Текст книги "Дьявол на коне"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
IV
– Кузина!
Голос легко и плавно спустился ко мне, едва слышный в вечернем воздухе. Я гуляла по саду. Взглянув наверх, я увидела графиню, раскинувшуюся в шезлонге, стоящем на балконе надо мной.
– Мадам? – я остановилась и подняла голову. Бледное лицо смотрело на меня.
– Вы позволите прервать вашу прогулку? Я хотела бы поговорить с вами.
– Ну конечно же.
– Поднимитесь наверх. Лестница приведет вас прямо на веранду.
Я так и сделала, чувствуя некоторое беспокойство, вполне объяснимое, учитывая отношение ко мне мужа графини.
Я поднялась по каменным ступенькам. Графиня была права. Лестница привела меня на веранду, куда выходила спальня графини. Разумеется, это была не древняя часть замка, а комфортабельная роскошная пристройка позднего периода.
– Сегодня тепло, – сказала графиня. – Я подумала, что немного свежего воздуха пойдет мне на пользу. – Она улыбнулась. – Должно быть, такому здоровому человеку, как вы, странно слышать, как кто-то постоянно говорит о своем здоровье. Садитесь, пожалуйста.
Я села.
– Полагаю, когда у человека крепкое здоровье, он принимает это как должное и ни о чем не задумывается, – ответила я.
– Именно. Какое счастье не испытывать нужды постоянно беспокоиться о воздействии окружающей среды. Кузина, приятно видеть, что вы наслаждаетесь добрым здравием. Скажите, как вам нравится ваша жизнь здесь? Не кажется ли она необычной в сравнении с жизнью в школе? Я признательна вам за все, что вы делаете для моей дочери.
– Мне именно за это платят жалованье, мадам.
– Но позвольте мне сказать, вы действительно все делаете великолепно. – Она повернулась в кресле. – Кажется, от свежего воздуха у меня разболелась голова. Надо попросить Ну-Ну приготовить мне компресс на лоб. Она готовит великолепные компрессы из бороды Юпитера. Похоже, вы озадачены. Вы гадаете, что это такое. Живя рядом с Ну-Ну, нельзя не узнать о таких вещах. Это какое-то особенное растение, говорят, как и многие другие, оно применяется как талисман от злых сил. Вижу, кузина, вы относитесь к этому скептически. Вы не верите в силы зла?
– Нет.
– Это вовсе не обязательно означает, что в деле замешана ведьма с колдовскими чарами. Силы зла могут проявляться самым естественным образом. Например, некоторые люди не способны никому делать добро. Про них говорят, что они творят зло.
– Полагаю, в этом есть доля правды.
– Всегда лучше избегать таких людей. Вы согласны, кузина?
Мне очень хотелось, чтобы графиня не звала меня «кузиной». Она делала это с какой-то издевкой. Я почувствовала, что она неспроста захотела увидеться со мной.
– Несомненно, это так, – согласилась я.
– Я знала, что вы разделяете мою точку зрения. Вы такая рассудительная молодая женщина. Марго очень много говорит о вас. Она считает вас просто кладезем мудрости. Я… э-э… так поняла, что мой муж тоже высокого мнения о ваших способностях.
– Я не догадывалась об этом.
– Не догадывались о мнении моего мужа? Неужели?
– Я… я не знала, что он думает обо мне.
Графиня медленно улыбнулась.
– Я была уверена, он дал ясно понять, что находит приятным ваше общество. Он очень любит общение с женщинами… если они молоды, красивы и не без крупицы разума. Им это льстит, они забывают о его высоком положении, а для него это лишь мимолетное увлечение.
– Я никогда не забуду положение графа… и свое собственное, – резко ответила я.
Графиня опустила взгляд на свои изнеженные руки.
– В конце концов, он – мой муж, – сказала она. – Он-то об этом не сможет забыть, хотя иные и забывают.
– Лично я, мадам, никогда не забуду об этом, – возразила я. Я чувствовала себя очень неуютно, была смущена и в ярости. Мне хотелось дать понять графине, что с моей стороны ей нечего ждать опасности для своего мужа.
– Вижу, вы здравомыслящая девушка, – заметила графиня.
– Благодарю вас. В самом скором времени я возвращусь в Англию.
– А-а! – это был давно сдерживаемый вздох. – Я считаю, что это очень мудрое решение. – Она немного помолчала, и у меня сложилось впечатление, что она сожалеет о том, что высказалась так откровенно. Графиня продолжила уже другим тоном:
– Со слов Марго я заключила, что в Англии жизнь другая.
– Да.
– Я почти не выезжаю отсюда, – проговорила она. – Мой муж, разумеется – другое дело. На моей памяти он редко столько времени оставался в замке. Он непоседлив. Кроме того, ему необходимо проводить много времени в Париже… а я остаюсь здесь с Ну-Ну.
– С которой, насколько мне известно, вы чувствуете себя очень спокойно.
– Не знаю, что бы я делала без нее. Это моя подруга, моя наперсница, мой сторожевой пес. – Графиня сделала слабый жест рукой. – Когда сгущается темнота, мне становится страшно. Я всегда боялась темноты. А вы, кузина?
– Нет, – ответила я.
– Вы храбрая. Я знала это. Я частенько наблюдала за тем, как вы гуляете в саду… вы и Марго. И я видела, как вы возвращались вместе с моим мужем с прогулки верхом. Что ж, Марго вскоре выйдет замуж, и вы вернетесь в Англию. Так будет лучше для вас, кузина. Рада, что вы тоже понимаете это. Мне бы хотелось, чтобы в Англии вы вспоминали об этом пребывании в нашей стране только одно хорошее, – графиня пристально посмотрела на меня.
Только что она предостерегала меня держаться подальше от своего мужа, что могла бы сделать любая ревнивая жена. Это было понятно. В конце концов, граф – ее муж. Теперь же ее предостережение было иным. Что она хотела сказать, говоря, что Ну-Ну – ее сторожевой пес? Она намекала мне: граф – опасный человек. Остерегайтесь его.
Убеждать меня в этом не было нужды.
– Да, – повторила графиня, – вам следует возвратиться к себе на родину. Здесь вас не ждет ничего хорошего. Ой! – она взялась руками за голову. – У меня разболелась голова. Сходите в комнату, разыщите Ну-Ну. Попросите ее приготовить компресс из бороды Юпитера, хорошо?
Это было приказом удалиться. Через стеклянную дверь я прошла в спальню. Там я застала Ну-Ну и передала ей распоряжение графини. Та запричитала.
– Значит, позвала вас, да? Она же знает, что ей вредно много говорить. К тому же она вышла на улицу. Так я и знала, что ей это не пойдет на пользу. Значит, разболелась голова? Моя борода Юпитера быстро вылечит ее. Полагаю, вы поднялись по лестнице из сада?
– Да, – ответила я.
– Что ж, если хотите, можете вернуться тем же путем. Скажите ей, что я сейчас же приготовлю компресс, но вначале провожу ее в дом.
Я вышла на веранду. Графиня лежала в шезлонге, закрыв глаза. Это было указание на то, что ей больше нечего сказать мне, и я отпущена.
Меня по– прежнему душили гнев и негодование. Во время разговора я как-то не поняла всю чудовищность намеков графини. Сначала она предостерегала меня держаться подальше от ее мужа, так как он женат и не волен приударить за мной. Какое оскорбление! Словно я не понимаю этого! А затем у графини сменилось настроение, и она посоветовала мне остерегаться своего мужа, что прозвучало весьма зловеще, словно в графе были скрыты какие-то темные силы, о которых я и не догадывалась.
Все это привело меня в замешательство и с новой силой подтвердило, что я должна готовиться к отъезду.
Я много думала о графине. Если она вызвала у меня беспокойство, то и я, несомненно, вызвала тревогу у нее. Вероятно, до нее дошли какие-то сплетни. Наверняка – раз уж она не побоялась выдать мне двойное предостережение.
Разумеется, графиня права. Мне нужно уехать. Более того, мне не следовало задерживаться так долго. Но этого и не произошло бы, оправдывала я себя, если бы Марго так не расстраивалась всякий раз, когда я заговаривала с ней об отъезде.
Мне не хотелось говорить с Марго. Я боялась, что она снова поднимет эту тему. Хотя избежать этого было не так уж трудно – Марго слишком переполняли ее собственные заботы, чтобы еще обсуждать заботы других.
И все же я взяла в привычку гулять одна, как правило, в саду, и находить укромные уголки, где мне никто не мешал думать.
Разговаривая с графиней, я чувствовала себя виноватой. И все же я не делала ничего такого, чтобы привлечь графа. Ну-Ну глядела на меня из-под косматых бровей так, словно я сама Иезавель 1919
Иезавель – распутная женщина (библейск.).
[Закрыть]. От этого мне хотелось без промедления уехать, даже не дожидаясь бракосочетания Марго.
Положение становилось невыносимым, если бы год назад мне рассказали о такой ситуации, в которой очутился кто-то другой, я бы сказала: «Эта женщина, оставаясь, поступает неправильно. Каждый воспитанный человек незамедлительно уехал бы».
Разумеется, именно это я и должна сделать. Мой разговор с графиней сделал это ясным, как никогда.
Пройдя через окружающий замок лесок, я обнаружила, что нахожусь рядом с домом Габриэллы. Любовница графа! Живущая так близко от замка, чтобы было удобнее встречаться. Я вспыхнула от стыда. И этому мужчине я позволила заполнить мои мысли!
Я вздрогнула, услышав стук копыт. Подойдя к изгороди, увидела проезжающего мимо всадника. Он показался мне чем-то знаком, хотя я и не могла определить, чем именно.
Вдали появился дом Габриэллы. Человек привязывал коня у ворот. Когда я подошла ближе, он обернулся, и мы взглянули друг другу в лицо. Похоже, он был неприятно удивлен, так как хватило одного мгновения, чтобы понять, что мы оба пытаемся вспомнить, где мы виделись до этого.
Мужчина открыл ворота и направился к дому. У меня тревожно забилось сердце. Я вспомнила, кто это.
Это был Гастон – возлюбленный Жанны, служанки госпожи Гремон.
* * *
Я не стала говорить Марго о том, что видела Гастона. Это могло встревожить ее. Я даже попыталась убедить себя, что ошиблась. В конце концов, пока мы жили у госпожи Гремон, я не часто видела этого человека. Возможно, это был просто кто-то, похожий на него. У Гастона не было никаких особых отличительных черт. И что ему делать у госпожи Легран? Может быть, он привез письма от своей госпожи? Возможно ли то, что госпожа Гремон и госпожа Легран знакомы? Конечно же, возможно. Их связующим звеном является граф. Две покинутые любовницы, утешающие друг друга. Или, может быть, не покинутые? С каждым днем положение становилось все хуже и хуже.
Но, разумеется, я не могла быть уверена в этом и предпочитала думать, что ошиблась.
Я сидела и размышляла об этом, и тут ко мне пришел Этьен и сказал, что его мать выразила желание, чтобы я снова навестила ее, и он интересуется, позволю ли я ему проводить себя к ней.
Я сказала, что буду рада навестить ее, и несколько дней спустя мы отправились верхом к Габриэлле.
Меня провели в роскошный салон, где она уже ждала меня, очень элегантная, но одетая слишком броско, в голубой шелк с кружевами.
– Мадемуазель Мэддокс, – радушно воскликнула госпожа Легран, – рада видеть вас. Как хорошо, что вы навестили меня.
– Польщена вашим приглашением, – ответила я, как всегда, радуясь тому, что у меня есть великолепно сидящий костюм для верховой езды, сшитый по заказу моей матери. То обстоятельство, что я приехала верхом, оправдывало мою одежду и делало ее вполне приличествующей случаю.
Этьен оставил нас, и я поняла, что разговор будет тет-а-тет. Госпожа Легран сказала, что сейчас подадут le the 2020
Чай (фр.).
[Закрыть], так как ей известно, как мы, англичане, любим его.
– Вы не заметили, что мы здесь, во Франции, все более и более подражаем всему английскому? Это что-то вроде лести. Здесь вы вряд ли обратили на это внимание. А в Париже это так и бросается в глаза. На магазинах красуются вывески «Здесь говорят по-английски», торговцы прохладительными напитками продают пунш. Это в Англии так принято, как вы знаете. Молодые мужчины щеголяют в английских плащах с капюшонами. Женщины носят английские шляпки, и даже скачки в Венсенне пытаются устраивать наподобие вашего Ньюмаркета.
– Я не знала этого.
– Уверена, вам еще многое предстоит узнать о Франции. Появились высокие экипажи, называемые «виски». Смею заверить вас, с каждым днем мы все более становимся англичанами.
– Все это очень занятно.
– Вы убедитесь в этом, когда приедете в Париж. Насколько мне известно, вы отправитесь туда вместе с Маргаритой.
– Да.
– Это будет такой хороший брак. Граф говорит, что очень рад ему. Союз Фонтэн-Делибов и Грассвилей. Лучшего и желать нельзя.
Лакей, чья ливрея очень напоминала одежду слуг замка – только не такая пестрая, с серебряными пуговицами вместо золотых, – принес чай. Это сходство не могло не позабавить меня.
– Мадемуазель улыбнулась. Вам нравится чай?
– Он превосходен, мадам.
Чай, поданный в чашечках севрского фарфора, действительно был превосходным, но все же несколько отличался от того, к которому я привыкла дома.
К чаю подали булочки с изумительной начинкой из крема.
– Я подумала, что нам стоит познакомиться получше, – сказала Габриэлла Легран. – Конечно, я видела вас на балу, но в такой обстановке не поговоришь. Как это отвратительно… камень в окно. Не хотела бы быть на месте виновника, попадись он графу в руки. Граф расправился бы с ним без жалости, а в подобных случаях он бывает крут.
– Вы думаете, этого человека найдут?
Передо мной проплыло лицо Леона, и я снова одернула себя: не надо поддаваться глупым наваждениям. Это только привиделось. Ну конечно же, это был не Леон. Разве мог быть он? Не смог бы он тотчас после этого очутиться на балу, причем в безукоризненно чистых туфлях. Похоже, у меня развивается склонность видеть людей там, где они быть не могут.
– Теперь сомневаюсь в этом. Если его не выдаст какой-либо завистник. Подобные вещи происходят теперь по всей стране. Не знаю, к чему все идет. Вы останетесь во Франции, мадемуазель?
– Некоторое время побуду с Маргаритой, а когда она выйдет замуж, вернусь в Англию.
Госпожа Легран не смогла скрыть облегчение и поспешно произнесла:
– Как интересно, что вы смогли найти родственную связь с семьей графа… какой бы далекой она ни была.
Я ничего не ответила, и она продолжала:
– Скажите же мне, кто именно на ком женился. Сколько я знаю Фонтэн-Делибов, никогда раньше не слышала, что у них есть родственники в Англии.
– Лучше спросите об этом графа, – парировала я.
– Теперь я редко вижусь с ним, – она вздохнула. – Было время… Он совершил большую ошибку, женившись. Разумеется, вы знакомы с графиней.
– Да, – холодно ответила я. Мне показалось, со стороны госпожи Легран очень нетактично так отзываться о жене графа.
– Я спрашиваю потому, – сказала она, – что знаю, что графиня ведет уединенную жизнь. Насколько мне известно, она мало с кем встречается. Бедная Урсула! Следовало бы догадаться, как ужасно все это закончится. Граф говорил со мной откровенно… ничего не таил. Нет смысла скрывать правду о наших отношениях, если они видны каждому. У нас чудесный сын… наш Этьен. А от этой женщины всего лишь Маргарита. Скажу вам по секрету, граф никогда не переставал жалеть о том, что не женился на мне.
– Почему же он этого не сделал? – холодно спросила я.
– Я из хорошей семьи, хотя, конечно же, не столь знатной, как семья графа. Я была вдовой, – госпожа Легран пожала плечами. – Он был тогда молод… очень молод. Мы оба были молоды. Никогда не забуду те дни. Как мы любили друг друга! – Она рассмеялась. – Вижу, вы несколько смущены. Англичане не говорят об этих вещах так свободно, как мы. Ах, граф совершил ошибку, и он снова и снова сознает это.
– Булочки восхитительны, мадам. Должно быть, у вас великолепный повар.
– Рада, что вам они понравились. Это любимые графа. Но никогда нельзя быть уверенной, сколько продержится его пристрастие. Его вкусы очень непостоянны.
– Они такие легкие, – сказала я. – От них пробуждается аппетит.
– Тогда, пожалуйста, берите еще. Этьену они очень нравятся. Мы подыскиваем ему пару, но мальчик не торопится.
– В серьезных вещах торопиться не следует.
– Как-нибудь… кто знает… вам ведь известно, что Этьен воспитывался в замке.
– Да, действительно, мне это известно.
– Граф гордится Этьеном. Он очень красивый юноша, вы не находите?
– Согласна с вами. Он очень привлекательный.
– Как знать, что ждет его в будущем?
– Будущее… Оно не ведомо никому.
Я находила какое-то тайное удовольствие постоянно мешать госпоже Легран, переводя разговор на общие темы, в то время как она, я чувствовала это, хочет сделать его очень личным. Я хорошо понимала ее стремление. Как и графиня, госпожа Легран пыталась предостеречь меня. Но ее цель была совершенно иной. Мне казалось, что графиня хоть сколько-то думала обо мне, в то время как Габриэлла заботилась только о себе.
– Но его можно предсказывать, – сказала она. – Если знаком с человеком длительное время, можно предположить, как он будет вести себя в определенных обстоятельствах. Вы согласны?
Я сказала, что, конечно же, можно строить догадки, но, поскольку многие люди непредсказуемы, наверняка предвидеть ничего нельзя.
Она кивнула.
– Жизнь такая странная. Я познакомилась с графом, когда была молодой вдовой. Я пришла просить за своего отца, которого упрятал в тюрьму его отец. Граф не смог выполнить мою просьбу. Мой отец умер в тюрьме, обвиненный в… не знаю, в чем, – не знал и отец.
– Да, – сказала я, – я слышала об этих страшных letters de cachet.
– Я считаю, одна из причин, по которой граф сожалеет о том, что не женился на мне, заключается в том, что этим поступком он мог бы хоть отчасти исправить зло, причиненное его отцом. Он как-то сказал, что, если бы у него сейчас была эта возможность, он бы…
Я кивнула.
– С вашим отцом поступили ужасно несправедливо.
– Это необычный человек… Шарль-Огюст. У него бывают вспышки совестливости. Возьмите Леона. Он, несомненно, только выиграл от несчастья, случившегося с его семьей. Полагаю, наша жизнь будет идти как прежде. Этьена, конечно же, усыновят. Граф более или менее обещал это… если, конечно, он не женится и у него не будет законного сына. Но ведь граф не может это сделать, пока у него есть жена, не так ли?
– Несомненно, это очень запутанное дело, – сказала я. – И кто может сказать, как оно закончится.
– А вы скоро покинете нас и забудете о нас и наших заботах, – глаза госпожи Легран блеснули, словно она пыталась прочесть мою душу.
Тут она стала настаивать на том, чтобы показать мне свои сокровища, главным из которых были прекрасные часы из слоновой кости и золота, выполненные в виде замка. Работа была тонкой, и выглядели часы великолепно.
– Подарок графа на рождение Этьена, – объяснила Габриэлла. Затем она стала показывать другие ценные вещи, все подарки графа.
– Очень щедрый человек, – говорила она, – по отношению к тем, к кому испытывает глубокие чувства. Были и такие, чья власть длилась недолго… очень недолго. С такими он быстро расставался и забывал их.
– Как они, должно быть, огорчались, – хитро заметила я, – если только, конечно, не были рады этому.
Госпожа Легран несколько озадаченно взглянула на меня. Я видела, что она меня не понимает.
Тут вошел Этьен, готовый проводить меня в замок, и я вздохнула с облегчением.
– Я провожу вас путем, который, уверен, еще неизвестен вам, – сказал он. – Это укрытая от глаз кратчайшая дорога из дома в замок. Граф приказал сделать ее восемнадцать лет назад.
Из сада тропинка повела прямо в лес. Я удивилась тому, как быстро мы достигли замка.
– Почему ею так мало пользуются? – спросила я.
– Когда ее только сделали, граф заявил, что она предназначается лишь для него самого и для моей матери. Соответственно, все прочие стали избегать ее. Со временем это стало правилом.
Мы достигли стен замка. Через калитку прошли во внутренний дворик. Никогда еще я не попадала в замок этим путем.
Под вечер ко мне в комнату пришла Ну-Ну. Резко и властно постучав в дверь, она вошла, не дожидаясь позволения.
– Графиня желает видеть вас, – сказала служанка, презрительно глядя на меня, рассчитывая этим ввести меня в замешательство, что и произошло.
Я встала.
– Не сейчас. В восемь часов вечера. Ей что-то нужно сказать вам.
Я ответила, что приду в назначенное время.
– Не опаздывайте. В девять часов я готовлю ее ко сну.
– Я не опоздаю, – пообещала я. Кивнув, Ну-Ну оставила комнату.
Странная женщина, подумала я. Немного сумасшедшая, как все одержимые люди. Но ее одержимость не эгоистична. Я задумалась о судьбе несчастной Ну-Ну, лишившейся мужа и ребенка и обратившейся за утешением к Урсуле. Вне всякого сомнения, в какой-то степени она его обрела.
Я думала о юности Урсулы и о ее жизни до болезни, о том, довольна ли она тем, что живет оторванная от всего мира. Казалось, она с радостью принимает такую жизнь просто потому, что избегает своего мужа. Как, должно быть, она ненавидит его! Возможно, скорее не ненавидит, а боится. Какими действиями граф внушил ей подобный ужас? Похоже, Ну-Ну что-то знает. Несомненно, Урсула откровенничает с ней. Я знала, что граф не замечает жену, так как она его не интересует. Я могла понять, что он чувствует себя обманутым, поскольку она не способна дать ему желанного сына. Неоспоримо то, что граф заводит любовниц, одна из которых живет в двух шагах от замка. Но как это может вызвать у графини страх?
Мне так много хотелось узнать об Урсуле.
За несколько минут до восьми я подошла к ее опочивальне. Было еще слишком рано, и, зная педантичность Ну-Ну, я, чтобы убить время, стала прохаживаться по коридору, поглядывая в окно…
Ровно восемь.
Подойдя к приоткрытой двери, я толкнула ее и заглянула внутрь. От открытой двери, ведущей на веранду, тянуло сквозняком. Я успела мельком рассмотреть спину выходящего графа.
Я с облегчением вздохнула, так как, придя раньше, столкнулась бы с ним в комнате его жены. Это было бы скверно.
На цыпочках я подошла к кровати.
– Мадам, – начала я и умолкла. Графиня с полузакрытыми глазами лежала, откинувшись на подушки. Было ясно, что ее одолела сонливость.
– Мадам, вы хотели видеть меня?
Графиня полностью прикрыла глаза. Казалось, она заснула. Мне стало не по себе. Я гадала, почему графиня не отменила нашу встречу, раз она настолько устала. На столике у изголовья кровати стоял обычный набор пузырьков. Там же стоял и стакан. У него на дне были остатки чего-то, и, взяв стакан, я понюхала содержимое. Судя по всему, графиня приняла снотворное, что делала всегда перед отходом ко сну. Но должна же она была знать, сколько времени потребуется лекарству на то, чтобы оказать свое действие, тогда становилось странным, что она его приняла так, чтобы заснуть как раз к тому сроку, на который пригласила меня.
Я стояла возле кровати и вдруг услышала позади себя движение. Это пришла Ну-Ну. Она посмотрела на стакан в моей руке.
– Я пришла к мадам ровно в восемь, – сказала я, ставя стакан на место.
Ну– Ну взглянула на Спящую женщину, и ее лицо заметно переменилось.
– Бедная козочка, – сказала она. – Она утомилась. Он был здесь. Полагаю, это он утомил ее… так происходит всегда. Должно быть, она заснула… внезапно.
– Когда она проснется, скажите, что я приходила, хорошо?
Ну– Ну кивнула.
– Возможно, она попросит меня прийти завтра.
Ну– Ну ответила:
– Посмотрим, как она будет себя чувствовать.
– Спокойной ночи, – попрощалась я и вышла.
Следующий день явственно запечатлелся в моей памяти. Я проснулась, как обычно, когда служанка принесла горячей воды и поставила ее в ruelle. Умывшись, я принялась за кофе с булочками, которые также подали в комнату.
Марго, как она часто делала, принесла в мою спальню свой поднос, и мы стали завтракать вместе.
Мы говорили о предполагаемой поездке в Париж, и я радовалась тому, что Марго не упоминала о Шарло. Отрадно было сознавать, что предстоящее замужество помогло ей, в то время как я опасалась, что будет как раз наоборот.
Пока мы болтали, отворилась дверь и вошел граф. Никогда прежде я не видела его в смятении, но теперь, вне всякого сомнения, его состояние было именно таким.
Оглядев нас поочередно, граф сказал:
– Маргарита, твоя мать умерла.
Я почувствовала, как меня стиснул ледяной ужас. Я начала дрожать и со страхом подумала, что это станет заметно.
– Вероятно, она умерла ночью, – сказал граф. – Ну-Ну только что обнаружила это.
Он избегал встречаться со мной взглядом, и меня обуял страх.
В замке воцарилась напряженность. Слуги перешептывались. Я гадала, что они говорят. Отношения, существовавшие между графом и его женой, были известны всем, и все понимали, что он хотел избавиться от нее.
Ко мне пришла Марго.
– Минель, я должна поговорить с тобой, – сказала она. – Это ужасно. Она умерла. Внезапно я прочувствовала это. Это моя мать… но я едва знала ее. Мне кажется, ей никогда не хотелось моего общества. В детстве я всегда верила, что я виновата в ее болезни. Ну-Ну, похоже, считала так же. Бедная Ну-Ну! Она стоит перед матерью и раскачивается из стороны в сторону. Закрыв лицо фартуком, она что-то бормочет. Я разобрала только « Урсула, mignonne».
– Марго, – спросила я, – как это произошло?
– Ей ведь уже давно нездоровилось, не так ли? – словно оправдываясь, ответила Марго, и мне стало интересно, что она думает по этому поводу.
– Возможно, – продолжала она, – она была больна сильнее, чем мы думали. Мы полагали, что она только считала себя больной.
Днем приходили врачи. Вместе с графом они провели в комнате умершей много времени.
Граф попросил меня прийти к нему в библиотеку, и я направилась туда с тревожными предчувствиями.
– Пожалуйста, садитесь, Минель. – сказал он. – Смерть графини явилась неожиданным потрясением.
От этих слов я испытала огромное облегчение.
– Я всегда подозревал, что болезнь графини воображаемая, – продолжил он. – Похоже, я был к ней несправедлив. Она была действительно больна.
– Чем она болела?
Граф покачал головой.
– Врачи в замешательстве. Они не могут с уверенностью определить причину смерти, Ну-Ну слишком невменяема, чтобы говорить. Она была с графиней с самого ее рождения и очень любила ее. Боюсь, как бы потрясение не оказалось слишком сильным для нее.
Я ждала, когда граф продолжит, но он, похоже, не находил слов.
Наконец он медленно произнес:
– Будет вскрытие.
Я изумленно взглянула на него.
– Так принято, – сказал граф, – когда возникают сомнения в причине смерти. Хотя у врачей сложилось мнение, что графиня умерла от того, что приняла какой-то препарат.
– Этого не может быть! – воскликнула я.
– Она выглядит умиротворенной, – сказал граф. – В одном можно быть уверенным – ее смерть не была мучительной. Похоже, она просто спокойно заснула и не проснулась.
– Как вы думаете, она заснула от снотворного?
– Возможно. Ну-Ну пока слишком сильно переживает, чтобы говорить. Завтра она немного оправится и, может быть, чем-то поможет нам. Кажется, Урсула обычно принимала перед сном какое-то лекарство.
Его глаза не отрывались от моего лица. Они ярко блестели, и я избегала смотреть прямо в них. Меня не покидал страх.
– Предстоит тяжелое время, – сказал граф. – Все это может принять очень неприятный оборот. Будет множество домыслов. Так бывает всегда, когда кто-то умирает внезапно. А таковы обстоятельства…
– Ну-Ну должна знать, принимала ли графиня снотворное.
– Если так, она сама готовила его. Уверен, когда она будет в состоянии говорить, вероятно, мы поймем, что произошло.
– Вы думаете, графиня…
– Сделала это умышленно? Нет, я так не думаю. Думаю, произошла ужасная ошибка. Но одни догадки нас ни к чему не приведут. Как я уже говорил, возможно, дело примет неприятный оборот, и я бы предпочел, чтобы вас с Маргаритой не было здесь. Приготовьтесь отправиться в Париж. Пожалуй, вам следует отправиться сразу после вскрытия.
Он помолчал, затем быстро сказал:
– А теперь, думаю, вам не стоит долго задерживаться здесь со мной.
Он криво усмехнулся, и я поняла его мысли. Его жена умерла внезапно, и всем очевиден его интерес ко мне. Ясно, что мы оба попадаем под подозрение.
– Пришлите ко мне Маргариту, – добавил граф. – Я предупрежу ее, чтобы она была готова в ближайшее время отправиться в Париж.
Последовала неделя кошмара. Я находилась в центре всеобщего подозрения. Я гадала, что будет, если графа обвинят в убийстве… или в убийстве обвинят меня. Я уже слышала обвинительные голоса, спрашивающие о моих отношениях с графом. Я являюсь его кузиной? Нельзя ли объяснить это подробнее?
Граф был менее встревожен, чем я. Его не покидала уверенность, что найдется какое-нибудь объяснение, а тут произошла неприятная сцена, когда вечером я уже готовилась ко сну, в мою спальню пришла Ну-Ну.
Служанка выглядела совершенно разбитой. Я решила, что она не спала с момента смерти графини. Глаза ее запали, она была непричесанна, волосы серыми клочьями торчали в стороны и свисали вниз, закрывая лицо. Закутанная в халат, Ну-Ну походила на призрак.
С порога она сказала мне:
– Мадемуазель, вы выглядите неплохо для человека, на котором лежит вина.
– Вина! – воскликнула я. – На мне нет вины, и потому я выгляжу невиновной. Вы должны понимать это, Ну-Ну.
– Это была обычная ночная доза, – продолжала она. – Я всегда давала ее, когда mignonne не могла заснуть. Я знала, сколько именно ей нужно. В тот вечер она приняла тройную дозу. На то, чтобы оказать действие, снадобью требуется час… но она спала, когда я вошла в комнату… В тот вечер вы были там. И он тоже был. Вы вдвоем…
– Она уже спала, когда я пришла. Вам это известно. Было ровно восемь часов.
– Я не знаю всего, что произошло. Лекарство стояло на столике у изголовья. Что ж, кто-то добавил снотворное, не так ли? Кто-то прокрался в комнату…
– Я говорю, что она уже спала, когда я пришла…
– Я вошла и увидела вас со стаканом в руке.
– Это нелепо. Я только что вошла в комнату.
– Там был кто-то еще, не так ли? Вам это известно. Я почувствовала, как кровь прихлынула к щекам.
– На что… вы намекаете?
– Снотворное само не может попасть в стакан, не так ли? Его туда кто-то положил… кто-то из находящихся в доме.
На некоторое время я настолько опешила, что не могла отвечать. Я вспомнила, что видела графа, выходящего через стеклянную дверь на веранду. Сколько времени провел он со своей супругой? Достаточно ли для того, чтобы дать ей снотворное… подождать, пока она его выпьет? Нет-нет, сказала я себе. Я в это не верю.
Я выдавила:
– Причина смерти госпожи графини неизвестна. Еще ничего не доказано.
У Ну– Ну блеснули глаза, она пристально посмотрела на меня.
– Я знаю, – сказала она. Подойдя ко мне, она взяла меня за руку и взглянула прямо в лицо.
– Если бы она не вышла замуж, сегодня она была бы жива. Она была бы здорова и весела, как и до свадьбы. Я помню ночь перед венчанием. Я не могла утешить ее. Ох уж эти браки! Почему людям не позволяют остаться детьми до тех пор, пока они не познакомятся с жизнью!
Несмотря на не покидающий меня страх, несмотря на шок от осознания своей замешанности в случившемся, я почувствовала к Ну-Ну жалость. Похоже, от смерти ее дражайшей mignonne у нее помутился рассудок. Она стала другой. Страшный дракон, охранявший сокровище, превратился в печальное создание, желающее только забиться в угол и умереть. Она оглядывалась вокруг, ища, кого бы во всем обвинить. Ну-Ну ненавидела графа, и ее злоба в основном была направлена против него, но, поскольку его отношение ко мне было всем известно, часть этой злобы обратилась против меня.
