Текст книги "Перевал"

Автор книги: Виктор Муратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Оставь, Семен Карпович, подойди ближе к карте. Полк надежно укрепился?

– Плохо слышу, товарищ генерал.

– Вот сволочи, – проговорил генерал. – Такого красавца изуродовали. Ухо-то не оторвало? – громко спросил он.

– Зашили ухо.

– И что это немец вас все по уху норовит? Ну ладно. Полк, спрашиваю, надежно укрепился?

– Надежно.

– Полк, – покачал головой подполковник Батюнин. – На батальон-то людей наберется?

– Чуть больше, – ответил Ратников.

– Сегодня ночью дивизия отходит, – хмуро заговорил Севидов. – Смотри сюда. Южнее Раздольной попробуем укрепиться на Волчьих холмах. Там надеемся установить связь с соседями и штабом армии. Ты прикроешь отход основных сил дивизии. Держись, сколько сможешь. Если к завтрашнему вечеру не получишь от меня команды, отходи самостоятельно. Значит, мы не сумели укрепиться на Волчьих холмах. Отходи в общем направлении на Майкоп. Ясно?

– Буду держаться, товарищ генерал. Все ясно. Только подбросьте артиллерии.

– Оставлю тебе дивизион Боброва.

– В дивизионе Боброва всего три орудия, – заметил Батюнин.

– Дам еще взвод петеэровцев, десятка два автоматов. Это все, что могу, Семен Карпович.

– Еще пяток станковых пулеметов наскребем, – пообещал начальник штаба.

– Ну вот видишь, Семен Карпович, какая у тебя сила, – горько усмехнулся генерал.

Все тягостно молчали, понимая, что ожидает полк Ратникова завтра на рассвете, когда основным силам дивизии, возможно, удастся оторваться от противника и они к рассвету уже будут за станицей Раздорной.

Немцы довольно быстро обнаружили отход частей генерала Севидова, но преследовать их не могли. Для этого надо было прежде форсировать Маныч. Однако всякий раз, как только они пытались это сделать, правый берег канала ощетинивался огнем. Не могли немцы бросить на отходящие части дивизии и авиацию: мешала ночь. Тогда они обрушили на отступающих огонь артиллерии. Однако орудия били наугад, лишь изредка рвались снаряды на дороге и в станице Раздольной. Горящие хаты становились хорошим ориентиром для немецких артиллеристов. Один из снарядов попал в хату, где совсем недавно располагался штаб дивизии. Но там уже никого не было. Штабные автомобили и повозки катили по станичном улице мимо горящих домов и колхозных построек.

Севидов ехал верхом на красивом донском скакуне. Конь то и дело вздрагивал, шарахался от близких разрывов. Генерал с трудом удерживал жеребца и хмуро поглядывал но сторонам. Было больно вот так уходить из станицы. Ведь совсем недавно приезжали они сюда на рыбалку с Евдокимом Егоровичем. Станица утопала в садах. Как любил Андрей Севидов эти улицы, эти хаты! Совсем недавно здесь все дышало миром и добротой. Как любил он предрассветные минуты! В такую пору они с Евдокимом уже садились на весла и спешили до первого солнечного луча добраться к Стрелке…

Ехавший рядом Кореновский, словно угадав мысли Севидова, проговорил:

– А ведь скоро клев начнется. Помнишь, на Стрелке в камышах?

– Клев уже начался, Евдоким, – хмуро ответил Севидов. – А если на рассвете не вырвемся из Раздольной, немцы так клюнут, что костей не соберешь. Надо спешить. Геннадий! – крикнул он адъютанту. – Скачи в голову колонны, поторопи Терещенко!

Лейтенант Осокин ускакал. А колонна замедлила движение. Впереди слышались возбужденные голоса, ожесточенные команды. Подскакал Осокин.

– Товарищ генерал, – обратился он, – там какой-то дед матерится, на бойцов кидается, требует самого старшего начальника.

– Что за дед? А ну давай его сюда.

Севидов и Кореновский съехали с дороги. Два бойца подвели к ним, держа за руки, взъерошенного старика. Тот безуспешно сопротивлялся, выкрикивая ругательства.

– Одолели, гады? Одолели? Рази ж вам с германцем воевать? Со стариками да бабами, мать вашу… – Старик зло сплюнул.

Сзади старика семенил мальчишка лет восьми. Он держался одной рукой за штаны деда, а другой растирал по лицу грязные слезы.

– В чем дело? Отпустите немедленно! – гневно выкрикнул генерал Севидов.

Бойцы нехотя отпустили руки старика. Один из них, совсем молоденький красноармеец, с опаской поглядывая на деда, проговорил виноватым голосом:

– А чо он драться лезет? И плюется, как твой верблюд.

– В чем дело? – повторил Севидов.

– Пьяный он, товарищ генерал. Как есть пьяный этот гражданин, – пояснил второй боец.

– Ты мне подносил? Ты мне подносил? – напирал на бойца старик. – Я те дам – гражданин!

Генерал Севидов пристальнее вгляделся в лицо старика.

– Дядька Семен?

Старик оторопело уставился на генерала. Севидов повернулся к Кореновскому:

– Узнаешь, Евдоким Егорович?

Теперь и Кореновский узнал в старике станичного пастуха дядьку Семена.

– Чего это ты, дядька Семен, разбушевался? – спросил Кореновский. Но дед не удостоил его ответом. Он все смотрел на Севидова. Из-за спины старика высунулось лицо мальчика. Он перестал плакать и тоже с любопытством смотрел на генерала.

– Неужто Андрей?! – удивленно воскликнул старик. – Мать честная, Андрюха? Так и есть, Андрюха Севидов! Неужто генерал? Мать честная, тоди понятно, почему драпаете. Ишь какие генералы выискались!

– Ну ты, дед, полегче, – вмешался в разговор лейтенант Осокин.

– Чо полегче? Ты чо мне тычешь? Сопля пометная! – И, не обращая больше внимания на лейтенанта, продолжал выкрикивать генералу Севидову: – Чего же вы драпаете через станицу, га? Разе ж вам степу мало? Куда ж вы прете через станицу? Ты погляди, что творится! Германец же все хаты попалит!

– Уйдем мы, дядька Семен, из станицы, сейчас же уйдем, – угрюмо отвечал Севидов, а сам между тем с невыносимой болью думал о том, что вот настало время и родную станицу оставлять врагу. И что он мог ответить привередливому дядьке Семену? Начиная от западной границы, Севидов оставил немало деревень и городов. Оставались в тех городах и деревнях люди. Но лица их были не обозленные, а скорее сочувствующие. Потому и несли женщины уставшим и голодным солдатам еду из небогатых своих запасов и помогали раненым, помогали своей армии, чем могли. А дядька Семен желчно упрекает, но даже и на его желчный упрек нечем ответить.

Между тем дядька Семен все наседал, но уже чуть успокоившись:

– Так скажи, герой, чего же ты так воюешь, га? Чему тебя учили в твоих академиях? Помню, каким кочетом приезжал в станицу. Фу-ты ну-ты! А теперь скис, как та мокрая курица. Еще песенки распевали: «Красная Армия всех сильней». Вот оно и видно, кто сильней. Мы в первую мировую били германцев, а вы драпаете. Это как же понимать?

– Напрасно ты так, дядька Семен, – вмешался Кореновский. – Ты в первую мировую тоже, случалось, драпал от немцев. Ты не спеши за упокой петь.

– Драпал, – согласился дядька Семен, – да не до Маныча и не до Волги. Ну тикайте, тикайте, только гэть из станицы. Вас лупит германец, а моя хата ни при чем.

– Дяденька, – снова выглянул из-за старика мальчишка, – хлебца дайте.

– Цыц, Мишутка! – одернул старик. – Неча попрошайничать. Они, мабуть, сами скоро всех коней пожрут.

– Хочь корочку, – снова выглянул Мишутка.

– Геннадий! – нервно вскрикнул Севидов.

– Ясно, товарищ генерал! Сейчас соорудим.

Кореновский подъехал ближе к Севидову, прошептал:

– Давай, Андрей, заберем мальчишку. Пропадет Мишутка со своим дедом.

Как ни тихо говорил комиссар, дядька Семен услыхал.

– Это кудай-то ты заберешь? – насупился он, прижимая к себе внука. – Сами-то ноги уносите незнамо куда. Мы уж как-нибудь… Земля тут все одно наша. – Гладя мальчишку по давно не стриженным волосам, примирительно спросил Севидова: – А где твои-то, Андрей Антонович? Дашка небось к сестре на Каму утекла?

– Погибла Даша, – ответил Севидов. – И внук Ванюшка погиб.

– Карусель какая, вишь! Вот те на! – протянул старик. – И могилку отца с матерью не сыскать тебе, затопил ее Маныч. А Бориска где ж?

К комдиву подъехал капитан Стечкус, жестом попросил отъехать в сторону.

– Товарищ генерал, – взволнованно заговорил он, – удалось наладить связь со штабом армии.

– Хорошо. А чего это ты так взволнован, Ян Вильгельмович?

– Командарм требует вас немедленно к себе. Штаб в пятнадцати километрах, в совхозе «Рассвет».

– Понятно, – проговорил Севидов, натягивая поводья. – Евдоким, передай Батюнину…

– Я с тобой, – перебил его Кореновский.

– Зачем?

– Чует мое сердце – дело погано.

– Ну ладно. Ян Вильгельмович, передай Батюнину, что мы с комиссаром приедем на Волчьи холмы. Помогите тут ему и поторапливайтесь. Уже светать начинает.

Комдив с комиссаром в сопровождении лейтенанта Осокина и коноводов выехали за станицу и, обогнав колонну, поскакали через кукурузное поле на юго-восток от Раздольной. Севидов хорошо знал, где находится совхоз «Рассвет», и решил сократить путь.

– Не гони так, – тяжело дыша, попросил Кореновский. – Не к теще на блины торопимся.

– Командарм ждет.

– Военный трибунал нас ждет, Андрей.

– Да не каркай ты!

– Наивная голова, думаешь, нас орденами наградят за самовольный отход от Маныча? Призовут к ответу.

– Ответим, Евдоким. Только я сейчас думаю не о том, что будет с нами. Что с дивизией будет, с полком Ратникова, с людьми, которых оставляем? Вот о чем думаю. И еще… Как стыдно смотреть людям в глаза, когда бросаем их. Вот этому дядьке Семену, например.

– Этот дед только о себе печется, – проговорил ехавший рядом лейтенант Осокин. – Лишь бы хату его не тронули… Паскуда!

– Геннадий! – одернул лейтенанта Севидов. Некоторое время ехали молча. Слышен был только хруст сухих кукурузных стеблей да похрапывание уставших лошадей. – Печется, конечно. А что делать, если мы с тобой о нем плохо печемся… – Генерал Севидов шумно вздохнул и пришпорил коня.

Глава четвертая

1

В один из знойных августовских дней сорок второго года к полуразрушенному вокзалу Ростова-на-Дону подошел пассажирский поезд – всего несколько комфортабельных вагонов. Спереди и сзади необычного состава были прицеплены открытые платформы, на которых разместились крупнокалиберные зенитные пулеметы.

Едва поезд остановился, к вагонам поспешили встречающие генералы и офицеры. В дверях вагона появился генерал Эрнст Кестринг – инспектор кавказских вспомогательных войск. Он щурил на солнце маленькие глазки, и от этого все его лицо, с выдвинутыми вперед скулами, было покрыто мелкими морщинками. Кестрингу, учтиво кланяясь, подал руку доктор Берк.

Вслед за Кестрингом из вагона вышли человек пятнадцать сопровождающих инспектора чинов. Среди них следовал его адъютант оберштурмбанфюрер Рудольф фон Штауфендорф. Рядом важно вышагивали имперский комиссар Кавказа штабслейтер Арно Шикеданц и князь Александр Николадзе. Доктор Берк сразу узнал своего старого знакомого. Они приветливо обменялись поклонами.

Приехавшие и встречающие не торопясь направились к зданию вокзала, где в единственном уцелевшем зале был накрыт стол для легкого завтрака.

Зал ожидания был наспех подготовлен к приему этих высоких персон. Мраморный пол только что вымыли, он блестел и распространял влажную прохладу. Высокий сводчатый потолок, разрисованный масляными красками, попытались забелить, но сквозь мел довольно четко проступала роспись – могучий кузнец с молотом, пышногрудая колхозница с огромным снопом, Спасская башня Кремля с круглыми часами, на которых стрелки показывали половину пятого, и звезда на башне, отливающая рубиновым светом. Странно все это было видеть, когда со стен свешивались фашистские флаги.

Огромный стол был уставлен бутылками с водой и пивом, возле пепельниц – сигареты и спички. Сопровождающие высоких чинов адъютанты успели разложить на столе альбомы большого формата. Это был справочник-путеводитель для группы армий «А». На обложке стоял гриф «Hyp фюр ден Динстгебраух» – «Только для служебного пользования».

Доктор Берк с любопытством стал рассматривать справочник. Когда успели напечатать? Месяц назад, когда он был еще в Берлине, этого путеводителя не было.

Справочник был снабжен множеством иллюстраций и карт. На первом листе – карта с жирными черными стрелками: Ростов – Калмыкия – 600 километров; Ейск – Баку – 1100 километров. На последнем листе – план города Баку, расцвеченный двумя красками: фиолетовой – нефтяные промыслы, нефтеперегонные заводы, красной – машиностроительные заводы, переходящие в собственность Германии.

Генерал Эрнст Кестринг не торопился начинать это короткое совещание, давая время офицерам и представителям гражданской администрации ознакомиться с путеводителем. А тем временем Кестринг потягивал пиво и тихо переговаривался с сидящим рядом Арно Шикеданцем.

Доктор Берк смотрел на карту Кавказа, испещренную стрелами, и вспоминал восемнадцатый год. Четверть века назад он, скромный чиновник германской дипломатической миссии в Тифлисе, видел карту с такими же стрелами. Но тогда стрелы сходились в Баку. Теперь эти стрелы проходят дальше – через Баку, Багдад, соединяются со стрелами, обозначающими продвижение Роммеля по Северной Африке, и устремляются в Индию.

Тогда, в восемнадцатом году, в соответствии с соглашением, подписанным генералом фон Крессенштейном с меньшевистским правительством Грузии, все коммуникации передавались в руки немцев. Немецкие промышленники получили право на эксплуатацию природных богатств Грузии. Немцы здорово поработали. Они сжигали грузинские села, расстреливали рабочих и крестьян за отказ вносить контрибуцию. Немецкие аэропланы в целях устрашения грузин сбрасывали бомбы на горные аулы. Может быть, напрасно применяли столь строгие меры к населению? Все это лишь обозлило грузин и помешало Германии укрепиться на Кавказе. Как-то теперь сложится судьба германской армии на Кавказе? Войска Буденного прижаты к морю и к горам. Много видели на своем веку горы Кавказа: полчища персидского шаха и Александра Македонского, нашествия арабов и татаро-монголов, турок и англичан. Все они в конце концов убирались с Кавказских гор. С немецкими солдатами этого не произойдет. Не должно произойти.

Доктор Берк так размечтался, что пропустил мимо ушей все выступление Кестринга. И когда генерал назвал его фамилию, Берк вздрогнул, приподнялся.

– Да, да, уважаемый доктор Берк, фюрер ставит новые цели всей нашей пропаганде на Востоке, и особенно на Кавказе. И вас, как представителя министерства при группе армий, ожидают новые дела. Все эти картины, книги, так называемые культурные ценности, от нас не уйдут. Сейчас нам важнее всего сделать мощный рывок через горы, к Баку, на Индию. Для осуществления этой цели мы должны использовать все. Все! – повторил генерал Кестринг, стукнув кулаком, и отпил из кружки глоток пива. – Мне, господа, довелось слушать фюрера него ставке в Бергхофе. С присущей ему прозорливостью фюрер изложил задачи нашей работы. Я повторяю, господа, – нашей! В то время когда доблестные солдаты Германии сражаются за лучшее будущее родины, мы не имеем права заниматься мелочами. Одним словом, господа, хватит либеральничать с этими русскими, хватит играть в демократию с этими дикарями и ожидать, когда они всадят нам вилы в живот. Никаких церемоний. – Генерал оглядел притихших слушателей. – Я надеюсь, вы меня не поймете превратно и не станете вот так в лоб вести пропаганду, иначе навредите главному. Этому главному должна подчиниться вся пропаганда. Мы обязаны сделать для фронта больше, чем делали до сих пор. А главное для нас на Кавказе – это нефть, хлеб и люди. Да, да, люди! Мы пришли на Кавказ. А вы знаете, что это такое. Кавказ усыпан народами и народностями, которые веками враждуют между собой. Теперь самый подходящий момент использовать эту рознь для создания национальных легионов. Нам нужны люди, недовольные большевистским режимом. Кавказ – самая благодатная почва для этого. Для организационно-пропагандистской работы в лагерях военнопленных и для их психологической обработки при штабе «Кавказ» создана служба «Динстштелле Ц». – Генерал Кестринг взглянул на часы. – Однако мы засиделись. Представляю, господа, одного из руководителей «Динстштелле Ц» – господин Александр Николадзе. Ему поручено возглавить формирование добровольческих частей на Кавказе. Прошу оказывать всяческую помощь.

«Да, набирает силу этот грузин, – подумал доктор Берк. – Правда, у Николадзе появился опасный соперник – грузинский престолонаследник князь Багратион-Мухранский, которого Риббентроп прочит на пост главы грузинского правительства. Но вряд ли Багратиону-Мухранскому удастся победить в этой борьбе за власть. За спиной Николадзе – Шикеданц, Розенберг… Что же, давнее знакомство с князем Николадзе может теперь очень пригодиться. Да и не только теперь…»

После совещания доктор Берк дождался, когда Кестринг отпустил Николадзе, и подошел к нему.

– Поздравляю. Рад буду встречаться с вами по службе.

– Спасибо. Но почему только по службе? Я сегодня свободен. – Николадзе посмотрел на часы и добавил: – После семи.

– Рад буду видеть у себя.

– А меня доктор Берк не приглашает в гости? – подходя небрежной походкой, спросил оберштурмбанфюрер Рудольф фон Штауфендорф. – Или его не интересуют берлинские новости? Я перед отъездом побывал у Дианы и скоро увижу Клауса – еду в штаб генерала Хофера. Кроме того, к вам есть поручение от шефа.

«Тебя еще не хватало, – с досадой подумал доктор Берк. – Почему Кестринг сам не обратился ко мне, а через этого…» Но вслух проговорил, поклонившись:

– Рад буду видеть. Красноармейская, семнадцать.

– Не боитесь жить на такой улице? – улыбнулся Штауфендорф.

– Название не кусается, – улыбкой ответил доктор Берк.

– До встречи.

2

Александр Николадзе задерживался, и доктор Берк нервничал, ругая себя же за эту нервозность. С какой стати он, доктор Берк, обязан ждать какого-то грузина? За долгие годы жизни в Германии Николадзе так и не привык к немецкой пунктуальности. Нет, очевидно, это качество присуще лишь арийцам.

Но неприятное чувство вызывало у доктора Берка не только унизительное ожидание грузинского князя. Предстоящий нежелательный визит Рудольфа фон Штауфендорфа, пожалуй, раздражал его гораздо больше. Увидеться, конечно, с ним следовало: надо было передать через него письмо Клаусу, отправить небольшую посылку. Но увидеться в другое время, наедине. Сидеть в одной компании с фон Штауфендорфом и Николадзе будет противно. Оба чопорные, и каждый будет строить из себя черт знает что.

Вошла секретарша и доложила о прибытии гостей.

– Просите, фрейлейн Тоня, – сразу взяв себя в руки, ответил доктор Берк и поспешил навстречу гостям.

Александра Николадзе сопровождал молодой широкоплечий господин в сером дорогом костюме спортивного покроя.

– Кутипов Борис Михайлович, – представил его Николадзе.

Кутипов изящно поклонился, тряхнув кудрявым рыжим чубом, затем резким движением головы отбросил чуб назад. При этом доктор Берк успел заметить, как у гостя дернулась щека, изрытая глубокими оспинами.

«Нервный господин», – отметил Берк.

Они расположились за низким журнальным столиком, на котором, кроме пепельницы и сигарет, ничего не было. Большой стол у стены уставлен широкими блюдами с холодной закуской, бутылками с коньяком, вином и пивом. Отдельно – горка тарелок, вилок, ножей. Вместо хлеба – лишь несколько тонких сухариков. Однако стулья возле стола не стояли. Все это сразу отметил Кутипов и заерзал в кресле.

«Немчура проклятая! – подумал он. – Неужели самим брать жратву? Или будет подавать та светловолосая девочка, которая встретила в вестибюле?»

Как бы в подтверждение его догадки в комнату вошла Тоня. Но, к удивлению Кутипова, не поспешила подавать закуски, а, поклонившись, бесшумно прошла в угол комнаты и села за низкий столик с пишущей машинкой. Тоня включила настольную лампу и придвинула к себе стопку бумаги.

Она так бесшумно все это проделала, что Николадзе даже не заметил ее присутствия. Затягиваясь сигаретой, он пояснил доктору Берку:

– Господин Кутипов назначен начальником строевого отдела штаба национальных формирований. Жаль, что вы раньше не познакомились. Вы ведь уже полмесяца в Ростове, доктор Берк? – Николадзе осекся, заметив, что Кутипов все поглядывает в угол. Он проследил за его взглядом и вопросительно посмотрел на доктора Берка. Доктор Берк тоже посмотрел на Тоню и, улыбнувшись, поднял руку в успокоительном жесте. – Разве нам нужен переводчик? – удивленно спросил Николадзе.

– Конечно нет, – согласился с ним доктор Берк. – Я, кажется, неплохо владею русским языком. Однако фрейлейн Тоня не только переводчица, но и стенографистка.

– Я думаю, у нас не официальное совещание, доктор. Зачем утомлять… гм… фрейлейн…

– Тоня Гарбузова, – представил доктор Берк и, повернувшись в угол, добавил: – Фрейлейн Тоня, отдыхайте.

Тоня понимающе кивнула головой и не торопясь направилась к двери. Кутипов пристальным взглядом проводил ее. Когда Тоня вышла, сказал доктору Берку:

– А у вас недурной вкус, доктор Берк. Кто эта девушка?

– О, эта девушка мой добрый ангел. Можно сказать, помощница.

– Аппетитный ангелок, – цокнул языком Кутипов.

– Борис Михайлович, нельзя ли без пошлостей, – укоризненно заметил Николадзе. – У вас на уме одни бабы.

– Наговариваете, князь, наговариваете.

– Да где там! Вы и в Люкенвальде этим отличались.

– Когда мне исполнится столько лет, сколько вам, – обиделся Кутипов, – я тоже буду…

– Господа, господа, ну что вы, право, – попытался отвлечь их доктор Берк. – Прошу закусить.

Доктор Берк первым подошел к столу, разлил в рюмки коньяк.

– Прошу. Как говорят у вас: чем богаты, тем и рады. Извините за холостяцкий ужин. В Берлине я любил бройлеры и сам их недурно готовил.

Доктор Берк и Николадзе привычными движениями брали на тарелки закуски, умело орудуя вилками и ножами. Кутипов чувствовал себя неловко. Тонкие, почти прозрачные, кусочки сыра и колбасы никак не цеплялись на вилку. Борис Михайлович смущался, рябое лицо краснело и становилось цвета его залихватского чуба. Доктор Берк будто не замечал неловкости Кутипова, а Николадзе посмеивался. Это бесило Кутипова.

– И все же, кто эта Тоня? – вернулся к прерванному разговору Борис Михайлович.

– Внучка моего, можно сказать, приятеля, смотрителя музея Сергея Ивановича Гарбузова. Неплохо знает немецкий язык. Хорошая помощница в моем отделе, – ответил доктор Берк, приглашая гостей вернуться к столику.

Кутипов облегченно вздохнул. Он никак не мог приспособиться есть стоя, держа в руках вилку и нож одновременно.

– И ваш отдел, и все мы должны работать сейчас на одно – вербовать как можно больше людей на сторону великой Германии, – назидательно проговорил Николадзе. От этого тона доктора Берка передернуло, но он сдержался. Ссориться с другом Арно Шикеданца было опасно. Пусть потешится этот мнимый князь своей временной ролью. И еще подумал: «Хорошо, что не принесли пока черти Рудольфа фон Штауфендорфа – покуражился бы в душе». – Когда великая немецкая армия проливает кровь за освобождение человечества, – торжественно продолжая Николадзе, явно копируя генерала Кестринга, – мы все до одного должны помочь ей выполнить эту благородную миссию.

– Насколько я понимаю, вы неплохо выполняете свои задачи в «Динстштелле», – вставил доктор Берк.

– Да, – согласился Николадзе. – Уже создаются легионы калмыцких и казачьих патриотов, заканчивается формирование грузинской группы «Штейнбауэр». Формируется часть особого назначения «Бергманн». Кстати, командир этой части, капитан Оберлендер, мой хороший знакомый. Он также вербует людей в лагерях для военнопленных. Но, надо признаться, дела идут не так успешно, как мы предполагали.

Николадзе встал, подошел к столу, налил себе в рюмку коньяку и вернулся за столик. У Кутипова уже давно была пустая рюмка, но он не решался проделать то же самое, боясь каким-нибудь неловким движением вызвать усмешки.

Усевшись в кресло, Николадзе не спеша сделал глоток, так же не спеша пошевелил губами, как бы дегустируя коньяк, еще помедлил и заговорил тоном старшего:

– Нам надо учесть, господа, одно немаловажное обстоятельство. В лагерях для военнопленных – далеко не рай. Из лагерей люди могут вербоваться от отчаяния, а некоторые – с целью сбежать при удобном случае. Переходя к нам из лагерей, они ничем не рискуют. Наоборот, понимают: чем быть замученным или умереть голодной смертью, лучше перейти на сторону германской армии, где оденут и накормят. Более стойкий материал – это добровольные перебежчики. Перебежчик-солдат – это другое дело. Он рискует получить пулю в спину, но он переходит к нам, потому что личная убежденность побеждает страх. А нам нужны люди, ненавидящие большевиков. Фюрер призывает нас вербовать главным образом перебежчиков. И в этом смысле вы, доктор Берк, можете оказать нам немалую услугу.

Доктор Берк заерзал в кресле. Это уж слишком. Этот грузинский князек ему диктует. Берку хотелось грубо оборвать Николадзе, поставить его на место. Но, помня, кто стоит за спиной Николадзе, он лишь заметил:

– У вас в «Динстштелле» такие силы! – и выразительно посмотрел в сторону Кутипова.

Николадзе понял намек доктора Берка.

– Господин Кутипов бывший красный командир, – продолжал он. – Ему известно, каким насилиям комиссаров подвергаются солдаты в Красной Армии. Его объект в основном лагеря для военнопленных, то есть чем он и занимался до сих пор. А вы, доктор Берк, – немец. Вы знаете Германию и ее прекрасную армию. Вам легче будет убеждать солдат и командиров Красной Армии в превосходстве армии великого фюрера. Вы сможете давать ценнейшую информацию о преимуществах «нового порядка» на освобожденных от большевиков территориях. Об этих преимуществах должны знать там, за линией фронта. С начала войны с большевиками мы распространили в районах позиций советских войск сотни миллионов листовок. Но этого мало, господа! Надо искать новые, более действенные методы пропаганды. Немецкая армия неумолимо движется к Кавказскому хребту. Там, за перевалами, грузины. Они не любят большевиков.

– Но ведь сам Сталин – грузин.

– Это еще ни о чем не говорит. Конечно, в Красной Армии есть несколько талантливых генералов – грузин и отважные солдаты – грузины, но они не совсем типичны для грузин в целом… Теперь грузины ждут прихода немцев.

– Возможно, возможно, – неохотно согласился доктор Берк, – но вы слишком давно покинули свою уродину. За эти годы Грузия…

– Годы не могут выветрить свободолюбивый дух грузин, их ненависть к большевикам.

– Возможно, вы правы. Но до перевалов еще надо пройти территорию, занятую казаками. А это русские люди. – Берк выразительно посмотрел в сторону Кутипова.

– Казаки? – переспросил Кутипов. – За казаков не беспокойтесь, у нас есть поводы ненавидеть большевиков.

– Конечно, Советы сейчас усиливают контрпропаганду, – продолжал Николадзе. – И мы это учитываем. Скоро на Кавказ приедет член ЦК «Народной партии горцев» князь Султан-Гирей. Он также подключится к нашей работе. Вы, доктор Берк, должны его помнить по двадцатому году.

– Бывший командир Дикой дивизии? Конечно помню.

– Вот и хорошо. Султан-Гирей мой хороший друг. Надеюсь, господа, все мы сработаемся. Коррекция всех действий будет осуществляться мною. Так угодно верховному командованию и лично рейхсминистру Розенбергу. Адрес моей резиденции будет известен завтра, а пока, дорогой доктор Берк, разрешите поблагодарить вас за гостеприимство.

Все встали, раскланялись.

– Вы, господин Кутипов, очевидно, не торопитесь, – обратился Николадзе к Борису Михайловичу и указал при этом недвусмысленно на стол, заставленный почти нетронутыми бутылками. – Только не увлекайтесь. Капитан Оберлендер вас ждет завтра утром.

Кутипов покраснел, но промолчал, потому что в словах Николадзе прозвучал не совет, а скорее приказание. Ничего, надо терпеть. Кутипов, сидя в кресле, дождался, когда доктор Берк проводит Николадзе и вернется.

– Ну черт, – он встал, облегченно вздохнул и рассмеялся широко, непринужденно, – словно в тисках чувствуешь себя в присутствии этих высоких чинов.

«А я для тебя уже не высокий чин, русская свинья!» – возмутился в душе доктор Берк и, изобразив гостеприимную улыбку, пригласил Кутипова к столу, надеясь, однако, выпроводить его до прихода Рудольфа фон Штауфендорфа:

– Прошу, господин Кутипов.

– Зовите меня просто Борисом Михайловичем, у русских принято по имени-отчеству.

– У нас, немцев, иначе.

– Но почему же? У нас в Новочеркасске у сына атамана был гувернер Карл Фридрихович.

– Ну это уж вы переделали на русский лад. А меня в Германии не зовут даже господином Берком. Если уж я доктор, так доктор Берк. – Доктор Берк протянул полный бокал коньяку Кутипову. Себе чуть плеснул в рюмку. – Да-а, я знаю русского человека. Любит он… как это… – доктор Берк щелкнул пальцем по шее и подмигнул Кутипову, – заложить.

– Такое есть. Не то что эти… – Кутипов посмотрел на дверь. Доктор Берк понял, кого имеет в виду Кутипов.

– Но я хорошо знаю и грузин. Они тоже много пьют. У них много вина.

– Вот именно – вина. Какой толк от вина? Сырость в желудке разводить? – Кутипов одним махом осушил бокал, взял рукой колбасу, понюхал и засунул ее в рот. Жуя, он продолжал: – Русский человек любит крепко хватить. Он до смерти работает, до полусмерти пьет.

– Некрасов, – улыбнулся доктор Берк. – Однако мы с вами еще до смерти не наработались.

– А-а-а, – махнул рукой Кутипов. – Еще наработаемся… Возможно, и до смерти, – задумчиво добавил он и тут же тряхнул рыжим чубом. – К черту работу! Давайте о женщинах. Послушайте, доктор Берк, зачем вам переводчица?

– Я вас понимаю, Борис Михайлович. Но фрейлейн Тоня и стенографистка.

– Вам стенографистку легче подыскать, чем мне переводчицу… проверенную. Отдайте мне эту Тоню. Я вам буду многим обязан. И потом, как я понял грузинского князя, вам теперь придется меньше заботиться о культурных ценностях Кавказа. А в делах пропаганды эта женщина вряд ли что смыслит.

– Не знаю, не знаю… Впрочем, как она сама посмотрит.

– Вот это разговор настоящих мужчин! – Кутипов, не дожидаясь доктора Берка, налил в бокал коньяку и снова залпом выпил.

В дверь постучали, и в комнату вошел, пропустив впереди себя низкого сухопарого мужчину в черном помятом костюме, Рудольф фон Штауфендорф. Доктор Берк досадливо подумал, что теперь трудно будет избавиться от изрядно захмелевшего Кутипова.

– Инженер Циммерман, – представил своего попутчика Штауфендорф.

– Старый борец, – надменно добавил Циммерман, протягивая доктору Берку руку.

При этих словах Берк уважительно склонил голову. Он знал, что в Германии старыми борцами именовались члены национал-социалистской партии со стажем до января 1933 года, то есть до прихода Гитлера к власти.

– Очень рад, – улыбаясь, сказал Берк, а сам внутренне передернулся от прикосновения к пухлой потной ладони. – Но мы с вами не так давно встречались.

– Где? – вскинул короткие белесые брови инженер.

– При испытаниях «санитарной» машины. Я был свидетелем вашего успеха, господин Циммерман.