Текст книги "Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ)"

Автор книги: Влада Южная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Алисия подняла веки, отяжелевшие от томной неги, и поверх плеча своего любовника заметила Северину. Она не стала паниковать или смущаться, как делали некоторые из девушек, застигнутых на месте преступления, а улыбнулась с блеском превосходства в глазах, закинула стройные ноги на бедра Димитрия, приоткрыла пухлые, уже искусанные им губы и громко, открыто застонала.

Северина спокойно выдержала этот взгляд. Смотреть в глаза тем, кто смеялся над ней, думая, что обыграл ее, было не трудно. Слишком большая череда таких уже прошла перед Севериной за минувшие годы, и только ее место, с таким трудом отвоеванное, оставалось постоянным. Все сбылось, как она и планировала когда-то. Сегодня вечером, после разговора с Яном, она впервые почему-то пожалела, что стоит на этом месте, но тут же одернула себя – столько сил вложено, ее маски прилипли намертво, их уже не сорвать.

Димитрий поднял голову, посмотрел в лицо любовницы, догадался обо всем и медленно обернулся. Вот этот взгляд выдержать оказалось нелегко. Серебристые глаза наместника потемнели от похоти, и от вида его возбуждения собственное тело Северины отозвалось глухой болью, внутренние мышцы сжались в бесплодных попытках ощутить мужчину. Ей захотелось рухнуть на колени и зарыдать от отчаяния, но она поступала так уже много раз и не видела больше смысла. Ни ее слезы, ни ее крики, ни ее мольбы не могли разжалобить его. Он только упивался ее страданиями и становился от них сильнее.

В глазах Димитрия загорелся дикий триумф. Он чуть отодвинулся от Алисии, встал вполоборота, опустил одну руку вниз и демонстративно расстегнул пуговицу на брюках, под тканью которых уже дыбился его твердый, раскаленный член.

– Будешь смотреть до конца, дорогая? – хрипловатым голосом произнес он, костяшками пальцев другой руки легонько проведя между ног подружки.

Теперь, когда Димитрий чуть отошел, Северина видела, что внизу на ней тоже нет белья. Ей хотелось стереть эту язвительную ухмылочку с лица Алисии, размазать, разбить черты ее красивого лица в лепешку, заставить оборотниху рухнуть с небес на землю, и она решила, что сегодня непременно сделает это. Но не так, как сделала бы глупая шестнадцатилетняя девчонка, впервые испытавшая всю беспощадную силу привязки к жестокому и холодному чудовищу под личиной красивого аристократа. Она поступит, как достойный его противник.

Поставив бутылку на землю, Северина аккуратно сложила накидку на спинку ближайшей скамьи и направилась к ним, попутно отмечая, как напряглась Алисия. Та наверняка ожидала, что жена наместника расплачется и убежит, застав его с другой. Глупая оборотниха. Их двоих связывало столько тьмы, столько мрака, столько порока и исковерканных человеческих чувств, что человеку со стороны сложно даже представить. Северина положила руку ей на грудь, прямо на тот сосок, который недавно терзали пальцы Димитрия, заглянула сопернице в глаза, наклонилась и… поцеловала.

Губы у Алисии оказались на ощупь такими же мягкими и пухлыми, как и на вид. Северина лизнула их, углубилась языком в ее рот, чувствуя, что истосковавшееся без ласки тело откликается даже на женщину. Природа требовала своего, и иногда ее накрывали мучительные неконтролируемые волны горячего желания, не направленного на кого-то в отдельности. В такие моменты казалось, что она может заняться любовью с кем угодно, лишь бы только погасить зуд и жар, терзающие тело. Самоудовлетворение не помогало, оно спасало раньше, в короткие промежутки между ласками с майстером Ингером, когда еще имелась возможность перетерпеть, сбросить напряжение и прояснить рассудок. С тех пор у нее не было никого, и ничего уже не спасало.

Она запустила пальцы в волосы девушки, продлевая поцелуй, лаская другой рукой ее грудь так, как это делал бы мужчина. Алисия попробовала отстраниться, но у нее не получилось, и она взволнованно задышала, почти не шевеля губами.

Над ухом раздался тихий, довольный смех Димитрия. Он попался на крючок, Северине удалось его зацепить, заинтересовать, и в ее груди вспыхнула слабая надежда, что, быть может, сегодня… сегодня он все-таки сжалится над ней…

Она почувствовала, как он подался вперед, и одновременно с ним Алисия застонала в ее губы. Северина отстранилась, с чувством глухого удовлетворения заметив, что надменный блеск в красивых глазках оборотнихи ей все же удалось стереть, и теперь там плещется паника, потому что Димитрий не только не собирается прогонять жену, он уже внутри своей любовницы и плавно двигается в ней, упираясь одной рукой в постамент, а другой – придерживая ее за бедра.

– А меня поцелуешь, дорогая? – поддразнил он, вгоняя член в Алисию так, что у той начали против воли закатываться глаза.

С каменным выражением лица Северина повернулась к нему, закинула руки на шею и подставила губы. И тут же сама застонала, когда земля стала уплывать из-под ног от первого же их взаимного соприкосновения. Целовать Димитрия и в то же время ощущать, как его сильное, гибкое, красивое тело двигается, удовлетворяя другую женщину, – это было на грани безумия.

– Твой рот пахнет шампанским, – прошептал он, вылизывая уголки ее губ и хватая ее одной рукой за затылок, чтобы повернуть голову так, как ему нужно.

– Твой рот пахнет шлюхами, – огрызнулась Северина в ответ, позволяя ему делать с ней все, что только душе будет угодно.

Димитрий засмеялся, ее злость и ненависть распаляли его не меньше ее слез и страданий. Они снова поцеловались, дико, яростно, уже почти не обращая внимания на слабые вскрики и стоны Алисии, цеплявшейся скрюченными пальцами за постамент. Северина потянула за полы его парадного костюма, сбросила тяжелый, украшенный по воротнику и рукавам золотыми вензелями пиджак на пол, начала расстегивать пуговицы на его свежей, хрустящей от крахмала рубашке. Ее собственное белье давно промокло, обильная влага желания пропитывала насквозь ткань и стекала по бедрам.

Северина подвинулась, встала за мужем, стягивая рубашку вниз с его мощных плеч по рукам с крупными венами. Димитрий давно бросил свой темпл темного, но продолжал делать необходимые упражнения каждое утро и находился в прекрасной форме. Она прижалась носом к его сильной спине между лопатками, жадно втянула в себя запах мужской кожи. Поймала его ладонь, с лихорадочной горячностью прижала к низу своего живота. О любви не просят, но пусть хотя бы так… хотя бы через унижение и забытье навязанной страсти. Он вырвал руку, наклонился вперед, уперевшись теперь обеими ладонями в постамент и добивая любовницу резкими, рваными толчками. Алисия начала извиваться, ее голые коленки прижались к его бокам и двигались вверх-вниз, казалось, она совершенно забыла, что помимо них двоих тут есть кто-то еще. Их страсть подходила к точке кипения, бурлила в крови, разливалась удушающим ядом в воздухе, и Северина прокусила себе губу, борясь с подступающим к горлу комом.

– Представляешь себя на ее месте? – Димитрий глянул через плечо, его глаза полыхали белым огнем на чуть искаженном от приближающегося оргазма лице.

– Да… – выдохнула она, не в силах противиться наваждению.

Он властно подтянул ее к себе, впился в губы, кусая их и тут же зализывая ранки, и Северина отвечала ему, как могла. Сегодня он целовал ее дольше обычного, то ли распаленный ее смелым шагом, то ли, наконец, испытавший к ней хоть каплю сочувствия. Где-то в отдалении тоненько и жалобно застонала Алисия, она забилась в судорогах пронзительного удовольствия, корчась и выгибаясь под любовником, и Северина протянула руку, нащупала ее широко распахнутый рот и зажала ладонью, грубо ткнув девушку щекой к стене. Димитрий, конечно, заметил это и рассмеялся ей в губы.

– Ревнивая маленькая волчица. Сейчас я тоже буду кончать. И мне рот заткнешь?

– Да пошел ты… – прошипела Северина, а он уже выскользнул из измученного тела Алисии, с коротким отрывистым стоном проливая семя на бедра и живот девушки.

Северина отвернулась, сглатывая вязкую слюну, стараясь не вдыхать запах их разгоряченных тел и случившегося между ними секса. Она ненавидела Димитрия, себя, Алисию за все, что между ними случилось, и понимала, что все равно повторила бы все снова, если бы ей дали шанс. Он лишил ее любви, и она научилась получать удовлетворение хотя бы так. Она всегда умела находить пути и добиваться цели. Чудовище. Она – чудовище, и этим все сказано.

Димитрий неторопливо застегнул брюки, накинул рубашку и поднял пиджак. Северина вздрогнула, когда, проходя, он схватил ее под локоть и потащил за собой, не спрашивая согласия.

– Наш с тобой вечер еще не окончен, дорогая. Гости ждут.

Она оглянулась и увидела, что Алисия, обхватив руками плечи и стиснув колени, растерянно и жалобно смотрит им вслед. Димитрий не сказал ей ни слова на прощание, даже не поцеловал, и девушка не понимала, что же случилось. Странно, но торжествовать не хотелось. Почему-то даже эту глупую оборотниху Северине вдруг стало жаль.

Она мечтала оказаться на месте каждой из них, но только теперь поняла, что в каждой из них видит свои собственные сломанные надежды.

И ее тело тоже было сломленным. Она с трудом могла передвигать ноги, каждый шаг отдавался глухой ноющей болью внизу живота, хотелось сбросить каблуки и пойти хотя бы босиком, но двери, ведущие из зимнего сада в основной коридор, приближались, и положение обязывало держать лицо…

Личная охрана наместника встретила их с невозмутимым видом. Обладая чутким слухом, шестеро бурых оборотней, подчиненных своему альфе, наверняка прекрасно знали, чем их господин только что занимался. Более того, привязанные к нему на эмоциональном уровне, они вполне могли пережить некоторые из его ощущений и на собственной шкуре. Но суровые мужские черты оставались подчеркнуто равнодушными, глаза смотрели прямо перед собой, даже на миг не соскользнув в сторону Димитрия в расстегнутой рубашке и его супруги, возбужденной до предела, находящейся на грани обморочного состояния, и Северина от всей души позавидовала их выдержке.

Идти по мягкой ковровой дорожке было уже легче, и она слегка расслабила напряженную спину. Со стороны зала долетала музыка, слышался ровный гул голосов. В коридорах ощущалось присутствие Яна, Северина уловила его слабый запах, но увидеть, конечно, не смогла. Продолжая шагать рядом с Димитрием, она повернула голову и посмотрела на его холодное лицо, устремленный прямо перед собой уверенный взгляд. В этом был весь он, ее муж, настолько бессердечный и жестокий человек, что сумел долгие годы удерживать на расстоянии не только ее, но и своего самого близкого друга. Она знала о нем так много – и не знала совершенно ничего. Так же, как и он – о ней. Они до сих пор оставались чужими друг другу.

Чужими. И одинокими. Ей ли, потерявшей единственную близкую подругу, этого не знать? Но если Северина всеми силами старалась от своего одиночества избавиться, Димитрий будто специально вокруг себя его создавал. Нет, теплый, ласковый Ян был ей ближе по духу. Жаль, что он не являлся волком, и она не могла его полюбить.

Навстречу им из-за поворота выскочил слуга с подносом, полным бокалов свежего, искрящегося нежными золотыми пузырьками шампанского. Он спешил к гостям, но, столкнувшись с наместником, проворно отступил назад и почтительно склонил голову.

– Ты, – на ходу прожег его серебристым взглядом Димитрий, – за мной.

Слуга тут же повернулся и пошел следом, отработанным жестом ловко удерживая поднос так, чтобы не пролить ни капли даже при быстрой ходьбе, а другую руку заложив за спину. Ни одного уточняющего вопроса, ни тени удивления. Хозяин приказал, а все его приказы выполнялись немедленно.

– Куда ты меня ведешь? – спросила Северина, только теперь заметив, что они направляются не в праздничный зал, а наверх, в сторону спален.

– Переодевать, – Димитрий красноречиво покосился на пятна, оставшиеся на подоле платья после того, как она порезалась о бокал, – ты ведь лицо государства, дорогая, и мое тоже. В тебе все должно быть безупречно. И платье, и репутация.

При упоминании о репутации она скрипнула зубами. Это была та тюрьма, в которой он удерживал ее уже долгое время, как беспомощную заложницу. Жена наместника не должна позволять себе лишнего. Жена наместника обязана всегда выглядеть безупречно. Ей могут прислуживать только доверенные люди. Те, которые будут докладывать ее супругу о каждом шаге, как, например, Ян. Да, она может оставить себе свой маленький "кукольный театр", но не приведи ее светлый бог позволить хотя бы одному "актеру" прикоснуться к себе. Впрочем, всех остальных лиц мужского пола это тоже касалось. Только женщины допускались к ней в неограниченных количествах, и именно поэтому, от безумной скуки и тоски, она сплела огромную информационную сеть из своих безмозглых пташек, проживая чужие жизни хотя бы в воображении так, как хотелось прожить ей самой.

Ничего, пусть так, пусть хотя бы так… Северина послушно поднялась по лестнице, стараясь не показывать истинных эмоций. В груди снова затеплилась надежда: если Димитрий не отправил ее наверх одну, если сам захотел с ней подняться… возможно, ее труды не пропали зря, и сегодняшнее унижение с Алисией – тоже.

Она включила свет, вошла в свою роскошно убранную спальню и остановилась посередине комнаты с видом сдержанной, но внимательной хозяйки. Димитрий швырнул пиджак на ближайшее кресло, кивнул слуге в сторону столика у стены, куда тот мигом примостил поднос и с поклоном удалился. Дверь закрылась, оставляя их только вдвоем, отсекая от охраны, гостей, праздничной музыки и смеха, от всего внешнего мира. На миг Северине показалось, что ее сердце так ухает, что она может оглохнуть.

Пусть так… пусть хотя бы так…

Когда-то эта спальня принадлежала старшей дочери канцлера. Переехав вслед за Димитрием в резиденцию, Северина по логике должна была бы занять покои супруги правителя – но та делила одни комнаты с мужем, что в нынешнем случае, конечно, даже не рассматривалось, как вариант. Поэтому она выбрала наиболее приглянувшееся ей помещение и обставила по своему вкусу. Димитрий редко заходил сюда, и теперь, в ярком свете ламп, Северине вдруг подумалось, что ее спальня выглядит слишком по-женски. Здесь было много розового и золотого, цветов и воздушных драпировок. Ее циничный, насмешливый супруг не скрывал пренебрежения, оглядываясь по сторонам, и это ее задело.

– Когда ты, наконец, простишь Яна? – раздраженно бросила Северина, со вздохом опираясь на толстый резной столб, который удерживал балдахин над кроватью. Согнув ногу, она взялась за туфлю и сбросила ее, опустила усталую стопу на ковер и подняла другую. Стоять обутой больше не осталось ни сил, ни желания.

Димитрий уже повернулся к ней спиной и успел взять с подноса один из бокалов. Его рука на мгновение замерла в воздухе.

– Почему ты спрашиваешь меня о нем?

По ее коже побежали мурашки. Она сделала что-то не так? Необдуманно дала ему повод для подозрений? Отчего в его голосе появилось столько металла?

– Все люди меняются со временем, – постаралась ответить Северина как можно более равнодушно. – Мне показалось, что и ты мог измениться в своем отношении к нему.

– Люди меняются, – согласился Димитрий. – Все. Но не я. "Его" голос не разговаривает со мной уже много лет с тех самых пор, как Эльза сбежала. В моей башке тишина, – он указал на свой висок и тряхнул головой. – Но я продолжаю делать все то же самое, что и по его приказу. Мне нельзя меняться. Если "Он" заговорит со мной, я должен быть готов. Так почему ты спрашиваешь меня о Яне именно сейчас, маленькая волчица?

С бокалом в руке Димитрий повернулся к ней. Он задумчиво посмотрел на нее, водя пальцем по верхнему краю, затем обмакнул его в шампанское и отправил в рот, будто решив осторожно попробовать вкус. Распахнутая рубашка открывала его твердую гладкую грудь и кубики мышц пресса. Северина невольно облизнула губы и поняла, что он смотрит именно на них. Ей стало трудно дышать.

Может быть… может быть, сегодня все пойдет по-другому…

– Мы с Яном пообщались на балконе, – решила она не врать, – он не понимает, почему ты так суров к нему.

– Да все он понимает, – отозвался Димитрий с ледяной усмешкой, и ей стало страшно от пустого, лишенного всяких эмоций выражения его глаз, – он не сказал, из-за чего наказан?

– Нет, – пробормотала Северина, – он никому не рассказывает. Я бы обязательно узнала…

И это была правда. Ее сплетницы наверняка бы донесли.

– Хорошо, – немного смягчился Димитрий. Он подошел, смочил палец в бокале и коснулся им губ Северины, – значит, Ян понимает, что прощен быть не может.

Пузырьки шампанского защекотали ее кожу, лопаясь на губах, она приоткрыла рот, собираясь поймать капли, которые потекли по подбородку, и в это время Димитрий ее поцеловал. Их мокрые языки сплелись и затанцевали, голову Северины заполнил туман, в груди разрасталось что-то тяжелое, плотное. Казалось, если ее неосторожно тронуть где-то еще – она взорвется.

Пусть так… пусть… так…

Он тронул. Запустил палец в уголок ее рта, прямо во время поцелуя растягивая его, по-звериному вылизывая ее зубы и внутреннюю нежную поверхность губы. Грубо, порочно, и весь он сам был с ней грубым и порочным, и она все равно до безумия любила его…

– Открой рот пошире, маленькая волчица.

Северина подчинилась, и Димитрий принялся лить шампанское ей на язык. Спиртное хлынуло в горло, она не успела сглотнуть, часть вылилась на грудь, промочила лиф платья. Он склонил голову и долгими, неспешными движениями принялся слизывать сладковатую жидкость, смакуя каждый сантиметр ее кожи. Северина вскинула глаза к потолку, хватая ртом воздух. Все ее тело, каждая крохотная частица стала средоточием болезненного удовольствия. Ей не хотелось ласк, ей требовался просто секс, жесткий и яростный, утоляющий ее страдания, как ливень утоляет жажду пересохшей земли. Но торопить Димитрия она боялась, давно уже поняла, что давить на него бесполезно и даже бывает себе во вред. Его можно только обмануть, обхитрить, завлечь в ловушку, и коль уж ей удалось это один раз, кто знает, возможно, все еще получится снова.

Раздался хруст. Северина увидела, что Димитрий раздавил в ладони пустой бокал. Совсем как она, когда увидела его танцующим с Алисией, только на нее тогда нахлынула буря эмоций, а он, похоже, сделал это вполне осознанно. Зажав в окровавленных пальцах один из крупных осколков и отбросив мелкие, он провел острой гранью прямо от ее ключицы до самого выреза лифа, оставляя тонкий красный след с мгновенно выступившими крохотными рубиновыми бусинками.

– Мне больно… – в ужасе прошептала Северина, хотя никакой боли не чувствовала, только странное онемение и легкий шок от вида собственной крови, – мне больно…

Димитрий улыбнулся ей своей ледяной улыбкой и прошелся языком вдоль царапины. Кожу защипало, Северина дернулась в попытке увернуться, но в тот же миг ощутила край осколка уже у своего горла. Она застыла, вздернув подбородок и не решаясь даже моргнуть.

– Вот что я хочу сделать с Яном, – пробормотал Димитрий, обдавая ее жарким дыханием, – каждый раз, когда мне о нем напоминают.

Северина отвела взгляд, не в силах смотреть ему в глаза. Слишком сузились его зрачки, превратившись в две крохотные булавочные головки, и слишком выжженной ей показалась белесая пустыня его радужной оболочки. А еще, хоть его глаза оставались светлыми, ей показалось, что где-то в их глубине она видит дно самой гигантской бездны, и эту бездну заполняет сплошная тьма.

– Что он сделал тебе? – произнесла она, как зачарованная.

Димитрий моргнул – и внезапно расслабился, стал прежним собой.

– Отобрал последний шанс остаться человеком, – бросил презрительно и отступил, уронив осколок на пол. – Пусть теперь не жалуется. Ничего человеческого во мне не осталось и ничего уже не изменить. – Он замолчал, обдумывая какую-то идею. – Пойди-ка, дорогая, и попроси, чтобы начальник моей охраны принес мне из моих комнат чистую рубашку. Лично принес. Поняла?

Северина неуверенно кивнула. Ее губы еще горели от поцелуев, а горло сковывал страх. Она коснулась груди, с удивлением рассмотрела красные пятна на подушечках пальцев, обратила внимание, что рукав у Димитрия тоже сильно испачкан из-за кровоточащей ладони, и пошла к двери. В небольшую щелочку передала распоряжение охране, открыв для себя, что еще может владеть голосом, и снова захлопнула ее.

Димитрий лениво развалился на кресле и словно бы размышлял, что делать дальше. Северина хотела подойти, но он остановил ее жестом.

– Раздевайся.

Приказ прозвучал хлестко, как щелчок кнута в воздухе. Она повернулась спиной, желая выглядеть соблазнительно, перекинула волосы на одно плечо, чуть склонила голову, попыталась нащупать сзади крохотный "язычок" застежки-молнии, но руки дрожали, и пальцы никак не могли найти его среди драпировок ткани.

Резко, как сорвавшийся с места в прыжке зверь, Димитрий оказался рядом, запустил пальцы за край выреза платья и рванул вниз. Безжалостно треснули нитки, Северина вздрогнула, ощутила, как свободно стало в талии, и увидела, как длинный, похожий на алый лепесток цветка лоскут опадает вдоль ее тела.

– Зачем? – только и смогла огорченно протянуть она.

– Я сказал тебе раздеваться, а не строить из себя великую искусительницу. Тем более, умения тебе в этом деле не достает.

– Ты мог бы просто помочь расстегнуть. Оно нравилось мне, – и без того взвинченные нервы заставили Северину буквально выкрикнуть последние слова. Она с сожалением выпустила из рук остатки платья, и ткань упала на пол, обнажая ее для Димитрия.

– Как будто у тебя мало тряпок, чтобы рыдать из-за очередной, – фыркнул он. – Где твоя гардеробная? Тут? Позволь, я сам выберу наряд, дорогая.

Северина осталась стоять в одних алых, в тон утраченному платью, трусиках и бежевых чулках с кружевными резинками, плотно обхватившими бедра, пока Димитрий скрылся в смежной комнатке, где хранились наряды. Вскоре он появился с длинным прозрачным шарфом из золотистой органзы, который Северина купила, чтобы повязывать в виде чалмы, когда пару лет назад в моду вошло поголовное увлечение нардинийской культурой. Шарф давно был заброшен и валялся на одной из полок без дела, удивительно, что Димитрий именно теперь его нашел.

Поигрывая переливающейся на свету, как крылья майского жука, тканью, Димитрий подошел к столику, не спеша выпил два бокала, снял и бросил на пол рубашку. Его рука уже не кровоточила так сильно, и он облизнул ладонь, поглядывая на напряженно ожидающую Северину.

– Ты сегодня порадовала меня, дорогая, – произнес он, – и заслужила награду.

От этих слов ей стало вдруг страшно. Награда или наказание – в устах Димитрия все звучало одинаково зловеще. Ей не хотелось извращенных игр, только простой человеческой любви, банального, направленного на получение быстрого оргазма секса. Почему же он не такой, почему ему будто вечно чего-то не хватает?

Но лучше так, чем никак вообще. Потому что после сегодняшних ласк, распаливших тело, еще одной безумно одинокой ночи она просто не выдержит.

С шарфом в руках Димитрий подошел к ней, от близости его обнаженного торса, от исходящих от него тепла и мужской силы по ее спине побежали мурашки и поднялись крохотные волоски на руках. Глядя ей в глаза, он наклонился, положил горячую ладонь на ее колено и мучительно медленно повел вверх по внутренней стороне бедра.

– Похоже, тебе надо сменить не только платье, маленькая волчица, – с насмешкой сказал он, – ты вся мокрая.

Два его пальца погрузились через ткань трусиков в мягкие влажные складки, надавили плашмя, проникая между них к пульсирующему твердому узелку, чуть сдвинулись вперед-назад, не принося облегчения, а только еще больше закручивая тугую пружину внутри. Северина впилась ногтями в ладони, чтобы не закричать. Каждое его новое движение отзывалось крохотным взрывом в ее голове и внизу живота.

– Возьми меня… – прошептала она пересохшими губами. – Возьми, как тебе хочется, как нравится… я на все согласна…

– Как мне хочется? – прежде аккуратные пальцы Димитрия вдруг стали жесткими, он сжал твердый узелок, причиняя боль, от которой хотелось кричать. – У нас с тобой есть небольшая проблемка, дорогая. Мне тебя не хочется.

Он выпрямился, вытирая пальцы о шарф.

– Не хочется? – сорвалась она, содрогаясь всем телом. – Да твой грязный член побывал во всех шлюхах столицы.

– Во всех, – со смехом согласился Димитрий, он вообще любил смеяться ей в лицо в такие моменты, – кроме одной. И это очень, очень обидно. Да, дорогая?

– Зачем тогда все это? – закричала Северина, находясь в отчаянии человека, который почти добежал до финиша, но ему помешали. – Зачем ты это делаешь со мной?

– Ты кое-кого напомнила мне сегодня, – ответил он, – одну монашку. Ее звали Южиния. Впрочем, это вряд ли покажется тебе интересным. Это было давно.

– Это было давно, но ты до сих пор помнишь ее имя… – скрипнула она зубами.

– Вспомнил сейчас, – Димитрий равнодушно пожал плечами и подался вперед, прижимая ее спиной к резному столбу балдахина, – потому что она с таким же отчаянием умоляла меня ее трахнуть. И я ее трахнул. Лишил невинности монашку, представляешь? Образец чистоты и непорочности. Тогда я искал свой предел и думал, что хуже этого ничего уже нельзя представить.

Выступы и острые рельефные грани впились в позвоночник Северины, но застонала она не от этого. Рука Димитрия, которую он успел просунуть между их телами, снова оказалась у нее между ног, а пальцы опять начали свою жестокую игру, проникая между складок, обводя ажурные края трусиков, впившихся в нежную кожу, дразня твердый узелок.

– А разве что-то может быть хуже? – задохнулась она, цепляясь за его плечи.

– Может, дорогая, – Димитрий сделал движение бедрами, и на очень короткий миг его ладонь оказалась плотно прижата к телу Северины, а два пальца совсем немного проникли внутрь нее. – Трахнуть собственную сестру, например.

– Я не верю. Я не верю, – лихорадочно зашептала она, обвивая руки вокруг его шеи и понимая, что бессовестно лжет, лишь бы задобрить его и лишь бы он продолжал. – Даже ты на это не способен.

– Кто знает, на что я способен? – он сделал еще один маленький толчок, все еще слишком ничтожный, чтобы удовлетворить ее. – Жизнь показывает, что я способен на все.

Шарф из воздушной органзы ласкал ее ягодицы, и Северина старалась не думать о том, что даже сейчас Димитрий заботится только о своем удовольствии.

– Нет, это сделал Алекс, – снова начала уверять она, догадываясь, что он будет продолжать, пока длится этот разговор, потому что именно этого и хочет. – Алекс трахнул Эльзу, а не ты. Она бы сказала… она бы не смогла промолчать…

Он рассмеялся, тихо и нежно, награждая ее за хорошо сыгранную наивность умелыми движениями пальцев, и в этом смехе Северине чудилось яростное рычание и вой зверя.

– Боюсь, что Алекс сам себе не готов признаться в том, как все было на самом деле, дорогая. Наверно, истина навсегда останется только между мной и ним.

– Хорошо, пусть будет так… пусть так… – она внутренне содрогнулась, – я принимаю тебя таким… я люблю тебя и таким…

И в этот момент словно кто-то провел невидимой рукой по лицу Димитрия и стер улыбку. Северина задрожала еще больше, столкнувшись с его безумным взглядом, увидев перекошенный оскал рта, ощутив, как шарф перестал быть ласковым облаком и в мгновение ока обвился вокруг ее шеи стянувшей тугие кольца гадюкой.

– Любишь меня? – заорал он, одним махом порвал на ней трусики, забил внутрь ее тела уже три пальца, жестко трахая ее рукой.

– Да. Да, – внутренние мышцы сжались, Северина знала, что через короткое время за этим последует взрыв. Тот самый долгожданный взрыв, в предвкушении которого она теряла рассудок.

– Любишь? – он убрал руку, и она закричала от разочарования. – Для меня не существует такого понятия. Я уничтожил само это слово. Так же, как уничтожил свою сестру и семью. Не произноси его при мне. Для меня любви нет.

Кто-то громко постучал в дверь. Северина догадалась, что это вернулся Ян, выполнивший поручение, и Димитрий, конечно, понял это тоже.

– Ждать, – приказал он, повысив голос так, чтобы за дверью его было слышно. – Стоять на месте и ждать.

Он толкнул Северину к зеркалу, встал за ее спиной, схватил ее за лицо, не позволяя отвернуться и вынуждая смотреть вперед.

– Кого ты любишь, дорогая? – процедил, встречаясь с ней взглядом в отражении. – Посмотри и скажи мне, кого ты любишь?

Северина увидела себя, бледную, с искусанными до цвета спелой вишни губами, с полной, хорошей формы грудью и женственными округлыми бедрами, и Димитрия – великолепного даже в ярости, с горделивой посадкой головы, совершенными чертами лица, сильными руками, и мстительно прошипела:

– Грязного ублюдка. Больного извращенца. Отвратительное чудовище.

Он с облегчением улыбнулся, поцеловал ее в щеку и потрепал за подбородок.

– Вот поэтому ты так идеально мне подходишь. Ты видишь все ясно и правильно.

Почувствовав, что руки Димитрия больше не сжимают ее железной хваткой, Северина повернулась и обняла его, прижавшись щекой к плечу.

– Если я так идеально тебе подхожу, давай проведем одну ночь. Всего одну ночь вместе. Мы можем быть счастливы. Хватит друг друга мучить.

– Ты не поняла, волчица, – он тут же оттолкнул ее от себя. – Ты не нужна мне другой. Только такой, как сейчас. Посмотри на себя. Натянута, как струна, заводишься по щелчку, все ощущения на грани. Вот, что мне в тебе нравится.

Северина приоткрыла рот, а потом завизжала и хлестнула его по лицу.

– Я ненавижу тебя. Ненавижу.

– Это взаимное чувство, – Димитрий толкнул ее обратно к кровати, деловито сдернул шарф, пропустил его между ног Северины и высоко задрал оба конца. – Идеальное взаимное чувство.

Тонкая, но прочная материя впилась между ее нижних губ и ягодиц, ушла глубоко в плоть, и дыхание у Северины перехватило. Шарф оказался даже длиннее, чем она привыкла думать. Димитрий обернул и завязал один конец вокруг резного столба балдахина, а другой натянул рукой почти до самого ее плеча. Она закричала, потом застонала, откинув голову и хватаясь пальцами за резные уступы, когда его пальцы легли поверх ткани на ее сдавленные складки и начали тереть, кружить и поглаживать.

– Громче, – прошептал Димитрий ей на ухо, одновременно толкаясь бедрами в ее ягодицы, – кончай громче, чтобы и Ян услышал. Я специально пригласил его послушать тебя.

Болезненный спазм скрутил Северину, из ее глаз брызнули слезы, она выгнулась, освобождаясь, наконец, от мучительной тяжести внизу живота. Вслед за этим накатил второй оргазм и третий, ноги подогнулись, она осела, скользя ладонями по столбу вниз. Димитрий отпустил конец шарфа, длинная полоса ткани поехала между ее ног, потемнев от влаги, пока не закончилась.