаю, что забеременею с первого раза, а ты сможешь снова крутить романы со своими шлюхами.
– Нет, – спокойно отозвался он, поднимая пиджак со спинки кресла.
– Мне уже скоро тридцать. Я боюсь состариться и умереть в одиночестве. Пожалуйста, подари мне ребенка. Маленького мальчика, которого я смогу любить вместо тебя…
– Нет, – Димитрия даже передернуло от этой идеи. – У меня не будет детей. Я не стану уподобляться Виттору и плодить монстров. Хватит того, что существуем мы с Аланом. К тому же, – он подошел, погладил Северину по щеке и коротко поцеловал в губы. – Ну какая из тебя мать? Ты же эгоистичная сучка, дорогая. Ну все. Иди. Гости наверняка уже в нетерпении. Надень что-нибудь в цветах правящей ветви. Золотое платье будет в самый раз.
С трудом передвигая ноги, Северина пошла в гардеробную. Платье уже лежало на видном месте, заранее приготовленное Димитрием. Она надела свежее белье, привела себя в порядок, облачилась в роскошное одеяние. Причесывая волосы перед зеркалом, обратила внимание на царапину на груди. Красная полоса уже светлела, заживая, но Северина все равно взяла пудру и замаскировала изъян. Посмотрела в свои глаза, измученные, больные. У нее не будет детей. Или не будет Димитрия. Надо выбирать.
Праздничный вечер близился к концу, когда наместник с супругой снова появились в зале, но, как оказалось, они вернулись вовремя, как раз для того, чтобы станцевать завершающий танец. Димитрий положил руку на талию Северины, она легонько тронула ладонью его плечо, они закружились, красивая, элегантная пара, он – в белом с золотыми нашивками, она – вся в золотом, в цвете его трона и его власти. Они порхали в круге гостей, мужчины любовались ею, женщины украдкой вздыхали по нему. В уголке тихонько плакала Алисия.
Северина улыбалась, это была ее лучшая маска – маска успешной, счастливой, добившейся всего женщины. Она смотрела в красивое лицо своего мужа и думала только об одном.
Пора перестать жить мечтой.
Цирховия
Шестнадцать лет со дня затмения
Это было самое счастливое лето в ее пока не очень долгой жизни. Счастливое и неповторимое, в брызгах яркого солнечного света, поцелуях ночного ветра на обнаженной коже и головокружительном водовороте любви.
Да, она любила Алекса и больше не сомневалась в этом. Разговор со старшим братом, случившийся после памятного семейного обеда, помог все расставить по местам. Алекс не был идеальным, а возможно, ее рациональная натура не позволяла сознательно не замечать в любимом недостатков, как умеют другие девушки, но Эльза любила его и таким. Она просто воспринимала его целиком, со всеми плюсами и минусами, и понимала, что с его отрицательными чертами вполне можно смириться, а достоинства с лихвой окупают их. В конце концов, невозможно съесть апельсин, не очистив его от корки и не испачкав рук в липком и едком соке, но от этого никто не перестает любить апельсины.
Эльзе казалось, что ее мир разделился на два параллельных. В одном она оставалась благородной лаэрдой и примерной дочерью. Она по-прежнему с закрытыми глазами отличала десертную ложку от ложечки, которой следовало есть яйцо-пашот, умела поддерживать беседу со старшими так, чтобы вызывать восхищение умом и рассудительностью, и, как и все ее одноклассницы, загодя заказала швее платье к празднику восхождения светлого бога, до которого оставались еще долгие месяцы.
В другом же мире Эльза была обычной девчонкой. Из тех, которые в шестнадцать лет просто хотят веселиться, танцевать под звездным небом и любить. С Алексом это выходило без труда. Он был легок на подъем и беззаботен, любое море считал себе по колено, любой океан – по плечу. Они вообще удивительным образом не походили друг на друга. Там, где Эльза сказала бы "надо подумать", Алекс бы шутливо махнул рукой – "фигня вопрос", она любила серьезные книги, он – гонки на мотокаре, она предпочитала сладкие пирожные, он – горькое пиво, из всех оттенков она выбрала бы светлую лазурь, а он вообще не признавал слово "оттенки", считая, что семи цветов радуги вполне достаточно. Но именно этими различиями они друг друга и уравновешивали. А еще Алекс был у Эльзы первым, в кого захотелось влюбиться, а она у него… последней. Да, он так и назвал ее. Последней для себя.
И после этого ее сердце не могло не дрогнуть.
В свободное время они бродили в обнимку по столице. Иногда делали это бесцельно, иногда забредали в темный зал кинотеатра, где, устроившись на заднем ряду, целовались без остановки, а потом не могли даже вспомнить, что им показывали на экране под мерное жужжание проектора. Несколько раз Алекс водил ее в городской парк покататься на аттракционах, хотя развлечение считалось недешевым. Оказалось, что он отлично стреляет, и в спальне Эльзы с некоторых пор поселились три плюшевых коричневых медведя и один длинноухий белый щенок с пятном на лбу, которых Алекс выиграл для нее в тире. Ей нравилось смотреть, как он уверенно держит ружье, как бьет в десятку, почти не прицеливаясь, как ловко перезаряжает тугой механизм. Это была его стихия, в такие моменты он весь сиял, и она могла смотреть на него бесконечно и просить "пострелять" еще и еще не только для того, чтобы снова получить подарок.
Матери она соврала, что купила зверей сама ради коллекции мягких игрушек, и ложь не вызвала подозрений.
Еще они ездили купаться на реку. В жаркие летние дни на широкую песчаную отмель за пределами города приезжали многие молодые люди, и от их количества в глазах пестрело. Громко звучала музыка, смеялись девушки, утопая босыми ступнями в горячем песке. Похожая зимой на синюю сталь, летом прогретая вода выглядела желтовато-зеленой. У берега она почти не двигалась и даже обжигала ноги, лишь быстрое течение в середине оставалось холодным.
Это было место отдыха горожан, но не аристократов. Аристократы стремились уезжать на целебные источники или к океану, столичную реку они считали слишком грязной, чтобы омывать в ней свои тела. Канцлер до самой осени отбыл с семьей в дарданийские горы – его младший сын с рождения страдал сердцем и плохо переносил жару. Мать и отец Эльзы тоже завели как-то разговор об отъезде, но потом обнаружилось, что у них обоих полно дел: у нее благотворительность в сиротском приюте, у него – хлопоты в парламенте, и поездка, к великому облегчению их дочери, отменилась. Ей нравилось просто проводить дни с Алексом на реке.
Поначалу на Эльзу там все обращали внимание из-за ее яркой характерной внешности. Но потом она научилась прятать иссиня-черные волосы под шелковым платком от солнца, серебристые глаза – почаще опускать при разговоре, а ее бледная кожа, нещадно обгоравшая днем и восстанавливающаяся за ночь, наконец-то приобрела красивый кремовый оттенок, и Эльза перестала выделяться среди обычных людей.
Она обнаружила, что у Алекса много друзей. С ним постоянно кто-то здоровался или останавливался поболтать. Девушки целовали его в щеку, а в "доверительных" беседах с Эльзой часто намекали, что он никогда не считался однолюбом. Она старалась не слушать. Алекс ведь никогда и не говорил, что она у него первая, вторая или третья. Он назвал ее последней. А это было гораздо лучше.
К тому же, собственные глаза оставались у нее на месте, и этими глазами Эльза видела, что Алекс больше ни на кого не смотрел. Когда они лежали рядышком на песке, подставив тела яркому солнцу, его пальцы то и дело оказывались под тонкими бретельками ее купальника, а губы – на ее нагретом плече. От этого прямо на сорокоградусной жаре Эльзу охватывал озноб, и по телу бежали мурашки. У нее мутился рассудок, во рту пересыхало, и она совсем забывала, что вокруг них полно людей.
– Я хочу тебя, – шептал он, поглаживая ее голый и чувствительный живот, от чего внутри нее вверх и вниз разлетались ослепительные искры.
– И я тебя хочу, – откликалась она, едва успевая перехватить эти настойчивые и твердые мужские пальцы, которые уже стремились ниже, туда, где все так отчаянно истекало влагой и жаждало ласкающих прикосновений. Но рациональная сторона личности брала свое, и Эльза продолжала: – Но не могу, не здесь же. Не здесь.
Алекс никогда не настаивал. Он только просил.
– Поехали. Куда-нибудь. Когда ты, наконец, станешь моей?
– Я не могу куда-нибудь, – округляла глаза Эльза, – ты же понимаешь. Это будет мой первый раз, и он должен быть…
– …идеальным, – заканчивал за нее Алекс. Он гладил ее по щеке и вздыхал. – Знаю, знаю. Ты хоть намекни, как все должно выглядеть.
– А разве ты сам не представляешь? – удивлялась она.
– Нет, – он качал головой и с видимым трудом отодвигался, чтобы не дразнить себя еще больше, – для меня любое место – идеальное, если там есть ты.
Северина бы, конечно, ее высмеяла за излишнюю трепетность. И возможно, та ночь, когда Алекс повез Эльзу любоваться на светлячков, танцующих на лесной поляне над душистыми травами, показалась бы идеальной. Или тот вечер, когда они просто сидели на холме за доками, где никто не ходит, и смотрели на закат. Проблема заключалась в том, что Эльза сама не знала, как должно выглядеть идеальное место. Это было внутреннее ощущение, какой-то неясный образ, с которым в реальности она пока не столкнулась. И в этом она тоже отличалась от Алекса.
А может, она просто боялась? Может, это был наивный детский страх перед чем-то неизведанным, запретным, перед бесповоротным шагом во взрослую жизнь? Эльза ловила себя на мысли, что ей снова не хватает короткого, но доверительного разговора с ужасным старшим братом, который бы расставил все по местам. Но таким не делятся даже с братом. Этот страх ей предстояло побороть самой и в одиночку.
Однажды, искупавшись в реке, они с Алексом лежали и болтали о чем-то, когда на фоне привычного человеческого гомона возник слабый, царапающий ухо звук. Эльза еще смеялась над шуткой, а сама уже начала настороженно прислушиваться, пытаясь понять, кто и с какой стороны его издает. Окружающие ничего не замечали, кто-то играл в пляжный мяч, кто-то плескался в воде.
Повернув голову, она увидела на середине реки что-то белое и сразу все поняла. Пловцы туда не заплывали: редко кому удавалось долго справляться с быстрым и холодным течением, идущим на глубине. Еще с весеннего паводка, когда отяжелевшие после зимы деревья в дарданийских горах под напором потоков, бегущих с вершин, обрушивались в стремнину вместе с глыбами льда и так доплывали до самой столицы, как раз напротив пляжной отмели зацепился за камни на дне и застрял один топляк. Его голые черные ветки торчали над поверхностью воды, а вокруг них пенились водовороты.
Вот оттуда звук и шел. Широкий кусок пенопласта, брошенный кем-то выше по течению, доплыл сюда и застрял между ветвями топляка, а на нем сидел… котенок. Бедный зверек вцепился тонкими когтями в свой ненадежный плот и звал на помощь во все кошачье горло. Алекс только удивленно поднял голову, когда Эльза вскочила на ноги и приложила ладонь козырьком над глазами, чтобы лучше рассмотреть малыша. Но отмель была широкой, середина реки находилась далеко, и с берега виднелась лишь серая кошачья шкурка и поднятый трубой хвост.
Заметив резкое движение Эльзы и ее напряженную позу, люди тоже стали обращать внимание на котенка. Они подходили к кромке воды, начинали переговариваться и гадать, как скоро пенопласт перевернется, и зверек утонет. А может, он не утонет, а сумеет перепрыгнуть на ветку? Тогда как долго он там провисит?
Эльза тоже об этом подумала. А потом – неожиданно для самой себя – побежала в реку. Не обдумывая свой порыв и ни на кого не оглядываясь. Прогретая на солнце вода не поднималась выше уровня колена несколько метров подряд, брызги летели во все стороны, а потом дно резко ушло вниз, и Эльза провалилась по грудь. Она принялась энергично работать руками и ногами, краем уха уловив, что неподалеку от нее вглубь прыгнул кто-то еще.
Сразу стало прохладнее. Плавала Эльза хорошо, поэтому в собственных силах не сомневалась, но по мере продвижения стала ощущать плотную массу бегущей воды, через которую приходилось пробиваться. Вскоре ей стало зябко, а затем – холодно. Белый кусок пенопласта с серым пассажиром на нем мелькал перед глазами, когда Эльза выныривала, чтобы глотнуть воздуха, но она заметила, что ее постепенно сносит вниз. Тогда она удвоила усилия. Мышцы на руках и ногах превратились в железные узлы, грудь сдавило судорогой – тело пыталось согреться, но она упрямо гребла вперед.
Котенок пищал и дыбил шерсть. В конце концов, подумала Эльза, можно обернуться волчицей. В волчьем обличье она будет сильнее и почти не почувствует холода. Но тогда зверька придется брать зубами. Кто знает, не испугается ли он и не начнет ли сопротивляться, чем сделает только хуже? А течение все увереннее забирало ее в свои руки и сжимало в ледяных объятиях…
Неожиданно Эльзу толкнули в плечо. Она подняла голову над поверхностью и увидела Алекса. Его губы посинели, но глаза сверкали решимостью.
– Возвращайся, – крикнул он на нее, кивком показав в сторону берега.
– Нет, – стиснула она зубы.
– Возвращайся, – Алекс сердился, она никогда не видела его таким. – Я сам его достану.
– Ты всего лишь человек, – в отчаянии выкрикнула Эльза, потому что цель все отдалялась, и находиться в потоке долго становилось опасно для них обоих.
– Вот и посмотрим.
Он отвернулся и поплыл, то скрываясь под водой, то выныривая и напряженно работая сильными руками. Эльза сдалась. Спорить было глупо, состязаться в такой ситуации – тем более. Она покорно повернула к берегу, чувствуя тупую боль в перетруженных мышцах. Выбралась на мелководье, дрожа и стуча зубами от холода, и встала там, с тревогой вглядываясь в происходящее на середине реки. Люди за спиной недоверчиво посмеивались над ее вылазкой.
Тем временем Алекс добрался до торчащего дерева. Она видела, как он протянул руку, как серое кошачье тельце впилось в него когтями и пронзительно заверещало, а затем их обоих поглотила вода. Эльза переступила с ноги на ногу, но никак не могла найти взглядом место, где Алекс бы вынырнул. Несколько мучительных минут она бродила туда-сюда по отмели по щиколотку в воде и грызла ногти. Наконец, где-то дальше по берегу раздались радостные крики зевак, и она поняла, что он все-таки выбрался.
Алекс медленно шел, устало вытирая с лица воду, на плече красовались глубокие царапины от когтей, и было заметно, что он сильно замерз. Его тут же окружили, принялись хвалить за смелость, стали жалеть и тискать мяукающего котенка. Эльза в изнеможении опустилась на песок. Теперь, когда все закончилось хорошо, она ощутила, что тоже выдохлась. Алекс подошел и положил котенка ей на колени. Это оказался будущий дикий камышовый кот, очень худой. Его шерсть казалась серой только из-за воды, а на самом деле на лбу и спинке проглядывали желтые полосы. Мокрый комок трясся на тонких лапах и пронзительно верещал. Эльза растерянно сунула ему палец, и зверек принялся яростно облизывать его шершавым языком.
– Я тебя напугал? – спросил Алекс, по-своему расценив грустное лицо Эльзы.
– Да, – она тряхнула головой и добавила: – Но не тем, что накричал. Я просто испугалась, что с тобой может что-то случится. Ты не волк. Я все время об этом помню.
– Ну люди тоже, знаешь ли, не стеклянные, – он потрепал ее за плечо и прижал к себе. – Хватит постоянно нас сравнивать, Эль.
Она вздохнула и уткнулась носом в шею Алекса. Его сердце билось оглушительно, разгоняя теплую кровь по замерзшему телу, а дыхание еще не выровнялось после сражения с водной стихией. Она так много чувствовала вместе с ним, знала его запах и могла отличить по звуку шагов от любого другого человека. А он, как и все остальные люди вокруг, так и не услышал бы мяуканья котенка, застрявшего посреди реки…
Но все-таки именно Алекс доплыл до цели.
– Комок шерсти, – вдруг радостно завопил над ухом детский голос.
Они оглянулись и увидели девочку лет пяти с зареванным, но счастливым лицом. Ее сандалии вместе с носками были все в песке.
– Комок шерсти, – она бесцеремонно схватила котенка с колен Эльзы и расцеловала его в усы. – Ты живой.
– Это твой котенок? – спросила Эльза.
– Ага, – кивнуло юное чудо, – я первая его нашла, а мальчишки отобрали и хотели в лодке пустить по реке, как матроса. А я кричала им и говорила, что никакая это не лодка, а Комок Шерсти – не матрос. А они говорили, что Комок Шерсти – дурацкое имя, и обзывались.
Девочка топнула ногой и сердито нахмурила брови. Эльза догадалась, что дети играли где-то в зарослях выше по течению и наткнулись на логово диких кошек.
– Не отдавай больше его мальчишкам, – пожурил ее Алекс и рассмеялся.
– Не буду. Я его домой заберу, мама разрешила, – торжественно пообещала кроха и удалилась.
– Ты добрый, – сказала Эльза тихонько, снова прижимаясь к плечу Алекса, – я только сейчас это поняла.
– Скажешь тоже, – хмыкнул он с оттенком смущения в голосе.
– Нет, правда. Никто больше не собирался плыть. Кошачья жизнь ничего не стоит.
– А я о цене не думал, – он пожал плечами. – Надо было что-то делать – вот и сделал. А потом оказалось, что еще и ты за мной зачем-то поплыла.
Похоже, они прыгнули в воду одновременно. Не такие уж они и разные. Эльза вдруг поняла, что поможет ей окончательно развеять собственные страхи.
– Отвези меня в одно особенное место, – попросила она.
Место, куда Алекс привез Эльзу уже под покровом сумерек, было видно из любой точки столицы, так как находилось оно на возвышенности. За стеной из больших ровно отесанных и плотно подогнанных камней дремал ухоженный парк с выложенными глянцевой плиткой аллеями, цветочными клумбами, фонтанами и фигурно подстриженным декоративным кустарником. Солнце садилось, и кованые железные фонари, расставленные по всей территории, уже начали тускло светиться, обещая разгореться ярче, как только станет совсем темно.
На территории парка находилось несколько зданий. Самое большое и величественное из них стояло ближе всего к главным воротам, и к нему вела широкая подъездная аллея. Аккуратный темпл из розового золота возвышался над ним на холме. В самой глубине парка притаилось третье здание, с красивыми балконами почти под каждым окном и стеклянной полусферой зимнего сада, прижавшейся к торцу.
– Мы пойдем в здание парламента? – скептически уточнил Алекс, измеряя высоту стены на глаз.
– Ш-ш-ш, – Эльза толкнула его спиной к каменной кладке и зажала ладошкой рот, потому что как раз в этот момент с другой стороны проходил один из охранников.
Она слышала неровную походку мужчины, поскрипывание его кожаной обуви и позвякивание ключей на поясе, но, к счастью, охрана состояла из обычных людей, и услышать ее в ответ не могли.
Алекс воспользовался ситуацией, повернулся и прижал к стене саму Эльзу и принялся ее целовать. Она с трудом удержалась, чтобы громко не засмеяться, пока отбивалась. Задуманное приключение возбуждало их обоих и горячило кровь не хуже молодого вина. Пальцы Алекса снова оказались у нее под одеждой, его волосы еще пахли рекой. Эльза подумала, что ни с кем другим бы она на такое безумство не решилась.
– Подсади меня, – скомандовала она, когда охранник ушел. С помощью Алекса она ловко взобралась на верхушку стены в три ладони шириной и уселась там, перекинув ноги на другую сторону. – Могу поспорить, ты тут никогда еще не был.
Алекс тоже залез и оказался с ней рядом.
– А ты сама-то была? – с усмешкой поддразнил он.
– Один раз, – цепкий взгляд Эльзы тщательно исследовал все аллеи и кусты на предмет опасности, но охранник направился на другую сторону огромного парка, и заметить их пока никто не мог. – Папа брал нас с Крисом.
Она подалась вперед и после короткого полета уверенно приземлилась на ноги, обутые в пляжные босоножки на плоской подошве. Алекс спрыгнул вторым, Эльза схватила его за руку и побежала, стараясь держаться ближе к кустам, в сторону темпла. На середине пути, у статуи канцлера, выполненной из железного каркаса, оплетенного цветущим вьюнком, она сделала остановку, чтобы снова оглядеться. Впрочем, ее осторожность была чрезмерной, так как охраняли парк лишь формально. Канцлера в Цирховии любили, его дом уважали, даже свободный народ выказывал знак особого почета, никогда не причиняя вред властителю и его приближенным.
В здании правления еще горел в окнах свет – слуги наводили порядок в кабинетах – но резиденция правителя стояла полностью погруженной в темноту.
– Канцлер уехал, – прошептала Эльза, показывая Алексу на дом, – там сейчас никто не живет. А вообще, там очень красиво, в зимнем саду растут деревья, которые не встречаются в наших лесах, а на крыше стоит телескоп, через который можно разглядывать небо. Младший наследник престола увлекается астрономией, телескоп купили специально для него.
Алекс слушал ее с большим интересом, он словно попал в другой мир, в котором не оказался бы в любом ином случае, а Эльза вспомнила, как канцлер прогуливался в парке – она видела его в тот самый раз, когда приезжала с отцом. Тогда этот высокий мужественного вида волк, облаченный в рубашку и коричневый бархатный жилет, держал за руку мальчика в костюме, а две девочки в одинаковых желтых платьях – его дочери, старшая и младшая, – щебетали о чем-то на скамейке возле клумбы, засаженной цветами голубого ириса. Канцлер заметил отца Эльзы, подозвал его и поздоровался с ним за руку, а дети улыбнулись и помахали им с Крисом. Эльза рассказала об этом Алексу и даже показала пальцем примерное место. Вряд ли бы он сам когда-нибудь смог увидеть правящую семью так близко, но она постаралась припомнить как можно больше подробностей для него, ей нравилось, как горят любопытством его глаза от этих рассказов.
Вдали снова послышался шорох, и Эльза опомнилась, потянула за собой Алекса, увлекая к ступеням, которые вели к темплу. Они взлетели по лестнице почти до самой середины, а потом замедлили шаги, пригибаясь, чтобы меньше бросаться в глаза. На небо уже поднималась луна, ее сияние касалось золотых стен темпла, делая их серебристыми и влажными на вид, хотя это был всего лишь обман зрения. Тяжелые литые двери не запирались даже на ночь, в Цирховии не чинили препятствия человеку на пути к его богам в любое время суток, и Эльза знала об этом. Восстанавливая дыхание после восхождения, она потянула за одну створку и почувствовала, как легко та поддалась, когда к ней присоединился Алекс.
– Личный темпл правителя, – прошептала она, проскальзывая в проем.
Внутри стоял полумрак, свечи в напольных канделябрах не горели. Только лунный свет, падавший сквозь стрельчатые окна, отражался от пола и рассеивался на стены. Образы святых, исполненные яркими красками, при таком освещении все казались серыми. Одежда и фигуры – все сравнялось в одном цвете. Глаза же на темных лицах, наоборот, сияли белым огнем, выделяясь, как живые. Эльза сделала оборот вокруг себя, разглядывая их, и поежилась: отовсюду на нее смотрели пылающие очи и тянулись серые руки, она не узнавала ни нежных улыбок, ни светлых одежд, присущих образам. Эльза задрала голову и увидела, что с потолка, где нанесены были фрески, на нее таращатся такие же лики: серые, с горящими глазами.
– Наверно, здесь использовали фосфорную краску, – тихо сказал Алекс, и по его голосу она поняла, что ему тоже не по себе.
– Я приходила сюда один раз, днем, – проговорила Эльза. – Тогда канцлер разрешил папе показать нам темпл. Здесь все выглядело по-другому.
– Ну, – Алекс пожал плечами, возвращая себе привычное бодрое расположение духа, – страшная красота – это тоже красота…
Он взял ее за руку, и дрожь в теле Эльзы утихла. Действительно, тут нечего бояться. Медленно они пошли по главному помещению, изучая его, как в музее. Шепотом Эльза перечисляла имена святых, которые на зубок знала с детства, но потом умолкла: в горле стало першить от аромата полыни и жженых свечных фитилей. Алекс сказал правильно: красота здесь ошеломляла своим преломлением за грань чудовищности. Эльза поймала себя на мысли, что начинает любоваться даже этими серыми лицами и пронзительными глазами. Время казалось остановившим свой ход, звук шагов не отражался от стен, мгновенно истаивая в воздухе.
Наконец, они поднялись по ступеням к алтарю и замерли перед главной картиной. Женщина на ней смотрела на них свысока, и ее серые одежды разлетались в стороны подобно крыльям летучей мыши.
– Святая Огаста, – произнесла Эльза с благоговением и крепче вцепилась в руку Алекса, – если мы попросим у нее благословения и поцелуемся перед ней, она подарит нам вечную любовь.
– Моя вечная любовь уже с тобой, – отозвался Алекс и обнял ее за плечи.
– И все-таки я хочу попросить, – Эльза упала на колени перед картиной и дала ему знак сделать то же самое. Она сложила руки в жесте молитвы и подняла лицо: – Святая Огаста, пожалуйста, сделай так, чтобы мы вечно любили друг друга. И чтобы я никогда не испытала привязки ни к кому, кроме него.
– Привязки? – Алекс, который внимательно вслушивался в каждое ее слово, насторожился.
– Это то, что я не могу контролировать, – призналась Эльза, – и то, чего я боюсь больше всего.
– Ты не уверена, что любишь меня? – он едва заметно нахмурился.
– Нет, я люблю тебя, – Эльза покосилась на картину и решила, что ничего страшного не случится, если Огаста немного подождет, пока она расскажет Алексу то, что ему следовало знать. – Но я люблю тебя своей человеческой половиной. А я ведь еще и волчица. У нас существует такое понятие – привязка. Горячая неконтролируемая влюбленность, как будто ты нашел свою вторую половинку и создан только для нее, понимаешь? Волчья любовь ярче человеческой, сильнее и… – она опустила голову, – эти две любви друг от друга не зависят.
– То есть, ты можешь привязаться к кому-то еще, даже если любишь меня? – догадался Алекс.
Эльза кивнула.
– А ко мне ты не можешь привязаться?
– Ты не волк, – она вздохнула, – привязка – это какая-то странная химическая реакция, которая происходит только между волками. Мы чувствуем запах другого, и от этого внутри что-то переключается. Люди пахнут иначе. Моя волчица на тебя совсем не реагирует.
Алекс задумчиво поковырял пальцем краешек плитки.
– И когда эта привязка должна случиться? В каком-то определенном возрасте?
– Она может не случиться никогда, – с жаром принялась уверять Эльза, ей было неприятно, что Алекс так огорчился. – Например, мои мама и папа прожили вместе всю жизнь, но ни она, ни он не привязались ни друг к другу, ни к кому-либо еще. Говорят, что раньше это случалось между волками чаще, но в последнее время происходит все реже. Есть волки, которые доживают до старости и умирают, так этого и не испытав…
– Но шанс все-таки остается, – пробормотал Алекс.
– Да, – не стала врать Эльза, – и я подумала, может, этот страх и останавливает меня и не позволяет окончательно сблизиться с тобой. – Она слегка покраснела. – Ну, ты понимаешь. Я, правда, не хочу больше никого, кроме тебя, Алекс. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе.
– Хорошо, – он решительно повернулся к картине с Огастой, – тогда я тоже хочу, чтобы мы вечно любили друг друга. И не хочу испытывать ни к кому больше привязку, хоть мне она даже и не положена.
Эльза хихикнула, прикрыв рот ладошкой. То, что Алекс начал шутить, означало, что он больше не сердится, и ей стало легче.
– Теперь мы должны поцеловаться, – неуверенным голосом предложила она.
С торжественным видом, стоя на коленях, Алекс обхватил ее лицо и поцеловал. Эльза по-прежнему ощущала на себе взгляд Огасты, но надеялась, что этот взгляд смягчился и стал благосклонным. В конце концов, они выполнили все, как надо: попросили ее и поцеловались в знак твердых взаимных намерений. Можно сказать, почти что обручились.
Она сама не заметила, как Алекс уложил ее на пол, прямо на холодные плитки с изображением шестиконечных звезд. Он начал целовать ее шею, придавливая своим весом все сильнее, и через его плечо Эльза увидела фрески на потолке.
– Они смотрят, – тут же покрылась мурашками она, – не надо… они смотрят…
– Ты же сама этого хотела, Эль, – дыхание Алекса стало тяжелым, большим пальцем он ласкал ее подбородок и нижнюю губу, перемежая эти прикосновения с короткими поцелуями. – Ты же сама сказала, что это поможет тебе решиться на большее. Когда ты позвала меня сюда, я думал, что ты нашла свое идеальное место.
– Нет. Нет, – она отпихнула его и отползла, прислонившись спиной к стене под картиной. – Я хотела только попросить Огасту и показать тебе темпл.
Алекс тоже прислонился к стенке и запустил пальцы в волосы.
– Проклятье, Эль, я на грани, – пробормотал он с глухим стоном. – Я готов трахнуть тебя даже в темпле светлого, вот до чего я докатился. Это безумие какое-то.
Эльза чувствовала его возбуждение, этот аромат витал в воздухе между ними, и ее сердце разрывалось от того, как жестоко она поступает, заставляя Алекса мучиться и в то же время сама не в силах переступить через свои страхи. Надо закрыть глаза и просто прыгнуть, сказала она себе мысленно, просто прыгнуть, как в глубокое озеро, и не думать ни о чем.
– Но любовь – это ведь не только секс? – предприняла она последнюю попытку, с надеждой заглядывая в его глаза. – Ты ведь сам так говорил.
– Язык бы оторвал себе, идиоту, – процедил Алекс, но затем спохватился, повернулся к Эльзе и улыбнулся терпеливой улыбкой страдающего человека: – Конечно не только, моя девочка. Это всего лишь часть любви. Но без нее тоже нельзя. Тебе проще, ты пока не знаешь, без чего живешь. А когда узнаешь – тогда ты поймешь меня, Эль. Я уже себе руки все в кровь стер, удовлетворяясь без тебя…
– Тише, – она засмеялась и зажала ему рот, воровато оглядываясь. – Здесь нельзя говорить такое.
– А мне плевать, – пробубнил Алекс через ладонь и пощекотал ее кожу языком, заставив отдернуть руку. – Сюда приходят со своими бедами, и я вот тоже пришел. Сейчас как вознесу молитву Огасте, чтобы она тебя уговорила, – потом не жалуйся.
