Текст книги "Дьявол на коне"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

III

Три дня спустя граф прислал за нами. Мы с Марго должны были немедленно ехать в Париж.

Я уезжала без сожаления. Растущее в замке напряжение становилось невыносимым. Мне казалось, за мной следят, и, оставаясь одна, я постоянно тайком оглядывалась. Заметила, что слуги смотрят на меня искоса. Чувство беспокойства не покидало меня.

Поэтому вызов в Париж явился для меня огромным облегчением.

Мы выехали жарким июльским днем. Воздух совершенно застыл, что было зловеще само по себе. В знойном воздухе пахло грозой.

Город не растерял своего очарования, хотя после свежей деревенской прохлады здешняя жара казалась невыносимой.

Я сразу же заметила, что улицы полны солдат – швейцарские и французские гвардейцы, охрана короля. Народ собирался на перекрестках, но не очень большими толпами. Люди оживленно говорили между собой. Кафе, из которых доносился аппетитный запах кофе, были переполнены. Поток посетителей выплескивался на улицы, где для их удобства были расставлены столики под цветными навесами. Люди без конца взволнованно говорили.

В пригороде Сент-Оноре граф с нетерпением ждал нас.

Взяв меня за руки, он крепко сжал их.

– Я слышал о том, что случилось, – сказал он. – Все это ужасно. Я немедленно вызвал вас. Вы не должны возвращаться в замок без меня.

Только тут он, похоже, заметил Марго.

– У меня есть для тебя новость. На следующей неделе состоится бракосочетание.

Мы обе были настолько поражены, что не нашлись, что сказать.

– Ввиду состояния… – граф выразительно развел руками… всего, мы с Грассвилями пришли к выводу, что бракосочетание нельзя откладывать. Свадьба не будет пышной. Священник придет сюда. Затем ты поедешь к Грассвилям, и Минель отправится с тобой… на некоторое время… до тех пор, пока я что-нибудь не устрою.

Марго была просто ошеломлена от радости, и когда мы разошлись по своим комнатам, чтобы умыться с дороги, она тотчас же прибежала ко мне.

– Наконец-то! – воскликнула она. – И не было смысла ждать, правда? Все это было так глупо. А теперь мы уедем отсюда, и мой отец больше не сможет мною повелевать.

– Возможно, теперь этим займется твой муж.

Марго хитро рассмеялась.

– Робер? Никогда. Думаю, мы с Робером поладим. Я кое-что придумала.

Мне стало несколько не по себе, замыслы Марго всегда оказывались безумными и опасными.

Граф попросил меня зайти к нему, и я обнаружила его в библиотеке.

– Когда я услышал о том, что произошло, – начал он, – меня обуяла тревога. Я должен был придумать какой-либо простой способ вызвать тебя сюда.

– Значит, это вы ускорили брак вашей дочери?

– По-моему, этот способ не хуже других.

– Вы добиваетесь своего решительными мерами.

– Не преувеличивай. Марго пора замуж. Она из тех, кому муж необходим. Грассвили всегда пользовались в народе признанием… хотя кто может сказать, сколько продержится это признание. Анри де Грассвиль по-отечески заботится о своих людях, поэтому трудно представить, чтобы они выступили против него. Но при нынешнем общем настроении это возможно. Теперь преданность не ценится. Обиду помнят охотнее, чем признательность. Мне будет легче, если ты окажешься там.

– С вашей стороны очень любезно уделять мне столько внимания.

– Как обычно, я думаю лишь о собственном благе, – серьезно произнес граф. – Расскажи мне, как именно все произошло на тропинке.

Я рассказала, граф задумчиво заметил:

– Крестьянин стрелял наугад в человека из замка, и этим человеком оказалась ты. Для них это шаг в новом направлении. Но где они раздобыли ружье? Вот загадка. Мы заботимся о том, чтобы в руки толпы не попало огнестрельное оружие. В противном случае это будет конец.

– Положение ухудшается? – спросила я.

– Оно постоянно ухудшается. Каждый день мы делаем еще один шаг к катастрофе. – Граф пристально оглядел меня. – Я все время думаю о тебе. Я мечтаю о том дне, когда мы будем вместе. Ничто… ничто не должно помешать этому.

– Но на пути к этому столько препятствий, – сказала я.

– Скажи, каких.

– Я по-настоящему вас не знаю, – ответила я. – Порой вы кажетесь мне совсем незнакомым, иногда вы поражаете меня, а иногда я не знаю, как именно вы поступите.

– Именно это сделает твою жизнь волнительной и интересной. Путешествие, полное открытий. А теперь выслушай мои планы. Марго выйдет замуж, и ты отправишься с ней. Я навещу вас у Грассвилей, и через некоторое время ты станешь моей законной женой.

Я ничего не ответила. У меня из головы не выходила Ну-Ну, стоящая у изголовья моей кровати, и еще – грязные измышления Габриэллы Легран. Она намекала, что граф убил Урсулу, потому что устал ждать, когда же сможет жениться на ней, Гарбриэлле. Он хочет иметь законного сына. Габриэлла уже родила сына, остается только узаконить его, что будет просто, если граф женится на ней. По ее словам выходило, что граф решил заманить меня на роль козла отпущения. Теперь, вероятно, она сказала бы, что он все устраивает так, чтобы убрать меня. А что если это он стрелял в меня… или организовал это покушение?

Как я могла поверить в это? Все это бред. И все же какой-то внутренний инстинкт предостерегал меня.

Граф обвил меня руками и нежно произнес мое имя. Я не сопротивлялась. Мне хотелось оставаться в его объятиях и не прислушиваться к голосу разума.

Марго вела себя так, словно у нее была какая-то тайна, настолько сокровенная, что она не хотела поделиться ею даже со мною.

Я поражалась, как легко умела моя подруга отбрасывать свои неприятности и вести себя так, будто их нет и в помине. Я радовалась, что у меня хватило ума не брать с собой Мими. Та могла бы и отказаться уезжать ввиду скорого замужества и, подстрекаемая Бесселем, возможно, повела бы себя вызывающе. Новая горничная, Луиза, была женщиной средних лет и с радостью заняла место Мими. А Марго и думать забыла о поведении Бесселя и Мими – словно ничего не произошло. Как бы мне хотелось последовать ее примеру…

Неделю мы провели очень насыщенно, в основном занимаясь покупками, и вновь возбуждение города захватило меня. Каждый день в два часа дня я наблюдала, как богатые выезжают в экипажах, отправляясь обедать в гости. Действительно, это было стоящее зрелище: прически дам становились вызывающими до комичности. Молодые женщины с высокими сооружениями на голове, изображающими все – от райской птицы до корабля под полными парусами, с трудом сохраняли равновесие. Это были люди, слепо подражавшие знати, что в то время было весьма опасно. Во дворце графа, как и во многих других, обедали в шесть, что позволяло успеть в театр или оперу к девяти часам. К этому времени город принимал другой облик.

Однажды мы посетили частный театр, чтобы посмотреть постановку «Женитьбы Фигаро» Бомарше – пьесы, которую, по словам графа, ни в коем случае нельзя было ставить сейчас, так как она была полна язвительных намеков, касающихся загнивающего общества, к вящей радости желающих уничтожить это общество.

По возвращении домой граф был серьезен и задумчив.

У него было много дел, он часто уезжал ко двору. Меня тронуло то, что, несмотря на все происходящее, граф нашел время позаботиться о моей безопасности, хотя, конечно, я не верила, что только с этой целью была устроена свадьба его дочери.

В Париж прибыл Робер де Грассвиль со своими родителями и несколькими слугами.

Пребывая в постоянном ожидании, Марго выглядела так очаровательно, что я почти верила, что она действительно влюблена. Пусть даже чувства ее были не слишком глубоки, но, переживая их, она всецело им отдавалась.

Венчание состоялось в часовне, расположенной в верхней части дома. Поднимаясь по винтовой лестнице, человек покидал роскошь жилых помещений и попадал в совершенно другую атмосферу.

Там было прохладно. Пол был вымощен плитками, а перед завешенным богато расшитой тканью алтарем, над которым возвышалась украшенная сверкающими камнями статуя мадонны, стояли шесть скамей.

Церемония закончилась быстро, и Марго и Робер с сияющими лицами вышли из часовни.

Сразу же вслед за этим мы сели за стол. Граф занял место во главе стола, его зять – по правую руку, Марго – по левую. Я села рядом с отцом Робера, Анри де Грассвилем.

Было очевидно, что оба семейства рады этому союзу. Анри де Грассвиль шепнул мне, что молодые, несомненно, любят друг друга и он очень доволен этим.

– В знатных семьях браки частенько устраивают, – сказал он. – И нередко выясняется, что супруги не подходят друг другу. Конечно, они обычно растут вместе. На момент заключения брака они так молоды, что им приходится многому учиться, они учатся друг у друга. А в нашем случае молодые будут счастливы с самого начала.

Я согласилась, что молодая пара счастлива, но невольно подумала, что сказал бы старый граф, узнай он о похождения Марго: от души надеясь, что все будет хорошо, я, однако, поежилась, вспомнив требование двух слуг, которым Марго всецело доверяла.

– Лучше будет скорее уехать из Парижа, – продолжал Анри де Грассвиль. – У нас в Грассвиле спокойно. Нет никаких признаков беды.

Я прониклась к нему симпатией. Невозможно было представить себе человека, менее похожего на графа. В нем была какая-то невинность. Казалось, он видел во всех окружающих только самое лучшее. Я взглянула через стол на довольно мрачное лицо графа. Он производил впечатление человека, который всю жизнь стремился пережить самые разнообразные приключения и в итоге изрядно подрастерял свой идеализм. Я чувствовала, что улыбка тронула мои губы, и в это мгновение граф взглянул на меня, увидел, что я смотрю на него, и в его глазах появился вопрос.

После окончания трапезы мы собрались в гостиной, и граф сказал, что нам лучше, не теряя времени, отправиться в Грассвиль.

– Нельзя знать наверняка, в какое мгновение грянет беда, – сказал он. – Достаточно будет малейшего предлога.

– О, Шарль-Огюст, – рассмеялся Анри де Грассвиль, – ты уж преувеличиваешь.

Граф пожал плечами. Он был полон решимости настоять на своем.

Подойдя ко мне, он прошептал:

– Я должен поговорить с тобой наедине перед твоим отъездом. Спускайся в библиотеку. Я приду туда.

Анри де Грассвиль сверился с висящими на стене часами.

– Если мы отправимся сегодня, – сказал он, – нам нужно выезжать через час. Это всех устраивает?

– Устраивает, – ответил за всех граф.

Я тотчас же отправилась в библиотеку. Через некоторое время он присоединился ко мне.

– Милая моя Минель, – сказал он, – ты недоумеваешь, почему я так быстро отсылаю тебя.

– Я понимаю, что мы должны уехать.

– Бедный Анри! Он совершенно не осознает всей серьезности создавшегося положения. Проводит все время в деревне и полагает, что раз ягнята по-прежнему блеют, а коровы мычат – значит, ничего не изменилось. Дай-то Бог ему и дальше продолжать так думать.

– Весьма удобная философия.

– Вижу, ты расположена порассуждать и, наверное, скажешь сейчас, что он счастливый человек. Он продолжает верить, что все хорошо. Господь наблюдает за нами, а все люди – невинные агнцы. Когда-нибудь его ждет горькое пробуждение. Впрочем, как ты бы сказала, по крайней мере до той поры он будет счастлив. Хотел бы я с тобой поспорить, но у нас слишком мало времени. Минель, ты еще ни разу не сказала, что любишь меня.

– Я не могу с легкостью говорить о таких чувствах – как это можете делать вы, любивший стольких женщин. Смею думать, вы неоднократно говорили им о любви, хотя испытывали лишь мимолетную страсть.

– Значит, когда ты признаешься мне в любви, я смогу быть полностью и совершенно уверен?

Я кивнула.

Граф привлек меня к себе.

– О Боже мой, Минель, как я жажду этого дня! Когда… Минель?

– Я должна столь многое понять.

– Значит, на самом деле ты не любишь меня так, как я люблю тебя.

– Прежде чем я смогу вас полюбить, я должна узнать вас.

– Скажи мне вот что. Тебе приятно мое общество. Это я знаю. Ты не находишь меня отталкивающим. Когда ты смотришь на меня, ты словно искришься, Минель. Так было всегда. Именно поэтому я и понял.

– Жизнь, которую я вела, так отличается от вашей. Я должна привыкнуть к новым условиям и не знаю, смогу ли.

– Минель, слышишь ли ты тревожный набат? Звонят колокола. Мне постоянно рассказывали, что произошло в этом городе в ночь святого Варфоломея. Это случилось двести лет назад… двести семнадцать, если быть точным. Тогда тоже были те, кто чувствовал надвигающуюся беду. Долгие недели беда висела в воздухе, прежде чем разразиться страшным побоищем. То же самое и сейчас… но по сравнению с тем, что будет, Варфоломеевская ночь покажется пустяком. Колокола говорят: живи полной жизнью сегодня… ибо завтра, возможно, ты уже не будешь жив. Почему ты отказываешь мне… когда эта ночь, возможно, будет для меня последней?

Я испугалась. Почувствовала, что крепче прижимаюсь к графу. Но тут же подумала: это ловушка, специально для того, чтобы я уступила. И тотчас ясно поняла природу своих чувств к графу.

Наверное, я действительно люблю его, если любовь означает желание быть рядом с кем-то, говорить с ним, чувствовать его объятия, учиться любить и быть для него всем. Да, все это так. Но я не могу верить ему. Мой рассудок в мгновения просветления говорит мне, что смерть Урсулы пришлась слишком кстати. Я знаю, что граф опытен в вопросах любви, а я в них лишь новичок. Мне предстоит всему учиться, а он, обладая обширным опытом, несомненно, выучился всему… в том числе и искусству обмана.

Я не должна вести себя глупо. До сих пор я могла поздравить себя с тем, что удерживала графа на расстоянии вытянутой руки, несмотря на те случаи, когда мои чувства буквально кричали о том, чтобы им дали свободу. Между мною и безрассудством всегда вставали мое строгое воспитание и память о матери.

– Итак, – нежно проговорил граф, – я тебе не безразличен?

Я отпрянула от него, опасаясь взглянуть ему в глаза, опасаясь, что здравый смысл покинет меня.

– Я полюбила вашу семью, – сказала я. – Я провела вместе с вами много времени, подружилась с Марго. В то же время я вижу, что мы живем различной жизнью, признаем различные нормы поведения. Мне многое нужно обдумать.

Граф взглянул на меня сквозь полуприкрытые глаза.

– Да, это правда, ты воспитана в другом обществе, но в душе, Минель, ты жаждешь приключений. Ты не хочешь запираться в своем узком мирке, не имея возможности постичь окружающий мир. Твоя натура одержала верх над твоим воспитанием, когда ты отправилась по комнатам Деррингем-Мэнора. Ведь воспитанной девушке не пристало так вести себя.

– С тех пор я сильно повзрослела.

– О да. Ты изменилась. Ты смотришь на мир другими глазами. Ты узнала, что мужчин и женщин нельзя аккуратно разделить на хороших и плохих. Это правда, Минель?

– Конечно же правда. Ни один человек не является ни полностью хорошим, ни полностью плохим.

– И даже я?

– И даже вы.

Я вспомнила о том, как граф заботится об Иветте, обеспечивает всем необходимым Шарло.

– Так что?

– Я не уверена.

– До сих пор?

– Мне нужно время.

– Времени-то у нас и нет. Я готов дать тебе все что угодно, только не это.

– Мне нужно только время. Я очень многое должна понять.

– Ты подумала об Урсуле.

– Обдумывая возможность выйти замуж за мужчину, уже имевшего жену, трудно не думать о ней.

– Тебе нет нужды ревновать меня к ней.

– Я думаю не о ревности.

– О ее несчастной кончине? Боже милосердный, кажется, ты считаешь, что я убил ее. Ты считаешь, я способен на это?

Взглянув ему прямо в глаза, я ответила:

– Да.

Какое– то мгновение он смотрел на меня, затем расхохотался.

– И все равно… ты раздумываешь, не выйти ли за меня замуж?

Я замялась, а граф продолжал:

– Ну конечно же раздумываешь. Для чего же еще ты просила время. О, Минель, такая умная и такая глупая. Однако тебе придется убедить примерную сторону своей натуры, что иногда все-таки comme il faut выходить замуж за убийцу! О, Минель, любовь моя, милая моя, сколько веселья нам доставит эта твоя примерная сторона!

Тут он прижал меня к себе, и я рассмеялась вместе с ним. Просто не могла сдержаться. Я отвечала на его поцелуи, робко, неумело – и знала, что ему это нравится.

Настольные часы нетерпеливо тикали, словно напоминая нам о неумолимом беге времени.

Граф помнил об этом. Он отнял от себя мои руки.

– Наконец-то я знаю, – сказал он. – Это вселяет в меня надежду. Некоторое время мне придется провести в Париже. Ты должна понять это. Опасные люди поднимаются против короля, призывая народ свергнуть монархию и все, что за ней стоит. Самым опасным из них является герцог Орлеанский, денно и нощно проповедующий восстание в Пале-Рояль. Я должен оставаться здесь, но, зная то, что я знаю, я не смогу быть спокоен, пока ты не окажешься в безопасности провинции… в относительной безопасности. Отправляйся вместе с Марго. Присматривай за ней. Она – взбалмошный ребенок… да, всего лишь ребенок. Похоже, она не взрослеет. У нее есть ее тайна… – он пожал плечами. – Возможно, это привнесет трагедию в ее жизнь. Кто знает? Минель, ей понадобится твоя забота. Ей будет нужен твой здравый, трезвый аналитический ум. Береги ее и себя. Оберегай ее от ее же собственной глупости… и когда-нибудь я уберегу тебя от твоей. Я позабочусь о том, чтобы ты выучилась мудрости понимать жизнь… брать то, что она предлагает… жить и никогда не отворачиваться от лучшего.

Затем он долго и нежно поцеловал меня, и я ушла.

В ЗАМКЕ ГРАССВИЛЬ

I

Грассвиль – красивый замок, расположенный к северу от Парижа и господствующий над тихим ярмарочным городком. Действительно, все здесь словно излучало спокойствие, и это сразу ощущалось. Казалось, зависть, злоба и ненависть, царившие повсюду, обошли это место стороной.

Когда мы проезжали по улицам, мужчины дотрагивались до шляп, а женщины приседали в реверансе. Я заметила, что Анри де Грассвиль со многими здоровается, спрашивая, как поживают родственники. Теперь я понимаю, почему надвигающаяся буря казалась тут такой далекой.

Действительно, Анри де Грассвиль согласился на скорое бракосочетание, несмотря на требуемый приличиями период траура, но, полагаю, на этом настоял граф, а Анри был человек добрый, готовый уступить желаниям других.

Марго не могла нарадоваться своему замужеству. Она говорила мне, как сильно любит Роббера, молодые не желали расставаться ни на миг, и было совершенно очевидно, что они влюблены друг в друга. И все же Марго иногда находила время заглянуть ко мне в комнату. Наши беседы заняли такое место в ее жизни, что, думаю, если бы они прекратились, ей бы их очень недоставало.

Однажды, придя ко мне в комнату, Марго устроилась в кресле перед зеркалом, чтобы иметь возможность удовлетворенно посматривать на свое отражение. И действительно, она выглядела великолепно.

– Все просто чудесно, – заявила Марго. – Робер даже не мечтал, что встретит такую прекрасную девушку, как я. Минель, по-моему, я создана для замужества.

– Уверена в этом.

– А ты – для того, чтобы учить. Это твое metier 2424
  Призвание (фр.).


[Закрыть]в жизни.

– Ну спасибо! Как очаровательно!

Марго рассмеялась.

– Я удивила Робера. Он ожидал, что я буду кричать и противиться, не в силах побороть свою скромность.

– Чего, разумеется, не было.

– Ну конечно.

– Марго, а он не догадывается…

Она покачала головой.

– Он невинный младенец. Ему это даже в голову не может прийти, понимаешь? Никто не поверит, что мы пережили такое невероятное приключение. – У нее внезапно исказилось лицо. – Разумеется, я все время думаю о Шарло.

– Утешайся тем, что он в руках Иветты, а лучшего и пожелать нельзя.

– Я знаю. Но это же мой ребенок.

Марго вздохнула, и ее восторг поугас. Но она так радовалась замужеству, что я решила: ее тоска по Шарло немного поутихла.

Здесь никто не запрещал кататься верхом без сопровождающих. Никто и не думал об опасности. Мы с Марго ездили в городок на ярмарки за покупками, и во всех лавках нас встречали крайне уважительно. Разумеется, все знали, что мы из замка, и Марго – будущая графиня.

Это был словно оазис среди пустыни. Устав, мы присаживались под весело раскрашенными зонтиками у pattisserie 2525
  Кондитерская (фр.).


[Закрыть]и пили кофе с маленькими gateau с кремом, самыми вкусными, какие я когда-либо пробовала. Le the еще не добрался до Грассвиля, и здесь не говорили по-английски – что, думаю, было еще одним признаком отсутствия перемен.

Миф о том, что я родственница, поддерживался, и скоро все в городке знали меня как Mademoiselle la Cousine Anglaise 2626
  Мадемуазель английская кузина (фр.).


[Закрыть]. Мое владение языком совершенствовалось, и я присаживалась поболтать даже с большей готовностью, чем Марго, которая была слишком поглощена собственными делами, чтобы уделять много внимания чужим.

Как я любила ароматы свежего хлеба и горячего кофе, каждое утро наполнявшие улицы! Мне нравилось наблюдать, как булочник длинной лопаткой вытаскивает из печи караваи. Я любила ярмарочные дни, когда на ручных тележках и повозках, запряженных престарелыми осликами, привозили продукты – фрукты, овощи, яйца и щебечущих цыплят. Мне нравилось покупать в торговых рядах галантерейные мелочи, со вкусом завернутые и перевязанные ленточкой. Я никогда не могла удержаться от покупки, а как торговцы любили продавать! Уверена, что мы и слуги, которые приходили с нами, были выгодными и потому желанными покупателями.

Лавки отличались от тех, что были в крупных городах. Выбор покупки был занятием долгим, и нужно было потратить немало времени даже на то, чтобы купить какой-нибудь пустяк. Поспешная сделка вызывала досаду, и оба – как продавец, так и покупатель – лишались удовольствия.

Больше всего мне нравилась бакалейная лавка, где продавалось столько пряностей – корица, масла, красители, специи, разнообразные травы (сухими пучками свисающие с балок под потолком), варенья, перец и яды – мышьяк и азотная кислота, и, конечно же, здесь был вездесущий чеснок. В этой лавке имелись высокие стулья, куда можно было присесть с хозяином, часто выступавшим в роли врачевателя, способного порекомендовать лекарства от различных недугов.

Как приятно было отправиться теплым солнечным днем в городок, обмениваясь любезностями со встречными людьми, – ни облачка на голубом небе, ни намека на то, что скрывалось за горизонтом. Увы, горизонт был недалеко и неуклонно подползал ближе.

Лишь изредка по улицам городка грохотали кареты. Такие дни запоминались. Однажды я сидела на площади, и тут подъехал экипаж. Путешественники вышли из него и отправились в трактир подкрепиться. Я следила за ними – судя по платью и поведению, это были дворяне, настороженные, неуверенные в приеме, который им окажут. Они зашли в трактир – двое мужчин и две женщины; за ними последовали два конюха на случай неприятностей. На скрипящей вывеске трактира было написано: «Le Roi Soleil» 2727
  Король-Солнце (фр.).


[Закрыть], и сверху на улицу надменно взирал Людовик.

Я решила дождаться путешественников – и вот, подкрепившись вином и пирожными с кремом, которые так полюбились мне, они вышли из трактира, на ходу перебрасываясь фразами. Обрывки разговора долетели до меня.

– Какое чудесное место! Как в добрые старые времена…

Карета уехала. Улеглась поднятая ею пыль. Да, эти люди обнаружили наш оазис.

В задумчивом настроении я вернулась в замок, и почти сразу же ко мне пришла Марго. У нее явно созрел какой-то план, ибо она буквально светилась от возбуждения.

– Скоро случится что-то замечательное, – объявила Марго. На какое-то мгновение мне показалось сейчас она скажет мне, что ждет ребенка. Затем я поняла, что для этого прошло слишком мало времени. Следующие слова Марго поразили и встревожили меня.

– Шарло скоро будет здесь.

– Что?

– Не удивляйся. Разве это не естественно? Разве не должен мой ребенок жить со мной?

– Ты рассказала Роберу, и он согласился.

– Рассказала Роберу? По-твоему, я сошла с ума?! Конечно же, я ничего не говорила Роберу. Я читала Библию, и тут мне пришла эта мысль. Это была помощь свыше. Господь указал мне путь.

– Не посвятишь ли ты меня в эту божественную тайну?

– Вспомни Моисея в тростнике. Милого младенца. Мать положила его в колыбель и спрятала в зарослях… и так же будет спрятан мой маленький Шарло.

– Не очень-то это похоже на Моисея в тростнике.

– Ну, это навело меня на мысль. Я знаю, Иветта поможет. Ты тоже должна помочь мне. Это ты найдешь его.

– Марго, я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ну конечно, не понимаешь, ты все время меня перебиваешь. План заключается в том… он такой замечательный… он обязательно удастся… в общем, Иветта оставит ребенка… не в тростнике, потому что его здесь нет… просто в окрестностях замка. Шарло будет просто восхитительно смотреться в колыбели. Кто-то должен будет найти его, и я решила, что это сделаешь ты. Ты принесешь его в замок и скажешь: «Я нашла ребенка. Что с ним делать?» Я схвачу его и полюблю с той самой минуты, как увижу. И упрошу Робера разрешить мне оставить малыша… а он теперь не откажет мне ни в чем. И я получу Шарло.

– Ты не сделаешь этого, Марго.

– Почему? Скажи мне почему?

– Мало того, что это плохо, это еще двойной обман.

– Пусть хоть стократный, лишь бы я получила Шарло.

Я задумалась. Представила себе, как все произойдет. Это может получиться. Замысел прост, но гениален. Однако Марго забыла, что Бесселю и Мими уже известно, что у нее есть ребенок.

– Ты идешь на большой риск, – мрачно заметила я.

– Минель, – заломила она руки, – я мать!

Закрыв глаза, я мысленно все представила себе. Я должна буду обнаружить ребенка. Это обязательно должен сделать человек, посвященный в план. Слишком рискованно оставлять младенца в надежде, что кто-то обнаружит его случайно.

– Иветта… – начала я.

– Я договорилась с Иветтой, сказала, что мне нужно.

– И она согласилась?

– Ты забываешь, Шарло – мой ребенок.

– Да, но она обещала держать его втайне от тебя. Так приказал твой отец.

– На этот раз мне все равно, что он приказал. Шарло – мой ребенок, и я не могу без него жить. К тому же, план на том не кончается. Вспомни, мать младенца была в кустах.

– Вспомнила, – сказала я.

– Она отправилась к царице и нанялась к младенцу нянькой. Что ж, именно ею и станет Иветта. Мне ведь придется пригласить няню для ребенка, и тут я вспомню о собственной няне Иветте, которая, по странному совпадению, гостит поблизости. Она зайдет проведать меня. Это будет Божий промысел.

– Слишком много совпадений для того, чтобы показаться правдоподобным.

– Жизнь полна совпадений, и здесь их не так уж много. Иветта приедет. Она полюбит ребенка с первого взгляда, и тогда я скажу: «Иветта, ты должна поступить в замок и стать няней этому милому найденышу, которого я усыновила и назвала Шарло в честь моего отца…»

– Возможно, твой муж сочтет, что следует назвать ребенка в его честь.

– Я откажусь. «Нет, дорогой Робер, – скажу я, – твоим именем мы назовем нашего первенца».

– Марго, ты просто прирожденная обманщица!

– Это очень полезный дар, он позволяет идти по жизни без затруднений.

– Честность достойна большего уважения.

– Ты хочешь, чтобы я пошла к Роберу и сказала: «До того, как я познакомилась с тобой, у меня был любовник. Я хотела выйти за него замуж, и в результате этого появился Шарло». Я не могу так жестоко обойтись с Робером.

– Марго, ты неисправима. Остается лишь надеяться, что твой замысел удастся.

– Разумеется, он удастся. Мы приложим к этому все силы. От тебя ничего особенного не требуется. Ты должна найти его.

– Когда?

– Завтра утром.

– Завтра?!

– Нет смысла откладывать. Выйди завтра на улицу пораньше. Иветта оставит ребенка и будет ждать до тех пор, пока не увидит тебя. Она будет прятаться в кустах. А ты скажешь, что якобы не могла заснуть и, выйдя в сад подышать свежим воздухом, услышала плач ребенка. Ты обнаружишь корзину. Прелестный Шарло взглянет на тебя и улыбнется. Тебя тотчас же переполнят чувства, и ты убедишь меня оставить ребенка.

– И долго мне придется тебя уговаривать?

– Мне необходимо будет посоветоваться с мужем. Возможно, я всплакну немного, но, думаю, Робер готов выполнить любое мое желание, и он согласится. Он полюбит Шарло. Робер с таким нетерпением ждет, когда у нас будут дети.

– Чужие дети не так желанны мужчине, как его собственные. И, насколько я понимаю, Робер не должен узнать, что оно – твое дитя.

– Боже милосердный, конечно же нет. И, пожалуйста, перестань называть Шарло «оно».

– Меня удивляет, что Иветта согласилась на такое, ведь ее нанял твой отец.

– Иветта знает, что я никогда не буду счастлива без Шарло, а так как она будет его нянькой… ты понимаешь, что я имею в виду.

– Прекрасно понимаю.

– Тогда давай приступим к осуществлению плана. Иветта будет ждать, пока ты подойдешь к ней. Ты увидишь, как она поставит корзину в кусты. После этого она исчезнет, а ты просто подойдешь и найдешь милого Шарло.

Я обдумала этот план со всех сторон и была вынуждена заключить, что он может сработать, если все пойдет согласно замыслу.

Меня охватило восторженное предчувствие, хотя и не покидали сомнения. Но ведь с того момента, как я узнала о существовании Шарло – еще до его рождения, – я поняла, что впереди Марго ждут большие трудности.

Итак, ясным утром я поднялась с постели около шести, надела ботинки и шаль и вышла в сад. Иветта уже была в кустах. У нее в руках была корзина, которую она при моем приближении с бесконечной осторожностью поставила на землю.

Сразу же после этого я быстро подошла к корзине. Все происходило почти так, как предсказывала Марго, так как Шарло открыл глаза и, заговорщицки взглянув на меня, радостно загукал, словно он тоже был посвящен в тайну.

Взяв корзину, я направилась с ней в замок. Стоящий в прихожей лакей изумленно уставился на меня.

– В кустарнике кто-то оставил ребенка, – неуверенно сказала я.

Он лишился дара речи и недоверчиво уставился на Шарло. Лакей протянул руку к шали, в которую был завернут младенец, и роскошные золотые галуны у него на рукавах привлекли внимание Шарло. Малыш протянул пухлую ручонку, пытаясь схватить лакея за руку, но тот резко отпрянул – словно в корзине был не ребенок, а змея.

– Он не укусит, – улыбнулась я и тотчас же поняла, что назвала ребенка так, словно знала его пол.

Шарло залепетал, пытаясь заразить нас своим весельем.

– Мадемуазель, что вы хотите с ним сделать?

– Думаю, надо спросить мадам. Она решит.

В этот момент на лестнице появилась сама мадам, приготовившаяся сыграть свою роль.

– Что это? – спросила она, как мне показалось, чересчур требовательно. – Кузина, что ты делаешь, беспокоя всех в этот ранний час?

Будто она не знала этого и сама не была готова сыграть свою роль в этой драме, больше смахивающей на фарс!

– Марго, – сказала я, – я нашла ребенка.

– Что? Ребенка? Что за глупости! Ты разыгрываешь меня? Где ты могла найти… Но это правда! Что все это значит?

Глаза ее блестели, щеки пылали. Марго наслаждалась происходящим. Игра была опасной, но Марго находила в этом тем большее удовольствие.

– Ребенок! – воскликнула она. – Кузина, но где ты нашла ребенка? Какое милое дитя. Разве оно не восхитительно?