Текст книги "Дьявол на коне"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Свернув распашонку, Марго положила ее на стул.
– Очень мило, – сказала она.
– Как дела в замке? – спросила Иветта.
– Да как всегда. Ах нет… Нам в окна швыряют камни, да, Минель?
Иветта печально покачала головой.
– Иногда мне кажется, люди сошли с ума. У нас такого почти нет, но из Парижа доходят слухи.
Затем она начала говорить о минувших днях, рассказала несколько забавных случаев из детства Марго. Было ясно, что она очень любит мою подругу.
– Я слышала о кончине вашей матери, – сказала Иветта. – Все это очень печально. Бедняжка! Ну-Ну, должно быть, не находит себе места. Для нее кроме графини никого не существовало. Она знала ее с пеленок. Мне это понятно. Своих детей у нас не было, и то место в наших сердцах, которое принадлежало бы им, мы отдали тем, кто был у нас на попечении. Эти узы сильны. Ах, я глупая старая женщина, но я всегда любила малышей. Превратности судьбы частенько одаривают детьми тех, кому они не нужны, и не дают тем, кто их жаждет. Бедная, бедная Ну-Ну. Могу представить ее горе.
– Она очень сильно переживает, – вздохнула Марго. – Но… что это?
Мы прислушались.
– Мне показалось, я слышала детский плач.
– Нет-нет, – поспешно возразила Иветта. – Простите, я схожу на кухню, взгляну, как у Жозе идут дела с цыплятами. Мы с ней готовим по очереди.
Она открыла дверь, и мы безошибочно услышали детский плач.
Марго вскочила на ноги.
– В доме есть ребенок.
Иветта стала пунцовой и выдавила:
– Ну… на время… я присматриваю…
Марго взбежала по лестнице. Через несколько мгновений она появилась на верхней площадке с ребенком на руках. На ее лице играла торжествующая улыбка. Неисповедимы пути Господни, подумала я, ибо еще до того, как Иветта созналась, я поняла, что мы нашли Шарло.
С сияющим лицом Марго принесла его в комнату. Усевшись, она взяла мальчика к себе на колени. Он лепетал, бил ножками и вообще казался совершенно довольным жизнью, несмотря на то что несколько мгновений назад плакал.
– О, какой он красивый… красивый, – выдохнула Марго, и это действительно было так. Пухленький, упитанный, довольный – чего еще можно желать от младенца?
Взглянув на Марго, Иветта медленно покачала головой.
– Милая моя, вам не нужно было приезжать сюда.
– И не увидеть моего прекрасного Шарло! – воскликнула Марго. – О, мне так не хватало моего малыша. И подумать только, я нашла его здесь! Иветта, ты обманщица – но ты хорошо ухаживала за ним.
– Ну конечно же, я хорошо ухаживала за ним. Неужели вы полагаете, что я могла бы плохо ухаживать за каким-нибудь ребенком? А ваш особенно дорог мне. Граф так и сказал: «Я знаю, что ты будешь особо о нем заботиться, потому что это ребенок Маргариты». Но, дорогая, теперь, после помолвки, вам никак нельзя приезжать сюда. Вы же понимаете, что мальчика забрали для вашего же блага. Не знаю, что скажет граф.
– Это уж мое дело, – отрезала Марго.
– Марго, – напомнила я ей, – ты должна понимать, что для Шарло лучше всего будет оставаться здесь.
Марго не ответила. Она ни о чем не могла думать, когда у нее на руках был Шарло. Она не выпускала его, и, когда малыш заснул и Иветта сказала, что его нужно уложить в кроватку, Марго сама отнесла его наверх. Я поняла, что она хочет побыть с ним одна, и осталась вместе с нянькой.
Та сказала мне:
– Мадемуазель, мне известно, что вы ухаживали за Маргаритой. Граф все мне рассказал. Он отзывался о вас очень тепло. Не знаю, что он скажет, когда узнает, что вы были здесь.
– Чувства Марго совершенно естественны. Он должен понять их.
Она кивнула.
– Меня еще кое-что беспокоит. Кто-то наводит справки… наводил справки.
– Справки? В каком смысле?
– Насчет ребенка. Жозе слышит многое, что не доходит до моих ушей. В ярмарочные дни она ходит в город. В прошлом я корила ее за любовь посплетничать, но иногда это оказывается полезным. Естественно, нельзя скрыть то обстоятельство, что у нас живет ребенок, и люди догадались, что я делаю это для какой-то знатной особы. Согласно распоряжению графа, у ребенка все должно быть только самое лучшее, и хотя и прежде я не была бедной, однако с тех пор, как ребенка передали мне, мой достаток вырос. На такие вещи обращают внимание. Жозе говорит, что один дворянин, пытавшийся выдать себя за бродячего торговца, но не сумевший сделать этого – уж очень заметно было его благородное происхождение, так вот, он задавал вопросы. Было ясно, что его интересовал ребенок, и он пытался узнать, кто это.
– Может быть… – начала было я и смолкла. Впрочем… я интуитивно прониклась доверием к Иветте, более того, она много лет прослужила у графа, и тот выбрал именно ее для того, чтобы ухаживать за ребенком. Я продолжила: – Возможно, это был Робер де Грассвиль… жених Марго?
– То же самое пришло и мне в голову. При желании не трудно разнюхать, что я состояла на службе в замке. Граф – знатный человек. С тех пор, как ребенок здесь, он дважды навещал меня. Он очень заботится о благополучии маленького Шарля и любит сам удостовериться в том, что с мальчиком все в порядке. Он приезжает в простой одежде, но вам ведь известно, мадемуазель, что таким людям трудно скрыть благородство манер, вошедшее за несколько столетий в их плоть и кровь. Иногда я дрожу при мысли о том, что готовит нам будущее.
– Я прекрасно понимаю вас. Спасибо, что все рассказали.
– Есть еще кое-что, мадемуазель. Это тоже услышала Жозе. Однажды она пришла и рассказала, что слышала, как говорят, будто это граф отец ребенка.
– Нет! Ну конечно же…
Иветта пытливо вгляделась в меня.
– Вы были вместе с Марго, когда родился ребенок. Вы были в замке. Так что, как видите…
Меня захлестнула горячая краска негодования.
– Не хотите ли вы сказать, что я…
– Это слухи. Не знаю, с чего они пошли… Но вы же видите, как такое могло случиться…
– Да, – сказала я, – полагаю, так могло бы быть. И граф отправил свою дочь вместе с женщиной, готовящейся стать матерью его незаконнорожденного ребенка, так?
Иветта пожала плечами.
– Разумеется, все это вздор. Но ребенок-то здесь. Я была нянькой в замке, граф наезжает сюда, чтобы проведать ребенка. Люди складывают эти вещи, но получают неверный ответ.
У меня голова пошла кругом. Казалось, опутывающей меня интриге не было конца.
– Я решила предостеречь вас, мадемуазель. Берегите Марго. Она такая увлекающаяся и часто поступает не задумываясь. Мне так хочется, чтобы у нее все устроилось и она зажила в счастье, а сейчас, похоже, появилась такая возможность. Граcсвили – очень почтенное семейство… Я хочу сказать, что у них прекрасная репутация. Они хорошо обращаются со своими людьми и щедры с ними. Молодой виконт – отличная пара для Марго. Но существует ребенок. Как бы мне хотелось, чтобы маленький Шарль был сыном Робера де Грассвиля, рожденным в законном браке.
– Это было бы просто идеально, и в этом случае нас с Марго не было бы здесь.
– Мадемуазель, вижу, вы рассудительная девушка. Граф всецело доверяет вам. Заботьтесь о Марго. Возможно, эти справки наводят Граcсвили, тогда, если они узнают, что это ребенок Марго, они не захотят и слышать о браке. Думаю, вы должны быть к этому готовы.
– Мне кажется, разумнее будет пока не рассказывать об этом Марго.
– Как я рада, что сумела поговорить с вами наедине. Я согласилась, что это было ко взаимной пользе.
– Нам останется только ждать, что случится, – сказала я. – Если справки наводит Робер, мы скоро об этом узнаем.
Она кивнула.
– Но вы должны быть готовы, мадемуазель, к тому, что может что-либо случиться.
Я сказала, что буду готова.
К нам вернулась Марго, лицо ее сияло.
– Он быстро заснул. О, это просто ангел.
Я застыла в напряженном ожидании, ибо понимала, какое отчаяние охватит Марго, когда придет пора расставаться с малышом.
На ночь мы остались у Иветты, так как Марго заявила, что должна немного побыть со своим ребенком. Она отослала Мими и Бесселя в трактир, где они и провели ночь, и, признаться, я испытала облегчение от того, что их не было в доме.
Нас с Марго поместили в одну комнату, мы долго не могли заснуть и все говорили и говорили.
– Что мне делать? – спрашивала она.
– Лучшего ухода за малышом нельзя и придумать.
– Я знаю, что ты сейчас скажешь. Мне надо оставить Шарло здесь.
– Пожалуй, это будет мудрое решение, – ответила я.
– Если бы мне пришлось нанимать няню, я первым делом обратилась бы к Иветте.
– Ну вот, теперь он с Иветтой, и она великолепно заботится о нем. Шарло не испытывает недостатка ни в чем, у него все есть.
– Ну да… кроме матери.
– При данных обстоятельствах для него так лучше.
– А ты, Минель, просто бессердечна. Иногда мне хочется отшлепать тебя за твою хладнокровную и до противного логичную манеру рассуждать. И сильнее всего меня это злит потому, что большинство людей скажут, что ты права.
– Ну конечно же, я права. Ты отыскала сына и должна быть удовлетворена тем, что знаешь: Шарло в самых замечательных руках. Изредка ты сможешь приезжать и навещать его. Чего же еще тебе угодно?
– Чтобы он был со мной постоянно.
– Тогда тебе следовало бы подождать, чтобы он родился при более подобающих обстоятельствах.
– Ты хотела бы, чтобы я вышла замуж за Джеймса Уэддера?
– Я считаю, что это был бы неподходящий союз, но ты, совершая такие поступки, должна была представлять себе последствия. Твой отец много сделал для тебя. Теперь ты должна исполнить его волю.
– А по отношению к Роберу это справедливо?
– Ну тогда расскажи ему все.
– Что-то ты вдруг расхрабрилась. Возможно, он откажется от меня.
– Возможно, при данных обстоятельствах это будет самое лучшее.
– Как просто решать чужие проблемы. С этим мне пришлось согласиться.
Так мы проговорили всю ночь, а утром Марго поняла, что пора уезжать, но теперь ей было легче, так как она знала, что, если тоска по Шарло станет невыносимой, она сможет приехать и побыть с ним некоторое время.
Наше приключение закончилось так удачно, как я даже не смела ожидать. Марго нашла Шарло, а я узнала, что графу присущи качества, весьма отличные от тех, которые он выставляет напоказ перед всеми. Он заботится об Иветте, обеспечивает ее старость и полон решимости устроить жизнь ребенку, хоть и осуждает факт его появления на свет. Оказывается, он человечен, способен на нежные чувства. В ту ночь я была очень счастлива.
II
Когда мы вернулись в Париж, нас ожидало срочное послание от графа. Мы должны были немедленно возвратиться в замок. Так как послание ждало нас уже два дня, мы не стали терять времени на приготовления.
Когда два дня спустя мы уже были в замке, граф встретил нас сумрачно.
– Я ожидал вас раньше, – холодно произнес он. – Вы не получили моего послания?
Я ответила, что мы выезжали в деревню, вернулись в Париж всего два дня назад и, получив распоряжение, немедленно выполнили его.
– Вы занимались глупостями, – отрезал он. – В подобные времена не стоит совершать увеселительные прогулки.
Я подумала, что сказал бы граф, если бы узнал, что мы навещали Иветту.
Ближе к вечеру он вызвал меня к себе, и, когда я пришла, от его дурного настроения не осталось и следа.
– Я скучал по тебе, – сказал он просто, и я ощутила, как у меня внутри поднимается непреодолимая волна, вызывать которую мог только он один. – Мне не давала покоя тревога за вас. Ты должна знать, кузина, что мы быстро движемся к ужасной развязке. Теперь спасти нас может только чудо.
– Чудеса иногда случаются, – сказала я.
– Чтобы сотворить чудо, Божественному провидению должны содействовать незаурядные человеческие способности – я всегда так полагал, а сейчас, увы, когда нам нужны предводители-гении, кругом одна бездарность.
– Не может быть, чтобы было уже слишком поздно.
– Только на это и остается надеяться. Не говори мне, что мы сами навлекли все на себя, я это и так знаю. Невозможно знать это лучше меня. Как класс мы были слишком эгоистичны и тупы. Предыдущий король и его любовница говорили, что после них хоть и потоп. Я слышу, как он уже с грохотом бурлит неподалеку. И мне кажется, если не произойдет чуда, потоп скоро поглотит нас.
– Но раз это всем известно, все уже должны быть предостережены. Разве нельзя избежать потопа?
– Король созывает Генеральные штаты 2222
Французский парламент.
[Закрыть]. Он будет просить два богатейших сословия – духовенство и дворянство – пойти на жертвы ради спасения страны. Положение взрывоопасно. Я должен уехать в Париж… я отправляюсь завтра утром. Не знаю, сколько времени пробуду там и когда снова смогу увидеть тебя, Минель. Я хочу, чтобы ты оставалась здесь до тех пор, пока я не пошлю за тобой. Береги себя. Обещай мне.
– Обещаю.
– И Маргариту тоже. Заботься о ней. Не предпринимайте никаких глупостей, вроде поисков ее ребенка.
У меня перехватило дыхание.
– Вы знаете!
– Дорогая моя кузина, множество людей сообщают мне, что происходит вокруг. Я должен знать все, особенно если дело касается собственной семьи. Мне хорошо известны твои мысли. Так же, как и я, ты уверена, что для Маргариты лучше было бы не знать, где находится ребенок. С другой стороны, ты уважаешь ее материнские чувства. Мне известно, что вы нашли Иветту. Замечательно. Маргарита все узнала. Она станет время от времени навещать ребенка, в один прекрасный день ее предадут, и ей придется отвечать перед своим мужем. После того, как брак будет заключен, это станет уже их заботой… ее и ее супруга. Пока она не замужем, она моя дочь и это моя забота.
– Мне кажется, вы всеведущи, – сказала я.
– Хорошо, что ты такого мнения обо мне. – Он улыбнулся, а когда его улыбка бывала нежной, у него преображалось лицо, и это глубоко трогало меня. – А теперь я должен серьезно поговорить с тобой, так как, возможно, пройдет некоторое время, прежде чем мы свидимся вновь. Я отправляюсь в Париж на созыв Генеральных штатов. Мы должны смотреть правде в лицо. В любой момент народ может восстать. Может быть, мы сможем подавить бунт… не знаю. Но мы ходим по лезвию бритвы, Минель. Вот почему я говорю с тобою сейчас. Ведь ты же знаешь глубину моих чувств к тебе.
– Нет, – ответила я, – именно это мне и неизвестно. Я знаю, что вы испытываете ко мне влечение, что меня удивляет. Я знаю, что именно по этой причине вы привезли меня сюда. Знаю, что подобное влечение вы испытывали ко многим женщинам. Так что именно глубина ваших чувств мне и неизвестна.
– И ты придаешь этому большое значение?
– Несомненно, это очень важно.
– Я не мог говорить с тобой об этом, пока была жива моя жена.
Меня вдруг обуял тошнотворный ужас. Нахлынули сомнения и подозрения. Я попробовала отогнать прочь это наваждение. Уверена, это моя мать предостерегала меня.
– Прошло так мало времени со дня ее смерти, – услышала я свой голос. – Возможно, лучше будет подождать…
– Подождать? Чего? Пока я умру? Боже мой, Минель, неужели ты не понимаешь, что мы можем больше никогда не увидеться? Тебе известно настроение народа. Ты видела камни, брошенные в наши окна. Ты понимаешь, что, случись это пятьдесят лет назад, виновника бы схватили и бросили в тюрьму на долгие годы.
– Неудивительно, что народ хочет перемен.
– Конечно, это неудивительно. Должна существовать справедливость… сострадание… человеколюбие… забота о ближнем. Теперь мы это понимаем. Но сейчас народ требует не только этого. Он жаждет мести. Если он одержит верх, справедливости не будет. Просто мы поменяемся местами. Нас будут убивать, требуя возврата долгов. Но все это тебе известно. Государственные дела утомительны. Они безотрадны, печальны, безнадежны и трагичны. Минель, я хочу поговорить о нас… о тебе и обо мне. Что бы ни случилось, знай одно: мои чувства глубоки. Вначале я полагал, что это только страсть… такая, которую я за свою жизнь испытывал ко многим. Пока вы были в Париже, я так боялся за тебя. И понял, что если потеряю тебя, то в моей жизни больше не будет ни одного по-настоящему счастливого мгновения. Я собираюсь просить тебя выйти за меня замуж.
– Вы должны понимать, что это невозможно.
– Почему? Разве мы оба теперь не свободны?
– Вы стали свободным так недавно. И обстоятельства смерти вашей жены…
– Ты веришь тому, что обо мне говорят? Драгоценнейшая моя Минель, самое черное деяние, какое только можно приписать нам, тотчас приписывают и устраивают по этому поводу шумиху. Меня обвиняют в том, что я убил свою жену.
Я умоляюще посмотрела на него.
– И ты тоже? – продолжал он. – Ты веришь в то, что я убил ее! Думаешь, я прокрался к ней в спальню, похитил снадобье Ну-Ну и наполнил им ее стакан. Ты веришь, что все было именно так?
Я была не в силах говорить. Мне казалось, словно у меня за спиной стоит мать. «Итак, – говорила она, а я-то лучше всех могла представить себе ее слова, – если ты считаешь, что этот человек способен на убийство, как ты можешь любить его?».
Но мама никогда не смогла бы понять моего безумного чувства. Любят не обязательно идеал. Любить человека можно независимо от того, что он сделал, и, что бы он ни сделал, его все равно будут продолжать любить. Возможно, моя любовь отличается от той, которую испытывала моя мать к отцу. Тот был честным прямым человеком, отважным морским капитаном, заботившимся о своей семье и ведущим праведную жизнь. Но не все мужчины такие.
Граф загадочно посмотрел на меня.
– Значит, ты веришь в это, – сказал он. – Я знаю, что хочу жениться на тебе, и хочу сделать это, пока еще не поздно. Я уже не слишком молод. Мир, который я знал, рушится. Я испытываю необходимость, настоятельную потребность…
– Вы подтверждаете, что убили свою жену, – сказала я.
– Отнюдь нет. Но буду честен и скажу, что хотел, чтобы она не стояла у меня на дороге. Я презирал ее. Порой ненавидел, но все это были пустяки по сравнению с тем, что я стал чувствовать, когда она встала между тобой и мной. Прежде у меня была смутная надежда, что повторный брак принесет мне сына. Теперь, когда ты здесь, я хочу этого и по другим причинам. Я так часто мечтал о мирной жизни здесь, в замке… о наших детях, растущих с нами… о нескончаемой счастливой жизни. Я знал, что с тобой это будет возможно только в законном браке. Странно, но именно этого хотел и я. И тут она умерла. Она приняла чрезмерную дозу снотворного, потому что знала, что страдает неизлечимым недугом, сразившим ее мать. Длительным, болезненным. Теперь ты веришь мне?
Я не могла встретиться с ним взглядом, ибо знала, что граф прочтет в моих глазах сомнение, а я, возможно, увижу в его глазах ложь. Я подумала о том, как он ехал через деревню, и маленький бойкий мальчуган играл на его пути… и граф, промчавшись, оставил за собой истерзанное тельце. Мальчик умер, ублажая прихоть графа. Правда, тот забрал его брата и попытался расплатиться с семьей… но разве можно расплатиться за смерть?
Я медленно произнесла:
– Я хорошо понимаю вас. Ваш образ жизни всегда был таким, что вы считали людей не своего класса неполноценными. Думая об этом, я чувствую, что перемены необходимы.
– Ты права. Но не верь всему, что слышишь обо мне, Сплетни липнут к тем, кто вызывает зависть окружающих. Ты сама уязвима в этом отношении.
– Кто может завидовать мне?
– Многие. Некоторым известны мои чувства к тебе. Поэтому объяснима их зависть. В сплетнях обо мне фигурируешь и ты.
– Теперь я как никогда убеждена в том, что должна возвратиться в Англию.
– Что?! Сбежать! Покинуть тонущий корабль?
– Это не мой корабль.
– Позволь рассказать тебе, о чем говорят. Кое-кому известно, что существует некий ребенок. Я слышал пересуды о том, что он мой, а ты его мать.
Я стала пунцовой, а граф продолжал чуть ли не с издевкой:
– Ну вот, видишь! Неразумно верить всем сплетням, которые слышишь.
– Но это такая глупость…
– Большинство сплетен гнусны. Сплетники берут часть правды и строят домыслы на ее основе, и поэтому их байки кажутся достоверными. Но мудрые люди никогда не верят всему услышанному. Впрочем, я теряю время. Какая разница, что говорят люди? Я должен ехать в Париж. И вынужден оставить тебя здесь. Минель, береги себя. Не поступай необдуманно. Будь готова выполнить то, что я скажу. Знай, все это будет только для твоего блага.
– Благодарю вас, – сказала я.
Тут граф привлек меня к себе и поцеловал так, как меня до сих пор не целовал никто, и мне захотелось оставаться в его объятиях вечно.
– О, Минель, – прошептал он, – почему ты не слушаешь свое сердце? – Затем он отпустил меня. – Возможно, иначе я бы этого и не принял. Ибо тогда это уже была бы не ты. Более того, это вызов. Однажды ты отбросишь рассудочность и придешь ко мне, потому что ничто – просто ничто не в силах будет сдержать тебя. Вот чего я хочу. Каким бы я ни был, как ни грешил в прошлом – тебе будет все равно. Ты полюбишь меня… меня… не за мои добродетели, которых не существует, – а ради меня самого. Но сейчас я должен оставить тебя. Мне предстоит много дел, и я уезжаю завтра. Я уеду с зарей, прежде чем ты проснешься… но когда-нибудь, Минель… когда-нибудь…
Он снова поцеловал меня, обнимая так, словно не хотел никогда отпускать. Я знала, что он прав. Я быстро двигалась к той стадии, когда все, что он сделал, все, в чем он виновен, покажется незначительным в сравнении с моей жаждой отдаться ему.
Развернувшись, я поспешно вышла, пугаясь собственных чувств, – еще недавно я и представить себе не могла, что смогу их испытать.
Я провела бессонную ночь, а на рассвете, услышав шум, подбежала к окну и увидела графа верхом. Обернувшись, он заметил меня и приветственно поднял руку.
Я быстро встала, и к тому времени, когда горничная принесла petit dejeuner 2323
Завтрак (фр.).
[Закрыть], уже была одета. Девушка принесла также письмо.
– Господин граф велел отдать это вам, – сказала она, и глаза ее при этом светились алчным любопытством.
Письмо было написано на гербовой бумаге – такой же, какая была прикреплена к брошенному в окно камню.
«Дорогая моя!
Я должен был написать тебе перед тем, как расстаться. Я хочу, чтобы с этого момента ты вела себя крайне осторожно. Запасись терпением. Когда-нибудь мы будем вместе. Я кое-что придумал. Обещаю, все будет хорошо. Шарль-Огюст».
Я читала и перечитывала письмо. Шарль-Огюст. Странно, но это имя звучало для меня непривычно. Я всегда думала о нем как о графе… о графе Дьяволе… Дьяволе на коне – это имя я дала ему давным-давно, когда впервые увидела его. Оно очень ему подходило. Но только не Шарль-Огюст. Конечно, я уже многое узнала о нем, с тех пор когда еще считала его Дьяволом на коне. Разумеется, он надменен. Он воспитан так, что считает себя и себе подобных высшей кастой. Так было заведено в течение долгих столетий. Эти люди всегда брали от жизни все, что хотели, а если кто-то вставал на их пути, его просто отшвыривали в сторону. Такая безжалостность стала неотъемлемой чертой характера графа. Сможет ли что-либо изменить его? И в то же время ему не чужда доброта. Разве не взял он на воспитание Леона? По крайней мере, он хотел как-то рассчитаться с семьей погибшего мальчика. Он позаботился о маленьком Шарло и даже навещал Иветту, чтобы лично убедиться в том, что малыш ни в чем не испытывает нужды. А в отношении меня? Было ли то, что я видела, истинной нежностью? Насколько глубоко это чувство? Неужели он действительно любит меня не так, как любил прежде других? А что если я выйду за него замуж и не смогу родить сына? Не получу ли я в один прекрасный день смертельной дозы какого-нибудь яда? Не обнаружат ли как-то утром мертвой меня?
Значит, я верю, что граф убил Урсулу. Это произошло весьма кстати, не так ли? Она умерла в самый подходящий момент. С чего бы ей, несчастному инвалиду с юных лет, вдруг решить покончить счеты с жизнью?
Значит, я считаю, что граф способен на убийство, и тем не менее хочу его. Хочу принадлежать ему. Лучше прямо взглянуть правде в глаза. Так говорила мама.
Я всегда полагала, что любовь между мужчиной и женщиной – это то чувство, которое моя мать испытывала к моему отцу. Женщина должна гордиться своим мужем, восхищаться его добродетелями. Но если мужчина, волнующий меня сильнее, чем кто-либо прежде, мужчина, рядом с которым я чувствую себя на вершине блаженства, вполне возможно, является убийцей, что тогда?
Мне хотелось бы поговорить об этом с мамой – но, будь она жива, я ни за что не попала бы в такое положение. Начнем с того, что мама никогда не одобрила бы мой приезд во Францию, и я знаю, что если бы сейчас она очутилась здесь, то сказала бы: «Мы должны незамедлительно вернуться в Англию».
Пока я размышляла об этом, ко мне в комнату пришла Марго со своим petit dejeuner.
Я поспешно бросила записку графа в ящик письменного стола, но Марго была настолько поглощена собственными мыслями, что не заметила этого.
– Минель, мне нужно с тобой поговорить, – сказала она. – Я думала об этом всю ночь. Я почти не спала.
Я подумала, известно ли ей об отъезде ее отца и видела ли она, как он обернулся и помахал мне. Вряд ли. Когда Марго поглощена собственными заботами, она никогда не замечает, что происходит вокруг.
– Я была так потрясена, – сказала она. – Ни за что бы не подумала такое о них.
– О ком ты говоришь?
– О Мими и Бесселе. Разумеется, слуги сильно переменились. Должно быть, ты заметила это. Теперь они ведут себя так вызывающе. Но Бессель… и, самое главное, Мими. Несомненно, это работа Бесселя. Без него она бы на такое не решилась.
– Что случилось? – У меня оборвалось сердце, так как я с самого начала считала, что неразумно посвящать слуг в тайну.
– Вчера вечером ко мне пришла Мими и сказала, что Бессель хочет со мной поговорить. До меня сначала не дошел смысл всего этого. Я решила, что речь пойдет о лошадях. Но он вел себя как-то по-другому… совсем не так, как раньше. Он стоял передо мной с весьма неприятным выражением лица и даже не извинился за свой приход. Сказал, что в поместье освободился домик, и он хочет получить его, чтобы они с Мими сразу же поженились.
– Ну, мне кажется, это разумная просьба.
– Я сказала, что ему следует переговорить об этом со старшим конюхом, но Бессель ответил, что тот настроен к нему неприязненно и он решил обратиться прямо ко мне. Еще он сказал, что от своего друга, работающего у Грассвилей, слышал, что те с нетерпением ждут свадьбы и надеются, что ничто не помешает ей.
У меня перехватило дыхание.
– Ну да, – сказала я, – и что потом?
– Бессель намекнул, что он в очень близких отношениях с этим слугой, есть там у него и другие друзья. Все очень сожалеют, что бракосочетание отложено из-за смерти моей матери, но надеются, что больше ничего не случится…
– О, Марго, – сказала я, – мне это не нравится.
– И мне тоже. Он именно так все и сказал. И добавил, что после нашей поездки он почему-то решил, что я буду столь любезна, что замолвлю за него словечко по поводу домика, а этого будет достаточно.
– Это шантаж! – воскликнула я. – Бессель намекал, что, если ты не отдашь ему домик, он расскажет о поездке своему другу… а тот позаботится о том, чтобы слухи дошли до Грассвилей.
Марго медленно кивнула.
– Существует только одно средство, – сказала я. – Ты не должна поддаваться на шантаж. Тебе нужно встретиться с Робером прежде, чем он услышит об этом от кого-то еще. Ты должна сказать ему всю правду.
– Если он узнает, что у меня есть ребенок, то не захочет жениться на мне.
– Захочет, если любит тебя.
Она покачала головой.
– Не захочет. Я знаю, он не захочет.
– Что ж, значит, свадьбы не будет.
– Но я хочу выйти за него замуж!
– В свое время ты хотела выйти замуж за Джеймса Уэддера. Именно для этого ты и сбежала с ним.
– Я была молода и глупа. Тогда я не знала, что делаю. Теперь все по-другому. Я повзрослела. У меня есть ребенок… Есть планы на будущее… и в них присутствует Робер. Я полюбила его.
– Тем больше причин не обманывать его.
– Минель, иногда с тобой очень трудно разговаривать.
– Я стараюсь придумать так, чтобы тебе было лучше.
– Я не могу признаться Роберу. Так или иначе, я уже сказала Бесселю, что он получит домик. О, не надо так на меня смотреть! Я сказала, что это делается ради Мими, которая верно служит мне. Когда я выйду за Робера, они останутся здесь, и я больше никогда их не увижу.
– От шантажистов так просто не отделаешься, Марго. Первое их требование редко бывает последним.
– Когда я выйду замуж за Робера, я ему все расскажу – но не раньше. О, как бы мне хотелось, чтобы не было этой задержки со свадьбой!
Я печально взглянула на нее. Мне казалось, события слишком стремительно и угрожающе надвигаются на нас.
Теперь мы катались верхом только в сопровождении конюха. Таков был приказ графа. Но я начала замечать странные взгляды, бросаемые в мою сторону. Раньше я не вызывала ненависти толпы. Я была иностранкой, кроме того, считалось, что в замке я нахожусь в качестве прислуги. Теперь все изменилось. Я гадала, не дошел ли сюда слух о том, что у меня якобы есть ребенок от графа.
Так как теперь мы проводили много времени в замке, я чаще виделась с Этьеном и Леоном. У них были дела в поместье, но даже они не выезжали поодиночке.
Мне было интересно разговаривать с ними, выясняя их отношение к сложившейся ситуации. Этьен считал, что старые устои изменить невозможно. Он крайне презрительно относился к «сброду», как он его называл. Если сброд поднимет голову, утверждал Этьен, вызовут войска, а армия твердо стоит за короля. Леон придерживался противоположного мнения.
Они долго засиживались за столом после окончания трапезы и спорили друг с другом.
– Пока что армия на стороне короля, – говорил Леон, – но она может перейти на другую сторону, и это будет конец.
– Вздор, – отвечал Этьен. – Во-первых, армия не изменит королю, и в любом случае власть и деньги у знати.
– Ты не меняешься вслед за временем, – возражал Леон. – Вот что я тебе скажу. В Пале-Рояль герцог Орлеанский распространяет призывы к мятежу. Он всячески потворствует бунтовщикам. Куда бы ты ни попал, все требуют свободы, равенства и братства. Все слышнее становится ропот против королевы и даже против короля. Этьен, ты заткнул уши.
– А ты вечно якшаешься с крестьянами и придаешь им слишком большое значение.
– По-моему, именно столько внимания они и заслуживают.
Вот так они и спорили, а я слушала и постепенно начала постигать сложившуюся обстановку. В том, что каждый последующий день таил в себе больше опасности, чем предыдущий, я не сомневалась и постоянно тревожилась, что же происходит с графом в Париже.
Однажды Этьен сказал мне:
– Моя матушка очень хочет, чтобы вы как-нибудь навестили ее, и попросила меня пригласить вас. Она приобрела фарфоровую вазу… необыкновенно красивую, говорят, английскую. Мама очень хотела бы услышать ваше мнение о ней.
– Боюсь, я не очень хорошо разбираюсь в фарфоре.
– Все равно, мама очень хочет показать вам вазу. Вы позволите завтра проводить вас к ней?
– Да, это было бы неплохо.
На следующий день в назначенное время я была готова. Мы выехали около половины четвертого.
