Текст книги "Дьявол на коне"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Мама неустанно твердила мне, что я должна хранить целомудрие и достойно выйти замуж. Она хотела наилучшей для меня партии. Как-то раз она заметила, что подойдет врач, но единственный знакомый врач оставался холостым вот уже пятьдесят пять лет и едва ли собирался обзавестись женой; но даже если бы он решился и предложил эту честь мне, я бы отказалась.
– Мы находимся между двух миров, – говорила мама, имея в виду то, что простые селяне гораздо ниже нас по общественному положению, а обитатели Большого Дома – намного выше. Именно поэтому она так хотела оставить мне в наследство процветающее учебное заведение. Хотя, должна сказать, мысль провести остаток своих дней, обучая потомство благородных господ, приезжающих в Деррингем-Мэнор, не слишком радовала меня.
Именно граф заставил мои мысли направиться в это русло. Я подумала, что он не посмел бы так целовать молодую девушку из хорошей семьи, и гнев захлестнул меня. Хотя… Не посмел бы? Конечно же, посмел бы. Он посмеет сделать все, что ему заблагорассудится. Да, разумеется, граф был сильно разгневан. И имел все основания рассказать сэру Джону, как я заглядывала в его спальню. Однако вместо этого он поступил со мной как… как с кем? Откуда мне знать? Мне известно одно: узнай об этом моя мама, она ужаснулась бы.
Мама с нетерпением дожидалась моего возвращения.
– Ты выглядишь взволнованной, – нежно отчитала она меня. Ей хотелось бы, чтобы я выглядела совершенно спокойной, словно чаепитие в Деррингем-Мэноре – рядовое событие в моей жизни. – Тебе понравилось? Что там было?
Я рассказала, что подавали к чаю и во что были одеты девушки.
– Сибилла была за хозяйку, – сказала я. – Затем мы играли.
– Во что? – допытывалась мама.
– О, в детские игры: прятки, а потом в отгадывания городов и рек.
Мама кивнула. Затем нахмурилась. Мое платье определенно не соответствовало такому случаю.
– Надо будет достать тебе новое платье, – сказала она. – Какое-нибудь красивое. Например, бархатное.
– Но, мама, где я буду его носить?
– Как знать? Возможно, тебя пригласят еще.
– Сомневаюсь. Такой чести достаточно удостоиться один раз в жизни.
Должно быть, в моих словах прозвучала горечь, ибо мама сразу как-то сникла и опечалилась, и я пожалела о том, что сказала. Подошла к ней и обняла.
– Не огорчайся, мама, – попросила я. – Мы ведь счастливы здесь, правда? И в школе дела обстоят хорошо. – Тут я вспомнила то, о чем совершенно забыла. – Да, мама, когда я шла к ним в дом, то встретила Джоэла Деррингема.
Мама просияла.
– Что же ты сразу мне не сказала? – упрекнула она меня.
– Я забыла.
– Забыла… о встрече с Джоэлом Деррингемом! Со временем он станет сэром Джоэлом. И все это будет принадлежать ему. Как ты с ним встретилась?
Я рассказала, повторив наш разговор слово в слово.
– Похоже, он просто очарователен, – сказала она.
– Да – и он так похож на сэра Джона. И он очень веселый. Можно сказать: это сэр Джон… тридцать лет назад.
– Несомненно, он вел себя с тобой очень мило.
– Да, вежливее просто нельзя.
Я почувствовала, что в голове у матери зреют планы.
Сэр Джон зашел в школу через два дня, и так как это было воскресенье, занятий не было. Мы с мамой только что отобедали и сидели за столом, как это частенько бывало по воскресеньям, когда мы засиживались чуть ли не до трех часов, обсуждая занятия на следующую неделю.
Вообще– то моя мать -самая обычная, довольно приземленная женщина, однако в сердечных вопросах она становится романтически мечтательной, словно юная девушка. Я знала, что мать вбила себе в голову, будто отныне меня станут часто приглашать в особняк и там я познакомлюсь с кем-либо – возможно, с представителем не самого высшего класса, но, по крайней мере, он сможет предложить мне больше того, на что я смогу рассчитывать, если проведу всю жизнь в школе. Прежде мама полагала, что я должна получить самое лучшее образование, чтобы обеспечить себе будущее, работая учительницей. Теперь же ее мысли заполняли гораздо более смелые мечты, а поскольку мама привыкла преуспевать во всех своих начинаниях, мечты ее не знали границ.
В окно нашей маленькой столовой мать увидела, как сэр Джон привязывает коня к металлической скобе, установленной специально для этой цели. Я похолодела. Первое, что пришло в голову, – злобный граф решил все же донести на меня. Ведь я оставила его так поспешно, ясно дав понять, что осуждаю его поведение. Вероятно, он мне отомстил.
– О, это сэр Джон, – сказала мама. – Интересно…
Я словно со стороны услышала собственный голос:
– Наверное, новая ученица.
Сэра Джона провели в гостиную, и я с облегчением увидела, что он улыбается, как всегда, благожелательно.
– Добрый день, миссис Мэддокс… и Минелла. У леди Деррингем к вам просьба. Сегодня у нас музыкальный вечер и ужин, и нам не хватает одного гостя. Графиня Фонтэн-Делиб не покидает своей комнаты, а без нее нас будет тринадцать. Вы ведь знаете, существует поверье, что тринадцать – несчастливое число, и некоторым гостям, возможно, будет не по себе. Вот и я подумал, что, возможно, смогу убедить вас позволить своей дочери составить нам компанию.
Это настолько соответствовало тем мечтам, которым моя мать предавалась в течение последних двух дней, что она приняла это предложение так спокойно, словно оно было совершенно естественной вещью.
– Ну конечно же, она составит вам компанию.
– Но, мама, – возразила я, – у меня же нет подходящего платья.
Сэр Джон рассмеялся.
– Леди Деррингем предвидела, что этот вопрос возникнет. Девочки что-нибудь одолжат вам. Это легко уладить. – Он обернулся ко мне. – Приходите в Мэнор после обеда. Сможете выбрать подходящее платье, и портниха подгонит его под вашу фигуру. С вашей стороны, миссис Мэддокс, очень мило уступить нам свою дочь. – Сэр Джон улыбнулся мне. – Увидимся позже.
Когда он ушел, мать стиснула меня в объятиях.
– Я пожелала, чтобы это произошло! – воскликнула она. – Твой отец всегда говорил, что стоит мне очень сильно чего-нибудь захотеть, и это обязательно произойдет, потому что моя вера настолько крепка, что просто сотворит это.
– Мне не очень-то хочется выставляться напоказ в одолженных перьях.
– Чепуха. Никто не узнает.
– Сибилла и Мария узнают, и Мария при первой же возможности напомнит мне, что я всего лишь замена.
– Ну и что? Лишь бы она не стала напоминать об этом всем остальным.
– Мама, почему ты так возбуждена?
– Это именно то, на что я всегда надеялась.
– Ты хотела, чтобы с графиней случилось несчастье?
– Возможно.
– Для того, чтобы твоя дочь смогла пойти на бал!
– Это не бал! – в ужасе воскликнула она. – Для бала сначала надо будет раздобыть соответствующее платье.
– Просто я образно выразилась.
– Как правильно я поступила, дав тебе надлежащее образование! Ты разбираешься в музыке не хуже всех, кто будет там присутствовать. Думаю, тебе следует сделать высокую прическу – чтобы выгодно подчеркнуть цвет волос.
Я услышала циничный шепот: «Точно спелая кукуруза».
– Волосы, дорогая – твое главное достоинство. Надо извлечь из этого максимум. Надеюсь, ты сможешь выбрать голубое платье – это чудесно оттенит цвет твоих глаз. Васильковая голубизна так редка… особенно такая глубокая, как у тебя.
– Мама, ты пытаешься сделать из едва состоявшейся школьной учительницы принцессу.
– А почему бы едва состоявшейся школьной учительнице не быть столь же прекрасной и очаровательной, как знатная леди?
– Ну конечно, если она – твоя дочь.
– На сегодняшний вечер тебе придется прикусить язычок, Минелла. Ты всегда говоришь первое, что приходит в голову.
– Я буду самой собой, а если это не устроит…
– Тебя больше не пригласят.
– А почему меня должны приглашать? Не придаешь ли ты всему этому слишком большое значение? Меня пригласили только потому, что требуется еще один гость. Не впервые кого-то приглашают быть четырнадцатым. А если четырнадцатый в конце концов соблаговолит прийти, меня вежливо заверят, что мое присутствие больше не требуется.
В действительности же в мыслях моих царило не меньшее смятение, чем у матери. Почему этот вызов (а я думала о нем именно так) последовал так быстро за моим первым посещением Мэнора? Кто предложил позвать меня? И не случайно ли, что именно жена графа занемогла? Возможно ли, что именно он предложил, чтобы ее место заняла я? Что за вздорная мысль! Почему? Потому ли, что граф хочет снова увидеть меня? Граф все-таки не нажаловался о моем дурном поведении. Я снова вспомнила, что он сказал о моих волосах, лаская их, а затем… поцелуи. Как оскорбительно… Что же он сказал? «Доставьте девчонку в дом». Так ведут себя в своем кругу подобные мужчины. Существовало некое droit de seigneur 33
право сеньора (фр.).
[Закрыть], суть которого состояла в следующем: когда девушка выходила замуж, владелец поместья, если она ему нравилась, укладывал ее в свою постель на ночь – или на несколько ночей, если девушка показывала себя с хорошей стороны, – и лишь затем передавал жениху. Если господин был щедрым, девушка получала какой-либо подарок. Я без труда представила себе, как граф пользуется этим правом.
О чем это я думаю? Я не невеста, и сэр Джон не допустит такого в своем доме. Я устыдилась собственных мыслей. Встреча с графом оставила во мне более глубокий след, чем я думала.
Мама не переставая говорила о Джоэле Деррингеме. Мне пришлось повторить, что он сказал мне. Маму снова начали одолевать романтические грезы. Господи, это же глупо! Мама убеждала себя, что нездоровье графини – выдумка, просто Джоэл хочет продолжить наше знакомство и поэтому настоял на том, чтобы его родители пригласили меня на ужин. О мама, думала я, милая мама, как ты наивна, когда дело касается твоей дочери! Лишь увидев меня благополучно устроенной, мама сможет спокойно умереть.
И все же она предавалась слишком надуманным мечтаниям.
В школу пришла Марго, чтобы повидаться со мною. Она была радостно возбуждена.
– Как здорово! – воскликнула она. – Значит, придете сегодня вечером! Моя милая Минель, Мари подобрала вам платье, но я не допущу, чтобы вы его взяли. Вы должны надеть одно из моих – прямо от парижского портного. Голубое – как раз под цвет ваших глаз. Платье Мари коричневое. Такое отвратительное. Я говорю – нет, нет и нет. Оно не для Минель, потому что, хоть вас и нельзя назвать красивой – как меня, например, – что-то в вас есть. Да, это правда, и я настаиваю, чтобы вы надели мое платье.
– О, Марго, – растрогалась я, – вы действительно хотите, чтобы я пришла?
– Ну конечно. Это будет просто здорово. Маман весь вечер не будет выходить из комнаты. Сегодня она плакала. Опять всему виной мой отец. Он дурной, но, по-моему, маман любит его. Женщины вообще его любят. Интересно почему?
– Ваша мать на самом деле не больна?
Марго повела плечами.
– У нее хандра. Так это называет Lе Diablе. Наверное, они поссорились. Впрочем, сама маман никогда с ним не ссорится – просто не смеет. Ссоры всегда устраивает он. Если она начинает плакать, это еще больше его злит. Он ненавидит женщин, которые плачут.
– А она часто плачет?
– Не знаю. Думаю да. В конце концов, она ведь замужем за ним.
– Марго, какие ужасные вещи вы говорите о своем отце!
– Если не хотите знать правду…
– Хочу. Но не понимаю, откуда вы сами можете ее знать. Ваша мать частенько запирается у себя? У вас дома все происходит так же?
– Полагаю да.
– Но вы же должны знать.
– Я редко ее вижу, если вы это имели в виду. Ее оберегает няня и больше никто не должен ее беспокоить. Но зачем нам говорить о них? Я так рада, что вы к нам придете, Минель. Думаю, вам понравится. Вам же понравилось пить с нами чай, не так ли?
– Да, очень.
– А что вы делали на лестнице? Вы ведь осматривали дом. Сознайтесь.
– А что там делали вы, Марго?
Прищурившись, она рассмеялась.
– Ну же, расскажите, – настаивала я.
– А если расскажу, вы расскажете, что делали? Ах, этот обмен нечестный. Вы просто осматривали дом.
– Марго, о чем вы говорите?
– Пустяки, ни о чем.
Я рада была оставить эту тему, но мысли мои по-прежнему занимали граф и графиня. Она боится его. Это мне понятно. Она заперлась у себя, сославшись на болезнь. Я не сомневалась: графиня сделала это, чтобы укрыться от мужа. Все это было очень таинственно.
Когда мы пришли в Мэнор, Марго сразу провела меня в свою комнату. Красиво обставленная, она напомнила мне спальню графа. Балдахин над кроватью был не так богато отделан. Шторы – из сочного голубого бархата, а одну стену украшал роскошный гобелен, выполненный в тех же тонах, что и шторы. Этот цвет господствовал в комнате.
Предназначавшееся мне платье было разложено на кровати.
– Я немножко полнее, – сказала Марго, – но так даже лучше – проще подгонять. Вы повыше меня, но посмотрите, какая внизу широкая отделка. Я сразу же попросила портниху наставить ее. А сейчас примерьте платье, она придет и подгонит его по вашей фигуре. Я уже за ней послала.
– Ах, Марго, – улыбнулась я, – вы настоящая подруга.
– Ну да, – согласилась она. – Мне интересно с вами. Сибиль… Мари… Пуф! – она фыркнула. – Они такие скучные. Я знаю наперед, что они скажут. Вы другая. К тому же, вы всего лишь дочь учительницы.
– А при чем здесь это?
Марго снова рассмеялась и ничего не сказала. Я надела платье. Оно действительно оказалось мне к лицу. Марго позвонила в колокольчик, и появилась портниха с иголками и булавками. Меньше чем через час платье было готово.
Мария и Сибилла пришли посмотреть на меня. Мария неодобрительно сморщила носик.
– Ну? – спросила Марго. – Что не так?
– Оно не очень ей идет, – заметила Мария.
– Почему это? – воскликнула Марго.
– Коричневое было бы лучше.
– Для вас? Боитесь, что она будет выглядеть красивее вас? А, вот в чем дело.
– Какая чепуха! – возразила Мария.
Марго усмехнулась:
– Дело именно в этом.
И больше Мария ничего не сказала по поводу платья. Марго настояла на том, чтобы самой уложить мне волосы. И за этим занятием болтала без умолку.
– Вот так, ma cheri 44
Моя дорогая (фр.).
[Закрыть]. Разве не прекрасно? О да, это правда, в вас что-то есть. Вам ни в коем случае нельзя угробить свою жизнь на обучение глупых детей. – Марго изучила мое отражение. – Пшеничные волосы, – заметила она. – Васильковые глаза и маковые губки.
Я засмеялась.
– Судя по вашим словам, я похожа на клумбу.
– Зубы белые и ровные, – продолжала Марго. – Нос слегка… как это говорится? Агрессивный? Губы решительные… могут улыбаться, а могут быть строгими. Я знаю, милая моя Минель, что это только усиливает привлекательность. Это контраст. Глаза нежные и кроткие. Но – подождите… взгляните на нос. Взгляните на рот. Да, они говорят: «Я красива… я чувственна… но подождите немного. Пожалуйста, никаких глупостей».
– Да, пожалуйста, – повторила я, – никаких глупостей. Когда мне захочется получить исчерпывающее описание моей внешности и характера, я попрошу об этом.
– Никогда не попросите, потому что у вас есть одна особенность, Минель, – вы считаете, что разбираетесь во всем лучше кого бы то ни было и можете правильно ответить на любой вопрос. О, я знаю, с уроками вы всегда справлялись лучше меня… лучше нас всех… так и подобает дочери учительницы, а теперь вы учите нас, объясняя, что правильно, а что нет. Но позвольте вам сказать, моя умная Минель, вам еще многому предстоит научиться.
Я вгляделась в ее смуглое смеющееся личико с прекрасными горящими почти черными глазами, так похожими на глаза ее отца, густыми бровями, пышными темными волосами. Марго была очень привлекательной, но ощущалось в ней что-то таинственное. Я вспомнила, как встретилась с Марго на винтовой лестнице. Где же она была?
– Чему-то, что вы уже знаете? – спросила я.
– Некоторые уже рождаются с таким знанием, – сказала она.
– И у вас есть подобный дар?
– Есть.
На галерее разместился небольшой оркестр. Леди Деррингем, изящная, одетая в бледно-розовые шелка, увидев меня, пожала мне руку и проговорила:
– Как мило, что вы помогли нам, Минелла.
Это замечание, хотя и высказанное самым любезным тоном, сразу же напомнило мне причину, по которой я здесь находилась.
Как только появился граф, я заподозрила, что своим приглашением обязана ему. Он оглядывал зал до тех пор, пока его глаза не остановились на мне. Просияв, граф поклонился мне из противоположного конца зала, и я заметила, что он впитывает мельчайшие подробности моей внешности – а это, как я напомнила себе, оскорбительно. Я ответила ему надменным взглядом, и его это, кажется, позабавило.
Леди Деррингем устроила так, чтобы я села рядом с ее дочерью и Марго – словно напоминая собравшимся, что, хотя мы здесь и присутствуем, формально мы еще не введены в общество. Мы уже не дети и можем присутствовать на музыкальном вечере и ужине, но нас отпустят, как только все кончится.
Я ужасно радовалась. Я очень люблю музыку, в особенности творения Моцарта, которого много исполняли в этот вечер. Слушая музыку, я чувствовала себя на седьмом небе от счастья и думала, как хорошо было бы жить в таком достатке, а ведь так жили многие мои ученицы. Мне казалось несправедливым, что судьба поместила меня за пределы этого круга и в то же время вблизи него, так что я могла заглянуть в него краем глаза и понять, чего я лишена.
Во время перерыва в концерте люди ходили по залу, здороваясь со своими знакомыми. Ко мне подошел Джоэл.
– Рад, что вы здесь, мисс Мэддокс.
– Неужели вы думаете, что заметили бы мое отсутствие? Неужели люди действительно считают присутствующих и верят, что над ними нависнет рок из-за несчастливого числа тринадцать?
– Мы не узнаем этого, так как такой ситуации удалось избежать… если позволите сказать, самым удачным образом. Надеюсь, это только начало и вы еще не раз почтите нас своим присутствием.
– Нельзя надеяться, что четырнадцатый гость будет постоянно отказываться в самый последний момент ради того, чтобы меня пригласили.
– По-моему, вы придаете этому обстоятельству слишком большое значение.
– Вынуждена это делать – ведь иначе меня бы здесь не было.
– Давайте забудем об этом и просто порадуемся, что вы здесь. Как вы находите концерт?
– Восхитительным.
– Вы любите музыку?
– Очень.
– Такие концерты у нас устраиваются часто. Вы должны прийти еще.
– Вы очень любезны.
– Этот устроен для графа. Он очень любит Моцарта.
– Вы говорите обо мне? – спросил граф. Он присел рядом со мной, и я почувствовала, что он пристально оглядывает меня.
– Я говорил мисс Мэддокс, граф, что вы любите Моцарта и концерт устроен в вашу честь. Позвольте представить вам мисс Мэддокс.
Граф встал и поклонился.
– Рад встрече с вами, мадемуазель. – Он повернулся к Джоэлу. – Мы уже встречались с мадемуазель Мэддокс.
Я почувствовала, что кровь прихлынула к моему лицу. Сейчас он выдаст меня. Расскажет Джоэлу, как я заглядывала в его спальню в то время, когда должна была быть наверху, и намекнет, что неразумно приглашать людей моего положения в избранное общество. И какой момент он выбрал! Но, разумеется, это как раз в его стиле.
Граф с сардонической ухмылкой разглядывал меня, читая мои мысли.
– Где? – удивленно спросил Джоэл.
– У здания школы, – сказал граф. – Я проходил мимо и увидел мадемуазель Мэддокс. Я подумал: «Вот та восхитительная мадемуазель, которая сделала столько добра моей дочери». Я рад возможности лично выразить свою благодарность.
Он улыбнулся мне, так как, разумеется, заметил мое смущение и понял, что я вспоминаю о тех поцелуях и своем позорном бегстве.
– Мой отец постоянно воспевает хвалу школе миссис Мэддокс, – любезно заметил Джоэл. – Благодаря ей мы получили возможность отказаться от гувернантки.
– Гувернантки частенько становятся надоедливыми, – сказал граф, вновь усаживаясь рядом со мной. – Они неровня нам и в то же время не принадлежат к слугам. Очень раздражает, когда люди оказываются в полном отчуждении. Не нас, их раздражает. Они становятся очень чувствительны к своему положению. Классовую принадлежность людей необходимо игнорировать. Вы согласны, Джоэл? А вы, мисс Мэддокс? Когда один из друзей нашего покойного короля Людовика XV, герцог, обратил его внимание на то, что его новая любовница – дочь повара, король ответил: «Неужели? Я не заметил. Дело в том, что все вы настолько ниже меня, что я не вижу разницы между герцогом и поваром».
Джоэл рассмеялся, а я не смогла удержаться от того, чтобы не заметить:
– И вы тоже так считаете, мсье граф? Вы тоже не видите разницы между поваром и герцогом?
– Я занимаю не столь высокое положение, как король, мадемуазель, но все же достаточно высокое, и я не вижу разницы между дочерьми сэра Джона и дочерью учительницы.
– В таком случае, получается, я не слишком чужда вашему кругу?
Его глаза, казалось, ожгли мое лицо.
– Мадемуазель, уверяю вас, совершенно не чужды.
Джоэл смутился. Уверена, он находил, что этот разговор отличается дурным вкусом, но ни граф, ни я не могли остановиться.
– По-моему, антракт заканчивается, – сказал Джоэл. – Нам пора занимать свои места.
Вернулись девушки. Марго, похоже, веселилась, Мария была опечалена, лицо Сибиллы хранило непроницаемое выражение.
– Вы привлекаете внимание, Минель, – прошептала Марго. – Двое самых красивых мужчин ухаживают за вами. Вы словно сирена.
– Я их не просила.
– Сирены никогда этого не делают. Они просто посылают неслышные чарующие волны.
Всю остальную часть концерта я думала о графе. Он испытывал ко мне какое-то влечение. И я знала почему. Граф любил женщин, и, хотя я еще не созрела, мое взросление шло очень быстро. То, что его намерения бесчестны, более чем очевидно. Но самым ужасным было другое: вместо того, чтобы сердиться, я чувствовала себя очарованной.
Мы уже собрались было спуститься в обеденный зал, где нас ждали холодные закуски, как вдруг появился лакей в великолепной ливрее дома Деррингемов и, отыскав глазами сэра Джона, тихо подошел к нему. Я увидела, что слуга прошептал несколько слов.
Кивнув, сэр Джон приблизился к графу, который, как с досадой заметила я, оживленно болтал с леди Эглстон, легкомысленной молодой особой, женой подагрического господина более чем средних лет. Она глупо хихикала, и я без труда представила себе предмет их разговора.
Сэр Джон переговорил с графом, и они тотчас вышли из комнаты.
Ко мне приблизился Джоэл.
– Пойдемте в столовую, – предложил он. – Там вы сможете выбрать, что вам понравится. А потом мы найдем столик.
Я прониклась к нему благодарностью. Он был так любезен, так внимателен. Джоэл понимал, что я никого здесь не знаю, а потому нуждаюсь в защите.
Буфетная стойка была уставлена блюдами из рыбы и холодного мяса. Я взяла чуть-чуть, так как не была голодна.
Мы уселись за столик, окруженный растениями, и Джоэл сказал:
– Кажется, вы нашли графа несколько необычным.
– Ну… он чужестранец.
– По-моему, он вывел вас из равновесия.
– Мне кажется, этот человек привык, чтобы всегда все было так, как он хочет.
– Вне всякого сомнения. Вы видели, как он вышел с моим отцом? Из Франции прибыл один из его слуг с письмом. Похоже, случилось что-то серьезное.
– Вероятно – раз из-за этого слуга проделал столь долгий путь.
– Но это не было неожиданностью. Вы знаете, дела во Франции уже давно внушали опасения. Надеюсь, ничего страшного все же не произошло.
– Положение в этой стране действительно тревожное, – сказала я. – Не перестаешь гадать, чем все это закончится.
– Два года назад мы с отцом гостили у графа, и уже тогда в стране было неспокойно. Но кроме меня на это никто не обратил внимание. Вероятно, когда постоянно живешь рядом, близкое становится не столь очевидным.
– До меня доходили слухи о безумных тратах королевы.
– Она очень непопулярна. Французы не любят иностранцев, а она – иностранка.
– Но, насколько мне известно, она очень красивая и очаровательная женщина.
– О да. Граф нас ей представил. Мне запомнилось, что она великолепно танцевала и была прекрасно одета… По-моему, граф взволнован больше, чем хочет показать.
– Мне кажется, он не из тех, кто… Но, вероятно, я сужу слишком поспешно. Я ведь едва знакома с ним.
– Граф не из тех, кто выставляет свои чувства напоказ. Но если случится беда, он очень много потеряет. Он владеет, помимо всего прочего, замком Сильвэн в сорока милях к югу от Парижа и особняком Отель Делиб в столице. Его род очень древний, связан с Капетингами 55
Капетинги – династия французских королей в 987-1328 гг. Ее основатель – Гуго Капет.
[Закрыть]. Граф – свой человек при дворе.
– Понятно. Очень важный господин.
– Это действительно так. Судя по его поведению, это очевидно. Вам не кажется?
– Кажется, он решительно настроен известить об этом всех. Уверена, в противном случае он будет вне себя.
– Вам не следует судить его слишком строго, мисс Мэддокс. Он – французский аристократ, а во Франции принадлежность к аристократии значит больше, чем у нас.
– Разумеется, я не осмелюсь судить о нем. Как я уже говорила, я едва с ним знакома.
– Уверен, он чем-то обеспокоен. Только вчера вечером он в разговоре с моим отцом упомянул о беспорядках, произошедших несколько лет назад, когда громили рынки, захватывали баржи, везущие по Уазе зерно в Париж, и выбрасывали это зерно в воду. Он сказал одну фразу, глубоко потрясшую моего отца. Он сказал, что это была «репетиция революции». Но я утомляю вас этой скучной беседой.
– Вовсе нет. Моя мать настойчиво повторяет, что мы должны разбираться не только в прошлом, но и в современной истории. На занятиях мы читаем французские газеты. Более того, мы храним их и постоянно перечитываем. Так что я слышала об этом тревожном времени. Однако беды удалось избежать.
– Да, но я не могу забыть слова графа. «Репетиция». И когда что-нибудь происходит… прибывают слуги со специальным посланием… мне становится не по себе.
– А, вот и Минелла!
К нам подошли Мария и Сибилла вместе с молодым человеком. В руках они держали тарелки с закусками.
– Мы присоединимся к вам, – сказала Мария. Джоэл представил мне молодого человека.
– Это Том Филдинг. Познакомься с мисс Мэддокс, Том.
Том Филдинг, поклонившись, спросил, понравилась ли мне музыка. Я ответила, что очень.
– Лосось превосходен, – продолжал он. – Вы пробовали?
– Джоэл, – перебила его Мария, – если хочешь поухаживать за другими гостями, то Минелла, конечно же, извинит тебя.
– Уверен, что извинила бы, если бы у меня возникло такое желание, – отозвался Джоэл, улыбаясь мне, – но дело в том, что оно у меня не возникло.
– Возможно, ты считаешь, что должен…
– Сегодня вечером я делаю только то, что мне нравится.
Я почувствовала к нему прилив благодарности. Я понимала, Мария напоминает брату, что ему нет необходимости ухаживать за дочерью учительницы, как за обычным гостем, – это было так в ее духе. Не знаю, понял ли Джоэл, что имела в виду его сестра, но за его ответ я прониклась к нему симпатией.
Разговор сосредоточился на пустяках, и я почувствовала, что Джоэл, будучи серьезным и вдумчивым молодым человеком, предпочел бы продолжить нашу беседу.
Сибилла сказала:
– Мама говорит, что, когда вы будете уходить, Минелла, она пошлет кого-нибудь проводить вас до школы.
– Это очень любезно с ее стороны, – ответила я.
– Я провожу мисс Мэддокс домой, – поспешно произнес Джоэл.
– Думаю, ты будешь нужен здесь, Джоэл, – заметила Мария.
– Ты переоцениваешь мою значимость, сестра. Все будет идти гладко, независимо от того, здесь я или нет.
– По-моему, мама рассчитывает…
– Том, попробуй марципаны, – перебил ее Джоэл. – Наш повар гордится ими.
Мария заронила мне в голову мысль, и я начала подумывать, не пора ли мне уходить. Уже половина одиннадцатого, а я, конечно же, не должна уйти последней.
Я повернулась к Джоэлу.
– Очень мило, что вы предложили проводить меня. Благодарю вас.
– Это я должен благодарить вас за то, что вы согласились принять мое предложение, – галантно ответил он.
– Вероятно, мне следует найти леди Деррингем и поблагодарить ее за приглашение.
– Я отведу вас к ней, – тотчас откликнулся Джоэл.
Леди Деррингем учтиво приняла мою благодарность, а сэр Джон сказал, что с моей стороны было очень мило прийти, получив приглашение за такой короткий срок до начала вечера.
Графа нигде не было видно, и я подумала, возвращался ли он вообще в зал после того, как они ушли с сэром Джоном. Но Марго я увидела. Судя по всему, она наслаждалась обществом молодого человека, столь же очарованного ею, как и она им.
Мы с Джоэлом прошли пешком те полмили, которые отделяли особняк от здания школы.
Полная луна заливала кустарники бледным волшебным светом. Мне казалось, что я во сне. Вот я иду в ночи вместе с Джоэлом Деррингемом, который ясно дал мне понять, что мое общество ему приятно. Судя по всему, со стороны это очень бросалось в глаза, иначе Мария не вышла бы так из себя. Я подумала, что скажет моя мать, если она сейчас сидит на улице, дожидаясь меня. Она ждет, что меня будет провожать один из слуг, а когда поймет, что это делает сын и наследник, ее восторг невозможно будет представить.
Но это ничего не значит… совершенно ничего. Это все равно что поцелуи графа. Я должна помнить об этом, и надо заставить маму это осознать.
Джоэл отметил, как мило прошел вечер. Его родители устраивали такие музыкальные вечера довольно часто, но этот он запомнит навсегда.
– Я тоже запомню его, – весело ответила я. – Для меня он первый и единственный.
– Первый – да, – сказал он. – Вы ведь очень любите музыку, я знаю… Какое небо! Оно редко бывает таким чистым. Однако луна все-таки заставляет звезды тускнеть. Взгляните на северо-восток, на Плеяды. Знаете, что их появление знаменует собой конец лета? Поэтому они столь нежеланны. Меня всегда интересовали и притягивали звезды. Остановитесь на мгновение. Взгляните вверх. Вот два крошечных человечка смотрят на вечность. Это потрясает. Не находите?
Я стояла рядом с ним и смотрела вверх, чувствуя душевный подъем. Это был удивительный вечер – такой не похожий на все, что было у меня до сих пор, и что-то подсказывало мне: я на пороге больших событий, я дошла до конца дороги, завершила какой-то этап, и Джоэл Деррингем, а возможно, и граф Фонтэн-Делиб – не просто случайные знакомые, встретившиеся на моем пути; мое будущее каким-то таинственным образом переплелось с ними, и это только начало.
Джоэл продолжал:
– Считается, что это семь сестер, за которыми гнался охотник Орион. Когда они воззвали к богам, умоляя спасти их от похотливых приставаний Ориона, те обратили их в голубей и отправили на небо.
– Эта судьба предпочтительнее той, про которую говорят, что она хуже смерти, – заметила я.
Джоэл рассмеялся.
– Как хорошо, что я встретил вас, – сказал он. – Вы так отличаетесь от девушек, с которыми я обычно общаюсь. – Он продолжал глядеть в небо. – Все Плеяды вышли замуж за богов, кроме одной, Меропы, вышедшей за смертного. По этой причине ее свет тусклее.
– Значит, социальное неравенство существует и на небе.
– Это всего лишь легенда.
– Мне кажется, конец портит ее. Мне бы понравилось, если бы Меропа светила ярче, потому что она была смелее и независимее сестер. Но, разумеется, никто со мной не согласится.
