Текст книги "Дети пространства"
Автор книги: Виктор Вагнер
Соавторы: Ирина(2) Емельянова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)
Лемурийские горы
Машина притормозила у незаметного перекрёстка, где в лес, поднимающийся по склону, уходила малонаезженная колея. Ильма легко спрыгнула из кабины, Анджей подал ей оба рюкзака и выбрался следом. Водитель крикнул на прощание что-то неразборчивое и рванул с места, оставляя шлейф пыли.
Ильма взглянула на наручные часы, потом на небо, где сиял оранжевый диск Арктура, и шёпотом выругалась.
– Придётся поторопиться, – пояснила она. – Уже почти полдень, а до хыгра Айол не меньше двадцати километров. Хорошо бы дойти до темноты. А мы ещё и не акклиматизированные.
До заката оставалось ещё минимум часов семь. Вроде рано начинать волноваться, но неизвестно, какая там дорога.
Ильма распределила груз по рюкзакам так, что оба весили почти одинаково, килограммов по пятнадцать. В принципе, за свою жизнь Анджей таскал и не такое. Он вскинул рюкзак на плечи и пристроился вслед за Ильмой, стараясь поддерживать выбранный ею темп.
Первое время идти было легко. Дорога вилась под сенью высоких деревьев, поднимаясь по покрытому лесом склону. Минут через сорок хода рядом с дорогой показалась полянка со скамейкой под дощатым навесом и кострищем, выложенным камнем. Рядом из скалы бил небольшой родник, и маленький ручеёк журчал по камням, пересекая дорогу. Здесь Ильма объявила привал.
Сбросив рюкзак и потянувшись, Анджей обнаружил, что слегка запыхался, но вовремя вспомнил дыхательные упражнения, которым научил его бармен в Офире-восточном. Там это была стандартная практика, помогавшая пришельцам с планет с нормальным атмосферным давлением привыкнуть к разрежённому воздуху хандрамитов.
– Интересная медитативная техника, – прислушалась к его дыханию Ильма. – Это где на Земле практикуют такое? Памир, Непал, Кунь-Лунь, Анды?
– На Марсе научился, – ответил Анджей, завершив комплекс. – У них там давление по каким-то техническим причинам в четыре раза ниже нормального, хотя процент кислорода выше. Поэтому там уже привыкли адаптировать прилетающих.
После этого обмена репликами они замолчали. Просто сидели под навесом и впитывали в себя окружающую красоту, чистый горный воздух, звуки леса. Анджей не был в горах, наверное, уже года полтора. Он заметил, что Ильма тоже наслаждается окружающей обстановкой, как после долгого перерыва.
Вдруг у неё в голове как будто будильник сработал.
– Время, – бросила она, поднеся часы к глазам. – Встали и пошли.
Вскоре после перевала от дороги ответвилась неширокая тропинка, уходившая почти строго вверх по склону. Около развилки стоял столб, к которому была прибита доска с вырезанной ножом надписью «Айольский перевал».
Анджей поглядел под ноги. Отметок краски на камнях, распространённых в австрийских Альпах, здесь не было. Зато между камнями в земле попадались следы подков.
Подъём по этой тропе дался намного тяжелее, чем движение по дороге. Пришлось сделать ещё один привал до перевала. Здесь тоже было оборудовано место с очагом, правда, скамейка была сделана из слегка подтёсанного камня, выступающего из земли, а вместо родника в паре метров от места привала журчал стекающий по склону ручей. Здесь деревья уже не росли – начались альпийские луга.
Следующая остановка была уже на перевале, откуда открывался совершенно шикарный вид в обе стороны. Назад – широкая долина, покрытая лесом, где-то далеко внизу синеют озёра и вьётся река, в другую сторону – нагромождение ущелий и хребтов.
Через полчаса после перевала тропа упёрлась в колоссальный скальный обрыв, поднимавшийся над тропой не меньше, чем на пару сотен метров, и простиравшийся вниз куда-то совсем далеко. Около конца тропы стояло странное сооружение, напомнившее Анджею старинную телефонную будку: врытый в землю столб, накрытый небольшой двускатной крышей из грубых досок, а под крышей к столбу прибит прямоугольный металлический ящик с прорезью, в верхней части которой торчал десяток металлических палочек. Далее прорезь спускалась на несколько сантиметров вниз и, повернув на 90°, выходила на боковую стенку аппарата. Ильма нажала кнопку, подёргала нижнюю палочку, но та не шелохнулась.
– Придётся подождать, – бросила лемурийка. – Перегон занят.
– Это как?
– Тут дальше очень узкая тропа. Даже не тропа, а овринг. Разминуться на ней практически невозможно, особенно если кто с вьючной лошадью или ослом, поэтому поставлены такие аппараты, как на старинных железных дорогах. Выйти на овринг можно, только взяв жезл из аппарата. А аппарат отдаст его только в случае, если никто не вышел на участок тропы с жезлом из аппарата с той стороны. Будь жезл у человека, идущего в ту же сторону, что и мы, после нажатия вот этой кнопки аппарат бы отдал жезл и нам. В общем, развьючивайся, ждём встречного.
Скинув рюкзак, Анджей подошёл к началу овринга. Всё-таки Лемурия – это не древний Памир, чувствовалась технологическая цивилизация. Овринг держался не на кривых сучьях можжевельника, вбитых в трещину в скале, а на вполне приличных балках из литого базальта, дырки под которые явно высверливались в камне каким-то механизированным инструментом. Да и сам настил тоже был из вполне приличных досок. И тем не менее это был овринг – узкая полоска шириной не больше письменного стола, без всяких перил, висящая над пропастью глубиной во много сотен метров.
Анджей проследил цепочку серых досок, тянувшихся вдоль светло-розовой скалы, и увидел, что вдалеке, там, где дорожка уходит за изгиб скалы, появилось какое-то бурое пятно.
– Вроде уже кто-то виден.
Ильма вгляделась.
– Ну да, мужик с вьючной лошадью. Хорошо, значит, ждать не больше двадцати минут.
– Интересно, какие у вас есть способы проверить остроту зрения? – полюбопытствовал Анджей. – Ты ведь не пользовалась никаким оптическим прибором, а до того поворота явно не меньше километра.
– Ну, увидеть Алькор отдельно от Мицара – задача где-то такой же сложности, как на Земле. Можно ещё попытаться разглядеть невооружённым глазом Авалон или Атлантис. Примерно то же самое, что увидеть с Земли спутники Юпитера. Или фазы Асты.
– И как?
– Что как?
– Тебе удаётся разглядеть Алькор невооружённым глазом?
– Удаётся.
Через некоторое время встречный путник выбрался с овринга на место привала. Все-таки Ильма ошиблась: это был не мужик, а женщина, ведшая в поводу гнедую лошадь с довольно лёгкими вьюками. Определить на глаз её возраст Анджей бы не взялся. Если жить на открытом воздухе и не злоупотреблять защитной косметикой, такое морщинистое обветренное лицо может быть и в двадцать пять лет. С другой стороны, такая стройная фигура и уверенная походка при регулярных прогулках по этой дороге могут быть и в шестьдесят.
Она протянула руку под навес и воткнула в щель сверху аппарата небольшую металлическую палочку. Раздался громкий щелчок, и другая палочка упала по щели вниз, повиснув в точке изгиба.
Ильма приветствовала случайную встречную достаточно витиеватой фразой. Анджей просто сказал: «Добрый день». После этого женщина несколько минут делилась с Ильмой какими-то новостями про совершенно неизвестные ему местные события и пыталась выяснить, что происходит в деревеньке по другую сторону перевала. В этом ни Анджей, ни Ильма ей помочь не могли, потому что просто не заходили туда.
Потом она спросила:
– У вас оружие есть?
– Духовушка, – ответила Ильма. – А что?
– Там за двести метров от следующего пикета нигароч свил гнездо в расщелине. Еле удержала лошадь от прыжка в пропасть, когда он оттуда заухал. Будете мимо проходить, шлёпни его, что ли, а то так и человек от неожиданности может улететь.
Наконец фонтан красноречия встречной иссяк, она вскочила на лошадь поверх вьюков и поехала вверх по тропе.
– Ух, я уже и забыла, каково встречаться здесь на дороге с местными, – картинно вздохнула Ильма, вытаскивая жезл из аппарата. – Обязательно надо обсудить все местные новости. Скэттер…
Она сунула жезл в кожаный кошелёк, висящий на верёвочке у неё на груди и, прежде чем вскинуть на плечи рюкзак, извлекла оттуда несколько металлических частей и собрала их в короткое ружьё с полым металлическим прикладом.
– Подкачай раз двести, – она протянула эту конструкцию Анджею. – Нигароч – это серьёзно, лучше действительно иметь оружие наготове.
Это была забавная магазинная конструкция, стреляющая восьмимиллиметровой картечью. Воздушного резервуара в прикладе хватало на несколько десятков выстрелов.
Густая тень от противоположного склона уже поднялась по скале почти до уровня овринга. Если впереди ещё километров десять такой дороги, следовало поторопиться.
Уже через несколько минут Анджей сумел заставить себя смотреть не в пропасть, а на скалу и под ноги. После этого двигаться по оврингу было ничуть не сложнее, чем по городскому тротуару.
Через пару километров скалу рассекала небольшая расщелина. Ильма жестом приказала Анджею остановиться, сняла с плеча ружьё и, не снимая рюкзака, стала бесшумно подкрадываться к расщелине. Хлопнул выстрел, потом ещё один, потом ещё. После этого Ильма засунула руку в расщелину и вытащила оттуда довольно здоровую птицу, похожую то ли на большого сыча, то ли на ястреба.
Ещё через пару сотен метров в скале обнаружилась расщелина пошире. Около края она была расширена, явно с использованием взрывчатки, отчего образовалась небольшая площадка, где можно было поставить пару лошадей. В нише на скале висели два жезловых аппарата. Ильма воткнула жезл в левый и нажала кнопку на правом. С щелчком вывалился новый жезл.
– Ну что, пройдём следующий блок-участок без привала? – спросила она.
– Пройдём.
Ильма прикрепила тушку нигароча, которую до того тащила в руках, к рюкзаку Анджея, и они двинулись дальше.
Ближе к концу участка Анджей пожалел о том, что отказался от привала: эта чёртова птица весила почти столько же, сколько остальной рюкзак. Его уже начало слегка покачивать, а идти по оврингу в таком состоянии явно не рекомендуется. Но тут как раз скала превратилась в чуточку более пологий склон, а овринг перешёл в тропу, идущую по полке, местами вырытой в склоне, а местами явно проложенной взрывами.
– А что, это тут так запросто – взять и застрелить представителя местной фауны? – спросил Анджей во время очередного привала.
– Эта тварь создавала реальную опасность для путников. Это где-нибудь в городах возможны споры, что важнее – человеческая деятельность или какая– нибудь редкая экосистема. А когда у нас выбор между человеческой жизнью и жизнью какой-нибудь птицы, тут без вариантов. К тому же нигароч совершенно не редкая птица, его мясо – регулярное блюдо в меню местных жителей. Конечно, в любом другом месте никто не стал бы убивать самку на кладке. Но здесь при попытке защитить своё гнездо она действительно могла скинуть кого– нибудь с овринга.
– Удивительно, что люди довольствуются такой узкой тропой, даже без перил. Сейчас-то ладно, а зимой каково?
– Зима здесь последний раз была миллион лет назад, – рассмеялась Ильма. – Тогда эти горы были много ниже, а река ещё не прорезала ущелья. Со времён Перемещения смены сезонов на Лемурии нет, поскольку теперь оборот планеты вокруг Арктура длится тридцать лет, и жизнь, привыкшая к продолжительности года, сравнимой с земной, вряд ли приспособилась бы к таким условиям. Именно поэтому мы здесь можем позволить себе такие технические решения, на которые ни за что не решились бы под Толиманом, под Бетой и тем более под Осануэва.
То ли тропа спустилась глубже в ущелье, то ли Арктур опустился по небосводу, но тень противоположного склона уже затопила тропу, и только где-то высоко над головой сияли освещённые вершины.
В конце следующего перехода узкое ущелье внезапно распахнулось, влившись в огромную широкую долину, идущую с запада на восток. На одном уровне с тропой на склоне оказался пологий уступ, на который и повернула тропа. Лучи заходящего Арктура отбрасывали длинные тени перед идущими путниками.
– Это Большой Трог, – откомментировала Ильма.
Ещё немного, и вдруг справа открылась полукруглая долина с плоским дном на уровне тропы. На дне среди ярко-зелёного луга белели несколько домиков.
Хыгр Айол
– Вот мы и пришли, – выдохнула лемурийка.
Посреди долины в довольно широком каменистом русле бежал узкий ручеёк и срывался водопадом вниз, в глубину Большого Трога. Тропа немного отклонялась вверх, в сторону домиков, и пересекала ручеёк по плотине, сложенной из дикого камня, выше которой голубело в наступающих сумерках небольшое озеро.
Перейдя плотину, Ильма спустилась к самой воде по пологому каменистому пляжу, сняла рюкзак, немного порылась в нём и, сбросив с себя футболку и шорты, резко прыгнула в воду. Буквально через несколько секунд она выскочила из воды как ошпаренная и принялась растираться приготовленным полотенцем.
Анджей последовал её примеру. Вода действительно была ледяная, но усталость длинного перехода смыло начисто. Надев чистую одежду, они были готовы встречаться с местными жителями.
Деревня, казалось, уже заснула – только гуси в нескольких ближайших дворах подняли гогот при появлении чужаков. Через несколько минут на этот гогот из крайнего дома выглянула пожилая женщина в чём-то типа халата, с волосами, закрытыми платком. Ильма перекинулась с ней несколькими фразами на совершенно непонятном языке, та указала куда-то рукой.
Спутница Анджея сбросила с себя рюкзак на краю ровной лужайки и жестом поманила его сделать то же самое.
– Ставь палатку, а я пока добегу до местного башкани.
Палатка у Ильмы была весьма недешёвая. Сделанная из чего-то типа плёнки марсианских хандрамитов, она весила не больше килограмма вместе с кольями и насосом, но при накачивании превращалась в трёхкомнатное сооружение размером чуть ли не больше, чем квартирка Ильмы в университетском кампусе.
Анджей внимательно осмотрел лужайку, убедился, что острых камней на ней нет, потом аккуратно вбил восемь достаточно длинных кольев, растянув дно, и взялся за насос. Небольшим недостатком этой палатки было то, что она рассчитывалась на туристов, имеющих моторизованное средство транспорта и пользующихся электрическим компрессором, а тут приходилось качать ножным насосом, тем же самым, каким у овринга он накачивал резервуар духового ружья. Так что к моменту, когда Ильма вернулась с довольно-таки длительных переговоров с местным начальством, Анджей только-только успел накачать палатку до рабочего давления.
Они быстро втащили рюкзаки в первую комнату, игравшую роль гостиной или Ильминого кабинета, расстелили спальники во второй и оборудовали кухню в третьей. Быстренько вскипятили чай, перекусили практически молча, и Анджей отправился спать. Количество впечатлений за этот день было для него каким-то запредельным. Ещё утром – нечеловеческие постройки древнеарктурианского Хчыагнула; потом горы, какими они, наверное, были здесь задолго до того, как первый птицечеловек поставил один камень на другой, и будут после того, как уйдут потомки землян; и вот теперь – эта деревня, как провал в земное прошлое.
Ильма ещё что-то делала. Он и не заметил, когда она улеглась рядом с ним.
Проснулся Анджей рано. Арктур только-только позолотил вершины первыми лучами, а в долине лежала глубокая тень. Ильма ещё спала, совершенно безмятежно посапывая. Он тихо, чтобы не потревожить её, выбрался из спального отсека палатки, оделся и вышел прогуляться по деревне.
Заборов здесь не признавали. Вокруг домиков торчали шпалеры, по которым вился виноград, а кое-где даже висели грозди, зеленели грядки и стояли широкие, примерно три на три метра, не то лежанки, не то столы высотой от силы по колено. На лавочке около одного из домиков сидел старик. Анджей вежливо поздоровался с ним по-английски, старик что-то ответил на непонятном языке.
– I don’t understand you, sir! – только и смог сказать Анджей.
Старик поднялся и быстро исчез в доме. «Неужели я нарушил какой-то местный этикет?» – подумал журналист, но тут старик вернулся с планшетным компьютером в руках. Корпус компьютера был из розового пластика с цветочками.
– Извини, я давно забыл эту вашу городскую речь, – перевёл компьютер ответ старика. – Вот, приходится пользоваться железякой. И то что-то сослепу свой планшет не могу найти, взял правнучкин.
В этот момент кто-то потёрся о ногу Анджея где-то на уровне середины бедра. Анджей обернулся и увидел кота бело-чёрной мраморной расцветки размером с хорошую лайку. Пушистый хвост трубой поднимался где-то до уровня плеча Анджея. Неподготовленного человека такая зверюшка с дюймовыми клыками могла бы напугать, но Мара в своё время познакомила Анджея с котом семейства Джоунсов в Порт-Шамбале, поэтому журналист уже имел представление о том, что такое тагарская пастушья кошка.
Он почесал кота за ухом. Тот милостиво подставил щёку, но до мурлыканья не снизошёл.
– Ну что, Анмар, познакомился с новым человеком? – спросил кота старик. – Теперь, пожалуй, и на работу пора. – Он перевёл взгляд на Анджея: – Если интересно, приходи на пастбище. Оно тут недалеко, километра два выше деревни. Только захвати какой-нибудь переводящий компьютер. Пасти отару – работа нехитрая, время на поговорить остаётся.
Старик отложил планшет на лавочку, взял прислонённый к стене длинный посох с кривым концом и отправился выгонять овец из овчарни.
В этот момент из дома выскочила девушка – или девочка? – нет, всё-таки девушка старшего студенческого по спейсианским меркам возраста, в футболке и шортах:
– Дедушка Парвиз, ты зачем уволок мой планшет?
Планшет послушно перевёл эти слова на понятный Анджею язык. Девушка сделала стойку, обернулась на синтезированный голос и схватила лежащий на лавочке аппарат.
– Он тебе больше не нужен? Давай я лучше твой найду.
Старик что-то буркнул в ответ, махнув рукой. Поскольку он был уже слишком далеко от планшета, тот не счёл нужным это переводить.
– А вы новый аспирант доктора Линдсней? – обратилась девушка к Анджею на вполне чистом городском диалекте, смеси европейских языков, на которой говорили в Му-Сити. – Меня зовут Нэсрин. Вообще-то я учусь в Хчыагнуле, в горном техникуме, а к родичам приехала на каникулы.
– Анджей, – представился тот. – И я не аспирант, а журналист. Прилетел тут посмотреть, как живут люди в системе Арктура, и мне посоветовали пристроиться в экспедицию к доктору Линдсней.
– Тогда вам точно надо подкатить к дедушке Парвизу, чтобы он порассказывал вам своих историй. Анмара не бойтесь, он добрый. А то я ещё могу наш рудник показать. Подходите часа через два, как раз вертолёт придёт за недельной добычей.
– Спасибо за предложение. Пожалуй, я пойду, а то Ильма, наверное, скоро проснётся, хочу сварить ей кофе.
– Ой, – воскликнула Нэсрин, – подождите секундочку!
Она исчезла в доме и через минуту выскочила обратно, таща полбуханки ещё горячего хлеба, кусок овечьего сыра и маленькую пластиковую бутылочку с чем– то белым.
– Вот вам с Ильмой на завтрак. Ей очень нравится мой хлеб.
Когда Анджей вернулся в палатку, Ильма ещё безмятежно спала. Раскочегаривая примус и ставя на него джезву, он то и дело поднимал глаза, чтобы полюбоваться её лицом, по-детски беззащитным во сне. Однако запах свежесваренного кофе моментально разбудил её, и через несколько секунд она уже была на ногах.
Ильма быстро сбегала к водохранилищу искупаться, и к тому моменту, когда её спутник нарезал принесённый хлеб, уже устраивалась за импровизированным столом, распустив по плечам мокрые волосы.
– О, ты уже познакомился с Нэсрин, – заметила она, принюхавшись к хлебу.
– А что, здесь у каждой хозяйки неповторимый уникальный рецепт?
– Не у каждой. Но Нэсрин – отдельное явление, она ещё в возрасте подмастерья обожала кулинарные эксперименты. А поскольку она не совсем скэттерлинг, то не особенно чувствует себя связанной традициями.
– А кто тогда она, если не совсем скэттерлинг? Вроде дом, типичнейший для Агнульских гор, и типичнейший традиционный прадедушка-пастух.
– На самом деле все Агнульские горы – не совсем скэттер. Тут что ни хыгр, то какая-то нетрадиционная связь с внешним миром. Ихран, например – горный перевал, дорожная служба. Вайкен – вообще наполовину театрализованная деревня, аттракцион для туристов. Кермак – контора природного резервата. А Айол – рудник редкоземельных элементов. Этого практически не видно – бактериальное выщелачивание не та технология, которая требует огромных горных разработок и кучи народу, весь рудник обслуживают три-четыре семьи, но на самом деле родственники Нэсрин – горнопромышленники, а вовсе не пастухи или фермеры. Потому она и учится на горного инженера.
– Она обещала показать мне рудник.
– Так сходи, посмотри. Я тут буду заниматься совершенно скучными и неинтересными опросами, а ты лучше погуляй по окрестностям. К Нэсрин на рудник сходи, к старому Павризу на пастбище.
– Ты тут всех знаешь?
– А то! Я тут уже скоро пятнадцать лет веду ежегодный мониторинг.
В назначенный момент Анджей подошёл к дому дедушки Павриза. Нэсрин уже была готова к походу на рудник и ждала на завалинке. Теперь она была одета не в футболку и шорты, как утром, а в брюки и куртку, вызывавшие представление о какой-то форме. На рукав была нашита эмблема, изображавшая гору, усеянную разнообразными химическими символами, с надписью «Ayol sällsynta jordartsmetaller gruvor». Офицерская планшетка, висевшая через плечо, замечательно дополняла этот почти милитаристский образ.
По горам Нэсрин бегала с такой скоростью, что к тому моменту, когда они поднялись по узкой тропинке к руднику, Анджей совершенно запыхался. Рудник представлял собой довольно большую пещеру, закрытую металлическими воротами, перед которой располагалась вертолётная площадка. Девушка открыла маленькую дверцу в воротах и пригласила гостя внутрь.
Внутри оказалось более-менее обычное индустриальное помещение. Грубые стены со следами камнерезного инструмента, ровный бетонный пол. Вдоль стены тянулся ряд каких-то странных аппаратов, связанных системой разноцветных труб, уходивших куда-то вглубь горы по узким штрекам. Посреди пещеры стоял автопогрузчик, а у противоположной стены – невысокие штабеля металлических слитков на паллетах.
Нэсрин пробежалась вдоль аппаратов, извлекла из трёх из них по слитку размером с кирпич и бросила их на соответствующие штабеля, потом вытащила из сумки планшетный компьютер и, видимо, внесла эти слитки в какие-то ведомости.
Тем временем за воротами уже раздавалось гудение вертолёта. Когда оно изменило тональность, свидетельствуя о том, что машина прочно угнездилась на площадке, девушка вытащила засовы и жестом попросила Анджея помочь открыть ворота.
Хвостом к воротам стоял весьма немаленький вертолёт. Открытые створки кормового люка открывали салон размером примерно с автобус. Нэсрин подошла к пилоту, стоявшему у люка, и стала с ним что-то обсуждать. Тем временем автопогрузчик совершенно самостоятельно подцепил штабель слитков и потащил его к люку, потом следующий, потом ещё один.
– Да, привёз, – расслышал Анджей реплику пилота через шум винта, работавшего на холостых оборотах. – Нет, ты же сказала, что полная загрузка. Поэтому сюда – в последнюю очередь.
Когда погрузчик затолкал в брюхо вертолёта четвёртый штабель, пилот вдруг воскликнул:
– Ох, моя центровка! – и, прервав разговор на полуслове, полез в салон переставлять груз по каким-то своим соображениям.
Минут через десять погрузка была закончена. Пилот закрыл задние двери, уселся на своё место в кабине и, помахав рукой Нэсрин, прибавил оборотов.
– Бежим в пещеру, а то сейчас нас нафиг сдует! – девушка схватила Анджея за руку и поволокла в чёрную дыру на боку горы.
Прикрыв большие створки ворот, они наблюдали через маленькую дверцу, как потяжелевшая машина грузно оторвалась от площадки и поплыла к Большому Трогу над самой землёй, несколько даже теряя высоту.
– Ну всё, здесь больше делать нечего, – подвела итог Нэсрин. – А если интересно, какое здесь геологическое строение, я лучше дома на профиле покажу. Пошли обратно в деревню.
За обедом Анджей спросил у Ильмы:
– А зачем мы добирались сюда таким сложным путём – на попутке, потом пешком целый ходовой день? Могли бы дождаться этого вертолёта и прилететь из Хчыагнула за час.
– Ну и кем бы мы здесь были? Ты заметил, как Нэсрин вела себя с пилотом? Как будто они люди совершенно разных даже не социальных слоёв, а чуть ли не биологических видов, и кроме торговли редкоземельными металлами, между ними нет ничего общего. Но уверяю тебя, встреть она этого же самого пилота на дискотеке в Хчыагнуле, у них бы был совсем другой разговор. Просто здесь и сейчас пилот – пришлый, городской, а она деревенская, – Ильма ненадолго замялась, словно подбирая слова. – Ты обратил внимание, что перед отлётом с планеты космонавты идут в Храм космоса? Им просто необходимо сбросить с себя планетарное настроение и настроиться на полётное. Точно так же и мне необходимо переключиться из режима университетского профессора и эксперта-этнографа в режим полевого наблюдателя, человека, который здесь для всех свой. Вот овринг Айольского перевала и служит мне вместо Храма скэттера.
