Текст книги "Перевал"
Автор книги: Виктор Муратов
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
– Оботрется, – недовольно проговорил Ратников. – Пока он оботрется, фашист нас всех в гроб загонит. Ты, Яков Ермолаич, чудом жив остался. А этот…
– Товарищ майор, генерал едет.
На опушке показались всадники. Впереди на гнедом жеребце ехал генерал Севидов, его сопровождали полковой комиссар Кореновский и капитан Стечкус, чуть поодаль – лейтенант Осокин и коноводы.
Генерал легко спрыгнул с коня, кинул повод коноводу. Следом, тяжело кряхтя, спешился Кореновский.
– Что тут происходит? – спросил генерал.
– Да вот, – пряча пистолет, ответил Ратников, – учу молодых уму-разуму.
– А наглядные пособия у тебя убедительные, – усмехнулся Кореновский, кивнув на кобуру.
– Как же иначе, товарищ комиссар? – опять разгорячился Ратников. – Бросил в бою товарища. Да за это… Ефрейтор Кошеваров, не жалея жизни, взорвал мост, остановил фашистов! А этот… танков немецких испугался.
Генерал только теперь обратил внимание на стоявшего в стороне Кошеварова. Он подошел к ефрейтору.
– Ну вот, Яков Ермолаич, опять свиделись. Рад еще раз благодарить тебя. Геннадий! – подозвал адъютанта.
Осокин раскрыл полевую сумку и достал медаль «За отвагу». Генерал сам приколол ее к груди Кошеварова. На темной от пота ветхой гимнастерке новенькая медаль выделялась особенным блеском.
– Благодарю от всей души, Яков Ермолаич, – пожимая руку ефрейтору, повторил Севидов.
– Служу Советскому Союзу! – взволнованно ответил Кошеваров.
– Верно служишь, очень верно служишь, Яков Ермолаич. Достоин ты большей награды, но пока это все, что могу для тебя сделать.
– Каюм… – нерешительно проговорил Кошеваров. – Прошу вас, товарищ генерал, простите красноармейца Тагирова. Верно, сдрейфил малость Каюм, так ведь впервой для него такое. Молочный еще Каюм-то. Оботрется.
Генерал посмотрел на майора Ратникова. Тот стоял, отвернув голову, набычившись.
– Ну что, майор, думаю, можно простить солдата, если Яков Ермолаич за него ручается?
Ратников, стоя все в той же позе, пожал плечами, как бы говоря этим жестом: «Дело ваше, начальству виднее».
Генерал повернулся к Каюму, который стоял, опустив голову, и ждал решения своей судьбы.
– Ты все слышал, красноармеец Тагиров? Не подведешь ефрейтора Кошеварова?
– Никогда не подведу, товарищ генерал, – сдерживая радость, ответил Каюм. – Никогда!
– Верю, – улыбнулся генерал. – Да такому солдату, как ты, знаешь, как воевать надо!
– Я научусь, – тихо ответил боец.
– Научишься, понятное дело. Запомни, сынок, фриц – он смелый, когда в танке сидит. А ты выкури его из танка и бей. Бей! Покажешь спину – и смерть тебе. И товарищам твоим смерть.
На проселочной дороге заклубилась пыль. Через поляну двигалась небольшая колонна автомобилей. В полуторках сидели красноармейцы в форме НКВД.
– Ты смотри, Андрей Антонович, неужто чекисты нас сменять будут? – удивился Кореновский.
Передняя машина остановилась. Из кабины вышел командир с двумя шпалами в петлицах. Он выждал, когда осядет пыль, поднятая колесами автомобилей, и, чеканя шаг, направился к генералу Севидову. Не дойдя до генерала трех шагов, четко доложил:
– Товарищ генерал, рота особого назначения следует для выполнения специального задания. Майор Трунов. – И подал генералу письменное предписание.
– Очень вы кстати, – пожимая руку майору, сказал Севидов. – Очень кстати. Будете занимать оборону?
– Сожалею, товарищ генерал, но мы выполняем задание штаба фронта. – Майор Трунов подошел ближе к генералу и заговорил полушепотом: – Следуем в Майкоп. По данным разведки, в городе действует немецкая агентура. Немцы стремятся сохранить от разрушений нефтяные скважины и нефтеперерабатывающие заводы. Сами понимаете, что такое для фашистов теперь нефть…
– Да, конечно, – возвращая предписание, угрюмо проговорил Севидов, – что ж, действуйте.
Майор Трунов энергично отдал честь и побежал к машине.
– Вот такие дела, Евдоким, – проговорил Севидов, когда колонна скрылась за деревьями, – выходит, что нет надежды удержать Майкоп.
Кореновский не ответил. Щурясь на солнце, он оглядывал кукурузное поле. Затем подошел к высокому надломленному стеблю, отломил шершавый початок, быстрым движением разорвал шумящую рубашку и надавил пальцем зерна.
– Зерно-то, Андрей, словно патроны в обойме. – Комиссар заскорузлым ногтем отколупнул несколько зерен, кинул их в рот и попытался раскусить слабыми желтыми зубами.
Кукурузное поле шумело, сухо, со скрежетом, позванивало жесткими, золотистыми, как фольга, листьями. И только коричневая бахрома султанчиков резко выделялась во всем этом бледно-золотистом море.
– Товарищ генерал, разрешите обратиться? – К Севидову подошел высокий широкоплечий солдат. Генерал невольно залюбовался ладной, спортивной фигурой юноши. Было приятно видеть такого опрятного солдата. Несмотря на тяжелую обстановку, на нем было чистое обмундирование, белый подворотничок четко выделялся на смуглой шее, на груди поблескивал комсомольский значок с тремя буквами «КИМ». – Мы тут жаровню соорудили. Отменная кукуруза. Не желаете попробовать?
– Жаровню? – удивился Севидов. – Под носом у немцев?
– Мы надежно замаскировали. Дым от костра в землю глушим.
Под глиняным обрывом солдаты соорудили жаровню и пекли на огне засохшие до твердости камня початки. Кукурузу пекли прямо в желтой шумящей обертке. А когда развертывали обуглившиеся листья, от зерен пахло дымом и кипяченым молоком.
– Кто ж так печет кукурузу? – проговорил Севидов. – Давайте покажу, как это делается.
Он взял жестяную банку из-под свиной тушенки, насыпал туда зерен, перемешал с песком и пристроил свою жаровню на угли. Поджаренные зерна разбухали и с треском лопались, обнажая белую и мягкую, как вата, сердцевину. Солдаты с черными от сажи губами жевали горячие зерна.
– Как фамилия? – спросил Севидов стройного солдата.
– Красноармеец Суворов, – распрямляя плечи, ответил солдат.
– Ишь ты, Суворов. Уж не родственник ли великому полководцу?
– Кто ж его знает. Вполне возможно. Каждый русский солдат родственник Александра Суворова. А меня вот Захаром зовут.
– Ишь ты, Захар. Выходит, все мы родственники Александра Суворова?
– Выходит, так, – улыбаясь, ответил Захар.
– Ну а коли так, то драться мы обязаны по-суворовски. – И, повернувшись к командирам, генерал сказал: – Идемте, товарищи.
Отойдя в сторону, Севидов обратился к майору Ратникову:
– Из штарма только что получен приказ. Сдаем полосу обороны соседям. Дивизия выводится во второй эшелон. Нас передают в сорок шестую армию. Готовьте полк к маршу. Письменный приказ получите от полковника Батюнина.
– Ясно, товарищ генерал! Разрешите выполнять?
– Да. И поторапливайтесь. Смена скоро подойдет.
Глядя вслед Ратникову, генерал пересыпал из ладони в ладонь кукурузные хлопья.
– Видал, Евдоким? Ему ясно. Это хорошо – командиру полка ясна задача. И нам с тобой ясна задача. Сдадим полосу обороны свежим частям, а сами марш марш в горы. И никто нас не упрекнет за самовольный отход с позиций. А?
– Что-то я не пойму твоего тона, – проговорил Кореновский. – Вроде лукавишь.
– Да просто вспомнил Маныч, Раздольную. Скажи честно, струхнул, когда в штаб армии ехали?
– Как сказать, – сдержанно ответил Кореновский.
– А я струхнул, чего уж там. Боялся, что не разрешат отход дивизии. Не дай бог, случись такое, пропала бы дивизия.
– Да что же там, обстановку не понимали? В штарме тоже не дураки сидят.
– Вот ты как заговорил. А не ты ли, комиссар, был против отвода дивизии? – Севидов легонько ткнул костлявым пальцем в живот Кореновского. – Ну, признавайся, Евдоким.
– К чему злорадствуешь? – не принял упрека Кореновский. – Я и сейчас был бы против отвода дивизии в горы, не будь на то приказа штаба армии.
– А я нутром чувствовал, что и там, на Маныче, нам должны были приказать вырваться из ловушки. И, как знаешь, такой приказ был, но связи с нашей дивизией не было.
– Хвастаешься своей интуицией?
– Нет, Евдоким, – посерьезнев, ответил Севидов, – просто логика событий, обстановка должны диктовать командиру единственно верное самостоятельное решение. И как видишь, обошлось без трибунала, и дивизию сохранили.
– Расхвастался! Я тебя не узнаю, Андрей.
– Прости, – примирительно улыбнулся Севидов. – Верно, расхвастался. Но понимаешь, Евдоким, вот ведь продолжаем отступать, а на душе как-то… ну не то чтобы спокойнее, а… одним словом, совсем не так, как под Войновкой, на Дону или на Маныче. Меня никогда не покидала уверенность в том, что мы разобьем фашистов, но сейчас чувствую, что момент этот долгожданный настает. Ты посмотри, ведь и резервы в армии нашлись, чтобы сменить нас, и руководство штаба армии чувствуем постоянно…
– Не рано ли радуешься? Идем в горы, значит, до хребта отступать будем.
– Да не радуюсь я, – досадливо поморщился Севидов. – Просто я сейчас необычно остро чувствую, что Кавказские горы – последний рубеж нашего отступления. И не скрою – горжусь тем, что сохранил дивизию для решающего удара на этом рубеже.
Они одновременно запрокинули головы, заслышав легкий монотонный гул самолета. Высоко в безоблачном небе плавно, безнаказанно барражировала одинокая «рама» – предвестник скорого боя.
– Только до того рубежа еще немало прольется крови, – следя за немецким разведчиком, вздохнул комиссар.
Монотонный гул самолета постепенно заглушался другими, более мощными звуками. Рокот танковых и автомобильных моторов доносился с противоположного берега реки Белой…
3
Раскаленная адыгейская степь изнывала от беспощадного солнца. Дышать было нечем. Гимнастерка прилипла к телу Кутипова. В нагрудном кармане взмокли документы на имя майора НКВД Трунова, фальшивое предписание штаба фронта. Кутипов ехал, высунув голову из кабины полуторки. Но встречный ветер нисколько не охлаждал разомлевшее от жары лицо. Следом тащились еще два грузовика. В кузовах, глотая пыль, тряслись переодетые в советскую форму НКВД легионеры спецкоманды из части особого назначения «Бергманн».
Эта спецкоманда, состоявшая из шестидесяти прибалтийских и судетских немцев, владеющих русским языком, была гордостью князя Александра Николадзе. Он ее создал и сам долго готовил в Алленштейне, в Восточной Пруссии. И вот теперь надеялся, что подготовка эта принесет свои плоды. Конечно, Николадзе мог сам же и возглавить эту операцию. Но князь не из тех простачков, которые подставляют свои головы под пули. Он послал в Майкоп Кутипова. Послал в самое пекло. Не так-то просто проникнуть через линию фронта, проскочить через расположение советских войск, войти раньше немцев в город и помешать большевикам уничтожить склады нефти и очистительные сооружения, помешать вывести из строя нефтяные скважины.
Уже несколько постов Кутипов миновал благополучно. Даже познакомился с генералом Севидовым. Правда, струхнул при встрече с генералом Кутипов порядком, но все обошлось благополучно. Суматоха, царящая на подступах к Майкопу, помогала Кутипову. Чем ближе подходил он с отрядом к городу, тем большую неразбериху встречал на дорогах и у переправ. Русские обозы и штабы поспешно отходили в направлении гор. Длинные полотнища пыли тянулись на юго-запад.
В Майкопе штаб НКВД был эвакуирован. Кутипов со своими людьми занял его помещение, выставил охранение и тут же дал задание отдельным группам разведать нефтехранилища, нефтеперерабатывающие сооружения и разработать планы предотвращения взрывов.
До седьмого августа отряд Кутипова производил осмотр объектов. К этому времени тринадцатая танковая дивизия генерала Трауготта Герра и горнопехотная дивизия генерала Хофера уже стояли перед Майкопом.
В полдень восьмого августа немецкие войска ворвались в город.
Люди Кутипова вывели из строя центральную городскую станцию связи. Ни один русский не заподозрил, что виной тому не немецкие бомбы и снаряды, а переодетые в форму НКВД легионеры. Одновременно с этим группа легионеров заняла городской телеграф. На все вопросы с телеграфа поступал один ответ: «Город эвакуируется. Телеграф прекращает свою работу». Это создавало еще большую суматоху.
Но не всегда легионерам Кутипова удавалось предотвратить взрывы важнейших складов нефти. Не везде его переодетые «чекисты» могли убедить охрану срочно эвакуироваться, оставив нетронутыми нефтяные хранилища. В пригороде Макде все склады были взорваны и цистерны пылали огнем.
По приказу Кутипова было арестовано около тридцати человек поджигателей. Их обвинили в умышленном распространении ложных слухов и паникерстве, согнали в подвал продовольственного магазина и держали под охраной.
Кутипов знал, что вместе со штабом генерала Хофера скоро прибудет в Майкоп оберштурмбанфюрер Рудольф фон Штауфендорф и с ним специалисты из бригады по восстановлению и эксплуатации месторождений нефти «Кавказ». В составе этой бригады из Германии прибыл известный специалист по нефти профессор Бенц. И этот Бенц, и Рудольф Штауфендорф, и командир части «Бергманн» капитан Оберлендер, и князь Николадзе рассчитывали на успех операции «чекистов», надеялись на Кутипова. Но их надежды не оправдались. Пылает нефть, и неизвестно, остались ли целы нефтяные вышки юго-восточнее города. Туда легионерам не прорваться, там идут еще бои. И ничего не поделаешь: большевики заранее создали специальные взрывные команды, которым местное население помогает уничтожать нефтезаводы и хранилища. Легионеры кое-кого расстреляли на месте, часть подрывников удалось схватить. Возможно, хоть этот факт как-то смягчит недовольство оберштурмбанфюрера Штауфендорфа. Хотя что ему эти арестованные? Ему нужна нефть.
Южнее Майкопа, в стороне станицы Тульской, еще шли бои, когда посланные на разведку легионеры доложили Кутипову о месте расположения штаба Хофера.
Как и предлагал Кутипов, встретили его в штабе холодно. Оберштурмбанфюрер Рудольф Штауфендорф пренебрежительно отмахнулся от доклада Кутипова. Всем было все ясно и без доклада: черное небо как бы придавило город. В безветренном воздухе висела зловещая копоть, даже солнечные лучи почти не пробивали ее черные тучи.
– Удивительное зрелище! – идиотски восхищался инженер Циммерман, сопровождавший Рудольфа Штауфендорфа. Кутипов познакомился с этим тщедушным, с вытянутым, лошадиным лицом инженером еще в Ростове у доктора Берка. – Похоже на солнечное затмение.
– Да, зрелище для астрономов, – покосился Рудольф Штауфендорф в сторону Кутипова и бросил раздраженно: – Да переоденьтесь вы! Не удался ваш маскарад. Придется так и доложить капитану Оберлендеру и князю Николадзе. Ну что же, господа, предлагаю небольшую инспекцию. Возможно, большевики нам все же что-либо оставили. Ганс, – обратился он к брату, – ты бы позаботился о завтраке. Только организуй, пожалуйста, где-нибудь за городом, подальше от копоти. Надеюсь, вы, господин генерал, не будете возражать?
– Пожалуйста, только без меня, – ответил Хофер. – Мне, извините, не до пикников. Клаус, возьмите охрану и сопроводите господ. Все же Майкоп – сфера действий моей дивизии.
Кавалькада машин медленно двигалась по городу. Пейзаж удручающе действовал на Штауфендорфа и на представителей нефтяной бригады. Своими рухнувшими вышками, взорванной арматурой котельных местность напоминала Рудольфу Штауфендорфу что-то вроде заброшенной свалки металлического лома. Ржавые, искривленные, разбитые на куски детали оборудования были разбросаны в беспорядке. Между ними громоздились части подорванных машин, котлов, баков и резервуаров для нефти. Зияли свежие воронки от мин. Кое-где уже действовали небольшие группы солдат с миноискателями, осторожно прощупывающих тонкими железными щупами землю.
– Варвары, – хмуро проговорил Рудольф Штауфендорф. – У большевиков нет ничего святого. Своими руками душил бы каждого поджигателя.
– Около тридцати большевиков из подрывных команд арестовано, – с суетливым подобострастием доложил Кутипов в надежде на похвалу Штауфендорфа.
– А-а-а, – равнодушно махнул рукой оберштурмбанфюрер, – какой от них толк! Вам, господин Кутипов, надо бы ловить их до того, как они все разрушили. А теперь… Теперь ваши пленники могут заинтересовать разве что господина Циммермана. Что ж, посмотрим и мы на этот спектакль. Показывайте своих пленных.
Из подвала продовольственного магазина вывели пленных. Лишь некоторые из них были одеты в военную форму. Большинство были рабочие нефтеперегонных заводов, среди них несколько женщин.
– Действуйте, господин Циммерман, – равнодушно проговорил Рудольф Штауфендорф. – Посмотрим, что стоит ваше изобретение.
К подвалу подъехал большой автобус, выкрашенный в темно-серый цвет. Автоматически открылись задние двери. Циммерман подал команду солдатам, и те прикладами стали заталкивать пленных в машину.
– Куда вы намерены их везти? – вмешался Клаус Берк. – О пленных необходимо доложить в штаб дивизии.
Он обратил внимание, что внутри фургона темно. Выходит, окна на кузове фальшивые, они лишь придают машине внешнее сходство с автобусом.
Циммерман удивленно посмотрел на Клауса, перевел вопросительный взгляд на Рудольфа Штауфендорфа, как бы спрашивая, что все это значит. Оберштурмбанфюрер молчал.
– В зоне боевых действий судьба пленных в руках военного командования, – продолжал Клаус.
– Вы, вы, молодой человек… – начал закипать инженер. – Вы говорите это мне, старому борцу…
– И где же вы боролись? – с усмешкой спросил Клаус. – В тылу?
– Но, господин оберштурмбанфюрер, как это понимать? – Ища поддержки, инженер снова повернулся к Рудольфу Штауфендорфу. В его голосе звучало безмерное удивление невежеством обер-лейтенанта Берка и в то же время упрек. – Как это понимать, молодой человек? – снова повернулся он к Клаусу и, багровея, многозначительно повторил: – Я – старый борец! А вы… вы смеете… Я вынужден буду доложить рейхсминистру.
Рудольф Штауфендорф, видя, что разговор принимает неприятный характер, примирительно вмешался:
– Господин Циммерман выполняет специальное задание. И я вам, Клаус, не советую…
– Да, да, – все еще не успокоившись, горячо подхватил Циммерман, – это задание не касается вашей дивизии, господин обер-лейтенант. Моя миссия имеет глобальное значение.
Обреченные молча заполняли фургон, они не знали, что их ждет. Рудольф Штауфендорф уселся вместе с Циммерманом в открытый «опель-капитан». Он пригласил в машину и обер-лейтенанта Клауса Берка.
– Вперед! – скомандовал инженер. – С нами бог!
Некоторое время Циммерман напряженно смотрел на секундомер. Автобус протащил свой страшный груз в гору и остановился на краю обрыва.
– Девять минут сорок три секунды, – останавливая секундомер, торжествующе объявил Циммерман.
– Ваша санитарная машина – чудо двадцатого века! Я восхищен, господин Циммерман, – пожал руку инженеру Рудольф Штауфендорф.
– Что здесь происходит? – едва шевеля губами, спросил побледневший Клаус.
– Не будьте наивны, Клаус. Немецкому офицеру непристойно распускать нервы. – И снисходительно добавил: – Мальчик, мальчик, а ведь мы с вашим отцом, доктором Берком, присутствовали на первом испытании этой… санитарной машины. Он был доволен изобретением.
Задние двери фургона открылись. Изнутри повалил едкий синеватый дым. Солдаты принялись вытаскивать трупы.
– Это безумие, – одеревенело повторил Клаус. Он с трудом вылез из машины и, пошатываясь, побрел не разбирая дороги.
– И это называется офицер германской армии! – глядя ему вслед, проговорил Рудольф Штауфендорф. – Размазня! Сентиментальная барышня!
– Да, да, – поспешно согласился Циммерман. – К сожалению, не всю молодежь удалось нам воспитать в истинно арийском духе.
Клаус брел как во сне, машинально переступая ногами. Он едва не свалился с обрыва. Дорогу ему преградил солдат зондеркоманды. Клаус отупело смотрел в ущелье, куда сбрасывали трупы умерщвленных. Они катились по откосу, цеплялись за камни и создавали обвал.
Клаус бессильно опустился на траву. А недалеко от места казни, под тенистой шелковицей, расположились представители нефтяной бригады. Ганс Штауфендорф уже доставал закуски, вино. Он открывал бутылку за бутылкой. Пробки шумно взлетали вверх. Казалось, Ганс салютовал удачной операции.
– Вы очень точно заметили, господин оберштурмбанфюрер, – обратился Циммерман к Рудольфу Штауфендорфу, – это санитарная машина. Как бы ее ни называли иначе молокососы! – Он покосился в сторону одиноко сидящего Клауса и повторил: – Да, санитарная. Волка называют санитаром леса, хотя и не любят его. Шакала не любят, ворона не любят, но это санитары. Они очищают землю от падали, которая распространяет заразу, и среда делается здоровее. Мое изобретение также призвано очищать землю от большевистской заразы.
– Машина – это хорошо, – чуть захмелев, похлопал по плечу инженера Рудольф Штауфендорф. – Быстро и дешево. Жаль, что нельзя изобрести такую машину, чтобы сразу всех коммунистов, евреев, всех, кто против нас… Всех в одну машину. Ха-ха-ха! Санитарную машину для всей России! А?! Неплохо?
Циммерман вновь оживился, подставил свой бокал для шампанского.
– Ведь вы сами убедились, господа! Девять минут сорок три секунды. И это без единого выстрела, без единого грамма свинца, без единого патрона. А выхлопные газы не так уж дороги – продукт сгорания нефти.
– Нефть, – произнес Рудольф фон Штауфендорф. – Германии сейчас нужно много нефти. И она здесь, на Кавказе, под нашими ногами! За истинную науку, господа, за настоящих ученых и за кавказскую нефть для германцев!
– Понадобится не менее года, чтобы восстановить то, что разрушили варвары, – разглядывая в бокале вино, задумчиво проговорил профессор Бенц и покосился в сторону ущелья. – Это, господин оберштурмбанфюрер, не так просто. Большевики вылили в нефтяные скважины цемент, сбросили туда металлический лом, спиральную проволоку, старые трубы. Все это не даст возможности работать буровыми штангами при расчистке скважин.
– Но мы пригоним вам рабочую силу, подберем специалистов-нефтяников. Мой отец имеет это в виду, не волнуйтесь, господин профессор, рабами будете обеспечены, – запальчиво говорил Рудольф Штауфендорф.
– Ваши обещания обнадеживают. Но это мероприятие надо взять под строгий контроль. – Профессор Бенц отпил из бокала, пошевелил губами, как бы дегустируя вино. – Я говорю об этом неспроста. Вот господин Майвег, – указал он кивком головы на приземистого рыжего человека, – до войны десять лет проработал в Техасе инженером-нефтяником. На Кавказ он ехал не с пустыми руками. Но всех русских военнопленных, которых Майвег достал для себя из лагерей, – буровых мастеров, геологов, местных рабочих-нефтяников – забрала на вокзале для использования в качестве носильщиков какая-то воинская часть. Из пятисот человек триста пятьдесят погибли на обочинах дорог. Из оставшихся сто двадцать умерли от истощения, не дойдя до Майкопа. В живых, таким образом, осталось всего тридцать человек.
– Рабочими мы вас обеспечим, – еще раз заверил Рудольф Штауфендорф. – Мы сделаем все, чтобы они были старательными.
– Конечно, эксперты еще скажут свое слово, но, если говорить откровенно, после того, что сделали эти варвары-большевики здесь, в Майкопе, я не вижу на Кавказе перспективной добычи.
– Но впереди еще Грозный, Баку!
– А вы уверены, господин оберштурмбанфюрер, что и Грозном и Баку они не сделают то же самое, что сделали в Майкопе? Нет, я о другом. Я считаю, что было бы целесообразно сосредоточить все предназначенные для Кавказа буровые установки в Румынии или в районе Вены. Хотя бы временно. Я уверен, что мы столкнемся здесь, на Кавказе, с невероятными техническими трудностями. Но об этом я доложу рейхсминистру в специальной записке. Не пора ли нам, господа? Я должен еще повидаться с генералом Хофером.
Клаус не принимал участия ни в пикнике, ни тем более в разговоре о нефти. Он все сидел на траве, свесив ноги с обрыва, и смотрел в глубокое ущелье, где уже успокоился обвал и осела пыль. К нему подошел Ганс с бутылкой вина и бокалом. Он присел рядом, свободной рукой обнял Клауса за плечи.
– Выпей, дружище Клаус. К чему киснуть? Слыхал этих господ? Ох и скучные типы! Скважины, буровые установки… Тьфу! Слыхал? Плакали наши денежки. – Он ткнул бутылкой в дымное небо. – Ветер уносит наши денежки. И черт с ними! А ты чего киснешь? Твой папаша не потерял ни пфеннига. И правильно, что не связался с этими нефтяными дураками. Доктор Берк дальновидный человек. Его интересуют другие ценности. Что захватит в музеях, то и его. И без всяких акций, без всяких процентов. Да выпей, дружище.
Клаус, не отвечал. Он продолжал отрешенно смотреть в ущелье.
– Ты что, думаешь о тех, кто оказались там? Плюнь! Это бандиты. Они уничтожили нефть. Полезную машину придумал этот полуидиот Циммерман. Немцы должны экономить нефть. А эти пусть дышат отработанными газами. Дешево и надежно.
Клаус резким движением скинул руку Ганса со своего плеча, рывком поднялся и, не оглядываясь, зашагал к машине.