Текст книги "Перевал"
Автор книги: Виктор Муратов
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)
– Ну, сейчас гроза начнется, – проговорил Севидов, поднимаясь с бревна. – Давай-ка, Евдоким, в укрытие.
– Интересно, нам или Хоферу спешит на помощь Илья Пророк на своей колеснице?
– Кому-кому, а нашим артиллеристам помощи от него будет мало. Сейчас развезет все дорожки, все тропы. Уму непостижимо, как Бобров свои пушки потащит на склоны? Да и резервный артполк, успеет ли подойти?
– Меня беспокоит батальон Сироты, от него завтра может зависеть все, – озабоченно проговорил комиссар. – Полки Терещенко и Каргина, думаю, успеют закрепиться на склонах.
– Главный удар на себя примет Ратников. От начала до конца его люди будут в бою.
– И все же Сироте предстоит захлопнуть ловушку. Знаешь, Андрей, пойду-ка я к нему наведаюсь.
– Ну что ж, комиссар, давай. Я пойду к Батюнину, проверим резервы.
Дождь обрушился сразу. Но не ливневый. Гроза с молниями и громом шла стороной, а над Лесной Щелью монотонно сыпалась вода, словно просеиваемая сквозь мельчайшее сито.
Часовой провел полкового комиссара в шалаш, устроенный под густой, размашистой елью. Из шалаша уже расходились ротные и взводные командиры. Завидя Кореновского, капитан Сирота вернул командиров в шалаш. Он догадался, что комиссар пришел в его батальон неспроста.
– Лекций сегодня не будет, – улыбнулся Кореновский. – А инструктаж, я думаю, капитан уже провел. Хочу лишь напомнить, что от действий вашего батальона будет зависеть успех всей операции. Об этом должен знать каждый боец. Успех батальона будет зависеть от выдержки каждого красноармейца, командира. Именно выдержки. Мимо вас завтра пойдут немцы. Будет искушение ударить. Но вы должны затаиться, замереть до сигнала. Нарушение этого приказа может сорвать всю операцию.
…Когда командиры вышли из шалаша, Кореновский спросил капитана:
– Как настроение людей, Марат Иванович?
– Настроение боевое, товарищ полковой комиссар, – ответил Сирота. – Все рвутся в бой, словно предчувствуют завтрашнюю победу. Убедитесь сами.
– Да, я пройду на позиции. Где мои старые знакомые?
– Кошеваров и Суворов?
– И Мустафар Залиханов.
– Засели у самого выхода из теснины. Левее их уже никого нет. Можно сказать, пулеметный расчет на самой левой оконечности советско-германского фронта. Отсюда метров сто пятьдесят вверх по тропке. Вас проводить?
– Спасибо. Занимайтесь своими делами.
Скользя в кромешной тьме, Кореновский все же разыскал пулеметный расчет Кошеварова. Вторым номером теперь, после гибели Каюма Тагирова, был Мустафар Залиханов. За бой у Бычьего Лба пулеметчики были представлены к ордену Красного Знамени. Здесь же рядом выбрал позицию и красноармеец Суворов со своим ручным пулеметом.
Комиссар услышал их голоса, еще не доходя до позиции.
– Если хочешь, Мустафар, – говорил приглушенным басом Захар Суворов, – я тебе свою сестренку Клавдию отдам в жены, а ты мне свою Лейлу.
– Ты не знаешь, Захар, какая у меня сестра. Красивее ее нет на Кавказе. Царица Тамара!
– Тогда я боюсь, Мустафар. Царица Тамара своих любовников в пропасть бросала. Кстати, а ты видел царицу Тамару?
– Нет, но Лейла еще красивее. Она сейчас в партизанах. Лейла в нашей семье одна сестра.
– И у меня в семье Клавдия одна сестра. Все мои трое братьев на фронте. Отец в сорок первом под Яхромой погиб. А где мать с Клавдией, не знаю. Калуга наша под немцами была. А уж какая Клавдия красавица! Куда твоей царице Тамаре! Но уж за тебя, Мустафар, так и быть, отдам Клавдию. Вот только какой ты за нее выкуп дашь?
– Не знаю, Захар.
– Что, бедно жили?
– Зачем бедно? Колхоз у нас богатый. У нас на Кавказе никто бедно не жил, зачем так говорить.
– Хорошо, Мустафар, согласен. Отдаю Клавдию без выкупа. Вот только согласится ли твой отец? Ведь коран запрещает браки с иноверцами. Хоть я и не верующий, но и не мусульманин.
– Э, Захар, какой сейчас коран! Даже когда-то очень давно князь Темрюк отдал в жены Ивану Грозному свою дочь-мусульманку.
– Значит, по рукам?
– Не-ет, Захар, у Лейлы уже есть жених. Тоже русский.
– Тише вы, разгалделись! – прикрикнул Кошеваров. – Тише! Не иначе кого-то несет к нам на позицию.
– Что это тут за торг идет? – улыбаясь, спросил Кореновский. – Кричите так, что фрицы могут пожаловать к вам.
– Да вот, черти, – смущенно проговорил ефрейтор Кошеваров, – друг к другу в родственники набиваются.
– В родственники – это хорошо. Прикройте-ка, хлопцы, закурим. Так хочу курить, аж уши опухли. А дождь льет и льет.
– Ничего, это хорошо, – прикрывая плащ-палаткой комиссара, проговорил Кошеваров. – Завтра германец по-глубже в ущелье завязнет.
– Германец, Яков Ермолаич, и так уже завяз на Кавказе по самые уши, – раскуривая отсыревший табак, сказал Кореновский. – Кавказский хребет встал костью поперек горла Гитлеру. Им он и подавится. Но силен еще германец. И завтра рваться будет через Лесную Щель изо всех сил. Не хотят фашисты в горах зимовать, к теплому морю рвутся.
– Неужто до зимы не прогоним германца с Кавказа? – спросил Кошеваров.
– Должны прогнать, – задумчиво проговорил Кореновский. – А пока, Яков Ермолаич, наша задача – не пустить врага через эту Лесную Щель. И не только остановить здесь фашистов, а разбить. Позиция-то у вас вроде подходящая. Сектор обзора и обстрела хороший?
– Удобное место, товарищ комиссар, – ответил Мустафар Залиханов. – Немцы будут как на ладони, а нас не видно. Наша позиция на самом краю батальона. От нее ущелье начинается.
– Выходит, верно сказал капитан Сирота, вы на самом левом фланге советско-германского фронта засели.
– На всем фронте? – удивился Суворов. – Как это?
– Представь себе, Захар, нашу огромную Родину. Далеко в Баренцевом море, на полуострове Рыбачьем, сражаются наши бойцы. Там держит оборону какой-нибудь парень, возможно твой сверстник, а может быть, и фамилия у него такая же знаменитая, как у тебя. Так вот, он сражается на самом северном, самом правом фланге советско-германского фронта. Дальше линия фронта идет через леса и озера Карелии, проходит у Ленинграда, через Ржев, Ливны, поворачивает на восток до самой Волги. От Сталинграда идет на юг, мимо Грозного и Владикавказа, по Главному Кавказскому хребту сюда, под Туапсе, к нам, к этой вашей позиции. Вот, друзья мои, видите, как обстоит дело. Ни одна война за всю историю человечества не имела таких масштабов. Что такое Лесная Щель в сравнении с огромной линией советско-германского фронта?
– Ее, наверное, и на картах нет, – проговорил Захар Суворов. – По-пластунски можно переползти.
– Верно, Суворов. Лесная Щель – крохотная теснина. А что получится, если немцы прорвутся через эту теснину к морю? Они отрежут армии, обороняющие Новороссийск и Туапсе, прорвутся в Закавказье. В этом случае немцев могут поддержать турки, которые держат на границе крупные силы. Может пасть весь Кавказ. Тогда войска группы армий «А» соединятся с войсками генерала Роммеля, действующими сейчас в Северной Африке, и пойдут дальше – через Иран, Пакистан в Индию.
– Это что же получается, товарищ комиссар? – удивленно проговорил Кошеваров. – От этой Лесной Щели столько всего зависит… Даже представить трудно.
– А надо представить, Яков Ермолаич, что зависит от Лесной Щели, а значит, и от вашей позиции, от вас.
– Да мы… товарищ полковой комиссар… Да мы… Будьте уверены.
– Я в вас уверен, Яков Ермолаич.
…Лишь перед рассветом Кореновский и генерал Севидов вернулись на командный пункт. Согревшись чаем, они попытались хотя бы немного поспать. Но из их затеи ничего не получилось. Нервы у обоих были напряжены до такой степени, что расслабиться они уже не могли. Севидов курил папиросу за папиросой и широко раскрытыми глазами смотрел в бревенчатый потолок блиндажа. Кряхтел и сипло кашлял на соседнем топчане Кореновский. За перегородкой легонько позвякивал разобранными деталями пистолета лейтенант Осокин.
Первым не выдержал Кореновский. Он сел на топчан, не торопясь намотал портянки, обулся.
– Ты прав, Евдоким, – рывком-поднявшись, сказал Севидов. – Все равно не уснуть, только намучаешься. Геннадий! Сооруди-ка чайку, да покрепче.
– Слушаюсь! – бодро отозвался Осокин.
– Давай, Евдоким, на телефоны.
Они связались с командирами полков, с приданным отрядом морской пехоты. Убедившись, что все готовы к бою, Севидов доложил об этом командарму.
– А ты говоришь, вздремнуть, – передавая трубку телефонисту, проговорил Севидов. – Никто не спит.
…За ночь тучи высыпали на землю всю воду и растаяли. Рассвет в горах подбирался медленно. Безоблачное небо наполнялось густой синевой. Розовел снег на отдаленных вершинах. Лес на склонах теснины притих. Все ожидало солнца. Оно наконец медленно поднялось из-за гор, высветив в теснине неподвижные ветви деревьев и поляны, усыпанные серебристой росой. Было странно ощущать эту безмятежную тишину, заранее зная, что ее совсем скоро разорвет первый же орудийный залп.
И залп грянул. Заговорила немецкая артиллерия. Снаряды с воющим свистом пролетали над головами бойцов. Гром разрывов подхватывало эхо и несло вдоль Лесной Щели, от склона к склону.
Артиллерийская подготовка длилась около часа. Перенеся огонь артиллерии дальше, к селению Нагорному, Хофер двинул в Лесную Щель полк Рейнхардта.
Генерал Севидов подал майору Ратникову команду к отступлению. Полк, ведя сдерживающий бой, начал отходить. Преследуя наших бойцов, егеря все глубже и глубже втягивались в теснину.
– Кажется, пока все идет по твоему плану, Андрей Антонович? – отрывая от глаз бинокль, проговорил Кореновский.
– Не совсем, Евдоким, не совсем, – озабоченно ответил Севидов. – Уж очень быстро отходит Ратников. Хофер может разгадать нашу затею. – И крикнул телефонисту: – Соедините с первым! Первый! Первый, черт бы тебя побрал! В Нагорное не впускать! Остановить у Нагорного!
На подступах к селению егеря залегли под ураганным огнем наших бойцов. С наблюдательного пункта было хорошо видно, как немцы стали окапываться.
– А ты, Евдоким, говоришь, все идет по плану, – недовольным голосом проговорил Севидов. – Надолго ли решили они здесь залечь? Для успеха операции мне одного полка Рейнхардта мало.
– Товарищ генерал, вас просит второй.
Севидов взял трубку, выслушал прерывистый доклад Каргина и, багровея, закричал:
– Ждите установленный сигнал! И не вздумайте самовольничать, голову сниму! – И, передавая трубку телефонисту, проговорил: – Не терпится Каргину. Стоило из-за одного полка такую кашу заваривать.
– Смотри, Андрей, – указал Кореновский на дорогу.
Севидов приложил к глазам бинокль.
– Вот это другое дело, – обрадовался он. – Кажется, Хоферу не понравилось наше упорство под Нагорным. Бросил румын. Что ж, посмотрим, на что способны эти вояки.
Генерал неотрывно следил в бинокль за дорогой. Там, минуя узкий проход, по Лесной Щели двигался непрерывный поток машин. У излома реки машины сворачивали в редколесье. Из них выпрыгивали румынские стрелки и, обгоняемые мотоциклистами, устремлялись к Нагорному. Дождавшись подкрепления, егеря Рейнхардта вновь бросились в атаку.
– Первый! Первый! – кричал в трубку Севидов. – Во что бы то ни стало удержите Нагорное!
Бой за Нагорное разгорался все сильнее. Егеря короткими бросками продвигались вперед. Они захватили несколько домиков, стоявших на отшибе селения. Но бойцы Ратникова перешли в контратаку. Даже без бинокля были отчетливо видны фигуры падающих людей.
– Не пора ли, Андрей? – проговорил Кореновский. – Гибнут люди.
Генерал не отвечал. Он смотрел, как в теснину втягивается все больше вражеских войск, как у Нагорного отчаянно дерутся бойцы майора Ратникова. Дерутся за каждый дом, за каждый двор, за каждое дерево в садах этого горного селения, название которого никто из них наверняка прежде и не слыхал. У каждого из этих бойцов есть где-нибудь на Украине или в Башкирии свое родное село, своя родная улица в Умани или Новосибирске, а они сражаются и погибают за это Нагорное, что затерялось в Лесной Щели, в нескольких десятках километров от Туапсе. Многие из них даже и не знают, какую роль играет это селение в замысле всей операции. У них, как вон у того бойца, засевшего с автоматом за невысоким каменным забором, нет прямой связи с командиром дивизии. Он выполняет приказ командира своего отделения, строчит из автомата по наседающим фашистам.
Генерал Севидов отчетливо видел в бинокль, как все ближе подходили к бойцу гитлеровцы. Вот солдат взмахнул руками и упал. К заборчику подбежали его товарищи и открыли огонь. Им все же удалось удержать эту позицию – заборчик, сложенный из серого камня…
– А ведь пора, Андрей, – глядя, как по дороге безнаказанно движутся румынские части, сказал Кореновский. – Как бы румыны не обошли Нагорное.
– Рано, Евдоким, рано!
– Тебе видней: ты командир. Но гибнут люди…
– А ты комиссар! – повысил голос Севидов. – И должен понять, что все наши жертвы будут бессмысленны, если мы не осуществим замысел до конца. Иначе я не смогу отчитаться перед своей совестью за эти жертвы. – И, смягчившись, попросил: – Сходи лучше к Сироте. Проследи, как бы ребята не начали до поры.
Бойцы батальона капитана Сироты, укрывшиеся в засаде, не знали обстановки у селения Нагорного. Они только слышали яростную стрельбу в глубине теснины, разрывы снарядов и мин. А здесь мимо пулеметного гнезда ефрейтора Кошеварова все шло и шло подкрепление полковнику Рейнхардту. Они не знали того, что знал комиссар Кореновский: там, в Нагорном, бойцы майора Ратникова истекают кровью.
Капитан Сирота в который раз спрашивает, не пора ли начинать. Кореновский и сам еле сдерживал себя. Но надо ждать сигнала. Пусть больше вражеских войск втянется в Лесную Щель. Хотя комиссар понимал: чем больше втянется вражеских войск в ущелье, тем труднее придется бойцам капитана Сироты. Ведь закрыв выход из теснины, они примут главный удар на себя, и чем больше вражеских войск попадет в ловушку, тем сильнее будет этот удар.
А в Нагорном бой перемещался на самую окраину селения. Ратников держался уже из последних сил. И в этот момент над ущельем в стороне командного пункта генерала Севидова взвилась красная ракета. Содрогнулась земля. Все орудия, все минометы дивизии и приданного артиллерийского полка одновременно ударили со склонов Лесной Щели по колонне румын и егерям Рейнхардта. Враг в панике заметался по теснине.
От Нагорного в атаку перешел весь полк Ратникова. Полки Каргина и Терещенко ударили по ущелью. Стреляя на ходу, бойцы спускались вниз по склонам и сжимали гитлеровцев огненными клещами. Немцы и румыны смешались. Беспорядочно отстреливаясь, они бросились к выходу из теснины, но там батальон капитана Сироты уже закупорил выход и встретил врага плотным огнем. Обезумевшие немецкие и румынские горные стрелки отчаянно пытались вырваться из ловушки.
Разгоряченные боем бойцы выскакивали из окопов и бросались в атаку, подхваченные общим порывом.
Скоро в Лесной Щели уже не рвались снаряды и мины, над ней не появлялись ни наши, ни немецкие самолеты. Артиллерия и авиация не могли бить по теснине, потому что там все смешалось в одном разъяренном гигантском клубке… Стрельба велась лишь с коротких дистанций. Пытаясь вырваться из теснины, гитлеровцы все сильнее нажимали на батальон капитана Сироты. Но бойцы стойко держали оборону.
Захар Суворов со своим ручным пулеметом то и дело менял позицию и, находя выгодное место, продолжал строчить. Внезапно в его пулемете заклинило затвор. Он лихорадочно старался устранить неисправность. Но в спешке у него ничего не получалось. Тогда Суворов схватил пулемет за ствол и ринулся навстречу гитлеровцам, орудуя пулеметом, как дубинкой. За Суворовым бросились врукопашную другие бойцы.
Азарт боя охватил Кореновского. Он вскочил на ноги, выхватил пистолет и, забыв про одышку, с криком «ура» побежал за Суворовым.
– Куда? – крикнул Мустафар Залиханов ему вслед. Но и самого Мустафара подхватила неведомая сила и понесла за комиссаром…
…Ефрейтор Шавлухашвили горделиво восседал за рулем новенького «виллиса». Эти быстроходные, юркие и устойчивые американские машины только начали поступать в войска по ленд-лизу.
Шалва вел «виллис» по узкой каменистой дороге, петляющей по дну Лесной Щели вдоль безымянной речушки. Он то и дело прибавлял газ, желая продемонстрировать сидящим в машине генералу, полковому комиссару Кореновскому и «вятскому джигиту» возможности «виллиса» и свои способности. Но генерал сдерживал его: Севидову хотелось осмотреть место недавнего сражения.
Вечерело. Солнце, устав глядеть на огненный ад в теснине, спряталось за горами. В безветренном воздухе еще не совсем рассеялся дым. Он смешивался с вновь надвигавшимися тучами. Посыпал мелкий дождь. Он безуспешно пытался смыть кровь и пороховую копоть с земли.
Зрелище было угнетающим. Сраженные снарядами, рухнули могучие кроны сосен и грабов. Они прикрыли огромными лапами землю. Всюду торчали обломанные стволы с обнаженной, рваной, еще свежей сердцевиной. Лишь кое-где чудом сохранились нетронутые деревья. Они одиноко возвышались над этим лесным кладбищем. Вся теснина и ее склоны были изрыты воронками от бомб и снарядов. Тут и там валялись трупы. Словно бревна, они плыли по реке; иных прибивало к берегу, и казалось, они цепляются за него руками, будто пытаются выкарабкаться на сушу; других быстрое течение относило вниз, образовывая в узком месте реки запруду. Вода вокруг была розовой от крови.
– Ты посмотри, Евдоким, какая мясорубка, – угрюмо сказал Севидов. – Как я ненавижу войну!
– Не мы первыми вынули клинок. Но уж теперь опустим его в ножны последними.
Из-за скалы, близко придвинувшейся к дороге, показалась большая группа пленных.
– А конвоиров что-то не видно, – сказал Кореновский.
Завидя машину, колонна остановилась. Вперед вышел офицер. В руках он нес фанерный щит, на котором химическим карандашом были выведены корявые буквы:
«Этих румынских солдат взял в плен Захар Суворов. Прошу не задерживать их продвижение до самого штаба дивизии».
И подпись:
«Суворов».
Офицер, державший щит, слегка покачивался и глуповато улыбался.
– Да он пьян, – удивился Севидов.
– Пьян, пьян, конечно, господин генерал, – неожиданно ответил офицер по-русски. – Нас всех перед боем напоили. – Лицо его продолжало улыбаться, но в глазах стоял страх. Офицер вдруг истерично выкрикнул: – Гитлер дурак! Антонеску дурак! – И, неожиданно пропел:
– Давай проходи, – махнул рукой генерал и, когда офицер отошел к своим солдатам, громко рассмеялся. – Ну, Захар Суворов! Ишь, фельдмаршал, не испугался, что драпанут.
– Куда им драпать, – тоже смеясь, проговорил Кореновский. – Во-первых, некуда, во-вторых… Мне думается, они довольны, что для них война кончилась.
– Сдай, Шалва, назад, пропусти их. Раз сам фельдмаршал Суворов приказывает не задерживать пленных, надо подчиняться, – сказал Севидов.
Шавлухашвили отвел «виллис» на небольшую площадку, освободив дорогу. Пленные шагали бодро, торопясь проскочить узкое место дороги. На их лицах не было уныния. Некоторые, глядя на генерала, заискивающе улыбались, как бы извинялись за вынужденную задержку штабной машины.
– Хлипкое войско, – глядя на вереницу пленных, сказал Кореновский. – Какие общие интересы могут быть у этих одураченных, запуганных солдат и у Гитлера?
– Ты прав, Евдоким, начинает трещать фашистский блок, – швыряя докуренную папиросу в реку, согласился Севидов. – Ну, поехали, Шалва.
Машина двинулась дальше. Некоторое время Севидов и Кореновский молчали.
Глядя на мрачные следы боя, Севидов проговорил:
– Хватит, господин Хофер, пора и честь знать…
– Да, – согласился комиссар. – Надолго Хофер запомнит Лесную Щель. Ведь половину дивизии оставил в теснине. – И внезапно спросил: – А все же признайся, Андрей, неспокойно было на душе перед боем?
– Риск все-таки был огромный. Мы выиграли бой в Лесной Щели потому, что для генерала Хофера наш замысел оказался неожиданным. А если бы он разгадал?
– Если бы да кабы! Что стоит замысел, который разгадывает противник? Хофер никак не мог предположить, что мы бросим все силы в теснину, ослабив при этом фланги. А главное, Евдоким, я надеялся на людей. Бойцы четко выполнили наш замысел. Я верил в людей, как и они верили в меня. И дай нам бог, Евдоким, такой взаимной веры. С нашими людьми любые испытания выдюжим.
– Смотри, – указал Кореновский в небо.
Из-за близкой вершины выплыл орел. Он парил над притихшими горами, величаво распластав крылья.
