Текст книги "Дети пространства"
Автор книги: Виктор Вагнер
Соавторы: Ирина(2) Емельянова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)
* * *
– Что теперь будем делать? – спросил Эрнест, когда они вышли из кафе. – Уже вечер, шестой час. Через час стемнеет, а ты, наверное, устал от всех этих перелётов, смен календаря и прочего. Предлагаю поехать ко мне. У меня в доме есть свободная комната – старший сын недавно отделился, а младший до неё ещё не дорос. Посмотришь на быт обычной марсианской деревни.
В сторону Соацеры и Меласа рейлеры ходили каждые двадцать минут. Они вышли на тихой платформе, не доезжая пары остановок до Соацеры. Вместе с ними вышли ещё два человека, похоже, старшие школьники, поздоровались с Эрнестом и убежали куда-то на другую сторону путей, под эстакаду.
Узенькая дорожка, по которой они шли, почти сразу вывела на берег то ли речушки, то ли канала, обсаженного по обеим сторонам довольно высокими деревьями, и пошла параллельно воде. В воде плескалась какая-то рыба, в ветвях деревьев пели птицы. Такая вот пасторальная идиллия – на другой планете, в огромном каньоне, перекрытом плёнкой…
Минут через пятнадцать прогулки, когда Солнце уже коснулось близкого марсианского горизонта, они дошли до деревни, утопающей в садах. На краю деревни располагался гараж весьма приличных размеров с несколькими воротами, перед которым было припарковано несколько тракторов, грузовичков, косилок и прочей сельскохозяйственной техники.
– Сейчас заберу оттуда младшего, – сказал Эрнест. – Наверняка он после школы завис в гараже дядюшки Клауса с его подмастерьями.
Он исчез в гараже и через минуту вернулся, таща за руку мальчишку, который на ходу сыпал вопросами:
– Папа, а город Гелиум называется в честь топлива для тиэни 21
[Закрыть], или это топливо назвали в честь города, где его добывают?
– Газ гелий был известен людям задолго до того, как заселили Марс. Но всё ещё интереснее: за много лет до того, как люди научились летать в космос, один писатель написал книжку про принцессу Марса, и там был город Гелиум. Поэтому город, где добывают гелий, и назвали Гелиум, а не, скажем, Гелиополис. Знакомься, Бэзил, это дядя Анджей, он с Земли.
Мальчик, скромно потупив глаза, поздоровался, но через секунду уже обратился с вопросом к Анджею:
– А правда, что на Земле есть рыцарские замки?
– Правда, – сказал Анджей, вспомнив замок Лихтенштейн буквально в одной остановке электрички от своего дома.
– А рыцари там живут?
– Нет. Но иногда люди собираются, надевают рыцарские доспехи и устраивают там рыцарский турнир.
– А где-нибудь ещё рыцари на Земле живут?
– В Англии. Там, если король хочет кого-то наградить – учёного, писателя или даже певца – то иногда присваивает человеку звание рыцаря. Скакать на коне и махать копьём от такого рыцаря не требуется, но все окружающие его уважают, потому что король отметил его заслуги.
Пройдя метров двести по деревенской улице, они остановились перед коттеджем, который ничем не выделялся из окружающих домов. Эрнест откинул чисто символический крючок и распахнул калитку. Когда они зашли во двор, над крыльцом зажёгся мощный фонарь, дверь открылась, и на двор выглянула девушка с длинной пшеничной косой.
– Это Труди, моя средняя дочь, – представил её Эрнест. – Она у нас сейчас за хозяйку, потому что супруга уехала в Кандор, к нашему старшему. Там намечается прибавление семейства.
Он провёл Анджея в гостевую комнату и оставил, предоставив устраиваться.
Анджей начал распаковывать сумку и обнаружил там несколько подарков, которые Мара впихнула ему в последний момент, именно с прицелом на то, чтобы дарить местным жителям. Среди этих подарков была и полупрозрачная пластиковая коробочка с чем-то тёмным и шуршащим. Анджей открыл её и понюхал. Да, это был не просто чай, а тот самый чай ручной работы из-под Симлы, которым Мара полгода назад потрясла всех у Рандью.
Анджей взял коробочку и спустился на кухню. Там возилась с ужином Труди.
– Вот небольшой подарок. Земной чай. Индийский.
– Ух ты! А как его заваривают?
– Вообще есть какой-то специальный способ, но я всегда заваривал просто – наливал в нагретый чайник крутой кипяток и давал естественно остыть.
– Крутой кипяток на Земле – это сто по Цельсию? – уточнила Труди.
– Да. А у вас иначе?
– У нас тут вода кипит при шестидесяти пяти. Поэтому заварочные чайники устроены вот так, – она протянула Анджею что-то вроде маленькой скороварки с краном, как у русского самовара. На предохранительном клапане была нанесена шкала с цифрами от 65 до 120. – Вот здесь выставляется температура, потом сюда засыпается заварка, наливается вода и ставится на огонь. Когда температура достигнет нужной величины, клапан откроется и отпустит вот этот стопор. Заварка высыпается в воду. Потом ждём сколько надо, выключаем огонь, ждём, когда температура упадёт до безопасной – тогда поднимется вот этот флажок. И можно наливать.
Анджей вспомнил где-то читанную статью про правильное заваривание чая и решительно выставил клапан на 85°.
Результат вполне соответствовал его ожиданиям. Конечно, у Мары получалось лучше, но Эрнест, попробовав чай, заметил:
– Вполне понимаю англичан XIX века. За таким стоит устраивать гонки через полпланеты.
– Эх, жалко, что идея возить чай с Земли на Марс через космос, которую мы обсуждали в Кораде, не окупается…
– А надо настроить космических чайных клиперов с солнечными парусами, – влез в разговор Бэзил. – Из той плёнки, которой хандрамиты перекрывают. И устраивать между ними гонки, как в старину.
Труди откинулась на спинку стула и поглядела в потолок, словно увидела там парочку обгоняющих друг друга солнечных парусников.
В конце ужина Анджей спросил у Эрнеста:
– А тут есть где-нибудь место, где можно покачать мышцы? А то тут у вас всё-таки гравитация послабее, чем на большинстве планет, а мне скоро улетать на Лемурию.
– Вообще говорят, что у нас гости быстро не растренировываются. Не Луна всё-таки. Но, конечно, есть. Труди, ты сегодня собираешься в бассейн? – обратился он к дочке, уже закончившей загружать посудомоечную машину.
– Да, только ужин переварю. Через часик.
– Покажи тогда Анджею, где там что.
Через марсианский час Анджей, переодевшись в спортивный костюм с эмблемами Лунной базы МИСС, выданный ему вагабовским завхозом для упражнений на Луне, вместе с Труди, одетой в халатик типа короткого кимоно и пляжные тапочки, отправился куда-то в центр деревни.
На хандрамит Офир уже опустилась глубокая тропическая ночь. В небе сияли звёзды, яркие, как где-нибудь в горах, а почти в зените медленно плыл маленький, раза в два с половиной меньше земной Луны, неровный кружок Фобоса.
Уличного освещения тут не было. Улицу освещали только огромные окна гостиных на первых этажах домов, лишённые всяких признаков занавесок. Впрочем, этого было вполне достаточно для ориентировки.
Впереди показался кусок мохнатой темноты – участок, заросший деревьями, что-то вроде местного парка. Чуть дальше деревья были подсвечены снизу странным голубоватым светом.
– Вот мы и пришли, – сказала девушка, когда они подошли к этим деревьям.
Оказалось, что тут был открытый бассейн, выложенный голубой плиткой и подсвеченный подводными лампами. Рядом под лёгким навесом располагались скамейки и вешалки для одежды. Стена у этой импровизированной раздевалки была только с одной стороны и переходила в высокую, в полтора человеческих роста, живую изгородь.
– Вот там душевые и сауна, – Труди указала на дверь в стене, – а за этой изгородью тренажёрная площадка. А я поплыла, а то все наши уже в воде.
В бассейне действительно плескалось человек восемь молодёжи. Труди скинула с себя кимоно, бросив его на лавочку, и с разбегу прыгнула рыбкой в бассейн. Как и в Порт-Шамбале, мысли о таких вещах, как купальники и плавки, здесь никому не приходили в голову.
Анджей прошёл сквозь арку в живой изгороди и оказался на достаточно хорошо освещённой площадке, хотя снаружи было почти незаметно, что здесь есть какой-то свет. Тренажёры здесь были точно такие же, как на Лунной базе, комплекс упражнений он уже успел хорошо выучить. Правда, в этот раз он начал задыхаться, не сделав и четверти обычного комплекса. Пришлось снизить нагрузку.
Кроме него, на площадке занимался ещё один мужчина – сухощавый, чуть ниже среднего роста, абсолютно седой, с аккуратно подстриженной бородкой.
Когда они одновременно закончили очередной подход и переводили дух, абориген вдруг обратился к Анджею:
– Добрый вечер. Вы здесь новенький?
– Я тут, можно сказать, в гостях. Я Анджей Краковски, журналист с Земли.
– А я Герберт Штайер, можно просто Берт, профессор геологии в отставке. Вижу, вы только что прилетели и ещё толком не акклиматизировались, так что не напрягайтесь зря. За несколько дней мышцы не успеют потерять тонус, а дыхалка постепенно адаптируется.
Профессор Штайер оказался необычайно словоохотливым, как это часто бывает у пожилых людей, а главное, вызывал полное и безоговорочное доверие и желание поделиться своими проблемами. Очень скоро Анджей рассказал ему про те планы, которые они с Эрнестом составили для знакомства с Марсом.
– Ну нет, тут Эрнест, пожалуй, неправ, – откомментировал этот проект Штайер. – Марс – это не только хандрамиты. Нельзя почувствовать, что такое Марс, не постояв посреди харрандры, да так, чтобы рейлер в поле зрения не попадал. Но это легко исправить. Сейчас позвоню кому-нибудь из своих учеников, и организуем вам экскурсию в какую-нибудь полевую партию. Сейчас это просто. Вот лет двадцать назад («сорок земных», – подумал Анджей) мы уходили в экспедицию, как какие-нибудь конквистадоры. Флиттеров тогда не было, тиэни тоже не было – тогда ещё не умели делать термоядерных реакторов размером меньше ангара. Летать за пределами терраформированных участков можно было только на безумно дорогих химических ракетах, поэтому ездили на вездеходах на топливных элементах. Уходили на пару месяцев, почти без шансов вживую увидеть посторонних людей. То есть зашвырнуть килограммов сто запчастей беспилотной ракетой ещё могли, если сильно прижмёт, но в остальном совсем без поддержки с неба. Радиосвязь тоже то ли есть, то ли нет. Как поднимет ветром железистую пыль, так и приехали.
Через некоторое время они закончили комплекс упражнений и приняли душ. Профессор засобирался домой, а Анджей решил ещё искупаться в бассейне. Труди со своей компанией всё ещё была там.
– Смотрю, дядя Анджей, вы уже познакомились с дедушкой Бертом, – вынырнула она под самым носом у журналиста. – Это самый классный дед в нашей деревне. Правда, не самый старший – есть ещё дедушка Зигфрид, тому вообще шестьдесят лет. Вы долго плавать будете? А то я уже почти наплавалась.
Анджей не имел никакого желания плавать долго, поэтому минут через пятнадцать выбрался из воды. Труди как раз успела подсушить свои роскошные волосы большим стационарным феном.
Как беззаконная комета
From: n-299-sol!lavisko5
To: mars!visitors!andzejk
Subject: Re 1000 тускубов
> Мара!
> Спасибо тебе за ту сумму, которую ты кинула
> мне на счёт, но не кажется ли тебе, что 1000
> тускубов – это как-то многовато? Давай я тебе со
> своего счёта на Земле переведу. Это ведь можно
> сделать по межпланетному E-mail.
Анджей!
Не переживай. Я не свою стипендию за три месяца отдала
и не свинью-копилку распотрошила. Это твоя законная
доля навара от маленьких торговых операций. Во-первых,
у меня на борту была 20-литровая фляга молодого
австрийского вина, которое я закупила в Швехате.
Думала – домой, но придётся ещё раз. Во-вторых, в
бортовой запас провизии входило два ящика пшеничных
галет. В-третьих, собираясь на Марс, я выцыганила у
завхоза лунной базы ящик кофе и два ящика чая, обещав
отдать взамен ящик марсианской можжевеловки и 20
литров эля. У Вагабова есть ценители марсианских
напитков.
За всё это добро я выручила 3500 тускубов в
Офире-восточном. Полторы тысячи ушло на обслуживание
пинассы и 50 тонн воды – вода на Марсе дорогая.
Остальное я честно поделила пополам.
Кстати, рекомендую минимум за сутки до отлёта
поговорить с кэпом Ставраки насчёт остатка тускубов на
твоём счёте. За пределами Марса тускубы тебе ни к
чему, а капитан потом поменяет их тебе на лемурики.
Целую, Мара.
Мара ткнула пальцем в кнопку «отправить» и бросила планшет на тумбочку с кофеваркой. Сейчас тумбочка была обращена ножками к борту пинассы. Двигатели не работали, и сила тяжести создавалась только вращением бытового отсека, а бытовой отсек пинассы – это не жилая палуба крупного корабля.
Мастер Брукман поднял глаза от своего планшета, с которого что-то читал.
– Ты что так волнуешься? – озабоченно поинтересовался он.
– А, не обращайте внимания... Проблемы в личной жизни.
– Сколько тебе лет? Восемь, девять? В этом возрасте у всех проблемы. Вот доживёшь до пятидесяти...
Мара чуть было не обиделась. Восемь лет?! Он что, издевается, совсем за несмышлёную школьницу её держит? Но тут же сообразила, что восемь марсианских лет – это пятнадцать земных, то есть с точки зрения Брукмана ей как раз где-то восемь с половиной и есть.
– Чтобы дожить до пятидесяти марсианских лет, у меня профессия неподходящая, – с усмешкой бросила девушка.
– Всё равно расскажи, что за проблемы. Может, полегчает.
– Да вот, переживаю, что парнями разбрасываюсь. Так разбрасываюсь, что по всей Галактике разлетаются. Как Юпитер кометами. Сначала был Этьен… Ну, Этьен ладно – это не роман, а детская дружба. Вместе служили юнгами на одном корабле. У всех отношения как отношения, вот Лаура с Мишелем до сих пор вместе. Ладу с Кимом жизнь раскидала, но у обоих тоже всё хорошо. А Этьен... Мне ведь пришлось протискиваться по разгерметизированному кабельному каналу, вдавливая в стенку его тело, ещё тёплое, и сращивать кабели, залитые его пузырящейся кровью. Потому что сначала нужно было подать ток в четвёртый плутонг, и только потом вытаскивать тело. Спасать было уже некого. Только постоять в почётном карауле в машинном отделении, когда тело отправляли в сопло.
– И ты после этого пошла в этот ваш военно-космический колледж?
– В Академию. Пошла. А что? Я из Порт-Шамбалы, у нас весь город такой. Мы привыкли, что это нормально, в рейде иногда убивают, а иногда попадаешь в регванну.
– М-да-а… Думал, у наших геологов профессия весёлая, а оказывается, бывает и веселее.
– Ваши геологи, наверное, как Торгфлот. Ну вакуум кругом, ну ошибка может стоить жизни всему экипажу – но, по крайней мере, никто не пытается убить их целенаправленно. Или там у вас в харрандре водится что-то хищное?
– А серони его знают, водится или не водится, – вздохнул мастер. – Легенд рассказывают много, а шкур под купол никто не притаскивал.
Мара улыбнулась. Если вспомнить ту книгу, откуда колонисты Марса позаимствовали термин «харрандра», именно на ней серони и обитали, так что и правда, кроме них, знать некому.
– Потом Стью, – продолжила она свой рассказ. – Однокашник старшего брата, блестящий лейтенант. А мне так хотелось почувствовать себя взрослой! Тем более в это время у лучшей подруги отношения с другом детства дошли до закономерной кульминации, не могла же я отстать. Случился короткий, но бурный роман. Примерно неделю я чувствовала себя героиней сентиментального фильма – прогулки под луной, букеты цветов, поцелуи в парке. Но буквально на следующий день после того, как мы с ним оказались в одной постели, эскадра ушла в рейд. И до сих пор оттуда не вернулась. Я не знаю, жив он или нет, и не знаю, нужен он мне или нет, и нужна ли ему я… – Мара устремила взгляд куда-то в пространство. – А потом несколько месяцев назад на меня почти одновременно положили глаз два парня-землянина. Один был инженер из Венского Технологического – такой смешной, в полтора раза старше меня, инженерный гений, преподаватель от бога, а сам зелёный-зелёный романтик. Иногда ну прямо дите дитем. По-моему, он любил не меня, а Космос. Моя ВКФ-овская форма была для него всего лишь олицетворением чего-то неземного. Кончилось тем, что я пристроила его младшим механиком на арктурианский трамп. Вроде он там прижился. А второй – тот, с кем я прощалась при вас на станции рейлера. Он экстремальный журналист. Вроде человек, добившийся всего, а вот приоткрылась дверка в Галактику – и фьюить... И почему только от меня все парни улетают?
– Но сейчас-то ты уже окончила эту вашу Академию?
– Нет ещё. Мне надо выпускные сдавать, а я вместо этого мотаюсь по Солнечной системе из-за этого несчастного Клавиуса.
– Значит, в следующий раз полетишь вместе со своим парнем. На Марсе, особенно в куполах, встречаются такие, как ты, которые сами не могут жить без простора и парней выбирают себе под стать. Обычно тоже поначалу страдают – то он здесь, а она там, то наоборот. А потом наконец находят возможность ездить в экспедиции вместе. А Космос или харрандра – какая разница? Главное, чтобы оба понимали это одинаково.
Мара помолчала, потом вытащила из нагрудного кармана очки, надела их и одним прыжком оказалась в люке ходовой рубки.
– Пойду траекторию проконтролирую, – бросила она.
Контролировать траекторию не было никакой необходимости. Просто пинасса предоставляла не слишком много возможностей для уединения, и пилотское кресло было лучшим способом спрятаться от пассажира. Мара привычным движением пристегнула ремень и стала рыться в архиве видеозаписей. Вот прогулка с Анджеем в Шёнбрунне. Блин, что она тогда говорила ему про Стью? А как оно было на самом деле?
А вот и записи годичной давности. Конечно, по видеозаписи не отследишь, что она чувствовала, но видно, что она говорила и делала. И главное, видно, что говорил и делал он.
Ох, как же глупо она вела себя тогда! Заметил это Стью или нет? Вроде по его поведению этого нельзя понять. Анджей вот прямыми словами объяснил, что она не права, а Стью – поддался на провокацию. Но ведь за день до ухода в рейд, перед разлукой непонятно на сколько, а может, навсегда… Лишь бы он вернулся из рейда!
Мельдилорн
На следующее утро Анджея разбудил луч марсианского Солнца, прокравшийся в незанавешенное окно и упавший ему на нос.
Анджей открыл глаза. Солнце только-только поднялось над горизонтом, но в доме слышались какие-то шаги, звон посуды. Наверное, все уже встали. Он надел спортивный костюм и спустился в кухню. Действительно, Труди и Бэзил уже заканчивали завтракать, а Эрнест сидел на кухне с чашкой кофе и смотрел новости.
Бэзил схватил ранец и убежал. Труди вымыла посуду за собой и братом и тоже покинула кухню. Не успел Анджей налить себе чашку кофе, как она постучала в окно, прощаясь с отцом, а потом вскочила на велосипед и куда-то поехала.
– Она ещё учится? – спросил Анджей.
– Да, последний курс экотехнического колледжа. До Соацеры тут всего-то километров десять, поэтому Труди предпочитает ездить на велосипеде, а не связываться с рейлером.
– А экотехнический – это как?
– У вас – экология, изучение среды обитания, сформировавшейся естественным образом. А у нас – экотехника, то есть конструирование и обслуживание этой самой среды обитания. Сейчас, когда поедем на рейлере в Кандор, покажу в окошко кое-что на эту тему.
– Мы же вроде собирались в Мельдилорн?
– Мельдилорн – это город, а Кандор – хандрамит, где он расположен. Поэтому, чтобы попасть в Мельдилорн, нужно приехать в Кандор и пересечь его почти весь. Мельдилорн – это почти граница Кандора с Меласом.
Они дошли до той же самой станции и дождались рейлера, идущего на юг. Над его ветровым стеклом светилась табличка «Герьонберг».
– Жаль, что не на Джеккеру, – заметил Эрнест. – Тесновато будет.
Впрочем, сидячих мест вполне хватало.
Буквально через минуту-другую после отправления рейлер затормозил на станции Соацера. В окошко можно было разглядеть разнообразные шпили и купола. Со стороны город производил впечатление чего-то технократически-футуристического.
А ещё через пять минут после отправления из Соацеры, когда горный хребет, сиявший где-то далеко на западе, приблизился вплотную к эстакаде, рельеф местности вдруг резко изменился. Сначала эстакада приблизилась к поверхности, потом вдруг воспарила вверх метров на тридцать над огромным обрывом и постепенно снизилась до обычной для рейлера высоты. Но теперь внизу была не гладкая равнина, заставлявшая вспомнить о голландских польдерах, а что-то холмистое, с торчащими по сторонам шоссейных дорог скальными обрывами, с бурными речками и блестящими в лучах солнца озёрами, с небольшими перелесками на холмах. Что-то вроде средней Швеции или, может, даже центральной России, хотя там вроде рельеф поплавнее…
Ещё через несколько остановок впереди сверкнула поверхность огромного озера, на другой стороне которого высился внушительный хребет. Эстакада рейлера уходила прямо в озеро, рассекая его прямой линией. Берега озера были изрезаны, вдоль них тянулась россыпь небольших островков, по водной глади скользили многочисленные лодки и катера.
Преодолев прибрежные шхеры, рейлер пронёсся над несколькими километрами открытой воды и начал снижать скорость. Чуть левее эстакады впереди показался большой остров, заросший деревьями и застроенный домами.
– А вот и Мельдилорн, выходим, – сказал Эрнест.
Станция Мельдилорн располагалась не на острове, а прямо над озером. Станционные пути представляли собой такую же эстакаду, как главный ход, от них на берег вёл широкий мост, расположенный на пару метров ниже платформ. Видимо, этот же мост был заодно и озёрным вокзалом, поскольку от него спускались крутые лесенки к поперечным пирсам, к которым швартовались какие-то небольшие, закрытые сверху корабли.
В отличие от увиденной издалека Соацеры, Мельдилорн не особенно рвался ввысь. Хотя места на острове явно было не так уж много, дома здесь в основном не поднимались выше деревьев.
Пройдя буквально пару сотен метров, Анджей понял, что это не остров, а целый архипелаг. Тут и там улицы пересекались неширокими каналами, в которых у берегов были пришвартованы разные плавсредства. А вот колёсного транспорта в городе, похоже, вообще не было. Во всяком случае, все улицы имели вид чисто пешеходных.
Минут через десять прогулки они вышли на достаточно большую по меркам Мельдилорна треугольную площадь, большая часть которой была занята газоном, пересеченным прихотливым лабиринтом выложенных плиткой дорожек.
С одной стороны площади стоял прозрачный купол высотой этажей в пять, сквозь который просматривались то ли ярусы, то ли широкие балконы какого-то общественного здания, превращённые в висячие сады. С другой среди деревьев прятался двухэтажный особняк с колоннадой в классическом стиле, каких полно во всех европейских имперских столицах – хоть в Вене, хоть в Москве, хоть в Париже. С третьей стороны возвышалось некое конструктивистское сооружение, второй этаж которого, поддерживаемый лёгкими арками, выступал над первым на добрый десяток метров.
Перед каждым из зданий посередине стороны треугольника возвышался памятник.
– Одна из наших достопримечательностей, Площадь Трёх Злодеев, – пояснил Эрнест. – Эти три памятника поставлены людям, которых на Земле редко вспоминают добром – но мы на Марсе вряд ли смогли бы построить свой уютный мир без того, что внесли эти люди в цивилизацию. Это, – он показал на сидящую фигуру человека перед куполом, – Ханс Эппингер, медик, занимавшийся опытами на узниках концлагерей времён Второй мировой. Неизвестно, рискнул бы Фишер, не имея его материалов, предложить тот состав и давление атмосферы, которым мы дышим в данный момент. А ведь даже сейчас, через восемьдесят лет, у нас нет технологий, которые позволяли бы удержать воздух вчетверо большего давления под перекрытиями таких размеров, как наши хандрамиты, – Эрнест повернулся к конструктивистскому зданию, перед которым возвышалась стоящая фигура человека с блокнотом в руках, слегка наклонившегося к какому-то растению, – А это Иоганн Эйхфельд, много лет возглавлявший Полярную опытную станцию русского института растениеводства. Позднее он предал своего учителя Вавилова и развалил созданный им институт. Тем не менее, на его хибинские работы опирается всё наше сельское хозяйство. И последний, – Эрнест указал на стоящую перед колоннадой фигуру в фуражке и с небольшой бородкой, – Эдуард Берзин, создатель треста «Дальстрой». Эта организация была не только системой каторги для жертв репрессий, но и уникальным проектом освоения практически незаселённой территории, климат которой чуть ли не столь же суров, как у нас в экваториальных областях харрандры.
– Интересная мысль – ставя кому-то памятник, показывать не только его заслуги, но и злодеяния, – подумал вслух Анджей. – А то у нас на Земле если ставят памятник какому-нибудь Карлу XII или Наполеону, то предпочитают замалчивать те жертвы и разрушения, к которым привела его деятельность.
– Так то у вас на Земле. Там человек может существовать под открытым небом без плёнки над головой, а растения вырастают сами, без сложных мероприятий по подготовке субстрата, – Эрнест вздохнул. – К сожалению, сейчас негде показать вам этот процесс во всех деталях. Третью очередь Копрата собираются открывать через пару месяцев, а значит, там эти процессы уже закончены. А первую очередь Лабиринта Ночи только позавчера поставили под закачку. Там они ещё и не начинались.
