Текст книги "Дьявол на коне"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Марго играла свою роль лучше меня; я знала, чего для нее стоило назвать Шарло «оно». Марго обратилась к лакею.

– Тебе не кажется, что это восхитительное дитя?

Лакей непонимающе смотрел на нее, и она нетерпеливо продолжала:

– Лично я никогда не видела более восхитительного ребенка. Она склонилась над корзинкой. Шарло спокойно смотрел на нее. – Мне кажется, ему очень подойдет имя Шарло. Как по-твоему, кузина?

– Может быть, это действительно имя ребенка, – признала я.

– Отныне он Шарло. Надо показать его моему мужу. Как он обрадуется, узнав, что у нас появился ребенок.

Робер спустился вниз, чтобы посмотреть, что происходит с Марго. Он остановился на лестнице, и я подумала, как он еще молод, как мало представляет себе натуру девушки, на которой женился.

Марго, подбежав к нему, обвила его руками. Робер улыбнулся. Не было сомнения, он очень любил свою жену.

– Что случилось, дорогая? – спросил он.

– О, Робер, произошло такое чудесное событие. Минель нашла ребенка.

Бедный юноша был ошеломлен – и неудивительно. Марго продолжала щебетать:

– Да, он был в кустах. Должно быть, его там бросили. Минель нашла его сегодня утром. Разве это не замечательно?

– Мы должны отыскать его родителей, – сказал Робер.

– Ну да, – нетерпеливо оборвала его Марго. – Попозже… может быть. О, взгляни, какая чудная крошка! Взгляни, как спокойно он себя чувствует у меня на руках.

Она держала ребенка на руках, а Робер с любовью смотрел на них, думая, несомненно, о своих будущих детях.

Новость скоро распространилась по всему замку. Граф и графиня пришли посмотреть на ребенка. Их очень обрадовал восторг Марго. Ход их мыслей был очевиден. Из нее получится хорошая мать, что очень отрадно, так как до появления Шарло никто не мог заподозрить у Марго наличие нежных материнских чувств.

Казалось, что родители скоро найдутся. Кто-нибудь должен знать, чей он. Графиня обратила внимание на то, что за ребенком, очевидно, хорошо ухаживали. Ему, судя по всему, около года. Взгляните на его одежду. Он не из бедной семьи.

Она не разделяла уверенности графа насчет того, что родители ребенка отыщутся.

Несколько дней продолжались расспросы, и весь городок узнал о том, что в замке появился ребенок. Граф считал, что кому-то пришлось неожиданно покинуть страну – учитывая нынешние времена, – и ребенка оставили вблизи замка, зная, что Грассвили не допустят того, чтобы о ребенке никто не позаботился.

Впервые я услышала в Грассвиле упоминание о том, что времена меняются. Графиня не соглашалась. Она уверяла, что никакие родители не бросят своего ребенка. По ее мнению, какая-то бедная женщина украла одежду у своих хозяев и оставила ребенка вблизи замка в надежде, что его будет ждать там лучшая участь.

Что бы они ни думали, Шарло оставили в замке, и Марго, к радости новых родственников, взяла на себя заботы о нем. В присутствии ребенка ее охватывал трепетный восторг, ей так нравилось ухаживать за ним, что все были просто поражены, а так как Грассвили были люди добрые, Шарло занял место в семье. Возможно, ребенок обладал каким-то особым очарованием, ибо очень скоро он стал любимцем домочадцев. Он унаследовал властный характер матери и любовь к приключениям от отца. Так или иначе, Марго удалось убедить Робера, что она никогда больше не будет счастлива, если у нее отберут Шарло, который станет первым в большой семье, которая у них будет. Детская комната была заново обставлена. Когда мы ходили на рынок за покупками, нас останавливали на улицах и справлялись о здоровье младенца.

– Малыш-то привыкает, а? Какое счастье для мальчугана, что он попал в замок к мадам.

Появление Шарло в замке было неожиданным, но в сердцах его обитателей малыш быстро занял важное место. Даже граф теперь думал только о том, как бы никто не потребовал ребенка назад.

Марго говорила, что она никогда в жизни не была так счастлива, и это действительно походило на правду. Она сияла. Она много смеялась, и только я понимала, что это торжествующий смех, она поздравляет себя со своей находчивостью.

– Пришло время, – сказала она мне, – привести в действие вторую часть нашего плана. Я намекнула Роберу, что нам нужна няня, и лучше пригласить проверенную женщину, которая ухаживала еще за мной.

Так что прибытие Иветты в Грассвиль стало вопросом времени.

II

Иветта понравилась мне с самой первой встречи, но я не догадывалась, каким важным для меня окажется ее приезд. Когда та прибыла в замок, Марго с чувством обняла ее.

– Как прекрасно, что ты смогла приехать, – сказала она для того, чтобы слышали слуги. – Я уже говорила тебе, что произошло. Ты полюбишь нашего малыша Шарло.

В комнате Марго мы, наконец, остались одни.

– Сработало! – воскликнула Марго. – Сработало великолепно.

Затем она покровительственно добавила:

– Вы обе неплохо сыграли свои роли.

– Ну, не так прекрасно, как ты, – язвительно заметила я. – Естественно, твоя роль была главной.

– И я автор всей постановки. Вы должны признать, что замысел был великолепен.

– Я скажу так, когда все кончится, – сказала я.

– Каркуша!

Марго показала мне язык, как делала, когда мы учились в школе. Затем она обратилась к Иветте.

– Он становится с каждым днем все более прелестным. Интересно, вспомнит ли он тебя.

– Пойдемте посмотрим, – предложила Иветта. При виде Иветты Шарло радостно заерзал и загукал. Марго взяла его на руки.

– Не слишком радуйся, ангелочек, а то я буду ревновать.

Иветта, забрав у нее малыша, уложила его в кроватку.

– Ты слишком сильно возбуждаешь его, – сказала она.

– Он любит быть возбужденным. Не забывай, он моя плоть и кровь.

– А это, – мягко заметила Иветта, – мы должны постараться забыть. Теперь он с вами. Он ваш приемный сын. Все удовлетворены.

– Неужели ты думаешь, что я когда-либо смогу забыть, что это самый что ни на есть мой ребенок.

Иветта покачала головой.

Мы с Иветтой очень сблизились. Думаю, это произошло потому, что жизнь в замке все-таки изменилась из-за происходящего вне его стен. Знать не разъезжала по гостям, как прежде. Граф и графиня де Грассвиль не устраивали роскошных приемов, в то время как повсюду шли разговоры о нищете. Хотя, возможно, они просто предпочитали тихую жизнь.

Так или иначе, дела обстояли именно так, и это означало, что мы с Иветтой часто сидели вдвоем или гуляли в саду, где можно было поговорить спокойно, без опасения быть услышанным, так как обе мы боялись, что неосторожным словом можем выдать правду о появлении Шарло в замке.

Довольно скоро Иветта начала рассказывать о прошлом.

Самым живым ее воспоминанием было время, проведенное в замке Сильвэн.

– Я попала туда пятнадцати лет от роду, – рассказывала Иветта. – Это было мое первое место няньки – под началом госпожи Рошер… или Ну-Ну. Она была вместе с графиней Урсулой с самого ее рождения. И она обожала мадам Урсулу. На ней была сосредоточена вся ее жизнь. За этим стоит какая-то история. Какое-то время Ну-Ну была замужем… очевидно, за господином Рошером. Я так и не узнала, что он сотворил, но перед самым рождением их ребенка что-то произошло. Господин Рошер умер, ребенка Ну-Ну тоже лишилась. Вот как она попала к Урсуле, и, говорят, та спасла ее рассудок. Ну-Ну перенесла всю свою любовь на ребенка своих хозяев. Все это очень печально.

– Бедная Ну-Ну!

– Она была кормилицей Урсулы, поэтому частенько говаривала: «Это дитя – частица меня». Она не выпускала ребенка из виду и, если Урсула попадала в беду, безоговорочно защищала ее. Ребенку это не пошло на пользу. Еще маленькой Урсула, когда ее обижали, грозила пожаловаться Ну-Ну. Та поощряла ее в этом, и уже тогда Урсула превратилась в пренеприятнейшую девчонку. Потом она изменилась к лучшему. Когда ей было лет шесть-семь, она отдалилась от Ну-Ну… но не полностью. Они остались довольно близки, но Урсула чувствовала, что чрезмерная привязанность душит ее, не дает свободы. Я согласилась.

– Что за женщина была Урсула?

– До замужества это была обыкновенная девушка, увлекающаяся балами и нарядами. После она переменилась.

– Сколько лет вы были при ней?

– Я ушла лет шесть назад. Марго выросла, и необходимость в няне отпала. Девочке взяли гувернантку, а позднее, как вам известно, ее отправили в Англию. Именно тогда граф приобрел для меня домик и оставил средства, достаточные для безбедной жизни и даже позволяющие нанять служанку. И вот я обосновалась там с Жозе, собираясь провести так остаток жизни.

– Когда-нибудь вы вернетесь туда.

– Да, наверное, когда Шарло станет постарше.

– Вы скучаете по замку? Жизнь в вашем домике вместе с Жозе, должно быть, сильно отличалась от жизни там.

Иветта помолчала, глаза ее затуманились.

– Да, – сказала она, – я скучаю по замку. В моей жизни была одна большая дружба. Но не думаю, что мне хочется вернуться в замок.

Мне очень захотелось узнать об этой большой дружбе, но я почувствовала, что расспросы неуместны. Я подождала, и Иветта сама продолжила рассказ.

– Я знаю, это покажется странным, но наша дружба зарождалась постепенно. У нее было доброе сердце, но она была слегка эгоистичной. Это результат ее воспитания.

– Вы имеете в виду Урсулу?

– Да. Я что-то сделала… забыла, что именно, но это обидело ее. Последовало обычное восклицание: «Я пожалуюсь Ну-Ну!» Должно быть, у меня было отвратительное настроение, так как я сказала: «Отлично, маленькая ябеда, жалуйтесь». Урсула уставилась на меня. Я помню, как ее личико побагровело от ярости. Ей, наверное, было восемь лет… да, именно столько. Я точно помню. Она побежала к Ну-Ну, которая, разумеется, словно ангел с огненным мечом, поспешила на защиту своей маленькой крошки. Я сказала: «Я устала от того, что вы постоянно потворствуете этому испорченному ребенку». – «В таком случае, – сказала Ну-Ну, – тебе следует собрать свои пожитки и убраться отсюда». – «Хорошо, – воскликнула я, – пусть будет так», хотя мне некуда было идти. Ну-Ну это было хорошо известно. «И куда ты пойдешь?» – спросила она. Я ответила: «Куда угодно, это лучше, чем возиться с испорченным ребенком и его сумасбродной нянькой». «Вон!» – закричала Ну-Ну. В доме Бруссо она была силой. Господин и госпожа Бруссо обожали свою дочь и поощряли Ну-Ну, во всем потакающую ей, поэтому, раз та сказала, что я должна уйти, взывать о снисхождении не имело смысла.

Я начала складывать свои нехитрые пожитки в жестяную коробку, гадая, что же мне делать, и тут, увидев безнадежность своего положения, дала волю отчаянию. Спрятав лицо среди своих скудных сокровищ, я расплакалась от страха и безысходности. Внезапно я почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Подняв голову, я увидела стоящую рядом Урсулу. Я до сих пор отчетливо вижу ее такой, какой увидела тогда. Темные локоны, схваченные голубыми лентами, и белое платье с вышивкой. Урсула была очень милой девочкой с большими карими глазами и густыми прямыми волосами, которые Ну-Ну каждый вечер с любовью завивала на бумажки.

Я до сих пор помню, как Урсула сидела у ног Ну-Ну, которая ловко накручивала волосы на бумажки, напевая песни Бретани, откуда была родом, или рассказывая легенды и сказки размеренным монотонным голосом, нагонявшим на нас сонливость. В то мгновение, когда Урсула посмотрела на меня, между нами словно что-то проскочило, какая-то искорка. Я с изумлением поняла, что ребенок чувствует за собой вину за вызванную бурю. Прежде я считала ее испорченной девчонкой, думающей только о себе. Но нет, в ней были какие-то чувства.

Самым странным было то, как позднее призналась Урсула, что в тот момент в ней начало зреть какое-то чувство. Она не понимала, что это. Она только чувствовала, что не хочет, чтобы я ушла. Урсула сказала властно, как всегда: «Прекрати складывать вещи в коробку». А затем с поразительной нежностью достала мои пожитки из коробки и разложила их в шкафу. Пришла Ну-Ну и, увидев меня стоящей на полу на коленях, сказала: «Собирайся, девочка. Тебе здесь больше нечего делать». Тут моя защитница вскидывает голову и говорит: «Она не уходит, Ну-Ну. Я хочу, чтобы она осталась». «Она плохая грубая девочка», – сказал Ну-Ну. «Знаю, – ответила Урсула, – но я хочу, чтобы она осталась». – «Но, милая моя малышка, она назвала вас ябедой». – «Что ж, правильно, Ну-Ну. Я действительно ябедничаю. Но я хочу, чтобы она осталась». Бедная Ну-Ну, она попала в затруднительное положение, разумеется, слово любимой девочки было законом.

– Значит, с того дня она переменилась?

– Это произошло не сразу. Были взлеты и падения. Но я никогда не уступала ей, как это делала Ну-Ну, и, по-моему, ей это нравилось. Я была значительно моложе Ну-Ну. Когда Урсуле было восемь лет, мне было пятнадцать. Тогда это казалось большой разницей. Со временем она становилась не такой заметной. После того случая Урсула стала уделять мне больше внимания. В некотором смысле я – творение ее рук, так как, если бы не она, меня обязательно прогнали бы. Хотя Урсула продолжала оставаться любимицей Ну-Ну и проводила много времени в ее обществе, иногда она убегала ко мне. Со временем она стала делиться со мной самым сокровенным. Сначала Ну-Ну ревновала Урсулу ко мне, но затем поняла, что наши отношения отличаются от тех, в которых она была с девочкой, и настолько она ее любила, что была готова принять все, что доставляло Урсуле удовольствие.

Я любила возиться с платьями – не шить… у нас была портниха… но добавлять в них небольшие мелочи, которые сразу же выделяли платье из общей массы. Урсула брала меня с собой на примерки. Мы вместе ходили в город за покупками – она настаивала, чтобы я сопровождала ее.

Это не все. Она часто спрашивала у меня совета – хотя и редко пользовалась им. Мы стали близкими подругами – отношения такого рода редко возникают между служанкой и дочерью хозяев. Родители Бруссо проявляли терпимость. Иветта хорошая девочка, говорили они. Она ухаживает за Урсулой так, как это не может делать Ну-Ну. И мы росли как сестры.

– И это была самая большая дружба в вашей жизни. Что заставило вас уйти?

– Я обидела графа. Я говорила Урсуле, что она должна оказывать ему сопротивление, говорить ему все в лицо. Граф заявил, что Маргарите больше не нужна нянька – ибо я в то время смотрела за ней. И он отослал меня.

– Интересно, как Урсула допустила это. У Иветты скривились губы.

– К тому времени все изменилось. Это случилось после ее замужества. Граф запугал Урсулу с первой же встречи.

– Значит, несмотря на то, что граф подарил вам дом и обеспечил безбедную старость, он вам не нравится.

– Нравится! – она рассмеялась. – По отношению к графу это странно звучит. Я не думаю, что он хоть кому-то нравится. Его боятся. Это несомненно. Многие уважают его за богатство и положение. Очень многие ненавидят его. Думаю, женщины, с которыми он завязывал мимолетные романы, возможно, говорили, что любят его. Но чтобы он нравился!

– Вы относитесь к тем, кто его ненавидит?

– Я возненавидела бы любого, сделавшего с Урсулой то, что сделал он.

– Он жестоко с ней обращался?

– Если бы она не вышла замуж, она и сейчас была бы жива.

– Не хотите ли вы сказать, что граф… убил ее?

– Дорогая мадемуазель, именно это я и хочу сказать.

Я покачала головой, а Иветта накрыла мою руку своей. Больше она ничего не сказала, и в этот день наш доверительный разговор закончился.

Я много размышляла о том, что сказала Иветта. Казалось, ей известны какие-то тайные сведения. Если это так, я должна выведать их. Из слов Иветты следовало, что для графа эти сведения являются гибельными. Я вздрагивала, вспоминая выражение ее лица, когда она говорила о том, что он убил свою жену.

Если бы граф находился рядом со мной, я с готовностью поверила бы в то, что это не может быть правдой; когда же его не было, я могла воспринимать факты с большим спокойствием. Я должна поговорить с Иветтой. Если я узнаю характер Урсулы лучше, возможно, это прольет свет на запутанное дело.

Марго попросила меня сходить в город и купить ленты для распашонок, которые шились для Шарло.

– Должна сходить ты, Минель, – сказала она. – Ты выберешь самый подходящий цвет.

В город я отправилась одна. В Грассвиле даже не возникало вопросов, что нас надо сопровождать днем, и не в первый раз я шла в город одна.

Замок Грассвиль, далеко не столь величественный, как замок Сильвэн, скорее походил на роскошный загородный дворец, едва ли достойный называться замком. Семейству принадлежал еще один замок в сорока милях к северу – более внушительный, насколько я слышала, – но любимым был этот. Он был очень красив, с четырьмя похожими на перечницы башнями и серыми каменными стенами, являющимися продолжением небольших уклонов, что позволяло ему быть видимым из городка и, несмотря на некоторую обособленность от него, тем не менее господствовать над ним.

Время близилось к полудню. Солнце поднималось к зениту. Через несколько часов должно было стать жарко.

По дороге в город со мной поздоровалось несколько человек. Одна женщина, сидевшая на корзине, спросила, как поживает малыш. Я ответила, что Шарло живет очень хорошо.

– Бедный кроха! Быть вот так брошенным. Его матери я свернула бы шею. Да, мадемуазель, свернула бы так запросто, как господин Берей сворачивает шеи цыплятам.

– Ни о ком не заботятся так хорошо, как о Шарло в замке.

– Это мне известно. И молодая мадам… она рождена для материнства. Быстро же она стала матерью, а? Замужем всего несколько недель…

Переполненная весельем, она опасно закачалась на корзине.

– Мадам очень любит детей, – сказала я.

– Благослови ее Бог.

Я проследовала дальше. Почти каждый справлялся у меня о ребенке.

Потратив некоторое время на то, чтобы выбрать ленты, я вышла из лавки и решила выпить кофе с маленьким пирожным с кремом перед тем, как направиться домой.

Я села под голубой зонтик, и госпожа Дюран, принеся кофе, поболтала со мной о том, какое счастье, что ребенка оставили у ворот замка. Когда наконец она занялась своими делами хозяйки, я принялась размышлять о том, что сказала мне Иветта, спрашивая себя, откуда зародилась в ней такая жгучая ненависть к графу. Ну-Ну относится к нему так же. Должно быть, это вызвано его обращением с Урсулой – ведь обе пожилые женщины были очень привязаны к ней. Я же совсем мало знала о ней. Я представляла ее себе вечно жалующейся меланхоличкой, но теперь понимала, что женщина с подобным характером вряд ли могла пробудить столь сильную привязанность. С Ну-Ну, потерявшей собственного ребенка, это еще объяснимо. Иветта – дело другое. Иветта – рассудительная независимая женщина, и раз она крепко подружилась с дочерью своей хозяйки, значит, в той было что-то необыкновенное.

Всегда, когда я начинала думать о графе и его делах, я рано или поздно оказывалась в полном недоумении.

Я сидела, спрятавшись от солнца под голубым навесом, попивала кофе и смаковала gateau, и вдруг у меня возникло ощущение, что за мной наблюдают. Это было тем более странным, что возникло оно безоблачным солнечным утром в самом центре городка. Обернувшись как можно осторожнее, я заметила мужчину, сидящего за несколько столиков от меня. Когда я посмотрела на него, он поспешно отвернулся и уставился в никуда. Его поведение показало, что до этого он пристально разглядывал меня. И тут меня осенило: ведь я уже видела его раньше. Это случилось по дороге из Парижа в Грассвиль, в трактире, где мы останавливались на ночлег. Я узнала его по какой-то необычной посадке головы, делавшей его очень приметным. Шея мужчины была короче обыкновенного, плечи скруглены. На голове надеты черный парик и высокая шляпа с полями, скрывающими часть лица, – такие шляпы можно встретить повсюду. Куртка и штаны мужчины были того же неприметного коричневого цвета, что и шляпа. И вообще он выглядел, как и множество людей, которых можно встретить и в городе, и в деревне и которые никак не выделяются своей одеждой. И только посадка головы позволила мне узнать этого человека.

Я вообразила, что он интересуется мною. Почему? Если только, конечно, он не узнал от кого-то, что я из замка и являюсь кузиной новой мадам, которая недавно усыновила ребенка, найденного у ворот.

И все же мне стало не по себе. С того самого случая в лесу, когда я едва не лишилась жизни, я постоянно была настороже.

Все еще продолжая размышлять о мужчине в темном парике, я поднялась и направилась домой. Все же странно, что он оказался в той гостинице, где мы останавливались. Но, возможно, он живет там. Надо осторожно порасспросить об этом человеке.

Я вернулась в галантерейную лавку, решив купить кружева, которые там приметила. Когда я вышла на улицу и прошла мимо patisserie, мужчины там уже не было.

Выйдя из города, я двинулась в замок кратчайшим путем. Дойдя до пригорка, обернулась и посмотрела назад. На некотором расстоянии вслед за мной шел тот самый мужчина.

Я вернулась в замок, продолжая думать о нем.

Иветту нетрудно было навести на разговор об Урсуле. Найдя няню в саду за рукоделием, я присоединилась к ней.

– Надо торопиться жить, – сказала Иветта. – Долго это не продлится.

– Вы имели в виду мир?

Она кивнула.

– Интересно, что происходит в Париже? Должно быть, там очень жарко. Странно, как зной способен накалять страсти. Народ высыпает на улицу. Все собираются возле Пале-Рояль. Звучат речи, проклятия и угрозы.

– Возможно, правительство найдет решение. Насколько мне известно, граф ходит на заседания.

Иветта покачала головой.

– Ненависть слишком сильна… к ней добавилась зависть. Теперь уже мало что можно сделать. Если толпа взбунтуется, я не захочу поменяться местами с аристократом, попавшим к ней в руки.

Я поежилась, вспоминая графа – надменного, величественного, кажется, всемогущего в своих владениях. На улицах Парижа он должен быть другим.

– Это расплата, – сказала Иветта. – Граф Фонтэн-Делиб был полновластным правителем. Его слово было законом. Пришло время скинуть его.

– Почему Урсула вышла за него замуж? – спросила я.

– Бедное дитя, у нее не было выбора.

– Мне показалось, родители Бруссо обожали ее.

– Так-то оно так, но они хотели для нее наилучшей партии. Никого знатнее нельзя было и желать… не считая королевского семейства. Родители желали Урсуле славы и почета. Они полагали, что счастье придет. Девочка получала великолепный замок, блестящее имя, мужа, известного и в Париже, и в провинции. А то, что он был воплощением дьявола, казалось незначительным.

– Неужели он так уж плох? – чуть ли не с мольбой произнесла я, надеясь услышать хоть что-нибудь хорошее.

– Когда они поженились, граф был еще юн… на год или два старше ее… но уже грешник. Такие мужчины созревают к четырнадцати годам. Похоже, вы сомневаетесь, но, смею вас заверить, уже тогда у него были похождения. Он женился в восемнадцать. К этому времени у него уже была любовница, которой он похвалялся. Вы знаете ее.

– Да. Габриэлла Легран.

– И она родила ему сына. Вам известно, как Этьен попал в замок. Можете ли вы представить что-либо более жестокое, чем привести сына другой женщины, чтобы он своим присутствием попрекал собственную жену, потому что та не способна больше рожать детей?

– Согласна, это бессердечно.

– Да уж, бессердечно. У него сердца нет. Он всегда считал, что нет ничего более важного, чем выполнять его желания.

– Но, по-моему, с такими родителями, с Ну-Ну, с вами Урсула вполне могла отказаться выходить за него замуж.

– Вы же знаете его.

Иветта искоса взглянула на меня, и я подумала, интересно, какие слухи относительно меня и графа дошли до нее. Несомненно, она что-то слышала, ибо в этом крылась причина ее горячности. Иветта предостерегала меня.

– В нем есть определенное очарование. Дьявольские чары. Огромному количеству женщин он кажется неотразимым. Связаться с ним – это все равно что ступить на зыбучие пески. Выглядят они заманчиво, словно приглашая прогуляться, но после первого же шага начинаешь погружаться, и, если не хватит ума и силы немедленно выбраться, ты погиб.

– Вы действительно считаете, что некоторые люди насквозь порочны?

– Я считаю, что кое-кто наслаждается властью над окружающими. Этим людям кажется, что они возвышаются над всеми. Важны только их нужды, их желания. Они должны быть удовлетворены независимо от того, кто может при этом пострадать.

– Граф ведь заботился о вас после того, как вы покинули замок, – напомнила я. – Он обеспечил вас домом, позволил нанять Жозе и зажить безбедно.

– Сначала я думала, что он поступил хорошо. Потом начала думать, что у него, возможно, была какая-то скрытая причина.

– Какая?

– Возможно, он хотел убрать меня с дороги.

– Зачем?

– Может быть, у него были планы относительно Урсулы…

– Не хотите ли вы сказать…

– Дорогая мадемуазель, я удивляюсь, что столь здравомыслящая молодая женщина, как вы, позволяет так обманывать себя. Но такое случалось и с другими. Бедная моя крошка Урсула! Очень хорошо помню тот вечер, когда за ней послали. Она спустилась в гостиную и была представлена графу. Брачный контракт был уже составлен. О, это должен был быть такой достойный союз! Род Бруссо древний, но за столетия растерял свое богатство. Род графа свое сохранил. Таким образом, Бруссо приобретали зятя, равного по знатности и значительно превосходящего состоянием и влиянием! Они нуждались в деньгах и по договору получали значительно больше, чем отдавали в качестве приданого. Брак был очень выгодным – ему радовались обе стороны.

– А Урсула?

– Граф очаровал ее… как и многих других. Потом она пришла ко мне… она всегда приходила ко мне. К Ну-Ну она шла, как ребенок, который ушибся и хочет, чтобы его поцеловали и приласкали. Ко мне Урсула несла свои проблемы. Тогда она была очень рада. «Иветта, – сказала она. – Я никогда не видела никого лучше. Ну конечно же. Таких людей больше нет». Она ходила словно во сне. Она была совсем невинна. Совершенно не знала мир. Жизнь была для нее романтической мечтой.

– А когда вы увидели его?

– Я его тогда еще не знала. Я подумала, что он действительно обладает тем изяществом и очарованием, которые привлекли Урсулу. Позднее я узнала о жизни, которую он вел. А тогда мы решили – и Ну-Ну, и я, – что он почти достоин Урсулы. Как скоро нам пришлось разочароваться!

– Как скоро?

– Медовый месяц они отправились проводить в деревенский домик графа. Он находится в Вийер-Брабант, это милый дом, маленький для замка, но расположенный в очаровательной местности… очень милый… идеальное место для медового месяца… если, конечно, муж тоже идеальный. Графу было далеко до этого.

– Откуда вам это известно?

– Достаточно было только взглянуть на нее. Мы… Ну-Ну и я… отправились в Сильвэн, чтобы все приготовить к возвращению молодых. Ну-Ну впервые разлучилась с Урсулой. Она походила на наседку, потерявшую цыплят. Постоянно причитала, не могла ни на чем сосредоточиться. Сидела и глядела на смотровую башню, где дозорный следил, не возвращаются ли хозяева. И вот они вернулись… Бросив один взгляд на лицо Урсулы, мы все поняли. Она была поражена. Бедное дитя, ее не учили жизни… особенно жизни с таким человеком. Она была напугана и потрясена. Испугана им… напугана всем. За две недели она совершенно переменилась.

– Граф тоже был молод, – попробовала я защитить его.

– Молодой по годам, зрелый по опыту. Должно быть, он нашел ее совершенно не похожей на распутных женщин, которых знал. По-моему, когда они вернулись, Урсула была уже беременна, скоро это стало очевидно. Это тоже явилось для нее огромным испытанием. Она ужасалась мысли, что ей придется рожать. В те дни мы сблизились, как никогда. Урсула всецело обратилась ко мне. «Есть вещи, о которых я не могу говорить с Ну-Ну», – говорила она и рассказывала, как разочаровала графа, как ей хочется быть одной, что брак оказался совершенно не тем, чем она его себе представляла. Когда она ждала ребенка, мы частенько сиживали вдвоем, и Урсула рассказывала мне о своих мучениях. А ее ожидало еще одно – роды. «Это должен быть мальчик, Иветта, – говорила она. – Если ребенок окажется мальчиком, мне больше не придется переносить все это. Если же девочкой…» Она ежилась и, дрожа, прижималась ко мне. Я начала ненавидеть графа.

– В конце концов, – сказала я, – именно для этого и заключаются браки. Вероятно, вся беда в том, что Урсула была к этому не готова.

– Вы ищете для него оправдания. Бедная Урсула! Как ей нездоровилось перед тем, как она родила Маргариту. Ну-Ну жила в постоянном ужасе, что она не вынесет всего этого. Но у нас были самые лучшие врачи, самая лучшая акушерка, и вот наконец настал день родов. Я никогда не забуду лицо Урсулы, когда ей сказали, что у нее девочка. Она очень долго болела, и врачи сказали, что, если она захочет завести еще одного ребенка, это может стоить ей жизни. «Она не должна больше предпринимать таких попыток», – сказали они. Урсула была так счастлива, словно ее возвели на трон. Мы с Ну-Ну плакали от облегчения. Точно нам вернули нашу любимую.

– Граф, вероятно, был очень разочарован.

– Он обезумел от ярости. Носился по округе верхом или в экипаже, и его считали сумасшедшим. Он стоял перед неразрешимым вопросом. Говорят, граф проклинал день, когда женился. Больная жена… одна дочь и ни одного сына. Наверное, вам известно, что по его вине погиб мальчик.

– Да, брат Леона.

– Это не что иное, как убийство.

– Это было сделано непреднамеренно. Несчастный случай. И граф расплатился с семьей. Насколько мне известно, он обошелся с ними очень щедро. Все знают, что он сделал для Леона.

– Для него это ничего не стоило. Но случившееся показывает, какой он человек… безжалостный. Потом он привел в замок Этьена… своего байстрюка… чтобы показать Урсуле, что она не способна дать ему то, что могут сделать другие. Это было очень жестоко.

– Ее это задело?

– Она как-то сказала мне: «Мне все равно, Иветта, лишь бы только он не принуждал меня. Пусть у него будет здесь хоть двадцать ублюдков, если только мне не нужно стараться родить одного законного». Вот насколько граф безжалостен. Ему наплевать на чувства своей жены настолько, что он приводит в замок Этьена. У того сразу пробуждаются надежды, как и у его матери. Они рассчитывают, что Этьена сделают законным наследником, но граф держит их в подвешенном состоянии, ничего не обещая. Это его забавляет.

– Можно только всем посочувствовать, – сказала я. Иветта пристально посмотрела на меня, затем в отчаянии покачала головой.

– По крайней мере, у Урсулы была дочь, – заметила я.

– Она никогда особенно не любила Маргариту. Думаю, ребенок напоминал ей о муках родов и обо всем, что она перенесла.

– В этом нет вины Маргариты, – резко ответила я. – Я нахожу естественным для матери заботиться о своем ребенке.

– Маргарита очень скоро показала, что способна сама позаботиться о себе. Ну-Ну тоже не слишком-то занималась ребенком. Основная забота о девочке легла на меня. Меня всегда тянуло к ней. Она была такой веселой, жизнерадостной, очень подвижной, импульсивной… что ж, она не слишком изменилась.