Текст книги "Язык и философия культуры"

Автор книги: Вильгельм фон Гумбольдт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 42 страниц)

Но, быть может, еще более бросается в глаза эта идеальность в описании отца Германа. Такой характер, как он, вполне мог бы существовать в самой природе, иной раз мы находили бы его терпимым и занятным, но в целом едва ли слишком приятным. Отчего же может он претендовать на идеальность у поэта? Просто лишь оттого, что он своеобразен, просто оттого, что все в нем взаимосвязано, взаимоопределено, что он несет на себе печать чистого порождения фантазии. Отчего удостаивается он нашего одобрения? Почему производит он здесь иное впечатление, нежели в самой действительности? Вновь потому, что мы смотрим на него глазами нашего воображения, потому, что в жизни мы видели бы в нем менее совершенного человека, вечно и неизменно приверженного своему ограниченному характеру, сейчас же видим чувственное изображение характера, какой встречается и в жизни, но здесь является перед нами отдельной черточкой на великой картине человечества: в сфере действительности мы направляем свое внимание, с известным беспокойством и озабоченностью, лишь на ограничения и несовершенства характера, тогда как в области фантазии мы, настроенные чище и лучше, постигаем своим взором лишь подлинную силу, подлинное существо характера, а на ограничения смотрим лишь как на момент, придающий характеру его индивидуальный облик.

Сколь хорошо соблюдено у нашего поэта соотношение различных персонажей, мы отмечали выше. Мы показали, как великолепно представлены среди всех прочих юноша и девушка; как окружают их, приближаясь к ним или дальше отстоя от них, согласно степени родства с ними, все остальные характеры, сколь естественно составляют Герман и его родители образ одной семьи, – все они и оба друга – образ соседей-обитателей одного и того же местечка, – как, наконец, все они вместе с общиной изгнанников, вместе с судьей и Доротеей составляют единый образ одной и той же нации, лишь поделенной на различающиеся по внешнему виду и культуре племена.

Повсюду замечаем мы великолепное равновесие, совершенную целостность, самую естественную прагматическую истину, повсюду – подлинный чистый характер эпической поэзии *.

CIII.Совпадение особенного характера поэмы с общим характером поэтического рода, к которому она принадлежит

Мы завершили двоякое критическое обсуждение, какому намеревались подвергнуть нашу поэму.

Вновь обращая к ней свой взор, мы находим, что субъективный характер поэта находится в полном согласии с объективными законами поэтического жанра, какой разрабатывал поэт.

Мы обнаружили в нем прежде всего чисто поэтический дар представления вещей, природу и истину, покой и простоту, силу и ту полноту содержания, какая приносит удовлетворение силам души, целому человеку. Но именно этих свойств и требует экиче– екая поэма, причем именно в этом смешении и настроении – тот особенный вид таковой, к какому мы причислили поэму „Герман и Доротея".

Но благодаря такому совпадению не могло не возникнуть то самое, из чего, как из целостного воздействия всей поэмы, мы исходили в самом начале (гл. 1), – строжайшая а чисто поэтическая объективность, сочетание совершенной индивидуальности с подлинной идеальностью. Так и возник такой феномен, что простой и безыскусный предмет переносит нас в мир идеальных фигур, один-единственный образ возвышает нас до самого высокого взгляда на мир, и мы проникнуты самыми глубокими чувствами.

Если нам удалось разъяснить наши мысли, то теперь читатель не просто видит, как все это происходит, но и самым ясным образом понимает, что возможным это стало лишь благодаря тому, что поэт исключительно овладел нашим воображением.

CIV.Заключение

Нам ничего не осталось добавить о нашем предмете, а потому да будет нам позволено бросить общий взгляд на эстетику вообще.

Нам в своем исследовании пришлось восходить к ее перво– принципам, пришлось задаваться вопросом: Каким образом вообще возможны эстетические воздействия, осуществляемые художником? Неизбежно мы должны были затронуть существо искусства, – поскольку из всех поэтических натур натура нашего поэта и из всех поэтических видов вид эпический несут на себе самый чистый отпечаток искусства представления вообще.

Пользуясь таким поводом, мы подвергли более точной проверке наши представления о сущности и методе эстетики вообще, установив, по нашему мнению, что все свои законы она должна выводить исключительно из природы воображения, взятой как таковая и соотнесенной с иными душевными силами, и ради достижения полноты должна описывать двойной круг – объективный круг возможностей эстетических воздействий и субъективный круг возможностей эстетических настроений, то есть, чтобы применить сказанное к поэтическому искусству, она должна представлять и оценивать по отдельности как различные поэтические натуры, так и различные поэтические виды.

Таким принципам мы последовали в своем критическом разборе, и он, безусловно, достиг бы своей цели, если бы мог притязать на значение фрагмента разработанной в таком духе целой теории искусства.

Полная же разработка подобной теории была бы наиболее желательной именно сейчас, – она привела бы в более тесную связь, чем прежде, искусство и моральную культуру, все время сопрягая искусство с человеком и его внутренним существом; никогда еще не б&ло большей потребности в том, чтобы соединять и закреп-

Лять внутренние формы характера, – нежели теперь, когда внешние формы обстоятельств и привычки грозят нам всеобщей, ужасной катастрофой.

Размышления о всемирной истории

Существует ряд попыток рассматривать отдельные рассеянные, как будто случайные события под одним углом зрения и выводить их друг из друга в соответствии с принципом необходимости. Первым наиболее систематично и абстрактно осуществил это Кант; за ним последовали многие другие*. К попыткам такого рода относятся все так называемые философии истории, и стремление создавать исторические системы едва ли не вытеснило саму историю или, во всяком случае, чувство истории.

Однако, не говоря о том, что эти системы не историчны, и уж меньше всего всемирно-историчны, то есть что события толкуются в них произвольно и опускаются целые разделы, если они не соответствуют общему построению, они обычно обладают еще и тем недостатком, что рассматривают человеческий род преимущественно в аспекте его интеллектуального развития, совершенствования индивидов и общества, – развития, которое к тому же часто понимается односторонне, просто как культура, – и не уделяют достаточного внимания связи людей с их почвой и мирозданием, то есть естественноисторическому аспекту их существования.

Тем не менее отказаться от такого рода задачи невозможно. Слишком очевидна связь между событиями, чтобы можно было уклониться от попытки сделать эту связь более ясной там, где она недостаточно отчетливо проступает, привнести ее туда, где она как будто отсутствует. Власть, которую идеи на протяжении веков осуществляют над людьми, слишком очевидна, она заставляет нас верить в то, что все преобразования в судьбах людей подчинены одной великой руководящей идее, придает нам смелость пытаться разгадать ее сущность. И наконец, глубокий интерес у индивида и общества вызывает следующий вопрос: каким будет последующее раз-

WiJhelm von Нишb оI d t. Betrachtungen uber die Weltgeschiehte (1814).

витие человечества, которое возникнет из нынешнего его состояния так же, как нынешнее возникло из предыдущего?

Итак, для того чтобы провести столь привлекающее нас исследование, полностью отдавая себе при этом отчет во фрагментарности наших сведений об исторических событиях, мы со всей добросовестностью и тщательностью соберем и сопоставим в нашем дальнейшем изложении все данные, предоставляющие нам возможность, как со стороны идеи, так и в рамках опыта обосновать и показать связь изменений в жизни человеческого рода, его предполагаемый прогресс, уходящий в бесконечность, или постоянно возвращающееся к своему началу движение по кругу. Не желая следовать заранее преднамеренно поставленной цели, мы бросим ретроспективный взгляд на истоки нашего рода, ознакомимся с природой его индивидов и общества, чтобы тем самым либо заложить прочный фундамент того здания, котррое впоследствии будет воздвигнуто иными, более умелыми руками, либо указать места, где почва недостаточно пригодна для того, чтобы здание было устойчивым.

Подобное исследование сразу же проникает в высшие сферы истории и выводит за ее обычные пределы, а в ряде своих частей – за пределы всякого опыта вообще. Оно заставляет попеременно размышлять то о чарующем многообразии истории, то о ее высших проблемах. Вместе с тем это исследование, пренебрегая узкими ограниченными интересами настоящего, показывает, как мелко подчас то, что представляется нам великим, причем самым мелким и ничтожным по сравнению с судьбами человеческого рода в целом и его сущностью оказываются стремление к господству и готовность к столкновениям, присущие так называемым цивилизованным нациям, уничтожение государств и их создание из чисто политических соображений, а также все то, в основу чего положен произвол отдельных людей, а не независимая воля целых народов.

Введение. – Философский раздел. – Исторический раздел,

Введение. – Чего следует ожидать и что делать? – Какие силы являются движущими в истории? В чем заключается неправильность их предшествующего изучения?

Чего следует ожидать и что делать? – Человеческий род является таким же созданием природы, как род львов или слонов; его различные племена и народы – продукты природы, подобно породам арабских скакунов и исландских лошадей, лишь с тем отличием, что здесь уже в самом зародыше к зримым для нас силам их формирования 'присоединяется идея языка и свободы, выраженная в большей или меньшей степени (см. п. 4).

Отдельный человек является по отношению к своему народу таким же индивидом, как лист по отношению к дереву; градация индивидуальности может идти от нации к группе народов, от нее к расе, от расы – к человеческому роду. Подчиненный этому индивид может двигаться вперед, назад или видоизменяться, но лишь внутри определенного круга (см. п. 5).

Существует момент морального созидания, когда индивид (будь то нация или отдельный человек) становится тем, чем ему предназначено быть, и не постепенно, а внезапно и сразу. Тогда начинается его бытие, ибо до того он был иным. Такое начало служит одновременно и зрелостью, за ним непосредственно следует просто развитие того, что уже сложилось, упадок сил, попятное движение. Однако между осознанием действительно достигнутой вершины и моментом, когда проявится упадок, существует промежуток, и это самый прекрасный период.

Природа создает великое и мелкое лишь в определенный период, в период своей плодотворности, который можно назвать ее молодостью; все то, что не связано с новым созиданием, а только развивается и формируется, приближается к гибели. Поэтому процесс облагораживания человеческого рода не идет по ступеням; не следует ждать, что он проявится в отдельном индивиде или даже в группе индивидов; облагораживание происходит лишь в результате все новых и новых опытов созидающей силы природы и всегда поражает своим обновлением. Правда, подчас в том, что уже пришло в упадок, сохраняются идеи, которые способствуют или помогают дальнейшему созиданию, осуществляемому природой, однако плодотворными они могут быть лишь в том случае, если подхватываются свежими или обновленными силами.

Помимо облагораживания человеческого рода существует та его жизнь, которая находится в многообразной и тесной связи с этим процессом и вместе с тем обладает ценностью сама по себе. Эта жизнь заключена в границы, в пределах которых люди сохраняют и развивают себя, и, если судьба не вторгается в их жизнь, она способна протекать равномерно и постепенно улучшаться.

Итак, то и другое – развитие, ступени которого доступны наблюдению, а также новые образования и революции – составляют всемирную историю, и ход ее можно наблюдать и понять, только учитывая оба эти обстоятельства.

Однако прежде всего следует решительно отказаться от избирательного внимания к отдельным индивидам, необходимо всегда видеть перед собой целое – только в нем выявляется рост благородства. Ибо вся сила бытия составляет в созидании лишь единую массу, и, подобно тому, как индивидуальность в качестве чего-то относительного способна только к постепенному развитию, ее сознание является сознанием индивидуального и мгновенного бытия; полагать же, что связь бытия нарушается, если индивидуальности формируются по иному принципу, означает судить о том, что недоступно ни созерцанию, ни понятию. Бытие во времени – это созидание и гибель, пребывание в неизменности является лишь обманчивой видимостью. Поэтому всемирная история в ее дискретном земном бытии – не более чем зримое решение (за счет ли того, чтобы исчерпать понятие или же достичь некоей, в соответствии с неизвестными нам законами, поставленной цели) следующей проблемы: каким образом содержащиеся в человечестве полнота и многообразие силы постепенно получают свою реализацию. Человечество, проявляя себя, может жить и творить только в вещественной природе и само содержит в себе часть этой природы. Дух, господствующий в ней, переживает отдельного человека, поэтому самое важное в понимании всемирной истории – наблюдать за продвижением, преобразованием, а подчас и гибелью этого духа. Однако природа и дух не пребывают в борьбе друг с другом: напротив, дух использует природу и ее созидающую силу. Различие между ними находится, по-видимому, вне их, строго говоря, единой сущности и объясняется лишь ограниченностью нашего воззрения (см. п. 7).

Следовательно, в обозримых границах времени, пространства и бытия не надо ждать постоянно прогрессирующего совершенства или прославляемого, обетованного, зависящего как будто только от нашего усердия прогресса цивилизации, – едва ли она достойна такого наименования, ибо, извращенная, она сама роег себе могилу; нам следует доверять тому, что сила природы и идей неисчерпаема, что все, созданное где бы то ни было, неминуемо перейдет в нашу, связанную с целым сущность и пойдет нам на пользу и что в настоящем и в унаследованном нами прошлом заключен неисчерпаемый материал, обработка которого заполнит даже самую продолжительную жизнь.

Наша задача заключается в том, чтобы постоянно сохранять плодотворную силу, необходимую для новых живых духовных порождений, противодействовать всему мертвому и механическому, серьезно и добросовестно действовать в обычной жизни, внося в нее, насколько это возможно, оживляющий дух.

4) К п. 5, с. 280. Человеческий род возникает на земле так же, как роды животных, и распространяется он так же: люди объединяются в общности, распадаются на народы, отличаясь лишь большей потребностью в общении, оседают или кочуют – в зависимости от потребностей или игры фантазии, – претерпевают вследствие этих потребностей в их сочетании со страстями революции, войны и т. д. Во всем следует искать не конечные намерения, а причины, и они часто носят физический и животный характер. Движение человеческого рода, обнаруживаемое в истории, возникает, подобно всякому движению в природе, из стремления действовать и порождать, из преодоления препятствий на пути к этому стремлению, и следует определенным законам, которые, правда, не всегда заметны. Поскольку же человек по своей природе интеллектуален, ко всему этому хаотическому потоку присоединяются дух и идея; это удается или не удается; они переходят в определенных формах от народа к народу, изменяясь, расширяясь или сужаясь, совершенствуясь или ухудшаясь. И вдруг благороднейший продукт духа уничтожается стихийным бедствием или варварством. Нет сомнения, судьба не щадит творения духа – в этом состоит безжалостность всемирной истории. Однако в результате революций возникают новые формы, полнота силы являет себя в постоянно меняющихся и все более благородных образах; конечная цель, как и сущность всего происходящего, состоит только в том, чтобы эта сила нашла свое выражение и, выйдя – из хаоса, достигла ясности. Даже самому грубому и дикому движению в природе сопутствует никогда не погибающая идея. Там, где рушится кратер, где встает вулкан, формы их являют собою прекрасное или возвышенное; где возникает народ, оживает духовная форма; и фантазия и чувство звучат в его языке. Поэтому в любой гибели есть утешение, в любой потере – возмещение.

К п. 3, с. 280. Жить означает сохранять с помощью таинственной силы в материальной массе форму мысли как господствующий закон. В физическом мире эта форма и этот закон называются организмом (Organisation), в интеллектуальном и моральном – характером. Порождать означает предоставить упомянутой таинственной силе действовать или, другими словами, зажечь силу, которая внезапно вырывает из массы известное количество материи в совершенно определенной форме и на длительное время противопоставляет эту форму в ее своеобразии всем остальным. Таким образом, истинная индивидуальность возникает изнутри, внезапно и сразу; тем самым она не порождается жизнью, а только в жизни достигает сознания, и часто в затемненном или искаженном виде. Однако, поскольку человек есть животное общественное – в этом специфика его характера, – поскольку другой ему нужен не для защиты, оказания помощи, воспроизведения, сохранения жизненных привычек (как некоторым видам животных), а потому, что он возвышается до осознания Я, а Я без Ты представляется его рассудку и чувству бессмыслицей, – то в его индивидуальности (в его Я) одновременно освобождается индивидуальность его общества (его Ты). Следовательно, нация также является индивидом, а отдельный человек – индивидом индивида. Посредством непостигаемой, однако несомненной, связи организма с характером эта индивидуальность становится более прочной, в ней возможны различные сферы, и чем в большей отдаленности находится такая сфера, тем большее значение имеет для нее организм.

Какие силы являются движущими в истории? Это силы, определяющие судьбы человеческого рода, рассмотренные в их целостности, – силы порождения, воспитания и инерции.

Первая создает новые народы и новых индивидов или преобразует старые, что равносильно новому возникновению. Основную роль здесь играют революции в природе. Разброд и воссоединение, склонность к оседлости и кочевая жизнь, в результате которых на заре нашей истории и даже раньше складывались и распадались племена, вызывались большей частью причинами географического, климатического и физического характера. За ними следуют преобразования в результате исторических революций и, наконец, те, которые не были связаны с отдельными великими событиями, а являлись просто следствием установившегося хода развития. Исследовать, что преимущественно способствовало возникновению выдающихся народов или выдающихся индивидов, в равной мере важно и интересно. Яркие примеры, известные нам из истории, свидетельствуют о том, что выдающиеся народы возникали не в ходе постепенного формирования, а сразу и как бы из ничего; доказательством этого могут служить столь не сходные между собой греки и римляне. Художественная натура первых вообще исключает представление о постепенном формировании. Рим же с момента своего появления воплотил в себе идею государства, непоколебимого и все более расширяющего свои границы.

Сила воспитания – это то, к чему стремятся народы и отдельные люди. В этой сфере властвуют идеи, здесь возникает важная проблема – определить границы воспитания, его возможные последствия. Нация, которая почти полностью – в той мере, в какой это возможно, – воплощает в себе воспитание и может в данном случае служить наилучшим примером – это французы. Есть известный круг всеобщих идей, которые повсеместно существуют скорее сами по себе, в мыслях и чувствах, чем привносятся извне. К ним относятся прежде всего те идеи, которые лежат в основе религии, государственного устройства, общественной, семейной и личной жизни. (Следовательно, также развлечения, искусство, философия и наука.) Эти идеи и являются главными, формирующими народы силами, причем близость, которая часто наблюдается у отдельных народов в сфере искусства, философии и науки, не всегда объясняется тем, что одно происходит из другого или заимствуется, так же как и близость некоторых языков.

Сила инерции обнаруживается в животной жизни и в интеллектуальной и моральной жизни тех народов и отдельных людей, в чьи привычки и страсти привнесены животные черты. Однообразное существование египтян, индийцев, мексиканцев и т. п. – результат действия этой силы *.

Из этих различных сил, оказывающих, в отдельности или сообща, свое воздействие на человечество, воздействие, которое подчас трудно распознать, складываются судьбы человеческого рода: каждый раз, когда в нем возникает какой-либо поражающий нас образ (будь то народ или индивид), мы, описывая и оценивая его, можем лишь спросить, как он возник и стал таким, каким мы его видим?

7) К п. 3, с. 281. Под упоминаемым здесь целым следует иметь в виду не то человечество, которое живет теперь или жило в какое– то другое время, а понятие человеческого рода. Оно находит свое частичное выражение в каждом народе и в каждом индивиде, а вследствие возможной связи между людьми, живущими одновременно, – и в каждой эпохе, но как целое существует лишь в никогда не достигаемой тотальности всех постепенно выступающих в действительности отдельных явлений. Представить себе, что понятие человеческого рода в его временных рамках, даже в этой своей тотальности, сможет когда-либо расшириться, сдвинуть древние вехи творения, невозможно. MrjuareueЬгооyeveaftat!. Но возможно и необходимо, чтобы постепенно все более ясно осознавалась сущность человечества, глубина внутри данных ему границ, чтобы дух в своем стремлении и частичном осуществлении этого стремления воспринял идею человечества и (подобно тому, как идея Ты воспринимается посредством Я) идею божества, то есть силы и закономерности самой по себе во всей ее чистоте и плодотворности. Но если в этом и состоит польза всемирной истории, то это никак нельзя считать целью человеческих судеб. Подобных целей, как бы они ни назывались, не существует; колесо судьбы вращается так же беспрерывно, как беспрерывно текут с гор реки в море, как травы и злаки всходят на полях, как насекомые прядут коконы и выходят из них бабочками, как народы, притесняя и подчиняясь притеснению, уничтожают друг друга и исчезают с лица земли. Сила универсума в ее доступном нам временном рассмотрении является непрестанным движением; поэтому в истории следует искать не выведенные на основании нескольких тысячелетий намерения, приписываемые некой посторонней, смутно ощущаемой и еще более смутно познанной сущности, а силы природы и человечества. Однако, поскольку целое может быть познано лишь в единичном, необходимо изучать нации и индивидов.

Ошибки существующих взглядов на всемирную историю заключаются в следующем:

в том, что почти все внимание уделяется только культуре и цивилизации, их прогрессирующему совершенству, в связи с этим произвольно возникают степени этого совершенства и остаются незамеченными важнейшие зародыши, из которых должно возникнуть великое, подобно тому, как из подобных же зародышей возникло великое в прошлом;

в том, что люди рассматриваются преимущественно как существа, наделенные разумом и рассудком, и в недостаточной степени – как продукты природы;

в том, что завершение истории человеческого рода усматривают в достижении всеобщего, абстрактно мыслимого совершенства, а не в развитии возможностей великих индивидуальных форм.

В соответствии с изложенной здесь точкой зрения внимание во всемирной истории должно быть обращено:

на отдельные народы или отдельных индивидов; им надлежит посвятить ряд монографий – по возможности в порядке их возникновения;

на воздействие, которое они оказывали друг на друга и на свое воспитание;

на их отношение – по отдельности и вместе – к понятию человечества, к созданным им общим идеям и друг к другу в свете этих идей;

на влияние, оказываемое теми, кто существует одновременно с ними, на весь человеческий род и на длительность его существования;

на возникновение новых интересных явлений в истории человечества и на неуклонное следование отдельными народами однажды избранным ими путем.

При таком методе прослеживаются все нити, связывающие события человеческой жизни от их начала до их конца, а там, где эта связь отсутствует или недоступна нашему взору, выявляется все многообразие человеческих образов в той мере, в какой оно может быть привлекательным или поучительным для нас. Всемирная история рассматривается с трех точек зрения:

как одна из важнейших сфер действия силы универсума; как клубок подчас оборванных, но зачастую длительно сохраняющихся нитей, клубок, распутать который надлежит с помощью знаний и проницательности;

как мерило блаженства и совершенства, которые ждут человеческий род в будущем, и как поучение, которое позволит сохранить и возвысить то и другое.

Однако для того, чтобы применить эти размышления к реальной истории, необходимо сначала провести множество философских исследований; они помогут проверить, насколько возможны обнаруженные нами явления и их взаимосвязь, и тем самым правильно оценить их внутреннее значение и внешнее влияние. Подобную проверку и оценку предпочтительнее всего проводить на основе опытных данных, чтобы сразу же, насколько это необходимо, использовать исторический материал, ибо и здесь речь всегда будет идти одновременно и о предметах экспериментального исследования. То, что, согласно этому методу, уже рассмотрено с исторической точки зрения в разделе, посвященном общим размышлениям, в историческом разделе может быть лишь кратко упомянуто.